Глава четвертая Дни ничтожности и славы


29—30 дни месяца Тагорн.


Когда ответ осажденных доставили в походный шатер альбийских вождей, первым развернул свиток Эрианн Ладрейн. Пробежав глазами недлинный, но чрезвычайно язвительный текст — Айхалль старался как мог, подбирая самые цветистые эпитеты, — он иронически хмыкнул и передал плотный пергамент с печатью серебристого воска Аллериксу. Ожидаемой вспышки гнева, потоков брани или иного проявления буйного темперамента Безумца, к вящему удивлению Эрианна, не последовало.

— Что ж, пожалуй, я даже рад их выбору, — сухо усмехнулся Исенна, скомкав свиток в своей железной ладони и швырнув в дальний угол шатра. — Мне прискучило сидеть под этими клятыми стенами, мой меч заржавел в ножнах. Начнем на рассвете.

…Край солнечного диска едва показался над отрогами скалистых гор, окаймлявших Долину Вулканов, когда в рассветной тишине басовито запели сигнальные рожки, и взлетевшая над равниной искра ярко-зеленого цвета подала знак к началу штурма Полуночной Цитадели. Штурма, отголоски которого сохранились во всех летописях, будь они созданы кхарийцами, пришедшими на смену альбам, повелителями Атлантиды или поднявшимися над своей дикостью людьми.

Никто еще не знал, что этим дням суждено стать вехой, разделившей эпоху на «до» и «после», что в скором времени изменится сам лик земли, придут новые народы… и, может быть, когда-нибудь все повторится сначала — под другими именами, в другое время иная Цитадель будет отстаивать свое право жить так, как полагает нужным.

Возможно, Исенна Аллерикс не отличался кротким нравом, но полководцем он был неплохим и попусту бросать в мясорубку своих воинов не желал. Вместо ожидаемой осажденными живой волны первого приступа внешнюю, наиболее мощную линию обороны накрыл для начала чудовищный ливень из стали, огня и камня. Следуя приказам своих командиров, дверги выстроили в ряд почти две сотни катапульт, включая дюжину чудовищных требюшетов, и дробили прицельными залпами стены и бастионы Цитадели. Помимо огромных камней, бревен и стрел сработанные двергами осадные машины выбрасывали в воздух заключенные в магические оболочки сгустки огня, способного разрушать самый твердейший гранит.

Первые снаряды, устремившиеся к неприступным равелинам Цитадели, не достигли цели, отброшенные неведомой силой, будучи сбиты еще в полете или ударившись о ставший плотным и непроницаемым воздух. Осаждавших это не удивило — оставшись без предводителя, Круг Радуги все же не лишился способностей колдовать и по мере сил противостоял вражеским атакам. Гигантские катапульты Цитадели также не молчали: то и дело на месте какого-то из требюшетов Исенны вспухал огненный шар или грубо обтесанное каменное ядро выкашивало кровавую просеку в плотных боевых порядках осаждающих. Впрочем, искусством ловли стрел обе стороны владели в равной степени хорошо, и поначалу потери обеих армий были, в общем-то, невелики.

Но обстрел продолжался, не давая защитникам Цитадели ни мгновения передышки, запас снарядов у осаждающих казался беспредельным, а владельцы Благих Алмазов были куда искушенней в разрушительной магии Стихий. Ответный огонь из крепости становился все реже, и все чаще выстрелы осаждающих попадали в цель.

Около третьего дневного колокола метко пущенный металлический шар, начиненный горючей жидкостью, поразил одну из башен в нижнем ряду укреплений, и та окуталась оранжево-рыжими дымными сполохами. Огонь вскоре потушили, но пока работали спешно собранные пожарные команды, требюшеты врага делали свое дело, разрушив еще несколько башен на Аквамариновом бастионе.

Казалось, не будет конца этим воплям, свисту рассекающих воздух стрел и падающим с неба смертоносным снарядам.

Ближе к вечеру с ужасающим грохотом рухнула часть стены Изумрудного равелина, и подгорные воители, подогнав к образовавшейся бреши с десяток «саламандр», создали там настоящую реку огня. Плавился камень, обращалось в пепел дерево, обрушившийся на извергающих огненные языки многоножек ливень не слишком помог делу, ибо вода, как выяснилось, лишь усиливает жадное оранжевое пламя. Поднимавшиеся клубы пара и дыма скрыли бастион от глаз защитников, а когда испарения отчасти развеялись, выяснилось, что брешь в стене загромождена причудливого вида оплавленными обломками, исходящими удушливым дымом. Никто не рисковал приблизиться к ним ближе чем на сотню шагов.

Дрогнула защита Топазового бастиона, без того изрядно пострадавшего — камни и шары с зажигательными зельями поразили участок, включавший в себя сразу четыре сторожевые башни. Несколько участков стены меж ними дали трещины, просели, начали осыпаться, и тогда, почуяв слабину, маги-завоеватели пустили в ход разрушительное колдовство Четырех Стихий. Чудовищные молнии одна за другой били в вершины башен, прочнейший гранит рассыпался черным песком, горело все, что могло гореть. Мощь Благих Алмазов столкнулась с могуществом Радуги — и, казалось, Радуга начинает сдавать.

В лагере Исенны царило ликование.

Спустя весьма недолгое время выяснилось, что торжество было преждевременным.

* * *

Уяснив тактику осаждающих и зная, что Воздушный Щит не сможет долго противостоять столь яростным атакам, как обычным, так и магическим, ковен Радуги принял решение отвести за вторую линию стен большую часть гарнизона, а также все легкие баллисты и «змеиные пасти». Гигантскими катапультами, закрепленными намертво на своих гранитных постаментах, пришлось пожертвовать. Этим и объяснялось ослабление ответного огня Цитадели, столь обрадовавшее полководцев в лагере Аллерикса. До поры Хранители Семицветья не спешили показывать всего, на что способна Радужная Цепь, руководствуясь знаменитым воинским правилом: «Если ты силен, сделай вид, что ты слаб; если же ты слаб, постарайся казаться сильным».

