Королевская охота

— Вот так сразу? — изобразив раздумье, важно протянул Асгенор. — Сразу не смогу, надо будет потратить на это некоторое время, а оно для нас дорого. Проще поступить, как я предлагаю. Куда быстрее выйдет, — убежденно добавил он.

— Ты прав, — не стал спорить Этельстейн. — Сейчас же пошлю за своими умельцами. Есть у меня два мастера таких дел, слава богам, в городе никто не знает, что они иногда работают на меня. Пусть разведают, как там обстановка, а потом и займутся поисками перстенька. Только никому не слова, как договаривались, — предупредил он колдуна. — Меньше знающих, целее будем.

— Я не болтлив, — коротко кивнул Асгенор, поднимаясь с кресла. — Если вдруг понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти. И пусть боги пошлют нам удачу!

Наутро, когда Брегант вышел из своей комнаты в прихожую, он увидел прислуживающего им мальчугана, который, прислонившись к висевшему на крюке его собственному камзолу, что-то тихо бормотал про себя.

Занятый своим делом, мальчишка даже не заметил генерала и очнулся только тогда, когда тот схватил его за ухо:

— Что ты тут делаешь, сын греха? — грозно спросил Брегант.

— Я…я… — зубы служки залязгали от страха, и он никак не мог перевести дух, чтобы складно ответить своему господину. Генерал заметил, что мальчишка пытается спрятать за спиной правую руку:

— А там у тебя что? Отвечай, или, клянусь Митрой, я выброшу тебя в окно! — загремел старый солдат и, схватив его руку, резко вывернул ее вперед.

— Ай-яй-яй! — мальчишка завопил от боли, и какой-то предмет, стукнувшись о пол, подкатился прямо к ногам Бреганта.

Не отпуская уха маленького плута, генерал нагнулся и поднял с пола эту вещицу, оказавшуюся серебряным кольцом с выгравированным на печатке орлом, сжимающем в лапах змею.

— Недурная работа, — он крутанул ухо мальчишки так, что тот изогнулся дугой, не переставая вопить от боли и страха. — Заткнись, мошенник! — гаркнул Брегант. — Где взял, признавайся! Украл?

— Не… не… нет, — выдавил из себя служка. — Это мне мать дала.

— Мать? — удивился генерал. — Разве у таких плутов может быть мать? Ну, ладно, допустим, — он слегка отпустил ухо. — А что ты делал около моего камзола, сын греха? Хотел, наверное, незаметно положить в карман? Подарок мне сделать, Наверное? — Шутка понравилась ему самому, и Брегант рассмеялся. — Ну, отвечай!

— Не бей меня, я все скажу, — чуть не зарыдал мальчишка.

— А я тебя разве бью? — генерал отпустил ухо и, схватив плута за ворот рубахи, хорошенько встряхнул и поставил на ноги перед собой. — Но если будешь врать, точно выкину в окно. Даже и отворять не буду, — пообещал он, грозно нахмурившись, — своей головой откроешь. Ну, говори!

— Мать… мать мне…

— Мать, мать, — прикрикнул на него старый солдат. — Заладил одно и то же! Давай побыстрее!

— Мне мать дала этот перстень и сказала, что если я притронусь к твоей одежде и произнесу заклинание, то тоже смогу стану большим начальником… потом когда-нибудь… — единым духом выпалил мальчишка и со страхом воззрился на генерала, ожидая неминуемой трепки.

Однако Брегант сосредоточенно смотрел на служку и некоторое время молчал, видимо, обдумывая что-то.

— Она у тебя колдунья, что ли?

— Нет, — шмыгнул носом мальчуган, чувствуя что самое худшее для него, пожалуй, уже позади, — ей кто-то сказал об этом.

— А, все равно, — махнул рукой генерал. — Возьми свое кольцо, давай сюда вина и еды, а потом слетай на конюшню и скажи, чтобы заложили экипаж. И разбуди Эсканобу! И чтобы мигом!

Служка соколом вылетел за дверь, несказанно обрадованный, что так дешево отделался.

«Заклинание! Вот чего не хватало в рассказе Эсканобы! — Брегант даже вспотел от своей догадки. — Если этим кольцом прикоснуться к кому-нибудь, предположим, к королю, и сказать заветное словцо, или там, пару слов, то… Но тогда почему Этельстейн подарил мне перстень, а не сделал этого сам? — опять засомневался генерал. — Или граф чего-то не знал? А может быть, и заклинания никакого не надо? Пожал руку Конану — и его нет… и меня тоже… — хмыкнул Брегант. — Дешево и сытно. Экий мерзавец, рога Нергала ему в глотку! — старый солдат сжал кулаки. — Хорошо, не на того напал, знатный недоносок!»

Брегант рассчитывал узнать еще кое-что у бежавшего из Тарантии купца, но, когда они с Эсканобой подъехали к дому его приятеля, то услышали печальную новость: кто-то воткнул Баргишу кинжал в бок, когда тот возвращался к себе на постоялый двор.

— Очень некстати! — присвистнул Брегант. — Ох, неспроста все это!

«Перстень! — промелькнуло у него в голове. — Все из-за него! А вдруг граф решит, что кольцо осталось у меня дома и захочет воспользоваться им сам или через кого-то другого? Что мне сделать, чтобы не допустить этого?»

— Вот что, — повернулся он к Эсканобе, — я должен еще пару дней проторчать здесь, пока эти бездельники-писаря не составят, наконец, ответ, Нергал им в задницу! А ты возьми пару человек и как можно быстрее возвращайся в Тарантию. Поедешь прямо ко мне домой. Там сейчас только кухарка и дворецкий. Или, еще лучше, поезжай к Альгиманту! Нет! — снова передумал генерал. — Не надо его впутывать в эти дела. Значит, поедешь в мой дом и будешь охранять мою спальню — чтобы никто туда не мог войти. Понял?

— Понял, что ж тут непонятного? — ничуть не удивившись странному приказу, ответил офицер. — Сидеть в спальне и никого не впускать, чего проще! А твои люди впустят меня в дом?

— Я напишу дворецкому послание, но ты лети в Аквилонию стрелой! Может быть, от скорости твоего коня зависит сейчас жизнь нашего короля. Опоздаешь, и все пропало!

— Не беспокойся, — заверил его Эсканоба, — конь у меня великолепный, домчит, как ветер!

«Лишь бы не было поздно, — с тревогой подумал Брегант, — но что я могу еще сделать? Теперь жизнь Конана в руках богов… или в копытах коня Эсканобы!»

Торжества в королевском саду удались на славу! Сначала приглашенные вкушали множество яств, приготовленных умелыми руками поваров, и за длинными дубовыми столами не смолкал оживленный гомон, перемежавшийся стуком ножей и громким голосом дворецкого, возвещавшего очередную перемену блюд.

Вино и пиво лилось рекой, и даже самый изысканный знаток мог найти для себя все, что он мог бы пожелать: и аргосское «Сердце золотой лозы», и зингарское «Поцелуй красотки», и особенно любимое королем барахтанское — только Щелкни пальцем, и расторопный слуга тут же наполнит бокал дополна живительной влагой.

Постепенно разговоры становились оживленнее, смех громче, и к тому моменту, когда дворецкий известил, что представление начинается, и все гости, оставив столы, перешли на лужайку, где были расставлены в несколько рядов длинные скамьи, веселье било во все стороны словно струи буйного фонтана.

Королевские шуты разыграли целое представление, где в масках действующих персонажей каждый мог узнать недавних врагов короля: Арпелло Пелийского, Амальруса и Страбонуса, и даже кое-кого из ныне действующих правителей соседних стран. Каждая шутка актеров встречалась громовым хохотом, от которого примостившиеся на ветках ближайших деревьев птицы беспокойно взлетали вверх и, покружив некоторое время над садом, вновь успокаивались, однако ненадолго, потому что через несколько мгновений следовал очередной взрыв веселья.

Затем шутов сменили танцовщицы и фокусники, и их выступление также сопровождалось смехом и одобрительными криками изрядно раззадорившихся гостей.

Слуги беспрерывно сновали меж гостей с подносами и кувшинами с вином, и каждый в меру своих сил и желания мог вновь освежиться прохладным пенистым вином из королевских подвалов.

Когда ночь окутала дворец и сад своей темнотой, и только пляшущий свет факелов и желтоватые лучи масляных ламп едва выхватывали из мрака верхушки вековых деревьев, гости разделились и разбрелись по лужайкам: те кто помоложе и пободрее, вняли призывным звукам труб королевских музыкантов, возвещавшим начало танцев, старики же собрались поближе к столам — продолжить выпивку и обменяться последними новостями в спокойной обстановке, пожилые дамы и почтенные матери семейств образовали несколько кружков, чтобы без помех посплетничать и посудачить — всем нашлось место и занятие по вкусу.

— Этот, как его?.. — обернулся Конан к Паллантиду. — Ну да, Паймор… Совсем неплох оказался, даже поискуснее, чем покойничек, бывший наш дворецкий. Знал бы, что эта обезьяна такой праздник закатит, придушил бы Гаримета еще раньше, — безыскусно пошутил король.

— Я рад, что тебе понравился прием, — улыбнулся командир Черных Драконов.

Они, вместе с канцлером, сидели втроем на небольшом возвышении в окружении нескольких десятков гостей и наблюдали схватку двух карликов, которые тузили друг друга деревянными мечами. Коротышка Публий, успевший изрядно нагрузиться вином, все время норовил сползти с кресла вниз, так что если бы не киммериец, время от времени встряхивающий его за шиворот и подтягивающий на сиденье, канцлер, несомненно, давно преуспел бы в этом своем намерении. — Слабы что-то у меня придворные, — усмехнулся варвар, в очередной раз водружая канцлера на его место.

— Что ж тут удивительного, мой король, Публий никогда не умел особенно хорошо пить. Некогда ему — весь в делах. Вот если бы под стол с такой дозы свалился военный, я понял бы твое недоумение, — в кои-то веки не согласился с киммерийцем Паллантид. — Но странно кое-что другое: я замечал, что чем человек толще, тем больше он может выпить, а вот наш канцлер…

— Э, не скажи, — опрокидывая в себя очередной бокал вина, в свою очередь, выразил свое несогласие с мнением командира Черных Драконов Конан. — Помню, был у меня в юности, в бытность мою в Шадизаре приятель Ши Шелам, тощий обглодыш такой, в чем только душа держится, а выпить мог целый бурдюк, и ни в одном глазу…

— Я не смыкаю глаз на твоей службе, мой король, — по своему истолковав последние слова киммерийца, внезапно пискнул как раз очнувшийся Публий, очумело тряхнув головой. — И мне как раз пришла в голову мысль, что неплохо бы…

— Только не сейчас, не приведи боги, опять начнешь про дела, — махнул на него рукой король. — Ценю я тебя, ценю, только помолчи, неугомонный ты наш, — он хлопнул канцлера по плечу, отчего тот глубоко погрузился в мягкое кресло. — Если уж так неймется, завтра поговорим! Кстати, а кто эта девушка? — сменив тему беседы, вновь повернулся Конан к командиру Черных Драконов. — Ты всех должен знать.

— Служба у меня такая. В темно-вишневом платье? — Паллантид проследил взгляд киммерийца и, получив утвердительный кивок, ответил — Падчерица Этельстейна. Удивительная красавица, странно, что ты не запомнил эту девушку, ведь в свое время граф представлял её тебе, мой король.

— В самом деле? — удивился варвар. — Странно обычно я не забываю таких красавиц. А эту что-то не узнал, старею, наверное… — и он снова повернулся в сторону дубасящих друг друга карликов.

Мелисса, о которой шла речь, только что ускользнула от окружавших ее поклонников и, стараясь остаться незамеченной, направлялась к беседке в глубине сада, чтобы посидеть немного в уединении. Она до сих пор чувствовала себя виноватой перед Альгимантом за свое непростительное поведение на празднике у Саморы, которое могло стать причиной гибели юноши. Девушка до сих пор не могла понять, какой демон ее попутал.

Молодой офицер с тех пор, когда им случалось встречаться, лишь вежливо приветствовал девушку. Мелисса сильно переживала охлаждение своего преданного поклонника и несколько раз, понимая, что сама во всем виновата, хотела подойти к нему первой, но гордость и уязвленное самолюбие все же не позволяли ей снизойти АО такого поступка.

Вот и сегодня Альгимант даже не пытался заговорить с ней, а только отчужденно поклонился, когда они встретились у пиршественных столов, и тут же отошел в сторону. И странное дело, чем больше проходило времени, тем больше привлекательных черт находила Мелисса у этого человека, которого в свое время частенько встречала насмешками. Ей даже начинало казаться, Что она не сможет перенести разрыв с ним, и вместе с чувством вины девушка ощущала все нараставшую симпатию и даже, что было для нее совершенно непостижимо, нежность к молодому офицеру.

В сегодняшний праздничный день поведение юноши, который танцевал с другими дамами и даже не смотрел в ее сторону, окончательно расстроило Мелиссу, и королевский прием, которого она так ждала, стал казаться девушке пустым и ненужным, а липнувшие к ней кавалеры только раздражали своей болтовней и затертыми комплиментами. Даже Тасвелу, к которому девушка благоволила более других, она надерзила по какому-то пустяковому поводу и теперь жалела и об этом тоже. В общем, побыть немного в уединении Мелиссе было сейчас просто необходимо.

Кроме того, на днях произошло еще одно неприятное событие: разговор с отчимом, после которого у Мелиссы до сих пор иногда пробегала дрожь по телу. Началось все с того, что граф не терпящим возражений суровым тоном потребовал от падчерицы, чтобы она прекратила общаться со всякой шантрапой — девушка с изумлением поняла, что так Этельстейн назвал сыновей знатных нобилей, молодых офицеров и еще кое-кого из молодых людей, которые считали себя ее ухажерами.

— Но как же? — удивилась Мелисса. — Что в этом дурного? Все девушки из хороших семей должны рано или поздно выходить замуж, и это вполне естественно, если…

— Никаких «если», — перебил ее граф. — У меня другие виды на тебя. Ты достойна не таких молокососов, как твои никчемные воздыхатели, особенно, — он скривил губы в недоброй усмешке, — подобные Альгиманту простолюдины.

— Но почему ты не спросишь моего мнения? Я не твоя собственность! — вспыхнула девушка.

