Красные кони

АЛЬКИН ЖУК

Нужно было возвращаться в город. Потому что солнце уже покраснело, и по траве поползли длинные прохладные тени. Красотки еще хлопали синими крыльями, но самые маленькие стрекозы-стрелки уже спрятались, исчезли.

Мы с Алькой прошли за день километров пять по берегу ручья и поймали жука. Теперь Алька то и дело подносил кулак к уху - слушал. Жук скрежетал лапками и крыльями, пытаясь освободиться. Час назад он сидел на пеньке, задремав на солнышке, и Алька накрыл его ладошкой. Но никогда в жизни не видел я таких жуков! Полированные надкрылья светятся, как сталь на солнце, лапы - словно шарниры, усы - настоящие антенны.

- Знаешь, это совсем не жук, - сказал Алька серьезно.

- Да, мне тоже так кажется, - сказал я, безоговорочно принимал условия игры.

Но я слишком быстро и охотно это сделал. Альку не проведешь - хитрюга, в мать.

- Я серьезно, а ты… - Он не закончил. Замолчал, замкнулся.

Дети - маленькие мудрецы, все чувства на лице, зато мыслей не прочтешь.

Мы медленно шли к дому вдоль ручья с цветными керосиновыми пятнами, мимо куч щебня и цемента, заборов и складов товарной станции. Мы перешли железнодорожное полотно, деревянный мостик через канаву, на дне которой валялись так хорошо знакомые нам старые автомобильные баллоны, ржавые листы металла и смятая железная бочка. Лесопарк уступал место городу постепенно. И эта ничейная земля нравилась и Альке и мне. Отсюда до дому рукой подать. Мы всегда останавливались на мостике, словно ждали чего-то. Издалека доносился гул, стучали колеса поездов, раздавались гудки. Над полотном дрожали фиолетовые и красные огоньки. Такие дни очень похожи друг на друга.

- Жук стал теплым, - сказал вдруг Алька.

Я потрогал. Жук был очень теплый. Алька объяснил:

- Я читал книгу про марсиан. Они, как кузнечики, сухие, с длинными ногами. Или как жуки.

- Это фантазия; - сказал я. - Никто не знает.

- Фантазия всегда сбывается. Разве ты не знаешь?

…В моих руках стеклянная банка, и мы внимательно рассматриваем ее. Вечером Алька посадил туда жука, накрыл банку чайным блюдцем, поставил на окно.

Мы молчим, хотя Алька мог бы повторить, что он говорил по дороге домой. Но теперь мы знаем, что все это очень серьезно. Банка пуста, за ночь в ней появилось отверстие с ровными оплавленными краями. С полтинник, не больше. Мы оба понимаем, что ждать продолжения этой истории придется, вероятно, очень и очень долго.

Весна пришла поздно. Мартовское солнце днем здорово грело, и тогда оттаивала грязь, в лужах всплывала какая-то слизь, прелая трава, прошлогоднее гнилье. Иногда же, особенно вечерами, с неба спускался холод, и земля застывала.

- И все-таки весна хорошее время, - говорил я в один из таких вечеров своему другу Саше Колоскову, начинающему .писателю.

- Весна ужасна, - возражал он, - каждая лужица, каждый сантиметр асфальта кишат микробами, мне кажется, я вижу их и без микроскопа.

Он забежал ко мне на минуту и узнал, что Алька болен. В квартире было непривычно тихо, потому что и Алька, и его мама на время болезни перебрались к бабушке, которая ухаживала за обоими.

- Это опасно? - спросил Колосков.

- Врач говорит - воспаление, но неопасное. Да… Алька просил принести книжицу. Почитать. Но я не смог ее найти.

- Что за книга?

- Ему читала мать. Очень давно. Он уже не помнит.

- Ни заглавия, ни автора?.. О чем книга?

Я задумался. Жена рассказывала мне, что по ночам Алька бормотал о книге про маленьких человечков. Кажется, она даже вспоминала отдельные страницы, но этого было слишком мало для того, чтобы разыскать книгу. Она спрашивала Альку: «Может быть, это книга о лилипутах?» - «Нет, о лилипутах я знаю». - «О Дюймовочке? О Карлсоне?» - «Нет».

- Эта книга о маленьких людях, - сказал я, - но не сказка. Сказки он знает лучше нас. Скорей фантастика. Это не Ларри, не Брагин. Насколько я понимаю, человечки живут только сутки: утром рождаются, утром же умирают. Из песчинок построены их дома. Железо, которое они выплавляют, во много раз прочнее нашего. Стекло тверже алмаза. Что еще?.. Ах да, они охотятся на цветочных мух, мотыльков, ос, за это пчелы дают им мед. Они храбрые охотники, хотя ростом не больше обычной булавки.

Мы курили у темного окна, от которого пахло холодным стеклом. Пришел час, когда звезды спускались поближе к Земле.

- Но главное вот в чем, - продолжал я. - Может быть, ты уже слышал о том, как мы поймали жука? Нет? Так вот… -И я рассказал ему историю с жуком, о котором, по словам Альки, тоже написано в книге.

