В зимородковых тюках таились удивительные припасы на все случаи жизни.
Рану ему промыли мерзкой дрянью, из темной прозрачной баночки, и чем-то сверху намазали. Хайме даже интересоваться не стал, а молитвы бормотать постеснялся. Колдовские зелья там? После всего, что случилось, было уже почти все равно. Раз говорит, что надо — значит надо. Намажем. Но вот рана не понравилась… Зимородок осмотрел внимательно, хмуря брови, а потом легкомысленно махнул рукой.
— Бывало и хуже.
Может, и бывало.
Позавтракали и отправились в путь, на запад, к перевалу. Зимородок сказал, что возвращаться главной дорогой сейчас слишком рискованно. На этот раз, он без разговоров, хоть и с явным усилием, залез на лошадь. Охнул сдавленно. Видать, плохи дела… Хайме шел рядом, но и он бы, пожалуй, не отказался поехать верхом. Все кости ломило, ныли мышцы.
— Как ты, Кречет?
Хайме вздохнул. Ему ли сейчас жаловаться? Плохо он, как же еще.
— Это ничего, — усмехнулся Зимородок, — первый раз всегда так. Потом тело привыкнет и легче будет.
— Я больше никогда!
Нет! Никогда! Хайме отчаянно запротестовал. Да разве можно снова такое! Как можно даже говорить об этом!
— Не понравилось? — поинтересовался с усмешкой.
Хайме хотел было воскликнуть в ужасе «нет!», но не смог. Перед глазами вдруг встало высокое безбрежное небо, такое близкое… и ветер — свистящий в ушах, играющий перепонкой крыльев, подхватывающий, поднимающий ввысь, к облакам…
Зажмурился, со всей силы, до рези в глазах, тряхнул головой.
— Нет! Я больше никогда не стану.
Очень понравилось! Но от этого только еще тяжелее.
Не думать об этом! Забыть! Ничего не было! Не было…
— Ладно.
Зимородок покладисто пожал плечами — раз не хочет, то и не надо.
Больше разговаривать не стали. Хайме шел молча, глядя прямо перед собой.
Вдруг накатило и накрыло ощущение непоправимости происходящего. Что теперь с ним будет? Оборотень? Виверн! Да его ж теперь на костер! Что делать? Не говорить никому, постараться чтоб никто не узнал? Но разве утаишь шило в мешке? Все равно вылезет, так или иначе. Хайме не находил себе места и не мог ни о чем думать. Вся жизнь его рушилась и ничего сделать не выходило. Да лучше бы он помер тогда! Со своей бы рогатиной. Спокойнее бы было. Просто и понятно.
Страшно.
Как же Элиза? Он же не может теперь… Или может? Как возвращаться домой? Бежать? Ну куда ему бежать? Дьявол он во плоти, оборотень, бесовское отродье, чтоб ему пусто было!
Хайме все пытался прислушаться к своим чувствам, и никак не мог понять — отчего же так? Отчего нет раскаянья? Ну, ни капельки. Нет, он чувствовал вину перед Зимородком — нужно было сидеть с лошадьми и не соваться, книжки умные читать, как тот велел. Больше пользы было бы! Нужно было. Оплошал. Подвел. Едва на тот свет не отправил! Стыдно, хоть сквозь землю проваливайся.
Но вот вины перед Господом, искреннего раскаянья — не было. Ну, что он Господу-то сделал такого? Он же не виноват, что родился таким. Младший сын младшего сына.
Ужасно! Страшный грех! — твердил рассудок. Но сердце оставалось спокойно.
В сердце плескалось безбрежное небо.
И это заставляло мучиться еще больше, заставляло рассудок раскаиваться вдвойне — за себя и за дурное, своевольное сердце.
Оборотень, как и его отец. Хендрик Разящий, Хендрик Волк… тамплиеры знали… да что же происходит такое в мире? Как это можно понять?
Ни о чем другом думать не выходило.