Около шестого послеполуденного колокола незримый щит, хранивший Цитадель, исчез, и смертоносные гостинцы из лагеря осаждающих разносили многострадальную первую линию стен совершенно невозбранно. Топазовый бастион лежал в руинах, в стенах Изумрудного зияли огромные бреши, Аквамариновый и Опаловый охватило пламя. Казалось, открыт путь к сердцу затаившейся в страхе крепости, и это впечатление на какое-то время обмануло даже Исенну. Он, Эрианн, а также полдюжины наиболее опытных альбийских магов, в числе коих были младший Ладрейн и Ирваст, сын Хетира, наблюдали за происходящим в долине с плоской вершины скалы в лиге позади неровного строя осадных машин.

— Если это все, на что они способны, — презрительно бросил Аллерикс, глядя сквозь пелену дымов на угрюмо примолкшую крепость, — то я разочарован. Ну а если Хранители Радуги готовят ловушку, то и у меня отыщется, чем их удивить. Зокарр! Отбой катапультам. Эрианн, ты готов? Сейчас мы отправим в бой наших самых надежных союзников — тех, что не требуют оплаты… и о которых мы не будем жалеть.

Вновь заревели трубы, подавая команду катапультным расчетам. Повинуясь следующему сигналу, выстроенные в безукоризненном порядке латные сотни двергов и альбийские мечники поспешно расступились, освобождая проход для невиданных орд. По-прежнему не торопясь рисковать своими воинами, Исенна бросал в горнило боя жутких созданий, собранных отовсюду и покорных власти Благих Алмазов. Многие из этих существ были известны строителям Полуночной Цитадели уже очень давно. Еще на заре времен, осваивая древние леса и затерянные в горах долины под поля и поселки, альбы сталкивались с подобными им, и почти всегда эта встреча стоила кому-то из первопоселенцев жизни. Даже одна или две таких твари способны были натворить немало бед — а тут, гонимые колдовской силой, на приступ шли целые стаи безжалостных хищников.

Сотни покрытых косматой серой шерстью зверей, похожих на йюрч, но куда более крупных, злобных и начисто лишенных зачатков разума, карабкались, рыча, на полуразрушенные стены. Следом явились другие, неповоротливые, похожие на живые стенобитные машины, с головы до ног закованные в чешуйчатую броню, а позади всех шествовали три многоглавые гидры с непроходимых болот Халарии. Последние, возвышаясь над прочей стаей подобно диковинным осадным башням, двигались вроде бы неторопливо, однако с неудержимостью горной лавины, и земля дрожала под их тяжелой поступью. Мощные роговые пластины служили им надежной защитой от стрел и дротиков, каменную стену толщиной менее трех локтей халарийская гидра просто не замечала, а яд, которым издалека плевались четыре уродливые плоские головы, прожигал гранитные плиты.

Первыми линию стен преодолели косматые четверорукие хищники. Они рассеялись, сколько позволял огонь и дым, по развалинам, не встречая никакого сопротивления. С того места, где стояли Исенна и Отец Обмана, звери выглядели густой россыпью беспорядочно мечущихся черточек, грязно-белых на фоне перепаханной обстрелом земли и изломов черного гранита. Приземистые живые тараны в чешуйчатой броне набирали скорость, нагоняя серых полуобезьян, круша в своем неостановимом движении остатки крепостных укреплений. Один, пригнув увенчанную короной тупых отростков башку, с разгону вломился в чудом уцелевшие створки Врат Рассвета и снес их начисто. Гидры были еще далеко, когда наиболее быстрые из косматой стаи достигли второй линии бастионов. Благие Алмазы в руках альбийских вождей заискрились ярче, вынуждая звериную орду продвигаться дальше и дальше вглубь Полуночной Цитадели.

Ни одной стрелы не вылетело навстречу звериной стае — черные равелины по прежнему казались безжизненны и пусты. Но тут Семицветье наконец явило свою мощь — и явило столь неожиданным и неприятным для захватчиков образом, что Исенна на несколько мгновений застыл столбом, прежде чем разразиться проклятиями.

— Во имя Небесного Света, что происходит?! Что они делают?!

* * *

Яростный боевой вопль хищных тварей, достигших второй линии бастионов, зазвучал с удесятеренной силой. Однако вместо того, чтобы, проникая в каждую бойницу, раздирать в клочья защитников Цитадели, звери на всем поле битвы кидались друг на друга и сходились в смертельных поединках — только шерсть летела. Иначе вели себя приземистые бронированные чудовища, деловито сносившие ворота. Растерянно взревывая и мотая рогатыми мордами, они носились причудливыми зигзагами, без видимой цели, будто пораженные внезапной слепотой — да так оно, скорее всего, и было. Несколько «таранов» угодили в дымящиеся ямы, оставленные снарядами осадных орудий, и не могли выбраться; два или три чешуйчатых монстра и вовсе, повернув назад, топтали боевые порядки пехоты и разносили в щепы катапульты осаждающих.

Прямо на глазах потрясенных альбийских полководцев одна из гидр изрыгнула яд всеми четырьмя пастями, с редкостной точностью накрыв сразу четыре тяжелых требюшета двергов. Скверное настроение ядовитой твари можно было понять. Так же величественно и неумолимо, как только что гидра двигалась к Цитадели, она и обе ее товарки погружались в твердую землю, внезапно обернувшуюся вязким зыбучим песком.

К чести Исенны надо признать, что замешательство его и Эрианна длилось недолго. Однако, хоть сила Благих Алмазов и остановила магический удар Радуги, звериная орда стала и бесполезна, и опасна для самих завоевателей. Добрая половина косматых полуобезьян полегла в короткой братоубийственной схватке, оставшихся же дюжинами выкашивали в упор залпы «змеиных пастей». Живые тараны большей частью перекалечились, в ослеплении мечась взад-вперед; что же до халарийских болотных чудищ, то после того, как заклятие Зыбучих Песков исчезло, гидры оказались намертво увязшими в земле, заново обретшей прежнюю твердость. Все живое вокруг них в ужасе разбегалось, уворачиваясь от ядовитых плевков, треть осадных орудий дымилась бесполезными кучами металла и дерева, безупречные ряды альбийских мечников пришли в полное расстройство. Проревев черное ругательство, Аллерикс вскинул жезл с пламенеющим Алмазом, и все три неуправляемых твари исчезли в крутящихся огненных смерчах.

