Король-Демон

Глава 18 КОРОЛЬ БАЙРАН

Джарра раскинулась на многие лиги; на ровных, прямых улицах тут и там встречаются парки и небольшие пруды. Их в столице Майсира гораздо больше, чем у нас в Никее. Широкие бульвары обсажены деревьями; с востока на запад через город лениво извивается река. Джарра обнесена стеной, но как-то странно. Первоначально была выстроена крепость, имевшая в плане восьмиугольник, с башнями-луковицами по углам. Впоследствии город неоднократно выплескивался за пределы стен, и каждый раз возводились новые укрепления. А в стенах, оказавшихся в черте города, проделывались новые ворота.

В южной части Джарры поднимаются отлогие холмы, и именно здесь располагаются дворцы майсирской знати. Там же находилось нумантийское посольство, куда мы и направились. А дальше, за этими владениями, отгороженный от них поясом парков, возвышался Моритон, королевская цитадель, целый маленький город со своими дворцами, домами и лачугами. Тут жил король Байран, а также тысячи его приближенных, слуг, рабов и чиновников.

Шамб Филарет за день до нашего прибытия выслал вперед конных гонцов, так что нас ждали. Перед главными воротами города был разбит огромный шатер, защищающий собравшихся от надоедливого дождя. В нем собрались встречавшие нас важные особы, разодетые в роскошные наряды.

Я надел черные сапоги по колено, белые бриджи, белую тунику с красной отделкой и кивер, а на плечи набросил короткий красный плащ. При мне был меч, подаренный королем Байраном.

На Алегрии было темно-коричневый, почти черный, шелковый комбинезон со стоячим воротником, отделанный шитьем. У талии лиф переходил в широкие шаровары. На ноги девушка надела короткие сапожки. От непогоды Алегрия накинула плащ с капюшоном, казавшийся куском полупрозрачной ткани с затейливой вышивкой. Однако на плащ было наложено заклятие, поэтому он защищал не только от дождя, но и от ветра.

Первым меня приветствовал барон Кваджа Сала, как всегда печальный. Я не знал, кто из нас занимает более высокое положение, но, по-моему, нет ничего плохого в том, чтобы поклониться первым, особенно если учесть, что наш император хотел мира, а миролюбивый человек никогда не бывает заносчивым. Сала, несколько удивленный, поклонился в ответ, сначала мне, а затем, к моему изумлению и радости, Алегрии, которую он приветствовал по имени и удостоил титула войзера — благородная дама. Пусть девушка была лишь подневольной рабыней — воспитанности барону Сале было не занимать.

— Господин барон, — начал я. — Однажды вы высказали сомнение в том, что мой император позволит мне посетить вашу страну. Я рад, что вы ошиблись, хотя меня очень огорчают обстоятельства этого визита.

— Огорчены и я, и мой король, — сказал Сала. — Да, кстати, теперь я ношу титул лигабы. Король Байран оказал мне эту высокую честь.

— Он поступил очень мудро, — искренне признался я.

В Майсире лигаба был старшим придворным советником.

— Благодарю вас, господин посол. Надеюсь, я делом докажу справедливость ваших слов. Король также поручил мне представлять Майсир на будущих переговорах.

— Это просто замечательно, — сказал я, на этот раз уже не совсем искренне.

Возможно, есть какие-то положительные стороны в том, чтобы иметь дело с человеком, знакомым с Никеей, императором и Нумантией в целом, но, с другой стороны, в этом случае мне будет очень непросто блефовать.

К нам приблизился еще один вельможа, одетый в красивую темно-серую тунику и штаны, с лентой через плечо, украшенной многочисленными наградами. Хотя мы с ним никогда не встречались, я сразу же узнал его по портретам. Это был лорд Суса Боконнок, посол Нумантии в Майсире. Он происходил из старинного рода. На следующий день после того, как Совет Десяти под нажимом Тенедоса сложил с себя власть, Боконнок присягнул новому императору, за что был вознагражден сполна Представители семейства Боконноков всегда состояли на дипломатической службе, поэтому лорду Сусе был доверен чрезвычайно важный пост в Джарре. Я ознакомился с его личным делом, осторожно переговорил кое с кем в ведомстве иностранных дел и пришел к выводу, что он не великого ума человек и не способен к изворотливости. С другой стороны, Суса отлично умеет ладить с людьми, в частности с высокопоставленными особами, и с легкостью вращается в их кругу.

Один человек прямо заявил, что лорд Суса туп как пробка. Сначала я удивился, почему император остановил свой выбор на нем, но затем до меня дошло, что Тенедос считал отношения с Майсиром слишком важным моментом внешней политики и никому их не доверял. Таким образом, он выбрал абсолютно преданного, идеального человека, который будет послушно выполнять все распоряжения, но самостоятельно не сделает ни шагу и станет докладывать обо всем происходящем, не делая собственных выводов.

Боконноку было лет пятьдесят с небольшим Он носил аккуратно ухоженную седую бородку и коротко остриженные волосы и держался с достоинством. По желанию лорд Суса мог казаться добродушным, хотя и несколько упрямым дедушкой, порой впадающим в гнев или изображающим его — как должны уметь делать это все дипломаты, военачальники и родители: становиться воплощением Ахархела, Бога, Разговаривающего с Владыками.

— Посол а'Симабу, — сказал Боконнок, — вас ждет небольшой сюрприз. Первоначально вы должны были разместиться в нашем посольстве. Однако король Байран рассудил иначе и распорядился поселить вас в Моритоне. Это большая честь, посол, которой до вас еще не оказывали ни одному нумантийцу. Я прослежу за тем, как устроят ваших людей.

— Наш король принял это решение, — вставил барон Сала, — не только желая выказать вам уважение, но также для того, чтобы показать, насколько серьезно он относится к разногласиям, возникшим между нашими государствами. Его величество стремится как можно скорее уладить это досадное недоразумение... прежде чем обстоятельства вынудят его предпринять другие шаги. Король Байран надеется, и я разделяю его чувства, что существует мирное разрешение проблемы.

— Существует, — подтвердил я. — И нам необходимо как можно скорее его найти. У меня есть четкие предписания императора Тенедоса.

Похоже, оба дипломата были удивлены. Неожиданно барон Сала улыбнулся.

— Что ж... признаться, я недоумевал, почему император выбрал именно вас для этой задачи, поскольку, и мне это известно, вы не очень-то сильны в тонкостях дипломатических переговоров.

— Я в этом совсем не разбираюсь, — согласился я. — Именно поэтому император и прислал меня.

— Очень любопытно, — задумчиво произнес Сала. Он замялся. — Посол а'Симабу, — наконец решился он, — могу я поинтересоваться вашим физическим состоянием?

Сперва я опешил, затем улыбнулся.

— Быть может, вы желаете посоревноваться со мной в беге?

Сала рассмеялся.

— Мне было поручено задать вам этот вопрос, потому что, если вы чувствуете в себе достаточно сил, один человек хочет встретиться с вами немедленно, даже до того, как вы отдохнете с дороги.