— А чья же? — граф крепко схватил ее плечо и тряхнул. — Вместе с замком твоей мамаши ты досталась мне по наследству — больше-то у нее ничего не было. Что захочу, то с тобой и будет. Ты меня знаешь, — с угрозой добавил он. — Если король не захочет взять тебя в жены, я подберу тебе другого мужа, или, — его усмешка стала зловещей, — отдам тебя в монастырь, куда-нибудь в Пуантен, чтобы служила Митре. А захочу, — глаза Этельстейна словно буравили ее насквозь, — отдам в наложницы какому-нибудь правителю. Ты вполне сгодишься для этого, — он причмокнул языком, в упор рассматривая ее, и девушка почувствовала себя так, будто он сорвал с нее одежду и она, нагая и беззащитная, стоит перед его похотливым взглядом.

— Но, граф… — попыталась возразить совершенно ошарашенная Мелисса.

— Запомни хорошо, что я сказал, — резко прервал разговор Этельстейн. — Осталось подождать совсем немного, и судьба твоя решится, — загадочно усмехнулся он. — Ступай…

После этого разговора они почти не встречались, хотя и жили в одном доме, потому что Мелисса старалась избегать своего отчима…

Девушка прошла мимо группы придворных, сидевших вокруг короля и наслаждавшихся каким-то дурацким представлением с участием карликов, и свернула на боковую тропинку, ведущую к одиноко стоявшей на берегу пруда беседке.

Изящное строение было оплетено густыми плетями вьющихся растений, и если бы сейчас там никого не оказалось, Мелисса могла рассчитывать хоть какое-то время посидеть в одиночестве вдали от шума и буйного веселья королевского праздника. Она легкими шагами уже направилась было к полукруглым ступенькам, ведущим под полог беседки, как вдруг явственно услышала идущие из нее голоса. Раздосадованная тем, что побыть одной не удалось, девушка повернулась, направляясь прочь, но внезапно голоса показались ей знакомыми а одна из четко произнесенных фраз заставила просто застыть на месте.

— Колдун обещает сделать так, чтобы он был один, и тогда, благодарение богам, мы завершим, наконец, это дело. — Голос, без всякого сомнения, принадлежал Этельстейну, ее отчиму.

«Что он замышляет? Уж не касается ли это меня?» — с тревогой подумала Мелисса и замерла на мгновение, а потом сделала несколько шагов вдоль по окружию беседки, чтобы не быть заметной со стороны выхода и лучше слышать, о чем говорят внутри.

— Пять лучников я подготовил, — ответил другой голос.

«Тасвел! Что у него за дела с графом Этельстейном? И какие-то лучники…» — Мелисса вся обратилась в слух.

— Лучники самые меткие, и вдобавок, они исключительно мне преданы, — продолжал Тасвел. — Самое главное, чтобы твой маг вывел его на нас.

— Не беспокойся, — ответил Этельстейн, и в его голосе послышался скрытый смешок, — тепленьким доставим прямо на ту поляну, ваше дело — не промахнуться.

— Вообще-то, мне слегка не по себе, — признался его собеседник. — Как подумаю о том, что с нами будет, если дело сорвется, прямо мороз по коже…

— Сомневаться уже поздно! — резко оборвал его граф. — У тебя, как и у нас всех, обратной дороги быть уже не может. Мы должны убить его на предстоящей охоте, или же нам еще долго придется ждать подходящего случая, причем весьма вероятно, что кто-то дрогнет и выдаст нас. Есть, правда, и другая возможность, — таинственно понизив голос, добавил Этельстейн, — но я еще не могу говорить об этом наверняка. В любом случае мы должны быть готовы…

— А вдруг кто-то проговорится уже сейчас? — в голосе Тасвела явно слышался страх. — Что тогда?

«Кого собирается убить мой отчим? — в висках Мелиссы застучало от напряжения. — И Тасвел у него в подручных… Неужели он, юноша из благородной семьи, собирается поступить, как лесной разбойник? Еще и в мужья мне набивается!»

Девушке стало противно и гадко. Слышать хоть и не предназначенные для чужих ушей, но от этого не менее ужасные вещи! Эти люди замышляют чье-то убийство. Что касается отчима, то особого удивления его участие в подобных делах у Мелиссы не вызывало, но вот сын барона Патриана…

— А ты, я смотрю, уже и в штаны готов наложить? — злобно зашептал Этельстейн. — Раньше надо было думать. А то вам всем неймется стать министрами и канцлерами, а как до дела доходит, так руки должны пачкать другие?

— Нет, что ты! — с возмущением ответил Тасвел. — Ты не можешь обвинить меня в трусости. А сейчас я просто тревожусь, как бы что не сорвалось…

— Ладно, — примирительно ответил граф, — я тоже не хотел тебя обидеть. Думаешь, я сам не волнуюсь? Время подходит… Каждый из нас должен точно исполнить все, что ему поручено, и тогда ему несомненно придет конец. И никакой Кром ему не поможет! — язвительно добавил он. — Трон Аквилонии не может принадлежать грязному неотесанному варвару!

«Трон? Они замыслили покушение на короля! — в совершеннейшем ужасе сообразила, наконец, Мелисса. — Неужели и Тасвел может быть замешан в столь ужасном деянии?!»

— Так что будь наготове, — снова послышался голос Этельстейна. — Нам не следует особо показываться вместе. В случае чего связь через брадобрея, ты об этом помнишь?

— Ладно, — отозвался Тасвел. — Да помогут нам боги…

Послышались шаги, скрип ступенек. Мелисса вжалась в кустарник, чтобы ее не заметили, но мужчины, один за другим, торопливо прошли по тропинке и разошлись в разные стороны. Девушка стояла неподвижно, не в силах даже пошевелиться от страха.

«Они хотят убить Конана, и тогда… — мысли лихорадочно заметались, — тогда… Этельстейн будет королем! А что со мной? Я буду королевской падчерицей и наследницей престола Аквилонии? Или королевской наложницей?! — ледяной ужас охватил девушку. Она вспомнила жесткий взгляд отчима во время того, недавнего разговора. — Никто тогда не сможет помешать желанию нового короля, да и осмелится ли кто?»

Мелисса сжала руки и почувствовала, как бешено колотится ее сердце.

«Что делать? Немедленно бежать и рассказать, что я услышала? — она сделала непроизвольное Движение к тропинке, но ноги не слушались девушку. — Но кому рассказать, кто мне поверит? Король? Командир Черных Драконов? Мое слово против слова графа Этельстейна?! Да просто сочтут сумасшедшей и посоветуют отчиму отправить в монастырь, а он только этого и хочет…»

Мелисса чувствовала себя попавшей в ловушку, из которой нет выхода. Она понимала, что любое ее действие или бездействие представляют для нее опасность, смертельную опасность, потому что ей равно жуткой казалось возможность как стать наложницей старого развратника, так и провести всю свою жизнь в монастыре.

«Найти Альгиманта и все рассказать ему?.. Но ведь он даже не смотрит на меня после того ужасного случая! — горько усмехнулась она. — Может быть, Тасвел? Не может же он быть таким же негодяем, как мой отчим. Наверное, Этельстейн запугал его чем-то, и если мы вместе с ним пойдем и расскажем о заговоре, это будет моим единственным выходом. Он ведь клянется, что любит меня, вот пусть и докажет это!»

Мелисса почувствовала: правильное решение найдено, и она, стараясь выглядеть спокойной и безмятежной, направилась на поиски Тасвела.

— Чем ты еще попотчуешь нас? — Паллантид склонил голову к почтительно стоявшему рядом с ним Паймору и тихо добавил: — Смотри, не осрамись, пройдоха, король пока что очень доволен тобой.

— Сейчас начнутся петушиные бои, — так же тихо ответил ему Паймор. — Думаю, это должно понравиться Его Величеству.

— Петушиные бои? Ты уверен, что это понравится королю? — недоверчиво спросил Паллантид. — Смотри у меня!

— Петушиные бои? — Острый слух Конана уловил, о чем говорят командир Черных Драконов и его дворецкий. — Я но ослышался?

— Нет, мой король, — Паймор с поклоном выступил вперед. — Я привез лучших офирских петухов и думаю…

— Ха-ха! — неожиданно покатился со смеху киммериец. — Я тебя явно недооценил сразу, шельма! Откуда ты узнал, что я понимаю толк в этом деле?

— Ты понимаешь толк в петушиных боях? — Паллантид уставился на Конана, словно видел его впервые.

— А ты как думал! — гордо ответил варвар, наслаждаясь произведенным впечатлением. — И не только знаю, но и видел это действо на празднике раххават в Шадизаре. Слыхал о таком?

— Нет, — признался командир гвардейцев.

— А ты, свистулька, откуда откопал это? — Конан подозрительно посмотрел на Паймора.

— Я и не знал… просто подумал, что хорошо бы развлечь, — боязливо пролепетал дворецкий.

— И попал в самую точку! — хлопнул его по плечу король. — Молодец! Если так пойдет и дальше, станешь богатым человеком… если не помрешь преждевременно, как твой бедолага-предшественник. Действуй!

Киммериец явно повеселел. Удачная догадка дворецкого заставила его вспомнить опасное, но и доставившее ему массу удовольствия приключение, случившееся с ним в юности. Он жестом подозвал к себе слугу и протянул бокал:

— Лей до краев! Тебе тоже? — повернулся он к Публию, который понемногу пришел в себя и уже внимательно прислушивался к разговору. — Сейчас расскажу историю, почище тех, что нас потчует Самора. Эй, Самора, Тальпеус, Альвий! — обратился он к сидящим неподалеку нобилям.

— Подсаживайтесь поближе, кое о чем вам поведаю, позабавитесь от души!

Кружок вокруг киммерийца сдвинулся потеснее, и пока расторопные слуги устанавливали ограждение для петушиных боев, король рассказал своим приближенным историю о том, как он за три ночи заработал триста монет, переспал с тремя наложницами хозяина и укокошил дюжину разбойников из шайки Рябой Рожи, а случилось все это, когда его нанял старый купец для охраны бойцового петуха стоимостью в тысячу монет! Рассказ киммерийца то и дело прерывался взрывами хохота — не потому даже, что придворные желали сделать приятное своему повелителю, а исключительно из-за самой истории, оказавшейся, как и обещал варвар, весьма забавной и поучительной.

— И самое главное! — Конан поднял вверх палец. — Самое главное, что я тогда-то и понял: если Митра захочет явить свое расположение смертному, то следует идти по той дороге, которую он укажет и не роптать на валяющиеся под ногами камни.

— Истину возвещаешь! — угодливо поддакнул подошедший к концу рассказа Этельстейн. — Все в руках Солнцеликого.

— Всем вина! — гаркнул киммериец. — За это необходимо выпить, иначе боги не простят нам бездействия…

— Тихо, падаль! Все дело испортишь, — зашипел Шарак на своего подельника. — Смотри по сторонам, как бы не заметил кто…

Он вновь склонился перед дверью, старательно орудуя металлическим предметом внутри замочной скважины:

— Ух, ты! Хитрая вещица, — бормотал он, пытаясь повернуть засов, но, чуть двинувшись в нужном направлении, планка вновь отходила назад. — Ну что там? Никого?

— Все спокойно, — ответил его напарник, озираясь по сторонам. — Давай побыстрей действуй!

— Заткнись, свинячье рыло! — ответил, не оборачиваясь, взломщик. — Сам бы попробовал, я бы на тебя посмотрел…

Посреди притихшей улице щелчок щеколды показался таким громким, что его напарник едва не подпрыгнул от неожиданности.

— Не бойся, Турамбар, все уже сделано. Заходим!

Они осторожно приотворили дверь и вошли в полутемную прихожую, освещенную лишь двумя небольшими масляными лампами. В помещении было несколько дверей и широкая лестница, поднимавшаяся на второй этаж.

— Куда идти? — шипящим шепотом спросил Турамбар.

— Откуда я знаю, не приглашался сюда, знаешь ли, ни разу, — хихикнул его напарник. — Придется посмотреть везде.

— Кто там! — раздался вдруг громкий голос из-за правой от взломщиков двери. — Это ты, Чезира?

Вслед за этим послышались шаркающие шаги.

— Сюда! — почти беззвучно шепнул Турамбар, и они с подельником едва успели встать за полотном двери так, чтобы при ее открытии не быть сразу обнаруженными.

— Чем ты так гремишь? Вечно заснуть из-за тебя невозможно…

Дверь отворилась, и на пороге появился невысокий старичок в белом одеянии с лампой в руке. Он осмотрелся по сторонам и увидев, что входная дверь приоткрыта, сделал к ней пару шагов.

Больше он совершить ничего не успел: Шарак бросился вперед и схватил несчастного за волосы, разворачивая лицом к себе, а Турамбар мгновенно чиркнул его ножом по горлу.

Разбойники хорошо знали свое дело, и видно было, что совершали они подобное далеко не впервой.

— Отлично, — Турамбар вытер нож об одежду. — Даже не пискнул на прощание… Пусть гуляет себе по Серым равнинам.

Он с осторожностью взял лампу из руки убитого и прислонил тело спиной к маленькому столику, стараясь не запачкаться в хлеставшей из располосованного горла крови.

— Куда теперь?

— Начнем с верхних комнат, скорее всего, господские покои там, — прошептал Шарак. — Но осторожно, здесь может быть еще кто-нибудь.

В этот миг небрежно прислоненный к ножке стола труп, качнувшись, повалился на пол. Медный кувшин, до этого мирно стоявший на столике, покачнулся и грохнулся на пол, произведя немалый шум.

Турамбар, метнувшийся было, чтобы поймать сосуд, промахнулся и едва не растянулся на полу, запнувшись о лежащее тело.

— Что ты шумишь, пес! — зашипел на него напарник. — Вот сейчас…

Он не успел договорить, потому что противоположная дверь отворилась, и в проеме показалась белая фигура, привлеченная шумом. Увидев двоих незнакомцев, кухарка, а это была она, отскочила внутрь и попыталась закрыть за собой Дверь на засов, но Турамбар оказался проворнее, успев сунуть в щель лезвие кинжала.

— На помощь! Грабят! — истошно завопила женщина, оставив попытки закрыть дверь.

