Крестоносец из будущего. Самозванец

ГЛАВА 1

На ночлег Андрей с Велемиром заблаговременно решили сделать остановку на знакомом юноше постоялом дворе, стоящем на пересечении дорог. И оттуда двигаться в сторону Плонска по избитому повозками тракту.

Никитин мыслил себе небольшую забегаловку, знакомую по дорожным кемпингам, но то, что предстало сейчас перед его глазами, вызвало немалое удивление.

Данное заведение постоялым двором назвать язык не поворачивался, оно скорее напоминало хорошо укрепленную усадьбу богатого боярина, которого постоянно донимают набегами воинственные соседи.

За высоким частоколом из толстых, заостренных вверху бревен стояли три добротных дома, причем самый большой был даже в два этажа. К ним с правой стороны примыкали пять строений поплоше, но тоже весьма крепких, сложенных на долгие годы, но нежилых, это Андрей понял сразу — три амбара, кузница и конюшня.

Слева вытянулись скотники и птичники, вот там шло постоянное веселье — скотина мычала, блеяла и хрюкала вперемешку с кукареканьем и гусиным гоготом.

Никитин усмехнулся — все правильно, путников кормят только свежим мясом и птицей, которую всегда держат под рукой. Здесь же нет холодильников и микроволновых печей, замороженных полуфабрикатов, упаковок с напичканными химией продуктами, различных тетрапаков, фастфудов, гамбургеров, пепси-колы и всего прочего, от чего люди загибаются намного быстрее, чем богатеют производители.

«Капитализм не скоро придет сюда, сменится не один десяток поколений. Если еще появится — мусульмане весьма неодобрительно, в отличие от европейцев, относятся к ростовщикам, сиречь банкирам».

У распахнутых настежь дубовых ворот всадников встретил здоровущий слуга с большим тесаком на поясе. Андрей мельком посмотрел на украшенную шрамами морду, сразу поняв, что сей типаж очень неплохо промышляет ночью на большой дороге, с кистенем в руке.

Однако верзила им почтительно поклонился и сделал приглашающий жест рукой — «мол, давно вас ждем, гости дорогие, шибко соскучились, даже ворота заранее распахнули».

А сам внимательно посмотрел на прибывших воинов, приветливо кивнув головой Велемиру, как давнему знакомому. Андрей же привратнику явно не понравился — его долго рассматривали, пряча взгляд, раза два машинально тронув себя за рукав.

Никитину стало ясно, что его предположение не являлось ошибкой — привратник прятал в правом рукаве кистень или нож. Вот только последний в рукаве держать неудобно, их здесь в сапоги прячут.

У распахнутых настежь ворот конюшни их встретил паренек лет пятнадцати, с заплывшим от синяка глазом. Поклонился шустро, принял от них трех лошадей и тут же увел их вовнутрь.

Однако Велемир не доверился местному конюху, пошел следом и собственноручно расседлал копытных. Затем, кряхтя от натуги, вынес приличного размера баул с панцирем и лишним оружием, взвалив его на плечи.

Андрей сразу понял — доверять здешним рестораторам вещь опасная, и для них может выйти боком. Да и сама усадьба ему что-то не нравилась — инстинкт старого солдата призывал держать ухо востро.

Особенно настораживало одно обстоятельство — во дворе не стояли груженые повозки, а значит, купцы в трактир сегодня не заехали.

— Тут всегда людно, а нынче пусто, — пробормотал юноша, оглядываясь по сторонам. Будто прочитал его мысли.

— Держи ушки на макушке, сын. Мне чего-то не по душе это предприятие. — Никитин машинально потрогал рукоять сабли и широким солдатским шагом пошел к двухэтажному сооружению, уловив чутьем дразнящие желудок запахи и резонно решив, что там можно хорошо поужинать. Он не ошибся, так как Велемир, пыхтя и ругаясь, потянулся за ним следом.

Распахнув толстенную и высокую дубовую дверь, уставшие путники вошли в большой зал, освещенный факелами, воткнутыми в стену. Прямо у порога в ноздри ударил волнующий запах мяса и обжаренного лука. Но потом ноздри защипало от непередаваемой смеси пота, блевотины и грязных человеческих тел.

Глаза понемногу попривыкли к царящим здесь сумеркам, и Андрей осмотрел помещение, после чего решил держать ладонь поближе к рукояти меча. А заодно не снимать доспех.

За большим залом виднелась маленькая прокопченная комната, освещенная уже не факелами, а толстыми сальными свечами, которые давали копоти чуть меньше, чем чадящие факелы. Но только света, впрочем, данная замена ничуть не добавляла.

Андрей решил идти прямо, ошибочно приняв комнатенку за отдельный для господ шляхтичей зальчик, но вовремя остановился, заметив, что там пусто, зато виднеется лестница на второй этаж. А потому стал выбирать местечко для трапезы в факельном зале.

Вдоль стен стояло четыре дубовых стола, с очень массивными лавками. За таким столом могло спокойно уместиться с дюжину едоков.

Никитин выбрал крайний, в углу — сидя за ним можно было держать в поле зрения весь зал. У внутренней стенки был сложен приличного размера камин, который в зимнюю пору должен был согревать зал.

— Неси в ту комнату, что я занимал раньше!

Велемир скинул баул прямо в руки подбежавшему к нему мальчишке в грязной рубашке и портах. Тот согнулся под тяжестью ноши и засеменил к лестнице. Юноша с довольным видом распрямил спину и повелительно бросил служке вслед:

— И смотри, чтоб ничего не пропало, а то голову оторву!

Андрей не заметил двери рядом с камином, поэтому он, когда услышал скрип петель, обернулся. Из второго помещения запахи вареного, копченого и обжаренного хлынули такой лавиной, что желудок заныл в предвкушении ужина. Все правильно — там готовят, здесь едят, а наверху спят.

— Добро пожаловать, гости дорогие! Будь всегда здрав, пан Велемир!

Голос владельца трактира излучал подлинное радушие, но вот фальшивость определенно присутствовала, Никитин, многократно битый жизнью, сразу же ее уловил. Впрочем, не придал большого значения — все работники торговли, что здесь, что там, — прохиндей на воре сидит и жуликом погоняет.

— Садитесь за любой стол, панове, они все пустые, мы тут с утра дожидаемся. День сегодня плохой, путников совсем не было, сплошные убытки несем. Закрою двор, вот прямо и закрою, сплошные затраты несу. Проезжим только в радость, — расстроенным донельзя голосом говорил трактирщик, а Андрей лишь сокрушенно подумал, что теперь на них наверняка попробуют оторваться по полной программе. Так всегда горестно причитают, когда хотят заломить несусветную цену.

«Как же, знакомо — времена разные, но людская натура одна, и в той свирепствует либо жадность, либо похоть. Или еще какой-нибудь смертный грех, а то и все вместе».

Никитин уселся за приглянувшийся ему стол, рядом с ним примостился Велемир, положив меч на лавку, но рядышком, чтоб под рукой всегда был.

Сидели на крепкой лавке, спиной к стене, лицом в зал — теперь, в случае необходимости, дубовый стол стал бы дополнительной преградой любому потенциальному противнику.

Секиру Андрей прислонил к толстой столешнице, лук с арбалетом вместе с колчанами положили за лавкой.

Судя по уверенным движениям юноши, наличие разнообразного арсенала под рукой было местной традицией — с оружием здесь не расставались даже за едой. И только после этого путники чуть расслабились и стали дожидаться ужина, удобно устроившись за тщательно выскобленными ножом толстыми плашками стола.

Осмотревшись, Никитин ухмыльнулся — в романах писалось, что кабаки были вертепами, в них всегда было людно, потому так дрались, что нельзя было найти целого стола и лавок.

Андрей попробовал качнуть с места стол — куда там, тот стоял как танк. И вздохнул — попробовали бы сами писатели помахать таким столом?! Или хоть лавкой — та, если судить по ее внушительным размерам, весила не менее центнера, размазанного на трехметровую длину.

Заказывать ужин здесь было не принято — любые путники всегда голодные, и съесть зараз много пищи для них не является сложной проблемой. Это вам не рестораны с их дороговизной, куда ходят отдыхать и развлекаться, а не ужинать.

Одноглазый слуга, судя по всему, официант сего заведения общепита, Андрей припомнил, что таких половыми называют, начал живенько заставлять стол различными холодными и горячими блюдами, емкостями с напитками.

Чего тут только не было — отварное и обжаренное мясо, говядина и копченая дичина, какие-то зажаренные птички на вертелах, огромное блюдо с разными вареными овощами, соленые огурцы, бигус, где тушеных кусков свинины было больше, чем капусты. Большой каравай, с банный тазик, не меньше, душистого ржаного хлеба.

— Однако ляхи тоже не дураки насчет пожрать, — задумчиво пробормотал себе под нос Никитин, оглядывая заставленное блюдами пространство.

Напитки были в трех кувшинах по два-три литра каждый — местное кисловатое вино налито в двух из них, а вот в третьем плескалась какая-то бурда, по вкусу отдаленно напоминающая пиво.

Вскоре слуга притащил и четвертый сосуд, в котором оказалась густая сладкая жидкость, сильно пахнувшая медом.

Андрей здраво решил, что это может быть либо медовухой, либо сбитнем — и то, и другое он в своей жизни никогда не пробовал. И не имел понятия, варили ли эти напитки в польских землях. Но на Руси точно пили!

После короткой молитвы, что по-латыни прочел Велемир, они уселись за стол, расставив в стороны локти — не до политеса с этикетом.

Ели жадно, процесс насыщения казался Никитину просто бесконечным делом — желудок соскучился по такому изобилию. Одно было плохо — в пище практически не было пряностей, специй — не считать же ими лук, чеснок и укроп. Очень не хватало привычного перца, к которому он пристрастился в период кавказской войны.

Велемир, заметив, что отец выглядит несколько растерянным, спросил, в чем причина, и удивился, выслушав объяснения. Оказывается, перец здесь имелся, но употребляли его только состоятельные люди. Баснословно дорогое удовольствие, по весу злотыми, так как выращивали его в магометанских землях, и купцы заламывали цену от души. Доставка ведь шла с неимоверными трудностями.

ГЛАВА 2

— Твою мать!

— Эй, хозяин, жрать давай!

— Хорошо погуляем!

Хлопнула дверь, в трактир гурьбой, еле протиснувшись разом в дверях, ввалилась грязная и запыленная компания из пяти человек.

Андрей сразу же напрягся — громила у ворот по сравнению с этой бандой выглядел сущим пацифистом из Армии спасения.

Прибывшие с хохотом расселись за центральным столом, громко требуя еды и выпивки. Одно несколько успокаивало Никитина — компания не имела оружия, нож на ремне, даже с приличным клинком, здесь таковым не являлся.

Понятно, что под грязными кафтанами разбойнички, а он их так мысленно окрестил, могли прятать все, что угодно, от кистеней до палиц, но мечей и секир не было видно.

А значит, не шляхта они и не воины, тут голову можно дать на отсечение, причем и в прямом и в переносном смысле — меч или сабля привилегия только военных, неважно, своих или иностранных. И купцов — те дерутся не хуже воинов, ибо прибрать их добро на большой дороге завсегда найдутся желающие. Всем другим ношение клинков и доспехов чревато незамедлительным лишением жизни.

Хотя, определив их в разбойнички, Андрей тут же поправился, решив, что несколько погорячился, не зная местных реалий. Мужики могли быть кем душе угодно, здесь просто манеры такие, грамотность не в почете, об этике с эстетикой и примерном поведении не слышали даже краем уха. Да и не в бутиках одеваются.

Между тем старший из прибывших о чем-то долго говорил с трактирщиком, который, к великому удивлению Никитина, откровенно залебезил перед гостем, растягивая рот вымученной улыбкой. Вот только переигрывал сильно, это было заметно.

И понял — хозяин просто прятал страх.

Андрей чуть скосил взгляд в сторону — Велемир ел с окаменевшим лицом, по скулам катались желваки. Сомнений теперь у него не осталось — это были местные «джентльмены удачи».

На всякий случай он быстро внес коррективы в план и тихо сказал о них сыну — тот просто кивнул в ответ, «понятно все». И прикоснулся пальцами к рукояти сабли…

— Не желают ли благородные паны грубой пищи, смердящей? — Говорящий произнес последнее слово с каким-то непонятным наслаждением, и вся его банда сразу же громко расхохоталась.

Теперь, по прошествии доброго получаса, разбойнички полностью «отвязались», видя, что два воина никак не реагируют на их шутки, которые становились с каждым разом и гнуснее, и громче.

Трактирщик уже дважды подходил к столу Андрея, приносил не требуемое ими мясо и вино, так выразительно смотрел на отца с сыном, что никаких объяснений совершенно не требовалось — «ребята, уходили бы вы отсюда, а то такое может начаться, что ноги не унесете».

Никитин только улыбался в ответ — он понимал опасения хозяина, который сейчас не хотел ни с кем ссориться — тати завсегда сбывали торговцам награбленное.

Воины, тем более шляхта, могли отомстить за убийство своих — эти прекрасно умеют меч в руках держать. Тем паче хозяин знал Велемира, и пусть он молод, но ведь уже несет стражу.

— Не желаете ли оплатить наш ужин, а то у нас грошей нема?

Разбойничек самой гнусной наружности, нагло улыбаясь и покачиваясь на кривых ногах, стоял у их стола.

Велемир откровенного хамства уже не вынес, хотя до того покорно выполнял отцовский приказ сидеть молча, и в гневе ухватился за рукоять сабли.

Однако Андрей незаметно пресек эту попытку, едва сдерживая внутренний смех, — и здесь, оказывается, приняты «разводки на понтах».

Теперь можно и поразмяться немного — а ведь правыми оказались писатели, осталось только поучаствовать в знаменитой по произведениям кабацкой драке.

— Заплатить хочешь?

Андрей, не вставая с места, дружелюбно оскалился, подняв голову. Он неоднократно видел, как бледнеют люди, увидев такую его «улыбку». И этот бандит не стал исключением, в одно мгновение побледнел, спав с лица, и на шажок отшатнулся.

— Конечно, мы оплатим наш ужин, но вашими монетами, — после короткой паузы зловеще произнес Никитин и, оскалившись еще раз, добавил, глядя в глаза уже пришедшему в себя «авторитету»:

— Плати, сучий потрох! Кто против Бога и ордена?!

Крик вылетел из уст машинально, просто Андрею сильно понравился боевой клич ордена, который приводил любого противника в состояние неуверенности, а то и паники. Никитин постоянно помнил, как отец часто приговаривал: «Слава Богу, что мы казаки!»

И еще с училищных времен ему нравился древний клич новгородской вольницы, что шла в битву не на жизнь, а на смерть с рыцарями или татарами, «Кто против Бога и Новгорода?!».

Бандиты разом притихли и стали неуверенно переглядываться, бросая несколько оторопелые взгляды на все еще сидящих за столом воинов.

И тогда Андрей встал во весь свой рост, не самый высокий для его времени, всего в 180 сантиметров. Но здесь об акселерации еще не ведали, бандит оказался на полголовы ниже.

