Край непрощённых

Казаки-разбойники

— Слушай, Игнат, — сказал Кирсан, хлюпая по болоту, — почему так вышло, что в первые же часы в аду я на болоте сразу повстречал какую-то дамочку с ружьем, а потом за все время, что ходил туда-сюда через эту долбаную трясину и никогошеньки не встретил, только в городе тебя да ту, Анюту. И с Максом встретили страдальцев.

— В новом цикле ты, обычно, появляешься на периферии и можешь наткнуться на такого же недавно возрожденного, — пояснил, не оборачиваясь, Святой, — а в центральных областях за пределы своих поселений выходят только разведчики и налетчики, да еще иногда люди, попавшие в чрезвычайное положение. Если бы не войны и орды людоедов — смысла отходить от своего поселения дальше сотни метров не было бы. Все жили бы в городах и все нужное находили бы на месте. А поселки прямо на болоте или в мелких колхозах-деревнях — это необходимость. Безопасней и спокойней, но зато приходится ходить в город за жратвой и прочими мелочами.

Болото сменилось городом практически моментально: только что на пятьдесят метров вокруг сплошной мертвый лет и тут оп-па, впереди из тумана показались асфальт и облупленная стена дома.

— Теперь будь начеку, — предупредил Игнат, — тут зомби — обычные. И Тени могут подстерегать.

— Могут? — с мрачной иронией сказал Кирсан, — они тут точно есть. Мы с Максом и той немкой из варваров тут на них и напоролись. Но ничего, выкрутились, хотя пришлось слегка пообгореть.

Святой кивнул:

— Макс рассказал. Ты круто передрягу разрулил, спору нет. Ну так мы в этот раз экипировались соответственно, встретим Теней — испытаем наше вундерваффе.

Однако черные адские строители словно чувствовали, что два дробовика у Ладынцева и Штормового заряжены специально для охоты на них, и благоразумно не появлялись.

Впереди в тумане замаячили идущие навстречу шатающиеся силуэты.

— Сделаем тут крюк небольшой, — сказал Игнат, — я тут был в последний раз года два назад, если мне память не изменяет, там должно быть пожарное депо

— Захотелось посидеть в большой красной машине с мигалкой? — пошутил Кирсан.

— Они давно в труху превратились, но там гараж на восемь этих самых красных машин с мигалками, здание длинное и одноэтажное. Смекаешь, для чего оно нам?

— От зомби избавиться?

— Хм… Способный к обучению военный? Я думал, таких не бывает… — вернул подколку Святой.

Депо оказалось на месте, и вскоре оба уже растянулись на крыше, подложив под головы вещмешки.

Помимо дробовиков, они взяли с собой еще и японские мечи.

— Против мозгогрызов дубинка куда удобнее, но там тени опасней будут, — пояснил Святой, вручая Ладынцеву катану в ножнах.

— Мозгогрызы — зомби? — догадался разведчик, цепляя оружие на пояс, — они и правда за мозгами охотятся?

— Да шутка это насчет мозгов, — отмахнулся Игнат.

И вот теперь, отдыхая, Кирсан вертит в руках добротно сработанный японским мастером изящный клинок. И хотя мнение о превосходстве японских мечей над любыми другими — миф, но японские оружейники умудрялись изготовить оружие, не уступающее европейским мечам и восточным саблям по качеству, располагая только железистым песком, из которого делалась сталь тамахаганэ, и низкотемпературной печью 'татара'. Для изготовления катаны требовалось времени в разы больше, чем на создание обычного меча, неудивительно, что это оружие в значительной мере стало и произведением искусства, радующим глаз владельца идеальной полировкой, гармоничностью формы и остротой, которой позавидовала бы любая бритва.

— Игнат, а где ты столько катан набрал? — полюбопытствовал Ладынцев.

— У Такехисы. Этот меч принадлежал его отцу, до этого — деду, прадеду, прапрадеду, и возможно, их отцам.

— Странно. Я думал, японцы не любят, когда их мечи, особенно с такой историей, достаются чужакам, тем более гайджинам. Но у тебя я видел мечей штук двадцать в том комоде.

Святой издал короткий смешок:

— А это один и тот же меч. Каждый раз, когда Такехиса погибает, я стараюсь забрать его катану. Юдзи сам сказал, лучше пусть мне достанутся, чем неизвестно кому. Кстати… Раз мы за него вспомнили… Кир, чисто между прочим, ты в курсе, что отсюда все же можно выбраться досрочно?

Кирсан скосил глаза на собеседника.

— Нет, не в курсе, — сказал он, — но подозреваю, что это твоя шуточка. Если же нет… то этот способ должен быть еще сложнее, чем позвонить. Что-то типа убить Наблюдателя или украсть и подделать его книгу.

— Нет, — покачал головой тот, — Наблюдателя убить нельзя, додумались до этого и попытались очень многие. А книга… ее украсть тоже нельзя, как нельзя подделать записи или провести другую махинацию, но ты почти угадал. Свои грехи списать нельзя, но можно забрать себе чужие.

— И что? — навострил уши Кирсан.

— Ты получишь чужие грехи в добавку к своим. Но тот, чью вину ты взял себе, выйдет отсюда, как невиновный. Трудность лишь в том, чтобы найти желающего взять себе твой грех и твою кару.

Разведчик хмыкнул.

— Бред. С таким же успехом можно переписать свои грехи на другого, или заставить кого-то взять себе твои грехи… Я думаю, тот, кто позаботился о нашем наказании, позаботился и о том, чтобы мы отсюда так просто не свалили.