Сотники альбов только начали восстанавливать порядок в смешавшейся армии, когда на осаждающих обрушилась новая напасть. Те из бронированных чудищ, что ухитрились уцелеть в первой атаке и которых маги Исенны, казалось, прочно держат в узде, внезапно словно взбесились. Все их стадо, около двух десятков голов, вдруг сорвалось с места, галопом несясь сквозь строй двергских латников и их убийственных осадных машин, круша все на своем пути и не разбирая дороги. Альбийская магия справилась и с этой бедой, и спустя десять ударов сердца «живые тараны» превратились в неподвижные груды мяса и костей… но Зокарр по прозвищу Два Топора, стянув с головы помятый бронзовый шлем, с размаху хватил им о камень:

— У нас более нет катапульт, Исенна!

Аллерикс, обеими руками сжимая стальной сверкающий жезл, медленно обернулся к Эрианну Ладрейну, и тот невольно отшатнулся, увидев лицо своего соратника — чеканное благородство черт сменилось дикой маской ярости.

— Ты говорил, что они несмышленые дети! — проревел он, буравя взглядом бледного, как мел, Эрианна. — Якобы они не сумеют воспользоваться Силой без их проклятого наставника! Теперь погляди, что осталось от моей армии, и подумай трижды, прежде чем открыть пасть еще раз!

— Парочка удачно составленных заклятий еще ни о чем не говорит! — запротестовал Эрианн. — Просто кто-то у них хорошо владеет заклинаниями Живой Природы! Мы ошиблись, бросив в бой чудовищ, которых они смогли подчинить, но кто же мог знать!.. В магии Стихий, ручаюсь, они нам не соперники. Их Воздушный Щит куда слабее нашего…

— …Их Воздушный Щит с успехом отражал наши удары едва не целый день! — отрезал Исенна. Потеряв интерес к бесплодному спору с Ладрейном, он повернулся спиной к нему и окликнул: — Зокарр!

— Да, Исенна, — угрюмо отозвался могучий седобородый дверг.

— Сколько у тебя «саламандр»?

— Теперь? Не знаю. Не более полусотни.

— Когда они будут готовы к бою?

— Не раньше завтрашнего утра, — хмуро ответил подгорный вождь, донельзя удрученный потерей своих драгоценных катапульт. — И то, если…

Утра? Завтрашнего утра?! Я приказываю…

— Приказывай, но сперва послушай, что я скажу, — перебил Зокарр Два Топора.

От такой неслыханной дерзости Аллерикс на мгновение опешил, а Эрианн, его сын и находившийся неподалеку Ирваст обменялись быстрыми взглядами.

Дверг тем временем продолжил на лязгающем наречии подгорного народа — по-альбийски Зокарр, как и прочие его соплеменники, изъяснялся крайне скверно. Впрочем, и на родном языке речь карлика звучала не слишком дипломатично:

— Этот приказ, Исенна, точно загонит тебя в могилу, уж извини за прямоту, а с тобой вместе и нас всех. Воля твоя, я, конечно, подчинюсь, я тебе на верность присягал. Только если мы и «саламандры» потеряем, можно смело бросаться на собственный меч. Они там, в крепости, еще полны сил, а мои воины только что видели их мощь в действии и, скажу я вам, неприятно поражены. Но вот только что я слыхал, как достойный Эрианн про Магию Стихий чего-то хвалился… А покажите-ка нам, на что способна ваша магия — и подгорному народу, и вашим мечникам полезно будет посмотреть, чтоб смелости прибавить. Вот как в Тиллене, где вы вдвоем безо всяких катапульт стены сносили.

Все без исключения альбы, да и большая часть двергов, присутствовавших при сей отповеди, про себя решили, что едва дерзкий произнесет последнее слово, как будет немедленно испепелен Исенной — такая ярость была написана на лице альбийского вождя. Пожалуй, впервые ему осмелились перечить столь открыто, и кто — наемник, грязекоп! Однако резкие перемены настроения Безумца вошли в поговорку даже среди его собственной свиты. К концу речи Зокарра альб овладел собой и вдруг, широко улыбнувшись, хлопнул дверга по обтянутому кольчугой крутому плечу:

— Честные и достойные речи! Ты не побоялся спорить со мной, а это случается нечасто. Знаешь, ты был на волосок от смерти только что… — Зокарр Два Топора равнодушно пожал плечами. — Но теперь и я вижу, что погорячился, а ты был прав. Спасибо тебе, мой союзник, мой друг! Только что твоя доля в добыче увеличилась вдвое. Вот тебе иной приказ: отведи своих воинов не меньше чем на фарлонг от первой линии укреплений и не приближайся, покуда я не подам сигнал. То же самое должны сделать и наши командиры — распорядись, Эрианн, пусть отправят гонцов, и приготовься. Сейчас мы вдвоем покажем, на что способна наша магия.

Отец и сын Ладрейны снова переглянулись — на сей раз, в их взглядах читалось недоумение и беспокойство.

* * *

Временное затишье продлилось до темноты — а темнеет летом поздно, и Цитадель получила довольно долгую передышку. С высоких шпилей Серебряных Башен, где творили свое колдовство Хранители Радуги, видно было, как перегруппируются вражеские армии, не делая больше попыток решительного штурма. Немногие уцелевшие требюшеты двергов размеренно взмахивали рычагами, выбрасывая в воздух каменные глыбы и зажигательные шары. Но хотя Воздушный Щит не защищал более крепость, вялый обстрел почти не причинял урона. До второй линии обороны снаряды не долетали, когда же дверги попробовали выдвинуть осадные орудия поближе, упавшая с ясного неба молния испепелила две катапульты. Подгорные воины почли за благо убраться подальше.

Носители Алмазов хранили молчание, ничем не ответив на эту выходку Айхалля, и вообще, похоже, удалились за пределы видимости. Разве только до рези в глазах напрягая зрение либо же обострив его с помощью нехитрого колдовства, можно было разглядеть гигантскую тучу серой пыли, прошитую тонкими синими разрядами — она полностью закрывала одну из дальних гор, оттуда доносились тяжкие удары, от коих порой мелко дрожала земля. Судя по всему, там творилась могучая волшба, и эта волшба вкупе с загадочным бездействием альбов не на шутку обеспокоила защитников Цитадели. Обеспокоила настолько, что поднакопившее силы Семицветье решилось на ответную вылазку. Для ночной атаки объединили свои умения старшие Хранители — Аметист, Опал, Рубин и Аквамарин. Полночь, словно огнями фейерверка, вспыхнула тысячью молний, пролилась огненным дождем на расположение осаждающих. В ответ на дальней горе засияла яркая синяя звезда — и струи огня, способные прожигать любую броню, стали гаснуть в сотне локтей от земли, молнии же бессильно растекались по мерцающему голубому куполу, накрывшему лагерь Исенны и Эрианна.