Она бросилась к окну, но прыгнувший в комнату Шарак успел ударить ее в плечо и сбить на тело пол, а через мгновение Турамбар уже помогал напарнику. Кухарка оказалась неожиданно сильной, и в темноте они достаточно долго боролись с ней, опасаясь применить ножи, чтобы ненароком не ранить друг друга. Крики женщины могли бы всполошить весь квартал, но на ее беду окна были плотно закрыты, и звуки почти не проникали из дома на улицу.

— Держи! Аи, кусается, сука! Дави ее! Вот так! — слышалось в промежутках между воплями женщины.

Раздался треск раздираемой ткани.

— Вяжи ее! Руку, руку я сказал! Дай по голове! Ну, наконец-то!

Раздался последний сдавленный крик, и все смолкло.

— Нергалово семя! У, дрянь кусачая! — послышался в темноте голос Шарака, прерываемый шумным выдохом. — Сбегай за лампой, что застыл, губошлеп!

Турамбар нырнул в прихожую и возвратился с лампой.

— Ух, ты! — одновременно вырвалось у обоих.

Женщина лежала на спине, подвернув под себя ногу. Ее рубаха была полностью разорвана в борьбе с двумя мужчинами, и обнаженное тело белело пятном на темном полу.

— Дышит, сейчас очухается, — склонившись к ней, сообщил Турамбар. — Приятная бабенка, может быть, попользуемся? — похотливо ухмыляясь, обернулся он к напарнику.

— Я тебе попользуюсь! — злобно скрипнул зубами Шарак. — Чего уставился, голой бабы никогда не видел? Тебя сюда прислали не для этого, ублюдок! Сейчас оторву тебе твою хотелку! Кончай ее, да пошли быстрее наверх, а то дождемся сейчас, что стражники нагрянут, рога Нергала им в задницу! Если не сделаем дело, граф с нами чикаться не будет!

— Жалко, — протянул Турамбар со вздохом сожаления, однако подчинился приказу и, повернув голову женщины к себе, ловко полоснул ее кинжалом по горлу.

— Пойдем быстрее! Да лампу не забудь, — распорядился Шарак, и оба бандита, не оглядываясь на убитую, вышли из комнаты и, крадучись, поднялись по лестнице.

К их удовлетворению, они очень быстро нашли, то за чем их послал сюда Этельстейн, пришлось всего-навсего выдернуть все ящики из шкафа и стоявшего прямо перед окном стола:

— Вот он, смотри! — довольный Шарак повертел перстнем перед глазами подельника. — Повезло, ничего не скажешь, клянусь своей правой рукой! — хихикнул он. — Ладно, смываемся!

Они поспешили выйти из комнаты и направились к лестнице, ведущей вниз, но в этот момент послышался скрип ступенек.

— Тс-с-с! — замер на месте Шарак. — Доигрались! Давай через окно, другого выхода нет! — прошипел он. — Стражники, не иначе!

Бандиты бросились обратно в комнату, окна которой выходили в сад.

Искать Тасвела не пришлось долго: его высокая стройная фигура выделялась среди танцующей молодежи.

Мелисса подождала, пока звуки оркестра смолкнут, и молодые люди, как принято по придворному этикету, отведут своих партнерш по танцу к расставленным по краям лужайки скамьям. Тасвел сразу же заметил стоявшую на дорожке девушку и, едва не бросив свою даму на полпути, подбежал к ней.

— Принцесса больше на меня не гневается? — с легкой улыбкой склонился он к руке Мелиссы.

— Нам надо серьезно поговорить, — ответила девушка, — давай отойдем куда-нибудь, я не хочу, чтобы нас кто-либо услышал.

— Что-то важное? — полюбопытствовал Тасвел, внимательно взглянув на Мелиссу. — Да что это с тобой? Ты вся дрожишь!

Девушка, ни слова не говоря, пошла по дорожке в сторону от освещенной факелами поляны, и Тасвелу ничего не оставалось, как последовать за ней. Мелисса шла быстро, не оглядываясь, но чувствовала, что он не отстает и идет следом.

Они миновали поворот дорожки, и девушка шагнула на полянку, окаймленную постриженным кустарником, образующим нечто вроде изгороди высотой с человеческий рост, совершенно скрывавшую их от посторонних глаз.

— Что все-таки произошло? — Тасвел взял ее за локоть, пытаясь увидеть глаза девушки в отсветах огней, пробивавшихся из покинутой ими освещенной части сада.

— Ты говорил, что любишь меня и пойдешь за мной куда угодно?

— Я готов и сейчас повторить это хоть сотню раз, — с готовностью ответил Тасвел.

— Тогда я в безопасности, — прошептала Мелисса, сжимая его руку. — Я была уверена в том, что ты меня не покинешь!

— Да в чем дело? Ты говоришь какими-то загадками, — молодой нобиль никак не мог понять причину волнения Мелиссы и неожиданно доброго к себе отношения.

— Дело в том, — неуверенно начала девушка, — дело в том, что я слышала твой разговор с моим отчимом…

— К-какой разговор? — голос Тасвела непроизвольно дрогнул.

— Вы обсуждали, что убьете короля на предстоящей охоте…

— И ты это слышала? — в голосе Тасвела чувствовался уже неподдельный страх.

— Да. И я хочу, чтобы ты немедленно пошел вместе со мной и рассказал обо всем королю.

— Это невозможно, даже и не думай об этом, — голос нобиля был жесток и сух.

— То есть как невозможно?! — едва не вскрикнула Мелисса. — Ты подумал о том, что будет, если мой отчим вдруг станет королем Аквилонии.

— Будет очень даже неплохо, — самодовольно улыбнулся Тасвел. — Граф Этельстейн обещал назначить меня главнокомандующим вместо Просперо. Представь себе, что через несколько дней я могу стать членом королевского совета!

— Что ты скалишься, безумец! Опомнись! — вскричала девушка. — Подумай лучше хорошенько. Неужели ты веришь графу?

— А почему я должен ему не верить?

— Потому что он нечестный и дурной человек. Он использует тебя в своих делах, а потом выбросит, словно пустой, бурдюк. И, кроме этого, ты подумал, что будет со мной?

— Да что с тобой может случиться? — уже без прежней уверенности ответил Тасвел. — Я попрошу у него твоей руки и, надеюсь, граф позволит мне взять тебя в жены.

— Ты так думаешь? — горько усмехнулась Мелисса. — Он сделает меня своей наложницей, и никто даже не посмеет перечить королю…

— Что ты такое говоришь? — изумился Тасвел. — Граф Этельстейн — представитель славного и знатного рода, и обвинить его в том…

— Может быть, он и знатного рода, но мерзавец, можешь поверить, законченный. Мне лучше знать! — отрезала Мелисса, уже пожалевшая о том, что приняла решение отговорить Тасвела от преступления. — Так ты отказываешься идти со мной?

— Я так и не понял, о чем ты?

— Если ты не пойдешь к королю вместе со мной, я сделаю это одна!

— Да ты что? — нобиль крепко схватил ее за локоть. — Даже и не думай, ты все испортишь!

— Конечно, я хочу испортить весь ваш заговор! — девушка попыталась вырвать руку. — Пусти меня!

Тасвел перехватил ее запястье:

— Постой, — зашипел он, — не кричи, нас услышат!

— Ну и пусть! Сейчас закричу так громко, чтобы сюда пришли!

— Ну нет! — Тасвел попытался зажать ей рот ладонью, Мелисса вырвалась у него из рук и попыталась бежать к дорожке.

«Она выдаст нас королю, и вместо членства в королевском совете меня будет ждать подземелье тайной службы, пытки и позорная казнь! — стучало в голове нобиля, дрожь пронизывала все его тело. — За что такое невезение? Только что все было так хорошо, и вот…»

— Стой, предательница! — Тасвел, не осознавая от страха, что делает, выхватил кинжал и снизу вверх ударил Мелиссу в левый бок.

— А-а-ах, — выдохнула девушка и стала медленно оседать на траву, выскользая из его рук.

— Боги! — опомнился Тасвел. — Что же я наделал?

Леденящий ужас от содеянного охватил нобиля. Он только что убил девушку, на которой хотел жениться!

Как это получилось, Тасвел вряд ли смог бы себе объяснить… Он оглянулся вокруг. Было тихо и спокойно, только вдалеке слышались звуки инструментов да шум веселящейся толпы. Тело вновь охватила дрожь, и зубы сами собой лязгнули так громко, что Тасвел непроизвольно застыл на месте.

«Что же мне теперь делать?! Надо побыстрее убираться отсюда, пока здесь не появился какой-нибудь нежданный свидетель. Хорошо, что никто не видел нас вместе, — промелькнула испуганная мысль. — Но вдруг заметили там, на танцевальной лужайке? — Озноб прошиб Тасвела, и он, словно зачарованный, оглядываясь на лежащее на земле тело, медленно направился в ту сторону, откуда слышалась музыка. — Надо будет сделать вид, что я ищу Мелиссу, спрашивать всех, не видели ли они ее, тогда никто меня не заподозрит…»

Альгимант тоже чувствовал себя не очень хорошо на этом веселом празднике. Случай во время турнира, устроенного бароном Саморой, вызвал достаточно много пересудов в обществе и прибавил сыну Бреганта поклонниц среди дочерей аквилонских нобилей. Но юношу это не радовало. Ведь среди этого сонма красавиц ему была нужна лишь одна-единственная, отношения с которой он сам же и испортил. Альгимант уже давно простил в душе девушку за ее своенравную выходку, могшую стоить ему жизни, и жалел о том, что потерял тогда хладнокровие и обошелся с Мелиссой столь круто и, может быть, несправедливо. Нельзя сказать, что до этого случая она предпочитала его другим кавалерам, но все же он не был и из последних и надеялся занять место в сердце девушки, а вот поди же, как все получилось!

Они не разговаривали друг с другом с того самого дня, хотя прошло уже немало времени, и Альгимант уже больше не имел сил терпеть такое отдаление от Мелиссы, хоть отец постоянно советовал ему плюнуть на все это и заняться мужским делом.

«Сдались тебе эти столичные вертихвостки! — видя мрачное лицо сына, говорил Брегант. — Ты еще слишком молод, за каким демоном тебе сейчас жениться, да еще на падчерице графа Этельстейна? Придет время, подберем для тебя приличную девушку из хорошей семьи, а родство с этим ублюдком вряд ли принесет нам удачу. И не придумывай, — обрывал он порывавшегося возразить сына, — знаю, считаешь, что она не такая, как ее отчим, не той крови. Может так, а может быть, и нет. Кровь кровью, а все же Мелисса прожила в графском замке с самого, почитай, младенчества, а как ты знаешь, даже камень, лежащий в сыром месте, покрывается мхом, что уж тут говорить о людях. Выбрось эту блажь из головы, сынок, пока я только прошу, но скоро, видит Солнцеликий, потеряю терпение и посоветую Конану отправить тебя куда-нибудь подальше от столицы, хоть на границу к боссонцам, например. Изнежился ты здесь, я смотрю…»

Альгимант твердо решил на празднике в королевском саду подойти к Мелиссе" и, наконец, решительно с нею объясниться. К его удаче, король отослал отца с важным поручением в Кордаву, и юноша был свободен от пристального отцовского взгляда. Однако, плану его все никак не удавалось исполниться, потому что в начале праздника король пригласил его за свой стол, и юноше пришлось сидеть среди приближенных Конана, потом его отвлек каким-то поручением Паллантид (все-таки Альгимант был офицером), так что когда он появился на лужайке, где веселилась молодежь, то Мелиссу там не увидел.

Юноша побыл там некоторое время, со всей возможной вежливостью отбиваясь от заигрывания столичных невест, но в паре танцев ему все-таки пришлось принять участие, и когда он, наконец, смог почувствовать себя свободным, то отправился на поиски Мелиссы. Он твердо знал, что девушка пришла на праздник, так как видел ее мельком вместе с графом Этельстейном на церемонии открытия.

Он обошел несколько аллей, надеясь на то, что предмет его вздыханий находится где-то поблизости, и подходил к каждому кружку веселящейся молодежи, но ни у кого не решился расспросить о цели своих поисков, не желая послужить лишним поводом для сплетен.

«Неужели она ушла с праздника, а я и не заметил этого? — сокрушался про себя Альгимант. — Вряд ли, ее отчим здесь, а она покидает приемы только вместе с ним, — ответил он на свой вопрос, заметив Этельстейна среди толпы придворных, с весельем внимавших какому-то рассказу короля. — Может быть, секретничает с кем-то из своих подружек? — подумал Альгимант и огорчился своему предположению — Если так, разговора у нас не получится, поднимет на смех, как обычно, и все…»

Юноша обошел по боковой тропинке площадку, где веселились король и придворные, стараясь держаться в тени деревьев, чтобы не попасться кому-нибудь из них на глаза. Если его окликнут, отвертеться не удастся, придется слушать какие-нибудь дурацкие россказни барона Саморы или скабрезные воспоминания Этельстейна о его похождениях во время путешествий по Офиру и Кофу. Он их уже достаточно наслушался… Альгимант свернул на широкую аллею, освещенную светом масляных ламп, укрепленных на треножниках. Дорожка была пустынной, и только вдали какой-то, как показалось ему, придворный торопливо прошел до конца и свернул направо. Юноша медленно прошел вперед, не увидел более ничего, что могло бы привлечь его внимание, и уже намеревался повернуть обратно, как его ухо уловило нечто похожее на стон. Он замер, прислушиваясь, звук повторился слева от него. Альгимант сделал несколько шагов по направлению к обрамлявшему аллею кустарнику и раздвинул ветви. Рядом со стволом раскидистого дерева он различил что-то, лежащее на земле, и, приглядевшись пристальнее, понял, что это человеческое тело.

«Кто бы это мог быть? — подумал молодой офицер — Наверное, кто-то из гостей короля не рассчитал своих сил и завалился спать подальше от людских глаз. Не мое это дело, — он повернулся, собираясь уйти, но вновь раздавшийся стон заставил его вздрогнуть. — Женщина?..»

Альгимант подошел поближе и, склонившись в полутьме, с ужасом узнал в лежащей на земле женщине в темно-вишневом платье ту, кого безуспешно искал. Это была Мелисса!

— Что с тобой? Тебе нехорошо? — спросил он, наклоняясь, чтобы приподнять девушку.