И я, и Боконнок широко раскрыли глаза от изумления. Подобное желание мог изъявить только один человек. И существовал только один ответ на подобное приглашение.

— Сэр, я полностью в вашем распоряжении.

Я сел вместе с бароном Салой в парадную карету, и мы въехали в Джарру. Улицы были запружены народом, встретившим нас радостными криками и песнями. Я с восхищением отметил, как быстро король Байран смог организовать этот спектакль. Люди дружно скандировали здравицы в честь своего монарха, в честь императора Тенедоса, в честь Майсира, Нумантии и время от времени в мою честь.

Натянув на лицо улыбку, я величественно помахивал рукой. Обратив внимание, что многие смотрят не столько на нас, сколько вверх, я тоже высунулся из окна. В небе над головой парил сонм магических фигур, извивающихся, словно воздушные змеи на ветру. Некоторые изображали сказочных чудовищ, другие — животных, обитающих в Майсире. Я даже разглядел болотного слизняка и похожую на паука обезьяну.

Как и в Осви, в столице первые этажи зданий были построены преимущественно из камня, а выше шло затейливо обработанное дерево, выкрашенное в яркие цвета. В отличие от Осви, крыши у столичных домов были в основном металлические, но такие же пестрые, как и стены. Однако в Осви многоэтажные дома можно было по пальцам сосчитать, в Джарре же их было великое множество. Встречались даже восьми— и девятиэтажные здания, увенчанные причудливыми куполами. Мне показалось, что это обычные жилые дома, и барон Сала подтвердил мое предположение.

— Как правило, в них живут бедняки, — сказал он. — Строительство ведется непрерывно, но люди, похоже, плодят детей быстрее, чем мы успеваем сколотить гвоздем две доски. Наверное, это объясняется тем, что плодить детей значительно интереснее, чем забивать гвозди.

Я похвалил удачную планировку города.

— На самом деле этим мы обязаны богине Огня Шахрийе, — улыбнулся Сала.

Он объяснил, что за последние двести лет Джарра трижды выгорала полностью — сначала причиной стал поджог, в другой раз город уничтожил огонь, перекинувшийся с окрестных лесов, объятых пожаром, а отчего он загорелся в третий раз, так и не удалось установить.

Люди на улицах, по которым мы проезжали, были одеты чуть лучше, чем в других городах и деревнях, встречавшихся у нас на пути, но ненамного. Да и сама Джарра, если не считать необъятных размеров, архитектуры и щедрого использования красок, не произвела на меня такого впечатления, какого я от нее ждал.

Услышав крики, полные страха и восторга, я снова высунулся в окно. По небу проходили несметные полчища солдат, пеших и конных. Все были вооружены до зубов; их доспехи наводили ужас. Воины безмолвно кричали, размахивая оружием. На кого это было рассчитано? На толпу? Или на меня?

Мы проехали мимо громадного храма; оттуда доносились громкие песнопения. Похоже, внутри собралось не меньше пары тысяч прихожан.

— Что это за праздник? — спросил я.

— Это не праздник, — ответил Сала. — По крайней мере, насколько мне известно.

Я расслышал, что молящиеся возносят хвалу Умару-Творцу, покинувшему нас.

— Майсирцы всегда ему поклонялись, — заметил Сала. — Старейшему, мудрейшему, давшему жизнь всем нам, и людям, и богам. Возможно, если мы будем молить Умара достаточно горячо, он вернется.

Он произнес это так, словно искренне верил в возвращение Творца.

У ворот Моритона восторженных толп не было. Мрачные черные стены, уходящие ввысь, подавляли всех своим величием. Часовых нигде не было видно, нас никто не окликнул, и тем не менее ворота бесшумно распахнулись. За ними открылся внутренний дворик, способный вместить приличное войско, а дальше были другие ворота. Они тоже отворились, и мы оказались в личных владениях короля Байрана. Моритон, огромная крепость, представлял из себя город внутри города, но только города особого, состоящего из одних дворцов. Одни дворцы были прямо-таки громадные, другие просто большие, а между ними ютились казармы и неказистые постройки. Сала сказал мне, что здесь находятся конторы сотрудников дипломатического ведомства и другие государственные учреждения. Все были заняты своим делом, и никто даже не удостоил нас взглядом.

Наш экипаж свернул на длинную дорожку, мощенную разноцветным булыжником. Она привела нас к гигантскому зданию, раскинувшемуся в стороны колоннадами, словно пытаясь схватить нас своими крыльями и увлечь в свое каменное сердце.

Экипаж подъехал к парадному крыльцу. Я стал ждать прислугу, но никто не вышел нам навстречу.

— Заходите, — предложил мне Сала. — Не беспокойтесь, вы не заблудитесь.

Я начал послушно подниматься по лестнице. Каждый мой шаг сопровождался громким звуком гонга, отзывавшимся у меня в сердце нарастающей тревогой. Дождь прекратился, словно тоже охваченный страхом. Полукруглые двери высотой больше пятидесяти футов отворились при моем приближении, и я шагнул в длинный коридор, уходящий сводами в полумрак. Стены были увешаны гобеленами из лучшего шелка, расшитыми золотом и серебром. На некоторых были простые узоры, другие изображали неведомых чудовищ — сказочных, как мне очень хотелось думать...

Передо мной снова распахнулись двери, и я попал в другую просторную комнату. Окна в ней для защиты от непогоды были закрыты прозрачными шторами; во всех четырех углах в каминах трещал огонь. Помещение имело в длину футов двести при ширине около пятидесяти футов; потолок терялся где-то вверху на высоте семидесяти пяти футов. Огромная комната была равномерно освещена, но я не увидел ни факелов, ни светильников. В противоположном конце комнаты в центре большого круглого ковра, алого с золотом, стоял мужчина, своими внушительными размерами под стать помещению. За спиной его был зашторенный альков.

Я не жалуюсь на свой рост, но король Байран оказался на целую голову выше. Ему было лет пятьдесят — пятьдесят с небольшим. Он был поджарый, крепкий, с хищным выражением на гладко выбритом ястребином лице. Его голову венчала золотая диадема, в центре которой сверкал драгоценный камень размером с кулак взрослого мужчины. Одет король был в серые бриджи и тунику с нашитыми на плечах и груди кусками кожи. Судя по всему, это были боевые доспехи. Перепоясан король был простым кожаным ремнем, на котором висел кинжал в таких же непритязательных ножнах.

Байран не смог бы выбрать лучший наряд для того, чтобы показать, что он является человеком войны. «Приходи к нам с миром, — красноречиво говорил весь его внешний вид, — или будь готов ко всему».

Опустившись на колено, я склонил голову. Хоть я и был близко знаком с одним великим правителем, сейчас все было иначе. Я знавал императора Тенедоса еще тогда, когда он был молодым колдуном, поэтому для меня он оставался человеком. Король Байран был последним в цепочке властителей, державших трон уже много столетий, и по сравнению с его королевством Нумантия казалась карликовой державой.

— Добро пожаловать в Майсир, в Джарру, — сказал он.

Его голос был холодным и жестким. Я встал.

