Котенок. Книга 3

Глава 2

Я снова постучал. И всё же шагнул в сторону: под защиту стены — на случай, если ответом на мою просьбу открыть дверь кабинета литературы станет выстрел из автомата. Сразу не выстрелили. Я уловил тихие звуки голосов. Потом различил шарканье шагов. Услышал щелчки дверного замка. Увидел: дверь приоткрылась — совсем чуть-чуть. Почувствовал запах оружейной смазки. Разглядел через узкую щель широко открытые глаза Лёни Свечина (лицо одноклассника показалось мне бледным, будто обескровленным). Я показал Лёне ладони: медленно и плавно поднял их на уровень своей головы. Заметил дуло автомата, которое смотрело мне в лицо поверх плеча десятиклассника. Почувствовал, как мои ноги словно налились свинцом.

Повторил:

— Это Котёнок. Я вернулся. Я сделал всё, как вы сказали.

Свечин резко подался назад, будто его дёрнули за плечо.

Ствол автомата кивнул в сторону.

Я услышал:

— Входи!

Узнал хрипловатый голос темноволосого солдата. Не оглянулся на всё ещё смотревшего мне в спину Полковника. Переступил порог — увидел чёрный глаз автоматного дула в метре от своего носа.

— Закрой дверь! — скомандовал Чёрный.

Я выполнил его распоряжение: дважды щёлкнул замком. Демонстративно подёргал дверную ручку. И снова повернул голову. Обнаружил, что ствол автомата опустился: теперь он указывал точно на мой пупок. Черноволосый солдат осмотрел меня с ног до головы. Резко оттолкнул от меня Свечина, велел тому вернуться «на место». Взглянул на мои ладони — я прижал локти к рёбрам. Мне почудилось, что к аромату щелочного масла добавился спиртной запашок. Я посмотрел Чёрному в лицо, растянул губы в улыбке. Не шевелился. Потому что видел, как напрягся лежавший на спусковом крючке палец. Заметил, как от густой тёмной брови парня оторвалась капля влаги и полетела к полу — не проследил за её падением: смотрел солдату между глаз.

— Я сделал, как вы сказали. Всё передал.

— И что они ответили? — спросил Чёрный.

Он попятился, чиркнул подошвами по полу; убрал палец с курка, указал стволом автомата на мои колени. Я отвёл взгляд от его лица, взглянул на баррикаду из парт, которую в моё отсутствие выстроили у двери. Столы стояли один на другом (касались друг друга столешницами) — сплошным рядом: от стены до стены, параллельно окну. Я увидел, как Свечин прошёл вдоль этого ряда (по узкому коридору). Заметил, что Лёня свернул лишь в самом конце прохода: у самой стены. Наблюдал за тем, как черноволосый неуклюже, приставными шагами двинул по коридору между стеной и партами. Ствол автомата покачивался: смотрел то на одну мою ногу, то на другую. Я медленно брёл за Чёрным, не опускал руки — удерживал их на уровне лица.

Обнаружил, что проход между баррикадой из парт и дальней от входа в класс стеной узкий: меньше метра в ширину. Первым в него свернул Чёрный. Я двинулся следом за военнослужащим. Краем глаза увидел светловолосого солдата. Тот сидел за учительским столом, сменившим своё расположение. Белый был уже без верхней одежды (бушлат он повесил на спинку стула). Сжимал в руке корку хлеба, двигал челюстями (от чего шевелились и его оттопыренные уши). Я окинул взглядом столешницу учительского стола, где рассмотрел расставленные ровным рядком пять противопехотных гранат Ф-1 (с ввинченными запалами), шапку с кокардой, буханку хлеба, помятую старую флягу, початую пол-литровую бутылку водки («Русская», — прочёл на этикетке) и автомат Калашникова.

— Так что сказали-то? — повторил Чёрный.

Он махнул рукой и велел:

— Очнись, очкастый!

Я не без труда отвёл взгляд от гранат.

