Глава 19

В субботу 7-го июля, через три дня после моих провальных гастролей в главной команде страны, я со своими одноклубниками уже сидел в раздевалке московского стадиона «Локомотив». Первый тайм, как поётся в песне, с ЦСКА мы уже отыграли и сейчас слушали пламенную речь старшего тренера Николая Старостина:

— Мужики вы или не мужики?!

— Трансгендеры вы или антропоморфы?! — Подражая «Деду», прикрикнул я, чем вызвал смех в раздевалке парней, которые в отличие от меня и Вагиза Хидиятуллина съездили в Чехословакию и в финансовом и в спортивном плане намного удачней нас.

— Поговори у меня ещё, — погрозил мне Старостин кулаком. — Через два дня в Федерации будешь выступать! 30 тысяч человек пришли на стадион, а вы играете по нулям! Пасуете, пасуете, пасуете, сколько можно? Ты, Никон, почему издалека не бьёшь?

— Потому что, Николай Петрович, на месте выдвинутого форварда я часто принимаю мяч, стоя спиной к воротам, когда на плечах у меня висит армейский защитник Юрий Аджем. — Развёл я руки в стороны и немного погрустнел, вспомнив, что после скандала в сборной мне грозит дисквалификация. — Мне по позиции дальние удары наносить не с ноги. Пусть полузащита поливает.

— А вы — полузащита, почему не бьёте издалека? — «Дед» вперился взглядом в Юрия Гаврилова.

— Шавло дал один раз по зрителям, мало? — Хмыкнул Гаврилов. — Серёжь, сейчас выйдем, дай два!

Парни опять прыснули от смеха, чем привели Старостина в недоумение, который тут же спросил:

— А что вы так веселитесь-то? За веселье очки в чемпионате СССР пока не начисляют.

— Не волнуйтесь, Николай Петрович, — ответил за всех Олег Романцев, который вернул себе пахотой на тренировках место на левом краю защиты. — Футболисты ЦСКА за весь первый тайм считанные разы мяча коснулись. Ещё десять минут и они встанут. Тогда голы и посыплются.

— Сам знаю, — махнул рукой «Дед». — Калашников разминайся, выйдешь сейчас вместо Ярцева. А ты, Никон, дуй на правое крыло полузащиты.

— Что я плохо играю? — Обиделся Георгий Ярцев.

— Хорошо ты играешь, полезно, но пора дорогу дать молодым, — ответил Старостин. — Ты же сам будущий тренер — видишь же, что на острие атаки нам нужен таран? Вот и весь сказ.

* * *

Второй тайм матча с ЦСКА мы начали под одобрительный гул трибун, которые чувствовали, что голы вот-вот пойдут, поэтому красно-белый вираж за воротами, размахивая шарфиками, беспрерывно скандировал:

— Московский «Спартак»! Та-та-та-та та-та! Московский «Спартак»!

Из-за чего мы понеслись на армейскую команду, словно конница Будённого на отступающие деникинские войска. Хотя в отношении «Спартака» сравнение с конницей было несколько некорректным, это у армейцев в своё время на спортивной базе в усадьбе «Архангельское» жилой корпус обустроили в бывших конюшнях князя Голицына. Но теперь это не имело никакого значения!

На 50-ой минуте игры, почувствовав себя на правом краю полузащиты и атаки более свободно и раскованно, я совершил первый сольный рейд в этой игре. И на радость зрителям показал финт Зидана или, проще говоря, футбольную рулетку, крутанув игрока ЦСКА так, что тот присел на пятую точку. А ворвавшись с правого фланга в штрафную площадь наших соперников, я пяточкой откинул мяч чуть за спину себе, где его тут же подобрал Фёдор Черенков. После чего он накрутил на противоходе одного за другим двух армейских защитников и точно низом пробил под опорную ногу голкипера красно-синих Владимира Астаповского.

— Гоооол! — Запрыгала вся наша спартаковская торсида, а Фёдор Фёдорович, подражая мне ломанулся к виражу, где танцевали самые преданные болельщики и, сорвав с себя футболку, показал свой оголённый торс, намекая своим недругам: «Не подходи, втащу!».