— Благодарю вас, ваше величество, за это приветствие, а также за то, что вы так быстро оказали мне честь, согласившись принять меня.

— Нам предстоит очень важное дело, — сказал Байран. — Полагаю, вы так же, как и я, стремитесь найти решение... то или иное... чтобы наши государства или вступили на новый путь, или продолжали идти прежним.

— Ваше величество, — сказал я, — простите меня за дерзость, но я предлагаю третью альтернативу. Выдвинутую моим повелителем.

— Интересно, какую это? — голос Байрана стал еще холоднее.

— Мир, ваше величество. Мир, который положит конец всем нашим разногласиям и станет гарантией вечной дружбы.

— Посол а'Симабу, я бы довольствовался чем-нибудь, чего хватило бы на наш с императором Тенедосом век. Будьте любезны, подойдите ближе. Поскольку нам предстоит обсуждать такие важные проблемы, мне бы не хотелось кричать во все горло.

Я повиновался.

— Итак, ваш повелитель желает мира?

— Всем своим сердцем.

— В таком случае, я очень озадачен сообщениями, поступающими из Нумантии, — продолжал король. — Напряженность между нашими государствами постоянно нарастает. Почувствовав, что мы стремительно движемся к... весьма неприятным событиям, я распорядился принять определенные меры. А теперь вы говорите, что ваш император желает мира. Я в недоумении.

— Вот поэтому-то я здесь, ваше величество. Император предоставил мне все полномочия вести переговоры с целью заключить между Нумантией и Майсиром всесторонний договор, который принесет нам мир и спокойствие, чего так страстно желают народы наших стран.

Король молчал, пристально глядя мне в глаза.

— Лигаба Сала сказал, что вы человек, привыкший действовать прямо.

— Мне хотелось бы, чтобы меня считали таковым.

— Далее он подчеркнул, что вы являетесь ближайшим другом императора и его самым доверенным лицом.

— Сир, я был бы безмерно счастлив и горд, если бы это соответствовало истине. Однако утверждать категорически я не берусь.

— До самого недавнего времени мне казалось, что наши страны неумолимо движутся к столкновению, — снова заговорил Байран. — Но, получив известие о том, что вы назначены полномочным послом, у меня появилась искорка надежды. Ибо знайте, господин посол, барон Дамастес Газийский, — продолжал он твердым, отчетливым голосом, словно вырезая каждое слово на камне. — Я не хочу войны. Майсир не хочет войны. Искренне надеюсь, что мы с вами придем к взаимопониманию, которое обеспечит нам мир.

— Ваше величество, даю вам слово, что я сделаю все возможное для достижения этой благородной цели.

— В таком случае, от всего сердца повторяю: добро пожаловать в Джарру.

Король Байран протянул мне руку. Его рукопожатие было железным, как у настоящего воина.

Я вышел из кареты перед особняком, который, как мне сообщили, становился моим на все время пребывания в Майсире. Мне сразу же бросилось в глаза, что здесь мне никто не будет досаждать: каменные стены, усеянные сверху острыми как бритва кусками металла, имели в высоту больше десяти футов. В одной стене имелась дверца с большим кольцом вместо молотка. Подняв его, я услышал звонкое пение труб. Через мгновение дверь отворилась, и передо мной оказалась Алегрия, стоящая в маленькой прихожей, отделанной затейливо инкрустированным деревом. Другой стороной прихожая выходила в уютный садик.

На Алегрии было пурпурное платье до пят с большим вырезом. Несимметричный узор из черных цветов пересекал грудь от правого бедра к плечу. Ткань казалась прозрачной, и все же сквозь нее ничего не было видно.

— Тебе чертовски повезло, что это я, — не удержался я от едкого замечания.

— О, но я же все видела. Посмотри.

Алегрия попросила меня снова постучать в дверь, и я повиновался. Как только я поднял кольцо, в сплошной двери из толстого дерева как по волшебству появился маленький глазок.

— Если бы это оказался не ты, я быстро накинула бы толстый плащ, чтобы ни у кого не возникло никаких мыслей.

— Кстати, — спросил я, — раз мы такие чертовски почетные гости, где все наши лакеи, слуги?

— Я отослала привратника, убедив его, что сама буду ждать твоего возвращения.

— Хорошо, что у короля Байрана не было настроения пьянствовать всю ночь, — заметил я.

Театрально вздохнув, Алегрия пробормотала:

— Мужчины!

Заглянув в сад, я увидел там вместо сырости последних дней Сезона Дождей первые весенние цветы. Алегрия громко расхохоталась.

— Что тут смешного?

— Сам увидишь.

Не успела она договорить, как я действительно все увидел сам. Посреди сада стоял домик. Но на самом деле это был не совсем домик, а большой квадратный шатер. Я не поверил своим глазам.

— Очень неудачная шутка, — недовольно пробурчал я. — Почти шестьдесят дней мы ночевали под парусиной, а до этого я еще больше ночей провел под открытым небом. А теперь по милости короля нам предстоит снова вкусить это? Где же великая честь? Уж тогда лучше нам вернуться на тот постоялый двор при въезде в Джарру. По крайней мере, там нам выделили кровать, хотя и населенную восьминогими насекомыми.

— Согласна, — задыхаясь от смеха, выдавила Алегрия. — Но на самом деле это не парусина. Присмотрись внимательнее.

Я разглядел, что в действительности «шатер» сделан из изысканно обработанного дерева. Он в точности повторял настоящий шатер с пологом, поднятым в хорошую погоду.

— Король Байран называет это своим «Убежищем воина», — объяснила Алегрия.

— Как нам повезло!

— На самом деле, это просто чудо. Пойдем, дай я тебе все покажу.

«Шатер» действительно оказался настоящим чудом, произведением искусства по части работы как плотников, так и чародеев. Он был просто огромным. Помещения по наружному периметру предназначались для того, чтобы мы в них ели и спали В центральную часть мы даже не заходили. Там подогревали еду повара, там в постоянной готовности ждали наших распоряжений слуги. Через подземные ходы они попадали из шатра на кухню, на конюшню, в помещения, расположенные в стене, окружающей двор.

С каждой стороны «шатра» имелось по четыре комнаты — кабинет, комната для умываний, обеденный зал и спальня, богато и со вкусом обставленные, каждая в своем стиле. Каждая сторона выходила в сад, один и тот же, но только в первом случае в нем царила весна, во втором — лето, далее осень, и, наконец, сад был занесен глубоким снегом. Казалось, каждый сад простирался в бесконечность; с противоположной стороны его ничто не ограничивало. В стенах «шатра» не было окон, но благодаря заклинанию внутри было приятно и тепло; в воздухе веял доносящийся неизвестно откуда ветерок. Как только мы гасили свет, температура также несколько понижалась. Алегрия продемонстрировала мне эти чудеса с такой гордостью, словно они были творением ее рук.

— Как далеко в действительности простирается сад? — спросил я.

— Совсем не так далеко, как кажется. Но если дойти до конца, внезапно пропадает всякое желание идти дальше, и ты возвращаешься назад.