Просипел:

— Они…

Я кашлянул. Будто невзначай дёрнул головой — взглянул на своих одноклассников. Увидел учеников десятого «А» класса рядом со школьной доской. Десятиклассники сидели кто на портфелях или дипломатах, кто на полу. «Двадцать четыре человека…» — подумал я. Тут же мысленно поправил я сам себя: «Двадцать три. Сегодня на занятиях не было Волковой. Как и тогда: в прошлый раз». Мазнул взглядом по бледным лицам. Увидел на щеках девчонок блеск слёз. Заметил, что глаза некоторых парней яростно блестели. Школьники сидели плотной гурьбой, собравшись вокруг лидеров: Васи Громова и Наташи Кравцовой. Молчали. Следили за солдатами. Рассматривали они и меня — насторожено.

«Свечин говорил, что выживут пятеро, — вспомнил я. — Пятеро из двадцати четырёх человек…»

— Они спросили, почему вы выбрали Лондон, — сказал я. — Почему не Америку или не ФРГ?

Солдаты переглянулись.

— И это всё, что им интересно? — переспросил Белый.

Он перестал жевать.

Я сделал вид, что смутился.

Сказал:

— Про вас спрашивали, про оружие…

Кивнул на гранаты.

Пожал плечами, добавил:

— Ну… и про Лондон тоже.

Чёрный усмехнулся.

— А что тут странного? — сказал он. — Мы же не дураки! Понимаем, что из Финки самолёты в Америку нечасто летают.

Он поправил на плече лямку.

— Можно было бы и в ФРГ, — сказал Белый.

Он посмотрел на меня, будто на несмышлёныша.

— Но только могут ведь и обмануть, — заявил светловолосый солдат. — В аэропорту фиг отличишь ФРГ от ГДР: немцы и там, и там. А с англичанами проще. Ихний Биг-Бен ни с чем не спутаешь.

Черноволосый кивнул и сказал:

— Это точно! Мы его лет пять на уроках английского в учебниках разукрашивали!

Солдаты рассмеялись: громко, нервно.

— Когда будет автобус, не сказали? — спросил Чёрный.

Он подошёл к столу, но не выпустил рукоять смотревшего дулом на мои ноги автомата.

Я покачал головой.

— Рано ещё, — сказал Белый. — Сейчас приедут кгбэшники. И внесут ясность.

Черноволосый солдат указал стволом АКМ на мой живот.

— Ты им сказал, что мы вас всех тут положим, если они нам откажут? — спросил он.

Я заметил, как дернулось веко под его правым глазом.

— Сказал.

Солдаты обменялись взглядами. И снова посмотрели на меня.

Я поднял руки чуть выше.

— Ладно, — сказал Белый. — Топай к своим, очкастый. Или как там тебя? Котёнок?

— Сиди там и не рыпайся, Котёнок! — сказал Чёрный. — При любом резком движении я стреляю. Без предупреждения! Ты меня понял⁈

Он прикоснулся пальцем к спусковому крючку.

Я кивнул.

— Понятно.

Светловолосый солдат вытянул шею, сплюнул на пол.

Он ухмыльнулся и сказал своему напарнику:

— Подождём.

Обстановка в кабинете литературы сильно изменилась, пока я разговаривал с Полковником.

Я окинул класс взглядом, но не увидел свой дипломат.

Чёрный ткнул меня стволом в спину. Я намеренно громко ойкнул и неуклюже зашагал к одноклассникам. Те зашевелились, подвинулись в стороны: освободили место рядом с Кравцовой и Громовым. Я прошёл мимо Лидочки (заметил, что у неё дрожали губы) и мимо бледного Свечина. Опустился на корточки. Взглянул на Кравцову. Прочёл в Наташиных глазах вопрос — в ответ на него лишь пожал плечами. Услышал громкий шёпот Громова: «Что там?» Заметил, как Вася кивнул в направлении двери. Я замер, прислушался — различил приглушённые дверью и стеной многочисленные торопливые шаги и детские голоса (звонок на перемену ещё не прозвенел). Наклонился к Василию и едва слышно произнёс: «Эвакуация».