Он только успел подсунуть ладонь правой руки под ее плечи, как ощутил на пальцах липкую теплую жидкость. Кровь? Альгимант еще не воспринимал разумом в то, что произошло, но по каким-то неведомым человеку признакам уже понял: случилось ужасное…

— Мелисса! Родная! — в отчаянии воскликнул он, склоняясь к лицу девушки. Ее глаза были закрыты и веки даже не шевельнулись, когда он осторожно приподнял ее голову. — Ты меня слышишь? — горестно выдохнул Альгимант. — Кто?

Губы девушки дрогнули и почти неслышно прошептали:

— Брадобрей… король… на охоте…

— Что ты говоришь? Мелисса! — Альгимант попытался приподнять ее, чтобы прислонить к стволу дерева. — Я сейчас… за лекарем…

Через мгновение он понял тщету своих попыток: голова Мелиссы откинулась назад, и последний вздох слетел с губ девушки.

— Люди! Сюда! — закричал Альгимант, опуская тело Мелиссы на траву. — На помощь!

Когда Эсканоба и двое солдат на взмыленных лошадях подскакали к южным воротам Тарантии, ночь уже готова была покинуть улицы города.

— Кого там Нергал несет в такое время? — окошечко в воротах приоткрылось, и глаз стражника внимательно оглядел всех трех всадников.

— Открывай, Лапент! — гаркнул офицер, теряя терпение. — Не узнаешь меня, что ли, сонная мышь?

— А! Это ты, Эсканоба! — лязгнули засовы, и ворота, скрипя, стали медленно раздвигать свои створки. — А мы ждали вас только через пару дней. То-то я думаю… А где все остальные?

— Не твое дело! — обрезал его офицер. — Лучше скажи, у вас тут все в порядке?

— А что здесь может случиться? — на заспанном лице стражника отразилось искреннее удивление. — Слава богам, и не припомню уж, когда в Тарантии случалось что-нибудь такое уж скверное… ну, после возвращения короля Конана, я имею в виду. В королевском дворце, кстати, сегодня праздник, все нобили там веселятся.

— Успели! — выдохнул Эсканоба. — Хотя неизвестно, может быть именно сейчас… — он не договорил, кивнув своим спутникам: — Давайте быстрее!

По тихим улицам дробно застучали конские копыта. Один переулок, второй, и небольшая кавалькада вылетела на широкую улицу, которая вела к королевскому дворцу, и скоро уже мчалась вдоль длинной каменной изгороди, окаймлявшей сад, из которого слышались звуки музыки, смех и гомон множества развлекающихся от души людей. Эсканоба с товарищами свернули на короткую притихшую улицу, и офицер осадил коня. Солдаты последовали его примеру, и теперь всадники двигались медленной поступью, направляясь к видневшемуся в нескольких десятках шагов дому.

— Тихо! — офицер легко спрыгнул с коня, солдаты сделали то же самое. — Дверь приоткрыта, видишь, Миттерус? Держи коней, мы с Тайретом посмотрим, что там, а ты пригляди пока за улицей.

Солдат расторопно выполнил приказ и схватил под уздцы лошадей, а двое Черных Драконов, словно тени, скользнули вдоль ограды и, оглянувшись еще раз на пустынную улицу, вошли внутрь дома. То, что они увидели при свете тускло мерцавшей лампы, заставило Эсканобу похолодеть: на полу, скорчившись, лежало тело, бурое пятно, растекшееся около него не оставляло сомнения — человек, скорее всего, был мертв.

— Теплый еще… — Эсканоба приложил руку к шее мертвеца. — Совсем недавно зарезали. — Он перевернул тело на спину, и из перерезанного горла хлынула кровь. — Тихо! Может быть, бандиты еще здесь.

Тайрет взял тускло мерцавшую лампу. Они вытащили из ножен кинжалы и, осторожно двинулись вглубь дома, но ступенька старой лестницы предательски скрипнула, едва нога ступила на нее. Тут же наверху раздался топот, метнулся сполох света.

— Вот они! Быстрее! — Эсканоба рванулся наверх, его товарищ последовал за ним.

Черные Драконы, как молния, в мгновение ока очутились наверху, но поздно: в комнате царил страшный беспорядок, ящики кто-то перевернул вверх дном, но никого не было видно, лишь створка окна колыхалась от свежего утреннего ветерка. Офицер выглянул в сад, но и там никого не увидел.

— Упустили! — сплюнув от злости, прошипел Эсканоба. — На улицу, герои, надо успеть поймать их там.

В свою очередь, Миттерус, привязав поводья лошадей к стволу дерева и положив руку на рукоять меча, старательно всматривался в полумрак. Небо уже чуть-чуть посветлело, но было еще достаточно темно, и больше приходилось полагаться на слух, поэтому солдат сначала услышал, как в двух десятках шагов от него раздался шум, и лишь мгновение спустя смог увидеть две тени, спрыгнувших с каменного забора.

— Стой! — выхватив меч, он бросился к ним.

— Бежим! — крикнул кто-то из двоих, и они припустили прочь, в направлении горевшего на углу переулка фонаря.

Миттерус бегал не хуже доброго рысака, и через несколько мгновений уже приблизился настолько, что смог различить фигуры обоих беглецов. Еще пара-тройка шагов, и он в прыжке настиг ближайшего к нему.

— Стой, говорю! — гаркнул Черный Дракон, с размаха опуская свой клинок на спину беглеца.

Бежавший, вжав голову в плечи, попытался увернуться, но меч чиркнул по воздуху и острие все-таки задело ему плечо. Он как-то по заячьи вскрикнул и споткнулся, а Миттерус в это мгновение обрушил всю силу своей левой руки на затылок преследуемого. Раздался сочный шлепок, и беглец кубарем покатился в канаву, где, дернувшись несколько раз, затих. Второй наддал, и пока солдат, на миг остановившись, наблюдал за первым, успел метнуться к ограде дома и перемахнул во двор. Сзади послышались шаги, Миттерус оглянулся и различил подбегавших к нему товарищей.

— Это мы! — крикнул на бегу Эсканоба. — Ну что, поймал?

— Только одного! — указав кончиком меча в сторону канавы, крикнул в ответ Миттерус. — Второй вроде бы прыгнул туда.

— Давайте за ним, — приказал офицер, — а я займусь этим!

Солдаты рванули за беглецом, а Эсканоба, пригнувшись, принялся разглядывать скорчившееся в придорожной канаве тело. Руки, раскинутые в сторону, не двигались, чуть в стороне поблескивал кинжал. Офицер прыгнул к лежавшему и схватил его за шею, но по тому, как обмякло в руках тело человека, понял, что вряд ли уже сможет чего-нибудь от него добиться: удар Миттеруса оказался смертельным.

— Поздно! У этого ничего уже не узнаешь, — сокрушенно заметил Эсканоба и, схватив человека за ворот куртки, вытянул из канавы на мостовую, чтобы получше рассмотреть.

Офицер подтащил тело поближе к фонарю, по камням за ним тянулся кровавый след. Эсканоба перевернул труп на спину и обшарил карманы убитого. Там было несколько медных монет, но ничего такого, что могло бы навести хоть на какой-то след, он не нашел. Послышались шаги, и из-за угла появились Миттерус с Тайретом.

— Убежал? — сокрушенно спросил Эсканоба, хотя ему и так было ясно, что второго бандита его товарищи упустили.

— Все обшарили, но не нашли, — ответил Тайрет, разводя руками. — Быстроногий, гад, попался!

Пока Эсканоба возился с убитым, а солдаты гонялись за вторым беглецом, рассвет уже полностью вступил в свои права, и стало гораздо лучше видно все вокруг.

— Ну, ты и вдарил этому бандиту! — кивнул офицер на труп, обращаясь к Миттерусу. — Шею сломал своим кулачищем.

— Чуток не рассчитал, — виновато заметил солдат.

— Чуток! — засмеялся Тайрет. — Таким ударом можно и быка свалить. А что они искали в доме? — обратился он к Эсканобе.

— Если бы я знал, — огорченно заметил офицер. — Мне советник ничего не сообщил, приказал только охранять его покои. На всякий случай, Тайрет, посмотри в канаве, может, какая вещица и выпала из карманов этого ублюдка.

Солдат послушно направился к указанному месту.

— Ничего не вижу, — повернув голову, разочарованно сказал он, — пусто.

— Пес с ним, — махнул рукой Эсканоба. — Придется доложить наверх. Ты, Тайрет, слетай в казармы и найди Паллантида, или… — он посмотрел на небо, — сам понимаешь, еще рано, поищи, кто там сегодня дежурный. В общем, расскажи, что произошло. Дело непростое, надо предупредить. Мы с Миттерусом посмотрим еще в доме, может быть сообразим, что к чему. Да… — сокрушенно посмотрел он на труп, — не повезло.

Если бы Эсканоба знал, что выкатившийся из кармана Шарака перстень лежит сейчас в двух шагах от него, прикрытый только что слетевшим с дерева листом, незамеченный не слишком внимательно осмотревшим канаву солдатом!..

С утра в королевском дворце кипели приготовления к завтрашней охоте. Конюшие готовили лошадей и экипажи, проверяли прочность подков и сбруи, дробно звенел молоток кузнеца в дальнем конце двора, и скрипели ножи шорников под навесом.

Толпы слуг суетились по всему двору с тюками и корзинами, бурдюками с вином, связками кольев от шатров, из сараев выгонялись огромные телеги, на которые грузился весь этот скарб, ибо выезд был большим и все должно было быть приготовлено так, чтобы Его Величество и придворные не чувствовали ни малейшего неудобства, возвратясь к своим палаткам после удачной охоты.

Над двором стоял неумолчный гул голосов, выкрики и свист плетей, густой запах дегтя, которым смазывали колеса экипажей, словно укутывал все вокруг незримой пеленой и напоминал, что завтра все это скопище лошадей, повозок, всадников и пеших двинется отсюда, и здесь на несколько дней, наконец, ненадолго воцарится тишина.

Варвару в своей жизни охотиться приходилось частенько, но, в основном, для того, чтобы добыть себе пропитание, а вот став королем, он посвящал этому занятию время скорее по правилам этикета, нежели по большому влечению. С другой стороны, его всегда привлекала возможность убраться на время из королевского дворца, вольная душа киммерийца требовала свежего воздуха, шороха ветвей над головой и стука копыт коня, когда он бросал его в погоню за оленем.

Конану было не очень по душе все свое время и силы посвящать государственным делам, бесконечным приемам и пиршествам, и хотя умом он понимал, что совсем неплохо быть королем и не заботится о том, где приклонишь голову на ночлег, не придется ли уснуть голодным и как раздобыть денег на лишнюю кружечку винца, но сердце варвара начинало тосковать по многому из того, что он проклинал, когда приходилось переживать это раньше.

Иногда он был готов послать ко всем демонам эту королевскую жизнь и вновь почувствовать себя вольным и свободным от всех забот странником, который встречает рассвет в степи, где за каждым поворотом дороги его может поджидать опасность, и он рад, если чудом остался жив сегодня и сидит, довольный, в прокопченной таверне с кружкой кислого вина в одной руке и свиным ребром в другой и слушает шум дождя за окном.

С окончания последних сражений с врагами прошло уже несколько лун, и киммериец чувствовал, как ему чего-то не достает в этой жизни, вроде вкуса в том самом свином ребрышке, если недотепа повар забыл или пожалел в должной мере натереть его чесноком. Правда, жизнь в королевском дворце тоже не была сплошным развлечением и мало ли что могло случиться, но все-таки его существование здесь не шло ни в какое сравнение с теми опасностями, каким он подвергался прежде.

Теперь, как-никак, на страже его персоны стояли королевские гвардейцы, Черные Драконы Паллантида, и огромное число поваров, портных, банщиков и цирюльников, танцоров и наложниц готовы были ублажать его плоть и дух столько, сколько пожелает король.

«Не гневи богов, — часто повторял сам себе киммериец, когда совсем уж начинала подступать тоска по вольной жизни, — все в их руках, и не смертному роптать на промысел Светлоликого или кого еще из этой братии. Можно подумать, ты к этому не стремился, и если будешь выказывать недовольство, раньше всех о тебе вспомнит не кто иной, как Нергал, и тогда придется хорошенько потрудиться, чтобы выбраться из того дерьма, которое сам на себя и накличешь».

Похоже, в последнее время как раз происходило что-то подобное, и киммериец своим звериным чутьем ощущал, как вокруг него обвивается и стягивается не совсем понятная, но тревожащая цепь событий, каждое из которых вроде бы и не связано с другим, однако, собранные вместе, они заставляли его думать о том, как бы не проспать в неге и довольстве дворцовой жизни притаившуюся — он это чуял нутром — где-то совсем близко опасность.

«Клянусь Кромом, — размышлял Конан, — все это неспроста, и я должен своими варварскими мозгами распутать этот клубок и сообразить, кем и как он завязан. Конечно, куда проще иметь дело с открытым врагом, сколь бы хитер и вероломен он ни был, чем с аквилонским нобилем, который готов вылизать тебе до блеска задницу, но мгновенно воткнет нож под ребра, даже не стерев угодливой улыбки с холеной физиономии… Жалко девчонку, молодая, красивая…»

Невеселые размышления киммерийца прервал приход Паллантида.

— Ничего подозрительного мои люди так и не нашли, — сообщил он в ответ на вопросительный взгляд варвара, — сын твоего друга Бреганта тоже не сообщил ничего нового. Кстати, мой король, он просил личной встречи с тобой.

Конан кивком головы указал командиру Черных Драконов на кресло напротив себя:

— Садись. Раз уж твои ребята здесь оказались бессильны, то что мы с тобой можем придумать? Странно как-то все… Может быть, девушка отказала кому-нибудь во взаимности, — предположил варвар, — а ее ухажер и…

— Не думаю, мой король, — возразил командир Черных Драконов, даже не дослушав своего повелителя, на что киммериец, впрочем, даже не обратил внимания, — хотя придурков среди наших нобилей хватает, но не настолько, чтобы резать девушек прямо в королевском саду посреди праздника.

Паллантид не слыл среди военных большим умником, и некоторые вещи понимал своим основательным, но не слишком быстрым умом не сразу, однако в этом случае варвар вынужден был признать правоту его рассуждений:

— Похоже на правду, клянусь Митрой. Тогда что же?

Паллантид молча развел руками, здесь его способности рассуждать о неизвестном, по всей видимости, благополучно заканчивались.

