Королевство Русское. Книга первая. Андрей Юрьевич

Глава 4

Событие десятое

Actum ut supra

Поступай как выше (раньше) указано; Действуй, как указано выше

Народная медицина рулит. Не вымер последний Романович. И прижигание раны после соскабливания омертвевшей плоти помогло… Вспомнилось во время лежания на лавке Андрею Юрьевичу то ли фильм, то ли книга, про то, что лечили опарышами в эти былинные времена, мол личинки мух обгладывали омертвевшие ткани только, а живые не трогали. Если честно, то выскабливания хватило для того, чтобы было, что внукам рассказывать, и попробовать на себе этот опарышивый метод Виноградову не хотелось.

На третий день князю тётка знахарка разрешила вставать до ветру, а на пятый даже так поправила повязку на голове, что и левый глаз теперь смотрел на окружающий мир с удивлением, не всё правому одному отдуваться.

На шестой день появились и первые серьёзные посетители. Первым в горницу вломился епископ Владимирский Афанасий. Это был совсем не старец в вылинявших коричневых одеяниях. Как там верхняя одежда у монахов называется профессор не знал, но это точно был шёлк с золотым шитьём. Шапка… Да, чёрт его знает… Клобук? Это слово единственное в голову пришло. Так шапка была тоже со всякими византийскими орлами и иконами и с крестом на макушке. Митра! Митрополит же. Явно одно слово от другого произошло. Хотя этот епископ.

— Здрав будь, Андрей Юрьевич, — Афанасий сунул ему руку с тремя перстнями для поцелуя.

Виноградов сделал вид, что приложился. Голос у епископа был не сильно и басовитый. Обычный человеческий голос. И борода не лопатой, чуть может больше, чем у настоящего князя Владимирского была, когда он призраком являлся. Посох разукрашенный и с каменьями в руке у епископа, сапоги красные на ногах, без каблуков.

Епископ чего-то явно ждал, смотрел удивлённо на болезного.

— Благословите, Ваше Высокопреосвященство, — епископ это же как кардинал в той самой Франции?

— Благословляю тебя сын мой. Поведай мне о планах твоих. Всех нас теперь они касаются, — без раскачки начал епископ Афанасий. Говорил он с сильным акцентом, но не немецким там или английским и даже не с греческим. Язык его родной был скорее всего славянский. Кто там есть из славян, кто тоже православный. Болгарин? Серб?

— О планах? План выздороветь, — Андрей Юрьевич мысленно затылок поскрёб и решил в самом деле одним планом поделиться. Может предыдущий хозяин тела и плохо кончил, но мысль насчёт женитьбы была верная, — Владыка Афанасий, лежал я тут в горнице, смотрел на лампаду, на иконы за ней, молился, — Виноградов троекратно осенил себя знамением, то же самое и епископ Владимирский проделал, не переставая в упор смотреть на Андрея Юрьевича, — Просил господа совет мне дать, как теперь быть. Не буду врать, не ответил мне Господь. А только потом через часец или два пришла мне в голову мысль, что нужно жениться на дочери Гедимина и союз с ним против ляхов заключить, если те пойдут на нас войною, — Виноградов в церковь не ходил и крестным знамениям себя никогда не осенял и чуть в кукиш пальцы не сложил. Вовремя опомнился, вспомнив как это делает монашек Димитрий — травник преставленный к нему Афанасием — двумя перстами.

— Про Альдону говоришь? Так слышал я, что за королевича Казимира хочет её взять круль Владислав Локеток. Доносили мне, что в прошлое лето Казимир был обручен с Анной, дочерью короля Германии Фридриха III Габсбурга, но теперь после поражения Фридриха в битве при Мюльдорфе заюлил Владислав и заслал уже послов в Литву.

— Давно? И что Гедимин ответил? — Виноградов жениться на тринадцатилетней девочке не очень хотел, но тут совсем кисло получится, если Литва с Польшей объединится и вместе на него набросятся, — Может, не поздно и нам послов отправить?

— Может, и не поздно. Только есть ли вера язычнику Гедимину? Вон, сын его Дмитрий воев увёл, а ведь на твоей дочери женат, княже? А будь с тобой его вои, справились ли с погаными? — перекрестился на Красный угол Афанасий.

— Не ведомо мне. Набрал большую силу хан Узбек. Не по зубам нам нонче.

— А зашли послов, Андрей Юрьевич, и я к митрополиту Литовскому Феофилу пошлю с дарами от себя просьбицу посодействовать в том начинание.

— Благодарю, владыка…

— Не о том я вопрошал тебя… о землице Русской, что делать с землёй брата твоего почившего — Льва Юрьевича собираешься, князь? — опять принялся осенять себя Афанасий.