— В точку, — кивнул Святой, — но Наблюдатель, если мои данные о нем верны, не имеет никакого отношения ни к тому, кто главный в нашем мироздании, ни к самому мирозданию вообще. Наблюдатель тут гость из иного, принципиально непостижимого для нас места. А тут он просто работает, исполняя обязанности в соответствии с данными ему инструкциями. Он не скажет, сколько тебе здесь мучиться, но не потому, что не хочет, а потому что не имеет такого права.

— Откуда ты знаешь?

— Наблюдатель сказал.

Кирсан рывком сел.

— Так ты встречался с ним?

— Лично — нет. Такехиса встречался. — Святой тоже принял сидячее положение, скрестив ноги, и сказал: — О том, что можно забрать себе чужие грехи, тут говорят иногда. Это не более, чем слухи, слышал звон, да фиг знает, где он. Но встреча Такехисы с Наблюдателем дала мне доказательство, что это правда. У Такехисы Юдзи был старший брат, Такехиса Синдзи. Они оба были якудза. Лет двадцать или двадцать пять назад, по исчислению живых, конечно, везли наркотики в Сингапур. Синдзи двадцать пять, Юдзи — девятнадцать. Его первая серьезная работа на пару с братом, она же и последняя для их дуэта. Замели. В Сингапуре если поймали с наркотой — все, вышка без вариантов. Было дело, ван Дамма с наркотой поймали, не Жана-Клауда, ясное дело, однофамильца, так казнили, даже вмешательство голландской королевы не спасло.

Короче говоря, на суде Синдзи взял вину на себя, сумел убедить всех, что младший брат ничего не знал. Сам Юдзи вину признал полностью, желая разделить судьбу брата. Честь японцев, семья, традиции, все такое. Вот Синдзи на этом и сыграл. Все поверили, что Юдзи на себя наговаривает… Из старшего Такехисы получился бы гениальный актер… Короче, Синдзи казнили, а Юдзи отпустили. Он прожил еще двадцать лет и погиб в какой-то перестрелке. И когда попал сюда, то услыхал эту байку, про то, что можно взять себе чужой грех. Отыскал Наблюдателя и взял на себя все грехи брата. Вернул долг, так сказать. И Синдзи теперь в раю, или куда там попадают те, которых отсюда выпускают. Наблюдатель этого не уточнил.

Кирсан почесал подбородок.

— Два вопроса. Где доказательства того, что Наблюдатель сказал правду и Синдзи действительно отпущен? Где доказательства, что Юдзи это не сочинил?

Святой в ответ только улыбнулся, неожиданно мягко:

— А Наблюдателю врать нам незачем. Он — незаинтересованное лицо во всем этом бедламе, что запрещено говорить — не говорит, но отвечает, если имеет право. Парадоксально, но его я бы записал скорее в друзья, чем во враги. А что до Такехисы — то Юдзи обладает в моих глазах особой привилегией: я верю ему на слово, без доказательств. Ты, разумеется, вправе не верить.

Ладынцев вздохнул.

— Ладно, положим, все правда. Но это еще не дает ответа на вопрос, почему нельзя таким же макаром смухлевать с собственными грехами.

— Таких умных были тыщи до тебя и будут тыщи после. Наблюдатель проинструктирован не позволять кому бы то ни было избавиться от своих грехов, будь то подделка, переписывание, вычеркивание или принуждение кого-либо к взятию себе чужой вины. Но запретить добровольцу взять чужие грехи на себя Наблюдателя забыли проинструктировать, и он делает это, если попросить. Просто потому, что не запрещено. Он — не наш тюремщик и не наш палач. Работа у него такая, наблюдать тут за чем-то и вести бухучет грехам и карам.

Кирсан снова лег на крышу, глядя в затянутые тучами небеса:

— Кажется, тот, кто давал инструкции Наблюдателю, крепко нас недооценил. Ему в голову не пришла мысль о том, что мы способны на самопожертвование, да?

— В точку, — кивнул Игнат.

Примерно через час толпа мертвяков у стен насчитывала уже за сорок штук, и Святой рассудил, что если принять общее количество 'кирсановых' покойников в полсотни, то где-то шляется еще несколько, не такая уж большая проблема.

Кирсан и Игнат быстро пробежали вдоль по крыше здания и спрыгнули вниз с противоположной стороны, оставив практически всю толпу позади.

— Искренне надеюсь, мы тут на весь город только два придурка, сунувшихся сюда по собственной воле, — заметил Святой, — тогда мы можем больше ни одного тухляка не встретить, разве что парочку твоих отставших. Ну и моих, если кто из них каким-то образом из полиэтиленового кокона выбрался.

Над ними, едва не задевая дома, с воем промчались два самолета, Юнкерс-87 с крестами на плоскостях и краснозвездный Ла-5. У истребителя уже закончились снаряды, потому что он пошел на таран, игнорируя очереди стрелка-пулеметчика и явно намереваясь раскромсать винтом хвостовое оперение пикирующего бомбардировщика. Но ас люфтваффе тоже попался не промах. Уходя от преследования на бреющем, он сбросил бомбы на девятиэтажку, над которой пролетал, с минимальной высоты, бомбам не хватило высоты даже для того, чтобы пробить пару перекрытий, и они взорвались прямо на крыше прямо в тот момент, когда над ними проходил истребитель. Кирсан отчетливо увидел оторванные взрывом куски крыльев, затем Ла-5, или то, что от него осталось, разбился где-то между домами. Однако классический маневр бомбардировщика времен второй мировой — подорвать висящего на хвосте истребителя, сбросив бомбы в бреющем полете — удался немцу недостаточно хорошо, потому что Юнкерс тоже получил повреждения и разбился несколькими секундами позже чуть дальше по улице.