Что будет теперь с ним?
Ехали все больше по открытым местам, там, где сложно устроить засаду. Пока обходилось.
— Стрелять-то умеешь, охотник?
— Не очень… — Хайме задумался.
— Нет, не умею, — ответил честно.
— Тогда возьми арбалет. Один раз пугнуть хватит, а скорость тебе не нужна, все равно не попадешь.
— А ты думаешь, на нас скоро нападут?
— Не знаю, — Зимородок безразлично пожал плечами, — но если нападут, Кречет, запомни одно — надумаешь снова оборачиваться драконом, учти, что никто тогда не должен уйти живым. Иначе расскажут, и церковь объявит на тебя охоту. Если не хочешь или не можешь убивать, то лучше оставайся человеком. Понял.
— Я никогда…
— Я тебя предупредил. А то вдруг крылышки неожиданно снова прорежутся.
Хайме судорожно кивнул.
— Кречет, это очень серьезно.
Зимородок смотрел на него хмуро, внимательно, словно чего-то ожидая… лицо усталое, напряженное, белые пальцы вцепились в луку седла — похоже держится из последних сил. Серьезно, да…
Хотел снова кивнуть, сказать, что он все понял, что впредь будет сначала думать, а потом делать, чтоб не вышло снова… без глупостей… Хорошо еще так обошлось, все живы. Это сейчас ему кроме зуботычины ничего не досталось, а ведь могло бы. Ой, могло! И еще как! Мог бы ведь Зимородок и пристрелить сгоряча, как грозился. И был бы прав.
Хотел было пообещать… Зимородок ждал.
— А, Кречет?
— Меня Хайме зовут, — вместо этого сказал он.
Все же ухмылка скользнула, по-доброму так, без всякой иронии.
— А меня Ульрих. Можно Уль.
— Доброго вам дня, уважаемые!
Откуда взялся на дороге тот пегий остроносый всадник, Хайме так и не понял. Не иначе, как из-под земли.
— Их трое, — тихонько шепнул он, — я видел их раньше.
Зимородок кивнул, радушно улыбнулся.
— И тебе доброго дня, Йохан. Как поживаешь? Как здоровье твое?
— Хорошо, спасибо, не жалуюсь.
Он потоптался на месте, словно что-то прикидывая, приглядываясь.
— А Кречет твой хорош! Одобряю! Я-то думал, зачем тебе его с собой тащить… а оно вон как вышло. Хорош Кречет!
Кречета Зимородок обсуждать не стал.
— Это ты Доброго Гудзака пристрелил?
— Я, — пегий, словно извиняясь, развел руками. — У нас с ним были давние счеты. Не обессудь.
— Голову хочешь?
— Хочу, — спокойно согласился тот. — Мне и одной хватит. Большой. А вторую себе оставь, пригодится еще, голова-то.
Ржанул, подмигнул со значением.
— Что предлагаешь? — поинтересовался Зимородок, спокойно, по-деловому.
— Молчание предлагаю. И покой. Самые ценные нынче вещи! Не находишь?
Зимородок прикинул задумчиво.
— А если я Кречета сейчас на тебя натравлю? А? Может оно вернее выйдет.
Пегий дернулся, но быстро взял себя в руки. Глянул на Хайме, и тот непроизвольно сжался, едва сдержавшись, чтоб не попятиться. Натравит? Прикажет убить этих, на дороге? Зубами им глотки, что ли, грызть? Не зверь же он… Или зверь? Хайме аж передернуло от таких мыслей.
Пегий размышлял.
— Мои люди успеют пристрелить тебя раньше, Зимородок, — сказал он. — Только зачем нам убивать друг друга? Мы с тобой давно друг друга знаем, и всегда решали дела полюбовно. С меня потом мессир венатор шкуру снимет за твое убийство, охотится запретит… хотя церковь, пожалуй, еще приплатит втрое… Сложное это дело… Давай, решим по-хорошему?