Эльшар, Драконий Всадник, чьи магические таланты позволили столь блестяще обратить против самих завоевателей атаку звериных орд, скрепя сердце вновь послал обоих драконов на разведку. Черный Дийарм и бронзово-золотая Рагита стремительными тенями скользнули в ночь, но очень скоро возвратились, преследуемые по пятам сразу тремя зеленоватыми вихрями — двумя днями раньше подобный смерч расправился с младшим из драконов, Флеймом. В ночной тьме одинаково бесследно растворялись и драконьи силуэты, и их преследователи, но когда панические мысли крылатых ящеров коснулись сознания Эльшара, владелец Топаза обратился за помощью к Хранительнице Огня.

Возможно, у Иллирет ль’Хеллуаны и не хватило сил пробить защиту, поставленную самим Исенной над воинским лагерем, зато на иные чудеса ее способностей достало с лихвой. Прямо перед хищными смерчами распахнулась стена пламени, сквозь которую невредимыми пронеслись драконы. Тогда и выяснилось, что за создания привел с собой Аллерикс — то, что с шипением и треском сгорало над вторым ярусом Цитадели, более всего напоминало три гигантских пчелиных роя. Стены и улицы оказались усыпаны хорошо прожаренными тушками крылатых и зубастых тварей, похожих на осу, но размером с голубя. Неугомонные йюрч устроили себе дармовую пирушку — подобные существа были хорошо им знакомы и даже считались деликатесом, причем именно в жареном виде. Зверюги прислали в Башни своего представителя с благодарностью лично Рубину и одной-единственной нижайшей просьбой — нельзя ли добавить к осам пару бочонков какой-нибудь приправы, а то лакомство получилось жестковатым…

…После третьего ночного часа странный грохот в горах стих, и катапульты как по команде прекратили обстрел. Часть защитников Цитадели получила возможность забыться беспокойным сном, однако хлопотливая деятельность в замке Вершин и льнувшем к его подножию городе не прекращалась ни на мгновение. Мирное население кварталов, беженцы и раненые — весь этот поток, направляемый распорядителями из числа сиидха и йюрч, вливался в Полуденные Врата замка и устремлялся в обширный внутренний двор.

Посреди него горела Тропа — сотканное из призрачного лилового огня полукольцо, напоминавшее огромную дверь, ведущую в неведомое. Белый Двор оставался единственным местом в Цитадели, которое продолжал укрывать Воздушный Щит. Исход обитателей крепости, начавшийся прошлым вечером, продолжался посейчас, невзирая на полосующие небеса колдовские молнии, грохот рушащихся стен и содрогающуюся под ногами землю. Чародейская война, похоже, пробудила к жизни давно усыпленный вулкан, служивший основанием твердыни. Раньше это вызвало бы всеобщее беспокойство, но теперь мало кто обращал внимание на гулкие толчки.

Паники и толкотни, могущей погубить с таким трудом налаженное отступление, пока не замечалось, однако Сапфир, назначенная заботиться об осуществлении Перехода, еле-еле сохраняла видимость спокойствия. Тропа захлебывалась, словно переполненный водой узкий канал, не в силах пропустить сквозь себя за столь краткое время без малого сорок тысяч душ. А упрямая домашняя скотина, наотрез отказывающаяся входить в переливающуюся оттенками синего и розового глубину портала! А многочисленные узлы, тюки и сундуки со скарбом переселенцев, пусть и составленным из самых необходимых вещей, и припасы на первое время, и оружие, и всякое иное снаряжение! А еще — казна Цитадели, ее собрания древностей, библиотеки и архивы, которым несть числа!

Миррита привлекла к работам всех, кто не стоял на стенах, но вскоре ей пришлось обратиться к Радуге с просьбой выделить еще помощников и известить соратников о том, что большей частью книжного собрания придется пожертвовать — чтобы вывести его полностью, необходим обоз в добрую сотню подвод. Хранительница Сапфира едва не рыдала, глядя на забитые пергаментами шкафы и понимая: фолианты обречены на гибель в огне или тление в укромных тайниках. По желанию Владыки Цитадели таковых соорудили изрядное количество, но требовалось множество рук, чтобы перенести книги в предназначенное им место, после чего Сапфир и несколько доверенных чародеев долго и с величайшей аккуратностью настораживали оберегающие ловушки. Золотые монеты и драгоценности укрывали не столь тщательно — пусть достанутся врагам, отвлекая их внимание от подлинных сокровищ крепости.

Занятая неустанными хлопотами, Миррита даже не знала толком, что происходит вокруг Цитадели. Ее слуха достигали разрозненные обрывки сведений, она плохо представляла, день вокруг или ночь, и ей хотелось доподлинно выяснить только одно — как обстоят дела у тех, что проходили мимо нее, исчезая в мареве Тропы. Ведь спустя какое-то время ей самой предстояло уйти этим путем, вместе с остальной Радугой и уцелевшими защитниками Крепости. Ступивший в Портал не сможет вернуться обратно, ему остается только полагаться на мастерство проложившего Тропу чародея, надеясь, что там, на другой стороне, не будет бездонной глади Океана или зыбкой болотной хляби.

О судьбе Наставника Миррита старалась не задумываться, зная, что тогда все начнет валиться у нее из рук, голова откажется здраво соображать, и больше от Хранительницы Сапфира не будет никакой пользы. Она едва не засыпала стоя, когда и ее, и всех находившихся в Белом Дворе оглушил разорвавший предрассветную хмарь опостылевший рев боевых рожков осаждающих.