— Ну бомбардировщик, да еще и немецкий — тут все понятно, — заметил Кирсан, — по крайней мере, в отношении пилота. Бомбил, гад, города — пожни, что посеял… Чем стрелок провинился, если бомбы-то не он бросал? И наш, советский самолет — не бомбер ведь, а истребитель. Летчик, стало быть, тоже нагрешил, в самолете сидя?

Святой только фыркнул:

— А что тебя удивляет? Ты думаешь, мрази типа немецкого пилота, который на 'мессере' гонялся за грузовиком, в кузове которого сидела девушка-санитарка, и старался попасть в нее — заметь, не в грузовик, а именно в санитарку, рыцарь неба хренов — только среди фашистов были? Я понимаю, у тебя патриотизм и прочие детские болезни, все дела… Если наш у них, то разведчик, если их человек у нас — то шпион, ага. Но посмотри правде в глаза: мрази во все времена и во всех народах встречались в природе примерно в равных пропорциях, такова человеческая сущность, не зависящая от того, кто какому флагу или вождю салютует. Наш летчик был такой, Лавриненков. Он подбил немца и увидел, как тот сел на вынужденную, выбрался из самолета и спрятался в лесу. Приземлился неподалеку, повел в лес отряд пехотинцев, нашел немца и задушил. И знаешь, что интересно? Я читал мемуары этой гниды. Про сей позорный эпизод — ни слова. Я еще до попадания в ад знал, что выродки есть у любого народа и у любой страны. И наоборот. В полку Эриха Хартманна служил один полковник, который, сбив самолет, догонял его и знаками показывал подбитому летчику, чтобы тот прыгал. Не смотри на кресты и звезды, Кир, потому что люди везде без исключения одинаковы. И сволочей, и людей чести каждому народу отмерено поровну, и если ты при жизни этого не понял, что ж, здесь поймешь. Лучше поздно, чем никогда.

Они пересекли занесенный мусором и обломками бульвар, свернули на соседнюю улицу и вышли к небольшой площади с установленными по периметру киосками. Святой огляделся по сторонам и указал пальцем вдаль:

— Вон, гляди, видишь?

В нескольких километрах высилось то, что осталось от башни, которая развалилась на глазах Кирсана во время его прошлого посещения этого места, а чуть ближе стоял гораздо меньший небоскреб, этажей на пятьдесят. И над ним в вышине действительно было светлое пятно среди туч.

— Я немного заплутал, — подытожил Игнат, — зато сориентировались. Час-полтора — и мы на месте, потом еще пара часиков — и мы на крыше. Хотя ты быстрее управишься, а я по ступенькам ходок не особый. Меня только беспокоит… а где Тени-то?

Ладынцев, шагая следом, негромко хмыкнул:

— Ты расстроен, что мы с ними не встретились?

— Не то чтоб расстроен… Но человеку свойственно бояться того, чего он не понимает. Мы уже знаем, что тут снова появились Тени, а они под конец жизни города если появляются, то уже не уходят. Но через город шли пленники — не наткнулись. И мы вот не встретили. То есть, теоретически, это возможно, Тени тут кишмя не кишат, но… Они сами на нас рады поохотиться, уж не знаю почему, но факт. Хоть бы парочку повстречали… Ну и Наблюдатель, он что тут забыл? Город еще немного рановато списывать с баланса, мне так кажется.

— Я вот думаю, что и зомби тут не пруд пруди, — заметил Кирсан.

— Я ж говорил, сунуться в город, куда вернулись Тени, дураков нету, помимо нас с тобой да пленников, которые просто не в курсах были, что Тени снова тут. Нет людей — нет и мертвяков. Твои все позади, или почти все. Мои где-то тут мешках ворочаются. Вот и все.

В этот момент откуда-то сбоку донесся громкий, надсадный кашель. Как назло, ветер утих, и тишину города не нарушал даже заунывный концерт сквозняка в глазницах пустых окон. Кашляющий, видимо, совсем недалеко, и если Кирсан слышал его, то и тот, вполне вероятно, слышал голоса его и Святого.

Игнат сразу же скользнул к развалюхе, когда-то бывшей спортивным родстером, и присел рядом. Кирсан повторил его маневр, подумав, что прижаться к стене было бы тактически грамотнее.

Кашель раздался ближе, разведчику почудился сдавленный стон.

— Он идет на наши голоса, — прошептал Игнат, — давай туда!

Пригнувшись, они перебежали на другую сторону дороги и спрятались за углом перпендикулярной улочки. Кашель раздался еще ближе, затем из тумана, хромая, выплыл высокий, ссутулившийся силуэт с чем-то длинным наперевес, и Кирсан явственно различил тихий, но очень характерный бряцающий звук.

— Эй, приятель, ты к нам зачем идешь? — миролюбиво окликнул его Игнат, — если вдруг за помощью — пушку-то брось, а?

В ответ раздался горловой булькающий рев, враз перекрытый злобным стуком пулемета. Пули с визгом впились в стену, брызнули осколки известки и кирпича.

— Вот тварь, — зло сплюнул Святой, доставая револьвер.

Ладынцев передвинул свой дробовик за спину: против пулеметчика дробовики сами по себе не лучший выбор, а они к тому же взяли только 'огневые' патроны, или, как назвал их Мартин, 'дыхание дракона'. Для людей, впрочем, у него припасены вальтер и кольт, пальцы смыкаются на ухватистых, удобных рукоятках.