И стоял на своих двоих «джентльмен удачи» только полсекунды — отработанным за два десятилетия ударом Никитин отправил того в нокаут прямиком на стол собутыльников.

В зале мгновенно воцарилась мертвая тишина — два воина уже вскочили с лавки, плечо к плечу, сжимая в ладонях предметы — Велемир большое глиняное блюдо, а Андрей два кувшина.

И завертелось, вернее, первым начал Андрей, к своей радости, дорвавшийся до любимого занятия.

— Держи, борода многогрешная!

Тяжелый кувшин, в котором плескалась пара литров вина, обрушился на мордастого малого, с пегой козлиной бородкой.

Реакция у мужичка оказалась совсем никудышной, зато череп крепким. Кувшин со звоном разлетелся на черепки, вино тут же омыло буйную головушку, и ее обладатель рухнул на загаженный пол.

— Хорошо пошло!

Андрей взревел во весь голос, и тут же второй кувшин полетел искать свою цель.

На этот раз жертва оказалась проворней, и стыковка не состоялась. Но Никитин на нее и не рассчитывал, медовуха нужна была для отвлечения. Цель оказалась достигнутой — крепкий сапог со всей силы приложился по «мужскому достоинству».

Разбойник взвыл, его глаза почти выкатились из орбит, он согнулся, схватившись ладонями за пах, словно сразу решил проверить свое «круглое», что по жестокой прихоти судьбы стало квадратным. Или размазней. Уточнение бессмысленное, ибо в ближайший месяц потерпевшему будет не до любовных утех с особами противоположного пола.

Оценить нанесенный ущерб работничек ножа и топора не смог — Андрей излишним благородством не страдал и всегда добивал противника. А потому крепкий кулак мгновенно обрушился на угодливо подставленный затылок, гарантировав клиенту полчаса спасительного от боли беспамятства.

Зато третий «джентльмен удачи» оказался самым проворным и резко взмахнул рукой. Никитин машинально отклонился, действуя на одних рефлексах. И вовремя — свинцовый шарик кистеня чуть зацепил краешек уха. На пяток сантиметров в сторону, и он бы закончил карьеру самозванца — височную кость запросто проломили бы.

— Держи, пся крев!

На обладателя кистеня обрушилось глиняное блюдо с бигусом. А за ним сверху навалился и Велемир, пустив в ход кулаки. Парень дубасил врага от всей широты своей души, буквально вонзая кулаки в окровавленное тесто лица.

Андрей даже краем глаза полюбовался молодецкой, но не профессиональной обработкой клиента. И решил, что сыну нужно ставить рукопашный бой, а то деревня, право слово.

— Ты чего это затеял?! — улыбнувшись, ласково осведомился Андрей, глядя на последнего татя, еще не вступавшего в схватку.

Мужик с сизым носом и оплывшими, как у кабана, глазами схватился за длинный засапожный нож, похожий на знакомый Никитину с босоногого детства «свинокол».

— Ножичек брось, порежешься! — мягко посоветовал Андрей и тут же стремительно бросился на врага, метнув в него тяжелую глиняную кружку. Тот качнулся в сторону, уклонился от «снаряда» и попытался ткнуть Никитина в живот отточенной сталью.

Желание было, но вот только умения не хватило. Сильным ударом по запястью Андрей обезоружил мужика, резким движением развернул того и со всей силы швырнул на бревенчатую стену.

Стыковка получилась громкой и эффектной. Но сам разбойник только кхекнул от столкновения и медленно сполз на пол, оставляя на бревнах темные дорожки крови.

— Гонг! Рефери, отсчет не нужен!

Андрея распирало от переполнявшей радости, впрыск адреналина был мощным, силушка забурлила по жилам.

«Вот это жизнь, самая настоящая, а не бесцельное прозябание в таежном сибирском селе!»

ГЛАВА 3

— Вяжите их!

Дверь хлопнула, в зал ввалилось сразу трое мордастых работников или охранников, чьи функции, на взгляд Никитина, взаимно переплетались, во главе с трактирщиком. Вошедшие были настроены весьма решительно, сжимая в руках увесистые дубинки.

Но, увидев батальную картину, написанную кровью, с живописно лежащими на полу телами, они остановились как вкопанные. Боевой задор тут же покинул суровые лица, уступив место бледности.

Закричавший было хозяин мгновенно поперхнулся собственным воплем. Отшатнулся, испуганно посмотрел на столь агрессивных постояльцев, что весь вечер прикидывались тихонями, какие муху не обидят.

— Каналья трактирщик! — приветственно взвыл Андрей и схватился за рукоять своего клинка. За спиной громко лязгнула сталь, то Велемир последовал его примеру, молниеносно выхватив меч из ножен.

— Ты решил шоу продолжить?!

— Что ты, что ты, ваша милость?!

Трактирщик в непритворном испуге быстро замахал руками, состроив умильную рожу.

— Вот привел своих ребят, чтоб поскорее этих татей… Унять их надобно, ваша милость, немного расшалились, выпили лишку! Мое заведение доброе, худая слава нам ни к чему!

— Так, орлы! — громко скомандовал Андрей, обращаясь к слугам. — Этих обобрать, все ценное сюда, на стол. Они согласны заплатить. Остальное, что найдете, вам. И смотрите у меня!

Ребята за полминуты обобрали разбойников, тут трактирщик проговорился, и на столе перед Андреем оказалось два мешочка со звякнувшими монетами, завернутые в тряпицы серебряный браслет с золотыми вставками и золотое кольцо с крупным кроваво-красным камнем. Рубином, судя по всему. Немалой ценности вещица.

Такое в их положении не купишь, только ограбить кого-то. Из трофейного оружия слуги сочли ценным только острый кинжал на костяной рукояти, в украшенных серебром ножнах.

— Так! — только и сказал Андрей, подошел к атаману шайки, что отошел от нокаута и завошкался на заблеванном полу. — Слушай меня, упырь! У кого ты это взял?

Чуть ли не по слогам, угрожающе произнес Никитин, поднеся к носу драгоценности.

— Там уже нет!

Бандит посмотрел задорно, хотя с разбитого носа продолжала капать кровь. Глаза дерзко блеснули.

— На воротах повешу! — суровым голосом посулил Андрей, и задира чуть спал с лица, понимая, что с ним уже не шутят. А Никитин, показав «кнут», предложил следом и «пряник», не делая паузы:

— Скажешь мне честно, то отпущу тебя с поганой кодлой на все четыре стороны!

— В Плонске у паненки одной, возле часовни Святого Августина живет, в доме с красными ставнями. Мужа у нее убили, вот она решила их продать, а Ясь украл.

— Понятно! Ну что ж, я свое слово всегда держу. Выметайтесь отсюда, работнички ножа и топора! Романтики большой дороги, мать вашу! И поскорее. Пока лучина горит, я вас не трону, но если не успеете…

— Успеем, ваша милость!

Андрей захотел протереть глаза — охающие и стонущие разбойнички весьма живо, скособочась, подволакивая ноги, держась за расквашенные физиономии, выметнулись из зала.

За ними вышли и охранники, дружно деля на ходу отданные им трофеи. Судя по их свирепым ухмылкам, возвращать добро татям они не станут, наоборот, втайне мечтают его дополнить.

— Подойди сюда, — повелительно бросил хитрому трактирщику Никитин, и тот на полусогнутых ногах бросился на его зов.

Андрей мрачно посмотрел на трактирщика — «хвостом завилял бы, если бы он у него имелся».

— Грабленое покупаем, потом продаем? А на дереве покачаться не хочешь, в петельку буйну голову просунув?!

Он цедил слова сквозь зубы, угрюмо глядя на хозяина. Того прошиб пот, но, что интересно, не стал причитать, что все подозрения беспочвенны, а он сам прямо честнейший человек. Видать, понимал хитрец, что номер здесь просто не прокатит.

— Принеси хорошо прожаренную поросятину с перцем, укропом и чесноком — и не говори мне, что перца у тебя нет! С твоими повадками и «посетителями», типа этих, у тебя может быть все, даже «птичье молоко». Вина кувшин принеси, только хорошего, сладкого. Не то кислятину сам выпьешь, на моих глазах. Чтоб следующий раз знал, кому и что продавать. И комнату нам отведешь лучшую, и чтоб без клопов. А то я всю твою усадьбу раком поставлю! Понятно?! И со стола все убрать немедленно, сам видишь, повеселились хорошо, а толком не поели!

— Все понял, ваша милость! Все понял! — преданно глядя в глаза, ответил трактирщик и чуть ли не вприпрыжку побежал на кухню.

Андрей уже немного остыл от схватки, бросил короткий взгляд на Велемира: «Молодец, парень, на таких можно полагаться!»

Сын смотрел на него широко открытыми глазами, настолько потряс юношу умеющий повелевать голос отца.

«Знал бы ты, паренек, как ставили командирский рык в Советской армии. А потом два года самой разгильдяйской ротой командовать, на путь истинный ее так поставить, что отличной стала».

— Живо, девки, его милость ждать не любит!

Андрей сглотнул — жизнь забила ключом, он уже почти забыл, что существуют такие милые создания, а тут две девчушки лет семнадцати, да с такими формами, которые даже уродливые платья, похожие на балахоны с передниками, скрыть были не в состоянии.

Захлопотали, забегали вокруг столешницы, да при этом старались хоть чуть-чуть, но задеть то ручкой, то ножкой изголодавшегося по женщинам бравого вояку.

Никитин начал было возгораться, как то пламя из искры, но через минуту все понял и мысленно усмехнулся — девицы-красавицы время от времени бросали жадные взгляды не на него, а на толстые кошельки с трофейными монетами, что лежали на столе.

Хитрец трактирщик опытным дирижером незаметно руководил этим сыгранным дуэтом, и дубовый стол потихоньку обзавелся новой снедью.

Главным блюдом стал великолепный зажаренный поросенок, с румяной корочкой, щедро посыпанный перцем, укропчиком, чесночком и какой-то пахучей травкой. Да и вино принесли приличное, хоть и кисловатое, но намного лучше того, прежнего, жуткого «уксуса».

— Хозяин! Подь ко мне!

Андрей подозвал трактирщика, решив проверить свою сообразительность. Перед ним было два мешочка — один большой, туго набитый, а другой поменьше, взятый у главаря, наполненный монетками наполовину, раза в три легче по весу.

— Да, ваша милость!

Словно дух, тот материализовался у стола.

Никитин поводил рукой над кошельками, словно не зная, который из них взять. Потом с лихой щедростью схватил плотно набитый и швырнул трактирщику.

Тот схватил его, как щука карася, но через секунду, когда пальцы прощупали через ткань монеты, лицо хозяина моментально скуксилось, будто он хватанул разом тот кувшин с кислым пойлом, которым попытался давеча потчевать путников.

— Это тебе плата вперед! Понравится — утром добавлю!

Андрей усмехнулся — как он и предполагал, в кошельке оказалась медь, на три гроша от силы.

Проверяя реакцию трактирщика, Никитин взял другой мешочек, однако вместо больших и тяжелых кругляков его пальцы нащупали маленькие и тонкие монеты, определенно серебряные.

«Монет двадцать… Да тут на злотый!»

Радостная мысль мгновенно согрела душу, но он также успел разглядеть алчный блеск в глазах трактирщика.

— Конечно, понравится, ваша милость!

Хозяин снова залебезил, чуть ли не запрыгал от услужливости, бросив при этом на веснушчатую служанку, что жадно задышала за плечом Никитина прямо тому в ухо, свирепый взгляд.

— Вас здесь обиходят и обогреют, ваша милость. У меня приличное заведение!

— Ах, ваша милость! Позволь, я тебе вина налью?!

— Наливай, красавица!

Служанка навалилась Андрею на плечо большой, но по-девичьи тугой грудью. Он моментально взмок, чувствуя, как по спине потекли горячие капли пота.

Помимо воли, его прямо заколотило от бешеного желания, словно мальчишку, что первый раз в жизни прижался к горячему женскому телу и затрясся от вожделения.

Краем глаза Никитин посмотрел на Велемира — парень, совершенно не стесняясь, ущипнул крепкими пальцами за ягодицу другую девку.

Та игриво засмеялась и тут же плюхнулась рядом с ним на лавку и, недолго думая, присосалась к чаше с вином.

«Процесс пошел. Лишь бы гонорею от нее не подхватить. Вроде пока болезней таких нет, их конкистадоры в Европу завезли… Хотя, кто его знает? Нет, не подхвачу, но деньжата надо держать поближе, незачем девку на кражу соблазнять».

Мысли и желания Андрея приняли сугубо направленный, прикладной характер. Стало совсем невтерпеж от охватившего желания, он схватил девчонку за руку:

— Покажи нашу комнату, я доспех сниму.

— Хорошая комната, ваша милость!

Девица на секунду крепко прижалась, и Никитин снова стал обливаться потом, чувствуя зуд нетерпения.

Все слова были стары как мир, мужчина и женщина вечно ведут свою игру. Что солдату надо, чтобы выбить из памяти кровь и смерть, через которые идет? Правильно — водка и бабы, и побольше того и другого, и вместе, чтоб ядреный коктейль был.

За эти дни Андрей озверел душой — он видел сотни смертей в заброшенных селениях, смотрел на скорбные останки. Да сам вчера двоих убил, до сих пор чувствуя запах пролитой дымящейся крови.

Моралисты могут сказать, что это продажная любовь, но будут в корне не правы. Им самим повоевать надо, вонью потрохов да пороха подышать, и вот тогда, если бы в живых остались, трижды подумали бы, стоит ли с таким грузом на душе в семью идти да на жену с детьми взваливать.

А с доступными девками намного проще — и ты груз с души скинул, и они его близко не приняли. Так и упадет кровавая ноша на сыру землицу, водкой политая, смешавшимся потом разгоряченных женских и мужских тел сдобренная. И сгинет, не причинив никому вреда…

А если в душе эту тяжесть носить, да еще копить, то рано или поздно она солдата придавит — или «крышей» съедет, или таких дел наворочает, что за жизнь не отмолишь…

Девка, цепко уцепившись за мужчину, словно клещ, буквально поволокла его на второй этаж по скрипучей лестнице.

Никитину даже смешно стало — оказывается, девки иной раз мужиков хотят намного больше, чем они их. Хотя тут дело не в нем, а в его кошельке.

В голове закрутились строчки из одной веселой песенки про золотой дублон: «Дамам он особо дорог, тут ему отказов нет. Знать, не хочет отговорок, этот желтый сердцеед». Но и на серебро, как выяснилось, здесь охотницы тоже находятся…

ГЛАВА 4

Андрей подошел к окну, довольно хмыкая и лениво почесывая пальцем голую грудь.

Еще бы — все началось прямо с порога, девка повела себя так, словно весь последний год в секте духоборов провела.

С него шустро доспехи и одежду сняла, да с себя все настолько быстро скинула, что легко побила казарменные нормативы по «отбою».

И такое ему устроила, что Никитин в конце-концов искренне взмолился, ведь не машина же он и не мальчик, чтоб за час столько заходов делать. Досуха выжала, как губку…

Вот только привычного стекла в узком оконце не имелось — сквозь грязную толстую пленку, то ли бычьего пузыря, то ли еще чего непонятного, посмотреть, что творилось во дворе, было невозможно.