— Один ноль — это ещё не победа! — Довольно заворчал с бровки Николай Старостин.

А никто и не собирал использовать трусливую тактику вчерашних чемпионов, которые забив голешничек, запирались в защите и обороняли своё ничтожное шаткое преимущество. Нас же влекло вперёд в атаку чувство нестерпимого голода до побед, до чемпионских медалей и кубков. Ведь, по сути, вся наша красно-белая команда была никто, и звать нас никак. Поэтому через пять минут Сергей Шавло пролетел как метеор по своему левому краю, и в десяти метрах от ворот выкатил мяч точно на ногу Сашке Калашникову. Но Калаш решил не расстреливать вратаря, тратя на это лишние калории. Он на ложном замахе уложил на газон сразу двух игроков обороны и всё того же кипера Астаповского, а затем убрав мяч под себя выкатил его на пустой угол мне. «Ну, как тут не стать лучшим бомбардиров?» — усмехнулся я и воткнул вторую банку в сетку ворот ЦСКА.

— Гоооол! — Опять закипело огромное человеческое море в чаше футбольного стадиона «Локомотив».

— С тебя ящик чешского пива, — пробухтел, пробегая мимо меня, Калашников.

— Будет тебе и пиво, и кофа и какава с чаем, — засмеялся я.

— Мужики, надо бы ещё прибавить! — Попросил с бровки неугомонный Николай Петрович, когда мы всей командой перешли на свою половину, а ЦСКА намеревался разыграть мяч с центра поля.

— Это склероз, — хмыкнул Юра Гаврилов. — «Дед» уже забыл, что мы две штуки положили. Представляю, что будет дальше.

— А ты не представляй, — заявил Фёдор Черенков, — сказано — надо ещё забить, значить, надо забить.

— Да делайте что хотите, — махнул рукой Гаврилов.

И на 70-ой минуте наш плеймейкер выдал такой пас на тридцать метров, поставив в тупик всю оборону московских армейцев, что Фёдор Фёдорович, выскочив один на один, просто обязан был забивать прямым ударом третий мяч. Но Черенков решил бедного и задёрганного Астаповского обвести. Ведь по телевизору смотрит жена, подруги жены, друзья юности и детства, первая учительница, поэтому Черенков показав пару обманных движений, уложил голкипера на газон. Но тут как тут выросли перед ним два защитника ЦСКА. И Фёдор Фёдорович благородно отдал пас пяткой себе за спину, потому что краем глаза заметил моё движение в эту зону. Я же без всяких неуместных фантазий пробил на силу прямо по центру ворот, так чтоб сетка лопнула.

— Гоооол! — В третий раз вскрикнули наши фаны, напугав уток и чаек на Черкизовском пруду.

— Николай Петрович, хватит?! — Спросил я, пролетая мимо скамейки запасных, предварительно пробежавшись с голым торсом вдоль зрительских трибун.

— Я вам покажу, хватит! — Погрозил кулаком с виду интеллигентный дедушка в очках. — Тут 30 тысяч человек по два рубля заплатили за поход на футбол! Не хватит — я сказал!

— Чё «Дед» сказал? — Спросил, прибежав с дальней левой бровки, Олег Романцев.

— Совсем озверел, — ответил я. — Говорит, если ты, Олег Иваныч, сегодня не забьёшь, то вся команда после матча двадцать кругов по стадиону побежит. Это уже старческое.

— И чё теперь? — Недоверчиво пробормотал Романцев.

— Смелее подключайся в атаку, придумаем что-нибудь, — отмахнулся я, посмеиваясь про себя над невинной шуткой.

Однако чувство юмора сегодня Олегу Романцеву отказало. Как только ЦСКА в третий раз разыграли мяч с центра, тот бросился в прессинг. А заполучив этот мяч, который в ногах наших соперников сегодня не держался, понёсся в атаку, комбинируя на левой бровке с Сергеем Шавло. Но первый рейд Олегу Иванычу удачи не принёс, он пробил под очень острым углом и очень не точно.