И тут только Виноградов осознал, что он говорит с епископом не на русском из двадцать первого века, а на том же языке, что и сам епископ. Выходит, какая-то память от прежнего хозяина тушки осталась. А он всё думал, как общаться с народом. Сразу определят, что «Царь не настоящий». Даже с травницей и Дмитрием — монашком, что к нему приставили, мычанием и жестами больше изъяснялся. Фу, можно выдохнуть, ну, хоть тут подфартило, профессор даже улыбнулся от радости, что сразу повергло в оторопь Афанасия.

— Думаю в кущах райских брат мой старший. Хорошо ему уже там. Радуюсь за него. Мне же теперь надлежит и за себя, и за него жить, и двойную ношу тащить. Нет у него наследников. Владимир раньше отца погиб, так что на мне теперь, как на отце моём Юрии Львовиче вся земля Русская. Принимаю на себя заботу о княжестве Галицком.

— Что ж, это и хотел я от тебя услышать, Андрей Юрьевич. Беречь нужно отчину дедову и отцову и объединить под одной твёрдой рукой. А ещё подумать надо и о восстановлении кафедры митрополита во Владимире.

— Не поверите, владыка Афанасий, но вот часец назад именно об этом и думал.

Событие одиннадцатое

Anno Christi

В год по рождестве Христове (нашей эры).

Aut cum scuto, aut in scuto

Или со щитом, или на щите.

Только ушёл епископ Владимирский, как появился новый посетитель. С епископом договорились, что он подготовит дары для константинопольского патриарха Герасима I или его преемника, вроде бы слух прошёл, что помер сей достойный муж, а Андрей Юрьевич отправит свои дары и письмо с просьбой рассмотреть возможность на вакантную должность митрополита во Владимире поставить достойного настоятеля — епископа Афанасия. Мол, у митрополита Литовского Феофила и без того дел множество и забот. Литва пребывает почти вся в ереси идолопоклонничества и, с другой стороны, склоняют там князей и бояр римский послы, переманивая в веру латинянскую. А ежели в помощь ему будет митрополит Афанасий, то может и язычников поможет к господу привести и от ереси латинянской оборониться.

Призрачный князь не советовал ему Афанасия в качестве митрополита, предлагал епископа Галицкого — Феодора, мол, тот набожен, а этот хапуга. Но в разговоре с владыкой Андрей Юрьевич оценил Афанасия по-другому. Он не хапуга, а хозяйственник. Именно таким и должен быть митрополит. Монахи пусть молятся, а глава церкви целого государства должен думать о её процветании и экономическом успехе. О строительстве каменных храмов и монастырей с надёжными стенами должен думать в эти времена митрополит, слово божье — это здорово, а стена с пятиэтажный дом и пушки на ней — это здоровей. Как там у классика «добрым словом и револьвером».

И Виноградов ему поможет развернуть производства в монастырях. Бумаги, например. Почему бы и не фарфора. Белая глина точно где-то поблизости есть. Когда был давным-давно в Трускавце Андрей Юрьевич, то видел поделки местных мастеров на рынке городском, для туристов сувениры. Так там точно были изделия из белого фарфора и продавец говорил, что из местного сырья сделана бюветница для питья лечебной нефтяной воды. Ну, и самогонный аппарат легко можно сделать, пусть спаивают русские монахи Европу. А если будет бумага, то вполне можно и книги начать печатать. Книга точно стоит гораздо дороже просто бумаги. И печатать в том числе и на латыни для создаваемых сейчас в Европе первых университетов.

— Андрей Юрьевич, государь, по здорову ли? — на этот раз был воин. Как объяснил монашек Димитрий — это был сотник княжеской дружины Мечеслав Детько.

Сотник был в парадной одежде без всякого железа, ну если широкой сабли на поясе не считать.

Из-под ворота рубахи, доходящей чуть не до колена, амбалу была видна нижняя белая рубаха — видимо та самая срачица. На ногах под рубахой были штаны из явно шерстяной материи в красно-коричневый цвет покрашенный. Заправлены были штаны в сапоги, тоже красные. Сапоги были без каблуков. А ведь стремя точно есть. Недоработка. Нужно будет исправить. На плечах сотника был крытый шёлком зелёным кафтан, не кафтан… Всплывало в голове слово свита. На груди были петли и пуговицы костяные, а подол без пуговиц, всё это стягивал широкий шёлковый вышитый и украшенный медными бляхами пояс, и по краю эта штука (Свита всё же) была оторочена мехом соболя, наверное, как и круглая шапка из черного сукна, что сдёрнул воин с головы, войдя в горницу. Сдёрнул, бухнулся на колени перед образами и троекратно лбом об пол грохнул.

Не сумев сломать пол, детина под два метра ростом и в плечах чуть поменьше, поднялся и спросил князя о здоровье:

— Прости княже, не уберёг.

