Кровавые сны владык

Дайрут

Дайрут Верде любил Жако — город, в котором он родился и вырос.

Большая часть его короткой жизни прошла в Цитадели, но и по узким улочкам ему доводилось бродить и просиживать вечера над схемами улиц, когда отец заставлял его составлять планы обороны или захвата знакомых мест.

Здесь все было свое, родное — и в то же время чужое и странное.

За время, которое Дайрут провел вне этих стен, он сильно изменился, но город изменился не меньше. Большая часть его обитателей погибла, а те, кто остался или вернулся через некоторое время, устав скитаться по чужим местам, никогда уже не смогут стать прежними.

Новые люди были почти такими же, как те, которые жили здесь раньше.

Но нынешние горожане напоминали освобожденных после долгого заточения и пыток пленников — они все были сломлены. Они боялись Орды, опасались демонов Хаоса, страшились друг друга и даже себя. Они боялись выступать с оружием в руках против собственных страхов, но при этом им постоянно приходилось сталкиваться с разными ужасами и как-то справляться с ними.

И этим они отличались от обитателей того, прежнего Жако.

С ними можно было разговаривать и даже перешучиваться, некоторые из них вступали в ряды помощников Мартуса Рамена, но большая их часть перегорела внутри и жила словно по инерции, как пущенный катапультой огненный снаряд, который по пути гаснет, но продолжает лететь, хотя не сможет причинить вреда врагу, даже достигнув цели.

Этим вечером Дайрут пошел к молочнице, прихватив пару бутылок дорасского вина. Еще одну бутылку он выпил дома, чтобы преследующие его порой призраки отца и его невинных жертв не так яростно напоминали о себе.

Многие в Жако уже узнавали его в лицо как одного из людей Мартуса Рамена.

Отпустив бороду и усы, перестав стричь волосы и скрепляя их сзади шнурком, Верде, не особо стараясь, сильно изменился. Он одевался в черную рубаху, в которой становился одним из многих, и узнать в нем не расстающегося с доспехом и двумя мечами быстрого и яростного хана мог только тот, кто действительно хорошо его знал.

А таких людей здесь не было.

Порой Дайрут видел, как ему улыбались даже калеки и нищие, жизнь которых в это мрачное время совсем не располагала к радости. Его знали в лицо контрабандисты и воры, почтенные отцы семейств и юные девушки, ему радовались, и это каждый раз становилось открытием для Дайрута, привыкшего за последние годы приносить только боль и ужас.

— Уважаемый, — осторожно окликнул его кто-то из темного переулка.

Задумавшийся Дайрут не сразу понял, что обращались к нему — он шел по узкой улочке, одной из нескольких, соединявших базарную площадь с кварталом постоялых дворов и конюшен.

Дома здесь были высокие, до трех, а то и четырех этажей, и узкие, а между ними оставались проходы, в которых легко бегать мальчишкам, но никак не разойтись двум воинам в кольчугах.

Присмотревшись, Дайрут увидел человека в темном балахоне.

— Да? — спросил он, не делая, впрочем, даже шага в направлении подозрительного незнакомца.

— Вы ведь из людей Мартуса, не так ли? — спросил человек в балахоне.

— Я из горожан, — осторожно ответил Дайрут.

У него появилось желание вытащить незнакомца под свет заходящего солнца и присмотреться к нему, но что-то внутри подсказывало, что это может оказаться не таким простым делом.

— У меня есть сообщение для Мартуса, — доверительным тоном заявил незнакомец. — Но мне нежелательно показываться на улицах этого города, а потому я прошу вас взять у меня послание и передать ему.

Теперь Дайруту было совершенно ясно, что есть в этом деле некая гнильца.

Если человеку нежелательно появляться в Жако, а он вдруг оказывается в центре города — значит, он врет.

Неподалеку от Верде скрипел тележкой старьевщик, вполголоса ругавшийся и то и дело сплевывавший в сторону. Локтях в сорока играли несколько детей — они кидали что-то на расчерченные доски мостовой и орали так, словно наблюдали за казнью известного на весь город преступника.

— Кинь сюда свое послание, — попросил Дайрут. — Я передам его Мартусу.

— Я не могу, мои руки слишком слабы, — пожаловался незнакомец. — Подойди ближе, ты молод и здоров, для тебя это ничего не значит.

