Коррекция

Глава 18

— Как это случилось? — спросил Алексей. — Лидочка, да успокойся ты, ради бога!

— Я не знаю! — заплакала она. — Как услышала, все внутри сразу оборвалось! Застрелили его, а кто не сообщали! Сказали только, что произведены аресты и ведется следствие. Ну и, как обычно, набор лозунгов: наймиты империализма, сплотимся вокруг партии…

— А я думал пересидеть здесь до тепла, — сказал Алексей Капице. — Подпишите заявление на увольнение?

— Вы же знаете, что я не распоряжаюсь кадрами, — вздохнул Пётр Леонидович. — Даже для того, чтобы уволить уборщицу, нужно разрешение, а вы мой зам.

— Ладно, все равно я легально не уйду, — Алексей подошел к жене и обнял. — Успокойся, наконец! Этого уже не изменишь. Дня три–четыре у нас в запасе точно есть, а, скорее, гораздо больше. Мы никуда не денемся, а дележка власти — дело первостепенное. Пётр Леонидович, к вам будет просьба. Возьмете себе ее картины? Жалко будет, если пропадут.

— Мог бы и не спрашивать, — ответил Капица, неожиданно переходя на «ты». — Всем, чем сможем, постараемся помочь. Деньги нужны?

— Вот чего у нас достаточно, так это денег! — сказал Алексей. — Проблемой будет уехать отсюда с барахлом. Я думаю, что охрана нас с кучей чемоданов просто не выпустит, а вас я в это вмешивать не хочу. Короче, буду думать об этом завтра, а сейчас принесем сюда пирог с чаем и посидим, поговорим — когда еще доведется увидеться.

За пирогом посидели, но недолго, потому что Лида все никак не могла успокоиться.

— Для вас он посторонний человек, на котором к тому же много крови, — возразила она Капице, когда тот сказал, что Берия не стоит ее слез. — А мы с ним немало общались. Он меня любил и многим нам помог. А по поводу всего остального уверена, что другой на его месте действовал бы не лучше. Он как‑то рассказал, в каких условиях приходилось работать. Конечно, он не ангел, но много вы видели ангелов?

— У меня самого к нему было очень плохое отношение, — добавил Алексей. — Потом имел возможность убедиться, что он очень толковый управленец и трудяга. И авторитет у него был, да и побаивались по старой памяти. Тому, кто займет его место, придется трудно. Одна надежда, что он все‑таки выдрессировал свою команду и почистил руководство от типов вроде Ворошилова. Может быть, обойдется без резни.

Дома Лида ушла в спальню и попросила ее не трогать.

— Дай мне выплакаться, — сказала она. — Это вы мужчины все держите в себе, а мы так не можем. Все последние годы на нервах, а теперь еще и это! Опять срываться, бросать квартиру и где‑то прятаться! Так что успокойся: я не из‑за одного Берии буду реветь!

Он терпел ее всхлипывания минут десять, после чего пришел в спальню, посадил на колени и стал гладить волосы и целовать. Закончилось все в постели. Утром по радио передали подробности. Берию убил выстрелом в затылок один из охранников Кремля. При попытке его обезоружить погибли еще два охранника, и был ранен один из телохранителей. В перестрелке убийца получил два огнестрельных ранения и через час скончался. Были арестованы старший смены и начальник управления охраны МГБ. В тот же день на срочное заседание собрали Совет министров и Политбюро. Решили не совмещать председателя Совмина с постом Генерального секретаря. Правительство возглавил Вознесенский, а партию — Кузнецов. Второе января объявили днем траура, а похороны назначили на пятое.

— Все так, как я и хотел с самого начала, — сказал Алексей. — Только сразу это вряд ли получилось бы. Сталин все сделал гораздо лучше. Надеюсь, что теперь многих ошибок удастся избежать. Единственное, что меня беспокоит, кроме нашей судьбы, это судьба книг. Когда мы уезжали, они были у Сталина. Уверен, что после его смерти Берия забрал их себе. А вот в том, что их найдут и передадут кому следует, я уже не уверен. Берия умирать не собирался и мог их хорошо припрятать.