Длинная очередь влетела в переулок, выклевывая ямки на стене дома напротив. Лоб в лоб с пулеметчиком встречаться — вариант не очень, потому Ладынцев махнул рукой, указывая Святому на дверь подъезда. Они оба юркнули туда, и Кирсан еще успел отметить про себя, что Тени — строители не то чтоб очень внимательные. Хрущевка подъездами на улицу — как-то неправильно.

Он выглянул и зацелил угол из обоих пистолетов. Более мощный кольт сорок пятого калибра в правой, вальтер послабее в левой для страховки. Так-то его стрелять по-македонски не учили, навык ушел в прошлое при появлении компактных пистолетов-пулеметов, но в мире, где очередь из 'вала' в упор не убивает наповал, осторожность не помешает, а попасть в мишень, которая появится в наперед зацеленном месте — забава.

В тот момент, когда враг появился из-за угла, Кирсан выстрелил с двух рук и поспешно спрятался внутрь. В ответ запоздало пролаял пулемет.

— Готов поклясться, что попал дуплетом, — прошептал он.

— Ломай дверь! — приказал Игнат, — валим отсюда!

Разведчик взлетел по ступенькам на первую площадку и врезался плечом в дверь, выглядевшую хлипкой. Та, ясное дело, не выдержала, Кирсан растянулся на полу прихожей. Святой заскочил в квартиру, перепрыгнув через него, укрылся за стеной и выглянул, прицелившись в коридор и прикрывая напарника. Кирсан пополз в комнату, когда по ступеням забухали подкованные сапоги. Револьвер рявкнул — 'магнум' есть 'магнум' — давая разведчику время укрыться рядом со Святым. А тот, стреляя раз за разом, отступал в глубь комнаты, и на его лице Ладынцев впервые увидел смятение и страх. Он уже хотел сказать что-то вроде 'дай я, раз ты попасть не можешь', но в следующий момент Игнат, бросив дробовик, ломанулся к окну.

— Бежим!!! — завопил он, прыгнув сквозь прогнившую раму плечом вперед.

Кирсан замешкался лишь на миг, но профессиональный навык принимать решения мгновенно даже в непонятных ситуациях взял верх над недоумением и желанием выглянуть и застрелить уже наконец неугомонного противника. Он вылетел из окна вслед за Святым и перекатился по асфальту, смягчив удар. В конце концов, Игнат хоть и не военный, но не трус, и с его опытом нельзя не считаться. Раз убегает — значит, на то есть причина.

А тот, сжимая теперь уже пустой револьвер, поднялся и со всех ног побежал за угол. Кирсан повернул следом за ним и притормозил. Если их преследователь сейчас выпрыгнет из окна, то станет легкой мишенью.

— Не стой столбом, кретин, — крикнул, оглянувшись на бегу, Игнат, — беги, мать твою!!

Пулеметчик выпрыгнул из окна, приземлившись на ноги, и развернулся лицом к Ладынцеву. Кирсан почувствовал, как застывает его палец на крючке, а волосы поднимаются дыбом. Одно короткое мгновение он смотрел в глаза преследователю, но и этого хватило, чтобы в память прочно врезались суженные зрачки, покрытая пулевыми отметинами и бурыми пятнами оливковая форма, развороченный висок, обнаженная кость черепа, с которого сорвали половину скальпа, и болтающаяся на лоскутах правой щеки оторванная челюсть.

Пулемет поднялся на уровень его груди, и тогда Кирсан сорвался с места, понесся следом за Игнатом под свист летящих вдогонку пуль. Они пробежали по улице метров двадцать, и когда позади показался силуэт пулеметчика, свернули в очередной двор и перемахнули через забор.

— Пресвятой боже, Игнат, что это?! — простонал, тяжело дыша, разведчик.

— Беги молча, — пропыхтел тот и снова свернул.

Им вдогонку полетели пули, выпущенные издали, навскидку. Ходячий ужас приотстал, позволив беглецам перебежать беспрепятственно улицу и затаиться за пивным ларьком.

Святой трясущейся рукой выудил из кармана патроны и принялся заряжать револьвер.

— Вот дерьмо, — выдохнул он, — я нутром чуял, что это он, еще когда ты сказал, что попал в него… Ясно теперь, что тут забыл Наблюдатель…

— Твою ж мать! Ты не говорил, что бывают зомби с пулеметами!!

— Был бы это зомби — не было бы проблемы… Дерьмо, я его не вижу.

— Может, отстал?

— Не надейся.

В этот момент пулеметчик появился на дороге, но не там, где ожидал увидеть его Кирсан, а левее. Разведчик внезапно понял, что с того места просматривается просвет между ларьком и стеной дома, и теперь уйти скрытно не получится.

— Надо было взять гранату, — посетовал Игнат, — может быть, отделались бы от него. Теперь дело дрянь.

Ладынцев поднял с земли пустую бутылку, оказавшуюся под рукой очень кстати:

— Я брошу ее на ту сторону. Как он повернется на звук — бежим в те двери.

Однако номер не удался: то ли враг заметил бутылку, и догадался, откуда она брошена, то ли просто не повернул голову на звон разбитого стекла, но как только беглецы ломанулись к дверям магазина одежды, им вслед залаял пулемет.

Кирсан и Святой пробежали через внутренние помещения и выскочили через служебный ход. Впереди через дорогу высилось массивное здание, скромное на фоне ближайшего небоскреба, но все равно внушительное. Игнат, видимо, собирался обогнуть его и углубиться в кварталы высоток, но не тут-то было: преследователь выскочил следом, когда до спасительного угла оставалось метров тридцать. Под свист пуль они бросились к двери и юркнули внутрь.

