Крестраж # 1

Глава 45 Новые союзники

— Магия? Никто не знает, что это такое, мистер Грейнджер, даже сами волшебники. Существует множество теорий, и даже я знаю примерно о двадцати, правдоподобно выглядящих. Но наиболее популярных всего три: Магия — разумная стихия, ну, как огонь и вода, смерть и жизнь или порядок и хаос. Вторая — магия как неразумная стихия, и тут подавляющее число волшебников–теоретиков до сих пор «ломает копья» в спорах. И третья — магия как отдельный вид энергии, что–то вроде электричества или гравитации без стихийного проявления и собственного разума.

— Прости, смерть? Это стихия? Как огонь, вода, земля и ветер, и они разумны? — спросил меня обалдевший от такой сентенции отец Гермионы.

— Ну, как бы да, — осторожно ответил я. — Видите ли, у каждой стихии есть своё воплощение, аватар, если хотите, а часто ещё и не один. Хель у скандинавов, Морана у славян, Кали у индусов, и м–м–м… вроде, Дзигокудаю Идзанами у японцев. И пусть их во всех культурах называют богами, это вполне разумные существа, с которыми можно общаться, являющиеся материальным продолжением единой воли стихии смерти. У физических стихий тоже есть свои аватары–боги, например, у ветра это Ньёрд, он же Стрибог, у огня тоже всяких–разных множество, как и у других стихий. Всех их объединяет обладание магическими способностями, и вот тут–то возникают споры. С одной стороны, магия пронизывает все стихии и, по мнению ортодоксальных волшебников, является главенствующей силой, а с другой — магия не имеет материального и разумного воплощения. Одно время была популярна теория, что каждый волшебник сам по себе является воплощением так называемой Матери–Магии, и это породило множество конфликтов, даже натуральных масштабных войн, но факт в том, что в каждом маге присутствуют как минимум две стихийных составляющие, что не вяжется с остальной теорией. Как, например, огонь и хаос у вашей дочери или воздух и смерть у меня. Я же больше склоняюсь к третьей теории о чисто энергетической и нематериальной природе магии и рассматриваю её как проявление некоторых, пусть и необычных, законов Вселенной.

Этот увлекательный разговор я вёл у себя дома в компании Гермионы и её родителей. В воскресенье в школе был выходной, и я предложил Грейнджер, которая после моего откровения была сама не своя, навестить её предков в Лондоне.

Когда Бэрри перенёс нас в Кроули прямо в гостиную дома, мы своим внезапным появлением чуть до смерти не напугали миссис Грейнджер, и мне пришлось успокаивать не только маму Гермионы, но и выскочившего откуда–то со второго этажа с кочергой наперевес мистера Грейнджера. Последовавший вслед за нашим ошеломительным визитом хаос устаканился только через час, после обязательного чаепития с пересказом накопившихся новостей в исполнении Гермионы. Я же в это время молчал и усиленно обдумывал идею о привлечении родителей моей подруги к некоторым своим планам. К тому же они уже несколько раз настойчиво предлагали свою помощь.

Во время своего рассказа, из–за того, что не может похвалиться своими достижениями, Гермиона выглядела настолько расстроенной, что мне прямо жалко её стало. А Грейнджеры, как я чувствовал, так до конца и не поверили в способности своей дочери. Пусть перед школой МакГонагалл и продемонстрировала некоторые трюки и возможности магии, подсознательно они до сих пор не воспринимали свою дочь как волшебницу. Что они до этого видели? Только редкие странности с маленькой Гермионой, которые можно было с натяжкой объяснить естественными явлениями.

Почему бы и не сделать приятное девушке? И я просто и безо всякого двойного толкования пригласил всех к себе домой, где можно устроить небольшое представление успехов мисс Грейнджер за два года Хогвартса, при этом не нарушая Статут. Как она на меня посмотрела! Если бы не родители, имел бы шанс быть тут же затисканным насмерть.

Извращённому террору была подвергнута ваза, до этого мирно стоявшая на столике в гостиной моего «Логова». После знакомства с одной юной чародейкой этот предмет интерьера был буквально магически изнасилован. Что только не делали с этим сосудом! И танцевать его заставляли, и в морскую свинку превращали, и меняли форму на различные предметы, не говоря уже о банальной левитации. Напоследок вошедшая в раж Гермиона использовала выученный недавно у Флитвика «Карпе Ретрактум» на имеющем несчастье попасться ей на глаза Бэрри. Попавший в её объятия домовик был с восторгом чмокнут в лысину, отчего тут же заимел вид придурковатый и совершенно невменяемый, как будто ящик огневиски выжрал на легальных основаниях. Его понять можно, Гермиона просто фонтанировала волшебством, и бедный Бэрри непроизвольно словил передоз «живой» магии волшебницы.