— Где Альгимант? — спросил король, вспомнив о сыне своего друга. — Может быть, он согласится поведать мне то, что не захотел раскрывать тебе?

— Он ждет за дверью. Позвать?

— Угу, — кивнул ему варвар, — а ты спокойно занимайся своими делами. Если будешь нужен, я тебя найду.

Командир гвардейцев гвардии вышел, и через мгновение в зале появился Альгимант. Поклонившись королю, он застыл у двери.

— Проходи, что встал, — грубовато приветствовал его Конан. — Какое у тебя дело ко мне?

— Мелисса перед смертью успела сказать мне несколько слов, — глухим голосом начал Альгимант, подходя к месту, где сидел король, — и я прошу тебя, мой король, отменить завтрашнюю охоту.

— Постой, постой, — прервал его варвар, — не так быстро. Я видишь ли, свои решения меняю очень редко, да еще тем более когда непонятно, по какой причине я должен это сделать. Что сказала девушка?

— Я понял, что кто-то собирается совершить на тебя покушение во время охоты.

— Покушение? — недоверчиво переспросил киммериец. — Из чего ты это заключил?

— Она сказала: «Брадобрей… король… на охоте».

— Брадобрей и король на охоте, — сузил глаза варвар. — Король на охоте, — повторил он еще раз, — ну и что с того? Действительно, она была права, я завтра собираюсь поохотиться, все знают об этом, только при чем здесь брадобрей? Явный бред, вот что я тебе скажу.

— Подумай хорошенько, — не смутившись от его взгляда, продолжал настаивать Альгимант, — человек умирает, и последнее, что он хочет сказать — это два слова: «король и охота». Тебе не кажется, будто она хотела предупредить меня о чем-то скверном, что может случиться с тобой на охоте?

— Не кажется, — отмахнулся Конан. — Ты не обижайся, я понимаю, что ты тяжело пережил ее гибель, но мало ли что может сказать женщина в предсмертном бреду. Клянусь Кромом, я еще и не такое слыхивал от умирающих. Тем более, ты сам сказал, будто она упомянула еще какого-то цюрюльника.

— Она же не от горячки умерла, — взволнованно продолжал Альгимант, — а ее убили в твоем саду…

— Да, весьма неприятно, когда таким образом оканчивается праздник у короля, — сжал кулаки киммериец. — Прах и пепел, я буду не я, если не найду того, кто это сделал! Но не понимаю, каким образом ее смерть связана с моей охотой. Вроде бы обычная скромная девушка из знатной семьи. Не скажу, что я очень уважаю ее опекуна, но это не причина, чтобы подозревать ее в чем-то…

— Скорее всего, против тебя вновь образовался заговор, и она каким-то образом узнала об этом… — начал молодой офицер.

— Или она сама была среди заговорщиков! — перебил его киммериец.

— Нет, — побледнев, ответил Альгимант. — Она никогда не могла бы сделать этого, клянусь милостью Солнцеликого.

— Фью! — присвистнул киммериец. — Ты ведь не мальчик и сам знаешь, как иногда случается в этой хитрой и быстротекущей жизни. Мне приходилось видеть и не такое, но… — Конан задумался, — может быть в твоих словах и есть маленькая доля истины. Вот такая, — король чуть расставил два пальца, — но не отменять же королевскую охоту ради столь неясных подозрений. Хорошо еще, что ты не стал говорить о своих подозрениях Паллантиду, тот мне всю плешь проел бы. — Варвар явно преувеличивал, говоря о плачевном состоянии своей шевелюры — его жесткая черная грива не потеряла густоты со времен юности. — Скорее всего, ты что-то неверно расслышал.

— Нет, — Альгимант был непреклонен, — я не мог ошибиться, именно эти слова я слышал от нее. И у меня есть план…

— План? Я не ослышался? — удивленно поднял брови варвар. — Ты хороший воин, но мне кажется…

— Да, ты не ослышался, — пылко продолжал молодой офицер. — Хотя ты не очень-то веришь тому, что я говорю, все же предлагаю тебе, мой король, поменяться на время Охоты одеждой. Ты наденешь мою, а я…

— Хочешь ненадолго почувствовать себя королем? — насмешливо перебил киммериец. — Что ж, ничего дурного в этом нет. На, поноси немного, — он стал стягивать с себя шитый золотом камзол, — хоть ты и пытаешься убедить меня в какой-то чепухе, для сына лучшего друга не жалко…

— Не смейся надо мной, — Альгимант печально покачал головой, — ты сможешь это сделать завтра, когда выяснится, что я ошибся и затея с переодеванием — бред человека, обезумевшего от потери любимой девушки. И все-таки я прошу тебя поступить именно так. Если те, кто, как я предполагаю, устроили заговор, попытаются напасть на меня, я от них отобьюсь, если на то будет воля богов, а вот если они метят в тебя…

— Что ж ты думаешь, я не отобьюсь? — почти обиделся киммериец. — Видимо, успехи на турнире у Саморы слегка застили тебе глаза. Уж не кажется ли тебе, мой мальчик, что я не смогу сделать того же, что и ты?

— Конечно, можешь, и в сотню раз лучше, — поклонился молодой офицер, — вряд ли во всей Аквилонии найдется более искусный и сильный воин, чем ее король. Но ты не должен рисковать своей жизнью.

«К чему он клонит? — подумал Конан. — Нет ли здесь какого подвоха? Ладно, сделаю вид, что согласен, а завтра посмотрим». — Уговорил, — вслух рассмеялся киммериец. — Сделаем, как ты предлагаешь, это даже забавно, но бьюсь об заклад, что все это чепуха.

— Будем молить богов, чтобы это так и было, — серьезно ответил Альгимант.

«Это начинает мне нравиться все меньше и меньше, — выпроводив Альгиманта, подумал варвар. — Медальон молчит с тех пор, как я отправил Бреганта в Кордаву. Вряд ли его сын знает, что я уже предупрежден тем юношей из Немедии. Что ж, постараюсь перехитрить его, если все это подставка. Но если он заодно с замышляющим недоброе отцом, как бы мне ни было противно в это верить, то почему сейчас проклятый медальон не дал никакого сигнала? Думаю, завтра найду ответ, — хмыкнул про себя Конан, — не первый раз меня подстерегает опасность, и главное здесь — не хлопать ушами, рога Нергала им всем в печень!»

Он повеселел и, кликнув Паймора, велел принести вина:

— Да найди мне поскорее Паллантида, пройдоха!

Командир королевской гвардии словно подслушал мысль киммерийца, и не успел дворецкий выскользнуть из зала, как громадная фигура командира Черных Драконов возникла в дверном проеме:

— Скверные новости, мой король!

— Да что ты говоришь? — даже не пошевелил бровью варвар. — Не иначе, как на нас наступает армия Немедии?

— Об этом мы узнали бы давно, — серьезно ответил Паллантид, — а вот в доме твоего друга Бреганта сегодня ночью двое грабителей перевернули все вверх дном.

— Ну, это бывает, — усмехнулся киммериец. — Когда-то я сам молил Бела, чтобы у меня удачно прошли дела такого рода. Но насколько я помню, мой старый друг не очень уж и любил роскошь, так что вряд ли злоумышленникам могло особенно повезти. Поскольку ты говоришь, что их было двое, я так понимаю — они пойманы?

— Увы! — Паллантид виновато склонил голову. — Одному удалось убежать, а второго один из моих солдат отправил на Серые равнины. Не рассчитал удара, — почти с гордостью произнес он, — сломал шею, как цыпленку.

— Однако, — почесал бровь король, — большой силы парень. Я знаю его?

— Может быть, — ответил Паллантид, — его имя Миттерус.

— Миттерус? — переспросил киммериец. — Такой здоровенный детина, губастый, верно? — припомнил он еще одну примету обладающего недюжинной силой солдата.

— Точно, — согласился командир Черных Драконов. — У тебя прекрасная память на лица, мой король.

— Не жалуюсь пока что, — усмехнулся Конан.

— Я также припоминаю, что этот парень из десятка Эсканобы. Это раз, — он загнул один палец, — во-вторых, они должны быть где-то на пути из Зингары, потому что уехали вместе с Брегантом, — он загнул второй палец, лицо короля сделалось суровым, и он с металлом в голосе закончил: — И если ты объяснишь мне, почему твой солдат здесь и ловит воришек, если это является заботой городской стражи, а не королевской гвардии, то я подожду загибать третий палец…

— В том то все и дело, — начал было Паллантид, но остановился и, подумав немного, спросил:

— Может быть, ты лучше захочешь выслушать их самих?

— Кого это — их? — не сразу понял, о чем речь, король.

— Ну, Эсканобу и его двоих солдат.

— Так что, Брегант вернулся?

— Нет, он прислал только своих людей…

— Давай их сюда, — Конан хлебнул изрядный глоток вина, — ты прав, так будет лучше. Кроме того, — остановил он Паллантида, двинувшегося было к двери, — тебе не кажется, что слишком уж много трупов появилось за последние не сколько дней? Я уже начинаю думать, будто нахожусь не в Тарантии, столице благородной Аквилонии, не тревожимой ныне войнами, а, скажем, — он усмехнулся, — где-нибудь в Шадизаре времен моей молодости. Это там за ночь лихие ребятки могли нарезать с десяток трупов, клянусь Кромом. Похоже, мои советники совсем разучились делать дело и только даром едят мой хлеб.

— Ты же сам отослал Бреганта в Зингару, — напомнил ему Паллантид, — а он твой главный советник, как я понимаю.

— Это ты, конечно, верно подметил, можно сказать, уличил своего короля, — мрачно отозвался Конан.

— Я не…

— Не извиняйся, — махнул рукой киммериец. — Боги тебя простят, я уверен… или демоны, — добавил он, подумав. — Зови своих головорезов, или шееломов, как их там… Разберусь, не первый раз.

Дурные новости в это утро посетили не только короля.

Граф Этельстейн, белый от ярости, скрипнул зубами и, размахнувшись со всей силы, влепил пощечину Турамбару:

— Ты, сын недоношенного осла! Как ты смел явиться ко мне с такими вестями, ублюдок?

Бандит, окропляя графские сапоги кровью, капавшей из разбитого носа, рухнул на пол:

— Пощади! — взмолился он. — Это все Шарак, у него кольцо было, это он…

Вопль оборвался чмокнувшим звуком сапога, врезавшегося в физиономию незадачливому грабителю:

— Что мне с того, что перстень лежит в кармане трупа, или, того хуже, сверкает на пальце какого-нибудь стражника! — заорал Этельстейн в бешенстве. — Вам было сказано тихо и без шума найти перстень, а вы мало того, что наделали шороху…

Граф отвернулся к окну. Выдалась ночка, ничего не скажешь! Сначала кто-то зарезал его падчерицу прямо на королевском празднике, теперь вот эти ублюдки не смогли сделать самое простое дело…

— Уберите его, — махнул Этельстейн двум здоровенным слугам, все это время почтительно стоявшими у двери, ожидая приказаний. — Как обычно, — добавил он сквозь зубы.

Несчастный Турамбар верно понял слова своего господина, но сделать ничего уже не успел. Его короткий вопль мгновенно прервало движение дубинки, которой один из головорезов графа врезал жертве по затылку. Тело дернулось и затихло.

Слуги деловито подхватили за ноги того, кто только что был Турамбаром, и поволокли его вниз, в подвал, и некоторое время Этельстейн еще слышал дробный стук бившейся о каменные ступени головы.

— Ну-ка, дай взглянуть! — вихрастый парнишка вырвал из рук своего товарища какой-то предмет и поднес ладонь поближе к глазам. — Ух ты! Вот это вещь, наверное, стоит немалых денег, — он причмокнул и с вожделением уставился на найденный приятелем перстень, потом воровато оглянулся вокруг. — Давай смотаемся поскорее отсюда. Вдруг тот, кто потерял его, возвратится назад!

Оборванцы сорвались с места и, сверкая босыми пятками, помчались вдоль по проулку, выскочили на широкий проезд, и вскоре облачко пыли, поднятое ими, осело на мостовую, а топот ног стих где-то вдали за поворотом.

— Значит так, — отдышавшись, сообщил вихрастый своему товарищу, — я знаю, кому можно продать это без лишнего шума.

— Ну вот, — плаксиво затянул второй оборванец, — ведь я нашел его, а ты распоряжаешься, будто…

— Заткнулся бы лучше, — вихрастый поднес к его носу кулак. — Это видел? Только из нашей большой дружбы я согласен на то, чтобы разделить то, что мы за него получим, пополам. Мы же вместе увидели его…

— И нет, — заканючил его товарищ, — я первый, я…

— А я говорю, вместе, — тоном, не терпящим возражений, перебил его вихрастый, — а потом ты все равно такой дурак, — усмехнулся он, — что тебя либо облапошит какой-нибудь старьевщик, или, еще хуже, просто отберут перстень, и тебе останется только сопли утереть. Я же проверну все по-умному.

— А не обманешь? — подозрительно покосился на него мальчуган. — Помнишь, как в тот раз, когда мы еще обчистили сарай одноглазого купца…

— Ну, сравнил тоже, — в голосе отвечающего слышалось презрение, — совсем ничего не варит твой котелок! Хорошо, если уж тебе так хочется… — оборванец задумался на мгновение, видимо, соображая, какую бы произнести клятву посильнее, и, наконец, торжественно провозгласил:

— Клянусь Солнцеликим, вот так…

— Ну, если самим Митрой, то тогда, конечно, — неуверенно ответил мальчишка и преданно заглянул в глаза своему товарищу: — А когда?

— Что когда? — не понял сразу вихрастый. — А-а-а, — протянул он неопределенно, — вот в полдень и пойдем к нему.

— К кому?

— К кому, к кому! Заблеял, как баран, — насмешливо ответил первый мальчишка, — к кому надо, к тому и пойдем. Тебе об этом знать совершенно незачем, вообще будешь ждать за углом, пока я схожу…

— А точно не обманешь?

— Верняк, — для убедительности вихрастый поднял глаза к солнцу, которое уже показалось над крышами домов. — Сказал же: клянусь Митрой, чего тебе еще надо…

— Понял, понял, — торопливо закивал головой мальчуган, видимо осознав, что если будет слишком надоедать приятелю, может вообще остаться безо всего, — я верю тебе, верю.

— Так-то, — важно протянул его товарищ, — к полудню приходи сюда, и пойдем.

