Королевская охота

— Не рви душу, охвостье Нергала! Будешь, наконец, говорить, в чем дело?!

— Ты ругаешься, совсем как Его Величество, — упрекнул его дворецкий, почувствовав себя хозяином положения, — а ведь, казалось бы, из благородных.

— Долго еще будешь надо мной издеваться?! — Этельстейн был готов разорвать наглеца на части. — Говори свою цену!

— Думаю, что… — Гаримет неспешно поднял глаза к потолку. — Красивая у тебя роспись, — мечтательно произнес он.

— Говори! — почти застонал граф.

— Думаю, двести золотых будет достаточно.

— Двести золотых? — нахмурился Этельстейн, почувствовав внезапную сухость во рту. — Я не ослышался? — спросил он холодным тоном.

«Если новость этого мерзавца стоит таких денег, то не идет ли речь о моей голове?» — подумал он, с ненавистью глядя на пройдоху-дворецкого.

— И то лишь потому, что я многим тебе обязан — кивнув головой, многозначительно добавил Гаримет.

— Хорошо, — хрипло согласился граф. — Я дам тебе двести золотых.

— Ну так давай, — протянул руку дворецкий.

Этельстейн с трясущимися от бешенства руками подошел к стоящему на открытой полке шкафа ларцу и торопливо вставил ключ в скважину. Как всегда бывает в таких случаях, механизм заело, и он, вспотев, долго вертел ключом, пока проклятый замок наконец не открылся.

— На! — тяжелый кожаный мешочек пролетел полкомнаты и брякнулся на стол. — И говори!

Гаримет взвесил мешок на ладони и, аккуратно завернув его в шелковую тряпицу, спрятал в карман камзола:

— Вчера король принимал одного молодого человека, — начал он, и Этельстейн с тоской вздохнул, чувствуя, что до интересующего его вопроса речь дойдет еще не скоро. — Удивительно здоровый парень, я в своей жизни такого огромного не видел — ну, не считая Его Величества, конечно. Он даже крупнее ухажера твоей Мелиссы…

— Я должен слушать про какого-то там здоровяка, да кроме того еще и про этого выскочку Альгиманта? — чуть не взвыл Этельстейн, потеряв всякое терпение. — Он имеет отношение к делу? Я уже догадываюсь, что ты от удивления стал подслушивать под дверью…

— А как же, — наслаждаясь своей нынешней властью над графом, сладко пропел Гаримет, — ведь именно он и сообщил ту важную новость…

— Я тебе дал денег столько, сколько ты спросил?

— Верно, дал, — кивнул дворецкий.

— Так сообщи мне, наконец, свою сверхважную новость, и покончим с этим!

— Хорошо, хорошо, — с неудовольствием пожал плечами Гаримет, — если тебе неинтересны подробности, я расскажу только о самом важном.

— Вот именно, говори о главном.

— Этот юноша сообщил королю, что против него существует заговор, идущий из Немедии, и якобы какой-то шпион имеет перстень, который может угрожать его величеству.

«Уф, — с облегчением вздохнул Этельстейн. — Похоже, пронесло! Но каков подлец, — с холодной яростью подумал он о своем госте, — ведь он же чуть не открыто издевался надо мной… Подожди, недоносок, придет время, я с тобой за это рассчитаюсь. Но сведения действительно важные, теперь нам нельзя терять времени — а то, не успеешь оглянуться, как нас и впрямь опередят немедийцы!»

— Да что ты говоришь? — с деланным разочарованием протянул Этельстейн. — И это вся твоя новость?

— А ты мозгами пошевели, граф! — вдруг рассердился Гаримет. — Если хорошенько подумать, так эта новость стоит гораздо больше того, что я от тебя получил.

Этельстейн с изумлением взглянул на дворецкого, нечасто позволяющего себе подобные дерзости, и опустил голову.

