Корона Меднобородого

22. Глава. Похоронены заживо

Судя по тому, что пещеру тоже завалило, слой снега в долине оказался выше человеческого роста. Что еще хуже, от удара лавины со скалы осыпались каменные осколки и земля, перемешавшись со снегом перед входом в пещеру. И, что совсем уж плохо, Ласке достался хороший заряд пыли в глаза.

— Я ничего не вижу, — сказал он, — Глаза чешутся.

— Только не чеши, — ответила Рафи.

— Надо протереть снегом.

— Сейчас, — Рафи потянулась за снегом, — Тьфу! Снег перемешан с землей. Не открывай глаза.

Девушка нащупала на поясе фляжку и сумочку. Достала платок, намочила вином. На ощупь протерла глаза товарищу по несчастью.

— Еще промыть, — сказал Ласка.

— Не вином же. Держи их закрытыми и плачь.

— Я не буду плакать при даме.

— Вообще-то мужчинам слезы даны как раз для того, чтобы промывать глаза.

— Маловато.

— Давай я тебе расскажу про свою тяжелую жизнь, и ты меня пожалеешь. Может, на слезинку больше уронишь.

— Надо бы откапываться, а не сидеть просто так. Тут ведь все равно ничего не видно?

— Не торопись. Промоешь глаза слезами, посидишь немного, привыкнешь к темноте и начнешь что-то видеть, чтобы откапываться. Если хочешь сделать что-то полезное, помоги мне снять доспехи, а то в железе замерзну. Или хотя бы руки согрей, пальцы не слушаются.

Ласка взял в свои ладони озябшие девичьи руки.

— Тебе не холодно? — удивленно спросила Рафаэлла.

— На Руси это не холод, — ответил Ласка, — Давай, начинай рассказывать, как ты замерзла, а я посочувствую и поплачу.

— Мне холодно.

— И все?

— Да.

— Ты не умеешь жаловаться на жизнь?

— Я папина дочка. Если мне нужно что-то, что можно купить за деньги, я просто говорю папе. За деньги можно купить почти все. Кроме колдовского дара, огнедышащего дракона и мужа из достаточно хорошей семьи.

— Давай, я за тебя пожалуюсь.

— Давай.

— Ой бедная я несчастная! — завыл Ласка по-русски, изображая тонкий женский голос, — Завалило красну девицу снегом белым и грязью черной!

— Стой. Давай, чтобы я тоже понимала.

Ласка перевел на немецкий. Правда, затруднился найти точный синоним для «красна девица». Сказал «прекрасная».

Рафаэлла рассмеялась.

— Я даже не знаю, что смешнее, — сказала она, — Твоя жалоба или твой акцент.

— Зато руки согрелись.

— Да, давай расстегивать пряжки.

Общими усилиями наощупь расстегнули пряжки на плечах, ремень вокруг талии и по ремешку вокруг бедер и вокруг рук. Под доспехи Рафаэлла надела штаны с хорошо удерживающей тепло подкладкой и толстый шерстяной дублет. Еще ее защищал от холода короткий плащ поверх доспехов, а шлем скрывал в себе толстый подшлемник. Вот вместо латных перчаток девушка надела кожаные тонкие, в которых и замерзла. Сражаться мечом она не собиралась, только стрелять.

Ласка же оделся заметно теплее. Отправляясь в ноябре в горы, он надел тот костюм, в котором зимой покинул родные края. Включая долгополый кафтан, безразмерную епанчу и даже рукавицы, которые забыл заткнутыми за поясом, не настолько холодно. С другой стороны за поясом торчала шапка, которая попала туда после того, как на голову выдали шлем с подшлемником.

— Как глаза?

— По слезинке в час. Пожалуйся на жизнь, вдруг тебе чего-то в ней не хватает, чего не купишь за деньги.

— Мне не хватает большой и чистой любви, — вздохнула Рафаэлла, — Раньше мне не хватало любви и огнедышащего дракона, а теперь за дракона Элефант, а за любовь никого.

— Но ты очень красивая. И из хорошей семьи.

— Я уже говорила про мое происхождение.

— У вас это прямо так важно?

— А у вас нет?

