Космический врач

9

В установившейся вслед за этим шокирующим сообщением тишине легкий стук в дверь прозвучал неестественно громко. Помощник механика вошел внутрь, отсалютовал и окинул быстрым взглядом группу потрясенно молчащих людей. Затем протянул Дону полоску бумаги.

– Я подумал, что будет лучше передать эти показания приборов прямо сейчас, сэр. Я как раз провел тестирование несколько минут назад.

Дон встряхнулся. Чтобы размышлять о других проблемах после того, что они только что услышали, приложить требовалось значительные усилия. Он взял полоску бумаги и непонимающе уставился на этот документ.

– Извините, но не могли бы вы объяснить, что означают эти цифры?

Помощник радиомеханика отметил ряд цифр справа и остановил внимание на последней из них, обведенной красным кружком.

– Это процент кислорода в нашем воздухе. Вы видите, он неуклонно снижается. Эти данные получены через каждые пять часов, начиная с момента аварии. Изменения были медленными, но сейчас появился внезапный провал – вот здесь, в последнем числе. Я думаю, радиация Солнца убила большое количество фитопланктона. Это добавилось к тому, что мы потеряли в результате аварии вместе с водой, и значительно нарушило равновесие.

– Что это такое?

– Ну, сэр, просто люди на корабле превращают кислород в углекислый газ значительно быстрее, чем водоросли могут возобновлять его. Наш воздух становится все более непригодным для дыхания.

Дон вздрогнул. Слишком много проблем вот так сразу.

– Сколько потребуется времени, чтобы это стало опасно?

– Дни, наверное, не могу сказать точно. Но что-то надо предпринимать уже сейчас.

– Не в настоящую минуту. Я спущусь в рефкамеру, как только будет время. Кто там командует?

Матрос, ему было никак не больше двадцати лет, сконфузился.

– Ну, лейтенант Хонг умер, и я решил, что остаюсь только я.

– Как ваше имя?

– Хансен. Помощник рефмеханика третьего класса Хансен.

– Так вот, Хансен, сейчас вы являетесь рефмехаником. Работайте хорошо, так как мы на вас надеемся.

– Есть, сэр, – Хансен вытянулся по стойке смирно и отдал честь.

– Он справится, – подумал Дон, глядя в спину уходящего парня. Затем он вспомнил о сообщении с Марса и почувствовал, как его снова охватывает болезненная депрессия. Он повернулся к Курикке.

– Что это за реактивная масса, о которой беспокоится Марсианский центр? – спросил он. – Сожалею, что вынужден задавать глупые вопросы, но изучение медицины оставляет мало времени на изучение других дисциплин. Я считал, что корабль движется с помощью атомной энергии.

– Так и есть, сэр, но тем не менее, мы нуждаемся и в реактивной массе. Ракеты движутся, не отталкиваясь от чего-то, но отбрасывая что-нибудь от себя. То, что отбрасывается, и называется реактивной массой. В химических ракетах им является раскаленный газ. Газ вылетает в одном направлении, ракета движется в другом. Чем большую массу вы выбрасываете, тем больший импульс получите и тем, без сомнения, быстрее будете двигаться. Можно получить большой импульс и выбрасывая что-то с большой скоростью. Именно это мы сейчас и делаем. Наша реактивная масса – тонко измельченные частицы кремния. Они получаются выпариванием в вакууме шлаков металлургических предприятий и имеют микроскопические размеры. В двигателе эти частицы разгоняются до невероятных скоростей. Они-то и обеспечивают наше движение.

– Достаточно просто, по крайней мере в теории, – кивнул Дон. – Хотя в нашем распоряжении неограниченная энергия атомного реактора, у нас не хватает реактивной массы для необходимой коррекции курса?

– Верно, сэр. Обычно нам не требуется много реактивной массы, так как все изменения мы производим гораздо раньше. Чем дальше корабль отклонится от курса, тем большая масса потребуется, чтобы вернуть его на этот курс. Мы ждали чересчур долго.

