На ферме провозились часа два, не меньше. Хотя по сути ничего, кроме свежей говяжьей печени, старуха не взяла. Да и с ней управилась быстро, так как выбора не было. Взяла, что дали. И не заплатила. По крайней мере, я не видела, чтобы Агапа рассчитывалась.
Но после старая ведьма долго ходила по ферме вместе с хозяином. Совала нос во все углы, что-то нашептывала, приговаривала, ножом по стенам сараев постукивала, вымя коровам мяла. К концу обхода фермы даже мы с Кириллом устали ее ждать, а она вернулась совсем измотанной. Колдовала, что ли? Помогает фермерскому хозяйству с надоями, отелом и набором массы быков своими ведьмовскими штучками?
Когда мы возвращались на хутор, я не смогла удержаться от расспросов.
– Зачем нам говяжья печень? – спросила я, глядя на старуху.
Агапа сидела, откинувшись на спинку кресла с полуприкрытыми глазами. По вискам из-под платка стекал пот, иногда она тяжело вздыхала. Видимо поездка на ферму действительно нелегко далась, но она все же ответила:
– Для ритуала нужна не печень, а кровь. Но ее просто так не купишь, местные и так про меня шушукаются, а если прознают, что я кровавые ритуалы провожу, то и вовсе на вилы поднимут. Ума же нет, а што и был – пропили. Потому приходится идти на хитрость.
– Какую?
– В свежей, немороженой печени крови много. Больше, чем где бы то ни было. Если хорошо собрать, то и для вызова Туросика хватит и еще останется…
Я задумалась, пытаясь понять, что именно нам предстоит сделать и насколько это опасно и трудоемко. Кирилл, в разговоре не участвовал, молча вел машину.
– А что из себя представляет ритуал? – продолжила я расспросы.
– О… это древний обряд, – пояснила ведьма задумчиво. – Все тонкости вам знать ни к чему, да я их и не поясню. А как его делать, ночью увидите…
– Страшно будет?
– Ну… милая, я ж не знаю, что тебе страшно, а што не… – развела старуха морщинистыми руками, – А вот хлопче твоему испужаться никак нельзя, особливо Туросика… А сам обряд… надо бычьей кровью перемазаться, печень как подношение для лесных духов оставить, и в сильном месте, в нужное время, песню петь…
– Какую песню?
– Ночью услышишь. Куколку еще надобно для пастушки смастерить, но это как раз самое простое из всего…
***
Когда мы вернулись на хутор, день клонился к вечеру. Хотелось есть, но просить об этом Агапу было неловко. Хорошо хоть на компот она была щедра, и еще я таскала со стола сушки, как мне казалось, незаметно.
Но мне-то ладно, а вот Кириллу такой скудной еды очевидно мало. Я посмотрела на парня и увидела, как лихорадочно блестят его глаза, а на щеках пылает румянец. Похоже, волнение за сестру и предстоящий ритуал вытеснили из его головы все мысли. О еде сейчас он не думал в последнюю очередь. Я вздохнула усовестившись.
Агапа достала большую миску, поставила на стол и кинула в нее печень. Потом обернулась к нам и сказала:
– Я буду готовиться к ночи, опосля – отдыхать, а вы не мешайте. Сходите к реке, искупайтесь, погуляйте. Вертайтесь как солнце сядет.
Мы переглянулись и кивнули. Кирилл спросил, в какую сторону идти.
Возле речки было красиво. Мы сидели на высоком берегу под стволом большой сосны. Разговаривали мало, у каждого было о чем подумать…
– Все будет хорошо, – сказала я, глядя на Кирилла. – Мы справимся.
Он грустно улыбнулся, потом кивнул и поцеловал меня.
Как только начало темнеть, и на небе появились первые звезды, Кирилл взял меня за руку:
– Нам надо возвращаться. Ночь, что ждет впереди, будет решающей.
Ведьма уже ждала нас, сидя на лавке возле хаты.
***
В глубине леса, где деревья стояли так плотно, что даже днем солнечный свет едва пробивался сквозь их кроны, находился ведьмин круг, и наконец-то я поняла, о чем все время говорила старуха Агапа. Это были поганки, растущие в идеальной окружности диаметром примерно в метр. Наверняка какое-то особое место силы для всех ведьм.
Агапа шагнула в его центр, достала говяжью кровь и густо намазала ею лицо.
Потом принялась бормотать заклинания.
Мы с Кириллом стояли в стороне, затаив дыхание. Наблюдали за ней, боясь даже пошевелиться. Время тянулось медленно, и казалось, что это длится вечность. Наконец, на небе появилась луна, озаряя все вокруг серебряным светом.
Тогда старуха вдруг запела мощным, совсем нестарческим голосом. Слова песни были мне знакомы. Это давняя белорусская колыбельная, которые мамы часто поют своим детям по ночам. Только слова оказались немного другими:
Купалінка Купалінка, цёмная ночка
Цёмная ночка, а дзе ж твая дочка?
Мая дочка у лясочку ягадкі збірае.
Ягадки збірае, слезкі пралівае.
Мая дочка цёмнай ночкай
Дземана пільнуе.
Дземана пільнуе ды людзей ратуе…
(Купалинка, Купалинка, темная ночка. Темная ночка, а где твоя дочка? Моя дочка в лесочке ягоды собирает. Ягоды собирает, слезки проливает. Моя дочка темной ночкой Демона стережет (пасет). Демона стережет, всех людей спасет... перевод с белорусского)
Ее голос разносился по всему лесу. Песня кружилась меж стволов, путалась в малиннике, поднималась к самым кронам и неистово шелестела листьями…
Я почувствовала, как все тело покрылось мурашками, воздух вокруг загустел и стало трудно дышать.
Это было невероятно и завораживающе…
Неожиданно духи леса ответили на зов Агапы.
Из тумана начали вырисовываться черты, и появился призрак женщины средних лет с грустными глазами. Плечи ее опущены, косынка сбилась, она выглядела очень и очень утомленной.
Купалинка.
Ее облик был призрачным, но четко различимым: длинные русые волосы, слегка спутанные, обрамляли бледное лицо с глубокими морщинами, свидетельствующими о пережитых страданиях. Ее глаза, полные печали, казались бездонными, а платье из простого льна, понизу совсем обтрепалось.
Агапа замолчала, вглядываясь вперед. Как ни странно, я не испытывала страх. Наверное, на него просто не было времени. Я пыталась разглядеть каждую деталь происходящего, не упустить ни одного слова.
Ведьма обратилась к призраку:
– Купалинка, кликни свою дочку Михалину! Нехай гонит Туросика домой. Я сплела для нее добрую ляльку.
Ведьма достала из широкого кармана куклу, сплетенную из соломы и тряпочек
Купалинка на миг замерла, ничего не отвечая, будто к чему-то прислушиваясь, потом склонила голову в знаке согласия и растаяла в воздухе…
Я почувствовала, как что-то изменилось в атмосфере. Казалось, что лес затаил дыхание. В ожидании, что будет дальше, не дрогнула ни одна травинка, не шелестел ни один листик на дереве.
Вскоре из глубины леса послышался оглушительный, как мне показалось, топот копыт. Вероятно, на наш зов Михалина гнала огромного быка, с таким неподходящим для злого и опасного демона именем, – Туросик…