— Ну и что? — спросила Лида. — Свою роль они сыграли, а будущее все равно сильно поменялось.

— А подумать? — постучал себя по голове Алексей. — Ты же умница и должна понимать! Во–первых, ценность этих книг по–прежнему велика. Пусть многое изменится, особенно в нашей стране, но тенденции развития и события в мире повторятся и знать о них будет очень полезно. В тех книгах упоминались и природные катаклизмы. Но самое главное — это книга о взрыве. Нашей целью было не только спасти СССР, но и подготовить его к катастрофе. И что теперь, если книги пропали? Правда, где‑то еще остались микрофиши, но они могут храниться вместе с книгами, вряд ли Сталин их кому‑то отдал.

— Еще один комплект есть у тебя.

— И его как‑то нужно будет отдать руководству и убедить их, что все это не липа. Понимаешь теперь, что для нас еще ничего не закончилось? И прямо сейчас я бы ничего отдавать не стал. Если вдруг опять начнут делить власть, можем лишиться вообще всего. Нужно подождать, пока механизм государственной власти заработает стабильно, и страна придет в порядок после войны. Сейчас всем будет просто не до какого‑то там катаклизма через сотню лет.

— А как будем уходить уже придумал? И куда?

— Я над этим думаю, — ответил Алексей. — Сколько у нас чемоданов, три?

— Есть еще большой саквояж, — вспомнила Лида.

— Вот в них и нужно будет уложить самые необходимые вещи. Позавтракаем и начинай их отбирать. А я отнесу твои картины Капице и помогу с укладкой.

Вещи они собрали быстро. В основном это были: верхняя одежда, белье, в том числе и постельное, и обувь. В чемоданы с саквояжем все вошло, и вес получился не слишком большой. Два самых легких чемодана могла унести даже Лида.

— Не торопи, — сказал жене Алексей, когда она опять стала спрашивать насчет отъезда. — Сегодня день траура, и все равно ничего не получится. Завтра я кое с кем поговорю, а если не договорюсь, подготовлю что‑нибудь другое. С шумом нам уходить нельзя. До ближайшего города семьдесят километров, да еще из него попробуй выбраться. Успеют обложить и взять, даже если захватим машину. Нам с тобой нужно как минимум полдня, а потом пускай ловят конский топот.

Следующий день был рабочим, и разговор об отъезде состоялся уже дома.

— Выяснил в охране, что никаких новых указаний в отношении нас не было, — сказал жене Алексей, — так что выпустят нас без проблем и даже отвезут в город. Вопрос упирается в вещи. Можно, конечно, все бросить, но не хотелось бы. И дело не только в деньгах, попробуй потом все это купить. Я договорился с Капицей взять его служебную машину. Директорский ЗИС осматривают поверхностно, а если ехать в смену Пашки Васильева, запросто проскочим.

— А когда эта смена? — спросила Лида. — Не подведем мы твоего Пашку под монастырь?

— Послезавтра. Я для него что‑нибудь придумаю, а если начнут разбираться, все промолчат. Это будет по всем инструкциям общее упущение, так что и влетит всем, если кто‑нибудь распустит язык, а там ребята умные. И к тебе у нашей охраны исключительно хорошее отношение. Не скажешь, в чем причина?

— Молодая и красивая, — улыбнулась Лида, — и всех их знаю поименно и узнаю по голосам. Им приятно уважительное отношение, не так уж часто они с ним сталкиваются. Ладно, подождем.

Ждать им не пришлось: на следующее утро в Центр с плановой проверкой охраны из министерства прибыл подполковник ГБ. До обеда он занимался охраной, а потом зашел в кабинет Самохина.