— Иваныч! — Гаркнул я. — Сейчас подбор возьмем и беги сразу на левую штангу!

— Понял, — тяжело выдохнул наш крайне левый защитник, размазав пыль и грязь по лицу.

Подбор на футбольном сленге — это борьба за мяч, который выносит в поле вратарь от своих ворот. Очень важно в таких случаях не бояться ни стыков, ни верховой борьбы, и не терять концентрации, когда бьют локтями, головой или толкают так, что при падении можно сломать руку, ключицу или ребро. И у нас сегодня в опорной зоне проблем не было, ведь там буквально божил отчаянный Вагиз Хидиятуллин. Вот и сейчас, когда Владимир Астаповский сильным ударом послал футбольный снаряд на нашу половину поля, первым добрался до него Хидя. Он головой отработал точно на Черенкова и Фёдор Фёдорович зарядил слёту вдоль моей правой бровки.

В последних матчах Черенков так привык развлекаться. Лишь заметит, что соперник оставил большие свободные зоны в защите и лупит туда, ведь я же для Фёдора что-то наподобие киборга, должен рвануть в эту зону и мяч достать. Хорошо, что сегодня день был особенный, поэтому я молча рванул и не стал выяснять отношения. А рывочки я вам скажу на 80-ой минуте — это что-то с чем-то, лёгкие горят, ноги молотят по газону из последних сил. Однако ЦСКА устал гораздо больше нашего, поэтому пролетев под рёв трибун сорок метров, я ввалил что есть силы на дальнюю левую штангу, куда должен был прибежать Романцев.

Кончено, такие передачи вратарями обычно пресекаются, но Владимир Астаповский окончательно рассыпался, потерял веру в свои силы и на выходе сыграл не удачно, чем воспользовался прибежавший в атаку наш крайний защитник Олег Романцев. И в тот момент, когда Олег Иваныч ещё только закатывал мяч в пустые ворота, все болельщик дружно выкрикнули: «Гоооол!». Из-за чего наш бывший капитан дёрнулся и, неловко толкнув мяч в сетку, рухнул в траву. А через десять секунд оказалось, что отметившись забитым мячом, Романцев повредил кисть руки.

— Клуша! — Выругался у бровки, рядом с которой я бегал и всё слышал, Николай Старостин и скомандовал приготовиться войти в игру юному Сергею Родионову.

* * *

В раздевалке после финального свистка, который возвестил, что матч «Спартак» — ЦСКА закончился со счётом — 4: 1, никаких сил на эмоции уже не осталось — ни на негатив, ни на позитив. «Дед» сдержанно поблагодарил команду за игру и напомнил, что завтра в воскресенье — выходной и можно немного расслабиться, а уже в понедельник все должны быть на базе, ведь во вторник сложнейшая игра в полуфинале Кубка СССР против львовских «Карпат», лидеров первой лиги. На кону, если победим, стоит путёвка в Кубок обладателей Кубков, матчи которого уже начнутся осенью.

— Кто хочет попылить в Европе, поднимите руки? — Хитро усмехнулся Старостин, однако от усталости почти никто не шелохнулся, кроме запасных игроков. — Что, никому не нужны премии, квартиры и машины?

— В следующем же году у нас по плану правительства наступает коммунизм. — С совершенно серьёзным видом заявил Гаврилов. — А что? Мне в школе об этом каждый год в голову вдалбливали. Поэтому машины с квартирами всем должны достаться бесплатно.

Шутка Юрия Гаврилова наконец-то парнями была встречена весёлым гоготом, и многие стали тут же перечислять, что ещё в стране станет бесплатным.

— Ошибка вышла, Васильич, вот о чём молчит наука, — захохотал и я. — Бесплатно кушать — нельзя падлюка.

— Ещё один антисоветчик на мою голову, — стараясь не заржать, погрозил пальцем «Дед». — Язык у тебя, Никон, как помело. В сборной СССР уже договорился до разбирательства в Федерации. Теперь как впаяют в понедельник дисквалификацию, что тогда запоешь? Ну, промолчи лишний раз — не переломишься!