— Ну хорошо, — согласился я. — Все прекрасно. Но при чем тут шатер, о боги?

— А мне нравится, — прощебетала Алегрия. — Каждую ночь мы будем проводить в разном сезоне. Так нам покажется, что мы будем вместе очень-очень долго, а не каких-нибудь...

Не договорив, она отвернулась, глядя на птаху, плескавшуюся в фонтане.

Заключив Алегрию в объятия, я уткнулся носом ей в волосы.

— И, — тихо добавила она, — я смогу убеждать себя, что весь мир ограничен этим садом.

Я молчал, не зная, что сказать. Я уже начал возвращаться к жизни, но все же над нами по-прежнему висела тень прошлого, тень Маран. Рано или поздно... Однако я приехал сюда не для того, чтобы беспокоиться о судьбе одного мужчины и одной женщины; сейчас от меня зависела судьба целой страны. Эти проблемы придется оставить на потом. На первом месте сейчас король Байран.

На следующий день мы с послом Боконноком начали подготовительные работы в нашем посольстве. Как только отношения между нашими странами стали напряженными, Боконнок отослал всех нумантийских женщин и детей на север в Ренан, в безопасное место, и посольство опустело.

Посол, большой дока в дипломатических тонкостях, предложил посвятить первый день обсуждению каких-то, как мне показалось, ненужных формальностей. Я ответил ему несколько грубовато — если честно, просто грубо.

— Король Байран сказал, что хочет обсудить условия мира и решить все вопросы как можно быстрее. Такой же в точности приказ я получил от императора Тенедоса, — произнес я тоном, не допускающим возражений.

Боконнок снисходительно оглядел меня с ног до головы.

— Очень хорошо, посол Дамастес. Так с чего мы начнем?

Я рассказал, и у него брови полезли на лоб. Ему очень захотелось обозвать меня или молодым дураком, или идиотом, быть может, даже как-нибудь похуже. Но верх взяла выдержка многих поколений дипломатов.

— Ну хорошо, — вздохнув, согласился Боконнок. — Это идет вразрез со всеми правилами... но зато послужит нам познавательным уроком... — он не мог удержаться, чтобы не съязвить, — ...для кого-то из нас. — Посол снова вздохнул. — Вы хотите, чтобы я разузнал, находится ли сейчас в Джарре представитель упомянутого вами королевства?

— Попробуйте, — сказал я. — Но если никого нет... что ж, пусть будет так.

Кажется, от вздоха посла задрожали стены.

— С чего мы начнем? — спросил король Байран, развеселившись от того, что я решил обойтись без формальностей.

Мы находились в небольшой комнате в королевском дворце. Нас было пятеро: король, лигаба Сала, посол Боконнок, я и маленький запуганный человечек, представившийся патриархом Эбиссы.

— С самого начала, ваше величество, — ответил я. — Два дня назад вы говорили, что находитесь в недоумении по поводу знаков, подаваемых Нумантией. Сперва вроде бы речь шла о войне, затем о мире.

— Да. Мы не знаем, что думать.

— В таком случае, давайте начнем с того, что проясним некоторые недоразумения. Возможно, это убедит вас в искренности наших намерений, — сказал я.

Патриарх, нисколько не похожий на представителя своего воинственного и полудикого народа, сидел совершенно неподвижно.

— Королевство Эбисса выдвинуло свои претензии на определенную часть майсирской территории, — продолжал я. — Некоторое время назад император Тенедос объявил о том, что Нумантия поддерживает эти требования. Сейчас я категорически заявляю, что слова императора были превратно истолкованы. На самом деле он лишь хотел выразить надежду, что вы, король Байран, рассмотрите претензии Эбиссы по чести и справедливости, как и подобает монарху могущественной державы.

— А если я просто отвергну эти требования?

— Вы никогда не диктовали императору Тенедосу, как ему следует править Нумантией, — сказал я. — Разве у нас есть право что-либо требовать от вас?

Король задумчиво смерил меня взглядом.

— Продолжайте.

— Мне больше нечего добавить, по крайней мере относительно позиции Нумантии, — холодно произнес я. — Эбисса является суверенным государством, имеющим четко определенные границы, утвержденные двусторонними соглашениями. Если вы захотите изменить свои границы, это будет касаться только ваших двух государств.

Патриарх что-то возмущенно пробурчал себе под нос.

Я повернулся к Боконноку.

— Посол, не могли бы вы проводить патриарха, так как то, что будет обсуждаться дальше в этих стенах, его совершенно не касается.

Не дожидаясь, когда его выведут, патриарх Эбиссы вскочил с места и, трясясь от гнева, стремительно вышел. Я на мгновение ощутил укол стыда, но тотчас же совладал с собой. Эбисса, незнакомые горные джунгли, или моя родина Нумантия? Выбор был однозначен.

Некоторое время король Байран молчал.

— Должен признать определенно, вы существенно разрядили обстановку, — наконец сказал он.

— Я намереваюсь так же решительно разобраться в ближайшие дни и недели со всеми остальными проблемами, — заявил я. — В первую очередь надо решить вопрос насчет границы между нашими государствами. Во-вторых, поставить точку в извечном споре относительно Диких Земель с вашей стороны и Пограничных территорий с нашей. Некоторое время назад вы предложили постараться прийти к взаимоприемлемому согласию и сообща покончить с бандитами, угрожающими этим землям.

— Это очень непростой вопрос, — сказал король.

— Согласен. С другой стороны, возможно, мы сами его искусственно усложняем. Ваше величество, я бывал в тех краях, общался с живущими там людьми. Они недостойны быть подданными Нумантии и, да простите меня за смелость, Майсира. Если они не потрошат купца или простого путника, осмелившегося появиться на их землях, то занимаются тем, что режут друг другу глотки.

— Верно.

— Это очень большая глупость, к тому же она нам дорого обходится, — продолжал я. — Мне кажется, если две великие державы будут действовать сообща, обязательно найдется простое решение.

Король кивнул.

— Третья проблема имеет очень давние корни, и все же упомяну о ней. В течение многих столетий, задолго до того, как правил ваш отец и отец его отца, Майсир предъявлял претензии на часть провинции Юрей, которую Нумантия считала своей исконной территорией, — продолжал я, — Если вспомнить, что между Юреем и Майсиром находится королевство Кейт, не говоря о самых непроходимых горах мира, по-моему, этот вопрос следует обсудить с участием всех заинтересованных сторон.

— Я слышал, Юрей очень красив, — сказал король.

— Верно, — подтвердил я. — Но каковы ваши шансы в ближайшее время провести там лето?

Король пристально посмотрел на меня, и постепенно губы под его ястребиным носом изогнулись в улыбку.

— Ну хорошо, — сказал Байран. — Наверное, я действительно не предприму путешествие в триста с лишним лиг, через земли, кишащие бандитами, ради того, чтобы насладиться красотами Юрея, каким бы живописными он ни был. Полагаю, эту проблему можно будет разрешить. — Подойдя к окну, он выглянул на улицу, затем повернулся ко мне. — Эта короткая беседа произвела на меня большое впечатление. Посол Дамастес, я начинаю думать, что все не ограничится одними словами.