— Бог простит. Что привело тебя, Мечислав, к болезному?

— Так это… Андрей Юрьевич, нужно дружину чуть не заново набирать. Треть осталась.

Виноградов и сам понимал, что оба княжества и Владимирское, и Галицкое сейчас оказались в очень уязвимом положении. Приди именно сейчас ляхи или литовцы и кердык, даже обороняться некем. Но ведь набрать пахарей — три сотни человек — не выход. Они не воины и у них нет ни доспехов, ни оружия, ни коней.

— А чем вооружать воинов новых? — этот вопрос и задал сотнику Андрей Юрьевич.

— Ох. Боже! Я и сам запамятовал, княже, тебя же раньше повезли… Так поганые первые поле боя покинули. Мы и похоронили своих со всеми почестями, и доспехи все собрали и наши, и татаровей, коней всех словили, даже их мелких. Есть и брони у нас, и сабли, и шеломы. Да и с конями нет проблемы. А ещё, хвала Господу, тех лучников в засаде мы же порубили, так что теперь даже полсотни луков татарских есть. Можно набрать отроков и готовить полусотню, как лучников. Чую боронить придётся вскоре города, так со стен полсотни подготовленных лучников много урона нанесут супостату.

— Раз есть брони и оружие, то набирай, конечно, воев и лучников набирай. Вестимо не оставят нас соседи в покое. Готовы должны быть к нашествию.

— Сделаю, Андрей Юрьевич, — великан начал подниматься, но тут профессору пришло в голову, что пора начинать прогресс вперёд толкать.

— Ещё набери, Мечислав, сотню юношей. Новую сотню создадим — половина будут копейщики с длинными толстыми копьями, против конницы, а половина арбалетчики… — брови сотника сдвинулись к переносице, — из самострелов будут стрелять. С монасем одним говорил я перед походом. Он гутарил, что в книге секрет вычитал, как железо сделать таким же как дерево. Натянул железный лук, а он распрямляется с силой в разы больше, чем самые мощные татарские луки. Взводить придётся специальной ногой. Так с такого арбалета — самострела за две сотни локтей бронь любую пробить можно, даже немецкие латы рыцарские пробьёт. И говорил ещё тот монась, что можно их сделать пятизарядные в пять ударов сердца можно болт пущать. Двадцать ударов сердца и пять болтов во врага улетело. Полсотни арбалетчиков, копейщиками прикрываемые, и две с половиной сотни раненых али убитых у ворога. Сила же?

— Да правду ли баял тот монась, возможно ли чтобы железо как дерево гнулось? — аж привстал гигант.

— Ну, не получится если, то просто луки хорошие выдадим или из луков самострелы понаделаем. Но токмо уверял монась, что книга та ромейская, и всё детально описано, как то железо пружинное — это название у него такое, делать. Найдём хорошего кузнеца и спытаем.

— Понятно. Хорошо бы. Знатная задумка. Как монаха звать-то?

— Я сам, Мечислав, ты людей набирай…

— Не доверяешь, Андрей Юрьевич, — насупился сотник.

— Нет. Просто не уверен. Вот выздоровею и сам все прочитаю в той ромейской книге и проверю. Тогда и радоваться будем. Но людей набирай наперёд.

— Выздоравливай быстрее, господарь. Чую скоро нам придумка та понадобится, не спустят нам татары сечей сей, придут добивать. У них народу в разы больше.

— Хорошо. Постараюсь, как можно быстрее в строй встать.

Событие двенадцатое

Bonae fidei possesio

прав. Добросовестное владение.

А на следующий день пришла целая делегация. Пятеро. Все одеты в шелка. Нет, так-то весна ранняя на дворе и в шёлковой рубахе и таких же штанах будет прохладно. Так местная аристократия — бояре, а пришли именно они, уже создали, судя по всему, моду, которую только Петр порушит, причём в худшую сторону. Бояре были в нескольких слоях одежды. Они, эти слои, проступали или высовывались один из-под другого. Но поверх были свитки крытые узорчатым, шитым золотой нитью, шёлком, и отороченные мехом соболя, а у самого щуплого, но явно главнейшего из пятёрки даже белым-прибелым мехом. Ну, не заяц же, стало быть, горностай, о чём кое-где чёрные пятнышки намекали. Даже шапки у пятёрки были похожи на шапку Мономаха только без креста, зато с самоцветами. Камни не сверкали и не переливались гранями. Так и не могли, и не отсутствие солнечных лучей тому виной, обработаны они были… как это называется? По методу кабошонов? Тьфу, хреновенько звучит, в общем, были кабошонами. Овалы такие. Без всяких граней. В основном зелёные и красные. Если, уральские изумруды ещё не открыты, то привезли самоцветы издалека. Словом, люди не бедные. И ещё они были при саблях здоровущих в ножнах, и рукояти этих мечей почти, и ножны тоже были с каменьями. Всё руки пришедших были в жуковицах — перстнях, с теми же зелёно-красными кабошонами, а на шеи висели золотые цепи.

