Крепость Серого Льда

37 ВОЖДЬ-ИЗГНАННИК

Бриму порой казалось, что он сходит с ума. То его со всеми потрохами продают Молочному Камню, то вдруг посылают в Гнаш, да еще во главе собственной дружины. Это, конечно, Робби придумал. Кого же отправить послом к Скиннеру Дхуну, как не родную кровь Рваного Короля?

Дружина была невелика, и Брим не обманывал себя в том, что возглавляет ее только символически. С Бримом ехали Гай Морлок, Дидди До и еще двое лучших наездников, и он сомневался, послушают ли они его, если он крикнет: «Бладдийцы», не говоря уж о том, чтобы исполнить его приказ.

Гай Морлок ехал впереди, полоща на ветру голубым дхунским плащом. Они были в дороге уже два дня и только что пересекли границу Гнаша. Между этим кланом и Молочным Камнем пролегала хорошо наезженная дорога, и маленький отряд, перебравшись через Молочную, двигался быстро. В здешних старых, но не слишком густых лесах водились олени и дикие кабаны. Вдалеке путники видели реку Глоз, на востоке впадающую в Молочную. Буря, десять дней трепавшая клановые земли, оставила за собой чистую, освеженную зелень. Земля за одну ночь покрылась свежей травой, и вокруг древних дубов расцвели фиалки.

Холод, однако, не уступал, несмотря на яркое солнце. Щеки у Брима разгорелись от быстрой скачки и ветра. Он радовался и холоду, и быстрому бегу коня, радовался долгим дням в седле и коротким, без огня, ночевкам — радовался, потому что все это утомляло его и не давало думать.

«Вот, Брим, возьми. Это Бабушка соткала его для тебя».

Брим отгонял от себя мысли о брате, но все время видел, как Робби протягивает ему плащ. Голубой дхунский плащ, как у Гая, только чуть покороче и поплоше. Ни меха рыболова, ни застежек-репейников. Брим, приняв плащ от брата, понюхал его. От ткани пахло старческим потом Бабушки и виной Робби.

Зачем дарить дхунский плащ тому, кто продан чужому клану? «Не беспокойся, — сказал ему Робби, совершив свою сделку с Враэной Молочный Камень. — Я сказал ей, что до завоевания Дхуна она тебя не получит, а кто знает, что может случиться за это время?» Робби потрепал его по плечу, улыбнулся своей чарующей улыбкой и ушел, а два дня спустя подарил ему этот плащ.

Брим хмурился, стараясь не поддаваться усталости. Гай Морлок и другие явно не ожидали, что он сможет скакать наравне с ними, и его мастерство как наездника удивило их. Брим обнаружил, что ему нравится удивлять людей, и решил нипочем не отставать.

Гай впереди поднял руку, давая знак скакать медленнее и слегка изменить направление. До круглого дома Гнаша осталось полдня езды строго на запад, но они ехали не туда, а в Старый Круг, который стоял ближе, на берегу Глоз. Отряд, отклонившись к северу, доехал до реки и уже вдоль нее двинулся на запад.

О Глоз, которую называли красивейшей рекой в клановых землях, было сложено много песен. Вода в ней зеленая и чистая, пологие берега покрыты мхом. Над рекой склонились старые ивы, в бесчисленных заводях цветут водяные лилии и охотятся зимородки. Брим знал на память много печальных баллад, где воины расставались с девами и «на зеленых берегах Глоз» разыгрывались сражения.

Вспомнив о песнях, Брим пожалел, что с ним нет его лютни. Она пропала в ту ночь, когда в Дхун вторглись бладдийцы... ничтожная потеря по сравнению с другими, поэтому Брим никому не говорил о ней. Играть и брать аккорды его научил Альгис Гилло. Старый Альгис постоянно твердил, что в его время каждому дхуниту полагалось играть хотя бы на одном инструменте: на лютне, на барабане или на волынке. Брим полгода не видел его и не удивился бы, узнав, что старик уже умер.