Здесь их поджидал крайне неприятный сюрприз. Все окна первого этажа, распланированного под офис-выставку неизвестно чего, оказались забраны прочными решетками, а найти путь к запасному выходу не удалось. На принятие решения оставались считанные секунды, и Святой повел Кирсана к лестничному колодцу.

Они побежали наверх по ступеням, а внизу уже гремят сапоги преследователя. Святой притормозил, перегнулся через перила и прицелился. Выстрел — и грохот, не как граната, но немногим слабее.

— Бежим быстрее! — крикнул он, а вслед им несся нечеловеческий вой боли и бешенства.

— Как хорошо, что этот огнетушитель не подвел, — прохрипел Игнат несколькими этажами выше.

Снизу доносились шаги, но уже не такие энергичные, как раньше. Пулеметчик явно хромал, иначе, учитывая его прежнюю быстроту, убежать от него по лестнице вряд ли удалось бы.

— Игнат, какого хрена творится? — тяжело дыша, спросил Кирсан, — что это вообще такое?! Как его убить-то?

— В том и беда, его и наша, что никак, — прерывисто ответил Святой, устало плетясь наверх и на ходу дозаряжая в револьвер патрон, — он не может умереть. Теперь-то ясно, куда Тени делись, они таких боятся, как огня. И Наблюдатель тут, и Теней нет… Я идиот, должен был догадаться, что раз на наших, которые шли через город, никто не напал, то дело нечисто… Шикарно в казаки-разбойники поиграли, вот только думали, что казаки — мы, Наблюдатель — разбойник… А оказалось — мы разбойники.

— Так, значит, это Наблюдатель натравил на нас это чудовище?

Святой вытер со лба пот и покачал головой:

— Нет, он пытается все исправить… Это чудовище — несчастный, на котором божественный движок дал сбой. Помнишь, я говорил, что тут не бывает легких смертей? Когда мы получаем смертельные раны, божественный двигатель некоторое время не дает нам ни умереть, ни потерять сознание, продлевая наши муки. Но когда эта система дает сбой… ты просто не можешь умереть.

— Ты шутишь? У него голова разворочена!

— Я видел. Он сам, должно быть, себе в голову и выстрелил. Но все равно не смог умереть. И теперь страдает, испытывая мучения от всех ран, которые ему нанесли.

— Едрить же твою налево… Но к нам он чего прицепился?! Мы же ничего ему не сделали… первоначально.

— Ему уже пофигу. Развороченным мозгом особо не посоображаешь, забавно, что пользоваться оружием эти несчастные все равно не разучиваются… Короче, Кир. Мы с ним не справимся. В агонии или опасности в человеке пробуждаются скрытые силы, типа как студентка, спасаясь от медведя, перемахнула пятнадцатиметровую пропасть… Он в таком состоянии перманентно. — Святой взглянул вниз, где, отставая на три этажа, волочился за ними пулеметчик, и продолжил: — план такой. На следующем этаже ты спрячешься во внутренних помещениях, а я уведу его на крышу. Ты спустишься вниз и вернешься к нашим.

— Черта с два. Сам погибай, а товарища…

— Кретин! Я именно это и пытаюсь сделать… Не тупи, разведка. У нас нет шансов, вдвоем не уйдем все равно, а так — ты уйдешь, а я помнящий. На моей памяти такое случалось шесть раз, всегда — масса погибших. Я лично уже сталкивался с бессмертным, когда в одном поселке устроили передел жратвы с применением огнестрела…

— И что?

— Сорок восемь убитых, в том числе и я. А его так и не прикончили, все разбежались. Вот он и гонялся за людьми, пока Наблюдатель не наладил все…

Он перегнулся через перила и дважды выстрелил вниз. В ответ пулеметчик выпустил короткую очередь, прожужжавшую куда-то вверх.

Кирсан в уме подсчитал этажи. Тридцать пять или сорок, где-то так. Они одолели уже около двадцати. Сколько ни беги — выше крыши не убежишь. Если бы в здании было электричество, они бы удрали при помощи лифта, но увы.

— Как он нас находит все время, а? — спросил он.

Игнат, натужно хрипя, выдохнул:

— Без понятия. Но находит.

— Давай сюда, — указал Кирсан на входную дверь, — будем на этом этаже драться, все равно придется, рано или поздно. Если мы отрубим ему голову, тело же остановится?

— Да. И это, помимо взрывчатки и огнемета, единственный способ с ним сладить. Если мы собираемся драться с ним на мечах — надо на крышу. Там пространство играет на нас.

Они припустили наверх на остатках сил. Игнат несколько раз стрелял вниз не целясь, навскидку, вызывая ответный огонь. Кирсан двигался все еще резво, армейская подготовка оказалась очень кстати, но у Святого, помимо лишено веса и одышки, обнаружилась еще и астма. Тридцать этажей в режиме гонки для него оказалось чересчур, и потому Ладынцев уже почти что тащил его.

Когда лестничный колодец уже почти кончился, удача внезапно перестала показывать им свой необъемный зад: пулеметная очередь, выпущенная в ответ на провокацию Святого, закончилась негромким, но очень приятным сухим щелчком. У преследователя наконец-то кончились патроны.

— Все, встречаем гада тут, — с трудом выговорил Кирсан, — без пулемета он пустое место…

— Ошибаешься, — с присвистом простонал Святой, — он в разы сильнее тебя. Только засада, в открытую с ним не подерешься. В угол загонит — конец.

Дверь на крышу оказалась заперта, потому Ладынцев открыл путь двумя выстрелами в замок. Еще секунда — и они наверху, под нависшим над головой темным облачным покровом. Оба достали из ножен мечи одновременно и заняли места по обе стороны от двери, Кирсан положил сбоку бесполезный дробовик. Неубиваемый враг не сможет пройти, не получив хотя бы один удар острого, способного разрубить человека надвое изогнутого меча, и разведчик здраво рассудил, что не обязательно сразу метить в голову. Можно просто отсечь конечности.