— Всё! Всё! Гермиона, все уже поняли, что ты крутая волшебница, — спешно подскочив к ней, сказал я. — И отпусти, пожалуйста, Бэрри!

Вот же увлекающаяся натура! Если её не остановить, то она мне тут всё разнесёт к мерлиновой бабушке, вдребезги и пополам.

— Ой! — смущённо воскликнула она и осторожно поставила домовика на пол.

Все присутствующие с интересом наблюдали, как Бэрри, пошатываясь, немного постоял, после чего, двигаясь по замысловатой траектории и выписывая странные синусоиды доковылял до кресла, на которое и упал в виде морской звезды, идиотски улыбаясь в потолок.

— Ты зачем мне его сломала? — с укоризной, но внутренне с трудом сдерживая хохот, спросил я.

— Я не специально! Ну… просто… я… — совсем уж смутившись и покраснев, начала оправдываться Гермиона.

Сначала от финала этого представления звонко и заливисто захохотала Эмма Грейнджер. Ей вторил её муж, но так, сдерживаясь и давясь смехом, при этом с гордостью поглядывая на дочь. И чуть позже уже не выдержал я.

— Ну чего вы?! — надувшись и одновременно несмело улыбаясь, спросила она, немного нервно крутя в руках свою палочку.

После обеда, приготовленного моим очухавшимся Бэрримором, мы все сидели перед камином, и я продолжал свой рассказ со времён прошлой нашей самоволки.

Было забавно наблюдать, как прислуживал Гермионе за трапезой мой домовик, с каким восторгом он на неё глядел и пытался услужить. Ни дать ни взять — адепт, воочию узревший своё божество. Мда… Не балую я его. Таким счастливым я его видел только после привязки.

— Я в прошлый раз говорил, что маги отличаются от обычных людей, и могу вам даже показать, чем. Правда, различия в основном на энергетическом уровне, но присутствуют и некоторые физиологические особенности, в основном в строении и структуре нервных тканей и мозга, а со временем растут отличия и в других органах, и вы как медики можете немного понять, что же такое волшебник.

Повернувшись к единственному присутствующему здесь, кроме меня, магу, я спросил:

— Гермиона? Ты мне не поможешь?

— Конечно. Что ты собираешься делать? — с любопытством спросила она.

— Чары диагностики — «Гранд Визус Магика». Конечно, лучше бы использовать для этого стационарную печать ритуала, но тогда не будет виден результат для немагов. Мне нужен будет пациент–волшебник, вернее, волшебница — ты, Гермиона. Если я наколдую это заклинание на себя, то видеть его буду только я. И ещё… хмм… некоторые вещи я буду комментировать как колдомедик, а этим, возможно, буду тебя смущать.

— Хорошо, я согласна, — неуверенно сказала она.

Я очень подозреваю, что согласилась она лишь затем, чтобы увидеть что–то новое и по возможности подсмотреть неизвестное ей заклинание.

— А это не опасно? — немного напряжённо спросил Дэн Грейнджер.

— Не опасней обычного осмотра, мистер Грейнджер, — ответил задумчиво я и, обращаясь уже к Гермионе, указал на центр гостиной:

— Становись сюда.

После произнесения заклинания поверх Гермионы вспыхнул яркий контур её тела обычного для диагностических чар синего цвета, а вокруг сформировались и зависли в воздухе двадцать четыре печати первичной информации. Вытянув за рукав девчонку к её родителям, я одновременно палочкой притянул самую важную для сегодняшней демонстрации печать под названием «Лимб». Контур тела визуально обзавёлся энергетической сетью магических каналов, пульсирующих ярко–оранжевым цветом, а в центре фигуры, в районе солнечного сплетения, бешено вращалось сосредоточие такого же огненного цвета, как и каналы. Понятно. Сейчас идёт интенсивное пополнение источника после недавних магических упражнений. Всё это я комментировал вслух, по ходу дополняя своими выводами от увиденного:

— Вот здесь у каждого волшебника существует нервная аномалия, так называемый Мост Мерлина — это, как вы видите, служит для соединения магического ядра с магическими же каналами, что почти в точности повторяют нервную систему обычного человека. Если говорить о мозге, существует несколько признаков, несущественно варьирующихся от мага к магу, и…

Если Гермиона слушала меня очень внимательно, а миссис Грейнджер ещё и с профессиональным восторгом, смотря на яркую и доступную визуализацию и представляя все возможности такого в маггловской медицине, то мистер Грейнджер — с ожиданием и какой–то неуверенностью, даже страхом. Чего это он? Немного поддавшись влиянию его настроения, я перебрал все печати и ничего настораживающего или опасного не нашёл, о чем и поспешил сообщить:

— В целом, Гермиона совершенно здорова, небольшие признаки нервного истощения… совсем незначительные. Вот тут и тут — указываю палочкой на надписи по–латыни в секторах печати — небольшое превышение дофаминов и эндорфинов, но это тоже для её возраста нормально и не выходит за пределы нормы.

— А где можно посмотреть состояние внутренних органов по отдельности? — хмуро спросил мистер Грейнджер.

«Да чего же ему надо–то?» — напряжённо думал я. И только когда я проанализировал его обеспокоенное состояние, до меня наконец допёрло! Он что, настолько не доверяет своей дочери? Хотя… Я же… Вот ведь блядство! Позавчера мы могли бы и… мда… Его подозрения и не сказать чтобы совсем беспочвенны, но я‑то и без диагностики такие вещи чую. Просто как эмпат, по эмоциональному фону.

— Я понял, о чём вы, мистер Грейнджер, — холодно заявил я и начал стремительно перетасовывать печати в поисках нужного сегмента. — Вот, ведь это вас интересовало?

— Что там? — с любопытством вчиталась в текст миссис Грейнджер. — Что–о–о? Virgo intacta!!! *Дэн!!! Ты совсем с ума сошёл со своими подозрениями?!

Сначала Гермиона непонимающе хлопала глазами и, только спустя немного времени, поняла надпись на латыни. Тут хочешь не хочешь, а латынь будешь в школе знать, хоть и посредственно. Стремительно покраснев и задохнувшись от возмущения, она воскликнула:

— Папа!!! — и, развернувшись, умчалась наверх по лестнице в сторону моего кабинета.

Не знаю почему, но, с точки зрения морали волшебного мира, этот факт наоборот скрывать не стоит, а можно даже показательно им хвалиться. По крайней мере, в её возрасте. Там, между прочим, рядом с virgo intacta и другой немаловажный показатель для молодой магички был отображён, под названием terminus nemesis — «Предел Немезиды», и отвечает, как бы это правильно выразить, за нравственность, что ли. То есть при превышении этого предела количеством сексуальных партнёров волшебница перестаёт быть волшебницей и становится ведьмой. Казалось бы, можно назвать такую личность девушкой с пониженной социальной ответственностью или, по–простому, блядью, но вот в магическом мире всё это имеет совсем другое значение и социальный подтекст. Среди волшебников слово «ведьма» не имеет какого–либо отрицательного смысла, и если любой маг назовёт так совершенно незнакомую волшебницу, то только с целью сделать лёгкий комплимент с намёком на её сексуальную привлекательность, красоту, а также магическую мощь. Вообще, если вдаваться в самую суть, то с бо́льшим количеством сильных партнёров, и тут ключевое слово — «сильных», ведьма раскачивает свою маносистему, а могучих ведьм побоятся оскорблять просто так. Правда, и с одним постоянным партнёром волшебница способна стать ещё сильнее, чем ведьма. Когда–то уже упоминал, что в половых отношениях магов целая гора тонкостей, условностей и малопонятных факторов для обычного человека.

Да взять хотя бы наш с Гермионой случай. Ведь не сдержись я тогда, мог бы её магически искалечить. Я почти в четыре раза её сильнее, к тому же ещё не стабилен, источник–то бушует. Вообще, такой интимный процесс, как дефлорация, желательно должен быть совмещён с консумацией брака или, как минимум, помолвки, и обставлен некоторыми ритуалами. На практике же чего только не бывает. Для девушки это событие, которое смело можно писать с большой буквы, и настолько там всё намешано, что описывать слов не хватит, а само оно имеет не только огромный сакральный смысл, но и дофигища магических нюансов и истекающих из них возможностей: от благополучного рождения детей в будущем до полного раскрытия магического потенциала с последующим ускоренным развитием. Как бы ни мерзко мне было об этом думать, но сейчас ей, как и любой другой юной волшебнице, подошёл бы только уже взрослый маг, а мне — только ведьма. Пока я не повзрослел, то и думать нечего о более «глубоких» отношениях, либо же нужно усиленно вытягивать её до своего уровня, и тут есть варианты, да.