— Не очень, — Ласка попытался вспомнить, как дворяне относятся к тому, что кто-то из них женился на купеческой дочери, — Чаще завидуют. Дворянам на Руси не до жиру. Самим с земли и мужиков тяжело накопить и на коней, и на оружие, и на доспехи. Купеческое приданое в хозяйстве пригодится.

— Приданое пригодится, а жена?

— Не знаю, как у вас, а у нас купеческая дочь такая же православная, как дворянка на выданье. Только потолще малость. Говорят злые языки, что некоторые женятся не по любви, а ради приданого, да кто бы их слушал. Князю нужно, чтобы как война, так мы чтобы встали как лист перед травой. Конно, людно и оружно. Кого волнует, какая у меня жена, если я в строю железом сверкаю?

— Тебя послушать, так вы бедные и постоянно воюете.

— Так и есть. Вот победим татар и разбогатеем.

Рафаэлла рассмеялась.

— Ты бы хоть слезинку уронил.

— Про себя расскажи, тогда уроню. Над своими бедами мужчины не плачут.

— Дети папиных друзей не раз провозглашали меня дамой сердца и намекали на куртуазные интриги, но я чувствую, что у них нет серьезных намерений.

— Хоть целовалась?

— Вот только и целовалась. Зачем пускать парня под юбку, когда он дальше утра себя со мной не видит?

Ласка пожал плечами. На родине ему встречались девушки, которые думали так же, и он их нисколько за это не осуждал.

— А мамины друзья? — спросил он.

— Купцы и разбойники. Нет, для своих они вполне приличные люди. Но с маминой точки зрения они не такие, как круг общения папы. Недостаточно приличные. Мама не хочет, чтобы я вышла за простолюдина. Она рассчитывала породниться с дядей Антоном, но у них в семье не нашла подходящего жениха.

— Кто такой дядя Антон?

— Антон Фуггер.

— Тот самый?

Мало ли, тезка. Имя не редкое. От Вольфа Ласка знал, на кого работает отец Рафаэллы. Именно работает, не служит. Служат князьям, а не купцам.

— Тот самый. Фуггеры могут себе позволить не экономить на верных людях. Даже на бедных и одиноких простолюдинах. Слышал про Фуггерай? Они строят жилой квартал для своих ветеранов.

— Уважаю. А в Вене нравы сильно отличаются от французских?

— В каком смысле?

— Я бывал при дворе короля Франциска. Там совершенно нормально вступать в отношения и без серьезных намерений. У вас не так?

— Франция это Франция. Там граница приличий заметно дальше от нашей, — вздохнула Рафаэлла, — Нет, я бы не смогла ужиться с тамошними нравами. Конечно, можно согласиться на романтическое приключение с неизбежным расставанием. Особенно, если неприличное предложение делает прославленный рыцарь. Даже если просто красавчик вроде тебя.

— Я красивый? — удивился Ласка.

Ему случалось встречать заинтересованные женские взгляды, но он думал, что католички с любопытством разглядывают его как экзотического иностранца. Как неведомую зверушку.

— Да, — ответила Рафаэлла, — Тебе дома не говорили?

— Дома-то говорили. Но у вас, наверное, свои представления о мужской красоте.

— Такие же, как у вас. Ты молодой, статный, стройный, сильный. Кони тебя слушаются, сабля в руках порхает. Волосы светлые. Чем дальше к югу, тем больше ценятся светлые волосы, как у папы. На севере наоборот, южные брюнеты привлекают больше внимания. Такие, как дядя Тони. И ты вкусно пахнешь.

— Правда?

Ласка думал, что он пахнет своим и конским потом, холодным железом, плохо отстиранной кровью, ветрами больших дорог и дымом от костра.

— Да. Как пахнут все настоящие мужчины. Среди папиных друзей тебя бы собака не отличила.

Рафаэлла наклонилась и поцеловала Ласку в губы. Он охотно ответил и приобнял девушку.

— Правда, я хорошо целуюсь? — спросила она.

— Лучше всех в мире, — ответил Ласка.

Какой-нибудь буквоед сказал бы в ответ, какое место заняла девушка в его рейтинге поцелуев. Хотя среди немцев с их любовью к порядку такой ответ девушку бы и не удивил.