С другой стороны… Только идиот сунется в открытую дверь вот так, наобум. Глухой шлепок металла о бетон возвестил, что сия мысль пришла в голову и врагу тоже, поудивляться, как же он сумел додуматься до этого развороченной головой, Кирсан просто не успел: гранаты они такие, не дают времени на раздумья. Ладынцев успел укрыться торчащим рядом дымоходом и понадеялся, что Игнат тоже успеет.

По ушам долбануло знатно, но разведчик спас барабанные перепонки, открыв рот и таким образом уравняв давление. Благо лимонка не минометный подарок и не фугасный снаряд, ударная волна не слишком разрушительна. Правда, весь мир все равно затих, только в ушах звон.

Бессмертный выскочил на крышу абсолютно бесшумно, держа пулемет перед собой, и с ходу крутанулся, размахнувшись своим оружием вместо дубинки. Кирсан поднялся во весь рост и шагнул навстречу ему, лихорадочно пытаясь припомнить, как там в самурайских боевиках держат катану.

Взмах и удар! Он лишь успел подставить под него меч, и в следующий миг остался безоружным: Святой не лгал, бессмертный действительно обладал запредельной для человека силой. Катана бесшумно улетела в сторону и заскользила по бетону, а Кирсан растянулся во весь рост, сбитый с ног. Пистолеты, мать их, где они?! Пулеметчик шагнул к нему и принял пулю, даже не поморщившись, хотя, если вдуматься, когда с твоего лица свисают лохмотья кожи, а оторванная челюсть болтается на лоскутах щеки — морщиться уже, в общем-то, нечем. Пулемет — МГ-42, машинка добротная и, к несчастью Кирсана, тяжелая — поднялся к небу, чтобы опуститься на его голову. И когда стало понятно, что это уже конец, за спиной бессмертного появился Святой.

Пулеметчик развернулся, очертив своей дубиной полукруг, но промазал: Игнат разорвал дистанцию, так и не ударив, и теперь оставался на расстоянии, с которого легко мог бы атаковать, если бессмертный вздумает заняться Кирсаном. Ладынцев, используя выигранные для него секунды, откатился в сторону, на карачках пополз к мечу и схватил его. Пальцы сомкнулись на рукоятке, обтянутой кожей ската и обвязанной шелковой лентой, теперь пулеметчику придется туго!

Слух начал возвращаться только теперь и, казалось, специально для того, чтобы Кирсан услыхал, как падает Святой. Дело все же дрянь, если помнящий с пятидесятилетним стажем ничего не может противопоставить этому монстру, то как же быть ему, обычному человеку двадцать первого столетия, держащему катану первый раз в жизни?!

Ладынцев закричал, не столько от ярости, сколько для привлечения внимания пулеметчика, вскочил на ноги и бросился в атаку. Тот, оставив в покое сбитого с ног, но не выпустившего из рук оружие Святого, шагнул навстречу разведчику и замахнулся. Держа свой пулемет за ствол обеими руками. Кирсан попытался уклониться, но это оказалось ничуть не проще, чем человеку, прикованному к рельсам — увернуться от поезда. Правда, в этот раз он учел предыдущий опыт и, подставляя под удар меч, левой рукой уперся в вогнутую, незаточенную сторону клинка ближе к острию. Это помогло удержать оружие в руках, силу удара Кирсан частично погасил, позволив оттолкнуть себя на шаг назад, а затем, используя меньшую инерцию катаны по сравнению с пулеметом, контратаковал, метя врагу в шею.

Однако бессмертный оказался не только силен, но и быстр. Он отшатнулся в самый последний момент, и острое лезвие катаны задело только болтающуюся челюсть, перерезав лоскуты, на которых она держалась. Следом за этим пулеметчик довернулся и достал Ладынцева обратным ударом ноги из такого положения, из которого вряд ли смог бы ударить даже девятый дан шотокана. Кирсану показалось, что ему в живот попало пушечное ядро, он отлетел на несколько шагов назад и упал на бетон, катана жалобно звякнула рядом.

Святой снова оказался на ногах и атаковал, вынуждая пулеметчика защищаться, блокируя удары меча своим пулеметом. Кирсан, превозмогая тупую боль, поднялся на колени и взял в руки меч. Единственный шанс победить — атаковать вместе, он должен, он просто обязан подняться до того, как непобедимый монстр расправится с Игнатом!

В этот момент бессмертный перешел в решительное наступления сокрушительным свингом слева направо, но Святой, вопреки ожиданию, закрылся от удара не мечом, а левой рукой. Катана, зажатая в правой, сверкнула и устремилась к пулеметчику в зеркальном ударе: Святой, как и во время их первой встречи, снова пошел ва-банк. В размен.

Казенная часть пулемета врезалась в подставленную руку, Кирсан отчетливо услыхал треск кости, а мощь удара была такова, что Святого просто снесло, словно порывом ветра. Но острая японская сталь тоже достигла своей цели, левая рука пулеметчика отделилась от тела чуть повыше локтя и шлепнулась на бетон.

Бессмертный в бешенстве издал невнятный горловой рык и занес для удара свое оружие, но теперь инерция тяжелого пулемета, удерживаемого только одной рукой, оказалась достаточно большой, чтобы Кирсан все-таки успел. Он взмахнул катаной, ударив из-за спины противника, и пулемет отлетел в сторону вместе с кистью правой руки, намертво сомкнувшейся на стволе.