Зимородок сощурился. Кивнул.
— Отдай ему, Кречет.
Хайме хотел было возразить, но понял, что возражать тут нечего.
Зимородок покачнулся и едва удержался в седле. Осунувшийся, изжелта-бледный, в гроб краше кладут. Ему бы отлежаться сейчас. К ночи началась лихорадка, Зимородок метался в бреду, весь мокрый от пота. Хайме сидел рядом, не отходил, хоть и не знал, что надо делать, извелся весь. Может зелье какое? Но самому-то не разобрать.
Дико было видеть Зимородка вот так — беспомощного. Не верилось.
Что-то еще случилось.
Хайме и сам не мог понять — что.
Услышал шорох ночью, решил было, что пришли их грабить и убивать. Схватил зимородков топорик, маленький арбалет… полночи просидел вслушиваясь, сжимая в руках оружие. Если придут — нужно защищать не только себя. Во что бы то ни стало!
Надо. Натянутый арбалет в руках. Он попробует. Сначала он попробует по-человечески, но если не выйдет — как виверн. Если надо — он сможет! Глотки перегрызет! Страшно становилось, до слез. Только не так! Он не хочет быть зверем. Но если надо… если надо — он, конечно, сможет. Должен. Иначе никак. А потом сам, добровольно, пойдет каяться в Гельт, и пусть делают с ним что хотят. Потому, что он не сможет так жить. Сейчас, может быть, еще возможно спасти его душу? Один раз, тогда, случайно — это не в счет, это можно забыть. Может быть, даже Господь простит его. Один раз — может простить, ведь он не знал, не хотел… он убил дракона! Но если снова…
И все же, сейчас он будет драться! Защищать. А потом — будь что будет.
Но никто не пришел.
К утру Зимородку полегчало, отпустило. Задышал спокойно и ровно, уснул.
Хайме вдруг понял, что не может больше, что совсем не осталось сил. Как-то все разом навалилось на него. Арбалет со стуком вывалился из рук. Не придет никто. Сегодня не придет, не придет, не придет… ничего не будет… как заклинание! Да все равно…
Не нужно больше зверем…
Забился в угол, закрыл лицо руками и вдруг зарыдал. Горько, судорожно вздрагивая, почти беззвучно, только слезы ручьями катились по щекам, крупные. Потом отпустило.
Отдышался, пошел готовить завтрак.
К полудню проснулся Зимородок, сел, выпил едва ли не ведро воды. Даже пытался было залезть на лошадь и двинуться в путь, но Хайме, удивляясь сам себе, не позволил.
— Мы никуда не поедем сегодня. Тебе нужно прийти в себя. Успеем еще.
Зимородок хотел было поспорить, но глянул ему в глаза и только улыбнулся. И согласился. Хайме даже не сразу поверил.
До западной заставы добрались в полдень следующего дня.
Двое долговязых стражников азартно играли в кости, аж за версту слышно! Оба молодые, Зимородка видели впервые, как и он их, впрочем. Тем не менее, вежливо поздоровались.
Бумаги проверяли серьезно, с каменным лицом, хоть без особого рвения. К Хайме даже закралась шальная мысль, что читать они не умеют, просто так профессионально пялятся в печати. Потом, вдвоем, еще долго и недоверчиво разглядывали голову дракона, ковыряя поочередно пальцами чешуйки.
— Хорош, правда! — доверительно поинтересовался Зимородок. — Только маловат. Да и мясо жесткое, в зубах застревает.
Охранники странно покосились, пошевелили бровями.
— Так это ж, знаете? — неуверенно начал один. — Уже ж одного провезли. Утром. Это еще один что ль?
— Ага, — согласился Зимородок. — Тут за нами еще одного везут, вы приготовьтесь. У вас их рассадник просто, словно блохи. Глядите, чтоб больше не завелись, может они яйца где отложили? Вы б пошли, поискали, а?