* * *

Второй день штурма выдался солнечным и ясным, однако мало кто это заметил — висевшие над Долиной свинцовые облака дыма и гари затмили небо, превращая наступающее утро в вечерние сумерки. На безопасном расстоянии от развалин первой линии укреплений Цитадели тремя широкими клиньями выстроились все уцелевшие и наскоро починенные за ночь «саламандры» двергов — шесть или семь десятков многоножек с раскаленным пламенем внутри. За ними виднелись ровные ряды пеших воинов, а перед линией металлических чудищ громоздилось нечто, смахивающее на курганы из огромных валунов, аккуратно разложенных вдоль всего переднего края готовящегося к атаке альбийского войска. Круг Радуги уверенно предположил, что россыпи обломков являются итогом ночного чародейства Исенны и его присных, однако для какой цели предназначены извлеченные из горных недр камни, оставалось загадкой. Вроде не для стрельбы по останкам Изумрудного и Топазового равелинов — иначе поблизости стояли бы катапульты и требюшеты. Вряд ли Аллерикс и Ладрейн расходовали могущество Алмазов на совершенно бесполезное деяние, но ведь зачем-то им понадобились эти каменные груды?

Ответ пришел спустя несколько ударов сердца, вместе с взметнувшимся над гребнем одной из гор изогнутым высверком ослепительно-белой зарницы. Она коснулась одного из гранитных валунов, зазмеилась к следующему и дальше по цепи, и на глазах потрясенных защитников Крепости мертвый камень обрел подобие жизни.

Слепленные из валунов, глины и щебня громады пришли в движение, сперва медленно, затем все быстрее и быстрее перекатываясь на грубо обтесанных глыбах, служивших им основанием. Несмотря на первоначальную неспешность, оживленные колдовством Исенны камни упорно карабкались вверх по склону и вскоре добрались до былых равелинов Изумрудного бастиона.

Опешившее поначалу Семицветье пустило в ход так замечательно проявившие себя вчера чары наваждения и ослепления, однако сегодня мастерство Эльшара кануло втуне. Можно лишить рассудка живое создание, но как воздействовать на то, что изначально лишено разума и не имеет глаз? Возникшая полоса зыбучих песков также не возымела действия — достигнув ее, камни не увязли, разве что погружались ненамного и продолжали неуклонное движение вперед. Не остановили их и ударившие с бастионов Цитадели молнии, встретившие на своем пути Щит, защищавший каждое из диковинных созданий. Со второго яруса выстрелили по катящимся валунам из «змеиной пасти», но арбалетные стрелы с треском отскакивали от твердой гранитной поверхности. Заработали магические катапульты вроде той, с помощью которой Эвье Коррент некогда продырявил стену арсенала — стремительные сгустки огня обратили в песок с десяток движущихся курганов, но прочие продолжали движение, прямое и неотвратимое.

Громыхающая и поскрипывающая лавина перехлестнула через руины Зеленого и Топазового бастионов, прошла, набирая скорость, по останкам сгоревших казарм, разнесла в щепки те немногие здания, что еще уцелели между первым и вторым поясом укреплений, и со страшной силой врезалась в стены второго яруса, оберегающие Верхний город. Перекатывающиеся булыжники с тупым упорством крушили стены бастионов, прокладывая для армии завоевателей дорогу в недра Цитадели. Появились первые бреши, несколько башен там и тут зашатались, оседая грудами битого камня.

Тогда Семицветье прибегло к последнему средству. В десятке мест над полем боя закурился едкий серый дымок. Брызнули огнем и лавой длинные извилистые трещины, тянувшиеся из подземных недр, преграждая путь живым валунам. Часть таранов рухнула в клокочущие пламенем жерла, прочие закружились на месте, бессмысленно толкаясь в стены, а огненная стихия Долины Вулканов поглощала их один за другим. Начался захватывающий в своей стремительности и опасности поединок — магия Алмазов запечатывала возникающие прорехи в теле земли, Круг Радуги немедля открывал новые, норовя прочертить их в точности под движущимися курганами. Победа в этой игре осталась все же на стороне Цитадели.

Каменные големы, однако, частично добились цели, ради которой их создавали — разрушили протяженный участок стен второй цепи, не представлявшей из себя столь мощного оборонительного пояса, как лежавшие ныне в развалинах нижние бастионы. Последняя, третья стена вообще являлась символической преградой, отделявшей постройки Серебряных Вершин от расположенного ярусом ниже города. Создавая свою крепость, Всадник не предполагал всерьез, что когда-либо она подвергнется столь ошеломляющему штурму.

Время показало, что он ошибся — его великая Цитадель в конце концов пала под вражеским напором, и пала быстрее, чем можно было предположить. Но победа, как и рассчитывало Братство Радуги, далась осаждающим слишком дорогой ценой.

…Три клина «саламандр» поползли вверх по склону, выжигая перед собой все живое и неживое, стараясь избегать внезапно рассекающих обманчиво надежную твердь огненных трещин и уповая на прикрывающий их с небес Незримый Щит. Уцелевшие катапульты защитников, перетащенные на вторую стену, упрямо выбрасывали в воздух стеклянные шары, начиненные фиолетовым огнем, способным мгновенно погубить двергскую шагающую махину.

За торившими дорогу железными многоножками наконец тронулось с места так тщательно сберегаемое Исенной для решающего удара войско двергских латников и альбийские дружины. Зокарр Два Топора, не утерпев, отправился в бой вместе со своими сородичами, несмотря на явное неудовольствие Аллерикса, не желавшего, чтобы один из его наиболее верных сторонников покидал ставку. Разубедить предводителя карликов не удалось, и теперь он шагал где-то в первых рядах пешего воинства, а над его головой скрещивались в противоборстве клинки синих молний и огненные стрелы.

К полудню военная удача вроде бы решила улыбнуться нападающим — на Аквамариновом бастионе второго яруса поддерживаемые «саламандрами» дверги захватили четыре главных башни и стянули туда немалые силы латной пехоты, поджидая отставших альбийских союзников. Это краткое ожидание их и сгубило. Очертания закопченных и оплавленных стен бастиона задрожали, словно бы охваченные потоком горячего воздуха над костром, складывающие их гранитные блоки потекли, теряя четкую форму, и прежде чем подоспевшие альбы успели опомниться, двергские воители оказались замурованы в недрах разрушающихся строений. Истошный вопль сотен глоток взлетел над бастионом, внезапно превратившимся в общую могилу, и смолк два удара сердца спустя, когда на месте грозного укрепления вскипело лавовое озеро. Башен более не существовало, но и добрых двух тысяч захватчиков — тоже.