— Я разделяю ваши надежды, ваше величество.

— Это только начало, — задумчиво произнес король. — И неплохое. Кажется, будущее начинает потихоньку светлеть.

Гонцы повезли депеши на север. Каким-то образом им удалось в рекордно короткие сроки преодолеть Кейт, а дальше гелиограф понес сообщение быстрее ветра. На шестнадцатый день пришел ответ из Никеи. Император согласился, что у нас нет никаких причин поддерживать Эбиссу; соответствующие бумаги были высланы нарочным. Он также поддержал мое предложение как можно скорее заняться проблемами Пограничных территорий и предоставил мне полную свободу действий.

В Нумантии был объявлен праздник, длившийся два дня, с жертвоприношениями и молитвами о мире.

Чтобы еще больше убедить короля Байрана в своих добрых намерениях, император приказал всем сотрудникам нумантийского посольства вернуться в Джарру.

Самая хорошая новость была в конце: численность воинских частей, расквартированных в Юрее, снова сокращалась до норм мирного времени. Все созданные в последнее время подразделения срочно расформировывались.

В шифрованной записке Тенедос обращался лично ко мне:

Дамастес, у тебя получилось — по крайней мере, мне так кажется. И Нумантия, и лично я перед тобой в неоплатном долгу. Мир сейчас — мир навеки.

Т.

— Некоторое время назад, — осторожно начал лигаба Сала, — между нашими солдатами произошел неприятный инцидент, предположительно в провинции Думайят.

Барон попросил меня принять его с глазу на глаз, и я недоумевал, в чем дело. После первых же его слов я все понял и решил, что лучшим моим оружием будет правда.

— Лигаба, вы не совсем точны, — поправил его я. — Впрочем, в Никее по этому поводу также было много недоразумений. Мы провели расследование и выяснили, что наш патруль пересек границу и находился в глубине территории Майсира, неподалеку от города Занте.

Сала с трудом скрыл свое удивление.

— Мы полагали, вы думаете иначе. Кажется, вы считали, что подразделение нумантийской армии попало в засаду на своей территории?

— Как я уже говорил, возникли недоразумения. Я очень сожалею, но, ведь если быть честным, ваши солдаты были наказаны за то, что защищали свою землю, хотя, быть может, они действовали чересчур поспешно.

— Возможно, так оно и было, — согласился Сала. — Так или иначе, ни одного из офицеров не осталось в живых, так что спросить не у кого.

— Позвольте поинтересоваться, почему вы вернулись к этой теме? Я считал, она уже давно закрыта.

— Об этом меня попросил переговорить с вами король Байран. В зависимости от вашего ответа я должен был или промолчать, или сказать вам то, что я сейчас собираюсь сказать: еще слишком рано поддаваться оптимизму, и все же король Байран хочет, чтобы ничто не мешало продвижению к миру. Поэтому он снова до окончания переговоров отводит все майсирские войска на расстояние трехдневных переходов от границы. Это даст нам уверенность в том, что по крайней мере в ближайшие несколько сезонов подобные происшествия больше не повторятся.

Я также могу вас заверить, что, если переговоры будут и дальше продолжаться в том же духе, король демобилизует классы, недавно призванные на военную службу. Если не произойдет никаких... неприятностей, те средства, которые казна тратит на содержание дополнительных солдат, лучше будут потрачены на другие нужды.

Я ощутил прилив радости и — не стыжусь — гордости. Несмотря на мои опасения, возможно, мне удастся сослужить добрую службу отечеству!

— Если дела будут и дальше идти так стремительно, — сказал Сала, — вероятно, мы в самое ближайшее время снова перейдем на «ты», а?

— Будем надеяться.

Сообщение о новом дружеском шаге короля Байрана было отправлено на север, и через пятнадцать дней пришел ответ императора: он тоже отведет все нумантийские войска от границы. На приграничных территориях останутся только подразделения, охотящиеся за бандитами. Мы еще дальше отступили от пропасти.

Необходимость ждать по две-три недели между очередными этапами переговоров могла бы свести с ума, если бы мне было нечем заняться. Но мы с Алегрией оказались в самом центре водоворота светской жизни Джарры, став «чем-то новеньким».

Столичная знать оказалась такой же убогой, как и ее провинциальные кузены. Все были знакомы друг с другом и по большей части еще и состояли в родственных отношениях; все бывали на одних и тех же светских мероприятиях, где напивались с одними и теми же приятелями, после чего ложились в кровать с их женами. И так продолжалось год за годом, десятилетие за десятилетием. Неудивительно, что таким успехом пользовались балы, где впервые дебютировали в высшем обществе юноши и девушки из благородных семейств. Я побывал на одном таком бале, напомнившем мне стаю стервятников, кружащих над умирающей антилопой и ждущих, когда можно будет насытиться свежим мясом.

У мужчин в моду быстро вошли длинные прически, причем нередко с помощью каких-то сильных отбеливателей волосы перекрашивались в светлый цвет, как у меня. Алегрия даже пошутила, что мне должно быть стыдно за всплеск эпидемии облысения среди мужчин старшего возраста, не рассчитавших действие красителей. Я ответил, что вины на мне не больше, чем на ней, ибо женщины, подражая Алегрии, перешли исключительно на облегающие наряды, подчеркивающие все изгибы фигуры. Молодым девушкам, возможно, это было даже к лицу, но, встречая переваливающуюся с ноги на ногу толстуху, одетую так, я с трудом сдерживал желание сморщиться и отвернуться.

Сезон Перемен подошел к концу, и начался Сезон Бурь, принесший с юга антарктические бураны.

Намеченный бал-маскарад был отменен из-за непогоды. Жизнь в Джарре оказалась парализована снежными буранами, так что нам пришлось развлекаться тем, что имелось у нас в распоряжении. Я с удовольствием валялся в кровати в нашем «шатре». Мы перебрались на «летнюю» сторону; в саду весело щебетали птицы, в застывшем знойном воздухе жужжали пчелы.

Я изучал карты Пограничных территорий, пытаясь определить, есть ли хоть какая-нибудь крупица здравого смысла в моих предложениях.

Алегрия лежала на полу на трех огромных подушках. Из одежды на ней были лишь узкие полоски материи на груди и на бедрах. Она читала толстую книгу, в которой боги и богини изображались такими же глупыми, завистливыми и жестокими, как и сотворенные ими люди. Разумеется, подобного рода литература была запрещена, поэтому владеющим грамотой приходилось долго ждать своей очереди получить желаемую книгу.

Поймав на себе мой взгляд, Алегрия улыбнулась и снова погрузилась в чтение.

Вдруг я осознал одну очевидную истину. Я начал потихоньку влюбляться в Алегрию, возможно, уже успел ее полюбить. Сейчас, оглядываясь назад, я недоумеваю, почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять это. Впрочем, ответ мне известен. Конечно же, причиной всему была Маран.