Судя по голосу, человек не был слишком уж стар.

Дайрут поколебался, но любопытство оказалось сильнее.

Взявшись руками за пояс, поближе к месту, где в тонких кожаных ножнах покоился кинжал, недавний повелитель Орды медленно и осторожно шагнул к незнакомцу. А в следующее мгновение тот распахнул свой балахон, оказавшийся легкими кожистыми крыльями, и прыгнул на Дайрута.

Тонкие, полупрозрачные черты лица, ярко-алые глаза и клыки длиной в мизинец откровенно говорили, что это за существо. Это был вампир — древняя тварь из тех, кого в Империи уничтожили подчистую, впрочем, как и в Дорасе.

Она была сильнее Дайрута, быстрее его и более ловкой.

В один момент Верде оказался на земле, лицом вниз, накрытый сверху вампиром, который ловко, пользуясь полумраком, спрятал их от случайных взглядов своими крыльями.

Еще слышно было плетущегося старьевщика и скрип его тележки, еще доносились звуки детской игры, но Дайрут понимал, что жить ему осталось недолго — легкий укол в шею сменился приятным ощущением тепла.

— Расскажи, ты удивился, увидев меня? — тихо поинтересовалась тварь.

— Какая тебе разница? — прохрипел Дайрут.

— Глупые, глупые людишки, — сказал вампир. — Мир собирается погибнуть, кануть в бездну. Земля смешается с водой и рассыплется на мириады мелких кусков грязи, а вы все также будете убивать друг друга! Неужели вы не чувствуете, что происходит? Как смещаются небесные оси, как все идет к смерти?

— Мы видим, как что-то происходит, — ответил Дайрут. — Но случиться может что угодно, это не повод прекращать жить.

— Ну и ладно, — проговорил вампир. — За последние три дня я оставил восемь высушенных тел, меня несколько раз видели. Сто сорок лет назад после первого же обеда меня попытались изрубить на куски, за мною гонялись с факелами по всему Жако! Если бы я знал, как хорошо и привольно здесь сейчас, я бы не ждал лишние годы в пустыне, питаясь кровью тушканчиков…

Вампир развернул Дайрута лицом вверх.

Из пасти твари смердело мертвечиной, и этот запах словно протрезвил недавнего повелителя Орды. Кристальной рукой в тонкой замшевой перчатке он изо всех сил ударил прямо в раскрытую пасть, сломав один из клыков и достав до глотки изнутри.

Пасть захлопнулась, острые как бритва зубы сомкнулись, однако кристальная рука осталась невредимой. Дайрут проталкивал ее все дальше и дальше и, к собственному удивлению, почти не встречал сопротивления — видимо, нутро твари сгнило или просто было иным, нежели у живых людей.

Вампир попытался оттолкнуть от себя ставшую опасной жертву, но оказался слишком близок к Дайруту. Видимо, раньше кровосос не попадал в подобные ситуации и сейчас принялся суетиться — вместо того, чтобы располосовать противника острыми когтями, тварь пыталась вырваться, пробовала крутить головой и била крыльями.

Дайрут тем временем продолжал терзать внутренности твари, давить ему на глотку изнутри.

Человек на месте вампира был бы давно мертв, но нежити нет необходимости дышать. Лежа на земле, они бесшумно барахтались, пока Дайруту не пришла мысль заорать.

А через несколько мгновений подоспели мальчишки, которые громкими криками привлекли внимание взрослых — в Жако привыкли бежать на помощь в любой момент, потому что сегодня ты защитишь соседа от бесов или чертей, а завтра — он тебя.

Когда вампира срезали с Дайрута по кускам, а он при этом был еще жив, вращал глазами и пытался хрипеть, хотя почти ничего, кроме головы, не осталось, это выглядело страшно.

— Не встречалось таких раньше, — нерешительно отметил один из спасителей — судя по запаху, торговец рыбой. — Если таких много будет-то, совсем плохо придется!

— Не беспокойся. — Дайрут поднялся и наскоро отряхнулся, убеждаясь, что, кроме порванной одежды, царапин и нескольких синяков, повреждений нет. — Таких много не будет, этот залетел случайно.

— Много-то случайных таких в последнее время, — неприязненно ответил торговец. — И откуда только вылезают? При императоре — да останется его имя в веках — такого не было…

Дайрут замер.