И когда Ладынцев мысленно уже отпраздновал победу, бессмертный преподнес ему последний сюрприз. Развернувшись, он бросился навстречу настолько быстро, что Кирсан не успел ни ударить во второй раз, ни даже уклониться. В следующий миг он был схвачен и прижат к пулеметчику лишенной кисти, но все равно нечеловечески сильной рукой. Безумные, налитые кровью и бесконечной болью глаза оказались в десяти сантиметрах от его собственных. Из-за отсутствия челюсти бессмертный не смог вцепиться в Кирсана зубами, но ему этого и не требовалось: гравитация в комбинации с сорока этажами смертоноснее самых больших во вселенной зубов. Ладынцев с ужасом понял, что его толкают к краю с непреодолимой силой и нарастающей скоростью и что вырваться он не может.

И когда до края осталось три шага, Кирсан внезапно зацепился за что-то и рухнул на спину, ударившись лопатками о кромку крыши. Его голова повисла над бездной, сердце коротко екнуло, но бессмертный перелетел через него и, не сумев зацепиться беспалой рукой, с протяжным воплем полетел вниз. Через несколько секунд оттуда донесся звук глухого удара.

— Поймал, — негромко засмеялся Святой.

— Ну ты даешь, писатель, — выдохнул, отползая от края, Кирсан, — вовремя за ногу ухватил.

— Я знаю.

— Сам-то как?

Игнат закашлялся:

— Дерьмово. Рука сломана, и пара ребер, вроде бы, тоже. А может, просто болят сильно.

— Он поднимется к нам снова?

— Это очень вряд ли. С такой высоты если упасть — не останется ни единой целой кости, потому если даже бессмертный и сможет как-то соображать той растекшейся по асфальту кашей, которая раньше была его мозгами, то двигаться — уже нет.

Кирсан подобрал с бетона свой меч.

— Надо сваливать. Из ножен сделаем тебе шину и будем выбираться отсюда. Желательно до того, как Тени протухают, что мы разобрались с бессмертным.

Святой скорчил скептическую мину:

— Ты уже забыл, зачем мы сюда пришли? Вон, туда глянь.

Ладынцев проследил за направлением его указательного пальца. В пятистах метрах от их высотки возвышалась еще одна, повыше, та самая, над которой виднелось светлое окно в мрачных черных тучах.

— Надо спешить, — напомнил Святой, — Наблюдатель — парень неторопливый, но ждать вечно он не будет, учитывая, что его проблема исчезла нашими стараниями.

Кирсан подобрал дробовик и вернулся к напарнику, чтобы наложить ему шину, но тут Игнат внезапно заорал, словно резаный:

— Мать твою за ногу! Урод! Мразь! Сволочь!! И это после того, как мы разгребли за тебя все дерьмо?!!

Опасения сбылись слишком уж быстро: светлый проем в облаках на глазах уменьшался. Наблюдатель свалил туда, откуда пришел.

— Подонок! — не унимался Святой, — гнида подколодная! Тварь подзаборная! Говноед, каленым ломом долбаный! Чтоб ты протух, падаль!

Кирсан тяжело вздохнул. Ему тоже захотелось завернуть что-то многоэтажное, но дыхалка еще не восстановилась, да и потроха после удара бессмертного еще болят.

— Хрен с ним, — устало сказал он, — давай сюда руку. Лучше бы не ходили, конечно, а так только зря прогулялись да настрадались.

— Ну я бы не сказал, что совсем уж зря, — вымученно ухмыльнулся Святой, — мы завалили бессмертного. Вдвоем, и считай что всухую. А это многого стоит, поверь мне. Хотя… на фоне того, на что мы замахнулись… И, черт возьми, я разбил свои очки!

Выйдя из здания, они обошли его по периметру и отыскали останки бессмертного. Удар о землю со скоростью в двести километров в час оказался фатальным даже для него. Затылок разбит вдребезги, мозг — в кашу, от головы осталась только лицевая часть, остановившиеся глаза смотрели в небо умиротворенно и спокойно.

Обратный путь через город показался Ладынцеву невероятно долгим. Мало того, что оба вымотаны до предела, так еще и избиты, у него печень и желудок побаливают, Игнат едва ноги переставляет, и если бы Кирсан не помогал ему идти, уже бы свалился. По счастью, им удалось, напрягая остатки сил, выбраться из города, сделав крюк и обогнав таким образом идущую навстречу толпу мертвецов. Однако разведчик хорошо понимал, что до счастливого конца авантюры еще топать и топать, и большую часть пути придется нести Игната на себе: он вот-вот упадет.

Сразу за городом они наткнулись на человека с автоматом, который, ничтоже сумняшеся, вскинул оружие и начал стрелять без предупреждения. Стрелком он, правда, оказался неважнецким, и пули просвистели над головами его несостоявшихся жертв. Выпущенные в ответ пули из 'магнума' и вальтера попали в стрелка и опрокинули в болото, он секунду посучил ногами и захлебнулся в грязной жиже.

— Вот же сволочь, будто нам бессмертного мало было, — выругался Кирсан, — за каким лешим он на нас?..

— Я его видел раньше, — прохрипел Святой, — все по религиозным шаражкам слонялся… Не то страдалец, не то молельщик… Не помню. Значит, слушай меня, Кир. Отсюда тебе надо идти так, чтобы мох все время был справа на деревьях, и через три-четыре часа ты выйдешь прямо на аванпост. Дальше тебе дадут проводника.