По-прежнему оставались не остывшие до конца чувства, слова, которые мне хотелось сказать своей жене — или бывшей жене, я не знал, удалось ли ей уже добиться развода. Но какое это имело значение? Прошлое осталось в прошлом, умершее и забытое. Почему я не встал, не подошел к Алегрии, не поцеловал ее, а дальше будь что будет? Я не знал тогда, не знаю и сейчас.

Я закончил составлять депешу, и курьер забрал ее. Только тут до меня дошло, как же сильно я устал. Я больше не мог оставаться ни в посольстве, ни у себя дома, ни вообще в городе. Мне срочно требовалось выехать на несколько часов на природу. Я поделился этими соображениями с Алегрией. Та, поморщившись, тем не менее храбро поддержала меня.

— Хорошо, мой господин. Мы отправимся в буран, и если я себе что-нибудь отморожу, виноват в этом будешь ты.

Час спустя мы, укутавшись в теплые шубы, дрожали на конюшне. Вскочив в седло, Алегрия с мольбой посмотрела на меня.

— Так где же мы примем свою смерть?

— Будь я проклят, если знаю. Это ведь ты майсирка, не я.

— Из монастыря меня отпускали в столицу раз десять, не больше, — сказала Алегрия. — Что творится на улице! Мы с тобой с ума сошли!

— Знаю... и все же что-то в этом есть, правда?

И действительно, пронизывающий северный ветер освежил мне голову, очистил душу.

— Быть может, стоит заглянуть в посольство и взять эскорт? — предложила Алегрия.

— Зачем? Разве в Майсире мы не пользуемся всеобщей любовью? — ответил я. — Нет, лично мне будет достаточно твоего общества.

Некоторое время Алегрия сидела в седле в нерешительности.

— У меня есть одна мысль. Но до того места час пути, а то и больше. И мне придется спрашивать дорогу.

— Я жду ваших приказаний, войзера.

— Значит, когда найдут наши закоченевшие трупы, в глазах богов во всем буду виновата я одна.

— Разумеется. Разве ты до сих пор не научилась понимать мужчин? — усмехнулся я.

Алегрия только пожала плечами, и мы тронулись в путь.

Никто не обращал на нас ни малейшего внимания; редкие прохожие шли по своим делам, торопясь успеть, пока улицы не замело окончательно. Поправлюсь, почти никто: прицельно брошенный снежок попал мне в затылок, сбив кивер в сточную канаву. Выругавшись, я обернулся и успел увидеть подростка, юркнувшего в переулок.

— Как он только посмел! — воскликнула Алегрия, тщетно пытаясь удержаться от смеха.

Промолчав, я спешился и подобрал свою каску — а также кое-что еще. Когда я садился на коня, постреленок и три его товарища высунулись из-за угла — и едва успели увернуться от снежной глыбы, тайком слепленной мною. Комок ударился в стену у мальчишек над головами, обдав их дождем ледяных осколков. С испуганными криками сорванцы скрылись в переулке.

— Если играешь с быком, — сказал я, цитируя старую симабуанскую пословицу, — будь готов познакомиться с его рогами.

Алегрия только покачала головой, и мы двинулись дальше.

Мы дважды останавливались, Алегрия спрашивала у прохожих дорогу, после чего мы продолжали путь. Где-то через час мы достигли окраин Джарры.

— И что дальше?

— Не плачь, неженка, — улыбнулась Алегрия. — Мы только начали.

По правде сказать, мне становилось все холоднее, и передо мной все чаще появлялись картины нашего милого летнего садика.

— Эта женщина вознамерилась скормить меня волкам, — мрачно пробурчал я, тем не менее послушно тронувшись следом за Алегрией.

Снегопад усилился, но дорога была широкой и ровной. Мы проехали через поля, потом мимо маленькой деревушки, затем опять оказались в чистом поле. Я уже собрался было снова начать скулить, но тут мы поднялись на пригорок.

На высокой скале примостился мрачный замок. Его стены были вырезаны из камня. Мне довелось видеть и более грандиозные сооружения, но никогда я не встречал ничего более величественного и неприступного. Узкие бойницы-окна были забраны толстыми решетками, по обеим сторонам от ворот возвышались башни. Дорога, петляя, поднималась вверх.

— Вот мы и приехали, — объявила Алегрия.

— Что это?

— Мой дом. Здесь живут далриады.

— О великие боги, — почтительно промолвил я. — Разве может это угрюмое заведение порождать кого-нибудь, кроме суровых отшельников-монахов?

— Пойдем, я тебе все покажу.

Мы поднялись по извивающейся дороге к воротам, и нас окликнули часовые. Я отметил, что их было четверо: по два в каждой башне. Алегрия назвала себя, и один часовой куда-то скрылся.

Я нагнулся к девушке.

— Миледи, один вопрос. Что сдерживает часовых от бесчестных поступков, раз ты и остальные далриады такие чистые и непорочные? Или они имели несчастье близко познакомиться с очень острым ножом и теперь поют в верхних регистрах?

— Ты хочешь спросить, евнухи ли они? Нет. Когда-то действительно охрана монастыря состояла из одних евнухов, но потом от этого пришлось отказаться. — Алегрия хихикнула. — Среди послушниц ходили рассказы о евнухах, которые иногда оказывались вроде бы и не совсем евнухами. Сейчас здесь служат добровольцы, набранные из армейских частей. Всего их сотни три, и они защищают все подступы к Далриаде. Их казармы находятся за стенами монастыря, в самой его дальней части. В течение всех лет службы солдаты находятся под действием заклинания, полностью лишающего их не только способности, но и желания что-либо сделать.

— Какая замечательная жизнь, — заметил я. — Давай проведем здесь два года, разговаривая о том, как... как выращивать брюкву и надраивать доспехи.

— Это лучше, чем погибнуть на границе, получив в грудь бандитскую стрелу.

— Возможно, ты права. А может быть, и нет.

Вернувшись, часовой козырнул и пригласил нас в монастырь. Он сказал, что позаботится о наших лошадях. Спешившись, мы вошли в ворота. Нас встретила женщина лет сорока, очень красивая, почти такая же прекрасная, как Алегрия. Вскрикнув от радости, девушка бросилась ей на шею. Некоторое время женщины торопливо говорили о чем-то своем, наконец Алегрия, спохватившись, представила меня. Женщина, которую, как выяснилось, звали Зелен, учтиво поклонилась.

— Алегрии действительно очень повезло, — сказала она. — И мы польщены тем, что вы оказали большую честь, навестив нас.

Зелен провела нас во внутренний двор монастыря. Открылась дверь, и оттуда высыпала стайка задорно смеющихся девочек. Все были просто неописуемо очаровательные — настоящие маленькие куколки с волосами и кожей разных оттенков. Девочки стали бросаться друг в друга снежками, но, увидев меня, испуганно вскрикнули и скрылись за другой дверью. Войдя в здание, мы стали подниматься по длинной лестнице. Зелен, шедшая первой, чуть оторвалась от нас.

— Зелен, — шепотом объяснила мне Алегрия, — была одной из моих наставниц.

— И чему она тебя учила?

— Управлять мышцами, — ответила Алегрия, и ее лицо, раскрасневшееся от морозного ветра, стало еще краснее.