«Неспроста распустил хвост этот подлец, — скрипнул он зубами. — Нет, тянуть дольше нельзя! Погоди, недолго тебе осталось прыгать, дрянь. Однако сейчас придется быть с ним любезным, чтобы ни о чем не догадался…»

— Ты прав, тысячу раз прав! — радостно воскликнул граф. — Как же я сразу не догадался! Разумеется, столь важные новости можно использовать с немалой для себя пользой. Во-первых, я могу подарить кому-нибудь похожий перстень, — он загнул палец, и его лицо снова перекосилось от ненависти. — Да,— Этельстейн вдруг с беспокойством взглянул на Гаримета, — но как же должен выглядеть этот перстень?

— Я могу вспомнить…

— Ладно, ладно, заплачу еще, — махнул рукой граф, возбужденный открывшимися перед ним возможностями. — Во-вторых, я могу не мешать немедийским собакам, но быть наготове, чтобы сливки им не достались… — он вдруг замолчал, поняв, что наговорил лишнего, и с опаской покосился на дворецкого.

— Да меня это не касается, — усмехнулся тот, — у вас, нобилей, свои дела, а у нас, простых людей, свои… За то, чтобы я вспомнил, как выглядит перстень, еще пятьдесят.

— Так и быть, — буркнул Этельстейн, занятый своими мыслями. — Эй, там! — закричал он, призывая слуг. — Вина принесите!

Когда слуга разлил вино по кубкам, граф приятельски похлопал Гаримета по плечу:

— Все-таки не зря тебя устроили к королю! Такие мудрецы не должны пропадать в безвестности!

— Угу, — не стал спорить Гаримет. — Теперь остается похлопотать о каком-нибудь титуле.

— Помогу и в этом, о чем речь! — горячо пообещал Этельстейн. — Сам попрошу короля, думаю, и другие нобили посодействуют…

— Ты, как я вижу, человек разумный и понятливый, — опрокидывая в себя кубок с вином, произнес Фрей.

— Не жалуюсь, — осторожно отозвался Баргиш.

— Тогда у меня есть к тебе одно выгодное предложение.

«Интересно, куда это он хочет меня втянуть. Я, пожалуй, не ошибся в прошлый раз, почуяв в нем что-то странное. Наверняка северянин не сот, за кого себя выдает. Вряд ли лесоруб, как я сперва решил, скорее — перекупщик. Но с этим-то все понятно, только почему он продает так дешево? Может быть, лес краденый? — с тревогой думал Баргиш, поглядывая на собеседника, который, как и в прошлый раз, прихлебывал его дорогое вино, словно простую воду. — Только, собственно, мне-то какое дело, откуда у него лес. Купил, да продал с выгодой — вот моя работа». Это я всегда готов обсудить, — закивал он. — Если дельце выгодное, то кто ж откажется?

— Я имею в виду не совсем то, о чем ты мог бы подумать, — усмехнулся Фрей. — Помнишь, ты обратил внимание на мой перстень?

— Как не помнить? — с живостью откликнулся Баргиш. — Дорогая вещица, я бы от такой не отказался.

— Так вот, случилась беда, — доверительно глядя на купца, произнес Фрей. — Дело в том, что этот перстень не простой, а магический…

— Что ты говоришь? — изумился Баргиш. — В самом деле?

— Да, — кивнул его собеседник. — Он охраняет того, кто его носит, от всяческих неудач…

— Вот это да! Так значит, он заколдованный?

— Нет! — покачал головой Фрей. — К этой вещи не прикасался ни один колдун. Я же говорил тебе, что это перстень самого святого Эпимитриуса. Но в последние годы он стал почему-то терять свою силу. Мой брат свел меня с монахом из горного монастыря, и тот объяснил, что кто-то из моих предков прогневал богов, и поэтому магия кольца уменьшается, а вскорости может и вообще исчезнуть.

— Жаль, — вздохнул Баргиш. — И ничего нельзя с этим сделать?

— В том то и дело, что можно, — Фрей пристально поглядел на собеседника, и в его глазах явственно читалась мольба о помощи.