— Это вам! — сказал он, передавая Алексею большой запечатанный конверт из плотной бумаги. — Я из‑за этого сюда и приехал. Проверка — это только предлог, ее через две недели должен был проводить совсем другой человек. Пакет на случай своей смерти оставил Берия. Министр в курсе и сделает все, что необходимо. Возьмите бумагу и пишите рапорт на увольнение из органов. Подпишите его двадцатым декабря. Удостоверение я у вас заберу после того, как покинете Центр. Приказ о вашем отзыве в министерство уже подписан, и я его отдал в кадры, так что проблем с вывозом вещей у вас не будет. Приказ на ваше увольнение будет подписан, как только я передам рапорт. В пакете должны быть паспорта на другую фамилию, комсомольские билеты и удостоверение лейтенанта ГБ. Последнее — липа. Дается на всякий случай. Выполнено качественно, но проверку не пройдет, имейте это в виду. Кроме того, там ваши свидетельства о рождении, трудовые книжки и военный билет, согласно которому вы свое уже отслужили. В паспортах есть выписка с прежнего места жительства. И внимательно изучите вложенные распечатки с биографией. По пакету все. Сможете здесь разжиться транспортом? Не хотелось бы вас вывозить самому.

— Не проблема, — ответил Алексей. — Директор даст свою машину. Спасибо вам большое! Когда вы выезжаете?

— Выезжаю в три часа, тогда нормально успеваю на поезд. До города поедете следом за мной, а на вокзале сдадите удостоверение. Оружие можете оставить себе.

— О смерти Берии ничего не скажете?

— Следствие только начато, и все материалы засекречены, так что я сам ничего толком не знаю. Слышал краем уха, что дело очень мутное, и все концы хорошо подчищены. Лично я не верю в то, что это разборки в верхах. Не те сейчас люди у власти, а свои посты они и так бы получили лет через пять, причем много неприятной работы выполнил бы Берия, а теперь им ее придется делать самим. Скорее всего, это или месть за чистки партийного аппарата, или заграничный след. У вас есть здесь дела, которые нужно сдавать?

— Я здесь уже месяц только изображаю деятельность, — ответил Алексей. — Какие там дела! Сейчас сдам ключи от сейфа и кабинета и схожу к директору домой насчет машины. Можно позвонить, но заодно прощусь. Он все еще болен. Вот жену сейчас нужно срочно кем‑нибудь менять, но это уж пусть болит голова у других. К трем часам мы будем на КПП.

Подполковник ушел, а Алексей забрал конверт, запер кабинет и заглянул к жене в приемную.

— Лида, срочно все бросай, через полтора часа уезжаем. Позвони в кадры, пусть дают замену. Меня отзывают в министерство, и приказ уже у них, так что и тебя никто не задержит. Отдай заодно мои ключи, а я побегу к Капице. Договорюсь насчет машины, заодно и прощусь.

Дома он первым делом вскрыл пакет. В нем было все, о чем говорил подполковник, и еще письмо Берии, адресованное Лиде. Капица жил в соседнем доме, поэтому визит к нему много времени не занял.

— Значит, он вам и после смерти помог! — сказал Пётр Леонидович, выслушав Алексея. — Надо же! Значит, не таким уж плохим был человеком. А насчет машины звони в гараж сам. Я уже говорил Василию, он в курсе. Поцелуй за меня Лидочку. Такого толкового и молодого секретаря у меня до нее не было и уже вряд ли когда будет. Если будет нужда, всегда обращайся, жаль только, что не могу сейчас дать адрес. Как думаешь, можно кому‑нибудь рассказать о вашем вулкане? Я имею в виду там, за границей.

— Думаю, не стоит, — ответил Алексей. — Они и сами о нем узнают в конце века и будут отслеживать состояние. А случится все внезапно. Да и что можно сделать, убирать страну с четырьмя сотнями миллионов населения? И потом это случится еще через сто лет. Вам почти никто не поверит, а того, кто поверит, не станут слушать правнуки. Мало ли что там фантазировал свихнувшийся прадед. Доказывать, что их не нужно спасать по другим причинам, не буду: вы все равно не поверите тому, что можно дойти до такого маразма.

— Мне действительно трудно поверить в то, что есть причины из‑за которых можно обречь на смерть столько людей.

