Король Терний

12 ДЕНЬ СВАДЬБЫ

— Бежим, — заорал я.

— Это твой план, Йорг? — Лицо Макина меня удивило: как-то странно сдвинулись его брови.

— Бежим, — снова крикнул я. Честно говоря, если у меня и был план, то весьма призрачный, решения принимались спонтанно в считанные доли секунды. И сейчас возникло решение — бежать. Сунь-Цзы наставлял: «Если враг во всем превосходит тебя, сумей от него убежать».

— Если это твой дурацкий план, — натягивая лук, крикнул Макин, — надо было это сделать две недели назад.

Передо мной возник первый солдат принца Стрелы, лицо от бега бордовое.

По ночам мне снилась Катрин Ап Скоррон. Вожделенная. И сны эти были мрачными. Иногда в них появлялась Челла, выходила прямо из подземелий некромантов под горой Хонас, злобная и восхитительная. Ее улыбка говорила, что она знает всю мою подноготную, а лицо Катрин проступало из ее лица живой плотью сквозь зыбкое безобразие.

Во снах мертвый ребенок то появлялся, то исчезал, в красных руках он держал медную шкатулку с терновым узором. У него были разные имена. Чаще всего его звали Уильямом, хотя я точно знал, что это не мой брат. И каждый раз, когда я увлекал Катрин в постель, он следовал за нами: то только что убитым с кровавыми ранами, то серым гниющим трупом.

Рассказывать сны — скучное занятие, но проникнуть в сон другого человека — совсем иное дело. Это мощное оружие и развлечение. Превратить чей-то сон в навязчивый кошмар или наслать мару. И Повелитель снов не будет сидеть без дела.

Мой отец считал Сейджеса своим творением. Вероятно, он думает, что прогнал колдуна после того, как я лишил его силы в Высоком Замке, и, возможно, сейчас принц Стрелы думает, что способности Сейджеса к его услугам. Хотя, как Корион и Молчаливая Сестра и иже с ними, разбросанные по всей империи, Сейджес мнит себя игроком, стоящим за троном и передвигающим фигуры королей и графов, герцогов и принцесс. Я никогда не любил быть фигурой в чьих-то руках. И принц Стрелы, похоже, не из тех, кем можно управлять через сны, но посмотрим, как это будет на деле.

Дважды я дал Сейджесу понять, что не надо охотиться за мной в моих снах. Думаю, каждый его провал отнимал у него витальную энергию. С тех пор он не проявлял чрезмерной активности. Ребенок не был его творением. Я бы знал, если бы это было так.

И все же язычник постоянно за мной наблюдает. Он присутствует на границе между сном и явью. Молча стоит и думает, что его никто не видит. Я гнался за ним до самой границы сна и упал с кровати, едва не задохнувшись в подушке. Вялой рукой нащупал кинжал. Перья повсюду. Он использует для управления мною самые тонкие инструменты. Даже легкое касание, тем более если оно сделано задолго до важного события, может оказать сильное разрушительное воздействие. Сейджес ищет способы влиять на меня, влиять на нас всех. Прикосновения его пальцев, похожие на прикосновения лапок паука — быстрые и легкие, — натягивают тонкие нити, пока власть, которой он жаждет, не оказывается в его руках как бы совершенно случайно.

Наставник Лундист повторял: «Военному делу учись у Сунь-Цзы». Мой отец мог казнить Лундиста вскоре после моего бегства из Высокого Замка, но его уроки останутся со мной дольше, чем любой урок, вбитый Олиданом Анкратом в своего сына.

«На войне побеждают хитростью», — учат страницы трактата Сунь-Цзы, пожелтевшие от времени и высохшие до шуршащей хрупкости пергамента. На войне побеждает хитрость, и что же мне надо исхитриться сделать? В моем замке снуют шпионы, соглядатаи проникают в мои сны. «Могила — вот мой уютный частный дом», — говорит поэт, но я думаю, что в наше смутное время даже в могиле не утаить секрета.

И потому я пользуюсь тем, что имею. Медной шкатулкой, где хранятся мои воспоминания. Такие страшные, что их невозможно держать в себе. Уже давно я понял: то, что жжет твою голову так, что способно оставить терновые отпечатки на лбу, украдет твою память, мысли, планы, вообще все, что рождается и хранится в голове. План рухнет, но и Сейджес до него не доберется, все, что останется, — это память о том, что была в голове хорошая идея, и знание, где ее взять, если она понадобится.

Сжимая шкатулку в руке, чувствуешь острые края спрятанного внутри ужаса, они режут, обжигают. Просачивается потревоженная боль — острая, невыносимая, и если ты умен, твой ум подвижен и изворотлив, ты сможешь вытянуть нить ранее спрятанной военной хитрости в обход всех шпионов. И если ты можешь удивить своего врага, то ничего не стоит удивить себя самого.