— Молчать бы рад, Николай Петрович, подлизываться тошно, — пробубнил я и, сложив в спортивную сумку бутсы, а остальную форму покидав в общую кучу для стирки, пошёл на выход.

Ещё перед игрой я переговорил с «Дедом» и обсудил мою незавидную ситуацию, в которой по-большому счёту был не виноват. Николай Петрович уверил, что в обиду не даст, и что подключит всех знакомых вплоть до первого секретаря московского горкома КПСС Виктора Гришина, чтобы я отделался минимальным выговором. Но против нас в Федерации футбола собиралось мощное динамовское лобби. Я ведь своей игрой огорчил одноименные команды Тбилиси, Киева, Минска и Москвы. И теперь там просто ликовали, что лучшего бомбардира «Спартака» можно своими грязными подковёрными интригами выключить из футбола почти до сентября, на семь календарных матчей. Конечно, я потом несколько раз прокручивал в голове конфликт, возникший в Финляндии, но даже спустя несколько дней приходил к выводу, что ответил за своё унижение правильно.

Из раздевалки нашей команды я сегодня направился не к автобусу, а пройдя по подтрибунному коридору, ввернулся в опустевшую чашу стадиона «Локомотив» и побрёл к тому выходу, из которого покидали арену несколько минут назад простые болельщики. Дело в том, что раз завтра был объявлен выходной, то мы договорились с Тамарой встретиться сегодня около спортивных касс и провести эту ночь и следующий день вместе. Всё же мы уже были не подростками, чтобы державшись за ручку ходить по кафе-мороженым и кинотеатрам. Я — самостоятельный молодой человек 21-года, хорошо зарабатывающий перспективный спортсмен. Она — учится на заочном и уже стала внештатным корреспондентом в еженедельнике «Футбол-Хоккей». Не ветер и глупости в голове у девушки.

Перед выходом на площадь около стадиона «Локомотив», я в срочном порядке надел чёрные очки, чтоб подвыпившие поклонники футбола не задёргали. Однако около касс этой спортивной арены Тамары не было. Не исключено, что он задержалась в редакции газеты, а в век отсутствия мобильной связи в таких случаях прождать можно было долго. Мне моментально пришла на ум песня Валерия Ободзинского «Дождь и я» и, топчась на одном месте, я затянул простенькие слова себе под нос:

Это вроде бы не трудно,

Не дождавшись повернуться

И уйти хоть дождик льет и льет

Только сердце шепчет тихо,

Ты уйдешь, а в это время

Вот возьмет она, да и придет…

— Привет! — Наконец послышался знакомый голос Тамары. — Извини, села не на тот автобус.

— Хорошо хоть ты не перепутала электрички или самолет, — мы обнялись с девушкой и я тут же потащил её ловить такси, ведь после матча в моём желудке разыгрался жуткий аппетит.

— Куда мы идём?

— В ресторан на поздний ужин, ха-ха. — Сказал я, приобняв свою подругу. — Как сказал Остап Бендер: «В Берлине есть очень странный обычай — там едят так поздно, что нельзя понять, что это — ранний ужин или поздний обед».

— Подожди, летишь, словно по футбольному полю, а я, между прочим, на каблуках, — чуть-чуть капризным тоном высказал Тома. — Я дома борщ приготовила, поэтому на сегодня ресторан отменяется. Кстати, в редакции сегодня про тебя говорили. Ты знаешь, что тебе грозит дисквалификация на месяц?

— А с учётом перерыва на Спартакиаду народов Северного Ледовитого океана, я раньше сентября в красно-белой форме на футбольный газон не выйду, — пробормотал я, остановившись посреди тротуара. — Ничего мы с «Дедом», то есть с Николаем Старостиным, кое-что придумали.