Там царило сплошное оживление — суета бегающих и снующих людей, ржание лошадей, громкая разноголосица, блеяние тащимых на жаркое баранов, отблески красного света от многочисленных зажженных факелов. Явно кто-то приехал, и не один, с обозом, не маленьким.

— Нужно сходить на разведку, посмотреть на новых постояльцев… — задумчиво пробормотал Андрей.

«Да и сыну явно хочется со своей девкой полчасика наедине побыть. Так что не стоит задерживаться, пусть и молодежь развеется, давно ли сам таким был…» — тут Андрей усмехнулся.

— Ох, ваша милость, и умотал ты меня…

Горячая упругость груди впечаталась ему в поясницу, а две тонкие теплые ладошки крепко сомкнулись на животе, поглаживая и щекоча кончиками пальцев.

Теплое девичье дыхание между лопаток было приятным, но уже не возбуждало до дрожи, как раньше — Андрей пресытился, полностью утолив первый голод.

Следовало подумать над продолжением банкета ночью. Но сейчас хотелось только есть — видение румяного поросенка на столе было настолько отчетливо, что он сглотнул слюну.

— Ночью снова меня усладишь, милашка! — тихо сказал в ответ, не шевелясь в нежных объятиях. Сказал, а не спросил, и тем паче не попросил ее, потому что не сомневался в положительном ответе. Ибо до грядущего феминизма с его равноправием пройдут долгие века. А тут, как говорится, бабам слова не давали.

— Ты у меня такой первый, сильный, красивый! Настоящий рыцарь, мечта для любой женщины… — нежно проворковала за спиной девица, а ее пальчики стали шаловливо поглаживать живот. — Никогда такого не ведала…

Андрей усмехнулся — это живо напомнило ему тот мир, там тоже женщины, желая что-то вытянуть из мужика, говорили почти такие же слова. Все не ново под луной, но возвращается на круги своя.

— Тебя как звать-то?

— Ядвига! — с таким волнующим придыханием отозвалась девушка, что Никитин только силой воли подавил зашевелившегося внутри «зверя». Хороша девка, но у него сейчас дела. А вот чуть попозднее он ей даст «дрозда», надолго запомнит.

— Только принеси чего-нибудь ночью куснуть, вина хорошего!

Андрей решительно освободился из ее объятий, взял с лавки свой кошель и выудил оттуда мелкий серебряный грошик.

«Вроде бы достаточная плата за секс и ночной ужин?»

— На!

Он широким жестом протянул монетку служанке, и по тому, как вспыхнули у той глаза, понял, что заплатил по местным меркам неслыханно щедро. И сразу внес коррективы, нечего баловать:

— Смотри, чтоб харч был знатный и вино доброе, а не то… Сама знаешь! И постарайся уж ноченькой, а то сдачу потребую. Сейчас я спущусь вниз, есть охота!

— Ваша милость!

Девица на секунду так к нему прижалась, что Андрей понял — ночью с него все соки выпьют, и усмехнулся. Хорошая штука местный постоялый двор — ресторан, гостиница и бордель в одном лице. Даже надпись над входом прибивать не надо — «посетитель у нас может получить все, что душеньке угодно».

Ядвига его умело и споро одела, чувствовался немалый девичий опыт в этом деле. Потом быстро натянула на себя свою хламиду, которая ее сразу обезобразила — нагой девушка выглядела прекрасной.

Андрей перекинул перевязь через плечо, подвесил к поясу кошель с финансами и драгоценностями, и «высокие договорившиеся стороны», ублаготворенные, полностью довольные друг другом, вышли из комнаты.

По скрипучей лестнице Никитин неспешно спустился на первый этаж и медленно оглядел обеденную залу, преобразившуюся за эту пару часов. Ее было и не узнать — там шел настоящий праздник живота, в гомоне, чавканье, смраде и хохоте.

Два крайних от входа стола плотно заняли, плечо к плечу, разномастно одетые путники, пропыленные, говорливые. Народец простой, не служилый — мечей и сабель никто не имел.

Обозники или прислуга, какие-нибудь челядники, без которых ни одному купеческому каравану не обойтись. Да и пища на столах самая простая, зато всего вдоволь.

За третьим столом ужинал уже народ серьезный. Семеро в доспехах, трое поддели под них дорогие здесь кольчуги, все при оружии. Воины, причем умелые, молчаливые, не суетливые — наметанным взглядом Андрей определил это сразу.

Да и стол у них был намного богаче накрыт — поросенок с румяной корочкой, кромсаемый ножами, жареные гуси, блюда с запеченной рыбой и оплетенные соломой бутыли с вином.

Никитин только головой мотнул и усмехнулся — им хитрец трактирщик, в одну секунду оценив всю непрезентабельность внешнего вида гостей, обычные глиняные кувшины с кислым пойлом приволок. И лишь потом, налюбовавшись на побитых татей, такую же бутыль принес. А этим сразу вино доброе на стол поставил.

Три новые служанки суетились возле их стола, время от времени притворно взвизгивали, когда кто-то из вояк распускал руки, пощипывая их за мягкие места.

Восьмой сотрапезник с девками не баловался, не по чину. Он был без доспехов, но с настоящей саблей на поясе, а не тем огрызком, что был у Андрея.

Солидный, лет сорока с небольшим, с закрученными усами и гладко выбритым подбородком. Одет намного богаче остальных сотрапезников — кафтан, Никитин толком не знал, как эта одежда называется, оторочен мехом, со шнурами, с серебряной канителью.

Взгляд у мужика оказался острым — буквально резанул по Андрею, как полоснул алмазом по стеклу, оценил за секунду, что от вошедшего ожидать можно. Такой человек может быть только самим купцом, хозяином, никак не иначе — уж больно вид начальственный.

Андрей чинно уселся за свой стол, где Велемир при помощи смазливой давешней девчонки лихо управился с половиной поросенка. Парень уже наелся и с замасленными глазками хватал прижавшуюся к нему служанку за округлости. Та фальшиво повизгивала и сама норовила запустить парню в штаны свои игривые пальчики.

На отца юноша посмотрел внимательно, как бы спрашивая: «Не нужно тебе чего-нибудь?»

— Отнеси оружие наверх, да займись там делом! А я еще здесь часок посижу, поем, а потом поднимусь к тебе.

Юноша понимающе улыбнулся, тут же поднялся и, прихватив оружие с девицей, пошел наверх.

Никитин положил на тарелку здоровенный кус поросятины, достал нож и принялся за еду, досадуя, что вилок в трактире не имеется, этим инструментом лишь некоторые продвинутые в культуре паны орудуют в своих замках. Остальные едят руками, при помощи ножа, и лишь для похлебок имеются ложки…

ГЛАВА 5

— Пан позволит?!

На дубовую лавку, напротив Андрея, чинно присел давешний купец, вежливо испросив разрешения тихим голосом. Культурно спросил, сразу чувствуется определенное воспитание.

«Чего ж запрещать при таком обращении?!» — Никитин не менее вежливо ответил:

— Присаживайся, пан. Места много. Желаешь чего?

— Наелся уже. А вот вино можно выпить!

Купец положил на стол кожаную флягу весьма приличных размеров и, прижав горловину, бережно наклонил ее над чашами.

Пахучая рубиновая жидкость издавала такой аромат, что Андрей восхищенно закрутил головой, а ноздри носа затрепетали от вожделения.

— Такого вина здесь днем с огнем не разыщешь. Может, только у князей к столу подают, да и то не каждый день! — негромко похвастался купец и пригубил свою чашу. Андрей тоже сделал глоток вина, подержав его во рту.

Да уж — не врет торговец, в той жизни Никитин только один раз пил подобное чудо, старый друг детства, торговый моряк, щедро угостил. Он привез несколько бутылок из Франции и устроил выпендреж таким образом.

— Превосходно! Отменное вино!

— Из благословенного Рима еще…

Купец многозначительно посмотрел на него. И пожал плечами:

— Магометане вино там делать не позволяют. Но многие ислам еще не приняли, а потому запрет на них не распространяется. Вот пока мы торгуем с ними помаленьку, а то здешнее винцо с карпатских виноградников кислее кислого. Уксус, а не вино!

— Это точно! — охотно согласился с ним Никитин, уже отведавший шедевры ляшского виноделия.

И осторожно спросил, завязывая желанный для себя разговор. А кто лучше купцов и торговцев знает местные реалии жизни, в которых он хотел разобраться, и как можно тщательнее. Ибо от знаний зависело многое, в том числе и сама жизнь, расставаться с которой Андрей никогда не торопился:

— Пан из тех земель караваном идет?

— Я из Праги, зовут меня Иван Новак. Весной торговал там всякой всячиной, сейчас с Полоцкой земли идем. Лодьями по Двине плыли, потом морем и по Висле. До Кракова дойдем, а там на юг, через карпатские перевалы с повозками пройдем, и до самой Праги. Лучше, конечно, по Лабе плыть. Но на тех германских землях такое сейчас творится, что обозом идти намного предпочтительней, хотя и накладно. Но в Полоцке торговля знатная, так что внакладе не буду. Хотя и без большой прибыли.

Купец искусно прибеднился, тут просто профессия такая — мошной из купцов никто прилюдно трясти не будет.

— Знакомый городок… — пробормотал Андрей. В Полоцке он был разок, еще до училища, гостил у сокурсника. — Меня зовут Анджей… Кхм…

Никитин нарочито закашлялся, словно поперхнулся вином, оттого фамилия вышла неразборчивой. И место своего постоянного пребывания он не назвал. Да и далеко отсюда до Сибири, неведома здесь та земля, а потому поймут превратно.

— Княже Роговолт большим градом владеет, торговля хорошо у купцов его идет. Лишь Новагород крупнее и богаче. Куйяба, правда, еще больше, но там сейчас хазары правят.

— Да уж! — в тон купцу хмуро отозвался Андрей, ему была неприятна мысль о такой безумной реальности.

Он вспомнил прочитанный в студенческие времена роман о дочери полоцкого князя, которую насильно взял в жены новгородский князь Владимир, будущий креститель Руси и киевский владыка, попутно убивший ее отца.

— Как живет дочь Роговолта Рогнеда?

Никитин спросил вроде небрежно, но внутри напрягся — мало ли каким зигзагом история здесь пошла? Но вроде люди те же, хотя события имеют иной раз совсем другое наполнение.

— Княжна расцвела, подарки от меня приняла очень благосклонно. — Купец многозначительно улыбнулся, вот только его глаза остались совершенно серьезными. — Князь Новгородский Святослав желает взять ее водимой женой сыну своему Владимиру, рабиничу. Но князь Роговолт готов отдать дочь только за его старшего сына Ярополка, что от умершей родами нурманки, дочери ярла. Теперь окончательное слово за матерью Святослава княгиней Ольгой — как она решит, так и будет.

— Ага, — крякнул Андрей, машинально почесав затылок.

«Точно, история хоть и выкрутас крутой сделала, но иной раз на знакомую колею выходит. А ведь Святославу не суждено здесь пасть от печенегов молодым, и из его черепа чашу не сделают. Потому что князь он не киевский, а новгородский, а „мать городов русских“ ныне совсем иной верой дышит. И прожил он уже намного дольше, раз сына женить хочет. Дети князя носят те же имена, только мать у Ярополка не угорская, то есть венгерская, княжна, а нурманка, из будущей Норвегии».

И тут же осторожно спросил, надеясь в душе на «повторение»:

— А князь Святослав хазарам свое предупреждение «иду на вы» прошлым летом послал?

— А как же, пан Анджей. Все об этом и говорили. Хазары воинство собрали, тут варяги, что княжьей Русью зовутся, по ним разом ударили. Десна от крови чуть ли не с берегов вышла, настолько сеча была свирепа. Я думаю, теперь князь на Куйябу пойдет следующим летом.

Никитин слушал пана Ивана с неослабным вниманием, изредка поощряя его сделанными вовремя замечаниями. Оба собеседника прикладывались к чашам, и не прошло и часа, как фляга была осушена полностью. А заодно и бутыль, что стояла на столе — кислое вино под разговор и закуску тоже хорошо пошло.

— А что на Эльбе делается? Отчего торговля по реке рушится? Магометане не дают, что ли?

Андрей вспомнил давешнюю оговорку купца, а потому полюбопытствовал. Лаба только ведь для чехов, а так ее Эльбой немцы называют. А потому именно второе название всем известно.

— Мусульмане к Эльбе еще не вышли, да вряд ли к ней и подойдут. Не те они стали, ослабели порядком. Хотя сила осталась, и поболее нашей найдется. За Рейн лучше не соваться.

В голосе купца ощутимо звякнули холодные нотки неприязни, будто клинок из ножен вынули и обратно с силой кинули. Новак шепотом выругался, приложился к чаше с вином, отпил и поставил на стол.

Отер ладонью пышные усы и заговорил очень тихим голосом, словно боялся, что их могут подслушать в трактирном гаме, где с каждым часом и выпитым кувшином разгоралось веселье.

Расшалились купеческие челядники, насытившись. А вот его воины вели себя тихо, хотя с девками вовсю баловались. Но оружие держали под рукой, да и пили в меру, чтоб с утра похмельем не маяться.

— «Братство святой Марии» устье полностью перекрыло, да и на самой реке орденские замки стоят. Совсем худо для купцов стало — хорошо бы законную десятину брали на крестовый поход и церковь, так они две с нас дерут, одну в пользу Святого престола, другую себе. Да и первую, говоря откровенно, себе тоже оставляют.

— А что ж они так? Закон же не чтят?

Андрей насторожился — название братства ему было до боли знакомо. Оттого походило на очередную ухмылку истории, течение которой с нового русла иногда входило в знакомую «старицу».

Дело в том, что в его истории под таким названием скрывался рыцарский орден, основанный немецкими рыцарями в Палестине во время Крестовых походов.

Но существовал он там недолго, перебравшись вскоре на северо-восток, к Балтийскому морю. А там начал крестить огнем и мечом язычников-пруссов, пока полностью их не перебили.

И название второе получил — Тевтонский орден, с характерной эмблемой в виде черного креста с широкими концами.

— Орден Святого Креста по совести брал! Что мы, не христиане, что ли, не понимаем? А эти…

Купец огорченно взмахнул рукой и плеснул себе в чашу вина из бутыли. Андрей сделал то же самое, и собеседники дружно выпили.

— Как орденцев с Эльбы выперли, так «братья» житья не дают. Вот и приходится через ляшские земли торговлю вести, а у этих панов семь пятниц на неделе. Князь Болеслав за торговлю радеет, а магнаты так и норовят ободрать нас как липку.

— А орденцы чем занимаются?

Андрей небрежно задал вопрос, хотя внутри все нервы были натянуты как струна — купец сам затронул интересующий его вопрос, еще как интересующий, до зуда.