Взорам драконов, упрямо продолжавшим кружить над вершинами окрестных гор в нарушение строжайшего повеления Эльшара, приказавшего им улетать, представала ужасающая и захватывающая картина: три полыхающих копья сомкнутого строя железных многоножек, пронзивших горящее и окровавленное сердце Цитадели, Уцелевшие «саламандры» наглухо увязли в паутине узких улочек города между второй и третьей стеной, где дома превратились в осажденные крепости, а переулки топорщились наскоро сооруженными засеками, за которыми укрывались снятые со стен «змеиные пасти». Боевое неистовство йюрч схлестнулось с воинственностью двергов, сиидха Черного Роты и альбы Аллерикса сошлись в смертельной пляске отточенной стали.

Шаг за шагом завоеватели и их подгорные союзники, теряя воинов, пробивались дальше, через нескончаемую круговерть схваток за каждую улицу и каждое строение, отчаянно пытаясь прорваться к вратам Вершины. Кровь заливала землю, и в небесах не было покоя. В предчувствии поражения Радуга пустила в ход самые убийственные и разрушительные из известных им заклятий, натолкнувшиеся на столь же яростное и могущественное противодействие Исенны и Эрианна Ладрейна. Воздух над Цитаделью трещал и звенел, пронизанный магией. Крылатые ящеры и те не остались в стороне: не один десяток вражеских воинов нашел свою смерть в обрушившихся с неба острейших когтях. Лишь после того как Рагита едва не погибла под огненным ливнем, а Дийарму копье, пущенное из баллисты, пронзило крыло, оба великолепных змея вняли наконец приказу Элыпара и устремились к Восходу, прочь от гибнущей твердыни Темного Всадника.

Схватка за город затянулась на целый день, и наступившая ночь не принесла темноты — охваченная огнем Цитадель продолжала сопротивляться, огрызаясь вспышками магических ударов. Уцелевшие отступили в последнее ненадежное прибежище за третьей стеной, в былое жилище своего Повелителя. Освещенные пламенем множества пожаров Серебряные Башни приобрели зловещий кроваво-алый оттенок. Из трех горделивых шпилей оставалось только два — левый снесло точным попаданием, и на его месте торчал уродливый обрубок в зубчатой короне разбитых камней.

Около второго ночного колокола ровное бледно-лиловое сияние в одном из внутренних дворов Крепости начало блекнуть и истаивать. Прежде чем окончательно исчезнуть, оно полыхнуло ослепительной синей вспышкой. На миг высветился каждый кирпич, каждая трещинка в окружающих двор строениях, почти достигшие Врат Серебряных Башен альбы и наемники-дверги зажмурились, пригнувшись в ожидании очередного колдовского удара. Однако более ничего не произошло, и, подбадривая себя воинственным кличем, завоеватели ринулись на штурм надвратного укрепления, где засели немногие оставшиеся в живых воины Цитадели.

* * *

Раннее утро 1 дня месяца Саорх.


Даже здесь, на отдаленном холме, слышались наполняющие Долину грохот, отчаянные крики, треск горящего дерева и раскатистые удары таранов — дверги ломали защищенные сетью наложенных чар ворота Вершины. Окончательное падение замка было делом следующего полуколокола, о чем Исенну Феантари известил вернувшийся с поля боя Зокарр Два Топора. Дверг выглядел не лучшим образом — шлем и тяжелые латные доспехи покрыты вмятинами и царапинами, половина кудлатой седой бороды сгорела. Доложившись, Зокарр не спешил вернуться в горнило сражения, один за другим опрокидывая в себя кувшины с охлажденным вином и зорко поглядывая маленькими глазками по сторонам.

Чем выше над битвой и обособленнее, тем лучше, утверждал Эрианн — и ставку магов устроили на прежнем месте, плоской вершине скалы, откуда открывался вид на все сражение, накрыли вершину магическим защитным куполом, а у подножия выставили плотное кольцо охраны из особо доверенных воинов. Для пущей точности и удобства наблюдения на краю площадки возникла поразительная вещь — повисшее в воздухе стократно уменьшенное изображение долины и Крепости, с тремя ярусами ее бастионов, крепостными башнями, домами горожан и пиками Серебряных Башен. Сотворение маленького чуда принадлежало Бастиану Ладрейну, который ни на миг не отходил от переливающейся красками радуги уменьшенной Цитадели, непрерывно производя в картинке изменения согласно докладам с поля боя. Сведения, доставленные Зокарром Два Топора, немедля отразились в общей картине, в чем дверг пожелал убедиться лично. Под тихие смешки альбов он даже потыкал в мираж толстым пальцем, с легкостью проникавшим сквозь сотканные из призрачно сияющего тумана стены и башни.

Но если столкновение холодной стали уже близилось к печальному для защитников исходу, то поединок магов еще продолжался. Хитроумный был уверен, что Круг Радуги не сможет долго противостоять Благим Алмазам — ведь Всадник набрал в ученики сущих детишек и едва успел наставить их в основах колдовских искусств! Еще лет пять тому, когда начали ходить первые разговоры о возможной войне, Эрианн подумывал о том, чтобы склонить на свою сторону кого-нибудь из Семицветья. Однако — редчайший и небывалый случай — его тайные посланцы не добились успеха: Хранители блюли поразительную верность Повелителю Цитадели.

Теперь же выходило, что и сведения об их талантах были изрядно преуменьшены. Радуга стойко сопротивлялась, выдерживая удары, способные в мановение ока развеять в прах небольшой город. Когда молодые чародеи одно за другим одолели три «Похищения жизни», Владыка Лесного Предела даже возымел к ним определенное уважение. Справиться с таким заклятием, особенно если оно создавалось с помощью Великих Алмазов, мог только настоящий мастер. Исенна исходил злостью, но защита крепости не поддавалась, хотя он крушил ее всей своей немалой Силой.

И в конце концов Семицветье дрогнуло.