— Извините, — неожиданно к нам подошла группа подростков, лет пятнадцати или шестнадцати, и я автоматически сжал кулаки, приготовившись ко всему что угодно. — Владимир Саныч, дайте автограф. А здорово вы сегодня ЦСКА раскатали! — Выпалил самый шустрый парень из этой компании.

— Не я один раскатывал, — буркнул я и взял у ребят для автографа журнал «Физкультура и спорт», где была размещена фотография нашего «Спартака». — Что написать-то?

— Ну, что-нибудь от себя, пожелание какое-нибудь, — пожал плечами этот невысокий парнишка, в котором я моментально узнал актёра Михаила Ефремова, которого непривычно было видеть без опухшего от постоянного пьянства лица.

«Михаил, не бухай, это плохо кончится! — написал я и подписал, — В. Никонов — „Спартака“ Москва».

— К вам парни это тоже относится, — сказал я, вернув журнал ребятам.

* * *

В понедельник 9-го июля в два часа дня на заседании Федерации футбола СССР собралось множество мужчин в деловых пиджаках. И среди этих «пиджаков» были функционеры, тренеры и журналисты. Кроме моего персонального вопроса под пунктом номер один прошло обсуждение выступления главной команды страны, которое большинством голосов было признано безобразным. Естественно виновником был назначен Никита Павлович Симонян. Симоняна немного пожурили, покритиковали и по слухам уже определили на какое-то чиновничье кресло. Далее слово взял председатель Федерации футбола Борис Федосов:

— Товарищи, — сказал человек, который стоял у истоков зарождений хоккейного турнира «Приза Известий», автор знаменитого логотипа — снеговик с вратарской клюшкой. — На матче в Финляндии произошёл вопиющий случай. Дебютант сборной футболист московского «Спартака» Никонов оскорбил всеми уважаемого Никиту Павловича, отказался выходить на игру и устроил пьяную драку в раздевалке после игры…

— Дисквалифицировать дебошира пожизненно, чтоб другим неповадно было! — Гаркнул тут же кто-то из-за спин журналистов, которые как и я, и братья Старостины сидели на отдельных стульях, когда наиболее важные функционеры и чиновники занимали места за длинным столом.

— Спокойно товарищи. — Поднял правую руку Федосов, 48-летний мужчина с русыми вьющимися волосами. — Давайте сначала выслушаем самого зачинщика скандала.

— Нечего его слушать! — Выкрикнул Константин Бесков. — Я с ним работал в «Спартака». Никонов — пьяница, драчун и дебошир.

От этих слов мэтра отечественного тренерского цеха я чуть не подскочил с места, но Николай Петрович и его брат Андрей Петрович меня силой удержали.

— А может его сразу расстрелять без суда и следствие! — Усмехнувшись с места, ответил Бескову Николай Старостин. — Чтобы человека казнить ума большого не надо.

— Пусть выскажется, — сказал Михаил Зимянин, секретарь ЦК КПСС, который под руководством Суслова курировал идеологические вопросы в науке, культуре и спорту.

И сейчас по-большому счёту многое зависело от его решения и настроения. Председатель Федерации незамедлительно предложил мне выйти к маленькой трибуне для выступаний, стоявшей по правую руку от общего длинного стола у самого окна. «Только держи себя в руках», — вспомнил я наставления своей подруги и словно перед пробитием пенальти, глубоко вдохнул и выдохнул.

— Уважаемые товарищи, — начал я. — Партия, правительство и весь советский народ ждёт победы сборной СССР по футболу на московской Олимпиаде 80. И это ни для кого не секрет. А что в этот момент происходит в сборной? На базе в Новогорске, где шла подготовка — свинарник и бардака. Вся команда разбита по трём группам — киевляне сами по себе, тбилисцы своим кружком держаться, москвичи тоже отдельно. Поэтому на поле игры нет!

— Ты может, Никонов, нас ещё и потренировать поучишь? — Высказался Бесков, однако ожидаемого взрыва смеха не последовало.

— Ты, Никонов, по сути говори, — потребовал Валентин Сыч, который курировал в спорткомитете не то хоккей, не то футбол, то есть по этой самой сути — ничего.