— Ты очень куртуазный, — ответила Рафаэлла, — Ответил, не задумавшись. Наши мужчины сначала бы мысленно сравнили со своими бывшими.

— Ты совершенно бесхитростная, — сказал Ласка, — Можешь поцеловать мужчину первая, не оговорив себе какую-нибудь выгоду.

— Только поцеловать. Не дальше. Представь, что у нас с тобой дойдет до… этого самого. И как я потом, будучи замужней женщиной, смогу смотреть в глаза своему первому? Высшее общество не так уж велико. Все встречаются на тех же приемах и турнирах.

— Я два раза проезжал через Вену, говорил с императором и не был на ваших приемах и турнирах.

— Какой важный аргумент! Можешь даже немного распустить руки.

Ласка наощупь расстегнул несколько верхних пуговиц на дублете Рафи.

— О! У тебя руки не холодные?

— Нет.

— Положи сюда правую. Вот так. Ах! Хорошо. Но ниже не пущу.

Еще один поцелуй, длиннее, чем первый.

— Но кто-то же и соглашается, — сказал Ласка, продолжая обсуждение, — И смотрит в глаза. И не одной даме.

— Бесстыжие. Никогда этого не понимала. Неужели мы никогда больше не встретимся?

— Может быть, наоборот. Твой отец предлагал нам пожениться. Пошутил?

— Последнее слово будет за мамой, а мама настаивает, чтобы я вышла за Гаэтано Косса. Потому что он граф. Наследник. Если я выйду за него, то положение в обществе для сестричек повысится настолько, что можно будет выдать их хотя бы за рыцарей.

— Ничего, что он свинья? — Ласка искренне удивился.

— Ты же слышал, что сказал папа. Каждый мужчина в глубине души немного свинья. Я откладываю свадьбу изо всех сил. Говорю, давай останемся друзьями. Но на меня давят. А поссориться с Гаэтано я не хочу, потому что он на самом деле отличный друг. Он несколько раз спасал мне жизнь, я уж не говорю, что мы с детства так близки, что он может найти меня по запаху даже на рыбном рынке.

Поцеловались еще раз.

— Как твои глаза? — спросила Рафаэлла.

— Давно уже проморгался и открыл, — ответил Ласка.

— Давай тогда перекусим и начнем откапываться.

— Да? — Ласка шевельнул правой рукой на мягкой девичьей груди и потянулся к губам.

— Что из этого ты не возьмешь на поверхность? — строго спросила Рафаэлла.

— Действительно, — Ласка убрал руку и отодвинулся.

Все нормальные люди давно бы уже откапывались, а они тут развели куртуазию. Может быть, их сверху с собаками ищут и за сердце хватаются.

Кроме теплой одежды заключение под землей скрашивали две полные фляжки вина и по паре горстей вкусных сухарей. Оба, получив довольствие с утра, еще не отвлекались на попить и перекусить. При таких вводных просидеть в пещере можно было хоть несколько дней. Но лучше, конечно, откапываться самим. Вдруг наверху никто не бегает и не ищет, а наоборот, все лежат под снегом и ждут, чтобы кто-то откопал их.

Шлемы и наспинник кирасы сойдут за лопаты. Будь пещера побольше, можно бы было воспользоваться огнивом и трутом и сжечь часть одежды, чтобы посветить на завал и найти в нем слабое место. Но в этой норе не стоило еще и разводить огонь. Надо самим чем-то дышать. Где-то в толще горы, раз уж она такая непрочная, похоже, были трещины, через которые поступал воздух.

Со стороны снежного завала стенка обледенела от дыхания, и Ласка первым делом разломал лед саблей. Если бы пещеру завалило только снегом, с саблей и железками от доспеха можно бы было и выкопаться самим. Но каменно-земляная осыпь и полная темнота сильно осложняли эту задачу. Хотя и не до полной невозможности. Было бы глупо умирать, не попытавшись выбраться.

Попробовали покопать. Справа наткнулись на большой камень, а слева стронули слабое место и чуть не засыпались. Вернулись на насиженное место с уже остывшей епанчей. Глотнули вина. Сгрызли по сухарю. Рафаэлла откопала среди сухарей кусочек твердого сыра и съела, не поделившись.