Охранник без всякой уверенности почесал поясницу и махнул рукой — в конце концов, не его дело драконьи яйца искать. Да и головы считать тоже. Да и считать он… хотя считать наверно умеет, уж до двух — точно. Ладно, пусть везут сколько есть, не золото ж.
Вот и разрешение имеется, с печатью. Даже два!
Язона на условленном месте не оказалось.
— И что теперь?
— Пока здесь подождем, — сказал Зимородок, — дня два. Если не появится — пойдем в город.
Вечер выдался холодный, ветер с дождем пробирал до костей, мурашки по коже бегали стадами. Хайме сидел, завернувшись все в тот же плащ, царский, на лисьем меху. Зимородок уже более-менее пришел в себя и сейчас увлеченно мешал в котелке густое аппетитное варево. Эх, хорошо-то как! А то и забудешь, что есть нормальная еда, кроме засохших лепешек и вяленого мяса. Сам Хайме как ни старался, ничего путного приготовить не мог. То пересолено, то подгорело, то еще что.
Поесть сейчас, да спать. Дальше сегодняшнего вечера загадывать не хотелось. Что с ними будет? Что он будет делать потом? Идти в Гельт? Дракона-то они убили, даже одна голова у них есть — вон, в мешке лежит. Но только… Хайме понимал, что ни за что не решится идти в город за наградой. Тогда придется врать. Не умеет он врать, бесполезно. С его лицом надо говорить только чистую правду. Пусть Зимородок им сказки рассказывает, он наверняка умеет мастерски.
А ведь другую голову раньше их привезут.
Что могло задержать этого Язона.
— Уль, а чего они тебя ищут? — спросил, скорее лишь бы просто о чем-то спросить.
— Дзюдзельскому епископу в глаз дал.
— Как? — Хайме вздрогнул, не поверил, потрясенно уставился на него.
— А примерно как тебе в челюсть, только в глаз. Вот, держи.
Протянул ему дымящуюся миску. Хайме машинально взял, но есть что-то совсем расхотелось. Он все пытался представить — как же… Правда ли? Долго молчал, ковыряя в миске ложкой, так не разобрал что там было. Бобы с луком?
— Но почему? — несмело спросил, наконец.
— Да как-то случайно вышло. Чего он мне под руку полез?
Зимородок усмехнулся, но глянув на окончательно ошалевшего Хайме, все-таки сжалился.
— Это сложная история, Хайме, — сказал серьезно. — Дело даже не в епископе, это стало лишь последней каплей. Они давно мечтают отправить меня на тот свет, очень я им на нервы действую. А поймать никак не удается. А тут… они Якоба хотели сжечь на костре… И я не придумал ничего лучше, как отбить его прямо на площади, когда вели на казнь. Честно говоря, просто раньше не успел, далеко был, как узнал — сразу кинулся… Но пока добрался… Епископу действительно случайно досталось, оказался у меня на пути.
Хайме облизал губы, отчаянно пытаясь понять. Хотел спросить, но мысли все путались.
— А Якоб — чародей-целитель, очень талантливый, — тихо продолжал Зимородок. — Может едва ли не мертвого на ноги поднять, от чего хочешь вылечить, от любой хвори, хоть чуму, хоть проказу. Мне сколько раз раны лечил и кости сломанные… чего только не было. Лучший из всех, кого я видел. Церковники все хотели переманить его на свою сторону, обещали всего — и деньги, и землю, и сан духовный, едва ли не кардинальский. А он — нет. Вольный маг. Раньше странствовал по миру, многие его за святого принимали. Он никогда денег не брал, просил только поесть, да переночевать в тепле. Иные принимали за блаженного… он правда немного не от мира сего… Якоб Подорожник. Сейчас старый стал, много ходить тяжело. Нельзя таких людей на костер. Даже если бы силы у него никакой не было, не в этом дело. Сердце у него открытое, доброе, всегда всем пытался помочь, чем мог. Как бы самому не было тяжело, не смотря ни на что…
Зимородок вздохнул, долго сидел молча, глядя под ноги.