— Захирел совсем орден. Можно даже сказать, что почти прекратил свое существование. Нет, замки в Моравии у него еще остались, но всего парочка. В Силезии один есть, да здесь неподалеку, в Бяло Гуру, сельца еще имеются. И все. Какая уж тут сила, немощь одна! С Каталаунского разгрома орден так и не оправился. Ведь одним махом тогда и великого магистра Валленштейна там потеряли, и всех трех магистров, и семь командоров из девяти. Так и не оправился орден…

Купец огорченно вздохнул, налил себе вина из бутыли, до краев кружку наполнил. Андрей присоединился, не прибедняясь, и они снова выпили и дружно вцепились в куски остывшей свинины. Но не ели, а так, закусывали, лениво двигая челюстями.

— Да сами они виноваты, намудрили со своим капитулом…

— С чем с чем? — искренне удивился Никитин.

— Четверть века тому назад часть рыцарей вышла из «братства», и папа особой буллой разрешил им создать свой орден. Наш князь чешский только одобрил. И паны польские тоже, хотя и не все. Да оно и понятно — «братство» магометан на Рейне держит, а с юга в Чехию и Словакию, да на восточные австрийские земли мадьяры нападают. А с ними и прочие мусульмане лезут — печенеги там, хазары, валахи… А еще поморяне-язычники ни немцам, ни ляхам житья не дают, так и норовят в спину ударить… Вот и создала церковь второй орден, да узаконила, что в него принимать будут не только немецких, но чешских и польских рыцарей…

— А «братство» обиделось! — Андрей усмехнулся.

Ситуация для него прояснилась. Два рыцарских ордена — один из немцев, а другой из славян. «Это скорпионы в банке. Ведь как ни крути, но интересы диаметрально противоположные, и только страшная угроза магометанского нашествия заставляет псов-рыцарей сдерживаться».

— Если бы обиделось! — Новак прохрипел, глаза налились красным, зубы заскрежетали, на скулах заходили желваки. — Они же предали их на Каталаунском поле. «Братья» отступили, а мусульмане орденцев окружили и вырезали всех поголовно. И вот уже пятнадцать лет, как «крестоносцы» от того избиения не оправились, и все по собственной дурости. В их капитул, что «хранителями» именуют, магистры да командоры, они могут избрать только тех рыцарей, что не менее двенадцати лет в ордене состоят. И при одном из прежних «хранителей»…

— Так двое командоров уцелело?

— Одного через неделю после Каталауна в спину кинжалом ударили, а второй помер чуть позже, за два дня в огневице сгорел.

Купец еще более понизил голос и воровато оглянулся. Нет, никто вроде бы разговором не интересовался, каждый был занят своим делом, а девки продолжали повизгивать. Но Новак снизил голос до шепота, словно опасался, что его слова в этом шуме могут быть услышаны:

— Поговаривают, что командора Вацлава отравили.

— А те рыцари, что в ордене долго служили, с ними никакого несчастья не приключалось?

Андрей насторожился от слов купца. Еще бы — если за первой случайностью остальные косяком пошли, как лососи на нерест, то таковые события уже закономерными именуют.

— Если бы! — Купец вздохнул с неприкрытым огорчением. — Или гибнут, или непонятно отчего помирают. Оттого никак двенадцать рыцарей не наберется, что полный срок под знаменами ордена отслужили. Разговоры нынче ходят, что вскоре орденские земли «братьям», князям да панам отойдут, а папа буллу издаст об упразднении ордена Святого Креста.

«Все понятно. Их кто-то очень грамотно из игры выводит. Да почему кто-то?! Кому это выгодно, кто земли орденские получит, тот и провернул все это дело.

Одно ясно — о своем „членстве“ в ордене нужно молчать наглухо, а то не посмотрят на мое вынужденное самозванство и в одну секунду голову открутят! — Никитин тяжело вздохнул. — А она мне еще дорога!»

ГЛАВА 6

— Ничего, пройдет год, и крестоносцев соберется довольно. И двинутся освобождать Святой престол от неверных через год, ну два, самый большой срок. Это же будет хорошо?!

— Конечно, хорошо. Очень хорошо. И наших войск довольно там будет, сильных войск!

Андрей в очередной раз поддакнул чеху и большим глотком осушил чашу с вином. А потом с полминуты пытался наколоть на нож кусок — поросятина не держалась на лезвии и сваливалась.

И только тут до Никитина дошло, что он просто пьян вдребезги. Попытался сосредоточиться и собрать мысли:

«Это ж сколько мы выжрали? Фляга на два литра — раз. В бутыли еще три литра — два. Трактирщик принес вторую бутыль — из нее одолели больше половины. Надо же — после года воздержания три с лишним литра за один присест выжрать. Но что ж не выпить с хорошим собеседником, с ним даже разговор идет хорошо, язык коверкать не надо. Что?!!»

Андрея пробил цыганский пот, хмель из головы разом выветрился. Он радовался как дурак, что собеседник попался хороший, все понимающий, да так, что язык коверкать уже не приходится.

«Так ведь я на каком языке говорить-то начал, старый дурак?! Расслабился, нажрался, все навыки порастерял. Так нет же — язык еще распустил! Ведь „ваффе“, „зер гут“ и „генуг“ выдали меня, болезного, с головой. Ага, пан Анджей выискался с ломаным польским!»

Никитин отчетливо осознал, что, добивая остатнюю бутыль вина, они уже разговаривали с чехом на немецком языке, причем беглом.

Да, Варвара за последний год его приохотила, да так, что в подлиннике «Майн кампф» Гитлера прочитал. Достал с трудом, раньше о таком и помыслить было нельзя, все только на эту подлую книжонку ссылались, но при этом никто ее не читал.

Прочитал и понял — чушь собачья, одни только призывы — надо передушить французов и прочих западных плутократов, а уж потом подумать об исторической миссии расширения «жизненного пространства» на восточных землях. Идиот бесноватый!

«Что ж делать-то? Одна надежда, что чех пьян изрядно и ничего не заподозрит!» — подумал Андрей, пытаясь разогнать алкогольные пары в разгоряченном мозгу.

Однако его надеждам не суждено было сбыться. Купец наклонился за столом и снова заговорил на немецком:

— Я понимаю, герр Андреас, очень тяжело жить среди чуждых по языку людей. Да и судьба к вам тягостно относится, а ведь вы благородный риттер, хотя это приходится скрывать. А у меня есть предложение, весьма небезвыгодное для нас обоих…

— Какое? — с усмешкой слегка поинтересовался Никитин, мысленно переведя чешскую фамилию на немецкий лад. — Я слушаю тебя, герр Иоганн Нойманн.

— Вы очень хороший воин, герр Андреас, и наблюдательный человек. У меня глаз таких сразу выделяет.

Купец заговорил тихо, на его оговорку не обратил никакого внимания, а потому Андрей убедился, что имеет дело с немцем. И сразу напрягся — тевтон, отчего-то ставший чехом, моментально вызвал у него определенного рода подозрения.

«Не шпион ли он у нас, часом?» — подумал Никитин и тут же усмехнулся краешками губ. Купцы завсегда шпионили, сие есть древнейшая профессия, такая же, как проституция.

«Но зачем мне, отставному офицеру Российской армии, мучиться подобными мыслями. В этом мире обустраиваться хоть как-то нужно, а этот купец может дельное предложить, раз в такую конспирацию играть стал». — И он загнал в глубь души свои подозрения.

— Охрана у меня небольшая, вы сами видите. А вы вдвоем воины крепкие. А потому предлагаю со мной до Праги идти. Нет-нет, вы не так поняли — нет ничего зазорного господину риттеру купеческий обоз сопровождать. А вы благородных кровей — и ваше бедственное положение…

— С чего ты это взял?!

Андрей высокомерно уставился на купца, решив играть роль до конца. Пусть немец до конца выложит все камни, что за пазухой прячет, а там и поглядеть можно.

— Вы проиграли поединок? Так ведь?! Я уверен, что в том виновато злосчастье или какая-то хитрость соперника. А потому отдали противнику коня и доспехи. Но шпоры и пояс не нужны, чтобы узнать благородного риттера. Ваш нательный крестик настолько тонкой работы, что один стоит целое состояние. Редкий граф может похвастаться, что имеет изделия столь умелого ювелира. Византийская работа, герр Андреас фон…

— Каково ваше предложение, герр Иоганн Нойманн?

Андрей не поддался на столь дешевую уловку, да и какое имя, вернее фамилию, ему самому выдумать — знать у всех на слуху, тут в самозванцы угодить проще простого.

Но ворот рубахи Никитин машинально задернул и надменно посмотрел собеседнику прямо в глаза.

— Двадцать солидов до Праги.

Купец вкрадчиво назвал нехилую сумму, но взгляд чуть дрогнул. Андрей криво усмехнулся — он понял, что торгаш, по своей купеческой сущности, предложил плату меньше, чем принято.

Но Новак сразу же торопливо добавил:

— Мое обеспечение полностью вам и вашему оруженосцу, плачу серебром, что намного лучше. И найду вам в Праге достойное вашему положению занятие, если вы пожелаете. Вы ведь очень долгие годы не были на родине, герр Андреас?

— С чего вы взяли, герр Нойманн?

Андрей нарочито демонстративно ухмыльнулся, хотя внутри его ожгло словно кнутом.

— Вы долго жили среди славян на востоке, возможно, и в Новгороде — чувствуется акцент в ваших словах. Нет-нет! — Купец умоляюще поднял ладони, чуть ли не помахав ими. — Вы не так меня поняли! Я отнюдь не собираюсь ни в малейшем любопытствовать. Ваша жизнь — это ваша жизнь, герр риттер. Но вы опытный воин, помощь которого была бы для меня очень ценной. Дороги опасные, а число охранников у меня уменьшилось после отъезда из Полоцка. Мало ли что случиться может — польские паны известны своим своевольством и пристрастием к чужому добру. Что вы мне можете ответить на мое предложение, герр риттер?

Андрей задумался — предложение Нойманна, с одной стороны, позволяло хоть как-то легализоваться в этом мире, найти постоянное занятие и получить неплохие деньги.

Но с другой стороны, крайне велик и риск, что в общении с природными немцами, настоящими графами и баронами, его «расколют» живо. А там и подумать страшно, что будет. С самозванцами везде и во все времена очень круто обходились…

— Я понимаю вас, герр риттер. До утра у вас есть время подумать и несколько изменить планы, если вы сочтете нужным. И я буду очень рад, если вы великодушно отзоветесь на мою просьбу.

«Ты прав, только шлюхи сразу же соглашаются. А мне надо подумать и посоветоваться с Велемиром. Такое, господин купец, с кондачка не решают, тут требуется мозгами хорошо раскинуть».

— Я дам вам утром ответ, герр Нойманн!

Никитин чуть кивнул купцу и тут почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Словно кнутом с размаху огрели — настолько был взор ощутим кожей. А потому он, притворившись, что пьет вино, внимательно посмотрел кругом.

И поймал — рослый воин за соседним столом тут же вильнул взглядом и сделал вид, что увлечен разговором с соседом. Но через несколько секунд снова пристально посмотрел на Никитина. Назвать этот взгляд плохим Андрей не мог, встречал в жизни такие.

Воин будто мучительно вспоминал, когда же он видел майора, но, видно, так и не мог припомнить. Но подойти и спросить открыто не осмеливался, то ли любопытство пересилил, то ли из-за опасений нарваться на неприятности от того, с кем беседовал его работодатель.

— Хорошо, герр риттер!

Купец живо поднялся с лавки, уважительно поклонился и вернулся за свой стол — его место там никто не занимал, даже девок, что радостно пищали на коленях, рядом не сажали.

Никитин усмехнулся, видя, что воин больше на него не смотрит, демонстративно отвернувшись — «я не я, и любопытство не мое». Никитин поднялся с лавки и решил отправиться почивать.

Тяжело ступая по лестнице, он все же услышал за собой легкие девичьи шаги — за ним шла Ядвига. Отрабатывать свой грош…

ГЛАВА 7

Сильно болели ноги, руки и голова — буквально ломило от боли, и это помогло вернуть сознание.

С неимоверным трудом Андрей кое-как открыл глаза — темные бревенчатые стены, под щекой солома, а в маленьком решетчатом окошке сереет рассвет. Причину боли Никитин понял сразу — ноги и руки были накрепко связаны веревками.

«Отчего так башка болит?! Ни хрена не пойму, или меня по голове ударили, или с похмелья маюсь? Одно ясно — как лоха сделали, по рукам и ногам повязали!»

Андрей попытался перевернуться на бок и тут понял все. Не били его по голове, никак не могли бить.

— С затылком нормально, иначе бы взвыл, — Никитин пробормотал сквозь зубы и напряг руки. Куда там — вязали сонного, когда все мускулы были расслаблены, теперь не развяжешься.

«Хорошо меня скрутили, тепленького, падлы позорные! И голова страдает не с похмелья, а от той дряни, которая была в вино какой-то сволочью подмешана. Вот влип так влип, теперь труба. Гаденыш трактирщик, вот паскуда, ну ничего — долг платежом красен. — Андрей сжал зубы и принялся ворошить память. — Нет, пьяный не был, вот только напрочь бдительность потерял. За что и поплатился».

Никитин припомнил, как поднялся наверх по лестнице. В комнате безмятежно дрыхли Велемир со служанкой, их нагие переплетенные тела бесстыдно отсвечивали в темноте.

Рядом с топчаном торчал полупустой кувшин вина. Ему бы тогда сообразить, что дело нечисто, не мог же парень так вырубиться с небольшой дозы. А он только усмехнулся и накрыл их упавшим на пол одеялом.

Потом они с Ядвигой устроили скачки, а после приложились к кувшину, приняв по объемной чаше. Вино показалось сладковатым, тогда еще подумал, что для вкуса сахар подмешали.

И все — память словно отключилась — доза снотворного свалила его с ног. Но почему же он так рано проснулся, часа два ведь прошло, вряд ли больше?! Рассвет только подбирается, за окошком едва сереть начало.

Где-то рядом заржала лошадь, и Никитин сообразил, что лежит в каком-то из пустых амбаров, что протянулись за конюшней.

Теперь только осталось выяснить, где же находится Велемир и в каком парень сейчас состоянии. Андрей захотел перевернуться на другой бок, но вовремя остановил эту попытку и замер, прислушиваясь.

Никакой ошибки не было, ему действительно послышались шаги и тихая речь. Вскоре дверь амбара стала медленно открываться. Никитин быстро изобразил из себя беспамятное тело — необходимо вначале полностью прояснить обстановку, а заодно попытаться уверить неведомого и от этого более опасного врага, что он сейчас абсолютно никакой.

«Так себе, кусочек оплывшего мяса с пьяным спящим мозгом».

Зашли двое, аккуратно ступая, по-хозяйски притворив за собой дверь. И со свечой в руках — красноватые отсветы пламени чуть озарили бревенчатую стенку амбара.

Андрей приготовился использовать чисто женский прием — смотреть через сомкнутые ресницы. Один из вошедших, судя по скрипу кожи и негромкому лязгу, в доспехах, а значит, воин, а вот второй…

— Они только после полудня смогут очнуться ото сна, никак не раньше, пан кастелян! «Ведьмин одуванчик» сознание здорово отшибает, такой крепкий сон нагоняет. А ведь они почти весь кувшин выпили, а там гарнец вина сладкого был. Вот этот сладенького побольше себе сразу потребовал, а я еще туда медку немного подмешал. Для того чтобы горечи сонной отравы заметно по вкусу никак не было!