— У меня опять руки мерзнут, — сказала девушка, расстегнула кафтан у Ласки на груди и полезла греть руки к нему в ворот рубашки.

Ласка в ответ расстегнул на ней дублет и тоже полез за пазуху, только теплыми руками.

Через некоторое время Рафаэлла вздрогнула и прислушалась.

— Ммм? — Ласка оторвался от девичьей груди.

— Послышалось?

— Что?

— Тихо.

Хватило ума прислушаться. Сверху кто-то скребется. Но, может быть, эти пронзительные звуки — свиной визг, заглушенный толщей земли.

— Думаешь, копают к нам? — спросил Ласка, — Как они нас найдут, собак же завалило вместе со всеми.

— У свиней очень тонкий нюх. Они могут учуять трюфель глубоко в толще земли.

— Кто из нас трюфель?

— Я, конечно. Ты тоже вкусно пахнешь, но мой запах Гаэтано помнит с детства. Мы играли в прятки на улицах, и он всегда меня находил.

— Если бы ты замерзла, то и запаха бы не было.

— Да, верно. Разогрей меня еще немножко.

Не то Гаэтано сразу верно выбрал направление, не то разогрев усилил запах. Но очень скоро звуки снаружи усилились. Рафаэлла привела одежду в порядок и закричала:

— Папа! Гаэтано! Мы здесь!

— Мы здесь! Мы здесь! — подхватил Ласка.

В завале появилась щель, в которую провалилась сначала стальная кирка, а потом и стальная лопата. Да, некоторые могут себе позволить. Лопата, кованая из стального листа и заточенная по краям. Не деревянная. Не деревянная, обитая тонким листом по кромке. Дорого. Богато.

Лопата убралась, а вместо нее просунулся пятачок.

— Гаэтано! — крикнула Рафаэлла и погладила добрый розовый носик.

— Хрю! — сказал носик, — Ты там жива?

— Да, мы в порядке.

— Кто с тобой? Русский?

— Да, — ответил Ласка, — А еще кого-то завалило?

— Всех. Начали с вас, — откликнулся Фредерик где-то наверху, но недалеко, — Если бы не Доминго и Гаэтано, не знали бы, где и искать.

— Папа, ты в порядке? — спросила Рафаэлла.

— Да, только ушибся немного.

Все это время лопаты расширяли проем.

— У Доминго память дай Бог каждому и зрение как у орла, — продолжил Фредерик, — Когда пошла лавина, он взлетел и запомнил, кого где накрыло. Потом слетал в лагерь за помощью. Не будет же он копать крыльями и когтями. Гаэтано унюхал, кого куда унесло, а то бы копали в два раза дольше.

— Вольф жив? — спросил Ласка.

— Не знаю. Сначала вас вытащим.

Обозники расширили проем лопатами. Вытащили Рафаэллу. Вытащили Ласку. Влили в них по полкружки крепкого вина. Все вместе поспешили искать остальных.

Лавина прошла мимо лагеря, так что все телеги и упряжные лошади выжили. Вместе с лагерем уцелели и повара, и оружейники, и возчики, и доктор Бонакорси. И почти готовый обед. Когда прилетел Доминго, все похватали лопаты, надели запасенные на всякий случай снегоступы и пошлепали в долину.

К тому времени, пока прибежала помощь, седой крыс-колдун и Гаэтано откопались сами. Гаэтано не успел убежать от лавины, кабаньей скорости не хватило. Но его снесло верхней частью потока, не закопало и не ударило о камни. Хитрый крыс же успел поднять упавшую корону и пристегнуть ее к себе поясом. Иначе бы вышло копать — не перекопать. Ни колдуна, ни корону лавина нисколько не повредила. Замерзшая вода не может повредить короне Подземных Вод. А колдун уж себе-то удачи наколдует на год вперед. Хотя не исключено, что это из-за короны лавина его пощадила.

Обозники в первую очередь поспешили откопать Фредерика, хотя Гаэтано и настаивал откапывать Рафаэллу. Благодаря доспеху, Фредерик ничего себе не сломал, но из-за него же сильно замерз.