— Уль… — Хайме покачал головой, — и ты думаешь, что если ты принесешь им дракона, тебя простят?
Зимородок поднял глаза и вдруг широко улыбнулся, скаля зубы, словно Хайме рассказал веселую шутку.
— Конечно нет. Все слишком серьезно. Неужели, я похож на дурака, который этого не понимает?
— Но тогда зачем все это? Зачем? Тебе нужно бежать, пока не поздно! Далеко…
— Мне нужно было выгадать время, — сказал Зимородок. — Чтобы Якоб поправился, пришел в себя. Мне нужно, чтоб епископ был уверен, что я сам вернусь к нему в руки. Если бы я просто сбежал, он бы, не найдя удовлетворения в мести мне, легко отыгрался бы на том же Язоне… или Марте. Из-за моей глупости…
Что-то такое мелькнуло в лице, он снова отвернулся. Не легкий выходил разговор.
— Они убьют тебя.
Покачал головой. И снова ухмыльнулся, но ухмылка на этот раз вышла слегка натужной, не очень-то верилось.
— Сначала мы поедем к Якобу, он поколдует надо мной. Он мастер. Потом в Гельт. Меня, конечно, схватят и потащат казнить. Судить будут светским судом, за разбойничье нападение или назовут это как-то еще, поэтому либо виселица, либо колесование. Главное, чтоб голову не рубили, ее уже на место потом не приставишь. Но голову не должны, я ведь не благородных кровей.
Хайме слушал, и волосы на голове вставали дыбом. Голос у Зимородка ровный, спокойный, и звучит легко, как обычно. Только глаз не видно.
— Все будет выглядеть очень натурально, все будут думать, что я умер… очень похоже. Якоб уже как-то проделывал такие вещи, правда не со мной… Но на самом деле я, конечно, не умру и даже ничего не почувствую. Потом меня похоронят. Потом достанут, и Якоб сможет оживить опять. Говорит, главное, чтоб не больше недели прошло, иначе потом сложнее будет. Но это, как раз не проблема.
— Боже мой… — Хайме всхлипнул, перекрестился.
Зимородок фыркнул, пожал плечами и принялся за остывшую похлебку.
Язон появился на третий день, ранним утром. Они уже сами решили двинуться на встречу.
Что-то было в нем не так, даже Хайме заметил. Он несся по дороге, пришпорив коня, только пыль летела столбом. Но оказавшись в нескольких шагах, вдруг притормозил, подъехал медленно, словно неохотно, словно надеясь задержаться еще чуть-чуть, спрыгнул, и выдавил не очень убедительную улыбку.
— Как дела, Уль, — и спросил так громко, помахал рукой.
Зимородку это тоже не понравилось.
— Что у тебя? Рассказывай.
Болезненно дернувшись, скрипнув зубами, Язон набрал воздуху в грудь и на одном дыхании выдал:
— Якоб умер. Марту схватили, как ведьму.
Поджал губы. Такие вещи лучше говорить сразу, особенно друзьям.
Зимородок долго-долго молчал. В лице его, кажется, ничего не изменилось, только чуть затвердело, застыло… едва различимо… Хайме все смотрел на него, пытаясь осознать — что же теперь будет. Без Якоба, наверно, теперь возвращаться нельзя? Затея сорвалась? Уезжать? Прятаться? Думать, как спасти его Марту? Что будет делать Зимородок?
— Еще что? — спросил тот, голос даже не узнать, вроде бы спокойный, ровный, как обычно, но аж до костей пробирает.
Язон напрягся, вытянулся весь, беззвучно шевельнул губами. Потом отвернулся.
— Ладно, поехали, — тихо сказал Зимородок, принялся собирать вещи.