— Так в чем же дело? — поинтересовался купец. — Наверное, надо совершить путешествие куда-нибудь в лапы к самому Сету? Тогда я тебе не помощник: годы уже не те, но пожить мне еще хочется, да я, признаться, и в молодости-то не слишком увлекался подобными приключениями. Да и вообще, дело мое, сам понимаешь, долгих отсутствий не любит.

— Все гораздо проще, — ответил северянин. — Ты говорил мне, что вхож во дворец, верно?

— Не раз там бывал, и не только по делу. Король Конан не делает большого различия между нобилями и такими людьми, как я. Несколько раз бывал и на приемах!

Здесь Баргиш, конечно, прихвастнул, вернее, слегка опередил события. Обычно списком приглашенных занимались службы канцлера и дворецкий, и Баргиш еще не успел найти подхода ни к людям Публия, ни к мздолюбивому Гаримету, однако не терял надежды, что рано или поздно добьется успеха и в этом деле.

— И рядом с самим королем стоять доводилось?

— Вы живете в глуши и не знакомы со столичными порядками, — важно ответствовал Баргиш. — Приглашенные на прием представляются королю, и его величество беседует с каждым.

— Вот это да! — Фрей с уважением поглядел на купца. — Конечно, нам не сравниться с вами. Столица, что тут скажешь! И ты даже прикасаешься к этому достойнейшему человеку? — Баргишу казалось, что в глазах его собеседника даже блеснули слезы.

— Темнота! — снисходительно протянул он. — Когда кланяешься королю, то прикасаешься к его колену. Так здесь принято!

— Вот это-то и является самым важным! — вскричал Фрей. — Обещай, что сделаешь, как я попрошу.

— Как я могу обещать, если не знаю в чем дело, — надул щеки Баргиш. — Но ты скажи, а я обдумаю твое предложение.

— Тот человек из горной обители сказал, что если прикоснуться рукой с надетым на нее перстнем к королевской особе, кольцо вновь возвратит свою первоначальную силу. И я умоляю тебя сделать это.

— Хм! — пробормотал озадаченный купец. — Это все так неожиданно… Мне надо подумать…

— Я заплачу тебе, сколько попросишь, — горячо перебил его Фрей. — Но все дело в том, пригласят ли тебя еще раз к королю!

— Ну, это пусть тебя не заботит, — небрежно бросил Баргиш, про себя подумав: «Уж если сойдемся в цене, я сумею расстараться!»

— Значит, договорились? — северянин с надеждой смотрел на купца.

«Сделка, похоже, должна оказаться выгодной, этот парень явно готов на что угодно, — лихорадочно обдумывал меж тем сложившееся положение Баргиш. — Родственник святого Эпимитриуса, скажите… Может быть, да, а может, и нет вовсе… Решено: беру кольцо, сделаю, что он просит… Кстати, а не сдать ли лучше этого лесоруба в руки тайной службе? Гаримет это устроит в один момент, да еще отблагодарит, возможно, за радение… Был Фрей, и нет его, — купец осторожно взглянул на собеседника. — А если этот перстень и не магический, все равно превосходной работы вещица, и древняя — я же вижу…»

— Хорошему человеку грех не помочь, — Баргиш почесал переносицу, изображая сомнения. — Но ты не боишься, что я подменю кольцо, и сам воспользуюсь его силой?

— Нет, не боюсь, — усмехнулся Фрей. — Во-первых, я разбираюсь в людях и понял, что ты человек честный, а во-вторых, кольцо теряет свою силу, если находится в чужих руках. Только мы, потомки святого Эпимитриуса, можем использовать его. И в-третьих, — северянин снял перстень и протянул его купцу. — Я сомневаюсь, чтобы кто-то мог сделать подобный.

«Да оно еще лучше, чем я думал, — Баргиш надел кольцо на средний палец и повертел кистью, любуясь игрой света в крупном, с ноготь величиной, камне. — Даже если не заколдованный, все равно стоит бешеных денег. Любой нобиль за него ухватится, такого и у самого короля нет. Впрочем, этот варвар не большой любитель украшений, да и не о нем думать надо».