Кавалькада всадников, экипажей и возов со скарбом растянулась далеко по дороге, и пыль, поднятая колесами и копытами лошадей, уносилась легким ветерком в сторону, оседая на остатках листьев придорожных деревьев. Скрип колес, крики извозчиков, лай собак, громкие возгласы и взрывы смеха были слышны далеко вокруг. Королевский двор и благородные нобили отправлялись в Руазельский лес на лисью охоту.

Конан ехал верхом впереди всего каравана в сопровождении своих Черных Драконов.

Чуть сзади следовали ближайшие советники и приближенные. Королю полагалась походная карета, но киммериец, как всегда, предпочел быть в седле. Варвар почти не разговаривал ни с кем, углубившись в раздумья, и лишь иногда обменивался несколькими фразами с Паллантидом, почтительно следовавшим на полкорпуса лошади позади.

Путь предстоял неблизкий: надо было доехать до Хорота, переправиться вброд и остановиться на ночлег близ деревни Верхняя Суннила, а назавтра ехать дальше по направлению к селению Мокрый Чорох, находящегося у самого края Руазельского леса. Варвар, усмехнувшись, потрогал висевший на груди под рубахой талисман, которым непонятно какая сила наградила его при последнем посещении королевских охотничьих угодий.

«Молчишь, сучий потрох? — без всякого почтения обозвал он волшебный медальон. — Значит ли это, что мне ничего не угрожает? Хорошо бы так, — подумал варвар, — но сердце мое продолжает чуять опасность, хотя я изо всех сил постарался не показать этого мальчишке, сыну Бреганта. За чередой непонятных убийств, без всякого сомнения, что-то кроется. Среди аквилонской знати у меня, разумеется, осталось много врагов, но вот если бы знать, кто они… Посмотрим, конечно, что получится с этим смешным планом Альгиманта, — хмыкнул киммериец. — Я всегда был уверен, что он и его отец — верные мне люди… если бы не эта проклятая штуковина.

…Только ведь она может и ошибиться. Вот сейчас, например, я чувствую опасность, а медальон молчит. Как во всем этом разобраться? Ладно, чего голову ломать, — решительно оборвал сам себя Конан. — Поглядим, что из всего этого выйдет, а если что — отобьюсь от убийц, впервой, что ли?..»

Если бы он знал, о чем сейчас велся разговор в карете графа Этельстейна, то многое для варвара прояснилось бы настолько, что остальное, как говорят, было бы уже совсем не королевским делом.

С этим более чем успешно справился бы и простой палач с крепким кнутом из бычьей кожи.

— Ты узнал, в каком именно месте будет устроена охота? — обратился Этельстейн к маленькому плюгавому человечку в зеленом камзоле и шляпе с большим пером, говорившему о том, что его обладатель принадлежит к королевским егерям.

— Узнал, мой господин, — ответил человечек. — Недалеко от деревни Поледуй, там, где лес поднимается на холм, и вот за ним как раз и будет гон.

— Хорошо, — благосклонно взглянул на него граф. — Успеем хорошенько подготовиться. Ты все понял, Асгенор?

Колдун молча кивнул.

— Я на ночевке поговорю с Тасвелом, и мы наметим место, где он выставит своих лучников, а завтра вечером встретимся с тобой и все решим окончательно, — нахмурив брови, сказал Этельстейн. — И не забудь подготовить все, как договорились, — многозначительно добавил он.

Асгенор еще раз молча кивнул, покосившись на егеря.

— Он наш человек, — успокоил его Этельстейн. — Будущий главный охотничий короля, — поднял вверх палец граф, отчего на лице человечка появилась подобострастная улыбка. — Таким людям можно доверять.

Вихрастый не обманул своего подельника, и в полдень маленькие оборванцы уже подходили к дому на котором красовалась вывеска «Бреем, стрижем и пиявки», предвкушая как совершенно ненужный им перстенек обратится в груду монет, на которые можно не один раз плотно поесть, и может быть, даже купить себе новые башмаки.

Вихрастый исчез за дверью, но почти сразу же появился вновь, и по его разочарованному лицу было видно, что сделка не удалась.

— Отобрал? — упавшим голосом спросил товарищ.

— Не повезло, — мрачно ответил вихрастый.—

Он уехал с королевским двором.

Мальчуганы понуро стояли, молча соображая, к кому можно без особого риска обратиться дальше, раз уж цирюльника Асгенора не оказалось на месте.

— Эх, жалость какая, верный был человек, — со знанием дела протянул вихрастый. — Надо же, не повезло так не повезло.

Однако, как говорил один древний мудрец: если убудет в одном месте, непременно прибудет где-нибудь в другом.

Двум малолетним оборванцам, конечно, не повезло, зато судьба показала свое благоволение к киммерийцу, оберегая его от появления в руках его врагов заколдованного перстня. Зная, как воспользоваться этой вещицей, они без большого труда смогли бы отправить короля Аквилонии прямиком на Серые равнины. Неисповедимы пути богов!

— Есть мысль! — вдруг с довольным видом изрек младший из оборванцев.

— У тебя — мысль?! — донельзя удивился вихрастый, явно не ожидавший такой прыти от своего «подчиненного».

— А что? — шмыгнул носом мальчуган. — Я тоже могу придумать что-нибудь, не ты один такой умный…

— Ну, говори, — снисходительно разрешил вихрастый, чертя пальцем босой ногой затейливые вензеля на пыльной мостовой.

— Помнишь косого?

— Косого? Того, что прислуживал раньше в «Белом коне»? Этого придурка, я, конечно же, помню.

— Ну, это ты хватил! — огрызнулся его товарищ. — И вовсе даже никакой он не придурок, раз его взяли на службу к такой благородной госпоже.

— Надо же, — насмешливо заметил вихрастый, — какие у тебя важные приятели. И за каким демоном его туда взяли? Отпугивать летучих мышей? — он первым засмеялся своей шутке.

— Вовсе нет. Он пока что помогает повару на кухне.

— Повезло Косому, ничего не скажешь, — протянул вихрастый. — Наверное, всегда жратвы от пуза.

— Можешь не сомневаться, — подтвердил мальчуган. — Случалось, и мне кое-что перепадало. Вот я и думаю…

Оборванцы еще долго спорили, но поскольку лучшего предложения все равно не нашлось, они побежали к дому благородной госпожи Эрионы, и их предприятие увенчалось успехом: вскоре каждый держал в руках по увесистому кошельку серебра, не в силах поверить свалившемуся на них нежданному богатству.

Новая хозяйка перстня, в свою очередь, полюбовавшись игрой самоцвета, приобретенного за столь пустячную цену, со вздохом сожаления упрятала драгоценность в шкатулку.

Вздох объяснялся тем, что перстень был чересчур велик для изящной женской ручки, но прелестная Эриона здраво рассудила, что такую прелестную вещицу она может подарить одному из своих знакомых, или же продать за гораздо большую сумму.

Кости разлетелись к разным углам стола, но легли весьма недурно для бросившего их Малера.

— Ну как? — победно захохотал он. — Считай, эта пара монет моя!

— Посмотрим, — не сдавался Эсканоба, забирая кости в ладонь.

Он долго тряс их, потом, крякнув, бросил. Опять раздался довольный хохот Малера: у его командира вышло всего два очка.

— Еще разок? — сгребая в карман монеты со стола, предложил он.

Эсканоба уже готов был ответить, как в помещение вошел солдат.

— Еще один! — сообщил он.

— Где? — хором спросили оба офицера, которым не надо было объяснять дополнительно, о чем говорит их подчиненный: любому было понятно, что найден еще один труп.

— В «Луне и яичнице», точнее, рядом с таверной, — отчеканил солдат.

— Ну вот! — проворчал Эсканоба, нехотя отрываясь от стола. — Ни дня покоя в этом городе… Иди, Малер, посмотри кто там и что. Да не забудь, о чем говорил Паллантид, и возьми с собой кого-нибудь из этих…

Он пощелкал пальцами, и лицо его приняло насмешливое выражение, потому что Черные Драконы не особенно жаловали людей из тайной службы.

— Ладно, — усмехнулся Малер, и кривые ноги уверенно понесли офицера к выходу. — Скоро вернусь, продолжим, — обернулся он у дверей.

— Угу, — кивнул головой Эсканоба, оставаясь один.

В отсутствии Паллантида именно он замещал начальника королевской гвардии и командовал той половиной Черных Драконов, которые остались охранять дворец.

Такое высокое доверие объяснялось тем немаловажным обстоятельством, что Эсканоба умел читать и писать, а это не так уж и часто встречалось среди гвардейских офицеров. Кроме того, он был предан, честен и умеренно неглуп — а чего еще желать командиру от своего подчиненного?!

Кроме обычных наставлений именно сейчас Эсканобе строго-настрого было приказано не оставлять городских стражников без надзора и особенно тщательно расследовать каждый случай убийства, которое может произойти в городе.

Именно поэтому бедняге Фрею относительно повезло, и его не просто закопали на пустыре за городской свалкой, как происходило обычно с теми неизвестными, чьи трупы находили на улицах.

Его тело привезли в подземелье дворцовой тюрьмы, где сыщики тщательно вывернули карманы его одежды и положили в особый мешочек все находившееся при нем вещи, а также со скрупулезностью опросили посетителей «Луны и яичницы» и других близлежащих таверн и постоялых дворов на предмет, не узнает ли кто незнакомца.

В общем, к вечеру Эсканоба уже записывал на большом пергаменте со слов своих людей все, что можно было узнать об убитом.

Хотя сведения были довольно скудные, а имя и происхождение этого человека остались неизвестными, все же, хвала богам, на листе кое-что оказалось записано.

Кое-кто из свидетелей признал в мертвом теле красноносого торговца лесом откуда-то с севера Аквилонии.

Более того, один брадобрей даже припомнил, что именно его он видел в цирюльне своего хозяина, господина Асгенора, несколько дней тому назад.

— Приезжий, зашел побриться, — отмахнулся офицер. — Тоже мне сведения!

— Но этот человек заходил к самому хозяину.

— Это другое дело, — насторожился Эсканоба. — А сам цирюльник что говорит? Допросили его?

— Его нет, господин офицер, — почтительно ответил дознаватель. — А в цирюльне сказали, что он уехал с двором на охоту.

— Рога Нергала ему в бок! — выругался Эсканоба. — С каких это пор брадобреев приглашают охотиться вместе с королем? Вроде бы при дворце и своих цирюльников хватает… Ладно, запишу и это. А ты, — ткнул он пальцем в грудь сыщика, — хорошенько тряхни его людей, пусть покопаются у себя в головах и расскажут побольше о жизни своего хозяина. Если что забудут, разрешаю освежить им память, сам знаешь каким образом, — усмехнулся он. — Слава Солнцеликому, у нас в подвалах найдутся большие мастера в таких делах. Только не перестарайтесь! Иди, — кивнул он, обмакивая перо, — я пока все запишу. Да! — остановил он парня. — Узнай, кто еще заходил в эту цирюльню. Мало ли что… А впрочем, чего я тебя учу, сам все знаешь лучше меня, не мальчик. Короче говоря, давай… одна нога здесь — другая там, и пока все толком не разузнаешь, не возвращайся!

Случаются поздней осенью такие дни, когда кажется, что вновь возвратилось лето — для того, чтобы окончательно попрощаться со всеми до следующего года. Воздух чист и свеж, а солнце ярко сияет на прозрачном небе, одаряя землю последним теплом, и не чувствуется ни малейшего дуновения ветерка, так что если бы не деревья, с которых облетела почти вся листва, можно было бы подумать, что до зимы еще далеко.

Огромное поле за деревней Поледуй раз в год преображалась: огромное множество всадников в расшитых золотом костюмах и шляпах с яркими перьями, своры собак, рвущихся на поводках и еле сдерживающие их егеря, звук рожков, веселые крики и смех, предвкушающих удачный гон охотников… Словом, королевская охота вот-вот должна была начаться!

— Мой король, ты не забыл? — тихо окликнул кто-то Конана.

Он оглянулся. Альгимант в синем камзоле на точно таком же, как и у него самого, белом коне, смотрел сосредоточенно и чуть, как показалось киммерийцу, угрюмо.

— Ты по-прежнему считаешь, что надо поступить так, как ты предложил? — спросил варвар.

— Мы же договорились, мой король, — почти дерзко ответил юноша. — Если я окажусь неправ, никто из нас не проиграет. Ты еще позабавишься, посмеявшись над глупыми опасениями возомнившего невесть что щенка. Но заклинаю тебя не отвергать моего совета. Я буду ждать твоего решения вон за той опушкой, — он, не поднимая руки, указал плетью на дальний угол поля. — А дальше все окажется в руках богов.

— Ну, если так… — нехотя проговорил Конан, не особенно привыкший подчиняться чужому мнению. — Раз договорились, пусть будет по-твоему.

Альгимант повернул коня и, не говоря больше ни слова, поскакал прочь, на правый фланг растянувшихся подковой охотников, в центре которой стояли королевские егеря, готовые, по приказу короля, трубить в горны, возвещавшие начало осеннего гона. Конан некоторое время неподвижно смотрел вслед удалявшемуся юноше, потом перевел взгляд на подъезжавшего к нему главного егеря.

— Все наконец готово, мой король, — почтительно склонил голову охотничий, — прикажешь трубить?

— Давай, — равнодушно разрешил киммериец, которому вдруг разонравилось и это чистое небо, и ядреная свежесть осеннего воздуха, и даже охваченный охотничьим азартом строй придворных начал его чем-то раздражать. — Давай, — повторил он егерю, который с некоторым недоумением смотрел на него, — я же сказал: начинай.

Егерь хлестнул коня и тот, взвившись на дыбы, опустился через мгновение на все четыре копыта и потом, ведомый опытной рукой, галопом поскакал к трубачам.

Трубы взвыли, и над полем полетел их напевный и тягучий звон. Собаки, разделенные на несколько свор, понеслись в разных направлениях, вытягиваясь вслед за вожаками каждой стаи в извилистые ленты, мелькавшие среди стеблей уже подсыхающей желтоватой травы. За ними с гиканьем и свистом устремились группы охотников, стремясь не упустить из виду собак и поймать тот момент, когда они начнут гнать вперед дичь, до той поры притаившуюся в кустах и на опушках леса.