— Тогда посмотрите на все это немного с другой точки зрения, — сказал Алексей, уже давно пожалевший о своей откровенности. — Ученым не так сложно просчитать, что меньше всего пострадают СССР и Австралия. Ресурсы Австралии не очень велики, а в Союзе они гораздо больше, и он находится рядом. В моей реальности между нашими странами войны не было, здесь, если вам поверят, она неизбежна. В результате и Америка погибнет, и мы не спасемся. Поймите, излишков пищевых ресурсов в двадцать первом веке практически не будет, и чтобы создать запас продовольствия для прокорма населения Штатов хотя бы лет на пятнадцать, придется его забирать у других народов, обрекая их на голод и смерть. И они это с легкостью сделают. Не беритесь судить о будущем на основе ваших теперешних представлений, слишком уж сильно все должно измениться. Если я доживу и буду хоть что‑то значить в то время, постараюсь спасти и американцев. Но не всех, а только тех, кто этого заслуживает и захочет, чтобы его спасали. Я вас не убедил?

— Я уже зарекался с вами спорить, — с горькой улыбкой сказал Капица. — Мне будет трудно молчать, но я постараюсь. Посланцу бога виднее.

— Зря я вам это рассказал! — сказал Алексей. — Теперь будете терзаться. Поймите, я прав не потому что меня направляет высшая сила, я прав в принципе. Вижу, что общие рассуждения до вас не доходят. Давайте перейдем к конкретике. Представьте, что в то будущее попали вы. У вас есть надежный дом с запасом горючего и продовольствия, позволяющий выжить два десятилетия вам, вашим детям и внукам. Впритык, но до тепла и первого урожая вам всего хватит. А за забором бродят десятки людей, которые замерзают на ваших глазах, мучаются от голода и молят о помощи. И среди них много женщин и детей. И вы знаете, что стоит вам только открыть ворота, как все эти люди заберутся в ваш дом, и у вас уже не хватит ни сил, ни духа выставить их на смерть. В финале вы все съедаете за пару лет и дружно умираете от голода. И те, кто и так бы погиб, и вы со всеми вашими родными. И это еще в лучшем случае. Ведь не исключен и такой вариант, что часть этих несчастных, отогревшись и немного утолив голод, прикинет численность едоков и решит их радикально сократить. В таких случаях обычно начинают с самых сердобольных, то есть с вас. Ваши действия?

— Не дай бог стать перед таким выбором! — поежился Капица, — но я понял, что вы имели в виду.

— Так вот, повсюду в мире поступили одинаково, выбросив всех чужих, а заодно и часть своих. Исключением стали Россия и Австралия. Причем большую часть беженцев приняли мы, за что потом и поплатились вырождением собственной нации из‑за потери духовности и дикого искажения многих сторон жизни людей. Думаете, почему я здесь? Ведь несколько сотен миллионов выживших и уцелевшая промышленность это неплохие условия для возрождения цивилизации. Так вот, не знаю, как в Австралии, а у нас ее возрождать было некому. Можно было удержать разваливающееся общество в узде, бросив его на захват почти пустой Европы, но это была бы только отсрочка. Человек — это звучит гордо только для Горького. Мы в СССР попытались сделать, чтобы это было действительно так. И в чужие дела мы лезли немного и только поначалу. С теми же американцами, которые развязали с полсотни войн, никакого сравнения! А нам мешали все. Друзья мешали тем, что почти всех их приходилось подкармливать, а враги вовлекли в гонку вооружений, которая в конце концов подорвала экономику и привела к краху! Вы судите о Западе по миру науки, в котором вас приняли, как равного, а он многогранен и в целом настроен к нам враждебно. Ладно, я разболтался, а время идет. Если когда‑нибудь увидимся, еще поговорим.

— Не беспокойся, Алексей, я буду молчать, — сказал Капица. — Удачи вам. Пусть у вас все получится!

Лиду Алексей застал за чтением документов.

— Откуда это богатство? — спросила она.

— Это посмертный подарок Берии, — пояснил он. — Там еще есть для тебя письмо, но почитаешь позже. Я немного заболтался и забыл о времени. Вещи у нас собраны, нужно только срочно настрогать бутербродов на ужин, да и завтра на утро перекусить. У нас с тобой двадцать минут, потом подъедет Василий. Капица попросил тебя поцеловать, но это тоже перенесем. Давай ты займешься бутербродами, а я разложу деньги и документы. Возьми один экземпляр биографии, в поезде надо будет выучить. И не вздумай сейчас реветь.

— Не буду я реветь, — пообещала Лида. — Тоже перенесу на потом. И обязательно нарисую его портрет. Хоть так отблагодарю. Куда мы хоть едем?