- Дело в том, - сказал я, - что действительность смешалась с вымыслом. Он сам искренне верит тому, о чем рассказывает. Да, мы поймали странного жука. Случай необычный. Но Алька уверен, что жуки помогают маленьким людям. Они как будто бы живут на одной планете очень далеко от Земли. И человечки не смогли сами прилететь к нам в гости - путь очень долог. Но жуки чем-то похожи на роботов; своим появлением они, во всяком случае, обязаны маленьким людям, и живут они долго. Можно ли представить лучших исследователей и одновременно хранителей знаний? И Алька так привык к этой мысли, что, кажется, даже ночью разговаривает с ним… с жуком. Нет, я не слышал, но Алька говорил мне, что у него очень тихий голос и он один может его понять. Да… Это, видишь ли, потому, что Альке ведь нужно знать самые простые вещи. Ну, например, живые жуки или нет, существуют ли человечки или нет, далеко ли их планета. И на эти вопросы он как будто бы ему ответил… оставаясь невидимым. Но в последнее время жук стал появляться все реже, и Алька, как бы лучше сказать… боится потерять его, что ли. Он уверен, что в книге все это написано, и хочет перечитать ее, понять… И еще он ждет лета - в тот же день, седьмого августа, жук обещал прилететь к ручью.

…Через несколько дней Алька листал книжку с картинками. В ней рассказывалось и об охоте на муравьев, и о водяных каплях величиной с окно, и о разных небывалых травах, и обо всем, что он привык считать чистейшей правдой.

- Как тебе удалось сфабриковать это? - в тот же день спросил я Колоскова.

- Издательство помогло. Алькину книгу, как ты и сам догадываешься, никто не мог вспомнить, потому что скорей всего ее попросту не существует. Пришлось написать заново. Знакомый наборщик, друг-редактор, два-три вечера самому пришлось быть подручным в типографии - и вот результат: книга в одном экземпляре, уникальная вещица. Книга для Альки. Обрати внимание на виньетки: они выполнены тушью, вручную.

- Но Алька узнал книгу? Как это объяснить?

- Ты сам рассказал содержание с его слов! - удивился Колосков. - А истина, художественная правда - она ведь одна. Даже в фантастическом произведении.

- Ну, ну… положим, ты несколько преувеличиваешь, - начал я спор, в котором, впрочем, мы оба вскоре запутались.

…Теплым летним вечером мы снова встретились. Алька пил чай, потом стал баловаться, выложил варенье из банки в блюдце, налил туда чаю, размешал смесь ложкой и опрокинул на себя. Я отправил его в другую комнату и долго спорил с Колосковым о Репине и Кандинском. В наших взглядах не было, как говорится, ни одной точки соприкосновения, хотя и делить как будто нечего: он - писатель, я - художник. Мы когда-то и сошлись близко из-за неудавшейся совместной работы, послужившей первопричиной бесконечных дружеских споров. И каждый из нас решил для себя: дружба - да, но сотрудничество - за какие грехи? Ведь истины, рождающиеся в спорах, обходятся слишком дорого.

Наконец ему надоело спорить. Он распахнул окно. Пахло землей и травой. Вдали раскинулся лесопарк. Колосков вдруг спохватился:

- Как это ты сразу догадался тогда, что книгу написал я?

- Видишь ли, - ответил я, - наши друзья из издательства попросили меня сделать несколько иллюстраций. Но пойми меня правильно, - добавил я улыбнувшись, - до поры до времени им удавалось скрыть от меня, что ты автор текста.

- Что ж, значит, мы можем работать вместе. Кcтати, где книга, интересно бы еще раз взглянуть, да к тому же сегодня седьмое августа, помнишь?

Конечно, ни я, ни Алька ничего уже не помнили. Он, оказывается, забросил книгу в угол с электрическими игрушками, и она валялась там, покрываясь пылью, - осиротевшая растрепанная бумажная вещица, служившая иногда искусственным препятствием для космического вездехода. И эта книга, с которой он еще три-четыре месяца назад не расставался!

- Алик… - начал было я укоризненно.

- Ничего, ничего, - сказал Колосков, - это вполне естественно, я и сам вспомнил о ней случайно. А ведь сегодня, братцы, седьмое августа. Раскроем книгу…

И мы прочли:

«Жук сказал: «Я прилечу седьмого августа на то же место у ручья, жди меня». Потом расправил крылья, взлетел и, повисев над поляной, полетел вперед, поднимаясь выше, выше. Как маленькая ракета летел жук, потому что он знал секрет светового луча. А луч не только плавит стекло - он может давать и движение».

Самое удивительное заключалось в том, что мы нашли книгу, вновь вспомнили о жуке именно в тот самый, нужный нам день.

- Я знаю, - сказал Алька, - это он подсказал незаметно… Да, жук. Пойдем в парк.

И мы пошли в парк.

И опять мы проходим мимо такой знакомой нам старой товарной станции, где на вросших в землю рельсах стоят бурые покосившиеся вагоны. И рядом зарылся в землю, точно мамонт, облезший, ржавый паровоз. Потом приближаемся к деревянному мостику через канаву, на дне которой прибавилось за год два автомобильных баллона и помятое велосипедное колесо, похожее на мухомор. Прежде чем ступить на ничейную землю, мы с минуту стоим на мостике.

Вот и поляна. И ручей. А там знакомый пень, ставшей серым от дождей и давних зимних морозов. И на пне, точно на маленьком аэродроме…

- Жук!

Голос Альки звенит. Колосков тащит меня за рукав туда, где расправляет крылья большущий жук, отливающий светлой сталью. Я сопротивляюсь, случившееся заставляет меня задуматься очень и очень серьезно. Выходит, что… я не нахожу слов.

- Алик! - кричу я, потому что он уже протягивает руки.

Но нет! Алька и сам знает, что мешать ему нельзя. Жук расправляет крылья, взлетает, с минуту висит над поляной, как бы прощаясь с нами. Потом летит вперед, поднимаясь выше и выше. И в воздухе белой молнией сверкает луч. Мы знаем, уверены: этот луч может пронести его через бездны времени и пространства - к зеленой планете.