— Слушай! Ты бы видел, какая из нашего Кречета знатная птичка вышла? Крылья футов сорок в размахе, не меньше!
Язон угрюмо молчал, но Зимородок не сдавался.
— Ты бы видел! Как выскочит, ящер крылатый! Я даже сообразить не успел, а там уже клочья в разные стороны летят…
— Угу…
Всю дорогу он пытался развлечь Язона рассказами о драконе, но выходило плохо. Развлекаться Язон никак не хотел.
Ехали все вместе, даже Хайме дали мула, сгрузили все тяжелые вещи кроме драконьей головы и припрятали между камней. Хотелось ехать быстрее, но быстрее не выходило — только лошадей загонять. Да и Зимородок еще не вполне поправился, хоть и не подавал вида, держась молодцом. И все равно, стоило немного проскакать рысью, как у него на пот выступал на лбу. Тяжело еще… Хайме попытался было предложить передохнуть, но Зимородок вдруг неожиданно зло огрызнулся:
— Скоро наотдыхаюсь.
Со всей силы пнул лошадь пятками в бока.
Еле догнали. Больше на эту тему Хайме заикаться не решился. Ком к горлу подступал. Марта у него там… Пока он тут — она там. И Зимородку страшно не хотелось, чтоб она там задерживалась.
Впрочем, Язон изо всех сил заверял, что Иеф особенно-то в обиду Марту не даст, ну посадят ее под замок… ну посидит… все косился на Зимородка… куда он торопиться? Торопиться Язону совсем не хотелось, оно и понятно. Но и не отговаривал, не пытался убедить в Гельт не ехать.
Хайме пытался было отговорить, неумело — ведь поймают, убьют же! Нельзя! Язон с Зимородком промолчали, переглянулись, снова промолчали.
О том, что будет теперь — вслух никто не говорил.
Ехали до глубокой ночи, пока Язон, наконец, не взвыл, что он сейчас упадет и уснет прямо тут! Да и лошади устали! И какого черта Зимородку не терпится?! Зимородок поворчал что-то, но согласился.
Развели костер, но готовить еду никто не стал, достали — что можно так пожевать. У Хайме и кусок в горло не лез. Зимородок жевал спокойно и обстоятельно, словно ничего в мире его не касалось. Глядя на него — ни за что не подумаешь… эх… да что… Язон нервно вертел в руках кусок вяленого мяса, кусал рассеянно, то с одной стороны, то с другой, так и не доел, бросил обратно в сумку.
Ночью, кажется, никто не спал. Хайме слышал, как Язон с Зимородком о чем-то тихо говорили, слов не разобрать. А ведь за весь день Язон почти ни слова ни сказал, но тут — словно прорвало, рассказывал что-то, долго…
Задремал Хайме только под утро, и почти сразу разбудили.
— Просыпайся. Мы уезжаем.
Хайме вскочил.
— Тебе лучше не ехать с нами, — сказал Зимородок.
Легко так сказал, даже улыбался по обыкновению, словно это ничего не значило. Но лицо серое, слегка опухшее, мешки под глазами — рана, нервы и бессонная ночь. Не мальчик, поди… Как-то неуместно это казалось. Язон выглядел не лучше.
— Ты возьми свою голову, Хайме, подожди немного, и езжай лучше в город сам, без нас. И там поаккуратней, смотри не ляпни, что ты виверном обернулся. Скажи — убил, а как убил — рассказывать не обязан. У всех свои секреты, у охотников тем более. Про меня — ни слова. Один ходил, один убил. Денег должны дать, ты прямо к Иефу иди. Мула пока оставь себе, потом в городе Язону вернешь. Понял?
Хайме покивал — понял, все понял, со всем согласен. Потом забрался в седло и поехал за ними, след в след, не отставая.
Уже недалеко от города встретили старичка с телегой. Телега — большая, добротная, новая, груженая доверху всяческой снедью. Старичок маленький, сухонький, прихрамывающий на одну ногу. У телеги слетело колесо, и в одиночку никак не выходило поставить.