— Я согласен, — кивнул он головой. — Только не обещаю, что выполню твою просьбу прямо завтра. Приемы у короля не каждый день бывают, да и потом я слышал, что весь двор отбывает на праздник к барону Саморе.

— Я ждал долго, — ответил Фрей, — подожду еще. — Только я еще не упомянул про одно условие: перед тем, как прикоснуться к его величеству, ты должен произнести про себя заклинание.

— Заклинание? — явно засомневался Баргищ.

— Да ничего особенного, — успокоил его северянин. — Скажешь вот, — он вытащил из кармана клочок пергамента, и шевеля губами прочел, что там написано. — «Чья сила, того и действие», вот это и скажешь.

— Ну да, конечно, — важно согласился купец, — при серьезном деле так и должно быть. А ты что по бумажке читаешь, не можешь запомнить такое простое заклинание?

— Много дел нынче, да и память начала слабеть, — пожаловался Фрей. — А заклинание надо произнести слово в слово, иначе ничего не получится.

— Что ж, бывает, — усмехнулся Баргиш. — Я-то эти слова запомню, слава богам, ум еще не отшибло. Но дней десять тебе придется подождать.

— Я так тебе благодарен! — красноносый северянин молитвенно сложил руки на груди. — Пяти сотен будет достаточно за твои труды?

— Пятьсот золотых? — купца аж бросило в жар, и если бы он не сидел на мягком диване, а стоял, то непременно рухнул бы на пол от неожиданности. — Но… но… ведь перстень не стоит больше полусотни… может быть, сотни монет!

— Конечно, — согласился Фрей. — Если бы это было простое, хотя и очень старинное кольцо. Но я же говорил, что камень в нем — магический. Необходимо возвратить его силу, и для нас, потомков святого Эпимитриуса, цена значения не имеет. Мы люди не бедные! И потом, я же тебе его не на продажу даю…

«Да уж вижу, — купец даже вспотел от такой приятной неожиданности. — Пятьсот монет… это сколько же я должен продать товара, чтобы вышла такая прибыль? — у Баргиша от предвкушения огромного барыша даже слегка закружилась голова. — И делать, в общем-то, ничего не надо. Гаримет устроит на прием, и полтысячи золотых мои. Конечно, придется еще сунуть в лапу этому проходимцу, но надеюсь, на десяти-пятнадцати монетах сторгуемся. Говорят, он обычно берет примерно столько. Правда, последнее время ходят слухи, что он сильно заважничал, но за хорошие деньги сделает все».

— Приезжай через десять дней, к этому времени я все устрою, — пообещал он, — для хорошего человека чего не сделаешь.

— До встречи, — гость поднялся с дивана, собираясь уходить. — Ты не представляешь, как вся моя родня будет тебе благодарна, — произнес Фрей, и глаза его вновь увлажнились. — Ты наш спаситель!

«А на это мне наплевать, — подумал, прощаясь с северянином, Баргиш. — Пятьсот золотых… а какая благодарность может сравниться с пол-тысячей монет!»

Наконец, долгожданный день наступил. Еще вчерашнего дня десятки щегольских повозок сопровождении верховых заполнили дорогу, вьющуюся по холмам над живописным берегом Хорота. Стояла глубокая осень, и в прозрачном воздухе кружились опадающие листья, их золотисто-багровый ковер устилал спускающиеся к дороге склоны, совершенно закрыв еще зеленую траву и мелкие каменные осыпи. Впечатление было такое, будто чудесный мастер соткал это разноцветное пышное одеяло и укрыл им землю до наступления холодов.

— Видишь? — обратился Брегант к сыну, указывая рукой на выступающие над лесом темно-серые верхушки башен, почти сливавшиеся с цветом блеклого осеннего неба. — Замок Саморы. Еще немного, и он покажется целиком. Уже недалеко.

Отец с сыном следовали верхом сразу же за королевским экипажем, в котором, впрочем, ехала только Белеза: король на огромном вороном жеребце скакал рядом, иногда наклоняясь к окошечку кареты, чтобы перекинутся парой слов со своей фавориткой.