— В Москву нам нельзя, — сказал он, укладывая все документы, кроме паспортов и удостоверения, обратно в пакет, — но и забиваться в какую‑нибудь щель не хочется, поэтому думаю поселиться во Владимире. Город достаточно большой и до Москвы можно добраться по железной дороге часа за четыре. Держи газеты, будешь заворачивать бутерброды. Яйца успеем сварить? Ну и черт с ними. Собрала? Тогда одеваемся и выходим. Дверь запирать не будем, а ключи оставим на столе. Чемоданы не хватай, я их сам отнесу в два приема, возьми только сумку с продуктами.

— Хорошо здесь было! — сказала Лида, в последний раз с грустью оглядывая гостиную.

— Пошли, а то Василий уже сигналит! — поторопил ее Алексей. — Все еще у нас с тобой будет!

У КПП их уже ждали. Машина подполковника выехала за шлагбаум, а он сам нетерпеливо расхаживал возле помещения охраны.

— Задерживаемся, — недовольно сказал он Алексею, вышедшему из машины на время проверки. — Если еще задержимся в пути, можем застрять на полдня в Кунгуре.

— Ребята, проверяйте быстрее! — попросил Алексей охрану. — В машине три чемодана, саквояж со шмотками и сумка с продуктами. Если нужно, я вам любой чемодан открою, только проверяйте быстрее.

— Все в порядке, товарищ майор, — сказал ему старший наряда по КПП, искоса взглянув на столичного подполковника. — Счастливо вам добраться и устроиться на новом месте! И вам счастья, Лидия Владимировна!

— Спасибо, ребята! — поблагодарил их Алексей. — Прощайте. Все, загружаемся и едем!

Последний снег прошел неделю назад, поэтому дорога была расчищена и укатана, и до города добрались за полтора часа. У небольшого двухэтажного здания вокзала попрощались с Василием, который помог внести вещи в зал ожидания. Возле кассы стояли всего трое, поэтому через пятнадцать минут Алексей вернулся к Лиде с билетами. Подполковник забрал у Алексея удостоверение и куда‑то ушел. Больше они его не видели.

— Ждать еще больше часа, — сказала Лида. — Посмотреть, что ли, биографию? В нашей части зала все равно никого нет.

— Кому какое дело, что ты там читаешь, — отозвался Алексей. — Только если будешь разговаривать, говори потише.

Он тоже вытащил лист с текстом и углубился в его изучение. Имя и отчество ему оставили прежние, а фамилия оказалась созвучна пункту прибытия — Володин. В указанные двадцать четыре года его жизнь уложилась в несколько слов: школа, армия, завод. Ему повезло окончить среднюю школу и осенью сорок пятого года забрали служить в армию. После армии вернулся в родную Пермь и поступил учеником токаря на машиностроительный завод. Через год после этого женился на Лиде Ветлицкой, которая работала на том же заводе секретаршей. Причину, по которой они сорвались из города Перми, в биографии не прописывали, оставив это выдумывать им самим. Биография была короткая — всего на половину страницы, и ее изучение много времени не заняло.

— Мне девятнадцать лет, — сообщила Лида. — Уже хорошо: в то, что мне двадцать один год, никто не верил. И с секретаршей как угадали, может быть, опять устроюсь на эту работу.

— Сначала повзрослей, — вздохнул муж. — Такую соплю никто в секретари не возьмет. И Капица брал неохотно, хотя знал, что не дура и гораздо старше, чем выглядишь. Репутацию ты ему подмочила. А вообще лучше тебе посидеть дома и порисовать. Денег достаточно, да и я еще пойду работать, чтобы не привлекли за тунеядство. Понятно, что не токарем, хотя простую работу выполнить смогу. Наверное, самое лучшее будет устроиться в милицию. В армии дослужился до старшего сержанта, снайпер и борец. Такого парня при нынешнем дефиците кадров возьмут с руками и ногами. Я ведь еще и десятилетку закончил, а сейчас этим не все могут похвастаться. У многих только семилетка, а то и ее не закончили. Так что старшего сержанта твоему мужу точно дадут, а то и старшину. Мне ведь или в милицию, или в грабители: кроме битья морд, ничего не умею. Все, прячем бумаги и идем на перрон. Давай мне еще сумку, а сама бери эти чемоданы. Поезд будет на первом пути, а вагон у нас шестой, это как раз где‑то напротив выхода.