— Перехожу к самой игре, — сказал я. — Во время матча я не отказывался выходить на поле, я отказался разминаться в шестой раз подряд, потому что был размят получше тех, кто бегал по полю. Тогда Никита Павлович послал меня в раздевалку. А в раздевалке, когда туда вошли расстроенные поражением футболисты, я постарался разнять дерущихся парней. И перепалка эта возникла из-за разобщённости в команде.

— Выходит, ты ни в чём не виноват? — Усмехнулся председатель Федерации Борис Федосов.

— У меня есть большая просьба к вам, Борис Александрович. — Ответил я незамедлительно. — Прежде чем вы будете выносить моё дело на голосование, уделите пять минут личного общения.

Ту же недовольно загудели многие члены заседания, которым не терпелось вляпать мне месяц дисквалификации. Но человека, который придумал знаменитого «Снеговичка» и который был соавтором нескольких спортивных книг, разобрало любопытство. Поэтому Федосов объявил пятиминутный перерыв, на что и был наш расчёт.

— Если вы, Борис Александрович, — начал я в персональном кабинете главы Федерации, куда проследовали за мной и братья Старостины, — не выиграете Олимпиаду в футбол, то на ваше место поставят Вячеслава Колоскова.

— Допустим, — заметно погрустнел он, так как Колоскова уже какие-то влиятельные люди назначили начальником сборной СССР.

— Чтобы выиграть Олимпиаду, нам обязательно нужно попасть на чемпионат Европы, где футболисты наберутся необходимого опыта. Согласны? — Спросил я.

— Это невозможно, — махнул рукой Федосов и выложил на стол таблицу нашей отборочной группы и оставшиеся футбольные матчи:

____________И_____М______О.

Финляндия____4____8 — 10___6.

Греция_______5___12 — 7____5.

Венгрия______5____5 — 4____4.

СССР_______4____5 — 6____3.


12 сентября мачт Греция — СССР. 17 октября матч Венгрия — Финляндия. 31 октября матч СССР — Финляндия.

— Как видите, — тяжело вздохнул председатель. — Если мы обыграем Грецию в сентябре и наберём 5 очков, то потерявшая шансы Венгрия из-за наших с ней «тёплых отношений» специально дома проиграет Финляндии, которая с 8-ю очками станет недосягаема.

— Нечего было танки вводить в 56-ом году, — тихо под нос пробубнил Николай Старостин.

— Есть иной выход, — вступил в разговор Андрей Петрович. — Мы в сентябре с Грецией играем вничью. У нас получается — 4 очка, у греков — 6. И тогда 17 октября Венгры будут на своём поле из кожи лезть громить финнов как можно с большим счётом, чтобы набрать те же 6 очков, но по лучшей разнице занять первое место в группе и поехать в следующем году в Италию.

«В той истории, которую я знал венгры выиграли дома — 3: 1. Почему бы и в этот раз истории не повториться?» — Усмехнулся я про себя.

— Постойте, постойте! — Догадался Борис Федосов. — А если мы с очень хорошим счётом обыграем дома финнов в самой последней игре 31-го октября, то у всех команд в группе станет сразу по 6 очков. А сколько нам нужно забить для первого места?

— 7: 0 или 8: 1, вполне решаемая задача. — Ответил я. — Но для этого вы должны перенести слушания по моему делу на 12 августа. К этому времени наш «Спартак» выиграет Кубок СССР, сборная Москвы на основе нашей красно-белой команды выиграет Спартакиаду, и мы упрочим лидерство в чемпионате страны. И тогда отпадут все сомнения — кто должен возглавить сборную и кто составит её костяк. И вы на долгие годы станете легендарным руководителем нашей Футбольной федерации.

— Больно умный у вас в команде футболист завёлся, Николай Петрович, — усмехнулся председатель Федерации футбола, которому уже намылили шею в ЦК за провал отборочного турнира.

— Сам иногда его побаиваюсь, Борис Саныч, — хитро улыбнулся Николай Петрович Старостин.

Загрузка...