Давным-давно всех отучили говорить так о прежнем правителе, за подобное упоминание полагался десяток плетей на площади, а учитывая, что после порки не каждый сможет встать на ноги и дойти до дома, желающих получить наказание за длинный язык не было.

Кроме того, даже и раньше так говорили только в столице — а сколько коренных жителей Жако осталось после кровавой резни? Тысяча? Две? Капля в море для такого большого города. Но вот погляди ж ты — попался один такой и не боится с ножом лезть на вампира, не боится говорить слова, донеси которые до ордынцев, не миновать жестокого наказания.

Дайрут усмехнулся.

Его рубаха не была больше черной — серая от пыли, рваная, она годилась только для старьевщика. Перчатки, прокушенные вампиром, плохо укрывали необычные руки, и те приходилось прятать в рукава. Тело ныло от царапин и синяков, вокруг творилось непонятно что, и каждый миг мог оказаться последним.

Но ему стало хорошо от того, что обычный на вид торговец рыбой оказался осколком старого времени, частью его детства, и, может быть, когда-то Дайрут видел его на этих улицах.

Одна бутылка дорасского разбилась, другая чудом уцелела.

Дайрут поднял ее и продолжил путь, предположив, что молочница в любом случае будет рада его видеть, а кроме всего прочего, она сможет заштопать его одежду и заняться синяками.

В переулке между зданием тюрьмы и старыми конюшнями ему встретился патруль Орды: двое кочевников — никчемных воинов, судя по тому, как они держали свои сабли, один житель павшей империи, глуповатый парень, и варвар, показавшийся Дайруту самым опасным бойцом из четверки.

— Ты не имеешь права носить при себе такого оружия, — указал имперец на кинжал. — Сдай его, и мы разойдемся мирно.

Это было нечто новенькое — для тех, кто ходил в черных рубахах, правил не существовало, и об этом патруль не знать не мог.

— Я пройду мимо вас в любом случае, — хладнокровно ответил Дайрут, ощущая приятное оживление.

Это не вампиры, не твари Хаоса — и драться с ними будет одно удовольствие.

— Игррух, взять его, — на ломаном варварском наречии бросил один из кочевников.

Не дожидаясь, когда на него нападут, Дайрут легким движением вынул кинжал из кожаных ножен и скользнул вперед.

Оружие не годилось для того, чтобы противостоять с ним длинным клинкам, но это не имело значения — бой, настоящая схватка с людьми, которые готовы его убить, а значит, можно не сдерживаться!

Легко уйдя от широкого замаха топором, Дайрут сошелся вплотную с удивленным донельзя варваром и резким ударом кулака, в котором была зажата рукоять кинжала, сломал ему нос.

Остальные стражники еще не понимали, что происходит, они видели, что горожанин в черной рубахе отказался подчиняться приказу, но не верили, что низкорослый парень сможет противостоять гигантскому варвару.

Перехватив рукоять топора левой рукой, Дайрут без труда вырвал его из ослабевших пальцев противника. Прикидывая вес и баланс нового оружия, он шагнул вбок, позволяя варвару упасть на землю.

Удар кулаком снизу в нос очень коварен — не рассчитав, с его помощью можно даже убить человека. Однако варвары народ живучий, и для такой громады явно требовалось нечто большее, но Дайрут вовсе и не собирался прямо сейчас лишать патрульного жизни.

Для этого будет время позже.

— Охрани меня, Светлый Владыка, — запричитал парень, отступая шаг за шагом.

Дайрут ударил кинжалом, нанося ему длинную и страшную с виду, очень болезненную, но пустячную на самом деле рану.

Парень с плачем рухнул, не понимая того, что на самом деле мог бы продолжить сражаться, если бы в нем оставалось хотя бы немного мужества.

Теперь перед Дайрутом стояли двое кочевников: сабли они держали правильно и стояли неплохо — таких одним тычком с ног не собьешь, но в глазах их мелькала тревога, и то и дело они косились друг на друга — не дрогнет ли второй?

Испуганный враг наполовину побежден.

Дайрут мог бы оставить им путь к отступлению, и после нескольких выпадов они наверняка сбежали бы, но ему хотелось крови.