— Тихо! — крикнул Чёрный. — Кого из вас мне пристрелить, чтобы остальные заткнулись⁈

Школьники притихли. Снова. Они ерзали, толкали друг друга плечами и коленями. Но прекратили разговоры. Я заметил, как по виску Кравцовой снова прокатилась капля пота. Посмотрел на часы, подсчитал: урок литературы закончился сорок минут назад. Покачал головой: даже мне эти минуты показались долгими часами. Оглянулся на учительский стол, рядом с которым шепотом переговаривались солдаты. Отметил, что Белый по-прежнему вертел в руке гранату (он если и ставил её на стол, то только для того, чтобы отломить корку хлеба). Увидел, что Чёрный так и не выпустил из рук автомат. Мне чудилось, что военнослужащие всё больше нервничали. Я прикидывал, как давно Полковник сообщил представителям КГБ о случившемся в школе.

Словно в ответ на мои мысли вдруг ожил динамик на стене кабинета.

Я вздрогнул от неожиданности. Увидел, как покачнулись сидевшие рядом со мной школьники. Услышал, как выругались военнослужащие.

— Новиков и Звонарёв! — прозвучал в верхнем углу класса резкий командирский голос. — К вам обращается начальник рудогорского районного отдела Комитета государственной безопасности капитан Райчук! Предлагаю вам сложить оружие, выйти из кабинета с поднятыми руками и сдаться сотрудникам правоохранительных органов! В таком случае обещаю вам…

Школьники и солдаты запрокинули головы, слушали сопровождаемые тихим потрескиванием слова офицера КГБ.

— … Моё предложение останется в силе ровно пятнадцать минут! — пророкотал голос невидимого нам сейчас капитана Райчука. — Повторяю: пятнадцать минут! Новиков и Звонарёв, подумайте! Я уверен, что вы примете правильное решение! Дисциплинарное взыскание будет строгим! Но оно не пойдёт ни в какое сравнение с грозящим вам сейчас уголовным наказанием!

Динамик умолк — так же внезапно, как и ожил.

А вот заметавшееся в моей груди сердце не успокоилось.

Я опустил взгляд. Не заметил радости в глазах школьников. Не увидел её и на лицах солдат.

— Что теперь будет? — пролепетала Лидочка Сергеева.

— Очкастый! — прокричал Белый. — Эй ты, Котёнок! Подойди к нам!

Я шагнул за порог и тут же зажмурил глаза. В школьном коридоре ярко светили лампы. Свет проникал сюда и через окна, за которыми вьюга кружила сыпавшиеся с неба крупные снежинки. Я замер с поднятыми руками — за моей спиной щёлкнул дверной замок. Я поморщил губы: в спину между лопаток словно ткнули раскаленным прутом. «Не прутом, а дулом автомата, — подумал я. — Этот урод второй раз тычет в одну и ту же точку!» Повертел головой. Детей не заметил. Рядом с лестницей увидел милиционеров: не бойцов в касках и в бронежилетах — обычных сотрудников в шинелях и в зимних шапках. Они смотрели на меня растеряно, словно не понимали кто я: преступник или жертва преступления. Я поправил очки. Милиционеры нерешительно махнули мне рукой.

По коридору я шагал словно не на своих ногах, а на протезах. «Ещё бы, — промелькнула мысль. — Почти час на кортах просидел». Милиционеры махали руками: поторапливали. Но не ринулись мне навстречу. Словно я шёл по минному полю или в зоне вражеского обстрела. Лишь около лестницы они вцепились в мои руки; не особенно церемонясь, потащили вниз по ступеням. Я подумал: «Ещё бы руки за спину заломили и надели наручники!» Не озвучил свои мысли: пристальный взгляд автоматного дула меньше чем за час приучил меня к молчанию. Я дважды споткнулся, едва не улетел носом вперёд. Но держали меня крепко, не позволили умчаться ни вперёд, ни назад. Лишь больно вывернули мне суставы.