— Где твой новый плащ, Брим? — спросил, поравнявшись с ним, Дидди До, свирепый маленький мечник со смуглой кожей и золотистыми глазами; говорили, что мать его спала с лесным жителем. Не услышав ответа, Дидди добавил: — Ты надел бы его. Надо подъехать к Кругу во всем блеске.

Дидди проехал вперед, и перед Бримом оказалось четверо всадников — все в красивых голубых плащах.

«Вот, Брим, возьми. Это Бабушка соткала его для тебя».

Он тихонько вздохнул. У Робби все со смыслом, даже подарки. Этот плащ рожден на свет не только чувством вины, но и выгодой. Это первое посольство, которое Робби отправляет к Скиннеру Дхуну, и оно должно быть достойно короля. Робби Дан Дхун не может допустить, чтобы брат его был одет хуже, чем его воины, — гордость не позволяет.

Брим обернулся назад и достал плащ из седельной сумки. Тот помялся, и от трехдневного путешествия в сырой коже на крупе лошади запах у него не улучшился. Брим скривился, встряхнув его. Новый плащ он застегнул отцовской пряжкой, а старый аккуратно сложил. Исполнив свой долг, он снова наденет его.

Послы перешли на рысь, и полуденное солнце ярко светило им в лица. Лес поредел, и начались луга, где паслись овцы и коровы. Гнаш — крупный и богатый клан, владеющий тысячами акров плодородной земли. Три реки орошают его: Быстрая, Глоз и Таррел. Брим много раз бывал здесь при жизни старого вождя Маггиса Дхуна, но Старый Круг не видел ни разу.

Он знал только, что это старый круглый дом Гнаша, сожженный Черным Градом тысячу лет назад и после этого покинутый. Пожар этот явился итогом ожесточенного спора за северо-западные области Гнаша, и его, по преданию, было видно до самого Дхунского дома. Брим в это не верил, но любопытствовал по этому поводу. Каменное здание сжечь не так-то легко: оно может обгореть, но будет стоять, как стояло. А сам поджог? Орлийцы долго обстреливали дом Скарпа пузырями с маслом, прежде чем поджечь его, но пожар, по рассказам, получился так себе. Дом рухнул только через два дня, когда сдали несущие балки. Вызванный обвалом сквозняк раздул огонь заново, и дом на этот раз загорелся еще и изнутри.

Брима интересовало также, почему Гнаш не стал отстраивать свой круглый дом и предпочел поставить новый на семь лиг к западу, на южном берегу Таррела. Может быть, гнашийцы поступили так в оборонительных целях — ведь теперь между ними и Черным Градом оказались целых три реки.

Брим часто раздумывал о подобных вещах, поворачивая их в голове так и этак. Ему нравилось докапываться до причин разных событий, и он порой сожалел, что не родился в Визи или Колодезе, где хранятся летописи и все накопленные кланами знания. «Жаль, что Робби не продал тебя туда», — шепнул тихий голосок внутри, но Брим устыдился его и заставил умолкнуть.

Выехав из рощи водяных дубов, послы увидели девять дхунитов в доспехах и шлемах. Могучие, как на подбор, с выпущенными из-под шлемов белокурыми косами и обнаженными голубыми мечами, они пересекали выгон, распугивая овец.

— Тихо, — скомандовал Гай Морлок, переходя на шаг. — Въезжай вперед, Брим, и дай им знать, что мы пришли с миром.

Брим, кивнув, достал меч из ножен и опередил своих спутников. Вожак в таких случаях всегда защищает своих людей, поднимая меч над головой двумя руками, за рукоять и за острие. Брим понимал, однако, как бесит его воинов необходимость сдаваться — причем трое из них сдаются своим же сокланникам. Знал Брим и то, что не вышел ростом для своих пятнадцати лет. На это Гай Морлок и рассчитывает — знает, что на Брима дхуниты погодят нападать.

Брим всего пять дней назад отточил свой меч на жернове Молочного Камня, и лезвие кололо ему руку через перчатку вареной кожи. Ему казалось, что сердце у него вот-вот выскочит из груди, и он благодарил Каменных Богов за то, что конь ведет себя смирно и не пытается воспользоваться тем, что хозяин отпустил повод. Головной дхунит поднял кулак, давая своим знак сбавить ход. Брим не видел его глаз из-за шлема.