— И не думай. Я не для того тебя столько ишачил, чтобы теперь бросить, и…

— Меня слушайся, салага, — закашлялся Игнат, — тут скоро будут другие. Это засада, я уверен в этом. Это наши фанатики, понимаешь? Они тут, чтобы расстроить все планы. Мы не можем потерять тебя, потому что ты мозг и сердце нашего восстания.

Из тумана внезапно появилась группа людей, вооруженная дубинами и веревками, пришедшая на звук. И во главе этой толпы Кирсан увидел того самого лидера страдальцев.

— Вот они!! — исступленно завопил тот, — хватайте их!! Брать только живыми, сделаем с ними то же, что с нами сделали их прихвостни!! Господь спишет нам за это много грехов!!!

— Религиозные технологии в действии, — хмыкнул Святой.

Кирсан и Игнат встретили их в три руки и три ствола, уложив полтора десятка нападающих за несколько секунд, а затем все три пистолета опустели почти одновременно, и разведчик взялся за катану.

В живых осталось только трое врагов: вожак, счастливо избежавший всех пуль, и пара людей мужицкой внешности, с лицами, не обезображенными интеллектом. Все трое набросились на Кирсана, решив, что покалеченный Святой опасности не представляет, но Ладынцев удивил их, рванув навстречу. Прямой выпад настиг лидера страдальцев, клинок катаны вошел ему в живот и вышел из спины. Выдергивать оружие времени уже не осталось, того, что слева, Кирсан отправил в болото точным ударом основания ладони снизу в нос, вбив носовой хрящ врага в его мозг. В следующий миг он и сам оказался в болоте, получив сильный удар дубиной.

Разведчик перевернулся на спину, подкатываясь под ноги противнику, и во второй раз дубина опустилась не ему на голову, а рядом. Он лягнул фанатика, оттолкнув на шаг, и сумел подняться, но теперь Кирсан безоружен и находится от противника на дистанции, очень удобной для атаки дубиной. Свирепый замах, и…

Блестящее лезвие японского меча появилось из живота фанатика внезапно, режущей кромкой кверху. Тот сдавленно застонал, но шагнул вперед с намерением довести начатое до конца и размозжить Кирсану голову, Ладынцев ударил ногой снизу вверх по клинку катаны. Меч легко, словно и вправду сквозь масло, дошел до середины груди, выпуская кишки. Фанатик замер, качнулся и рухнул лицом вперед.

— Вот за что я люблю катаны, — прокомментировал Святой, — ты ее легонечко бросил — а она по самую рукоять вошла.

— Богохульники! Еретики! Святотатцы! — выдавил из себя смертельно раненный страдалец, стоя в болоте на коленях и сжимая руками торчащий из живота меч, — вы… вы не понимаете, что творите! Бунт против бога, это…

— Еще не сдох, курилка? — ухмыльнулся Игнат, — Кирсан, я тебя умоляю, ради меня, возьмись за рукоять, проверни на триста шестьдесят градусов и как следует потяни. Этот тупой кретин думает, что может выстрадать тут прощение — отмерь ему еще чуток страданий. Я хочу посмотреть, как он корчится.

Кирсан подошел к убитому и вытащил из тела меч Святого, затем остановился перед страдальцем.

— Я не имею ничего личного против тебя, — сказал он, — но исповедую убеждение, что каждый человек сам за себя решает. Желаешь покорно мучиться и страдать, вымаливая и вымучивая прощение — дело твое. А я скажу — к черту твоего жестокого бога. Каждый выбирает по себе: женщину, религию, дорогу. Женщину я выбрал, религию пытались выбрать за меня мои родители, а выбрать дорогу я уже не могу, мне не остается другого пути, кроме пути Люцифера. Твой бог не оставил мне такого выбора — потому не вини меня в том, что я поднял мятеж.

Резким движением от отсек страдальцу и голову, и руку, которой тот пытался защититься от клинка, вытащил из трупа вторую катану и повернулся к товарищу:

— Извини, Игнат, но я не садист.

— Ну и фиг с тобой, — беззлобно хмыкнул тот, пытаясь одной рукой перезарядить револьвер, — короче, на чем там мы остановились? А, вспомнил. Ты изначально тащил меня сюда только для того, чтобы я сориентировал тебя на местности. Если бы ты знал дорогу, я бы застрелился еще там, на крыше.

— Не пори чушь, Игнат, мы дойдем до своих, и тебе…

— Это ты порешь чушь, разведка. До штурма — часов двадцать, ты всерьез думал, что я соглашусь пропустить такое мероприятие, валяясь в вонючем, сыром лазарете для неудачников и бесхребетных, без лекарств, обезболивающего и привлекательных медсестричек? Времени тебе хватит вернуться и выспаться, а я начну новый цикл и тоже подоспею к моменту выступления. Сюда поди, Кир. Стой рядом и успей схватить мой револьвер, чтоб в воду не упал. И мечи забери оба, негоже такому оружию в болоте гнить.

Кирсан думал, что привык к выстрелам еще в Цхинвале, но одинокий револьверный раскат заставил его вздрогнуть, словно мишенью был он сам.

Прошло два часа, или, может, все двадцать, для человека, бредущего по болоту из последних сил, время растягивается с садизмом, которому бы и Святой позавидовал. Плохо будет, если он все-таки заблудится. Сильнейшая усталость, сон на болоте, да в мокрой одежде… В другой ситуации Кирсан нашел бы подходящее дерево, привязался бы как-то ремнем и выспался б, словно Робинзон Крузо в первую ночь на острове, а после с новыми силами отправился бы на поиски лагеря. Но вот незадача, гребаные фанатики искупали его в болоте, и теперь есть риск подхватить какую-то беду даже при условии своевременного выхода к своим.