Лебезящий голос трактирщика Никитин узнал бы из тысячи других голосов, и злость моментально опалила его душу.

«Ах ты, сука поганая, ну ничего, тварюга, скоро мы с тобой сочтемся, за мной не заржавеет».

— Руки у него действительно воинские, на ладонях смердовских мозолей не видно!

Голос второго был сух и деловит. Андрей почувствовал, что тот наклонился над ним. Не простой воин, и в немалых чинах — властность в голосе сама за себя о многом говорит. Но откуда он здесь взялся и кто такой? — вот в чем вопрос.

— Купец с ним долго говорил. Подслушать Одноглазому не удалось, на немецком они болтали, тот называл герром риттером! Хотя Велемир его паном Анджеем именовал. А на груди у него крестик изумительной работы, то мне Ядвижка поведала. Умная девка, я ей подарок сделаю. Вот только какое у него происхождение, не выяснила. Молчал он и на вопросы девки не отвечал совсем…

— Это неважно, имя у путника любое может быть. Особенно у того, кто специально надел обноски!

Говоривший низко наклонился над Андреем и распахнул на нем ворот рубашки. Затем его пальцы взяли нательный крестик — дыхание зашедшего воина было горячее и спокойное, Никитин на правой щеке достаточно хорошо ощущал.

Рассмотрев золотой крестик, кастелян выпустил его из своих крепких пальцев, к великому изумлению притворившегося Никитина, который ожидал, что крестик сорвут с шеи вместе с цепочкой.

Но воин делать этого не стал, а выпрямился во весь свой высокий рост. Не нравилась Андрею такая нарочитая неторопливость, впечатление сразу же сложилось, будто тот уже с каким-то трупом дело имел. С его хладным телом, разумеется.

«Да уж, вляпался ты, товарищ майор, по полной программе. Это не разбойники — это гораздо хуже. А кастелян немалой шишкой является, вроде как управляющий у знатного пана».

— Матка Бозка! Видел я большие кресты из чистого золота, но этот работой славен. Это какой должен быть мастер, чтоб мельчайшие детали так хорошо были видны? Такой крестик и князю носить незазорно.

— Но имя его, пан Замосцкий? И одет он плохо, чуть ли не в селянское рубище, грязное и ветхое.

— Это неважно, имя любое может быть. Особенно у того, кто обноски на себя напялил, а такой крестик с цепочкой носит. Да за одну цепочку, столь тонкую и изящную, любому шляхтичу можно с ног до головы приодеться, да еще десяток грошей в кошель положить.

— У них с собой больше двух злотых, да еще у Хряка два злотых взял. И браслет с перстнем…

«Ты и плут, сволочь. У нас с Велемиром больше трех злотых имелось, только наших денег», — Андрей мысленно поклялся взять с хозяина сторицей, чтоб на всю жизнь запомнил.

— Это не простой воин, ох и не простой…

У Никитина сложилось впечатление, что пан кастелян просто вслух рассуждал, не принимая пройдоху трактирщика в расчет и совершенно игнорируя все словоблудия.

— У него на шее золотой крестик на золотой цепочке. Я таких цепочек в своей жизни ни разу не видел, а вот золото говорит о том, что перед нами переодетый рыцарь, никак не меньше. А может, и намного больше, ведь такая работа златокузнеца очень дорого стоит, и лишь немногим знатным рыцарям по кошелькам. Так ты говоришь, что он Хряка одним ударом через всю комнату отправил?!

— Одним, пан кастелян! Я даже самого удара не заметил, даже дверь не затворил, в щель подглядывал! Очень быстро герр риттер ударил! А перед этим боевой клич ордена прокричал: «Кто против Бога и ордена?!». И не побоялся свой паршивый орденский клич кричать, на землях пана нашего, давнего недруга…

— Не тебе о том судить! Да он тебя, свинью, просто пристукнул бы разок сильно, чтоб мозги твои поросячьи вышибить. И все дела! Орденец, значит, и не боялся? Что-то здесь не так, не вяжется — доспех он с Хромого снял, но вот только маленький тот носил, не подошел ему! Кожу с боков хоть подрезал и напялил на себя, а ведь мог с Велемира снять — тот почти с него ростом. Мог, но почему-то не стал!

Пан кастелян на минуту задумался, сделал несколько шагов по амбару, а затем высказал надуманное:

— А это означает только одно — Велемир его встречал, и вдвоем на пару они Хромого с Яреком завалили. Ехали они в Плонск, к Бужовскому, давнему врагу нашего пана. Вот только зачем?! Ну, ничего, у нас в замке один орденский рыцарь на цепи сидит, и этого рядом посадим, места в подвале много. И кат умелый — сразу заговорит, как миленький, а косточки его никто и никогда не сыщет! Не таких прятали!

Кастелян тут негромко хмыкнул, а потом с нескрываемым презрением бросил трактирщику:

— Да не дрожи ты так мелко! Орден нынче совсем не тот, что раньше, для мщения у него сейчас руки коротки, да и никто не узнает про рыцаря. Готовь быстро свою повозку, мы их в саму Старицу отвезем, к пану Завойскому. Тот орденцев обожает, не позавидуешь тут этому рыцарю. И все же, кого-то он мне напоминает, всю память перерыл, вспомнить никак не могу. Будто я его мельком видел, а вот где и когда? Вроде недавно? Но как его имя? Не могу вспомнить, и все!

— Повозку сейчас приготовят. Я как орденский клич услышал, так сразу велел слуге. Помнил ваш наказ. А к вам человека немедленно отправил. А к ним девок подослал, дабы внимание их отвлечь, да чтоб надежно было. Бабы-то они такие. И вино намешал…

— Не болтай много. Я это без тебя знаю. Купцовы людишки не видели, когда твои этих сюда перетаскивали?

— Нет, вроде не углядели!

В голосе трактирщика хотя и была уверенность, но подспудно звучал и страх, который Андрей сразу уловил.

— Это хорошо. А то со мной трое кметей всего.

— А у чеха семеро…

— Я гонца пану Сартскому в полночь отправил, он навстречу отряд вышлет. Так что если чех вмешается, ему хуже будет. Самих не тронем, у него охранная грамота от князя, но орденца силой отберем. Так что не робей! Не станет он вмешиваться в наши дела, ему свое добро дороже.

— Это вы верно сказали, ваша милость. Свое добро, оно завсегда… Кхе, кхе… кхе…

Угодливый голосок трактирщика сорвался и перешел в кашель — в амбаре было пыльно, мог и поперхнуться.

— Ладно, пойдем. Пусть кмети их на повозку грузят в мешках. Лошадей прямо к воротам подгонят. Никто и не заметит. А даже если и подглядят, то не поймут. Мало ли что увозят.

— А купцу я скажу, что они в ночь уехали…

— Ты добро их прибери и коней!

— Уже сделал, пан кастелян!

— Тогда пошли!

— Да, пан Замосцкий!

— Шевелись!

Отблески свечи отодвинулись, сладкая парочка «Твикс» вышла из амбара, а Никитин, спеленутый по ногам и рукам, крепко задумался.

«Вот так вляпался, на полном ходу и в кучу дерьма рылом. Надо что-то делать, причем в авральном режиме — иначе отвезут в замок, цепью скуют, пытать потом до самой смерти будут, как суки-кулаки небезызвестного пионера-героя Павлика Морозова!»

Такого печального для себя варианта развития событий он допустить никак не мог и потому попытался разорвать на своих руках крепкие завязки.

Но кожаные путы вороги наложили столь качественные, что Андрей вскоре умаялся и притих.

«Знали, сволочи, когда связать и как. По расслабленным рукам. Теперь хрен развяжешься — и будет мне вскорости знакомство с местным палачом — катом. А такого и даром не надь!»

Времечко уже не просто поджимало — он слышал, как слуги уже запрягли коней в повозку и теперь тихо переговаривались между собой. И тут Никитина осенило:

— Ну и кретин вы, товарищ майор! Это не оскорбление, а констатация наличного факта. Больше тебе пить нельзя — мозги заплывают и память дырявой становится!

Андрей изогнулся дугой и кончиками пальцев нащупал под завязкой рубахи перочинный нож. Ведь сам по привычке сделал потайной карманчик для подобных случаев и напрочь забыл.

— Все, завязываю с бабами и пьянками, — пробормотал Андрей, припоминая вчерашнее. И усмехнулся:

— А местные явно не профи. Надо же обыскивать всего, а они просто связали. Хотя… Между нами тысяча лет…

С трудом, немыслимо изогнувшись, Никитин нащупал рукоять и нажал кнопку, надеясь только на одно — хотя бы минут пять слуги еще провозились возле телеги, и все у него в полнейшем порядке будет.

Отщелкнув лезвие, он ухватился за рукоятку кончиками пальцев и стал надавливать сталью на кожаный ремешок.

Шорк, шорк…

Ему показалось, что кожа медленно режется, но решил не торопиться — будет намного хуже, если в спешке ножичек ронять постоянно будет.

Наконец ремешок не выдержал остроты лезвия и разорвался. Полностью освободиться от пут было для него теперь делом одной минуты…

ГЛАВА 8

Андрей тихо стоял у двери, потирая свои запястья. Он уже размял почти все мышцы тела и теперь напоминал лютого и свирепого хищника, притаившегося в засаде.

План был прост, как головка гаечного ключа на сорок, — как только откроют дверь, он моментально устроит вошедшим капитальное мордобитие, причем жалеть никого не станет. Раз его самого, родимого, в расход уже вписали да в местную пыточную прямиком отправить хотят.

«Вот только до своего оружия как-нибудь дорваться и сына потом найти. А этот мерзостный трактирчик, „малина“ гребаная, хорошо гореть будет, красиво, вместе со своим паскудой хозяином».

Ему повезло — слуги запрягли коней, но зачем-то ушли. И эти пять минут просто спасли, он успел полностью освободиться от пут. И вот за толстыми досками двери послышались шаги.

— Пойдем, Юрко, орденца загрузим, а потом тех двух. А то уезжать отсюда уже надо, рассвет близко.

Голос незнакомый, молодого мужика.

«Значит, пан кастелян с ними не пошел, а это к лучшему, врагов по частям бить нужно».

Андрей сильно вжался спиной в бревенчатую стенку амбара — позиция для нападения не очень удобная, зато охранникам нужно перешагнуть за порог, так как пленника бросили у самой стены. От входа этого угла совершенно не видно, ведь открытая дверь амбара мешала полному обозрению помещения для любого вошедшего.

Дверь кто-то очень сильно толкнул вперед, и в открытом проеме показалась голова воина, одетого в кожаный доспех, без шлема на голове. Этого Андрею за глаза хватило — он от всей души ударил врага сапогом под сгиб колена и всадил в сонную артерию нож.

Парень только чуть хрюкнул, а Никитин в темпе закинул свою неосторожную жертву вовнутрь кратковременного узилища, а сам стремительно выпрыгнул наружу.

Второй мужик так и ничего не успел понять, он просто наткнулся на выброшенный вперед кулак — Андрей перебил гортань сразу, тот и вскрикнуть не успел.

Никитин подхватил возницу (почему-то он с ходу решил, что это именно тот, может быть, потому, что на мужике доспеха не было) и отправил тело в амбар.

Андрей воровато огляделся — вряд ли кто в таком сыром тумане смог бы заметить, что недавний пленник легко умертвил приставленных к нему охранников и вырвался из узилища.

На большой повозке, запряженной парой их же собственных с Велемиром коней, то есть законных трофеев, к большому негодованию, лежало отнятое оружие и доспехи. Третий конь, на котором ездил сам Никитин, был привязан к облучку.

— Кажись, все тихо…

Андрей быстро огляделся и понял, что успел вовремя освободиться. У трактирной коновязи рядком перебирали копытами, жуя сено, несколько верховых коней с седлами.

Такое ощущение, что они ждут лишь всадников, что где-то рядом, поблизости. Ровным счетом четыре — значит, с кастеляном осталось два воина, один уже убит.

То, что он заодно угробил слугу трактирщика, душу Андрея не грызло ни в малейшей степени. Никакого выбора ему изначально не давали, а оставлять в живых тех, кто мог помешать побегу или поднять шум, нельзя ни в коем случае. От таких нужно сразу избавляться, не задумываясь, не та сейчас у него ситуация, чтобы в гуманизм играть.

Никитин быстро подошел к повозке, покопался и мигом зарядил болтом арбалет. Он взял свой пояс, быстро застегнул его, сразу почувствовав себя воином. В кольцо вдел кинжал, накинул перевязь с саблей через одно плечо, колчан с болтами — через другое.

Теперь можно было подраться против двоих, даже троих — то, что он допустит промах из арбалета, Андрей не брал в расчет. Не та у него сейчас ситуация, и время не то, но навыки-то остались прежние, хотя и постарел немного, жирка поднабрал да лени.

Он осмотрелся еще раз в туманной дымке, опустившейся на трактир пеленой, и крадущимся волчьим шагом отправился в поиск. Нужно было начинать обескровливать врага потихоньку, стараясь по одному передавить их, как хорь душит куриц.

Привычное ремесло диверсанта, любящего всем нутром предрассветные сумерки, желательно чуть моросящие и теплые, когда даже бдительным часовым больше всего хочется спать.

Через двадцать шагов у ворот его поиск увенчался первым успехом — здоровенный привратник трактира так и не успел проснуться, когда Андрей воткнул ему кинжал в сердце.

— На боевом посту, парень, спать очень не рекомендуется. Таких оплошавших часовых во все времена без звука резали, олух ты царя небесного. Ну, вот и славненько повеселился — три трупа за пару минут, в любой норматив уложился, — тихо прошептал Никитин на кураже и плавно заскользил к трактиру, сжимая в руке заряженный арбалет.

Но карта судьбы теперь легла неудачно, преподнеся ему очередную подлянку.

Дверь настежь распахнулась, и в осеннюю сырость вышел вооруженный дубинкой одноглазый слуга, следом за ним показался здоровый гигант в кирасе, под которую была поддета кольчуга с наброшенным на голову капюшоном. Хотя этот воин вряд ли был намного выше Андрея, просто крыльцо у трактира высокое.

Но вот реакцией гигант обладал отменной, все-таки успел он рвануть на себя слугу — болт попал тому точно в грудь. «Циклоп» предсмертно захрипел, выгнувшись в дугу всем телом, и тут же был отшвырнут в сторону крепкой рукой кастеляна.

С быстротой молнии поляк выхватил длинный меч и без промедления бросился на Андрея, который просто физически не успевал перезарядить арбалет новым болтом.

Тихо перебить оппонентов у Никитина не вышло, оставалось только драться, надеясь на дикую удачу или на воинов купца, что могли прийти к нему на помощь.

Но если не везет, так не везет — в дверях показался сопровождавший кастеляна мечник в кожаном доспехе с нашитыми поверху металлическими пластинами. Вояка сразу же выхватил клинок и кинулся на помощь своему господину, заходя от амбара.