Чуть позади Конана держался Паллантид, командир королевской охраны, а его солдаты цепочкой растянулись с двух сторон кортежа Его Величества. Их алые плащи, скрепленные на левом плече брошью в виде дракона, развевались от быстрой скачки, и гвардейцы были похожи на огромных птиц, закрывающих своими крыльями вереницу экипажей и всадников. За Паллантидом следовали советники, затем карета тучного Публия, который не слишком любил верховые прогулки, а за ними — бесчисленные повозки дворцовой челяди и приближенных к королю нобилей.

Альгимант время от времени отставал от отца и подъезжал к карете, в которой ехала красавица Мелисса.

Он терпеливо гарцевал около экипажа, ожидая, пока откроется занавеска и девушка выглянет наружу. Не один он пытался привлечь ее внимание: немало молодых людей кружило около экипажа падчерицы графа Этельстейна. Временами Альгиманту везло, и девушка удостаивала его улыбки и нескольких коротких фраз, но чаще она специально выглядывала с другой стороны, где в это время, как назло, оказывался Тасвел или еще кто-нибудь из претендентов на ее руку.

— Ты говоришь, что без меня жить не можешь? — капризно надув хорошенькие губки, спросила в один из счастливых для молодого офицера моментов Мелисса, прекрасно зная, какой получит ответ.

— Да, это так, — весь светясь счастьем, что она, наконец, обратила на него внимание, отвечал Альгимант.

— Ну что ж, посмотрим, — засмеялась красавица, — все вы часто так говорите, чтобы завоевать расположение бедных девушек, а когда доходит до серьезного разговора, так никого рядом и не оказывается.

— Как же никого? — отвечал Альгимант почти с обидой. — Ты разве не замечаешь, сколько вокруг тебя вьется кавалеров?

— Ну и что с того? — кокетливо взмахнула ручкой Мелисса. — Всех привлекает лишь то, что я падчерица графа Этельстейна — и ничего больше.

— Помилосердствуй! Как ты можешь так говорить? Мне совершенно наплевать на то, из какой ты семьи, — горячо воскликнул Альгимант, — даже если бы ты была простой крестьянкой, неужели ты думаешь, я бы стал относиться к тебе хуже?

— Крестьянкой? — в глазах девушки мелькнул огонек презрения. — Как ты можешь даже подумать о таком? Я — и крестьянка? Фи! Вот сыну барона Патриана такая глупость вряд ли пришла бы в голову. Не так ли, мой друг? — обратилась она к подъехавшему к ее карете Тасвелу, чей темно-зеленый камзол Альгимант заметил еще издалека, но мог только скрипеть зубами в досаде от появления соперника.

— Ты совершенно права, — склоняясь в галантном поклоне, ответил Тасвел, с превосходством глядя на Альгиманта, — не все могут понять нас, аристократов. Многим это не дано от рождения, что тут поделаешь!

— Ты не на меня ли намекаешь? — вспыхнул молодой офицер.

— О боги! — ехидно улыбнулся соперник. — Тебя-то я и не приметил. Нет, нет, дорогой друг, речь, разумеется, не о тебе, а о простолюдинах, к которым ты, насколько мне известно, ведь не относишься?

— Мы завтра посмотрим, кто к кому относится, — сжав кулаки, пообещал Альгимант и, стегнув коня, поскакал вперед.

— Ха-ха-ха! — слышал он за спиной переливчатый смех Мелиссы. — До чего же вы все смешные, и всегда говорите одно и то же! Боги, как забавно…

Альгимант догнал отца и поехал рядом с весьма хмурым видом.

— Опять пытался любезничать со своей подругой? — сочувственно поинтересовался Брегант. — И снова она тебя отшила? — Старый солдат и выражался частенько по-солдатски.

— Да… — с неохотой сознался Альгимант.