Придержав коня в ста шагах от него, дхунит прокричал:

— Именем дхунского вождя, кто идет?

Брим, надеясь, что на таком расстоянии не видно, как колеблется его меч, и стараясь держать его ровно, ответил:

— Брим Кормак, брат Робби Дхуна, прибыл для разговора с вождем в изгнании Скиннером Дхуном.

Дхунит снял шлем и тряхнул косами. Его густо татуированное лицо раскраснелось от нагретого железа. Он окинул взглядом Гая, Дидди и двух других воинов. Его губы брезгливо поджались, и Брим представил себя на месте Джорди Сарсона, которому выражал свое презрение дхунит. Джорди всего шесть недель назад считался человеком Скиннера, но на Молочной перешел к Робби и теперь вернулся сюда в составе его посольства. Он сохранил невозмутимость, но белая кожа выдала его, и Брим заметил, как побагровела у него шея.

— Проводите меня к Скиннеру Дхуну, — сам себе удивившись, сказал Брим. — То, что я должен ему передать, не терпит отлагательства. — С этими словами он спрятал меч в ножны и устремил на главного воина такой твердый взгляд, что заставил его сморгнуть.

Дхунит переглянулся со своими людьми. Многие из них по его примеру сняли шлемы, и некоторых Брим узнал.

— Отберите у них оружие и сопроводите на рысях к Старому Кругу, — приказал главный, а сам, пришпорив коня, поскакал назад через пастбище.

Гай Морлок прошипел что-то сквозь зубы, но Дидди заметил ему, что сопротивляться бессмысленно, отцепил меч в ножнах от пояса и бросил на землю. Брим, Джорди и Мангус Угорь проделали то же самое. Гай расстался с мечом последний. Ни один воин не любит отдавать свое оружие, но только глупец, отправляясь в воюющий клан, может полагать, что ему не придется этого делать. Дхуниты не стали усугублять оскорбления, обыскивая их на предмет ножей и прочего мелкого оружия. Один из них просто спешился и собрал мечи.

Покончив с формальностями, дхуниты расположились клином вокруг приезжих и повели их к Старому Кругу.

Брим, сам того не сознавая, сохранил свое место во главе отряда. Пастбища сменились черными вспаханными полями. В маленькой долине стояли каменные домики издольщиков, окруженные живыми изгородями.

Низкое солнце било Бриму прямо в глаза, и он не сразу разглядел Старый Круг. Он ожидал увидеть обгоревшую развалину, но не принял в расчет благодетельных сил природы. От старого круглого дома осталась ровно половина, имеющая форму полумесяца. От рухнувшей части не осталось ничего, но очертания ее фундамента еще виднелись под усыпанным гравием двором. Купол над уцелевшей половиной сохранился, а на крыше разрослись дерн и ползучая ива. Брим достаточно разбирался в растениях и понимал, что теперь ее нипочем не выдерешь, не рискуя выворотить камень вместе с корнями.

Странное зрелище представлял собой этот мохнатый купол-полумесяц на берегу реки Глоз. К плоской стене примыкали недавно поставленные навесы, между временными конюшнями и домом сновали люди и кони.

Дхуниты, преодолев небольшой пригорок, остановились на полукруглом дворе. Конюхи вышли принять лошадей, и Брим догадался, что здесь уже знают об их приезде. Люди Скиннера, снедаемые любопытством, обращались с ним недоверчиво, однако уважительно.

Он поймал себя на том, что уделяет слишком много внимания женщинам. Он уже забыл, что в Дхуне они есть, и теперь, глядя, как они таскают лошадям овес и воду, испытал легкое потрясение. Старшие отвечали ему враждебными взглядами, молодые посматривали с откровенным интересом, и до его слуха донеслось:

— Это Брим, брат Робби.