Очки чудом не ударились о ступени, застыли на кончике носа. Сквозь запотевшие линзы я увидел, что на первом этаже многолюдно. Отметил, что школьный вестибюль походил сейчас на помещение перед входом во внутреннюю часть военного или милицейского учреждения. У главного входа я рассмотрел пост охраны — дежурили милиционеры. Около стендов с расписаниями уроков заметил группу пограничников. Рядом с гардеробом увидел свою классную руководительницу и физрука. Василий Петрович и Снежка беседовали. Галина Николаевна то и дело утирала платком со своих щёк слёзы. Она увидела меня — ринулась мне навстречу. Шагавший справа от меня милиционер жестом велел ей не приближаться. Мне почудилось, что Снежная едва не бросилась на него с кулаками.

— Ваня, как вы там⁈ — крикнула она.

— Все живы, здоровы, Галина Николаевна, — сказал я.

При моём появлении разговоры в вестибюле прекратились. Военные и учителя поворачивали головы, провожали меня взглядами. Я привык к свету, прекратил щуриться. Самостоятельно переставлял ноги, но не высвободил руки. Мазнул взглядом по раскрасневшемуся лицу классной руководительницы десятого «А». Мельком взглянул на своё отражение в настенном зеркале (подивился тому, как отчаянно и испугано блестели под линзами очков мои глаза). Заметил группу военнослужащих с автоматами около окон в коридоре первого этажа. Подумал, что они похожи на тех солдат, что удерживали в заложниках моих одноклассников — прежде чем милиционеры меня развернули и едва ли не поволокли в направлении директорского кабинета.

Мои сопровождающие доложили обо мне дежурившему в коридоре человеку (наряженному в штатский костюм). Тот без стука юркнул в кабинет директора; и уже через пару секунд повелел милиционерам завести туда меня (словно добровольно бы я не вошёл). «Под руки меня к директору ещё не водили», — подумал я. Переступил порог и замер, зажатый с двух сторон крепкими мужскими плечами. На моих сползших к кончику носа очках скрестились взгляды расположившихся в небольшой комнатушке мужчин. Из троих хмурых людей в гражданской одежде я узнал только Михаила Андреевича Снежного. Двух других мужчин видел впервые. А вот в широкоплечем полковнике погранвойск опознал Кравцова (Наташиного отца): встречал его раньше.

При виде меня все четверо замолчали. Но ненадолго.

— Крылов⁈ — произнёс Полковник.

— Крылов? — переспросил полковник Кравцов.

— Крылов, — сказал сидевший в директорском кресле светловолосый кареглазый мужчина в штатском.

Он положил на рычаг телефонную трубку.

Четвёртый мужчина при виде меня лишь вопросительно вскинул брови.

— Здравствуйте, товарищи, — выдохнул я.

Кашлянул — прочистил горло.

— Как там дети? — спросил Снежный.

— Как там Наташка? — поинтересовался Кравцов.

Молчавший до сих пор «четвёртый» дёрнул головой и скомандовал державшим меня за руки милиционерам:

— Свободны. Возвращайтесь на пост.

Я едва не свалился, когда исчезли подпорки.

Сказал:

— Дети целы и невредимы. Пока.

Взглянул на пограничника.

— Наташка в порядке. Пока.

С удовольствием поправил очки. Потёр запястья.

— Кто из вас капитан Райчук? — спросил я.

Посмотрел в глаза мужчине в штатском, который потеснил с законного места директора школы.

Сообщил:

— У меня для него послание от террористов.

Заметил, что при слове «террористов» у мужчины дёрнулась щека.

— Я начальник рудогорского районного отдела Комитета государственной безопасности капитан Николай Григорьевич Райчук, — представился мужчина. — Что они решили?

