Красно-белый. Том 2

Глава 18

В среду 27-го июня во время товарищеского футбольного матча на двух электронных табло московского стадиона «Торпедо» горели немного странные надписи — сборная Москвы и сборная Тегерана. Странность была в том, что под видом команды из столицы СССР на поле выбежали мы, московские спартаковцы, а под видом футбольного коллектива из Тегерана на зелёный кочковатый газон автозаводцев вышла сборная Ирана. Эта команда до этого года была лидером всего Азиатского футбола и с 1968 по 1976 годы трижды выигрывала Кубок Азии. А потом в стране случился поворот обратно в средневековье — образование, медицина и промышленность разом рухнули, и стало не до футбола. К тому же прорвавшиеся к власти религиозные фанатики, не ведающие, что Бог — есть Любовь, отказались от всех международных соревнований. И лишь усилиями фанатов футбола иранские спортсмены исподволь продолжали подготовку к Кубку Азии 1980 года.

Но сегодня с первых минут матча на переполненной 16-тысячной арене, стало ясно, что иранцы нашему «Спартаку» не соперник. Уже на 5-ой минуте игры Черенков, Гаврилов и Шавло через пас пройдя половину поля, вывели один на один Серёжу Родионова, который не пожадничал и катнул мяч ещё правее, после чего я воткнул первый гвоздь в ворота гостей из Тегерана — 1: 0.

— Делай ещё Никон! — Закричали с трибуны. — Скоро по телику СССР — Дания!

Ещё так ещё, негласно решили мы и на 10-ой минуте уже по моему правому краю промчала Женя Сидоров. Он, сыграв со мной в стеночку, прострелил в штрафную гостей и на передачу откликнулся единственный наш выдвинутый молоденький форвард вездесущий Родионов, который головой всадил второй мяч в ворота иранцев.

— Так держать, Серёжа! — Обрадовался больше всех старший тренер Николай Старостин.

Вообще Николай Петрович после печально известного матча в Ленинграде в команде навёл железный порядок. Первое — за два дня до очередной календарной игры в команде объявлялся сухой закон. Второе — у Олега Романцева была отнята капитанская повязка и передана Саше Мирзояну, более того «Дед» предупредил Олега Ивановича, что ещё один загул и тот вылетит из команды, ведь на место левого крайнего защитника у нас было вагон кандидатов. Кстати, сегодня по левому краю в оборону Старостин специально выпустил Сашу Сорокина. Третье — «Дед» о чём-то жестко наедине поговорил с Ринатом Дасаевым и с Георгием Ярцевым, после чего оба стали пахать на тренировках как проклятые.

Результатом такой встряски стал образцово показательный матч в Минске против местных динамовцев, который мы выиграли — 1: 3. Отличились Черенков, Гаврилов и на последних минутах моя «счастливая нога» с двадцати метров закрутила в дальний верхний угол третью банку. В турнирной таблице после наших выездных матчей в Ленинграде и в Минске в чемпионате установилось двоевластие — после 15 игр, по 24 очка набрал наш «Спартак» и донецкий «Шахтёр», который мы пока обходили по дополнительным показателям. Побед у нас было 11 против 10 у Донецка и разница забитых и пропущенных мячей — 23 против 17.

Однако, лично я в то, что такой железной дисциплины хватит надолго, не верил. Пять или шесть игр пройдёт и всё вернётся на круги своя. Правильные установке в голове будущего профессионального футболиста должны закладываться с детства на крайний случай с юности. А сейчас большинство парней уже не переделать. Например, нашего Юру Гаврилова, который при всех запретах всё равно вечерами находил возможность либо пивка дрябнуть, либо винца, и поэтому с ним Старостин даже разговаривать не стал — бесполезно. «Гаврилов, не Романцев, ему так просто замену не найти, — по секрету шепнул мне Николай Петрович. — Пока он тянет, пока здоровье ему позволяет и в футбол играть и в литробол, то пусть делает что хочет».

А в товарищеском матче с Тегераном к 30-ой минуте счёт стал разгромный. Атаку опять начал опорный полузащитник Женя Сидоров, который заменял уехавшего в сборную Вагиза Хидиятуллина. Сидров прошёл до ворот иранцев тридцать метров, сыграв по пути в стеночку с Черенковым, с Гавриловым и с Родионовым. Только пробил Евгений не очень точно, угадил в штангу, но прибежавший с левого края Сергей Шавло переправил мяч куда надо, точнёхонько в сетку.