Делать было нечего, и Никитин встретил первого и наиболее опасного противника мощным ударом в шею. Мысленно Андрей пожалел, что на нем нет доспеха, торопился слишком. Но думать или жалеть уже поздно, враги сошлись в поединке.

Это был далеко не тот Хромой, убитый им в Запретных землях. Пан в стальной кирасе, при серебряной цепи на груди и таких же шпорах на сапогах, владел мечом превосходно — Никитин только успевал кое-как отмахиваться от него, отступая к амбару. А с фланга его уже атаковал мечник, ловко крутя клинок в руках.

И Андрею все стало до боли ясным — надо или убегать во всю свою прыть, или его довольно скоро проткнут насквозь железяками.

Но бросить здесь Велемира?!

Пойти на такой шаг Никитин не мог, поэтому продолжал драться, сцепив накрепко зубы, еле успевая уклоняться и лихими скачками отпрыгивать от сверкающей стали, что жаждала его крови.

Андрей прекрасно осознавал, что кастелян с мечником ему не по зубам, он просто еще не наловчился орудовать мечом на их уровне.

И тут же Никитину поплохело больше, судьба в очередной раз сыграла в «решку». Из-за амбара выскочил еще один вояка, с небольшим круглым щитом и мечом в руке, и молча бросился в кипящую схватку.

Андрей закрутился как белка в колесе, мечась по двору. Силенки стремительно таяли, года уже не те, чтоб в таком режиме драться. Больше минуты не продержаться, непременно зарубят.

Осталось только громко воззвать к помощи, может, воины купца перестанут держать нейтралитет — то, что они давно проснулись от лязга оружия, Никитин не сомневался ни на капельку.

— На помощь!!!

И подмога тут же пришла, только не в лице человека, а в виде оглобли, которую, на его большое счастье, некто приткнул к стене амбара. Андрей отбросил саблю и схватил спасительницу в руки, сразу же крутанув ее и отбросив мечника в сторону.

Из дверей трактира высыпали чехи: купец и все его воины. Но остановились на крыльце, не сходя со ступенек.

В схватку они не торопились лезть — вынырнувший откуда-то трактирщик что-то горячо им втолковывал, размахивая руками и показывая на кастеляна, что, оскалив зубы, пытался развалить Никитина напополам своей польской «клейморой».

Терять было уже нечего, позора бояться тем паче, и Андрей во все горло заорал уже другой клич:

— Кто против Бога и ордена?!!

Стоявший у крыльца матерый воин, тот самый, что вечером пристально рассматривал Андрея за столом, неожиданно подскочил на месте, как ужаленный гадюкой в одно мягкое место, и с диким ревом рванулся вперед, молниеносно выхватив меч:

— За Святой Крест!!!

— Арни! Стой!

С крыльца надрывался купец, но тот не обратил на приказ никакого внимания, обрушившись сзади на мечника. Клинок лязгнул по шлему, и поляк упал на истоптанную землю.

Атаковавший Никитина воин немедленно повернулся к новому врагу и с яростным криком набросился на чеха, ударив того наотмашь мечом. Но неожиданный союзник ловко отпрыгнул в сторону и сам приложился, но на пути клинка встал щит.

Андрей только краем глаза, на чистом рефлексе, охватывал поле схватки. А сам атаковал оставшегося в одиночестве кастеляна, норовя познакомить конечности ляха с крепкой деревяшкой.

Теперь роли резко поменялись, причем играть Никитин был совершенно не намерен, какие уж тут игры, когда резня вовсю пошла.

Удар оглоблей мечом парировать нельзя, а потому кастелян хотел от него увернуться. Это желание и подвело крепко поляка — техника боя шестом имеет свои немалые хитрости, отнюдь не знакомые даже многим любителям этого вида драки.

Андрей крутанул оглоблю в кистях, изменив направление удара — и колено воина только жутко хрустнуло. Громко застонав от чудовищной боли, гигант плашмя рухнул на землю, выронив из руки длинный меч.

— Заполучи, фашист, гранату!

Андрей прыжком перепорхнул через кастеляна, обрушив конец оглобли на шлем последнего сражавшегося поляка. И тому хватило одного удара за глаза — черепушка, конечно, уцелела, шлем ведь неплохой защитой явился, но вырубило ляха знатно. Щитоносец безвольной куклой распластался у ног так вовремя помогшего Никитину чеха.

ГЛАВА 9

— Ты вовремя мне пришел на помощь!

Андрей с искренней благодарностью кивнул подошедшему к нему рослому, намного его шире в плечах, при таком же росте, воину, что продолжал сжимать в руке меч.

— Я только исполнил свой долг!

Мечник резким движением бросил клинок в ножны и подошел вплотную, внимательно глядя на Андрея, опустился перед ним на одно колено. Затем тихо, Никитин еле расслышал, сказал, чуть шевеля губами:

— Запахни ворот, брат-командор, у тебя, ваша милость, рубаха порвана. Никто не должен видеть наши орденские знаки.

Андрей машинально задернул рубаху, прелая ткань тихо расползалась по ниткам, слишком долго пролежала в брошенном хуторе. Воин вскочил, повернулся к трактиру и посмотрел на стоящих у дверей чехов.

— Изя, принеси мой мешок, — повелительно бросил.

Никитин замер, ожидая, что сейчас появится маленький еврей характерной наружности. Однако ничего подобного не произошло, Андрей даже хмыкнул от огорчения — один из охранников купца, славянской наружности крепкий парень, стриженный под горшок, тут же зашел обратно в трактир. Арни же обратился к купцу:

— Прости, пан, но у нас с тобой был уговор. Я ухожу обратно в орден. Это мой командор!

— Командор ордена Святого Креста?!

Голос Новака внезапно охрип. С вытянувшимся лицом купец испуганно вскрикнул и вытаращенными глазами посмотрел на Никитина, будто впервые того увидел. И явственное восхищение в словах просквозило, которое Андрей мгновенно уловил.

— Он из прежних «хранителей», Арни?!

— Да, — коротко ответил воин.

— А все думали, что они погибли, — прошептал купец, но Андрей расслышал эту реплику. И внутри у него все закипело — «ну и помощничек новый у меня появился, нет бы секрет этот в тайне хранить, а он его сразу перед купцом выложил».

Арни, не догадываясь о терзаниях новоявленного начальства, взял мешок из рук вышедшего из трактира воина, развязал завязку, порылся и извлек два свернутых куска ткани.

Развернул один из них, встряхнул, и, несмотря на сумерки, Никитин хорошо разглядел в центре красного плаща большой белый крест.

— Позволь мне надеть на тебя, брат-командор, наш плащ!

Воин еще говорил, но красная ткань «мушкетерки», точь-в-точь как и представлял себе Андрей этот плащ по кинофильму, только чуть длиннее, уже легла на его плечи, наброшенная умелой рукой чеха. Арни тут же завязал и веревочки на боках.

«Что ж, разумно, не с голым же торсом мне ходить, да еще с запретной наколкой», — Никитин лихорадочно соображал, что ему теперь делать дальше.

Он не желал быть самозванцем, слишком это рискованно, но ход событий не оставлял ему выбора.

Мысленно плюнув и положившись на судьбу в этом вопросе, он решил немедленно заняться насущными делами — свести счеты с кастеляном и трактирщиком. Не любил Андрей быть в долгу, тем более в таком.

— Арни, — обратился он к орденцу, что уже накинул на себя второй красный плащ с белым крестом. — Придержи хозяина, у меня к нему разговор будет. Запри его в пустом амбаре, дверь там открыта, прямо перед повозками. Он мне за все «хорошее», за все свои пакости заплатит.

— Ваша милость!!! — во весь голос взвыл трактирщик и рухнул на колени, протянув вперед руки. — Помилосердствуйте…

Договорить трактирщик не успел, как орденец уже сграбастал его лапищей за горло и поволок к недавнему узилищу. А Никитин, медленно ступая, остывая от минувшей схватки, подошел к лежащему на земле кастеляну, тихо стонущему от боли. Нужно было его «потрошить», пока поляк пребывал еще в сознании.

— Ну что ж, пора твоей памяти помочь!

Андрей безжалостно наступил на сломанную ногу кастеляна, почти вдавив ее сапогом в землю. Тот отчаянно взвыл и поднял на него округлившиеся от боли глаза.

И узнал — Никитин это понял потому, насколько вылезли очи из орбит, на лбу выступили крупные капли пота, а моментально осунувшееся лицо кастеляна буквально захлестнула смертельная белизна. Он отшатнулся и чуточку отполз, хотя в его положении это было проделать трудненько.

— Андреас фон Верт?! Матка Бозка!!! Командор…

Последнее слово поляк еле выдохнул, язык словно отказал ему. По лицу обильно потекли уже ручьи пота, ярко сверкая капельками светлячков. При свете факелов Андрею даже показалось, что кастеляна щедро окатили из ведра, но только не водой, а мелкими алмазами.

— Вижу, узнал, — удовлетворенно хмыкнул Андрей.

Еще бы — он в третий раз убедился, что является двойником неизвестного ему рыцаря ордена Креста, с довольно зловещей репутацией, раз кастеляна такая дрожь пробила. А этот мужик ведь совсем не трус, Никитин разбирался в подобных людях.

— Выходит, тебя не зарубили магометане на Каталаунских полях?! Врали людишки, что твою смерть видели!

— А ты и обрадовался…

— Нет, — проскрежетал зубами поляк. — Ты моего отца на башне повесил, все имение орден твой заграбастал! Я должен тебя убить! Я!!! Собственной рукой, как поклялся!

Никитин усмехнулся — оказывается, у него «кровник» имеется. Он наклонился, поднял меч кастеляна, мельком глянул на клинок. Из хорошей стали выкован, тут ошибки быть не могло.

И он решил провести смену оружия, а то ему эта уродливая сабля не нравилась совершенно. Хотя какая сабля, так, жалкое ее подобие.

Лезвие широкое, лишь чуть искривленное, тяжелый клинок выкован из плохого железа, коротковат, на вытянутую ладонь меньше казачьей шашки, что была у Пал Палыча и на которой Андрею преподали первые уроки фехтования. Потом, правда, инструктор перешел на другие образцы, весьма далекие и от прошлого, и от спорта.

— Поклялся?! Это хорошо, клятву надо завсегда держать! — Никитин нагло улыбнулся, поглаживая рукоять меча.

— Тебе свою, а мне свою!

— Так ты дурную валял, ведь мог же меня своим сакрамаксом нашинковать в мелкую стружку! И двух моих воинов… Ты же лучше всех орденцев дерешься!

Лицо кастеляна еще больше побелело, хотя, на взгляд Андрея, дальше было некуда.

— Ну что ж, значит, делай, как мне обещал тогда. Ты специально до той дубины добирался?! Ломай теперь мою вторую ногу, признаю, свою клятву ты исполнил. Что до моего тела своим железом никогда не коснешься, а ноги мне переломаешь до последней косточки. Если бы я раньше знал, что это ты, тебя еще в амбаре зарезал бы. Связанного…

— Сломанные ноги срастутся, а вот новая голова вряд ли у тебя отрастет. Так ведь?!

— Пан Сартский отомстит…

— Не сомневаюсь в его желании. Но, видишь ли, дотянуться до меня не так просто, ты на своей шкуре, надеюсь, убедился. — Андрей оскалился и чуть приподнял меч.

— Подожди убивать!

Кастелян облизнул пересохшие губы. Ему не хотелось умирать, молодой еще мужик, едва тридцать пять лет от силы. Однако и трусом поляк не был, глаза сверкали гневом.

— Ты же не за этим сюда пришел!

— А за чем? Неужто знаешь?!

— За своим рыцарем Стефаном Зарембой, что у нас в замке в подвале сидит. С оруженосцем и слугой. И где ты пронюхал, Андреас фон Верт, что мы его здесь, в этом трактире, взяли?!

— Где надо, — отрезал Андрей.

Он уже сообразил, что пан кастелян не просил у него милости себе напрямую. Но, по сути, прибегнул к заурядному торгу, ожидая, и не без основания, что надежда выручить своих из плена перевесит у командора жажду крови и мести.

«Убить этого стервеца можно, здешний закон на моей стороне. Но стоит ли колоть? Он же готовый свидетель, что я есть фон Верт, и поклянется чем угодно. Причем насмерть на этом стоять будет! Может, стоит выручить орденца? Ведь всплывет мое самозванство рано или поздно, а этот рыцарь будет мне обязан. Стоит рискнуть, но надо покумекать, как этого кастеляна на короткий поводок взять».

— Что ж ты в обносках ходишь, командор ордена Святого Креста?! Али денег у ордена нет, чтобы последнего «хранителя» приодеть?! Ты что, таким бродягой эти пятнадцать лет и ходил? В рубище? Или вериги носил?

Глумливый голос поляка вывел Андрея из размышлений. Нет, далеко не трус этот кастелян — прекрасно видел, что враг, убийца отца, который запомнился ему с детского возраста, может пустить в ход меч, но не боялся, а улыбался надменно.

— Деньги есть, — отозвался Никитин, — только пошукать нужно, вы у меня все выгребли, пока я в беспамятстве от вашего отравленного вина лежал. Грабители и те честнее — на меч берут добро. А вы, как шпыни ненадобные, трусливые похотунчики, умеете мелочь по карманам тырить у пьяных да связанных. Жулье мелкое!

— Я твоего на жалкий медяк не взял!

Кастелян вскинулся от оскорбления, заскрипев от гнева зубами. Видно было, что Андрей своими словами зацепил того до печенки.

— Если у тебя нет денег, то вопросы не ко мне. Ты ответишь за свои хулительные слова, командор Андреас фон Верт. И скоро ответишь! Не пройдет и месяца!

— Цепочку с крестиком ты с шеи не рвал, это точно. Сам видел, как ты их в амбаре пальцами мял…

— Так ты подсматривал! Эхма…

Кастелян простонал, а ладони крепко сжались в кулаки, до хруста. Никитин только ухмыльнулся — обидно стало гонористому шляхтичу, что обманули его, обвели вокруг пальца.

— А оружие мое почто на повозку нагрузил?! Добро мое и коней моих в повозку запряг?!

— То не твоя зброя, а моих воинов. Хотя, думаю, уже твоим пребывает — на меч ведь взял? Так?

— Так. Убил я твоих воинов, кастелян! На хрен им было нападать! Претензии имеешь?! Или сомневаешься?!

— Да нет! Покупать такой хлам ты не будешь. На меч возьмешь… Хотя мой доспех на оглоблю взят, но то мне простительно, клятва ведь твоя была. Одна радость — в убожестве своем ходить не будешь, а то с таким нищим меч скрестить даже зазорно. Приоденешься хоть…

Андрей улыбнулся — нравы здесь, как он и думал, оказались простыми и незатейливыми. Кто сильнее, тот и прав. А потому мучиться сомнениями Никитин не стал. Кивком подозвав к себе подошедшего от амбара Арни, он сделал характерное движение пальцами.