Фредерик первым делом бросился спасать дочь, а колдун каким-то своим чутьем нашел под снегом Кассия. Лопату ему не дали, зато дали наспинник кирасы. Все лучше, чем грести снег лапками. Кассий согрелся тем, что убил одного из своих, забрался в его тушу и пил его теплую кровь, пока она еще текла.

Потом распределились и стали искать остальных. Доминго показывал, где кого завалило, я Гаэтано по ходу работ принюхивался, в какую сторону вести поиски. Иоганна и Петера достали живыми, потому что оба не первый раз попадали в лавину и знали, что делать, если завалило. Вольф сломал ногу и повредил легкое. Нормальный человек бы не дожил даже до обнаружения, но Вольф, побулькивая кровавыми пузырями, предсказуемо дотянул на волчьем запасе прочности. Из троих рейтар лавину пережили двое. Может быть, у погибшего был бы шанс, если бы его вытащили первым, вместо Фредерика и Рафаэллы. В холодных доспехах очень тяжело выбираться из-под снега.

Насчет крыс колдун сказал, что он всех своих чувствовал, и они точно умерли. Проверять не стали, поверили на слово. Обе собаки погибли. Из верховых лошадей, зашедших в долину, выжил только Элефант, потому что тяжелый и с подогревом. Его протащило по камням, даже попортило шкуру, но кости выдержали. Сам растопил снег, пробил ледяную корку и высунул морду.

Оружейники выдали всем сменную обувь и чулки. Повара выставили горячий густой суп. Бонакорси нацедил каждому по маленькой чашке горячего и горького алхимического зелья и по ложке меда, чтобы заесть эту гадость. До самого заката ни у кого не возникло и мысли сидеть у костра, обнявшись и укрывшись одеялом, и радоваться, что повезло остаться в живых. Наоборот, выжившие с большим энтузиазмом принялись за работу. Оттащили на волокушах к повозкам своих мертвых, сдернули веревкой в снег окоченевший труп Меднобородого, положили его в заботливо запасенный складной гроб и увязали в крысиной телеге.

Рафаэлла к Ласке больше не подошла и встретила закат, прижавшись к теплому кабаньему боку. Вольфу Бонакорси дал каких-то снадобий наружно и внутренне, которые позволили дожить до заката. С закатом оборотень в волчьей ипостаси убежал в долину. Там откопал мертвую ведьму и съел ее сердце и печень. Не сдержался и повыл на луну.

Обратный путь до Вены прошел без инцидентов. Кассий сильно опасался, что Альберих устроит ловушку в Подземье, и настаивал ехать по дорогам верхнего мира. Фредерик сказал, что дальнейшая судьба короны и покойника его не волнует, поэтому Служба Обеспечения возвращается тем же путем, а Кассий с колдуном могут плестись на своей телеге до Вены хоть по земле, хоть по небу. Колдун бросил кости и сказал, что под землей на ближайший день не опаснее, чем обычно.

В Вене пришла пора прощаться. Фредерик протянул тяжелый мешочек.

— Восемьдесят талеров, по двадцать каждому участнику, считая и Доминго, и Элефанта.

— Спасибо, — поклонился Ласка, — Но мы не за деньги. Просто по-дружески помогли, как отец учил.

— Вам спасибо, друзья. Без вас бы вышло хуже. Завтра тебе выпишут подорожную. Коня поставь в стойло, с послезавтра с ним будет заниматься Рафаэлла. Хотя бы к самостоятельным, без тебя, тренировкам она готова?

— Готова.

— Отлично. И вот, возьми, — Фредерик протянул большую флягу в прочном кожаном чехле.

— Что это? — спросил Ласка.

— Панацея. От всех болезней и от всех ран. Мало ли, вам самим по пути пригодится, а до дому довезешь, так отдай отцу. Не живая вода, конечно, но помогает. В том числе, даже если василиск клюнет, змея укусит и все такое. Насчет глаз не знаю. Я спрашивал, ни Симон не знает, ни Нострадамус. Может и помочь, мало ли какая зараза бывает, про которую доктора не слышали. Может для глаз и не помочь, но во вред точно не пойдет.

— Спасибо.

— Отцу поклон передавай.