— Гооол! — Дружно зааплодировали болельщики.

— Вам мужики не с Тегераном играть надо, а в сборной СССР всем составом! — Гаркнул с первого ряда какой-то «диванный аналитик».

— Правильно! — Поддержали мужика другие зрители.

— Хорошо! Хорошо! — Прикрикнул с бровки старший тренер Старостин не то, соглашаясь с болельщиками, не то, одобряя наш искромётный комбинационный футбол.

Из-за чего ещё через пять минут индивидуальным проходом порадовал народ Фёдор Черенков. Когда сборная Тегерана, не понимая как против нас действовать, прижалась к воротам, Фёдор Федорович, словно нож сквозь масло прошёл по центру, обыграв четырёх обескураженных футболистов гостей, и с носка, в простонародье говорят пыром, пробил в самый угол ворот. Вратарь в такой ситуации даже не шелохнулся — 4: 0.

И как только на табло появились цифры говорящие о тотальном превосходстве, «Дед» что-то сказал в сторону запасных и парни в количестве восьми человек побежали разминаться. Это означало, что после перерыва на торпедовский футбольный «огород», где при желании можно было бы выловить весёлую семейку кротов, выйдут совсем другие ребята. Поэтому я решил, больше не экономя силы, тоже совершить что-нибудь запоминающееся. И на 43-ей минуте мне это удалось. На своей правой бровке я получил пас от Черенкова, накрутил по ходу движения к воротам двух игроков гостей, и с двадцати метров закрутил шведкой мяч в дальнюю девятку ворот. Мне даже показалось, что стадион на полсекунды замер, разглядывая дугообразный полёт мяча, который чуть-чуть не докрутился и бабахнулся в штангу, но отскочив в поле, он угодил в спину голкипера сборной Тегерана и запрыгнул в сетку ворот.

— Гооол! — Радостно раздалось на переполненных трибунах стадиона «Торпедо».

После матча в раздевалку, где разгрому парней из далекого Ирана со счётом — 7: 0 особенно никто не радовался, зашёл человек именем которого в 90-егоды назовут эту футбольную арену — Эдуард Стрельцов собственной персоной. Правда, уже потяжелевший, полысевший, пообтёртый непростой жизнью, но всё с такой же неизменной открытой и простецкой улыбкой на лице.

— Ну, мужики, порадовали! — Сразу же с порога заявил 42-летний легендарный спортсмен, закончивший футбольную карьеру девять лет назад. — Раскатали как детей!

— Здравствуй, Эдик, — пожал руку гостю Николай Старостин.

— Ну, рассказывайте, что у вас в Ленинграде стряслось? Ха-ха, — хохотнул Стрельцов. — В Москве говорят, что весь «Спартак» в стельку пьяный на поле вышел. Мы конечно в своё время тоже кое-что в этом деле могли, но чтоб так — никогда!

— Пирожками отравились, — пробурчал Сергей Шавло, который пострадал сильнее всех, его единственного для промывания желудка пришлось отправить в больницу.

— Пирожками, ха! — Расхохотался наш гость. — Я в 58-ом тоже пирожками отравился. А очнулся уже на курорте в Вятлаге, где лес валил пять лет забавы ради.

«Пирожки», которые упомянул Эдуард Стрельцов — это было нашумевшее дело, случившееся прямо перед чемпионатом Мира 1958 года. Форвард с двумя другими футболистами Огоньковым и Татушиным в обществе малознакомых девушек очень весело погулял на даче сынка директора магазина. После чего одна из случайных подружек обвинила Эдурада в изнасиловании. Дело состряпали с большими нарушениями, сильно не разбирались и влепили Стрельцову 15 лет лагерей. А вина Эдика была лишь в одном — выпил не в том месте и не в той компании, да и пить не умел.

— Правильно, Стрелец, расскажи этим заразам, что водка проклятая с людьми делает, — подлил масла в огонь Николай Петрович.

— Сами всё поймут, — пробурчал Стрельцов, тут же погрустнев и вспомнив, как профукал лучшие футбольные годы. — Когда скорость потеряется, ноги станут ватными, а на трибунах начнут кричать: «вали на пенсию», вот тогда сами дотумкают.

Внезапно бывший торпедовский форвард и звезда всего советского футбола прошел вдоль наших откидных кресел и, пожав руку Феде Черенкову, громко добавил:

— Черенок — это игрок! Ну, как прошёл, как прошёл!

— Да, ладно, — покраснев как девица, отмахнулся Фёдор Федорович, чем вызвал взрыв смеха.