Николай Григорьевич нервно постучал пальцем по столешнице.

— Можно… передам вам их ответ дословно? — спросил я. — Они так велели.

И добавил:

— Простите.

Капитан нетерпеливо дёрнул рукой.

— Говори, Крылов, — велел он.

Я снова прокашлялся и чётко произнёс:

— Капитан КГБ Райчук, ты идиот…

— … И если через два часа мы не увидим в окно автобус с закрашенными в чёрный цвет окнами, — сказал я, — то расстреляем сразу двоих школьников: пацана и девку. И будем убивать по одному школьнику каждые полчаса, пока ты не выполнишь наши требования. Отсчёт времени пошёл в половину одиннадцатого.

Я замолчал, снова прижал к переносице мост оправы очков.

Сидевшие в кабинете директора мужчины посмотрели на циферблат настенных часов.

— Это всё, что они передали, — сообщил я.

— Блефуют, — сказал остававшийся пока для меня безымянным мужчина. — Никого они не убьют.

— Я тоже так считаю, — заявил Райчук. — У них есть ещё семь минут, чтобы сдаться.

— Что там с автобусом? — спросил полковник Кравцов.

Он посмотрел на представителя КГБ.

Капитан пожал плечами.

— Я распорядился, чтобы подготовили, — сказал Райчук. — На всякий случай. Под свою ответственность. Пока у меня есть только приказ тянуть время до прибытия москвичей.

— Думаешь, не сдадутся? — спросил «безымянный».

— Они убьют заложников, — сказал я.

И вновь очутился под перекрёстным огнём взглядов.

Капитан Райчук задавал мне вопросы — я отвечал на них. Николая Григорьевича не интересовали мои «домыслы», а только «реальная обстановка» внутри кабинета литературы. Он поглядывал на меня, делал на бумаге пометки.

— Всё ясно, Крылов, — сказал Райчук.

Повернулся к Полковнику.

— Михаил Андреевич, проводите юношу в медкабинет, — сказал капитан. — Пусть медсестра осмотрит его. И накапает Ивану успокоительного.

Добавил:

— Домой Крылова пока не отпускать. Он нам сегодня ещё понадобится.

— Почему ты решил, что они убьют ребят? — спросил Снежный, когда мы вышли из кабинета и на десяток шагов отдалились от дежурившего в коридоре человека в штатском. — Они не сдадутся?

Михаил Андреевич положил руку мне на плечо, словно успокаивал.

Я кивнул в сторону второго этажа.

Сказал:

— Потому что я там был. И видел этих солдат.

Посмотрел Полковнику в глаза и заверил:

— Им страшно. Но в половину двенадцатого они убьют двоих наших.

Снежный нахмурился.

— Николай Григорьевич так не считает, — сказал он.

Я поправил очки.

Спросил:

— Они упомянули москвичей. Я правильно понял: к нам выслали «Альфу»?

Полковник дёрнул плечом.

— Специальный отряд «А», — сказал он. — Николай Григорьевич их так назвал. Они спецы. По таким делам, как у нас. О событиях в нашей школе Райчук докладывает на самый верх. Лично председателю КГБ СССР Юрию Владимировичу Андропову.

Мы вышли в вестибюль.

— Сколько их ждать? — спросил я. — Москвичей.

Снежный потёр подбородок.

— Будут у нас в два часа, — сказал он. — Не раньше. Если позволит погода.

Я посмотрел на окна, за которыми кружила вьюга.

Сказал:

— Долго.

Покачал головой.

— У нас нет столько времени, Михаил Андреевич, — заявил я.

Зашагал к лестнице на второй этаж.

— Ваня! — крикнул Полковник.

Он догнал меня и спросил:

— Ты куда?

— Возвращаюсь в класс, Михаил Андреевич, — ответил я. — Рано мне пока пить успокоительное.

В кабинете литературы меня снова встретили Лёня Свечин и зависший над его плечом тёмный глаз автоматного ствола.