Конан, как и было договорено, поскакал вслед за правой от него группой собак, которые взяли с самого начала направление именно в ту сторону, где они собирались встретиться с Альгимантом.

В мгновение ока та часть луга, где только что толпились празднично одетые люди, опустела, и охотники живописными группами рассыпались по всему пространству, окаймленному с трех сторон синеватой стеной леса.

— Скачите вперед! — крикнул Конан сопровождающему его Паллантиду с несколькими гвардейцами.

— Но… — начал было командир Черных Драконов.

— Никаких «но»! — гаркнул варвар, приподнимаясь в стременах. — Ждите меня там, у дуба!

— Он указал вперед, где в пяти сотнях шагов возвышалась громадное дерево. — Я сейчас буду!

Он направил своего коня чуть правее, и скоро уже был в том месте, где они договорились встретиться с Альгимантом.

Тот ждал короля, держа коня за повод.

— Я рад, что ты внял голосу разума, мой король, — приветствовал его молодой офицер. — Вот мой камзол. Давай поменяемся одеждой.

— Ладно, — махнул рукой киммериец, уже второй раз за это утро пропуская мимо ушей уверенный до дерзости тон юноши. — Поноси королевский наряд. Надеюсь, что все наши приготовления окажутся напрасными, но все равно благодарен тебе за заботу, — насмешливо поклонился Конан, влезая в синий камзол Альгиманта. — Надо же, как раз впору. Ну, вперед, герой! Увидимся после охоты, — он махнул рукой и стегнул коня плеткой.

Молодой офицер, в свою очередь, неторопливо натянул на себя королевскую одежду, вставил ногу в стремя и, не спеша, поехал вдоль опушки леса, внимательно осматриваясь вокруг.

«Заговорщики должны каким-то образом проявить себя, — думал он, направляя своего коня так, чтобы деревья не закрывали его, — значит, у меня есть преимущество. Они не знают о том, что мне известны их замыслы. Наверное, пошлют пяток бандитов, с ними я попробую справиться, — юноша положил руку на рукоять своего меча, — пусть рискнут своими головами, не возражаю».

Он не чувствовал страха. После того, как он держал в своих объятиях мертвое тело девушки, которую любил всей душой и с которой обошелся так по-детски жестоко, у Альгиманта внутри что-то надломилось, и он уже не думал о себе. В сущности, ему было все равно, что с ним произойдет, и лишь желание не позволить неизвестным заговорщикам осуществить свои гнусные намерения и тем самым как бы выполнить последнюю волю погибшей Мелиссы придавало ему силы и хоть какое-то желание существовать.

Молодой офицер уже довольно долго ехал так в одиночестве вдоль края леса, далеко впереди слышались крики охотников и хриплый лай собак, но ничего подозрительного не происходило. Альгимант уже начинал думать, что Конан оказался прав и ему просто померещились те слова, которые слетели с губ умирающей Мелиссы. Ничего! Ровным счетом ничего!

Вдруг впереди послышался шорох, и на поляну выбежала лисица. Она метнулась чуть не под ноги его коня и стремительно побежала вдоль опушки.

Пышный хвост рыжего зверька замелькал среди низкорослого вереска, иногда вовсе пропадая за стволами деревьев, но потом вновь появлялся, словно дразня охотника. В юноше взыграл охотничий азарт: он с детских лет с наслаждением участвовал в осеннем гоне. Альгимант гикнул, пришпорил коня и помчался за дичью, нащупывая дротик в седельной сумке. Главное в охоте за лисой было не дать животному достичь чащи леса, где оно могло бы легко укрыться от погони среди зарослей и где конь вряд ли был бы помощником, поэтому молодой офицер сразу же принял правее, стремясь отсечь зверю спасительный путь.

Если бы охотник скакал вслед за сворой собак, то эту задачу выполнили бы они, но теперь он сам не без успеха сумел сделать это. Лисица бежала стремительно, но конь был гораздо быстрее, и вскоре Альгимант уже хорошо видел спину зверька и приподнялся на стременах, изготовив дротик к броску. Вот животное уже почти под ним, каких-то десять-пятнадцать шагов оставалось между охотником и его добычей. Альгимант отвел назад руку, выбирая момент для броска, и в этот миг почувствовал резкую боль в правом плече.

«Стрелы! — мелькнула мысль. — Глупец! Как я не подумал об этом!»

Юноша, осаживая коня, развернулся в том направлении, откуда был произведен выстрел, но тут еще три стрелы, просвистев в воздухе, впились ему в грудь.

Альгимант рухнул из седла, и некоторое время конь еще тащил за ногу его запутавшееся в стремени тело, но потом оно, зацепившись за дерево, замерло на земле, лицом вниз.

— Готов, клянусь Митрой! — раздался голос, и на поляну выбежали несколько человек, среди которых был Тасвел. — Мы сделали это! Теперь в нашем королевстве все будет по-другому, и не варварам править аквилонцами!

Он подошел к лежавшему на земле без признаков жизни человеку и, наклонившись, перевернул его лицом вверх.

То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Тасвел почувствовал, как его тело охватывает мелкий озноб, моментально сковывавший все его члены.

— Нет! — почти нечленораздельно прохрипел он. — Этого не может быть!

Человек в шитом золотом черном королевском камзоле, украшенным вензелями правителя Аквилонии, глядел на него мертвым потускневшим взором, но это был не проклятый варвар, а его недавний соперник по турниру и по благосклонности Мелиссы, сын советника Бреганта, ненавидимый им Альгимант! В другой момент Тасвел несказанно обрадовался бы такому событию, но теперь…

— Проклятье! — Ноги молодого нобиля подкосились, и он рухнул на колени. — Но где же тогда король?!

Он сбросил перчатку и правой рукой потряс тело за плечо, словно можно было ожидать, что Альгимант сможет превратиться в киммерийца. Голова юноши откинулась назад, и рот его слегка приоткрылся, как будто насмехаясь над своим убийцей.

— О-о-о! — застонал Тасвел, обхватив голову руками.

Окружившие его пять человек с недоумением взирали на происходящее, также не веря своим глазам и холодея от страха и досады. Наконец, один из них решился приблизиться к Тасвелу, который словно безумец, продолжал стонать, раскачиваясь из стороны в сторону:

— Господин! — тронул он его за плечо. — Надо быстрее уходить отсюда. Неровен час…

— Пошел к демонам! — оттолкнул его нобиль. — Теперь все пропало!

— Господин! Пока нас никто не видел, ничего не потеряно, а вот если кто-то придет сюда раньше, чем мы уберемся, то тогда я не поручусь за наши жизни.

Тасвел, которого продолжала сотрясать дрожь, тем не менее внял голосу рассудка и уговорам лучника. Он заставил себя подняться на ноги и, махнув рукой, направился в чащу леса, где на опушке они оставили своих лошадей.

«Это кара богов! Я убил двух человек, но все напрасно, — мелькнула у него мысль. — И что теперь скажет Этельстейн? Нас обманули! — внезапно понял он. — Значит, король все знал, или хотя бы догадывался, — похолодел он. — Это конец…»

Как завороженный, Тасвел забрался в седло коня, услужливо подведенного кем-то из его людей, и медленно поехал по тропе к тому месту, где они договорились встретиться с графом. В его голове уже не было никаких мыслей, только тупая и покорная судьбе безнадежность. Не хотелось ничего, ни думать, ни чувствовать, было только одно желание — уснуть и не видеть ни этого проклятого леса, ни покачивающихся в седлах притихших спутников, ни даже клочка пронзительно голубого неба над головой. Все пропало…

Молодой нобиль даже не заметил, как пространство вокруг них стало как бы сгущаться и темнеть, и только панические крики ужаса сопровождавших, заставили Тасвела очнуться.

Он поднял голову и увидел, даже скорее почувствовал, как черное облако, спустившееся невесть откуда, охватило его тело, а мерзкая, холодная и липкая слизь сковывает движения, впиваясь в тело тысячами мелких колючек. Тасвел попытался сбросить с себя наваждение, но, к его ужасу, это была явь, столь же реальная, как едва различимые сквозь черноту небо над головой и стволы деревьев вокруг.

Последнее, что увидел молодой нобиль, были тела его спутников, корчившихся от невыразимой муки, в этот момент жуткая боль пронзила все его тело, в глазах стало темно, и Тасвел перестал чувствовать и соображать.

Все действительно было кончено.

— Отличная работа, — похвалил сам себя Асгенор, все это время внимательно наблюдавший издали за покушением на короля и бегством стрелков с места преступления. — Теперь никто ничего рассказать уже не сможет. Этельстейн будет доволен.

Колдун почти бегом спустился с пригорка и вскочил на коня, мирно щипавшего травку на опушке леса. Асгенор был почти счастлив, предвкушая богатую и сытную жизнь, когда он займет важный пост при новом короле. Ведь с ним-то не может случиться того, что произошло с этим мокрохвостым щенком, поверившим в посулы Этельстейна!

— Ты с ними покончил? — граф Этельстейн откинулся в седле, придерживая рукой поводья. — Все как договорились?

— В лучшем виде, — усмехнулся Асгенор. — Пришлось попотеть, не без этого, зато теперь никто и никогда не узнает, кто убил варвара. На всякий случай, тем кто заинтересуется их трупами, я приготовил подарочек. Признаюсь, видел все только издалека, но сделали свое дело они хорошо. Конан рухнул, как подрубленный, — засмеялся он. — Правда, твой Тасвел все-таки оказался слабаком, зарыдал вроде бы над мертвым телом короля. Или это он так от радости?.. Все равно, хорошо, что мы его убрали. Теперь чем прикажешь заняться?

— Да, собственно говоря, мы почти все уже и сделали. Осталось избавиться от королевского цепного пса Паллантида, но это мои люди сделают и без тебя. Можешь готовиться к должности канцлера, или советника. Ты еще не выбрал, кем хочешь стать? — подъезжая ближе к Асгенору и полуобнимая его правой рукой, спросил Этельстейн. — Сам понимаешь, я столь многим обязан тебе, что моим долгом является выполнить любую твою просьбу. Клянусь милостью Митры!

— Я бы… — осклабившись в ухмылке, начал колдун, но договорить не успел, потому что нож, который Этельстейн до поры прятал в рукаве камзола, аккуратно вонзился в шею Асгенора. — П-пы-пы, — замычал недальновидный и слишком самоуверенный маг, розовая пена выступила на губах несостоявшегося царедворца и, покачнувшись, его тело сползло с седла.

— Ну вот так совсем хорошо, — удовлетворенно усмехнулся Этельстейн. — Тоже мне, канцлер выискался. Эй!

Двое человек выскочили из зарослей.

— Уберите эту падаль куда-нибудь подальше. Надо же и лесному зверью чем-нибудь поужинать, — засмеялся граф своей шутке. — И давайте живо за мной. Мы должны быть в Тарантии прежде, чем приспешники киммерийца сообразят, что к чему.

Он поскакал вперед к дороге, не оборачиваясь на своих слуг, которые за ноги оттащили труп Асгенора подальше в лес. Теперь дело было за малым: надо было поспешить в столицу и занять королевский дворец прежде, чем захваченные охотой придворные, обнаружив отсутствие короля, устроят погоню. У Этельстейна уже был наготове отряд верных ему людей, с которым он надеялся без труда расправиться с теми, кто остался в Гарантии и захочет воспрепятствовать его воцарению на троне. Хотя граф был уверен в том, что Черные Драконы вряд ли станут ввязываться в драку, узнав, что их король мертв. Какая разница солдату, кому служить, лишь бы им хорошо за это платили. Конечно, неплохо бы с известием о гибели Конана привезти в столицу еще и голову их командира Паллантида, но пусть пока поживет: может быть, и пригодится в дальнейшем, все-таки хороший воин… Сейчас осталось только отделить голову бывшего короля от туловища, чтобы доказательство победы было налицо. Этельстейн еще издали, подскакав к черному камню, увидел лежащее на траве тело с обломками стрел, торчащими из спины.

— Ха-ха! — Он потер руки. — Вот что значит успеть вовремя: был варвар королем могущественной державы, а теперь он кто? Труп!

— Отрежьте голову и положите в мешок, — властным голосом приказал граф подскакавшим за ним слугам. — Будет что показать этим придуркам в Тарантии!

Слуги спешились и направились к лежавшему в десятке шагов от них телу. Один из них привычным движением взмахнул мечом, но внезапно остановился и повернулся к Этельстейну:

— Господин, — хрипло проговорил он. — Клянусь богами…

— Что такое? — недовольно воскликнул граф. — И тебя, как этого дурня Тасвела, охватило запоздалое почтение к Его Величеству?

— Н-нет, — с трудом выдавил из себя второй. — Это не он…

— Кто не он?! — соскакивая с лошади, гаркнул Этельстейн. — Что вы, лоботрясы, морочите мне голо… — он умолк на полуслове и лицо его страшно исказилось.

Слуги были правы: перед ними, одетый в королевский, шитый золотом, камзол, лежал не киммериец, а сын Бреганта Альгимант. Еще не веря в случившееся, Этельстейн сделал два шага вперед и пошатнулся, еле устояв на ногах. У него потемнело в глазах, и слуги с тревогой наблюдали за своим господином: лицо графа налилось кровью, глаза вылезли из орбит, казалось, он вот-вот рухнет на землю. Такого удара судьбы ему не приходилось переживать в своей жизни, кончики пальцев онемели, дрожь пронизала все тело.

«Почему сын советника? Королевский камзол? — вихрем, обгоняя одна другую, закружились в голове Этельстейна бессвязные мысли. — А куда же смотрел Асгенор? Король все знает?»

Он не вполне владел собой и некоторое время стоял, как истукан, тупо уставившись на мертвое тело. Слуги, со страхом глядя на него, тоже не шевелились, ожидая каких-то действий своего хозяина. Наконец, граф все-таки справился с охватившей его дрожью и с усилием процедил сквозь зубы:

— Чего уставились, бездельники? Поехали отсюда! И запомните, вы ничего не видели, мы весь день охотились. — Он направился к лошади и с трудом взобрался в седло.