Быстро оглядев себя и четырех других, Брим неохотно признал, что Робби не ошибся насчет плащей. Они выделяли их пятерку из всех остальных и придавали им качество, давно утраченное Дхуном: величие былых времен. Брим, как ни странно, почувствовал, что это придает ему уверенности. Если из встречи с вождем Молочного и вышло что-то хорошее, то это новый взгляд, который Робби пришлось принять относительно своего брата. Враэна Молочный Камень отнюдь не глупа и потребовала себе Брима Кормака не без веской причины.

Так по крайней мере думает Робби. Брим, со своей стороны, подозревал, что Враэна просто ведет какую-то игру, цель которой — сбить Робби с толку, но держал эту мысль при себе.

— Следуйте за мной, — сказал дхунский воин и провел их через пролом в плоской стене. Из красного закатного зарева они нырнули в сырой полумрак Старого Круга. Полукупол подпирали столбы кровавого дерева ста футов вышиной и каменные контрфорсы. Поначалу вошедшие ступали по грифельным плитам, брошенным прямо в грязь, но в глубине здание приобрело более жилой вид. Грязь засыпали гравием и зажгли курильницы для освежения затхлого воздуха. Женщины побелили коридоры, сохранившиеся со старых времен, и застлали полы тростником. Воин провел гостей по уцелевшей лестнице в покой, расположенный на десять шагов выше уровня земли.

После темных переходов Брим невольно заслонил рукой глаза, чтобы не ослепнуть. Он очутился в семистенной комнате, где через каждый фут горели факелы. Их тут не меньше двухсот, прикинул Брим, но факелы даже вместе с очагами, зажженными у трех из семи стен, давали недостаточно тепла и света и не разгоняли запах разложения.

Скиннер Дхун сидел на жуткого вида троне с подлокотниками в виде репейников. А он постарел, подумал Брим. В косах седина, а румянец на одутловатом лице изобличает сильно пьющего человека с больной печенью. В его безупречно голубых глазах обитало высокомерие всех вождей и королей Дхуна. Смерив Брима взглядом с ног до головы, он сказал:

— Я тебя знаю. Ты отпрыск Мабба Кормака, и чертополохового сока в твоих жилах еще меньше, чем у твоего братца Рэба.

Брим молча кивнул — в его полномочия не входило спорить со Скиннером. Дхуниты так и ели его глазами. Они заполняли всю комнату, вооруженные, многие в доспехах. Брим узнал братьев Лой, Могера и Берольда, и Могер приветствовал его мрачным кивком.

Скиннер полагал, что выведет Брима из себя, и был озадачен, когда тот промолчал. Охватив пальцами деревянные колючки, он спросил:

— Стало быть, ты не отрицаешь, что твой брат не имеет никаких оснований объявлять себя королем или вождем?

Гай Морлок за спиной у Брима что-то прошипел.

— Что-что? — воскликнул Скиннер, прицепившись к этому. — Выйди вперед, молочанин, и выскажись вслух.

Гай положил руку на плечо Брима, собираясь отстранить его, но Брим повернул к нему голову и сказал:

— Сейчас не твой черед, Гай. Вести переговоры с вождем в изгнании поручено мне и никому другому.

И Гай Морлок, о чудо, отступил — а может быть, его оттащили Дидди До и Мангус Угорь. Брим с бурно бьющимся сердцем снова повернулся лицом к Скиннеру Дхуну, зная, что не должен допустить ни единого промаха.

— Ты не ответил на мой вопрос, сын крольчатницы.

Брим сдержался. Дались им эти кролики. Матушка разных зверей промышляла — и хорьков, и ласок, и лис, но кроликов, правда, предпочитала всем остальным. «Кролик и шкурку дает, и мясо, — говаривала она. — Хорька-то, небось, в горшок не положишь».

— Звание вождя Робби Дхун уступает тебе, — спокойно ответил он.

По комнате пробежал изумленный шепот. Могер Лой подошел к трону и сказал что-то Скиннеру на ухо. «Будь начеку», — прочел по его губам зоркий Брим.