Чех все понял правильно и с немалой сноровкой, что говорило о его большом опыте в подобных делах, стал освобождать пана кастеляна от доспехов и кольчуги, выудив заодно и туго набитый монетами мешочек, который тут же сменил хозяина.

— Вира за обиду, — внятно сказал Арни кастеляну, но тот даже ухом не повел, пристально глядя на Никитина.

— Ты все честно сейчас взял, командор Андреас фон Верт! Но Замостье мое! Я его ордену не отдам никогда! А потому убей, у меня ведь нет сына, мстить некому! Вот и решишь вопрос!

— Убить?! — наигранно потянул Никитин. — Слишком простое решение, я не люблю таких…

— Да что ты говоришь?! — взорвался поляк. — Отца повесил не по обычаю! Если бы просто убил, я бы ничего не сказал, то бой. А ты повесил и замок оттяпал, ведь тогда сила на твоей стороне была. И я, Ярослав Замосцкий, вот уже два десятка лет на одной милости живу! Собаке и той кость кидают, а нам вы даже деревушки одной не выделили, все себе заграбастали. Убивай же, что время тянешь! Или насладиться моей беспомощностью подольше хочешь?! У тебя же мой меч в руках!

— Нет, тебя убивать не стану, — четко выговаривая слова, произнес Андрей, а сам подумал, что угораздило его попасть в чужую шкуру и решать чужие дела.

Не мог он убить этого молодого поляка сейчас, никак не мог, хотя тот бы его не пожалел. А потому мозг лихорадочно искал приемлемый вариант разрешения ситуации.

— Я оставляю жизнь тебе и твоим воинам! В обмен на захваченных вами орденцев! Конрад Сартский должен их выпустить немедленно, с оружием и всем имуществом, препятствий не чиня! Потому что не в бою их взял, а обманом злостным.

— А если пан Сартский их не отпустит?

— Отпустит, ему деваться некуда…

— Ты так считаешь, командор Андреас фон Верт? — язвительно, с нескрываемой издевкой произнес кастелян. — Ты не думаешь, что у пана Сартского на этот счет будет совсем иное мнение?!

— Если он откажет, то…

Андрей задумался, лихорадочно просчитывая ситуацию. Наконец, после минутной паузы, произнес:

— Тогда ты и твои люди, что здесь находятся, должны приехать в Бяла Гуру, и там я буду решать. Целуешь на том крест?

Кастелян надолго задумался и крепко, даже на лбу собрались морщины. Наконец, еще раз пристально взглянув на Никитина, будто опасался от того подвоха, решительно и твердо произнес:

— Хорошо, пусть будет так. Если пан Сартский не отпустит Стефана Зарембу и его людей, то я немедленно приеду к Белой Горе. И ты волен поступать со мной, как желаешь!

Последние слова дались кастеляну с трудом, гримаса ненависти на секунду промелькнула на лице. Поляк запустил руку под ворот и достал массивный серебряный крестик, прижав на секунду его к губам:

— На сем крест целую!

Андрей задумчиво покачал головой — мировоззрение у людей здесь религиозное, будь то христиане или язычники. И нарушить такую клятву — взять на душу смертельный грех!

«Но мало ли что выдумает пан Сартский, чтоб это обещание своего кастеляна обойти. Кто его знает, но по тому, что про этого магната говорят, можно сказать одно — палец в рот лучше не класть».

И тут Никитина осенило, и он мысленно возликовал: «Хорошо!»

Андрей повернулся к купцу:

— Пан Новак, у вас имеются с собою письменные принадлежности, чернила и бумага?

— Конечно, ваша милость! Купцу без них никак, ведь записи купленного и проданного вести нужно, и счет также.

Чех отвечал обстоятельно, но почтительно, будто и не было между ними вечерней пирушки и дружеского разговора.

— Вас не затруднит немедленно написать грамоту о том, что было решено мною и паном Замосцким? Только все, и поподробнее. А также причины обмена пана на рыцаря Зарембу. Я ее помещу под иконами, как напоминание о данной клятве.

— Под иконами?!

— Зачем вам это, ваша милость?!

Поляк и чех спросили одновременно, с видом безграничного удивления они смотрели на Никитина.

«Так, понятно. Письменные соглашения здесь не в моде, обходятся честным словом или бьют по рукам. А говорить правду нельзя — ведь если пан Сартский взбрыкнет, то его этой бумагой церковь сможет за глотку крепко взять. Лишь бы не сообразили, где здесь собака зарыта. И в ходу ли здесь пословица: что написано пером, то не вырубить топором».

— Не передо мной он клятву дает, а перед Всевышним, потому под иконами держать только нужно!

Андрей ушел от разъяснений, вывернулся, как мокрый обмылок в горячей бане. И чтобы не получить других неудобных вопросов, быстро сказал, помахав в воздухе пальцем:

— Вы пишите, пишите. А мне еще надо много дел завершить, да трактирщика, прохвоста, уму-разуму научить!

ГЛАВА 10

Нужно было немедленно найти Велемира, и Никитин в лихом галопе стал оглядывать все амбары, начав со второго от своего недавнего узилища.

Там сейчас, во временном узилище, находился хозяин, разговор с которым он отложил напоследок. Ведь месть — такое блюдо, которое нужно есть только холодным. Тем паче к трактирщику накопилась масса других вопросов.

К его великому удивлению, в амбаре спрятался до смерти испуганный рябой конюх. Андрей едва не рассмеялся во весь голос — парень наверняка видел, какую расправу учинил бывший спецназовец над персоналом постоялого двора.

И пожалел мальца — не из гуманизма, просто подумал, что убивать без особой нужды лишний грех на душу брать, а ведь здесь еще бабы и малые детишки есть — их всех подряд резать прикажете?!

— Где прячут моего оруженосца?! — грозно вопросил он, надвинувшись на трясущегося от страха работника.

— Там, за стенкой, — лязгая зубами от страха, еле вымолвил парень и энергично ткнул пальцем в бревно. А сам чуть ли не свернулся клубком, закрыв руками голову: — Не убивайте меня, ваша милость, я ничего худого не сделал! Помилосердствуйте, ваша милость!

— Живи, только спрячься здесь, пока уляжется, — бросил Андрей и вышел, оставив дверь открытой.

Он не сомневался, что конюх будет сидеть как мышь под веником и ни за какие коврижки носа не высунет, пока чужие не покинут двора.

Не теряя времени, Никитин ворвался в соседний амбар, где у груды набитых мешков обнаружил мирно спящего, но крепко связанного веревками Велемира, одетого, как Адам до грехопадения.

Сын был не один, а в компании еще двоих узников, также хорошо обмотанных веревками, но хоть в одежде. Оба только моргали глазами и делали просящие рожицы. Говорить ничего не могли, так как их рты были заботливо забиты тряпичными кляпами.

— Твою мать! Простынет же парень, не май на дворе!

Андрей полоснул кинжалом по веревкам, освобождая пленников. И занялся сыном — парень дрых беспробудно, и после парочки щедро выданных пощечин он понял, что разбудить Велемира невозможно. Видно, в отличие от него, молодец вдоволь напился сонной отравы.

Никитин рывком поднял юношу и, поднатужившись, взвалив на плечо, дотащил до повозки. Уложил на солому, что была навалена у возничего (им самим предстояло ехать на голых досках), набросил на нагое тело какую-то дерюгу для согрева.

— Хреново, — пробормотал сквозь зубы и сам себе задал вопрос: — Это сколько он спать будет после кувшина «винца»?

Никитин потер лоб — как ни крути, но повозку брать придется, в седло парня не посадишь.

«А погоню за нами разом пошлют, это к бабке не ходи. И что делать прикажете в таком случае?»

— Брат-командор, это твой оруженосец? — К Андрею из-за спины подошел Арни. — От погони с повозкой не уйдем!

— Я его не оставлю здесь!

— Я не предлагал этого. Просто с повозкой тащиться будем. Усадить в седло да привязать крепко. В поводу поведем.

— Тело быстро затечет. Пусть пока спит в повозке. Но если погоню обнаружим — тогда в седло посадим. Ты пока займись им — нехорошо голым быть. Да и одежду надо мне найти, в рвань одет.

— Выполню, — коротко, чисто по-военному ответил чех и пошел в трактир. Андрей сразу понял, что Арни там церемониться не будет, без разговоров отберет самое нужное.

— Ваша милость! Возьмите нас с собой!

На него умоляюще взирали освобожденные узники. Один крепкий, широкоплечий, уже не юноша, а скорее мужик. И кулаки соответствующие — с небольшой кавунчик. А вот второй молодешенек, пуха над губой нет, мальчонка лет пятнадцати. Но взгляд отчаянный.

— Они меня снова поймают, только уже убьют сразу на месте, да еще вдоволь поиздеваются при этом. А я возницей у вас буду, я конями править умею, ваша милость. Меня Чеславом кличут. Кастелян меня поймал и хотел отвезти на панский суд в Старицкий замок. Оттуда мне прямая дорога на лютые пытки к палачу, потом на виселицу в Старице. Беглых холопов пан Завойский завсегда прилюдно вешает, но перед смертью еще долго в подвалах замка мучает!

— С чего ты взял, что я «ваша милость»? — вяло поинтересовался Андрей, уже решив взять с собой освобожденного мужика, что так напористо на него насел с просьбою.

— Так кастелян пана Сартского говорил! Когда вашего оруженосца сюда бросили, он громко сказал своему воину, что вы рыцарь ордена Святого Креста! Так мы и слышали!

Отрицать Андрей ничего не стал, тем паче глупость была бы просто неимоверная — орденский плащ краснел на его груди. И повернулся к щуплому, вопросительно посмотрев на того.

— Ваша милость, возьмите и меня с собой, мне теперь совсем худо придется. Здесь меня сживут со света. Я ведь закуп, полным холопом хотят сделать. — Парень умоляюще прижал руки к цыплячьей груди.

— Чеслав, помоги тому орденцу. Да одежду хорошую подбери в хозяйских сундуках. Тебя как звать? — Андрей посмотрел на щуплого.

— Досталеком, ваша милость!

— Займись моим оруженосцем. Повозку нагрузи доспехами и оружием. Здесь арбалеты есть? У хозяина?

— Пара есть, и болты. И воин кастеляна с луком был.

— Найди немедленно! И сухпай какой-нибудь раздобудь, — коротко распорядился Никитин.

— Чего сделать-то, ваша милость? — Паренек растерянно захлопал ресницами. — А где взять этот сухпай?

— Поесть на пятерых в дорогу собери, на три-четыре дня. Что уже на кухне готово и не портится в дороге. Мясо и рыбу копченые, вино, хлеб, сухари, соль. Да, вот еще. У хозяина перец и пряности есть — разыщи и забери все, ничего не оставляй!

— Все сделаю, ваша милость! — Досталек поклонился и сразу же захлопотал, забегал.

Факела ему не потребовалось — ночная темнота уже отступила, и в серых предрассветных сумерках уже было довольно сносно видно.

Пора было свести счеты с пройдохой хозяином. По долгам надо сразу платить, не откладывая в ящик. И Андрей быстро пошел к знакомому амбару.

Обогнул повозку и взялся руками за тяжелый дубовый засов. Поднатужился, ибо Арни загнал его с силой, и вытащил из пазов. Толкнул дверь и был тут же встречен отчаянным воплем:

— Ваша милость! Помилуйте!

В ноги бросился трактирщик, норовя то ли обнять, то ли облизать сапоги, рыдая во весь голос.

Никитин небрежно его отпихнул, соблюдая осторожность — крыса, загнанная в угол, может сильно покусать. И неизвестно, на самом ли деле так испуган хозяин или лицедействует, подгадывая удобный момент, чтобы вцепиться в глотку. Он бы его зарезал еще полчаса назад без жалости, но сейчас в голове забрезжил новый план.

— Неужто ты думал, мерзавец, что орден не узнает?! Как опоили рыцаря Зарембу здесь и выдали Сартскому!

— Ваша милость! Я маленький человек! Меня принудили, я не мог ослушаться пана!

— Теперь я тебя судить буду! Я, Андреас фон Верт, командор ордена Святого Креста!

— Матка Бозка! Вы фон Верт?!

В диком ужасе трактирщик отпрыгнул в угол и стал лихорадочно креститься, словно отгонял от себя наваждение.

Классик на эдакой сцене сразу бы сюжет написал, типа «второго пришествия командора». Все же репутация, пусть чужая, великое дело — сразу уйму проблем решает.

Особенно такая, от которой у собеседника зубы лязгают, как кастаньеты, волосы встают дыбом, а глаза мгновенно превращаются в рачьи.

— Замри, пес! А то убью!

От ледяного голоса командора трактирщик в одну секунду потерял голос, даже дышать перестал, только все его тело мелко дрожало от еле сдерживаемого ужаса. И Андрей еще раз убедился, что его «визави» был хорошо известен двадцать лет назад, если одно только его имя могло вогнать в страх не только шельму-трактирщика, но и кастеляна.

— Слушай меня внимательно, повторять не буду! С этого дня ты верой и правдой служишь ордену Святого Креста! Будешь его ушами, со всеми своими потрохами. И обо всем, что против нас будет затеяно, немедленно доносить. Или умрешь!

— Нет, не надо! Я буду верно служить ордену Святого Креста, ваша милость!

«Так, клиент уже дошел до нужной кондиции. Великое дело — репутация. А теперь, раз он духом воспрянул, его надо по-новому с головой в дерьмо окунуть!» — мысленно хмыкнул Никитин и начал говорить ледяным голосом ожившего монстра:

— А за обиду ордену ты сейчас заплатишь полностью, или мой меч, твоя голова с плеч! — Андрей осекся, следовало назвать сумму, а он не знал здешних расценок за такие преступления.

— Ваша милость, я маленький человек! Мне пан Сартский приказал, я не мог ослушаться! Он страшный пан, немилосердный. Меня бы замучили, запытали бы насмерть…

— Заткнись!

Никитин навис с грозным видом, и трактирщик тут же замолчал, мелко дрожа и лязгая зубами от страха.

— Триста злотых с тебя, тварь!

— Что?!!

Купец от изумления даже дрожать перестал. Его глаза еще раз чуть ли не вылезли из орбит.

— Это ж сто марок серебром?! Где я такую уйму деньжищ достану? Да весь мой двор столько не стоит, ваша милость!

— Хорошо, — таким медовым голосом проговорил Андрей, что у трактирщика волосы вновь стали дыбом, ибо переход в поведении командора, жестокого в прошлом до жути, был настолько разителен, что от него ничего хорошего ожидать просто невозможно. — Я тогда возьму виру кровью, а этот вертеп сожгу! Чтоб все знали, как наш орден за обиду наказывает! А тебя на кусочки изрублю, чтоб подольше помучился, сволочь!

Андрей медленно поднял длинный меч над головой, а хозяин вскинул руки, будто они могли стать преградой для острой стали, и пронзительно завопил:

— Не надо меня убивать, ваша милость! Пощади, ради господа! Я заплачу! Все заплачу!