Дон отказался подчиниться заполнившему рубку унынию.

– Нельзя ли в качестве реактивной массы использовать что-то другое?

Курикка отрицательно покачал головой.

– Боюсь, что нет, ничто другое не будет достаточно мало, чтобы пройти через инжекторы. И двигатель наш сконструирован для работы именно на этом виде реактивной массы. – Он отвернулся, и впервые со времени их знакомства Дон увидел, что твердый как гранит главстаршина может признать себя побежденным. – Боюсь, что мы ничего не сможем сделать.

– Мы не можем опустить руки! – настаивал Дон. – Если мы не можем выйти на правильную траекторию, то курс ведь мы можем изменить, чтобы максимально приблизиться к ней?

– Возможно, и можем, капитан, но это, говорю вам, ничего не даст. Если мы истратим всю массу на коррекцию курса, мы не сможем затормозить.

– Ну, по крайней мере, подойдем ближе к Марсу. Там могут оказаться другие корабли, которые состыкуются с нами и снимут с судна. Запросите об этом Марсианский центр.

Ответ потребовал раздражающе много времени и оказался не слишком обнадеживающим.

– Мы здесь рассмотрели все возможности на компьютерах, но, тем не менее, не получили обнадеживающего ответа. У нас здесь нет лайнеров дальнего следования, способных добраться до вас, а орбитальные челноки не способны добраться до вас даже после того, как вы смените орбиту. Не теряйте надежду, мы все еще работаем над этим вопросом.

– Большое спасибо за заботу о нас, – пробормотал Спаркс. – Но вы не на нашем месте.

– Боюсь, что я должен не согласиться с главстаршиной Куриккой и хочу сказать, что его последнее утверждение ошибочно, – произнес Угалде. Он был настолько погружен в расчеты, что не заметил, что с тех пор, как Курикка произнес свое «последнее утверждение», прошло не менее пятнадцати минут. – Кое-что можно сделать. Я рассмотрел ситуацию с нескольких сторон и, если вы позволите мне сказать, то вы увидите, что рассматривали ситуацию лишь с одной стороны. Это произошло потому, что вы ее неверно сформулировали, – он тут же стал расхаживать взад и вперед по рубке. – Проблема не в том, чтобы найти добавочную массу, а в том, чтобы скорректировать наш курс. Если сформулировать вопрос так, что ж, проблема становится ясной и ответ очевиден.

– Не для меня, – заметил Курикка, и говорил он от имени всех присутствующих.

Угалде улыбнулся.

– Раз мы не можем найти добавочную реактивную массу, значит, мы должны уменьшить ту массу, против которой действует реактивная масса.

– Конечно! – в свою очередь улыбнулся Дон, – нам просто следует облегчить наш корабль!

– Важно, чтобы все, что мы будем выбрасывать, сначала взвесили, – предупредил Угалде. – Это важно для расчетов. – И чем быстрее мы начнем это делать, тем лучше для нас.

– Мы начинаем прямо сейчас, – сказал Дон, вытаскивая дощечку для письма и электрическую авторучку. – Я хочу составить список всего того, что является необходимым для управления судном и сохранения жизни находящимся на борту людям. Ваши предложения?

– Багаж пассажиров, конечно же, – сказал Угалде. – Они могут сохранить только то, что на них, остальное должно быть выброшено.

– Я уже ясно вижу все эти иски! – застонал каптенармус.

– Я уверен, что компания застрахована, – ответил Дон, делая пометку. – Багаж или жизнь – не очень-то богатый выбор. Они могут оставить себе ценности и личные вещи, но все громоздкое должно быть выброшено. Соберите-ка их в главной столовой через пятнадцать минут. Я поднимусь туда и поговорю с ними.

Каптенармус кивнул и вышел, а Дон повернулся к остальным.

– Обеденные столы, стулья, посуду и кухонное оборудование, – перечислял Курикка. – Все мороженое мясо и остальные замороженные продукты. Мы можем прожить и на дегидрированном аварийном пайке, использующем циркулированную воду.