— Петрович, я одного понять не могу — почему ваших в сборную не берут, Бесков же сейчас главный? — Спросил Стрельцов «Деда». — Черенок, Гаврила, Никон, Шавло, Дасай — это же готовые кандидаты для сборной?

— Ты разве Костю плохо знаешь? — Усмехнулся Старостин. — Помнишь, наверное, как сам сбегал с его теоретических занятий?

— Кхе, было дело, — улыбнулся Эдуард Анатольевич. — Ясно, с Бесковым значит полаялись. Тогда парни в сборной не скоро заиграете, а жаль. Ты, Никон, сколько уже мячей наколотил в чемпионате?

— 16, — ответил я, побросав футбольную форму, щитки и бутсы в сумку.

— И ещё в кубке — 10 штук, — ответил за меня Саша Калашников, который во втором тайме сборной Тегерана забил дважды.

— Ни х… себе! — Всплеснул руками Стрельцов. — Я всего один раз в 1968-ом забил больше — 21 мяч за весь чемпионат и ещё 3 гола в кубке СССР. А в сборной будет играть Блохин, у которого всего 8 мячиков, привыкай парень. Нет в жизни правды.

Однако в тот же день поздно вечером у телевизора на базе в Тарасовке оказалась, что правда в жизни всё-таки есть. Сборная СССР, которой теперь рулили два старших тренера Константин Бесков и Никита Симонян, за два тайма создала всего полтора опасных момента. А хозяева поля датчане, игравшие без своих лучших футболистов, выступающих в чемпионатах Бельгии, Голландии и Англии, творили что хотели. На 20-ой минуте Оле Расмуссен из берлинской «Герты» буквально расстрелял с десяти метров Николая Гонтаря из московского «Динамо» — 1: 0. А на 41-ой минуте Джон Андерсен из местной датской команды «Б 1903», убежал от Александра Бубнова и пропихнул второй мяч сетку наших ворот — 2: 0. И лишь во втором тайме благодаря длинной точной передаче киевского динамовца Александра Бережного, на ударную позицию выскочил тбилисец Виталий Дараселия, который на скорости принял мяч, и сильно пробил низом, размочив сухой счёт — 2: 1. Что на поле делали киевский динамовец Олег Блохин и московский армеец Юрий Чесноков, судя по телетрансляции было не понятно. А в конце футбольного репортажа комментатор Владимир Перетурин прямо сказал, что с такой игрой через пять дней в Финляндии сборной СССР ловить нечего.

— Это какой-то позор, — бубнил, прохаживаясь по холлу первого этажа «Дед». — Нам бы этих гавриков для товарничка, вместо сборной Тегерана, мы бы и им — 7: 0 сделали. Это позор.

И в эти минуты, когда закончилась трансляция матча, и на экране замелькало стандартное объявление: «не забудьте выключить телевизор», я вспомнил, как всё было до моего вмешательства в историю футбола. Этот товарищеский матч Дания — СССР закончился со счётом — 1: 2 в нашу пользу, а потом в Финляндии сборная сыграла — 1: 1. Но сейчас Бесков гораздо раньше появился в главной команде страны, столкнулся в ней с Симоняном и внёс полную и окончательную сумятицу в игру. Теперь в Финляндии, скорее всего по моей вине, будет поражение и ничего уже сделать нельзя!

— Володь, пошли спать, — толкнул меня в бок Сашка Калашников. — Сборную уже не спасти.

— Обидно, что мимо чемпионата Европы пролетаем, — тяжело вздохнул молодой Серёжа Родионов, который ещё на чемпионаты Европы и Мира поездит. — Хотя в Финляндии могут закатить дурака и потом отпинаться в защите. Всякое бывает. Кстати, и ничья оставляет неплохие шансы.

— Какие шансы с такой игрой?! — Возразил Старостин. — Завтра с Андреем поговорю. Никон, подожди, — шепнул он мне, когда парни, ночевавшие сегодня в Тарасовке, а таких было почти четверть, пошли на третий и второй этажи по своим комнатам. — Черенкову долги вернули?

— Сегодня в столовой похвастался, что кто-то деньги принёс. Как видите после матча домой уехал. Значит, с женой помирился. — Кивнул я.

— Ещё бы не вернули. Там такие мордовороты к делу подключились, я бы и сам им всё вернул, ха-ха, — улыбнулся Николай Петрович. — Ладно. Завтра выходной. Гуляй пока с этой своей пигалицей.