Мягко шагнув вперед, он дал патрульным возможность встать с двух сторон от него — один сзади, другой спереди. Расценив это как ошибку, тот, что очутился впереди, кинулся на него, пытаясь отвлечь, но едва успел упасть, уходя от неожиданно легкого и быстрого взмаха топором.

Дайрут тут же обернулся и принял на кинжал второго кочевника.

Лезвие, с силой направленное между металлическими пластинами, нашитыми на кожаную куртку, с шелестом вспороло одежду и вошло в живот чуть ниже солнечного сплетения.

Не останавливаясь, Верде выдернул клинок из тела противника, крутанулся на месте и сильным ударом всадил топор в шею пытающегося подняться первого кочевника. На этом все оказалось закончено.

Сабли покойников, выщербленные и весьма старые, мало годились для серьезного боя, но воткнуть их в плакавшего от жалости к самому себе парня и пытавшегося встать варвара оказалось делом простым.

Дайрут прислонил к стене топор — это было хорошее оружие, в нем чувствовалась мощь гор и сила варваров. Вытер кинжал о легкую куртку парня, самого чистоплотного из всего патруля. Осмотрел одежду — не измазался ли в чужой крови, добавляя пятен на и без того грязную рубаху? Огляделся — не видел ли кто его схватки? Поднял с деревянного тротуара бутылку с вином.

А затем пошел обратно — к Мартусу Рамену.

Его настроение улучшилось, он вспоминал упоение боя — а то, что при этом уничтожил четверых врагов, было всего лишь приятным дополнением.

Но лучше всего выглядело то, что после подобного Мартус наверняка поднимет людей на бунт.

Они давно уже обсудили подобный вариант — пока ордынцы соблюдают определенные правила, Жако позволяет им считать себя хозяевами, но как только случается что-то очень неприятное…

И даже ведьма не помешает им всколыхнуть мир — несколько дней назад она засела у себя в комнате, обложилась книгами и свитками и потребовала, чтобы ее не беспокоили до конца мира.

Ну а тот, по ее же словам, совсем близок.

В последнее время Лиерра заметила, что заклинания Хаоса стали требовать гораздо меньше кристаллов и усилий — и при этом давали гораздо большую, крайне неприятную отдачу. Если раньше вызов демона отзывался ноющей тупой болью внизу живота, то теперь ее колотило и трясло даже после наложения простенького проклятия, созданного с помощью сил Хаоса.

И в то же время проклятие это срабатывало быстрее и лучше, а обереги и защитные заклинания уже не спасали, и Лиерра немало времени потратила на то, чтобы понять, как именно можно противостоять возросшей силе Хаоса.

День за днем, отрываясь от других важных дел, затягивая подготовку к ритуалам, она пыталась понять, что можно сделать против магии разрушения. Десятки замученных крыс и мышей, бессонные ночи, многочисленные астрологические карты на отдельных людей и целые города.

Ей надо было понять, как бороться с врагом.

А враг находился близко, и именно он направлял ту штуковину, что росла в небесах, — в этом не оставалось сомнений. Так же как и в том, что Орда — это порождение демонических сил. То, что там прекратили убивать служителей Светлого Владыки, показывало лишь временную слабость сил Хаоса, но никак не перерождение их.

Лиерра искала выход.

Простое обращение к Светлому Владыке помогало уменьшить действие демонических заклятий. А хороший, по всем правилам проведенный ритуал в его славу позволял защитить от Хаоса кого угодно. Жаль только, что Лиерра никогда за всю долгую жизнь не интересовалась религией.

И теперь ей пришлось засесть за священные труды, в которых, в отличие от магических манускриптов, все излагалось какими-то совершенно безумными иносказаниями. Там, где хороший маг написал бы прямо, пророки и жрецы шли в обход, не всегда даже вспоминая в конце, что именно они хотели сказать в начале.

Но Лиерра знала, когда надо проявить настойчивость.

Она училась, преодолевая собственное отвращение к святошам и лицемерам, читала, выгрызая крупинки смысла из гор мусора, и все лучше и лучше понимала, что происходит.

Хаос собирался уничтожить все, не оставив после себя даже погостов.

— Светлый Владыка, — прошептала она однажды, поднимая слезящиеся от усталости глаза от громадного тома. — Я не прошу прощения за свою жизнь. Но знай — теперь я тебя понимаю.

И это было ближе всего к слову «молитва» из сказанного ею за всю жизнь.