– Хорошая мысль, что следующее?

Как только они задумались над этим, сразу же нашлось потрясающее количество вещей, без которых можно прожить. Ковры, украшения, перила лестниц, мебель, запасные блоки, детали. Список рос, и Дон начал помечать галочкой вещи. Но одна немаловажная часть была упущена.

– А как насчет груза? – Курикка отрицательно покачал головой на вопрос Дона.

– Хотел бы, чтобы это было возможным, – сказал он. – Там тяжелое оборудование, тюки с одеждой – множество вещей, от которых мы могли бы избавиться. Но для экономии места весь груз загружен в контейнеры и прочно закреплен для защиты от перегрузок. В челночных ракетах установлено специальное оборудование, чтобы освободить контейнер и вытащить его, но у нас этого нет. Я полагаю, мы сможем кое-что сделать и вытащить все же контейнеры, но на это уйдет как минимум пара дней.

– Которых у нас нет. Груз останется, но все остальное должно быть выброшено.

Как только члены команды получили приказание, что выбрасывать за борт, Дон отправился, и притом неохотно, в столовую. Он представлял себе, как его там встретят, и не ошибся в реакции пассажиров. Все 112 пассажиров уже ждали его в весьма скверном настроении. Из-за шума, который создавали матросы, уже начавшие вытаскивать столы, Дон вынужден был кричать, чтобы его услышали. Он кратко изложил испытываемые ими трудности. Факт, что они из-за аварии слишком отклонились от курса и теперь вынуждены облегчить корабль. Когда он сказал им, что их багаж тоже должен быть выброшен, они гневно зашевелились.

– Вы не имеете права и не можете это сделать! – гневно закричала пожилая матрона, и со всех сторон раздались возгласы одобрения. Прежде чем заговорить снова, Дон подождал, пока крики умолкнут.

– Прошу прощения, если кажусь чересчур властным. Но уверяю, у нас нет иного способа выпутаться из нынешнего положения. Это не мое заключение, вы знаете, я всего лишь врач и принял командование этим судном всего лишь потому, что все остальные офицеры погибли. Но мы связались с Марсианским центром, и это их вывод. Мы не сможем развернуть корабль, если не облегчим.

Выкрики недовольства стали громче, но Дон перекричал их.

– Я являюсь капитаном, и это приказ. Вы оставите только те вещи, которые я перечислил, все остальное принесите сюда в течение получаса. От этого зависят ваши жизни.

Пассажиры неохотно разошлись, недовольно переговариваясь. Дон улыбнулся про себя, подумав, что ему никогда не добиться популярности, если в опросах общественного мнения будут участвовать эти люди. Но он должен спасти их жизни, нравится им это или нет. Один человек остался и сейчас приближался к нему. Он выглядел знакомым – худой, загорелый мужчина с пышными усами.

– Мое имя Дойле, капитан, – представился он, – я секретарь генерала Бригса.

– Что я могу для вас сделать?

– Не для меня, а для генерала, – улыбнулся Дойле, игнорируя слышавшуюся в голосе Дона гневную интонацию. – Он желал переговорить с вами. Так ли чрезмерна его просьба?

Дон колебался. Он помнил о своем обещании переговорить с Бригсом. Ему все равно придется заниматься этим, и не все ли равно, когда это произойдет, сейчас либо после того, как будет выброшен излишний груз.

– Хорошо, я пойду прямо сейчас.

– Я уверен, генерал оценит это. Спасибо.

Они зашли в рубку за ключами и направились к временной тюрьме.

Как только они зашли, генерал сразу же поднялся с койки.

– Очень хорошо с вашей стороны, что вы пришли сюда, капитан, – произнес он.

– Вы желали переговорить со мной, генерал?

– Да, если у вас есть на это время. Но что я действительно желал, так это извиниться за инцидент в моей каюте. Я, конечно же, отдал все свои сигареты – я так же хорошо умею подчиняться приказам, как и отдавать их. Однако я забыл одну пачку и закурил, даже не отдавая себе в этом отчет. Это и явилось причиной инцидента. Я очень сожалею, что так произошло.