— Тамара — не пигалица, а миниатюрная девушка, искусное творение матушки Природы, — недовольно пробурчал я.

На следующий день в четверг 28-го июня в окно моей комнаты светило замечательное летнее солнце. Я почистил джинсы, погладил футболку, помыл, уже запылившиеся, кроссовки, подсчитал финансовые активы и пришёл к выводу, что легко хватить сегодня на цветы, на кино, на ресторан и ещё немало остаться. «Отлично съездили в Белград, — улыбнулся я сам себе, расчёсывая заметно отросшие черные как смоль лохмы. — 30-го второй матч с Тегераном, а 1-го июля уже летим в чехословацкую Остраву, играть с местным „Баником“. Может быть, ещё что-нибудь подзаработаем».

— Бум! Бум! Бум! — Кто-то затарабанил в мою дверь, разбудив соседа Сашку Калашникова, отсыпавшегося перед своим вечерне-ночным рандеву.

— Сейчас уши надеру! — Гаркнул он.

Однако пропустив угрозу мимо этих ушей, в дверь заглянул, а затем влетел Серёжа Родионов и выпалил:

— Никон, срочно к «Деду»! Пришла телеграмма — тебя в сборную вызывают! Срочно!

— Чё хоть там написали-то? — Усмехнулся Калашников. — Приезжай наш дорогой друг Никонов, спасай команду от позора, подпись Бесков, так? Ха-ха-ха!

— Аха, спасайся, кто может, — пробурчал я и подумал, что не хочу я лезть в эту мясорубку, где Бесков, который меня ненавидит, где парни, которых я не знаю, кроме Хидиятуллина. — Слушайте, а может быть мне срочно заболеть?

— Если не полетишь в Финляндию, дисквалифицирую в чемпионате на несколько игр, — авторитетно заявил Родионов.

— Ладно, уговорили, — махнул я обречённо рукой. — Против ветра особо не пось и сишь.

В среду 4-го июля на красивом, но немного обветшалом Олимпийском стадионе в Хельсинки, где проходил отборочный матч к чемпионату Европы: Финляндия — СССР, лично я сидел на скамейке запасных, как бедный родственник. То, что мою кандидатуру навязали тренерскому штабу звонком из федерации футбола, было ясно и без долгих нудных объяснений.

Константин Бесков, который под молчаливое согласие Никиты Симоняна командовал сборной, за несколько дней подготовки не сказал мне ни слова. А футболисты киевского, тбилисского и московского «Динамо», составлявшие костяк главной команды страны, во время тренировочных двухсторонок старались делать вид, что на поле меня вообще не существует. «Потерпи, потерпи, — поддерживал одноклубник Хидиятуллин. — Нормальные парни, постепенно притрёшься». Я же в ответ шипел: «Такое ощущение, Вагиз, как будто тут одни Пеле и Гарринчи собрались. Только я что-то не слышал, чтобы хоть кто-то из динамовцев стал чемпионом Мира, Европы или на крайний случай выиграл европейский Кубок Чемпионов».

И сейчас сидя на лавке, я завидовал своим товарищам по «Спартаку», игравшим в этот момент в Чехословакии. «Сейчас „Баник“ раскатают, и пойдут в бар пиво чешское дуть, есть жаренные сосиски и пить ароматный кофе. А завтра рванут по пражским магазинам, лепота», — думал я, как вдруг услышал голос Никиты Симоняна:

— Никонов, разминайся! Константин Иванович говорит, что после перерыва выйдешь на поле.

Из-за неожиданного известия, которое означало, что Бесков зарыл топор войны, я пулей вскочил с лавки и кинулся в зону для разминки футболистов, где сделал несколько прыжков из глубоко приседа, затем с десяток упражнений на растяжку и наконец, пару тройку рывочков. И в этот момент на поле наши парни провели сумбурную, но результативную атаку. Хидиятуллин мощно издали пробил прямо в голкипера финнов Пертти Алая, выступавшего за датский клуб «Икаст». Алая пал на колени и неловко отбил мяч грудью, а набежавший киевский динамовец Саша Хапсалис добил мяч в сетку ворот.

— Дааа! — Выкрикнул я вместе с партнёрами по команде и подумал: «А вдруг победим? Ведь сейчас будущее вообще пошло не по плану».