Они прошли к одному из двух выходов к поездам и сложили чемоданы на перроне в месте, где было меньше грязи и окурков. До прихода поезда оставалось десять минут, и из вокзала к перрону потихоньку подтягивался народ. У каждого второго во рту дымила папироса, и некурящие Самохины испытали большое облегчение, когда наконец появился поезд. Они почти угадали, и к шестому вагону пришлось пройти всего метров двадцать. В их купейный вагон больше никто не садился, поэтому полная пожилая проводница, подождав, пока они подняли свои вещи и поднялись сами, задвинула лестницу и закрыла дверь. Почти тотчас же состав дернулся и пополз вдоль перрона, постепенно ускоряя движение. В их купе уже ехала пожилая пара, которая заняла нижние полки. Увидев Самохиных, попутчики вышли в коридор, чтобы молодежи было удобней устроиться. Алексей вынул из саквояжа одежду переодеться, а потом отправил его вслед за чемоданами на багажную полку.

— Переодеваться и стелить постели будем потом, — сказал он жене. — Сначала поужинаем и получим белье. Открывай дверь, пусть заходят.

— Виктор Федорович, — представился мужчина. — Моя жена Елена Николаевна. Расправьте одеяло и садитесь, мы пока лежать не будем.

— Алексей и Лида, — сказал в ответ Алексей. — Далеко едете?

— Выходим во Владимире, — сказала Елена. — Еще больше дня ехать.

— Вот хорошо! — обрадовалась Лида. — Мы едем туда же, а города совсем не знаем. Вы нам не расскажете, где в нем лучше устроиться?

— А почему вы едете к нам? — спросил Виктор. — Если не хотите, можете не отвечать, просто так мне будет понятней, что вам посоветовать.

— Причина в ней, — кивнул на жену Алексей. — Простыла и долго болела. Теперь каждую зиму проблемы. Мы к уральским морозам привычные, а ей нужно место потеплей.

— А откуда вы? — спросила Елена Лиду.

— Из Сталинграда. Эвакуировали в сорок втором году.

— А почему не вернуться туда?

— Некуда ей возвращаться, — ответил за жену Алексей. — Дом разнесло снарядом еще до эвакуации, отец погиб на фронте, а мама застудила легкие и умерла за год до нашей свадьбы.

— Сейчас в Сталинград ехать не стоит, — сказал жене Виктор. — Город еще долго будут восстанавливать. Вы ведь не строитель?

— Нет, я токарь, — ответил Алексей. — А жена работала секретаршей. Но хочу устроиться в милицию, а ей пока вообще лучше не работать. Пусть сидит дома и рисует картины.

— А почему в милицию? — полюбопытствовал Виктор. — Не самая легкая работа, и зарплаты у них небольшие.

— У меня всего–навсего второй разряд, — начал объяснять Алексей. — Денег получаю мало, а работа… не мое это. Я ведь служил в воздушно–десантных войсках. Там нас учили многому, что и в милиции пригодится.

— А Лида училась на художника? — спросила Елена, с сомнением глядя на девушку.

— Что вы! — засмеялась Лида. — Мне всего девятнадцать. У нас с Лешей только десятилетка. — А рисую я сама с детства. Если хотите, могу и вас нарисовать.

Она попросила мужа достать один из чемоданов, из которого извлекла тетрадь и несколько простых карандашей.

— Пересядьте к мужу, — попросила она Елену. — А я сяду за столик. Это недолго, минут по десять на рисунок. Леш, пока я работаю, сходи сам к проводнице. Отдай билеты и возьми постели. Вам не обязательно сидеть неподвижно, можете говорить или читать, мне это не помешает.

Через двадцать минут она закончила оба рисунка, привычно расписалась на каждом и отдала их попутчикам.

— А у вас, несомненно, талант! — сказал ей Виктор. — Мы здесь как живые. И характеры прекрасно переданы, а не просто внешнее сходство! Вам обязательно нужно учиться.

