Проснулся библиотекарь оттого, что над его ухом мяукнули. На службу было ему к одиннадцати, часы показывали десять.
— Брысь! — пробурчал он спросонок, когда над лицом его склонилась кошачья морда с пышными генеральскими бакенбардами.
Степан Васильевич не обиделся.
— Брысь так брысь, — добродушно сказал он, — этим нас удивить невозможно. И не такое слыхивали. Я спросить хотел: может, тебе пора? Мы вчера не сговорились, когда вставать.
— Пора, Степан Васильевич, — с чувством отозвался библиотекарь.
Он уже забыл, когда о нем в последний раз заботились.
— Остеречь тебя хочу, — сказал кот, когда Николай Николаевич, прыгая на одной ноге, стал натягивать брюки. — Ты не говорил бы никому, что я у тебя живу.
— Что так? — огорчился Николай Николаевич.
Никому особенно, но напарнице своей Анечке он как раз собирался намекнуть о коте. Человек она была безобидный и должна была Стёпе понравиться.
— Да уж так, — скучным голосом ответил кот и тяжело вспрыгнул на свой диван. — В цирк меня заберут, вот и вся недолга. Очень во мне нуждаются в цирке. Видел я там одного говорящего кота. Прохиндей, каких мало. «Папа» говорит, «мама»… Ну я ему показал «маму». Навсегда дара речи лишился.
— Ты и драться умеешь?
— Драться — это зачем, — степенно ответил кот и лег животом на подушку. — Указал я ему, как надо вести себя, раз животное. Молодой еще, непонятливый.
— А сам-то в цирке выступал?
— Было, — нехотя сказал кот. — Даром нигде не кормят.
— Ну, это ты зря, — недовольно возразил Николай Николаевич.
Он всё принимал как личный намек.
— Зря не зря — там видно будет, — уклончиво сказал Степан Васильевич.
— Что же ты делал на арене цирка? — спросил Николай Николаевич, желая уйти от неприятной темы.
— Фокусы различные показывал, — промолвил кот и отвернулся. — До пяти считал… Грехи наши тяжкие.
— Ну и как, срывал аплодисменты?
Кот ничего не ответил.
Николаю Николаевичу стало стыдно за свою глупую шутку.
Одевшись, он заправил кофеварку, сварил себе кофе, сел за стол.
— Я бы тоже кофейку выпил, — сухо заметил кот, внимательно наблюдавший с подушки за его действиями.
— Ох, извини, — спохватился Николай Николаевич.
Он поспешно достал чистое блюдце, отплеснул туда полстакана, отнес на диван.
Кот покашлял, подвинулся к блюдцу, лакнул.
— Вот, небось, думаешь, привалило хлопот? — проговорил он, откинувшись на бок.
— Знаешь что, Степан Васильевич, — с чувством ответил Николай Николаевич. — Или давай закроем эту тему, или… Я один, понимаешь? Один. Никого у меня, кроме тебя, нету.
Кот неторопливо лакнул еще раз и, поставив уши торчком, задумался.