Однако спустя почти час, когда на часах электронного табло шла 60-ая минута матча, я всё так же грел пятой точкой скамейку запасных. После перерыве меня не выпустили, так как команда выигрывала — 0: 1, а на 55-ой минуте, когда финны сравняли счёт — 1: 1, старший тренер бросил в бой Рамаза Шенгелию, так как захромал Давид Кипиани. Зато меня уже трижды посылали в бокс, где разминались остальные футболисты. «Давай, давай, — приговаривал Симонян. — Пропотей получше, на поле ты должен будешь без раскачки вступить в борьбу».

— В какую борьбу? — Бубнил я себе под нос разогрев мышцы лучше многих футболистов, которые сейчас еле-еле ползали по полю. — Где там борьба? И как только болельщики после этой маловразумительной футбольной жути в исполнении сборной СССР ещё ходят на стадион? Ни паса нет, ни дриблинга, ни ударов, ни комбинаций! Были бы финны помастеровитей был бы позорнейший разгром.

И на 80-ой минует, вернувшись на лавку после пятой подряд разминки мышц, сухожилий и собственных натянутых нервов, я сам себе дал слово, что хрен ещё куда-то пойду! Либо выскочу на поле, и это невыносимое болото разворошу, либо уйду в раздевалку, сколько можно терпеть?!

— Никонов! — Тут же скомандовал Никита Симонян. — Разминайся, через пять минут тебя выпустим. Проведёшь концовочку в остроатакующем стиле, как ты это умеешь.

— Никита Павлович, я вас, конечно, уважаю, но разминаться больше не пойду, устал. — Упрямо пробубнил я.

— Устал? — Симонян от такой наглости даже встал с лавки. — Тогда иди в раздевалку, принимай душ, справимся как-нибудь без тебя.

И в это момент пелена упала с моих глаз — «сверху» чиновники мою кандидатуру навязали, а здесь, так сказать, «снизу» меня грамотно слили. Поэтому я встал и, громко похлопав в ладоши, напугав остальных сидящих рядом игроков сборной, с улыбочкой на губах произнёс:

— Классный был спектакль, Никита Павлович! Ха-ха! Тогда уж баш на баш. Вот вам мой фокус! Предсказание будущего: вас, товарищ Симонян, больше никогда не позовут тренировать сборную СССР. Вы безуспешно поработаете пару лет с одесским «Черноморцем» и пару лет потренируете «Арарат». Даже меньше. Уволят вас из «Арарата».

— Что ты сказал?! — Покраснел как рак второй старший тренер сборной.

— Горькую правду, — криво усмехнулся я и пошёл в раздевалку, но вдруг остановился и выкрикнул. — По-людски надо поступать с людьми!

А ровно через пятнадцать минут, когда я уже принял душ и переоделся в раздевалку один за другим стали заходить футболисты сборной. И судя по их опущенным головам и хмурым лицам, пока я тут приводил себя в порядок, стряслось что-то на футбольном поле. Но говорить ни с кем из парней, которые возможно по просьбе двух старших тренеров меня тихо в команде гнобили не хотелось. Поэтому дождавшись Вагиза Хидиятуллина, я спросил у него:

— Кто умер, Хидя?

— Кто, б…? — Хмыкнул мой одноклубник. — Атик Исмаил, который нам забил первый ответный мяч, сейчас как дал с тридцати метров и всё, б… приплыли. Да, Юрик? — Спросил он с издёвкой голкипера киевского «Динамо» Юрия Роменского.

— Погуляй на три весёлые буквы, — пробормотал пыльный, потный и грязный Роменский.

— Нэ надо ругаца, — вмешался Давид Кипиани. — Команда проиграла.

Но Хидиятуллин вдруг кинулся на голкипера сборной и толкнул его, на защиту своего ринулись киевские динамовцы, я бросился защищать своего спартаковца, пару раз успев кому-то навернуть, и неизвестно чем бы это закончилось, но в раздевалку ворвался разъярённый Никита Симонян и, ткнув в меня пальцем, прокричал:

— Готовься, Никонов! Как в Москву прилетим, я лично добьюсь твой дисквалификации! Ты у меня попляшешь, предсказатель!

— Правильно, Никита Павлович, — поддакнул вошедший в помещение одним из последних Константин Бесков. — За нарушение футбольной дисциплины тебя, Никонов, мы постараемся выкинуть из футбола до конца сезона. Это минимум.

— Сборную Финляндии в прошлом году в товарищеском матче вы разгромили со счётом — 10: 2. А сейчас оказывается дебютант Никонов, которого даже на поле не было — виноват в поражении. Да над вами вся Москва смеяться будет. — Ответил я, еле сдерживаясь в рамках приличия.