«Собственно говоря, — невероятным усилием воли взяв в себя в руки, подумал граф, — бояться мне особенно нечего. Тот, кто мог бы рассказать о заговоре, гуляет сейчас по Серым равнинам, в своих слугах я уверен… Как все получилось таким образом, известно только богам. Что ж, подождем другого удобного случая. Надо обязательно отыскать перстень… Пожалуй, колдунишку-цирюльника я прирезал напрасно, он сейчас бы пригодился, — граф скрипнул зубами в досаде. — Поторопился, моя ошибка. Но кто же мог знать, что так получится. Так что же теперь делать? — он оглянулся вокруг. — А ничего, — успокоительная мысль пришла сама собой. — Ничего не надо делать, а просто вернуться с охоты, как и все остальные».

Этельстейн немного повеселел и, обернувшись к своим подельникам, скомандовал:

— Давайте быстрее! Нам надо успеть покрутиться среди охотников, чтобы все меня видели. Где они?

Всадники остановились и некоторое время прислушивались.

— Вон там! — указал один из слуг. — Слышишь, собаки?

— Ну и хорошо, — граф хлестнул плетью коня, и все трое поскакали в том направлении, откуда слышались звуки охоты.

Вновь, как и утром, поляна возле деревни была заполнена толпой людей, верховых и пеших, снова слышался лай собак, крики и смех множества охотников, похвалявшихся своими трофеями. Расторопные слуги, подгоняемые дворецкими, натягивали ткань шатров и расставляли длинные дубовые столы, за которыми их господа будут пировать сегодняшним вечером, празднуя окончание осеннего гона. Над разожженными кострами на вертелах уже крутили бараньи туши, разносились бурдюки с вином и бочонки с пивом.

Возле королевского шатра толпились придворные, слушая рассказ Саморы, который, как обычно, веселил собравшихся своими рассказами, и взрывы хохота неслись над полем после каждой его шутки.

Конан почти не прислушивался к немудрящим историям барона и настороженно вглядывался в каждого всадника, который направлялся к скоплению придворных. Еще не все вернулись с охоты и беспокоиться вроде бы было не из-за чего, но киммериец своим звериным чутьем, отточенным за многие годы опасностей и смертельных приключений, уже чувствовал, что с сыном Бреганта что-то случилось. Или ему мерещится? Вот кто-то показался вдали, на краю леса. Варвар сощурил глаза, всматриваясь. Нет! Это скачет граф Пуантенский, окруженный своей челядью. Или вон там, одинокий всадник, не Альгимант ли? Опять не он, а советник Патриан. Неужели Альгимант все-таки оказался прав? Конан с хрустом сжал кулаки, он не привык следовать за событиями, а всегда старался держать нити происходящего в своих руках, или хотя бы понимать, что происходит.

«Кром! — хмыкнул он про себя. — И на этот раз мне придется надеяться лишь на свои силы… или, как сказал сын Бреганта, на милость богов! Да где же он, в конце концов, прах и пепел!»

— Король! — подкатился к нему дворецкий. — Все готово! Прикажешь начинать?

Киммериец оторвался от своих раздумий и потянул носом. Ноздри приятно щекотал запах жареного мяса и приправ, доносившийся со стороны ярко горевших костров.

— Зови! — сощурившись, буркнул варвар. — Не люблю, когда мясо подают пересушенным.

Он поднялся с места и, сопровождаемой толпой нобилей, направился к накрытым столам.

«Никогда не надо оставлять на завтра то, что можно съесть сегодня, — почему-то вспомнил он поговорку одного своего давнишнего подельника. — Верно подметил Ловкач, — усмехнулся киммериец, — дела делами, а хороший ужин не помешает при любых обстоятельствах. Может быть, все и не так плохо, как мне кажется. И король не всегда бывает прав».

— Все ли вернулись с охоты? — тем не менее, спросил он вполголоса Паллантида, усаживаясь за стол.

— Сейчас спрошу. Тагмор! — повернулся командир Черных Драконов, подзывая к себе офицера. — Но сразу же могу сказать, что не вижу сына советника Патриана, — Паллантид привстал, оглядывая длинный стол. — Так… — он отдал распоряжения своему подчиненному и вновь опустился на стул рядом с королем, — сейчас все разузнаем.

— Думаешь, он заплутал в лесу?

— Все бывает, — рассудительно ответил Паллантид. — Помнишь, как ты сам свалился с косогора тогда? Мы тебя не сразу нашли, уж и не знали, что думать.

— Угу, — согласился киммериец, впиваясь зубами в изрядный кусок бараньего бока. Некоторое время он молчал, с аппетитом прожевывая сочное мясо, потом добавил: — Угораздило же меня провалиться непонятно куда. Лес большой, для каждого медведя найдется своя берлога! — хохотнул он. — Может быть, и этого парня вытаскивают сейчас из какой-нибудь ямы!

— Да я что-то его с самого утра не видел! — заметил сидящий напротив барон Тальпеус. — Правда ведь, Альвий? Мы с тобой почти все время были вместе.

— Он прав, — степенно ответил граф, отхлебывая из своего кубка, — как только протрубил рог к началу, он сразу же поскакал от нас. Наверное, хотел больше всех настрелять дичи, чтобы у него под ногами никто не путался! Такая уж молодежь пошла…

— Ха-ха-ха! — покатился со смеху Самора. — А помнишь, как в прошлом, нет, — поправился он, — в позапрошлом году граф Этельстейн чуть не провалился в болото?

— Точно! — подхватил Этельстейн. — Я здорово вымок тогда в проклятущей трясине! Вернулся весь грязный, хуже, чем скотник! Нет уж, теперь я предпочитаю поменьше дичи, но зато оставаться сухим и чистым! Стоит ли лезть неведомо куда, не зная, выберешься ли обратно!

— Вот сегодня ты и вернулся с пустыми руками! То-то я вижу, что даже побледнел от неудачи! — захохотал Альвий тыча в него пальцем.

Все принялись вспоминать случившиеся с ними на прошлых охотах приключения, и вдоль по столам понеслись волны смеха, крики перебивавших друг друга людей — в общем, установилась обычная для пиров веселая и шумная обстановка. Конан тоже отвлекся от своих дум и присоединился к общему веселью. К действительности его вернул Паллантид, который склонился к уху киммерийца и произнес:

— Король, ты приказал узнать, так вот, докладываю: из приехавших с нами на охоту на пиру нет двоих: Тасвела, сына твоего советника Патриана и Альгиманта, сына генерала Бреганта.

— Ишь ты, сыновья какие у моих советников, видимо, любят ночные прогулки по лесу. Селянок, должно быть, нашли хорошеньких, — попытался обратить все в шутку Конан, но сам чрезвычайно встревожился — такие совпадения врядли могли оказаться делом слепого случая. — А их слуги?

— Только люди Альгиманта на месте, их уже расспросил мой офицер, но они ничего путного сказать не смогли. Слуг Тасвела в лагере не оказалось.

— А что говорит советник Патриан? — тихо, чтобы их не услышали сидящие рядом, спросил киммериец.

— Он с начала охоты не видел Тасвела, но сказал, что сын взрослый мужчина, он ему не сторож, сам позаботится о себе, если что.

— Если к утру не вернутся, пошли людей на поиски, — приказал король командиру Черных Драконов. — Не нравится мне все это…

Тут грянули звуки музыки, и на подсвеченную факелами поляну выпорхнула дюжина танцовщиц. Девушки были на подбор хороши, гибкие, полногрудые, с длинными стройными ногами и подхваченными красными лентами гривами темных волос, развевавшихся при каждом Движении. Собственно, кроме лент на них ничего и не было, поэтому появление плясуний было встречено ревом восторга, и все глаза впились в обнаженные тела девушек, изгибавшиеся, словно стебли тростника, в такт тягучей и зачаровывавшей слух мелодии.

— Уф, хороши! И как им только не холодно, голым-то. — Альвий утер рукавом рот и откинулся на спинку стула. — Что скажешь, Самора?

— Угу, — опрокидывая в себя очередной бокал вина, согласился барон. — Рад, что они тебе нравятся. Считай, в этом есть и моя заслуга. Это ведь я рекомендовал Муниварэ нашему повелителю. Так ведь, король?

— Да уж, спасибо, — отозвался киммериец. — В знак благодарности я позволяю тебе первому вы брать себе красавицу по вкусу, а потом, — он захохотал, — потом сам выберешь следующего, а он тоже…

Все радостно засмеялись, предвкушая большое веселье. Выезд на охоту считался чисто мужским мероприятием и поэтому нобили оставляли своих жен дома, так что одним из развлечений этих дней был дележ наложниц и танцовщиц среди тех, кто оставался на ногах после основательного употребления рекой лившихся горячительных напитков. Иногда их разыгрывали по жребию, иногда король сам назначал каждому ту, которую считал наиболее подходящей, и это было одной из самых веселых забав пира, потому что какому-нибудь грузному и осанистому нобилю предлагалась самая тоненькая женщина, а коротышке вроде канцлера Публия под хохот собравшихся доставалась полная и высокая наложница с необъятной величины грудями, каждая из которых размером превышала голову кавалера.

Оргиям, которые разыгрывались в разбитом в поле лагере, мог бы позавидовать любой правитель, настолько пылко потомки благородных аквилонских родов предавались старому, как мир, но тем не менее весьма занимательному и всеми любимому занятию.

Одних танцовщиц сменили другие, потом выступали фокусники и факиры, затем новые плясуньи услаждали взор уже весьма захмелевших нобилей. Гремела музыка, меж пирующих мелькали слуги с наполненными живительной влагой сосудами, возгласы и взрывы смеха сменялись на время наступавшей тишиной, и опять пьяный гомон заполнял пространство, едва выхватываемое из темноты мерцавшим пламенем догорающих факелов. Конан вполуха прислушивался к несвязной болтовне окружавших его придворных, его взгляд рассеянно скользил по влажным от пляски телам танцовщиц и лицам людей, но мысли его были далеко отсюда, и хорошее настроение, пришедшее в начале пира, уступило место раздумьям о том, что же может ждать его вместе с наступающим рассветом. Когда лагерь утих, и стало ясно, что двое отсутствующих так и не вернулись, варвар едва дождался забрезжившей на востоке зари, приказал подать коня и вместе с Паллантидом, несколькими гвардейцами и егерями со сворой собак отправился в лес, по местам вчерашней охоты.

— Возьмите побольше факелов, — распорядился он. — Мало ли какую пещеру надо будет осмотреть.

Киммериец сделал это на всякий случай, но впоследствии не раз вспомнил свою предусмотрительность, которая спасла им всем жизнь.

«Люди просто так не пропадают, всему должна быть какая-то причина, — поглядывая на еще притихший лес, думал он, — и если речь может идти о собственной шкуре, то лучше поторопиться, нежели потом клясть себя остаток жизни за нерасторопность».

Брегант прибыл в Тарантию поздно вечером. У ворот его ждал гвардеец, присланный Эсканобой. Он сообщил советнику о происшествии в его доме. Генерал сразу же бросился искать перстень, оставленный им в ящике стола и, не найдя его, понял, что стал, сам того не желая, причиной серьезной опасности для Конана.

«Пожалуй, я был не прав, не рассказав Эсканобе, в чем дело, — подумал Брегант. — Даже больше того, мне нужно было послать его прямо к королю или Паллантиду, чтобы сообщил им все, о чем мне стало известно. Эх! Демоны замутили мне голову! Чем же я думал? — сокрушался генерал, укоряя себя за непредусмотрительность. — Старый осел, как же я мог так опростоволоситься? Что теперь делать?»

У него уже не оставалось сомнений в том, что граф Этельстейн замышляет козни против Конана, хотя прямых улик против него вроде бы не было. Подарил перстень? Может быть, действительно от чистого сердца, такое бывает… редко, правда. Во всяком случае, на основании этого ничего не докажешь.

«Так, — продолжал размышлять Брегант. — Кто еще, кроме него, знал, что перстень находится у меня?

Конечно, с другой стороны, это могло быть и случайной кражей, просто двое грабителей забрались в дом, который на время покинул хозяин, вот и весь сказ».

Однако столь простое объяснение совсем не успокоило генерала. Он понимал, что таких совпадений не бывает, и за каждым действием должен лежать чей-то умысел.

«Надо поподробнее расспросить Эсканобу, — решил Брегант. — Если еще не поздно и этот мерзавец не успел воспользоваться перстнем, но это уже не в моей власти. Даже предупредить ведь короля не успею… Экая незадача!»

Однако, встреча с офицером ничего нового к мыслям советника не добавила: кольца у убитого грабителя не нашли, куда делся второй — неясно, так что по-прежнему полный мрак.

— И еще, — помедлив, доложил в конце Эсканоба, — тут в городе произошло несколько не совсем понятных событий…

— Ты о чем? Каких еще событий? — вздохнул генерал.

Эсканоба рассказал про убитого неизвестного, который заходил к цирюльнику, к которому, в свою очередь, наведывались некоторые из известных нобилей, а именно, граф Этельстейн и сын советника Патриана Тасвел.

— Что же ты сразу не сказал мне об этом? — вскричал Брегант. — Теперь мне многое понятно. Где этот цирюльник?

— Тут еще более странно, — на лице офицера появилась усмешка, — Этот брадобрей, видишь ли, уехал на охоту вместе с двором.

— Ничего себе! — присвистнул генерал. — Зачем цирюльник едет на королевскую охоту?

— Я то же самое спросил у дознавателя, — ответил Эсканоба. — И он мне не мог ничего сказать, и я тебе не могу ответить. Не знаю…

— Зато я, кажется, знаю, — сокрушенно заметил Брегант. — говоришь, у этого убитого записочка оказалась в кармане?

— Точно так, — кивнул головой офицер. — «Чья сила, того и действие». Не очень понятно, но именно так было написано на клочке пергамента.

— Этот убитый, цирюльник, граф Этельстейн и сын Патриана Тасвел как-то связаны между собой. Я еще могу понять отношения графа и сына советника, молодой человек вроде бы добивался руки его падчерицы. А вот что общего между цирюльником и нобилями? Ты можешь мне сказать?

Эсканоба в ответ только развел руками.

— Никого не подозревают в убийстве падчерицы Этельстейна?

— Никого, — покачал головой офицер.

— Значит, она тоже каким-то образом замешана во всем этом, — решительно сказал Брегант. — Не бывает таких совпадений. Да, — он обхватил голову ладонями, — я совершил серьезную промашку. Теперь все в руках богов…

Он не договорил и на мгновение задумался.

— Эсканоба! — голос советника звучал решительно и твердо — прошлого уже не вернешь, теперь нам так или иначе надо действовать.