— Здрав будь, Государь! — радостно эдак воскликнул мелкий.

— И вам не хворать, бояре, — блин, Виноградова пот прошиб, монашка Дмитрия не было в это время при нём, и предупредить о приходе бояр было некому, а стало быть, и представить их никто не мог. На счастье профессора, один из бояр сделал это сам.

— Говори, Владислав Кормильчич.

— Может ты скажешь, Андрей Молибогович, — этот тёзка был высок, статен и явно воин. Перстней на руках почти не было, а ножны на сабле были без каменьев и потёрты, не украшение, а оружие.

— Это… Мы, княже, тут так рассудили. Воев наших в битве у Кременца побили ж… Да, не всех… Вот… И что думаем… Думаем, что…

— Андрей Молибогович, давай я лучше всё же скажу, — перебил «оратора» мелкий в горностаях.

— Говори. Говори, Владислав Кормильчич.

— Стало быть, воев нужно новых набирать, справу покупать, учить, а ногаты (деньги), где брать? Теперь же Галицкое княжество твоей княже вотчиной будет. Надобнать в кормление нам выделить там оселищ немного. Да тех бояр брата твово, что сбежали с поля боя, лишить оселищ, снять с кормления. Невместно трусов плодить. А ещё города его, что рати не выставили такжо нам в кормление отдать.

Мелкий Молибогович ещё минут десять свою мысль развивал, Виноградов его почти не слушал, ничего нового уже не было, всё по кругу, приводя «веские» аргументы, вещал боярин. Андрей Юрьевич же вспоминал фильм или книгу про первого Романовича. Того самого Даниила Галицкого. Помнилось так себе, но всё детство этого князя прошло на чужбине из-за предков этих бояр. Они там вечно склоки затевали и призывали к себе разных других князей и королей, в том числе и венгров. Приходили князья и как давай их грабить, притеснять, налоги новые вводить. Ну, как же дружину, чтобы вас, сволочей, боронить, кормить надобно. Тогда бояре призывали следующего князя, тот бился с этим, истребляя людей. Вперёд ведь пешее ополчение князь высылал, и только потом конных лыцарей — свою дружину. Зорил землю и города. И уходил кормиться в другой город. А новый «призванный» князь опять начинал грабить свои города и налоги новые вводил. И опять бояре нового призывали, пока не вернулся возмужавший Даниил и не побил их от всей широты своей души. На время присмирели, но вот где-то на краю сознания информация теплилась, что бояре травили следующих князей, пришедших за погибшими братьями Андреем и Львом.

Значит, именно эти и травили. А чего бы им и его не отравить, чтобы призвать князя, который им больше вольностей даст и городов, и селищ в кормление?

На Руси Иван Грозный Васильевич придумал Опричнину. Жаль до ума не довёл. Бельского несколько раз за предательство прощал. И всё это потом Смутой обернулось из-за бояр предателей недобитых. При этом непонятно было Андрею Юрьевичу, почему советские историки централизацию власти в Государстве описывают негативно? Ведь наоборот должно быть. Репрессии, убили князя, блин, Серебряного! Дебилы. Полностью нужно было уничтожить все боярские роды до седьмого колена и отобрать у них все земли, сделав крестьян свободными. Появятся потом кулаки⁈ Сто процентов. И это хорошо. Лодыри и неумехи должны работать на предприимчивых и умелых. Тогда в чём разница? А в том, что кулак — предприниматель. Он мельницу построит, он рыбий клей начнёт делать. А среди дворян и тем более бояр таких чуть. Гоголь сжёг второй том «Мёртвых душ». Его критиковать начали, что описывает предприимчивых помещиков. Да на месте Николая нужно было заставить Николая Васильевича дописать этот том и ввести в школьную программу второй том, как, впрочем, и первый для обязательного изучения. И принимать экзамены по нему у всех помещиков. Не сдал, не рассказал весь от корки до корки наизусть и лишаешься земли и крестьян.

А бояре дружины выставляли⁈ Это такой контраргумент. И что помогло это России⁈ Нужна регулярная армия, и кормить её должны не бояре, а налоги со всех жителей государства собираемые.

Занесло. Ну, рецепт известен, как поступить с боярами. Нужна Опричнина. И чем быстрее, тем лучше. А ещё нужно начать либо самому себе еду готовить, либо найти повара, которого не купить боярам.

Подумать надо.

— Конечно, бояре, как только на ноги встану и в Галич со Львовым наведаюсь, так призову вас к себе порешать ваши проблемы.