Скиннер приподнялся и встал. К его оленьим, тонкой выделки сапогам прилипла грязь Старого Круга.

— И что же произвело такую перемену в Рэбе Кормаке, Дхуне по женской линии? — подойдя к Бриму, осведомился он.

Брим, не в силах вынести дхунской голубизны его глаз, смотрел на его нос с красными прожилками.

— Робби никакой перемены в этом не видит. Его желание сделать Дхун единым осталось неизменным.

Дидди До, Мангус Угорь и другие поддержали его одобрительным ворчанием. Даже некоторые из людей Скиннера кивали, соглашаясь — все они слышали то, что Робби передал через Могера Лоя.

Скиннер качнулся с каблука на носок.

— Такой постоянный, да? — И он внезапно впился взглядом в Джорди Сарсона. — А ты что на это скажешь, Джорди Предатель?

Джорди сглотнул (он ведь совсем ненамного старше меня, вспомнил Брим), выпятил подбородок и ответил:

— Скажу, что Робби порядочный человек, и Дхун ему дороже жизни.

Лицо у Брима застыло, как маска. Джорди верит в то, что говорит, это всем видно. И до чего же хорош! Юный, белокожий и белокурый, с чистыми голубыми глазами — отрада дхунскому сердцу. Любой мужчина в этой комнате гордился бы таким сыном.

Робби все хорошо рассчитал. Он рисковал, включая Джорди в посольство, а другой риск состоял в том, что Джорди не представится случая выйти на подмостки, но все прошло так, как было задумано, и Джорди произнес-таки свои слова, которым просто цены нет.

Скиннер сбился на миг, и Брим разглядел, что глаза его, на первый взгляд такие ясные, в самом-то деле водянисты.

— Я полагаю, мне предстоит теперь выслушать план Рэба Кормака? — с вызовом произнес вождь.

Брим ступил вперед, чтобы отвлечь общее внимание с Джорди на себя.

— Робби предлагает заключить договор.

— Вот как? — невозмутимо молвил Скиннер. — Ну-ну.

— Робби не станет принуждать тех, кто ему присягнул, вернуться снова к тебе.

— Недурное самомнение у этого ублюдка! Сперва переманивает у меня людей, а потом отказывается возвращать их! — Вождь сокрушенно качал головой, но Брим не думал, что он делает это искренне — скорее представляется перед своими людьми. — Так что же Рэб предлагает?

Брим перевел дух, прежде чем продолжать.

— Робби уступает Дхун тебе. Если ты не помешаешь ему взять Визи, он не станет мешать тебе, когда ты соберешься снова занять Дхун.

Его заявление не сразу дошло до вождя. Скиннер заморгал, но быстро сообразил, чем это чревато, и взгляд его обрел прежнюю остроту.

— Визи? — с неподдельным на этот раз изумлением повторил он. — Ты хочешь сказать, что Рэб Кормак собирается брать дом Визи?

Брим кивнул. Осталось сказать последнее, и облегчение придавало ему уверенности.

— Робби полагает, что это вполне возможно. Сыновья Собачьего Вождя недостаточно бдительно его охраняют. Робби непременно его займет. — И Брим, глядя прямо в глаза Скиннеру Дхуну, завершил: — Взятие же Дхуна Робби полагает невозможным.

Скиннер, явно взбудораженный, тряс головой и шевелил губами, что-то бормоча. Бриму удалось разобрать лишь часть девиза Визи: «Мы клан, который создает королей».

Когда вождь снова поднял глаза на Брима, его лицо изменилось, и даже глаза не казались больше такими уж водянистыми.

— Когда Рэб хочет взять Визи в том случае, если я соглашусь на его условия?

— В течение месяца — точнее сказать не могу.

Скиннер кивнул, точно ожидал именно такого ответа, выпрямился во весь свой рост и сказал:

— Ступайте теперь. Я должен подумать. Я пришлю свой ответ Рэбу Кормаку до исхода десяти дней.

При выходе из чертога Брима поразила одна мысль: до чего же все Дхуны похожи друг на друга лицом, когда замышляют какое-нибудь коварство.