Я переступил порог, закрыл дверь.

Чёрный молча отконвоировал меня к учительскому столу.

— Сказал им? — спросил Белый.

Я сообразил, что так и не уточнил: кто из солдат Новиков, а кто Звонарёв.

Кивнул.

— А они что? — спросил светловолосый.

Я пожал плечами и ответил:

— Ничего.

— Ничего не передали? — спросил Чёрный.

Я чуть опустил поднятые на уровень глаз руки — коснулся локтями рёбер.

— Нет.

Солдаты обменялись взглядами.

— А как там… вообще? — спросил черноволосый.

Он кивком указал на стену.

Я подробно описал всё, что видел за дверью этого класса. Сказал и о военнослужащих с автоматами, что собрались на первом этаже, и о дежуривших на лестнице милиционерах. Упомянул, с кем я встретился в кабинете директора. Обрисовал словами внешность капитана Райчука. Доложил, что Николай Григорьевич при мне сказал, что автобус «готовят».

Чёрный и Белый снова переглянулись.

— Ладно, Котёнок, — сказал темноволосый. — Вали к остальным.

Он указал стволом автомата на школьников, шагнул в сторону.

Я кивнул. С поднятыми руками медленно побрёл к одноклассникам.

Солнечный свет всё же пробивался сквозь плотные шторы. Но плохо освещал лица сидевших на полу школьников. Я поправил большим пальцем очки, пробежался взглядом по головам — прикинул, где присяду. Увидел: в расположении десятиклассников произошли изменения, пока я бродил за пределами кабинета. Отметил, что девчонки переместились ближе к доске. Парни будто прикрыли одноклассниц своими телами: выдвинулись вперёд, расселись в виде живой изгороди. Кравцова и Громов уже не сидели рядом. Наташу я увидел сидящей у самой стены. Василия заметил за спиной Свечина. Я подошёл к Лёне — тот сдвинулся в сторону, схватил меня за свитер, потянул вниз. Я опустился на корточки. И тут же услышал шёпот Громова: «Приготовься, Котёнок!»

Я вопросительно вскинул брови, взглянул на Васю поверх Лёниного плеча.

Свечин приблизил губы к моему уху.

— Ты, я и Громов нападём на чернявого, — произнёс Леонид. — А пацаны рванут к белобрысому.

Я увидел: у него посинели губы и дрожали пальцы.

— Вы с ума сошли⁈ — прошептал я.

Заметил хмурые, решительные взгляды одноклассников. Парни сжимали кулаки, смотрели на меня исподлобья. На лицах девчонок не увидел слёз (даже на щеках Лидочки Сергеевой).

Подумал: «А ведь они не верят, что умрут».

— Не трусь, Котёнок, — услышал я шепоток Кравцовой. — Они в нас не выстрелят!

Я посмотрел на большие чёрные Наташины зрачки.

Вспомнил: «Солдаты их всех убили».

— На счёт три встаём и бежим к этим уродам, — прошипел Громов. — Готовы?

Я решительно покачал головой и громко сказал:

— Не готовы. Все остаются на местах!

Мне почудилось, что от звуков моего голоса задрожали стёкла. Лёня Свечин вздрогнул. Наташа Кравцова приоткрыла рот — не издала ни звука, будто потеряла дар речи. Сидевшие около меня парни отшатнулись. А Вася Громов вдруг вскочил на ноги.

— Ах ты гад! — воскликнул он.

Василий склонился над плечом Свечина, махнул рукой. Я увидел в метре от себя его перекошенное от ярости лицо. Заметил движение кулака. Не уклонился от удара: мой затылок упёрся в чьё-то плечо. Кулак Громова врезался в моё ухо.

Я пошатнулся, клацнул челюстями. Заметил испуг в глазах Лёни Свечина. Услышал хруст дужки очков. Почудилось, что в моей голове раздался мощный и протяжный голос колокола. Но его тут же заглушил громкий хлопок выстрела.