Остановились, помогли.
Пока Хайме с Язоном возились с телегой, Зимородок развлекал старичка историями про драконов. Показал голову, сколупал даже пару чешуек на память.
— Это внучку моему, внучку! — радовался старик. — То-то ему будет гостинчик! Спасибо, мил-человек! Век не забуду!
И то правда, где еще деревенскому мальчишке настоящие драконьи чешуйки достать? Просто сокровище! Гордиться потом будет, другим с важным видом показывать, хранить в тайном месте. Может и истории Зимородковы пересказывать начнет, со слов деда.
Истории у Зимородка были одна другой чудесней, рассказывал он весело, легко, с вдохновением, уж в чем, в чем, а в драконах он разбирался как никто другой. А тут такой благодарный слушатель. Даже Хайме заслушался, забыв обо всем. Если б Язон не пихнул под ребра, так бы и стоял, раскрыв рот. Потом Зимородок показал следы от драконьих когтей на боку — совсем свежие, едва затянувшиеся. Старичок был в восторге, хоть и запричитал, хватаясь за голову. Ай-ай-ай, мил-человек, как же это тебя… Но только ведь где еще такое увидишь? Счастливый день у него сегодня, таких удивительных людей повстречал!
В конце концов починили колесо, поехали дальше.
На развилке все так же висели покойники.
Другие, конечно, не те что раньше, столько времени прошло… а покойники совсем новенькие… воронья вокруг полно.
Хайме перекрестился. А Зимородок только выпрямился в седле… словно на параде.
У ворот ждали.
Первым их заметил Зимородок, еще издалека, сделал знак остановиться. И, как ни в чем не бывало, помахал рукой страже у ворот. Там засуетились, но бежать на встречу пока не стали. Призадумались.
— Ну все, дальше я один.
Спрыгнул с лошади. Снял с пояса сумку и кошель, отдал Язону.
— На. Все равно пропадет.
Тот дернулся было, но взял, кивнул… руки у него заметно дрожали.
Зимородок хлопнул его по плечу.
— Ну, давай, — легко так сказал, словно на денек-другой отлучиться по делам собирался. — На Золотых Полях встретимся. Надеюсь, не скоро… Береги себя.
Они постояли молча, обнялись… почти одного роста, одного возраста, только Язон, пожалуй, раза в полтора шире… оба в дорожной пыли.
— Слушай, внучку-то как назвать собираетесь?
— Ванесса хотят, а если мальчик, то Кристоф, — на мгновенье по лицу Язона скользнула улыбка, но быстро исчезла. Он отвернулся.
— Хорошее имя… ладно… Хайме, удачи тебе.
— И тебе…
Зимородок фыркнул насмешливо, повернулся и зашагал к воротам.
Стражники ждали его. Еще немного помялись, соображая, но на полдороги спохватились, побежали выполнять свой долг. Налетели разом, скрутили руки за спиной, Зимородок даже и не думал сопротивляться. Повалили на землю, принялись бить ногами… с чувством так…
Язон смотрел. Неподвижно. Закаменев, вытянувшись, словно пес, учуявший зверя. Нечеловеческое у него было лицо, нехорошее, страшно смотреть. Кажется, даже дышать перестал. Когда Зимородка подняли-таки и уволокли за ворота, Язон резко выдохнул, ударил вдруг со всей силы кулаком по бедру, крутанулся, едва не пнул ногой лошадь… Долго, громко и очень выразительно ругался такими словами, что Хайме аж покраснел до самых ушей.
Потом устал, сел на землю, закрыв руками лицо.
Хайме стало как-то неловко. Что он тут… что может сделать? Помочь нечем. Только мешать.
— Ну, я это… я пойду? — спросил несмело.
Язон посмотрел на него, тяжело сглотнул, в глазах сверкнули слезы.
— Иди, Кречет.