Так, обуреваемый неприятными рассуждениями, я механически листал диагностические печати. Контур тела Гермионы то озарялся схемами её кровеносной системы, то высвечивался полупрозрачным скелетом, то… Стоп! Что–то царапнуло взгляд. Я вернул предыдущую печать, тот самый «Лимб», что обозначал магические каналы и источник. Да бли–и–ин! Ну как так–то?

Основные и самые толстые жгутики магических каналов слегка и, на первый взгляд, незаметно скользили по поверхности сосредоточия. Откуда, мать вашу, у неё метаморфизм развит? Что вообще тут происходит? Пока есть возможность, а Грейнджеры наверху заняты выяснением отношений, я закопался в дебри диагностики, по винтикам разбирая каждую печать.

Вот, нашёл! Больше полугода назад! Чёртова оборотка и невнимательная Гермиона со своим косплеем Неко–няшки! Мадам Помфри, конечно, тут всё очень грамотно сделала и убрала последствия, но нестандартный оборот дал мощнейшего пинка природным способностям метаморфа самой Гермионы. И что мне сейчас с этой информацией делать? Можно, конечно, оставить всё как есть, но это не решит проблему. Ведь ей сейчас будет легче лёгкого навредить, подсыпав любого дерьма на основе оборотного зелья и его вариаций на тему. Мне тоже можно так навредить, но только если моя «основа» на крови василиска, принимаемая сейчас, окажется слабее, что почти невозможно.

— Vot zhe pizdets!

Гермиона сидела рядом со мной и показательно игнорировала родителей. Смешная такая. Ведь видно же, что уже совсем не сердится, но всё равно продолжает упрямо изображать оскорблённую невинность. В принципе, конечно, верно, что оскорблённую, и именно что невинность, но зачем предкам нервы мотать? Миссис Грейнджер это уже давно просекла и только притворялась сочувствующей матерью, а вот мистер Грейнджер действительно выглядел очень расстроенным и виноватым. Чувствую, вертят бедным мужиком в семье эти двое как хотят и когда хотят.

Я повернулся к девчонке, поймал своими глазами её упрямый взгляд и с помощью легилименции отправил ей кусочек воспоминаний с нашим общим участием и недвусмысленным видом тогда, в этом доме. Гермиона аж зарумянилась вся.

— Помирись с родителями, kotenok, они просто очень за тебя переживают, — тихо сказал я, и, наклонившись, прошептал в ушко:

— И ведь не зря переживают…

С гордым и независимым видом она встала с дивана, обогнула столик, обняла со спины своего отца, сидящего напротив, поцеловала его в щёку и показала мне язык… Засранка мелкая! Бедняга мистер Грейнджер просто растаял весь и расплылся в счастливой улыбке. Вот же манипуляторша! Миссис Грейнджер со смешинками в глазах наблюдала за этим представлением, а потом, повернувшись ко мне, сказала небольшую речь, для меня совершенно неожиданную:

— Я рада, что у вас всё хорошо, Гарри, и вы не делаете никаких глупостей, но нам с Дэном хотелось бы больше участвовать в жизни Гермионы. После того как она поступила в эту вашу школу, мы практически перестали быть в курсе того, что происходит с нашей дочерью. Она, как и раньше до этого, не посвящает нас в свои проблемы. Ведь разные неприятности начались ещё с обычной начальной школы, а Миона никогда не жаловалась, — строго смотря на свою дочь, говорила Эмма Грейнджер. — Чего нам только стоило выяснить, как обстоят дела в её классе и какие там взаимоотношения между учениками! Слишком рано Миона повзрослела и слишком рано стала самостоятельной, — вздохнула она.