— А...

— На долю Зелен выпало большое счастье, и в то же время огромное несчастье, — продолжала Алегрия. — Ее отдали лиджу, принцу, недавно овдовевшему. Они полюбили друг друга, и лидж собрался на ней жениться. Но прежде чем это успело случиться, он погиб на охоте. И Зелен возвратилась сюда.

В течение следующих часов я узнал много интересного. Всего здесь обучались сто — сто пятьдесят девочек и девушек; кроме того, тут жило приблизительно столько же далриад, вернувшихся в монастырь и ставших наставницами. По сути дела, это был женский пансион для избранных. Я видел, как девушек учат правильно говорить, шить, решать математические задачи. В одном классе девочки слушали поэтессу, читавшую свои стихи, а затем обсуждали услышанное, причем в зрелости суждений они ничуть не уступали студентам лучших университетов.

Были и другие классы, в которые меня не пускали, и женщины отказывались объяснить, какие науки в них преподают. Мне удалось украдкой заглянуть в одну такую пустующую комнату. В ней вместо парт стояли кровати, и на каждой лежало чучело обнаженного мужчины с застывшим в готовности естеством. Я сделал вид, что ничего не заметил.

В конце нашего визита мы пили чай из трав со свежевыпеченными булочками в обществе настоятельницы Далриады. Эта женщина лет шестидесяти, сохранившая остатки былой красоты, тем не менее показалась мне излишне строгой и холодной. Судя по всему, она приобрела эти замашки, вернувшись в монастырь от «повелителя», относившегося к тем личностям, кто предпочитает приказы отдавать, а не получать. Собеседницей настоятельница была достаточно интересной, и все же я испытал облегчение, расставшись с ней.

— Значит, вот где ты воспитывалась, — задумчиво произнес я, когда мы выехали за ворота монастыря.

— Да. — Алегрия помолчала. — И что ты думаешь по этому поводу?

— Что я могу думать? — Я оглянулся на мрачные черные стены. — Я бы не хотел там жить, — сказал я, тщательно подбирая слова.

— Да, но у тебя есть выбор, — возразила Алегрия. — У меня же его не было. И, — добавила она, и в голосе ее прозвучала горечь, — существуют места значительно хуже.

— Ты говорила, что попала в монастырь в возрасте семи лет, — сказал я. — У тебя сохранились какие-нибудь воспоминания о том, что было до этого?

— Да, — со злостью произнесла она. — Я помню, что мне постоянно хотелось есть. Помню, что все время мерзла. Помню, как меня били пьяные мужчины, с которыми возвращалась в нашу хибару моя мать. Помню, как она продала меня в Далриаду.

Мне захотелось заключить ее в объятия, но я благоразумно от этого воздержался.

— Теперь ты понимаешь? — спросила Алегрия. Этот риторический вопрос не нуждался в ответе. Всю дорогу обратно мы ехали молча. Я понимал, что судьба всех воспитанниц монастыря схожа с судьбой Алегрии. Все они происходят из беднейших семей, или же родители отвергли их по другим причинам. Я вспомнил, как много лет назад мне, молодому легату, направлявшемуся к первому месту службы, какой-то крестьянин попытался продать свою дочь, высохшее от голода существо, которому не суждено было дожить до десяти лет. Люди часто жалуются на то, какие напасти насылают на них боги, и недоумевают, как те могут быть такими жестокими. Но, задумываясь над тем, как жестоко обходятся сами люди со своими собратьями, в первую очередь с женщинами и вообще с теми, кто слабее, я удивляюсь, почему наши создатели и повелители не позволяют себе творить с нами еще более немыслимые зверства.

К тому времени как мы возвратились в Моритон, к Алегрии вернулась ее обычная беззаботность. Точнее, она снова натянула на себя эту маску. Мое настроение оставалось мрачнее мрачного, но я тоже счел за благо скрывать свои чувства.

Через несколько дней, ко всеобщему изумлению, в Джарру возвратились сотрудники нумантийского посольства. Получив предписание императора, они тотчас же выехали из Ренана и довольно быстро преодолели Кейт. Последние дни Сезона Перемен погода была мягкой, и холода начались только тогда, когда караван вошел в Майсир. Дважды казалось, что его застигнет зима, однако бураны быстро утихали, заморозив дорогу, но не завалив ее снегом. Караван двигался очень быстро.

В одночасье угрюмое, пустынное посольство наполнилось щебетанием женщин и смехом молодых мужчин, что быстро подняло всем настроение. Я отметил, что никто из сотрудников не взял с собой своих детей, — но ни с кем не поделился своими соображениями. Несмотря на то что в воздухе запахло миром, по-прежнему нельзя было сказать что-либо наверняка. А жены дипломатов в проницательности ничуть не уступают своим мужьям.

С не меньшей радостью встречали то, что сотрудники посольства привезли с собой: консервированные нумантийские деликатесы и письма от друзей, завернутые вместо конвертов в информационные листки. Эти листки, в которых содержались новости из дома, хотя и несколько устаревшие, разглаживались и передавались из рук в руки. Здесь, на далекой чужбине, отрадно было узнать, что варанское вино по-прежнему пользуется спросом, что торговцы получили крупный заказ на вахийрские кружева и тому подобное. Я битый час с наслаждением читал эти глупые мелочи, пока мне в руки не попался новый листок.

В нем сообщалось о бракосочетании трибуна Агина Гуила, командующего Первым корпусом Имперской гвардии, и сестры императора Дални. Я решил, что торжественная церемония была очень пышной. Это подтвердил длинный перечень знатных вельмож, присутствовавших на свадьбе. Вдруг мое настроение резко переменилось.

Его императорское величество не только почтил бракосочетание своим присутствием, но и любезно согласился лично совершить официальный обряд. Император смотрелся очень величественно в царственном пурпуре и черной коже. Его величество сопровождала Маран, графиня Аграмонте, одетая в ослепительное зеленое платье с белыми кружевами, чарующая и обворожительная...

Тот безнадежный глупец, кто решает выяснить определенные вещи до конца, в то время как ему следовало бы оставить все в покое, довольствуясь черными сомнениями. И тогда я был именно таким глупцом. (Вполне вероятно, я остаюсь им и по сей день.) После непродолжительных расспросов я выяснил, что один из секретарей лишь совсем недавно был зачислен в штат посольства. Молодой человек, поднявшись по реке из Никеи, присоединился к остальным дипломатам уже в Юрее. Представитель младшей ветви одного из семейств нумантийской аристократии, он должен был заниматься мелкими поручениями посла Боконнока. Я попросил его уделить мне немного времени.

— С удовольствием. Чем могу быть вам полезен, посол Дамастес? — учтиво поинтересовался молодой вышколенный дипломат.

— Речь идет о деле личного характера.

— Сэр, можете говорить, не стесняясь.

— Вероятно, вам известно, что моя жена некоторое время назад подала прошение о разводе?

— Д-да, сэр, известно.

— Вы случайно не знаете, было ли оно удовлетворено? Я ничего об этом не слышал.