— И оружие все отдашь! Мне сказали, что у тебя здесь пять арбалетов и три лука…

— Только три арбалета, ваша милость! — взвыл трактирщик. — А боевых луков отродясь не было. Нельзя их держать, да и…

— Хорошо, — отрезал Андрей, и трактирщик мгновенно заткнулся.

— А теперь слушай меня внимательно. Ты будешь сообщать в Бялу Гуру про всех тех, кто замыслил худое против ордена. Особенно дела своего пана. Знаешь же про них много?! Так ведь?!

Трактирщик энергично закивал головой, как китайский болванчик, коего Андрей заводил ключиком в детстве.

— Сейчас мне все и расскажешь! Но честно, не вздумай врать, ложь я сразу распознаю. Есть у меня один восточный амулет…

«Подпустить тумана неплохо, он сейчас в таком состоянии, что поверит во многое. Но пока я кнутом работал, теперь надобно и кусочек пряника ему дать, чтоб духом воспрянул. А потом снова кнутом огреть, чтоб не расслаблялся, собака».

— К тебе придет мой человек и скажет как бы невзначай: «Здесь продается славянский шкаф?» — Андрей внутри себя хмыкнул. — Ответишь, что давно продан, но через месяц будет другой. Тогда он попросит подождать с продажей на две недели. Понятно?

— Да, ваша милость!

— Если будет что-то срочное сообщить, то отсылай своего человека к Белой Горе, пусть скажет от кого и слова тайные мне передаст: «Слоны идут на юг». Понял?

— Я запомнил, ваша милость, все сделаю!

— Молодец, птица-говорун, отличаешься умом и сообразительностью. А потому сотню злотых виры я тебе прощаю…

Трактирщик выпучил от удивления глаза и непроизвольно, от чудовищного облегчения, выпустил из себя газы.

Андрей усмехнулся, вспомнив изречение Карла Маркса, что ради трехсот процентов прибыли буржуа пойдет на любое преступление. Алчность хороший инструмент, если ее правильно использовать.

— Если будешь служить честно и новости того будут стоить, то каждый год будешь получать по сто злотых. Но только если новости будут действительно важными!

— Да я… Да я… Все сделаю, ваша милость. — Трактирщик только хлопал ртом как рыба, щеки покрылись румянцем. — Пан Сартский такое задумал, он же войной на орден скоро пойдет. Я вам сейчас все расскажу…

ГЛАВА 11

— Ты прям как древнерусский богатырь, товарищ майор, — пробормотал под нос Андрей и оглядел себя еще раз.

Его внешний вид сильно преобразился. В сундуках трактирщика нашлась весьма приличная одежда, такая, что и командору ордена надеть ее было не зазорно. Новая, ненадеванная — после вонючей и затхлой рвани она казалась царским облачением.

Кольчуга из мелких колец, содранный с кастеляна законный трофей, удобно облегала тело, поверх была нацеплена кираса. Это железо давило на него не меньше, чем привычный в том времени бронежилет.

Вот только насчет защитных функций Никитин сильно сомневался — от касательного удара железная рубашка, может, и защитит, но прямой тык меча или копья окажется для его здоровья фатальным. Как и точное попадание арбалетного болта. Это страшное оружие, недаром церковь его запрещала.

Непонятно только, почему оно здесь распространено, да еще в столь раннее время — на этот вопрос Андрей ответа дать пока не мог, но чувствовал, что в этом мире кое-что, а может и многое, пошло совсем по-иному. Неужели война с мусульманами за освобождение христианских земель резко подстегнула развитие?!

Перевязь с длинным мечом кастеляна была закинута через плечо, кольчужный капюшон отодвинут на затылок. Имелся еще шлем, островерший, с кольчужной бармицей и стрелкой, защищавшей нос от поперечных ударов, но Андрей пока отложил его на повозку.

— Брат-командор, что с этим гадом делать? — Арни показал на лежащее возле телег окровавленное тело трактирщика. — Добить прикажете?

Чех дернул рукой, и клинок пополз из ножен. Старый орденец так воспринял молчание командора.

— Отлейте водой, пусть в себя придет, — равнодушно бросил Андрей, вид его был грозен, хотя внутри бушевал хохот.

«Действительно прохиндей и актер хороший. Можно подумать, что его до полусмерти мамаевой ордой излупили и стая упырей потом истерзала. Если бы я сам не принимал режиссерского участия в этой постановке, то враз поверил бы. А так прямо всплакнуть хочется над невинной жертвой орденского произвола».

Два ведра колодезной воды, щедро вылитые Чеславом и Досталеком на хозяина, привели того в чувство. Трактирщик застонал, завозился в грязи и попытался приподняться.

Вот только это оказалось затруднительным — Никитин предварительно поставил свой новый кожаный сапог тому на грудь и упер острие меча в шею:

— Ну что, тебе глотку перерезать? Или как?

— Я все отдам, ваша милость. Все, что есть! У меня здесь полсотни злотых и серебра на двадцать марок. Больше ничего нет! Все отдам, если жизнь мне даруете!

— Убить бы тебя, да ладно, я добрый сейчас. Будешь жить! Арни! Чеслав! Взяли его за руки и волоките туда, где он деньги спрятал. Да нос расквасьте, если торопиться не будет.

Парни тут же подняли хозяина и поволокли безвольное тело к трактиру. Никитин огляделся, зная, что за ним подглядывает множество любопытствующих глаз.

Во дворе было многолюдно, суетились возницы, суматошно бегали слуги и девки — купеческий обоз спешно готовился покинуть «гостеприимный» постоялый двор.

Андрей усмехнулся — Новак явно не хотел задерживаться здесь лишней минуты, словно чуял неприятности. И тут купец был прав, хотя он сам даже не намекал ему о ночных словах кастеляна.

Никитин еще раз усмехнулся краешками губ — интуиция великое дело, если есть, и размеренным шагом пошел вслед за своими парнями.

Столы в зале были свободны как от яств и пития, так и от посетителей. Зато сама комната была освещена факелами, да на крайнем столе стоял массивный бронзовый подсвечник с тремя свечами.

За столом сидел купец, торопливо дописывающий лист бумаги гусиным пером. Кастелян лежал на лавке, около него стоял один из чешских воинов.

Второй охранник, суровый видом, с выбритой головой и выкрашенными в синий цвет длинными усами, стоял чуть в стороне, с самым безмятежным видом.

Но на вошедшего Андрея он снова взглянул цепко, взгляд за секунду стал оценивающим, словно вояка прикидывал, как будет с ним драться в очередной раз.

Никитин ответил тем же, но выбритый бодаться глазами не стал, примирительно улыбнулся и сделал шажок в сторону, как бы демонстрируя — «в чужие разборки не вмешиваюсь».

— Ваша милость, я все написал. Прочтите.

Купец с поклоном протянул бумагу. Андрей подошел ближе к свечам и чуть громко не выругался — знакомые буквы кудрявились на листе. Хорошо бы немецкий или польский, тут можно было бы понять, о чем идет речь, но текст был написан по-латыни.

«Капец. Как же я сразу не „въехал“, что латынь здесь международный язык, тем паче письменный. Настоящий командор знать ее обязан, он же и воин, и монах. Но я-то… Надо как-то выкручиваться».

— Прочти на польском, — он протянул бумагу купцу. — Пану Замосцкому будет понятнее.

Сказал равнодушно, но внутри замер в тоскливом ожидании — а ну как кастелян знает латынь?!

Однако поляк латынью явно не владел, а потому промолчал, чуть кривя лицо от сдерживаемой боли.

— «Пан Ярослав Замосцкий, кастелян пана Конрада Сартского, обязуется вместе со своими воинами немедленно отдаться под суд командора ордена Святого Креста Андреаса фон Верта за попытку пленения оного командора в нарушение Закона Божьего. И будет находиться в таком состоянии, пока пан Сартский не отпустит рыцаря ордена Святого Креста Стефана Зарембу, с людьми, оружием и прочим имуществом, коего удерживает в своем замке насильно, в нарушение Божьего Закона, честно и беспрепятственно. В чем клянусь именем Господа Нашего и крест целую». Все, герр командор.

— Зер гут, — коротко ответил Андрей и равнодушно спросил лежащего на лавке кастеляна:

— Поклянетесь выполнять это условие, пан Ярослав? Не нарушите ли крестного целования?

— Нет, — сразу отозвался кастелян и с трудом уселся на лавке. Медленно перекрестился. — Клянусь!

— Тогда подпишите, пан Ярослав!

Внутри Андрея бушевал пожар ликования, но ни одной искорки веселого пламени не выскакивало наружу. Наоборот, голос его был сух и деловит. Не время радоваться, пока на бумаге не остался росчерк чернил.

Замосцкий с трудом положил искалеченную ногу на дубовую скамью. Закусив губу, чтобы не застонать, поляк взял перо в руку и тщательно подписался, выводя кудрявые завитушки. От сдерживаемой боли у него выступили капли пота на лбу.

— А теперь подпишитесь вы, пан Новак, как послух, — попросил Андрей, глядя прямо в удивленные глаза немца.

Тот помедлил немного, просьба командора ордена была необычной. Но купец не раздумывал долго, а взял гусиное перо в руки и подписался ниже Замосцкого.

— Спасибо, пан, — коротко поблагодарил Андрей и повернулся к усатому воину:

— Можете ли вы тоже подписаться?

— Не умею, — последовал четкий и громкий ответ, а глаза синеусого дерзко блеснули. — Я варяг, и мой покровитель Перун молниерукий!

— Хорошо. Позвольте узнать, как вас зовут?

— Ольгерд из Полоцка!

— Славное имя, — только и сказал Андрей.

Именно его носил легендарный князь, что прибил свой щит на врата Царьграда и вошел в историю как Вещий Олег. Хотя здесь настолько все изменилось, что нет гарантии, что сей князь воевал с византийцами.

Сверху послышались стоны и оханье, и все присутствующие в зале посмотрели на лестницу, что вела на второй этаж Арни и Чеслав стащили вниз трактирщика и как куль сбросили у стены.

Затем орденец выложил на стол здоровенный мешок, звякнувший металлом, и рядом с ним несколько небольших кожаных мешочков. Из-за пазухи извлек еще один, поменьше, положил отдельно.

— Медь, — Арни ткнул пальцем в мешок. И на маленькие указал: — А тут серебро. Здесь злотые и солиды с динарами. Всего денег на сотню и два десятка злотых ровно. Больше у него здесь нет. Там еще нашли ваши драгоценности и деньги.

На столе оказался знакомый сверток с браслетами и перстнем, а также кошельки, что выудили у них с Велемиром.

Андрей усмехнулся — трактирщик ровно вдвое ухитрился уменьшить сумму наложенного на него выкупа. И это даже с учетом того, что они здесь выгребли пряности, забрали коней, полезные для себя вещи, одежду и оружие.

— Вы взяли малую виру, ваша милость, — негромко сказал купец, — за такие дела на любой земле вам бы его с головой выдали. Мерилом здесь может быть только кровь…

Ни у Новака, ни у синеусого варяга в глазах не было даже проблеска алчности, они совершенно спокойно взирали на груду денег. Охранник даже криво и презрительно усмехнулся, и Андрей понял, что надо как-то выкручиваться, дабы не поползла дурная слава по свету.

Купцы ведь такой народ — скажут где-нибудь, а потом долгонько придется отмываться.

— Холоп не платит кровью первым! Платит его хозяин! Я, Андреас фон Верт, командор ордена Святого Креста, оставляю ему жизнь. Пока не скрещу клинок с тем, кто замыслил преступление против Бога, церкви и ордена. А потому я не стал убивать и его кастеляна.

Андрей с силой вогнал острие меча в пол, ожесточился лицом и глубоко задышал, нагнетая ярость. Ему нужно было хорошо лицедействовать, дабы никто не заподозрил фальши.

— Пан Замосцкий! Передайте это своему хозяину…

— Он мне не хозяин, — гневно вскинулся с лавки поляк.

— Он твой пан и благодетель, — Андрей осадил кастеляна звенящим от гнева голосом. — И я требую от тебя одно — пока обиды ордену не будут смыты, ты не будешь лезть между нами! Не доводи меня до греха — я не желаю тебя убивать! Тем более, тебе нужно прийти в себя, чтобы быть в силах для равного и честного боя. Ровно через год и один день мы можем встретиться на поединке. Выбор оружия теперь за мной! Так?!

— Да, командор фон Верт, — отозвался поляк. — Это справедливо. Вы сегодня дрались, связанные обетом.

Андрей с силой выдернул меч и с лязгом забросил его в ножны. Подошел к лежащему на полу хозяину и грозно бросил:

— Через два месяца я потребую от тебя полностью заплатить виру! Ты заплатил лишь половину. — А сам чуть не хмыкнул, глядя на посеревшее лицо трактирщика, который снова задрожал как лист на ветру.

«Актер, ну и актер. Натурально играет, будто я на самом деле полторы сотни злотых потребую, те, что полчаса назад ему подарил. Теперь у меня есть здесь агент, и не важно, что двойной, „герцог“, как таких в старину именовали. Зато стучать начнет исправно, как дятел! Никуда он не денется — теперь пан Сартский ему клапан живо перекроет».

Андрей чуть кивнул, попрощавшись таким образом с купцом, и пошел из трактира. Он всей кожей чувствовал, что нужно скорее уносить ноги, встреча со стражниками местного пана, что сюда направлялся, могла закончиться для него фатально. За ним устремился Арни, положив руку на рукоять меча, и сгибающийся под тяжестью монет Чеслав…

— Вы хоть понимаете, с кем вы едете? И куда?! Нас преследовать долго будут и очень жаждать нашей смерти! Мучительной смерти! Подумайте хорошо, хлопцы!

Андрей решил дать возможность освобожденным пленникам тихо уйти от орденцев. Но не тут-то было — оба парня встали перед ним на колени, а Чеслав громко сказал, глядя прямо в лицо:

— Ваша милость, лучше умереть под знаменами крестоносцев в битве, чем быть запоротым насмерть. Я попадать в их руки больше не намерен. Желаю дать присягу ордену Святого Креста, буду честно ему служить, не щадя живота своего! До смерти!

— Добрый воин будет, брат-командор. — Стоявший рядом с Никитиным Арни одобрительно крякнул и добавил негромко: — А драться я их научу!

— Хорошо, парни, вы свой выбор сделали, — решил Андрей и спросил: — Оружие и арбалеты загрузили?

— Да, все собрали. В тайнике у хозяина рыцарский меч был спрятан, как вы и сказали нам, ваша милость! Повозку уже загрузили, снеди разной взяли с избытком.

Досталек поклонился и замер, ожидая распоряжений. Андрей ничего не сказал в ответ, только осмотрелся еще раз. Повозка, запряженная парой крепких лошадок, да пять верховых коней под седлами.

Как только Велемир очухается, дальше пойдут верхами. Вроде все сделано как надо, нужно уходить, а то, не ровен час, сам пан Сартский нагрянет.

— По коням! — скомандовал Никитин и с некоторой неловкостью, от тяжести давящего на тело железа, уселся на коня. Арни и Чеслав тут же оказались в седлах, а Досталек тронул повозку, лихо щелкнув кнутом. Миновав ворота усадьбы, маленький отряд выехал на тракт…