– Так же, как и все мы.

– Уверен в этом. А сейчас, если можно это спросить, я хотел бы выяснить, как долго вы планируете держать меня в этом отсеке? Я не протестую против заключения, ваши действия полностью оправданы, но полагаю, срок заключения должен быть объявлен.

Дон быстро оценил ситуацию. Он нуждался в сотрудничестве с пассажирами, а перетянуть генерала на свою сторону было бы значительным подспорьем. Обуревавший ранее этим человеком гнев исчез, и он, казалось, каялся совершенно искренне. Больше не было смысла держать его взаперти.

– Вы можете уйти прямо сейчас, генерал. Это было не наказание, а лишь временная мера, пока мы не выяснили причину пожара.

– Очень любезно с вашей стороны.

Последние слова были сказаны холодным, формальным тоном, без теплоты, которую генерал высказал в своих объяснениях несколькими минутами раньше. Он и Дойле повернулись и тут же ушли. Дон посмотрел им вслед – его тревожило какое-то смутное воспоминание. Что же сказал тот матрос? Что в багаже было множество сигарет. Ладно, даже если генерал и соврал для того, чтобы выйти из-под заключения, это не так уж важно. Инцидент исчерпан, и ему следует подумать о судне.

Как только он ступил на последний марш лестницы А-палубы, он увидел потрясающее зрелище. Так как эта палуба являлась внешней обшивкой судна, то иллюминаторы из толстого вязкого стекла были вделаны прямо в пол. Они казались вделанными в раму кругами тьмы, двух ярдов в диаметре, испещренными точками миллиардов звезд. Из-за вращения корабля, которое возвращало его обитателям иллюзию веса, звезды, казалось, равномерно двигались. Исключая время отлета и прибытия, звезды были единственными предметами, которые можно было увидеть в иллюминаторы.

Нет, кое-что и еще – яркий свет далекого Солнца, не рассеиваемый атмосферой, отражался от множества предметов, текущих через пространство: столы, чемоданы, окорока, ковры, туфли, консервные банки, посуда – список можно было бы продолжить до бесконечности. Они медленно уплывали прочь, уменьшаясь и исчезая, а новые предметы занимали их место. Выбрасывание лишнего веса началось.

На площадке рядом с воздушным шлюзом царил организованный беспорядок. Над открытой дверью шлюза загружалась очередная партия. Каждая вновь прибывающая партия взвешивалась, вес записывался, а затем бесцеремонно бросался в открытую пасть люка. Когда шлюз наполнялся, люк закрывали, откачивали воздух и раскрывали створки наружного люка. Центробежная сила выталкивала груз, присоединяя его к длинному шлейфу обломков, медленно движущихся вслед за кораблем.

Контролирующий всю эту операцию главстаршина Курикка направился к Дону для доклада, как только увидел его.

– Пока все идет как надо, капитан. У нас были небольшие неприятности с пассажирами, но теперь все урегулировано.

– Что за неприятности?

Главстаршина оглянулся по сторонам, а затем понизил голос:

– Я – реалист, сэр, но когда от этого зависит моя жизнь, я не привык полагаться на честное слово. Я взял каптенармуса и кое-кого из матросов, и мы прошлись по каютам после того, как пассажиры выбросили весь свой багаж. Мы нашли множество необходимых вещей, которые вовсе не являются таковыми. Их тоже выбросили.

– Вы – безжалостный человек, старшина, и будущий судебный процесс несомненно докажет это. Но в любом случае я поддержу вас.

– Есть, сэр. Мы уже заканчиваем и сейчас просуммируем весь выброшенный вес для Марсианского центра.

– Заканчивайте поскорее. Вы знаете почему.