Неразличимая простым глазом схватка чародейских умений, сплетения заклятий, обращения к Стихиям и Сферам не могли продолжаться бесконечно, особенно если одна из соперничающих сторон располагала таким неиссякаемым источником могущества, как Благие Алмазы. Пусть их осталось только два из трех — их возможностей достаточно, чтобы погасить чересчур возомнившую о себе Радугу. А затем… затем подчинить ее себе. Хитроумный колебался, что будет выгоднее: уничтожить прежних носителей Семи Камней, передав самоцветы другим магам, более заслуживающим доверия? Или убедить Хранителей отказаться от столь глупой преданности? Скажем, поставить перед выбором — немедленная смерть или жизнь под рукой нового покровителя. Один из семерых наверняка окажется слабее духом, остальные потянутся за ним. Поговаривают, якобы в ковене заправляет некая решительная девица, подруга Всадника. Изловить бы ее, как справедливо заметил Бастиан. Какое замечательное равновесие установится: коли девчонка захочет сохранить жизнь своему обожаемому Наставнику, она будет покладистой и разговорчивой… и наоборот.

Однако разрешение трудностей со Звездной Радугой — дело будущего. Ныне внимание и изворотливый ум Эрианна направлялись на осуществление иного замысла, также близившегося к решающей части. Пока все шло безукоризненно: сообщники находились в пределах ставки, охрану наряду с вездесущими двергами несли две свежих сотни, всецело преданных Ладрейнам и ожидающих только условного сигнала, а сам Исенна всецело погрузился в магическое фехтование с защитниками Цитадели.

Отец Хитрости предусмотрительно занял место шагах в десяти за спиной воителя и, воспользовавшись краткой передышкой, зучающее глянул на столь беспечного и доверчивого соратника. Нет, тот ничего не заподозрил. Как же притягательно сверкает Алмаз, заключенный в оправу стальной драконьей лапы! Свой собственный Камень Эрианн превратил в навершие жезла, представлявшего собой золотую древесную ветвь, а Кристалл Олвина возлежал на протянутой ладони, вырезанной из куска редчайшего прозрачно-голубого кристалла. Ничего, дайте время, и станет ясно, кому самой судьбой предназначено владеть драгоценнейшим из творений этого мира! Первое препятствие, Корабел с его неуместным благородством, надолго выведено из игры. Второе, Твердыня Всадника, вот-вот падет. Остается свалить третье, последнее и самое грозное.

Исенна стоял неподвижно в вычерченном на камнях магическом круге, Жезл с кристаллом поблескивал в его опущенной вдоль бедра правой руке. Внезапно Безумец вскинулся, и Эрианна на миг охватил безотчетный ужас — вдруг Аллерикс уловил отголосок его размышлений? Он ведь отнюдь не туповатый и целеустремленный рубака, каким предстает на первый взгляд, и с могуществом Алмаза способен управляться ничуть не хуже прочих владельцев Благих Камней… Однако причина беспокойства воителя оказалась куда проще — от дымящейся груды развалин, бывших ворот Цитадели, через заполненную рядами палаток Долину к ставке военачальников приближался небольшой конный отряд. Достигнув подножия скалы и кольца охраны, всадники торопливо спешились. Стража пропустила двоих из прибывших, непреклонно преградив дорогу остальным. Гонцы взбежали по склону, не глядя по сторонам, устремились к высившемуся ожившим памятником самому себе Феантари и слаженным, многократно отточенным движением припали на одно колено в почтительном отдалении. Впрочем, им и не удалось бы подойти ближе — творившаяся магия оставила свой след, образовав вокруг Аллерикса и его соратника кольцо выжженной травы и тронутых дыханием огня камней, пышущих сухим, обжигающим жаром.

* * *

Почуяв близкий трепет некоего чрезвычайно важного известия, начали подходить прочие обитатели лагеря. Появился Зокарр Два Топора вместе с Кельдином Грохотом и еще несколькими высокопоставленными двергами и принялся ожесточенно проталкиваться через строй охраны. Бастиан Ладрейн и помогавшие ему альварские маги оставили хлопоты над призрачной Цитаделью, переместившись ближе к Хитроумному. Среди колеблющихся теней промелькнул бледный и выглядевший чрезвычайно сосредоточенным Ирваст.

— Обитель зла повержена, — подрагивающим от волнения голосом доложил стоявший слева гонец. — Наши войска преодолели сопротивление на стенах, захватили город и овладели замком. Согласно повелению Высочайших, немедленно начаты поиски Хранителей Радуги. Те, кого удалось взять в плен, говорят, якобы владельцы Камней принимали участие в схватках на городских улицах…

Аллерикс сделал короткий жест, и вестник тотчас умолк. Ставку объяло молчание — никто, даже готовые орать по ничтожнейшему поводу дверги, не решался бросить торжествующий клич, отмечая победу. Крохотная сияющая звезда Алмаза, стиснутая железными когтями, вспыхивала и гасла, отвечая течению мыслей своего хозяина. Наконец внутренний огонь Камня Исенны померк, и гигант в золотой кольчуге выдохнул:

— Вот и все…

Именно этого ждал Хитроумный. Ждал, с такой напряженной яростью вжимая пальцы в гладкую рукоять золотой ветви, что новехонькая светлая кость подернулась мельчайшими трещинами. Теперь или никогда. Слишком долгим, извилистым и трудным стал его путь к этой вершине, чтобы позволить другому завладеть тем, что в мыслях Отец Обмана уже давно полагал своим.

Исенна вскинул голову, на лице его все еще расплывалась широченная торжествующая улыбка, когда Жезл в руке Эрианна Ладрейна плюнул в него сгустком жидкого огня. Воитель не успел ни уклониться, ни выставить защиту — лишь закрылся рукой в латной перчатке, сжимавшей жезл, и отвернулся слегка от стремительной огненной погибели. Магическое пламя окутало его кисть, скользнуло по предплечью, вплавляя в живую плоть звенья позолоченного доспеха, слизнуло половину лица, обратив счастливую улыбку в чудовищный оскал. Роскошные золотые волосы Исенны вспыхнули, и Безумец повалился навзничь, крикнув коротко и страшно. Драконья лапа из полированной стали вырвалась из его пальцев, жалко звякнув о камень.