— А зачем? — спросил его давно вернувшийся Алексей. — Чему ее могут научить? Видели бы вы, как она рисует красками. Человек на портрете получается как живой. Просидеть в училище несколько лет только для того чтобы получить бумажку о его окончании?

— А куда вы дели ее работы? — спросил Виктор. — Они у вас не с собой?

— Подарили другу, — ответила Лида. — Мы не знаем, где придется жить, какие тут картины!

— Подъезжаем к Перми, — сказал Алексей. — Попрощайся с городом.

— Все равно я сюда приеду посмотреть на могилу мамы, — сказала Лида, всхлипнув.

«Какая актриса пропадает, — подумал Алексей. — Даже слезы потекли, Елена сейчас сама прослезиться».

— Так вы жили в Перми, не в Кунгуре? — спросил Виктор. — А в него как попали?

— Там живут мои единственные родственники, — объяснил Алексей. — Семья брата отца. Мои родители тоже умерли. Мы, когда уволились, поехали к ним погостить и посоветоваться. Дядя за свою жизнь объездил весь Союз, вот и хотели узнать, куда лучше приткнуться. Он нам Владимир и посоветовал. Жил у него в нем еще до войны друг, так дядя к нему пару раз ездил. Город ему понравился. Еще тем хорошо, что недалеко от Москвы.

— Хотели бы со временем перебраться в столицу? — с пониманием сказал Виктор. — Так вы едете к другу дяди?

— Его друг погиб, так что едим мы просто так, наудачу, — ответил Алексей. — А Москва… Посмотрим, как устроимся во Владимире. Если плохо, можно будет съездить в столицу и попробовать найти работу. Ехать в нее просто так глупо.

— Вы не по возрасту умны, — сделал ему комплимент Виктор. — Вам, молодые люди, повезло. Я во Владимире не последний человек, так что устроиться вам поможем.

— Да, — поддержала его Елена. — Завтра, как приедем, забираем вас к себе, а потом Виктор договорится, и вас устроят на работу. Квартиры сразу никто не даст, а вот комната в общежитии будет. У вас как с деньгами?

— С деньгами у нас проблем пока нет, — сказал Алексей. — Свои были, да еще дядя помог. И вещей надавали. К двум нашим чемоданам добавили еще два своих. Так что для жизни у нас все есть, было бы где жить. Если поможете, можете всегда на нас рассчитывать.

— А с меня портреты, — улыбнулась Лида. — Маслом.

— Остановка, — Виктор поднялся и потянулся за пальто. — Пойду пройдусь по перрону. Стоянка минут двадцать, так что я и разомну ноги, и покурю.

— Никак не отучу его от курения, — пожаловалась Елена, когда муж вышел из купе. — Две–три папиросы за день обязательно выкурит. Вы, ребята, не беспокойтесь: если он сказал, что поможет, значит, так и сделает. Вы и ему, и мне понравились. Виктор работает в горисполкоме, и с ним в городе считаются.

— Спасибо, Елена Николаевна, — поблагодарил Алексей. — Пойдем и мы пройдемся. Не на перрон, просто постоим в коридоре и посмотрим на вокзал. С этой стороны видны только составы.

Они вышли в коридор и стали у окна напротив двери в свое купе.

— Интересно, это нам опять так повезло, или этот свыше помог? — тихо сказал Алексей. — Не похож Виктор Федорович на человека, который бросается всем помогать.

— А я знаю? — пожала плечами Лида. — Может помог, а может мы им действительно понравились. Дорога часто сближает людей, а ничего особенного он и не сделает. Один звонок нужному человеку… Мы бы устроились и сами, просто с ним будет меньше мороки. А портреты я нарисую. Поддерживать с ними связь будет нелишним. Уже объявили отправление, где его носит?

— Вон бежит, — показал рукой Алексей. — Стоял в очереди к киоску.

Через минуту в коридоре показался недовольный Виктор.

— Хотел взять свежего хлеба, но не успел, — пожаловался он. — Деликатесов набрали, а хлеб закончился.