— Да, сэр, было. И в кратчайшие сроки. Поскольку вы находились в отсутствии и с вашей стороны не было возражений, суд счел... по крайней мере, так мне кто-то сказал.

— Понятно.

Значит, у меня больше нет никаких прав что-либо требовать от Маран. Наверное, мне не надо было получать подтверждения кое-каких возникших у меня подозрений.

— Насколько я понял, — тем не менее продолжал я, — моя бывшая жена сопровождала императора во время бракосочетания его сестры.

— Да, сэр. Точнее, я так слышал. Я занимаю пока не настолько высокое положение, чтобы быть приглашенным на подобные церемонии. Но один из моих дядьев был в числе приглашенных, и, по его словам, эта связь... я имею в виду бракосочетание принцессы Дални и трибуна Гуила, стала событием года.

Если бы я не слушал так внимательно, то, возможно, не заметил бы небольшой заминки после слова «связь». А может быть, молодой дипломат просто неудачно подобрал слова?

— Из чистого любопытства, — постарался как можно равнодушнее произнести я, — и поскольку я желаю своей бывшей супруге только добра, не могли бы вы мне сказать, часто ли император оказывает ей честь подобными приглашениями?

— Я... если честно, сэр, я не знаю. Перед отъездом из Никеи я почти не следил за светской жизнью. Все свое время я посвящал изучению Майсира и его обычаев.

Если этот молодой человек собирался добиться каких-либо успехов на дипломатическом поприще, ему следовало научиться лгать более искусно.

Поблагодарив, я отпустил его и приказал принести мне все информационные листки. Разложив их в хронологическом порядке, я внимательно прочел разделы светской хроники. Маран присутствовала вместе с императором на званом вечере... на костюмированном балу... и, наконец, отдельное сообщение о том, что Маран, графиня Аграмонте, отменила свои планы на оставшуюся часть года, в том числе отказалась от приглашения на два бала-маскарада, и срочно отправилась в Ирригон, чтобы лично наблюдать за восстановлением родового замка.

Между первым и последним сообщением — почти целый сезон. Достаточное время для того, чтобы Провидец понял, что женщина не забеременела от него, и отослал ее прочь, как до того отослал остальных.

Красный от бессильной ярости, я едва сдерживался. У меня внутри все клокотало, и меня терзали другие вопросы. Неужели эта тварь сознательно так поступила? Не желая думать о худшем, я позволил себе искорку сомнения — Маран всегда идеализировала императора. И после развода у нее не осталось причин не... не встречаться с ним? Или мне все это мерещится? Возможно, но я почему-то так не думал. Может быть, это и не было предательством в чистом виде, но все равно от такого поступка попахивало скверно.

Затем мои мысли переключились на императора. Проклятие, как он мог так со мной поступить? Разве он ничего не понимал? Или ему на все наплевать? Я снова вспомнил знаменитое изречение: «Короли могут делать то, о чем простые смертные только мечтают». Однако сейчас оно не принесло мне утешения. Я считал Тенедоса не только повелителем, но и своим другом. А друзья, по крайней мере в тех краях, откуда я родом, не затаскивают в постель жен друг друга. Или я ошибался?

Вернувшись к себе в кабинет, я обнаружил, что короткий зимний день клонится к вечеру. И что дальше? После некоторого раздумья я пришел к выводу, что мне остается лишь делать вид, будто ничего не произошло.

Я направился к своему экипажу, смутно обращая внимание на часовых и машинально отвечая на их приветствия. Мне не хотелось возвращаться домой, к Алегрии, но больше ехать было некуда. Я приказал кучеру подъехать прямо к конюшне, а сам прошел подземным ходом в помещение для слуг и оттуда проскользнул в дом. К счастью, Алегрия мне не встретилась.

У меня мелькнула мысль попробовать оглушить себя вином, растворить в нем хоть часть своей боли. Быть может, оно поможет мне заснуть, в крайнем случае просто успокоиться. Отыскав бутылку вина, я откупорил ее и отправился в зимнюю часть шатра. Усевшись на полу, я уставился на бушующую в саду вьюгу, сотворенную магией, чувствуя у себя в груди не менее страшную бурю.

Подняв бутылку, я поставил ее на пол. Возможно, я и выпью, но чуть позже.

Порывы ветра яростно бросали горсти снега в мерцающее пламя каменных светильников и раскачивали обросший сосульками тростник в замерзшем пруду. Вдруг у меня за спиной отворилась дверь.

— Дамастес?

Это была Алегрия.

— Да.

— В чем дело?

Я молчал. Девушка подошла ко мне, и я ощутил исходящий от нее сладостный аромат. Она села напротив меня, подобрав под себя ноги, и посмотрела мне в глаза.

— Что-то случилось, — сказала Алегрия. — Что-то серьезное.

Я всегда строго придерживался правила, что воин должен держать свои переживания при себе. Но сейчас я от него отступил. Не смог не отступить. Я рассказал Алегрии все, что произошло, — точнее, все, что узнал. Где-то на половине рассказа я поймал себя на том, что меня слепят слезы. Алегрия сходила в ванную комнату и принесла мягкое влажное полотенце.

— Проклятие, — простонал я. — Быть может, мне это только показалось... быть может, на самом деле ничего не произошло...

Алегрия начала было что-то говорить, но осеклась.

— Ты что? Она вздохнула.

— Можно тебе кое о чем рассказать? Я молча кивнул.

— Помнишь, три дня назад ты взял меня с собой в посольство и представил новоприбывшим, а затем оставил одну, отправившись на совещание?

Разумеется, я помнил.

— Так вот, я бродила по коридорам, заговаривала со всеми встречными, проверяя, как запомнила их имена. Знаешь, есть такая поговорка: те, кто подслушивает, заслуживают услышать то, что они слышат.

Алегрия шмыгнула носом и вдруг залилась слезами. Совладав с собой, она продолжала:

— Я только рассталась с одной женщиной — не стану говорить, с кем именно, — как вдруг вспомнила, что хотела спросить у нее еще одну вещь. Вернувшись назад, я собралась было постучать в дверь, но тут услышала, что эта дама разговаривает с каким-то мужчиной.

Они говорили обо мне. Мужчина высказался насчет моей красоты, и женщина подтвердила, что тоже находит меня достаточно смазливой. Затем она сказала (я передаю дословно): «Это в очередной раз показывает, что у сильных мира сего все обстоит не так, как у нас, простых людей. По крайней мере, полагаю, они относятся к жизни не так серьезно, как мы. Супруга дает Дамастесу от ворот поворот, и он тотчас же находит себе эту красотку, а тем временем его графиня уже крадется через черный ход в покои императора».

Мужчина, рассмеявшись, сказал, что ты произвел на него впечатление человека порядочного. Поэтому он надеется, что я пробуду в твоей постели дольше, чем твоей жене будет позволено ублажать императора.

Тут в коридоре послышались шаги, и я убежала. О Дамастес, Дамастес, мне так горько!

У нее снова навернулись слезы, но на этот раз она их сдержала.

Император действительно предал меня.