Очень похоже. Гермиона слишком уж скрытная и «себе на уме», но мне это даже немного нравится. Пусть внешне она и изображает из себя занудливую заучку и настырную блюстительницу правил, я успел узнать её достаточно хорошо, чтобы понять, что это всего лишь одна из масок и защитных социальных механизмов. Эмпатию–то не обманешь. Вернее, можно, конечно, но тут уж совсем монстром окклюменции нужно быть.

… — Поэтому мы и спрашиваем, чем мы можем помочь? — закончила миссис Грейнджер.

За время своих размышлений я немного выпал из нити разговора, но, подумав, сказал:

— Помочь, миссис Грейнджер? Не уверен… Если только… — я ещё крепче задумался. — Скажите, а вы сможете быстро легализовать полтора миллиона фунтов и достать оружие?

Ха! Да эти офигевшие лица я буду хранить в памяти на отдельной полочке, периодически вспоминать и любоваться эталонным состоянием офонарения.

— Оружие? Но зачем? — шокированно произнёс отец Гермионы.

— Ну, тут вы, конечно, правы, — так же глубокомысленно сказал я. — Маг сам по себе — оружие. И вон та деревяшка в руках вашей дочери — не только инструмент, но и вещь, с помощью которой можно очень легко убить или до смерти запытать любого человека. Не обманывайтесь её дурацким видом, на функциональность внешний вид концентратора никак не влияет. Другое дело, что волшебники очень недооценивают огнестрельное оружие. В первую очередь его дальность, а во вторую — скорострельность, и к тому же…

— Да я не об этом, — растерянно пробормотал Дэн Грейнджер.

— И откуда столько денег? — неверяще произнесла Эмма Грейнджер.

Вот! Сразу видно человека, что ухватывает самую суть! Мама Гермионы не так уж и проста. Подумаешь! Какое–то дурацкое оружие, главное деньги!

— Деньги, миссис Грейнджер… Я достаточно состоятелен, не богат, конечно, по меркам магического мира, но и далеко не нищий. Вот этот дом, — я обвёл рукой окружающее пространство, — сто́ит, в переводе на фунты, примерно миллион, и ещё столько же мне нужно будет в него вложить для собственного комфорта и начала магического бизнеса. От немагического же мира мне нужны некоторые вещи. Химически чистые металлы, несколько видов минералов и ещё различные мелочи. Деньги же… не так уж существенно это, на самом деле. Сейчас мне важнее время, и потому я спрашиваю, можете ли вы помочь мне с легализацией капитала и закупкой нужных материалов. Я, как несовершеннолетний, не могу заниматься подобной деятельностью, не нарушая законов Великобритании.

— А всё–таки? Зачем тебе оружие, и какое тебе нужно? — задал вопрос мистер Грейнджер.

— Есть возможность совершенно незаконно и без разоблачения пробраться на любую военную базу вооружённых сил Её Величества, да хоть в тот же Норфолк. Что я там найду? Бандуру L85. Даже L22** для меня немного неформатная… вещичка. Нужен какой–нибудь пистолет–пулемёт вроде немецкого МР5*** в довесок к крупнокалиберной винтовке в снайперском исполнении. Хорошо бы и штатного снайпера к ним, но где же такого достать? Да и несколько мин не помешает, «Клеймор», например, — подробно начал объяснять я.

— А ведь есть вариант с… — задумчиво пробормотал он, но был прерван одновременным возгласом женской части нашей компании:

— Дэн!!! Папа!!!

— Ну–ка! Ну–ка! — я с охотничьим азартом подался вперёд.

— Гарри Джеймс Поттер!!! — это уже Гермиона начала возмущаться.

Мы с мистером Грейнджером синхронно переглянулись и очень похоже вздохнули. Прямо родство душ почувствовал. Неужели папахен Гермионы такой же маньяк, как и я?

Мы все немного помолчали, думая каждый о своём, после чего Эмма Грейнджер спросила меня:

— Зачем тебе всё это, Гарри?

— Я просто готовлюсь к войне, — ответил я.

* virgo intacta — девственница (лат.)

** L85, L22 — основное стрелковое вооружение армии Великобритании семейства SA‑80. Автомат и карабин соответственно, выполненные по схеме булл–пап.

https://ru.wikipedia.org/wiki/SA80

*** MP5 — Cемейство пистолетов–пулемётов, разработанных немецким производителем стрелкового оружия, фирмой Heckler & amp; Koch (HK) в 1960‑х годах на основе автомата HK G3.

https://ru.wikipedia.org/wiki/HK_MP5