— Ничего, — сказал ему Алексей. — У нас с собой достаточно бутербродов. На ужин всем хватит, а завтра хлеб достанем. Наверное, после Перми начнут разносить чай, тогда и поужинаем. А потом ляжем на полки, чтобы завязался жирок.

— Мне это лишнее! — хохотнул Виктор. — А вам еще рано думать о жирке. Все, поехали.

Через двадцать минут проводница начала разносить чай. У них было третье купе от ее служебного, поэтому долго ждать чая не пришлось. Алексей извлек сверток с бутербродами, а Виктор добавил к ним нарезанную буженину.

— Еще что‑нибудь достать, или достаточно? — спросил он.

— Я думаю, хватит, — остановил его Алексей. — Не знаю, кто как, а я еще не очень проголодался и на ночь много есть не буду, тем более что здесь все мясное. А если кому будет мало, недолго и достать.

— Разумная позиция! — одобрил Виктор. — Ну что, навалились?

Они съели все, что было выложено, а потом по очереди посетили туалет, переоделись и легли на расстеленные Алексеем постели. Начало темнеть, но света пока не включали.

— Спи, — сказал Лизе Алексей. — Ночью будут остановки, и опять будешь просыпаться, так что отсыпайся впрок.

Утром Алексей на первой же остановке пробежался по киоскам и купил хлеб, печенье и халву. Купил и газету, чтением которой занялся после завтрака.

— Ну и что интересного пишут? — спросил Виктор, который дочитал свою книгу и теперь маялся от скуки.

— Скоро дочитаю и отдам вам, — пообещал Алексей. — За рубежом ничего интересного. Есть статья об убийстве Берии, но ничего нового я в ней не вычитал, только повторение того, что сообщали по радио, и общие рассуждения. Скорее всего, покушение выполнено так, что со смертью убийцы не осталось никаких следов. Арестованных отпустили, но из органов выгнали. Вины за ними не нашли, просто надо было кого‑то наказать, вот они и пострадали за халатность. Еще повезло: раньше точно поставили бы к стенке.

— Смело говорите, — заметил Виктор, — но, по сути, правильно. А сами как думаете, месть это или работа империалистов?

— Я думаю, что ему все‑таки отомстили наши. Слишком много значительных людей расстреляли, сослали или просто убрали от кормушки. А ведь вместе с ними пострадали и их родственники. С самого начала было ясно, что после покушения уйти не удастся: или убьют, или схватят, и еще неизвестно, что хуже. За деньги на такое не идут. По крайней мере, я бы никогда не пошел. Это или ненависть, или помутнение рассудка. А нашим урок на будущее. Не должна охрана так топорно работать. Прошли в Кремль и расслабились. Вот и результат! И охрану Кремля нужно ставить не так. Там каждый в наряде должен присматривать за остальными. Слишком высокая цена доверия.

— А вы не думали пойти учиться? — спросил Виктор. — Стали бы офицером. Вы слишком умны для рядовой работы.

— Посмотрим, — неопределенно ответил Алексей. — Если и пойду, то не сейчас. Сначала нужно устроиться и хоть немного поработать, а потом будет видно.

День прошел в разговорах. Только после обеда, который организовали из запасов попутчиков, все улеглись на свои полки и задремали под перестук колес и мягкое раскачивание вагона. Вечером выпили чай и поужинали халвой с печеньем. Виктор предлагал достать грудинку, но остальные от мясного дружно отказались.

— Завтракать пойдем в вагон–ресторан, — сказал Алексей жене, когда они перед сном вышли в туалет. — Не будем наглеть и объедать Громаковых. Прибываем днем в два часа, поэтому пообедаем позже в городе.

Вторая ночь ничем не отличалась от первой, разве что где‑то долго стояли. Утром сходили в вагон–ресторан, где их не слишком вкусно, но сытно накормили кашей с мясом. Последние часы перед прибытием во Владимир просто сидели и смотрели в окно. Поезд прибыл по расписанию, поэтому стоянку не сокращали, и все без спешки спустились на перрон со своими вещами. Алексей крикнул носильщика, на тележку которого поставили всю свою кладь и два чемодана Громаковых. На площади перед вокзалом с ним расплатились и направились к такси.