Курикка молча кивнул и вернулся к своим обязанностям. Дон повернулся, чтобы уйти, и запнулся. Чтобы не упасть, он вынужден был ухватиться за стену. Он чересчур устал, но все равно об отдыхе нельзя даже мечтать, пока не будет скорректирован курс.

Двигаясь медленно и осторожно, он миновал пассажирские каюты и добрался до рубки, где с облегчением рухнул в капитанское кресло.

– Данные для запуска двигателей, – произнес голос, и Дон рывком поднял голову. Он задремал, даже не подозревая об этом. Из полуопущенных ресниц он уставился на лист бумаги, который протягивал ему Спаркс.

– Что они сказали?

– Десять минут до короткого включения двигателей. Старшина и доктор Угалде обеспечат их работу. Марсианский центр заявил, что теперь они «оптимисты» по поводу необходимой коррекции.

– Хорошо бы они оказались правы в своем оптимизме, – ворчливо заявил Дон. – Спасибо, Спаркс, без сомнения, команда проделала огромную работу.

– Надеюсь, что все будет как надо, сэр, – ответил Спаркс, опуская бумагу и отворачиваясь.

Всю работу выполнили машины. Компьютер на Марсе рассчитал команду включения, и эти цифры были введены в корабельный компьютер. Раз он теперь знал требуемую коррекцию, то и быстро рассчитал требуемое положение сопел и развернул огромный корабль в пространстве. Дон глядел в иллюминатор на перемещение звезд в новом положении и криво улыбался, вспоминая, сколько часов наблюдений потребовалось ему, чтобы выполнить эту работу, и притом значительно хуже.

Затем началось ожидание.

Стрелки на контрольной панели атомного реактора ожили, как только реактор увеличил отдачу энергии. Минуты тянулись мучительно медленно, пока компьютер не решил, что пора дать импульс. Он не информировал людей об этом. Они узнали об этом только тогда, когда ожили двигатели и на них обрушился внезапный толчок.

– Ну вот и оно, – сказал Дон. – Доктор Угалде, как скоро мы сможем узнать, что мы на верной орбите?

Математик погрузился в размышления.

– Должен сказать, что пройдет по меньшей мере час, прежде чем мы сумеем установить значение боковой линии. Мы проведем наблюдения для Марсианского центра, и как только их компьютер установит наш курс, нас проинформируют.

– Телефон, капитан, – произнес Курикка, и Дон включил стоящий перед ним аппарат. С экрана на него смотрело расстроенное лицо Рамы Кизима.

– Не могли бы вы прийти в лазарет, сэр? Тут пациент с высокой температурой. Я не знаю в точности, что делать.

– Другие симптомы?

– Я ничего не смог обнаружить. Только общая слабость и, знаете ли, расстройство желудка.

– Я обязательно приду, пока здесь все в порядке. Многие легкие инфекции начинаются подобными симптомами. Немного терпения, и я приду и осмотрю его.

Это было почти облегчением, беспокоиться о чем-то, связанным со здоровьем пассажиров, а не беспокоиться о корабле.

Он был обученным врачом и знал, что справится с любой болезнью. И только в управлении судном он чувствовал свою беспомощность.

– Я буду в лазарете, старшина, созвонитесь со мной, как только в этом будет необходимость.

Он открыл дверь и едва не сбил с ног рефмеханика Хансена. Тот тоже был измучен до предела и выглядел испуганным.

– Прошу прощения, капитан, – начал он, – я пришел сюда для встречи с вами. Наедине, если возможно.

Дон закрыл за собой дверь и бросил взгляд направо, потом налево. Коридор был пуст.

– Здесь никого нет. В чем дело?

– Кислород, капитан. Его воспроизводство снова упало. И сейчас люди дышат кислородом, запасенным в атмосфере судна. Я успешно изымаю углекислый газ, так что концентрация не растет, но…

– Как скоро это станет заметно?

– Это заметно уже сейчас. Если вы побежите, то вам придется дышать намного чаще, чем обычно. И вскоре, дня через два или три…

– Ну?

– Люди начнут умирать, сэр.