Одновременно с сухим треском распалась призрачная Цитадель, обратившись переливчатым защитным куполом, окружившим Бастиана. Двое придворных магов Аллерикса пали под ударами верных Эрианну мечников, третий успел швырнуть синюю молнию, разбившуюся о защитную сферу Ладрейна, и рухнул со стоном — узкий клинок Ирваста, сына Хетира, дымясь, вышел у него меж ребер. Щелкнула дважды тетива, несколько раз сталь лязгнула о сталь, Зокарр и прибывшие с ним дверги выхватили свои топоры, но в них уже не было нужды — оба гонца и все воины из свиты Аллерикса отдали свои жизни, подручные Эрианна не торопясь вытирали клинки.

Исенна приподнялся с земли, опираясь на здоровый локоть. Он еще не осознал толком, что с ним произошло, не почувствовал боли в обгоревшей руке, хотя сверкающее золото кольчуги почернело, а находившееся под ним железо раскалилось докрасна. Впервые за долгие годы их знакомства Эрианн увидел, как на обычно бесстрастном чеканном лице Феантари появилось выражение неподдельного изумления и растерянности. Один широко распахнутый глаз сиял, как сапфир, вместо другого дымилась пустая глазница на обратившейся в обугленную маску правой половине лица. Оглушенный и обожженный, Исенна все-таки нашел в себе силы заговорить, с трудом вытолкнув из перекошенного рта:

— Ты!.. Во имя Творца, Эрианн, почему?..

— Во всем виноват Олвин, — пожал плечами Хитроумный. Его сын, озираясь, выискивал затерявшийся в камнях стальной Жезл. — Однажды он совершенно правильно подметил, что власть над миром плохо делится на троих.

— Но мы ведь союзники!.. — слова вырвались из поверженного гиганта воплем раненого зверя: — Ты клялся священной тройной клятвой воды, древа и ветра, скотина!..

— В самом деле? — рассеянно пробормотал Ладрейн. — Возможно. Прости, обстоятельства изменились. Эй, кто-нибудь, наш вождь тяжко страдает! Окажите ему последнюю милость. Ирваст!

— Да?

— Прикончи его. Просто убей.

— Как будет угодно Высочайшему, — откуда-то сбоку выскользнул хищно оскалившийся Ирваст, вооруженный окровавленным клинком, в два шага оказался подле былого сюзерена и, красуясь, размашистым жестом вскинул лезвие. Даже тяжело раненый, Исенна схватился было за рукоять своего меча, но обугленная плоть отказалась ему повиноваться — ладонь разжалась, альб испустил крик гнева и боли.

Меч Ирваста свистнул в воздухе.

Раздался громкий лязг, брызнули искры, и сын Хетира, изрыгнув проклятие, изумленно уставился на клинок, снесенный у самой рукояти. Зокарр по прозвищу Два Топора поудобнее перехватил свою секиру, только что чисто срезавшую отменный альбийский меч, а Кельдин Грохот, словно дохлую крысу за хвост, держал двумя пальцами сверкающий Жезл Дракона, в другой руке сжимая топор. Прочие дверги, коих Эрианн числил в союзниках, не пожалев для подкупа ни золота, ни обещаний, как по волшебству ощетинились смертоубийственным оружием. На вершине их набралось с десяток, втрое меньше, чем воинов Эрианна, но все в тяжелой броне, и каждый в бою стоил пятерых.

— Как это понимать, Зокарр? — оторопел Хитроумный. — Ведь вы получили золото!

Мрачный бородач, презрительно сплюнув ему под ноги, проревел на грубом наречии подгорных карликов:

— Засунь свое золото себе в зад, Отец Обмана! Ты предал Морехода, предал Ночного Всадника, твои клятвы и пригоршни навоза не стоят! Твой ублюдок и вот этот его прихлебатель, оба твердили, будто Исенне не причинят вреда — где их обещания? Теперь я вижу — добившись своего, ты и нас предашь, как предавал всегда! Ты мне отвратителен, клятвопреступник, змея о двух ногах, я проклинаю день, когда согласился выслушать твоего гнусного сынка!

— Наемник будет учить нас благородству? — криво усмехнулся Бастиан. Кельдин Грохот окинул его тяжелым взглядом:

— Тебя, поганца, поздно уж учить. Вот за ноги над костром подвесить — в самый раз. Ох, и потешусь я вскорости…

— Если ты отдашь Алмаз добром, так и быть, я забуду твои слова, — едва сдерживаясь, произнес Эрианн. — Внизу — две сотни моих мечников…

— …И три сотни моих, — рявкнул Два Топора.

Раздался хриплый хохот. Смеялся Исенна, несмотря на боль и текущую из трещин в сожженной коже кровь.

У Бастиана не выдержали нервы.

— Убейте их! — тонко выкрикнул он. В этот самый миг его защитная сфера, исчерпав отпущенный срок, истаяла. Эрианн вскинул свой жезл, кто-то из двергов метнул кинжал, и на плоской выжженной вершине закипел скоротечный бой.

Когда пляска стали закончилась, на пыльной земле осталось два десятка изувеченных трупов. Однако ни Эрианна, ни его сына не было среди них, и Ирвасту удалось под шумок ускользнуть. Караульщики у подножия видели, как по тропе, ведущей с вершины холма, буквально скатилось полдюжины альбов, из которых один мешком обвис на плечах двух других — двергский кинжал оказался быстрее убийственного заклятия, угодив Хитроумному пониже левой ключицы. Заговорщикам повезло — оседланные кони, на которых примчались из Цитадели вестники победы, дожидались хозяев у коновязи. Взлетев в седла, беглецы пустили коней в галоп.

Вслед им летел хриплый, безумный смех вперемешку с запоздалыми воплями:

— Догнать! Взять живьем! Они покушались на жизнь вождя! Эрианн, тебе не укрыться от меня — я буду искать тебя, найду и убью, я достану тебя, проклятый ты предатель, нет тебе отныне покоя ни на земле, ни под землей!

…Эрианн этих криков не слышал. Болтаясь в седле впереди одного из своих телохранителей, недавний соратник Исенны Аллерикса думал только об одном — не потерять сознания от потери крови, не выпустить из ладони золотую ветвь. И даже провалившись в беспамятство, он продолжал мертвой хваткой сжимать костяную рукоять в сеточке мелких трещин.

Вихрем пролетели всадники через опустевший палаточный городок, снесли растерявшихся часовых в оцеплении и ушли на Восход, в Альвар и дальше, на границу с Дикими Землями.

Загрузка...