— Бросил бы ты это занятие, — мягко сказал отец. — Вряд ли эта девушка будет тебе хорошей парой. Мы же простые люди, а она из графской семьи…

— Но король благоволит к тебе, — вспыхнул молодой офицер, — неужели он не может сделать своего советника графом или…

— Или герцогом? — перебил его с усмешкой Брегант. — Не в моих правилах выпрашивать себе титулы, сынок. Да и, честно говоря, не больно мне они и нужны. Успокойся и думай о другом: самое главное для тебя сейчас — победить на турнире. Может, тогда и твоя красавица сменит гнев на милость. Не буду врать, что мне будет о сердцу такая невестка, но что уж с тобой поделаешь, я же вижу, как ты сходишь по ней с ума… Кстати, мы почти доехали, — меняя тему разговора, кивнул он вперед.

Действительно, дорога сделала резкий поворот вправо, поднимаясь еще чуть выше на склон холма, и за поворотом открылся вид на величественный замок и раскинувшееся перед ним поле. Разноцветные флаги над длинным деревянным помостом, сооруженным для размещения благородных зрителей, слегка покачивались от ленивого течения почти неподвижного осеннего воздуха.

Поодаль виднелось множество шатров и палаток: гостей было столько, что все не могли разместиться в покоях баронского жилища, и для людей попроще, а также слуг нобилей было устроено нечто вроде походного лагеря. /

Увидев приближающийся королевский кортеж, стражники отворили ворота, и сам хозяин, барон Самора, предупрежденный слугами, выехал встречать своего повелителя. Его гнедой жеребец, управляемый опытной рукой, взвился на дыбы, как бы приветствуя приближающийся кортеж. Черные Драконы расступились, и королевская карета со скачущим рядом киммерийцем без помех покатила вперед к подъемному мосту, перекинутому через ров, окружающий высокие старые стены. Взревели трубы, и над высокой башней, венчающей въезд в замок, заплескалось полотнище королевского флага. Караван так растянулся, что когда Конан и его ближайшие сановники уже находились у замковых ворот, последние повозки еще только показались из-за окаймляющих поле деревьев.

— Привет тебе, благородный хозяин! — отвечая на поклон Саморы, прокричал Конан. — Наверное, найдется чем удивить гостей и на этот раз?

— Непременно, — довольно улыбаясь ответил барон. — Ждем только тебя, мой король, а чудеса уже готовы!

Варвар не напрасно задал такой вопрос, Самора слыл мастером на всяческие неожиданности, и гостям, ежегодно собирающимся на его праздники, всегда находилось чем позабавиться: то он вдруг устраивал гонки на верблюдах и ради этого специально привозил откуда-нибудь из Заморы или Турана как животных, так и ездоков, то для удовольствия благородных зрителей собирал целую толпу всяческих уродов или потчевал гостей неизвестными большинству яствами, доставленными чуть ли не из Кхитая — поэтому все с таким нетерпением ожидали дня открытия, когда барон доводил до всеобщего сведения свой очередной сюрприз.

— Все готово! — барон указал рукой на помост. — Но, может быть, ты желаешь сперва от дохнуть с дороги?

— Да ты за кого меня принимаешь? — расхохотался киммериец, спрыгивая с коня. — Неужели я похож на изнеженную барышню или на этого разряженного павлина? — он кивком головы указал на выбирающегося из кареты Публия, одетого по последней моде и увешанного множеством украшений — молодая канцлерша весьма ревностно относилась к тому, чтобы ее упитанный коротышка-супруг выглядел не хуже приборных щеголей. — Что-то ты бледен, дорогой, — счастливо обратился он к канцлеру, — не укачало случаем, в дороге? Смотри, береги себя, ты мне нужен, да и не только мне: Аквилония без тебя не обойдется! Давай, веди! — последнее относилось уже к барону, который спешился и почтительно ожидал королевских приказаний.

Самора махнул рукой, и вновь зазвенели трубы. По их сигналу из замковых ворот медленно двинулась разряженная толпа нобилей и членов их семейств — тех, кто прибыл сюда отдельно от королевского кортежа. Многие были из дальних аквилонских земель, и встреча с королем была для них не менее долгожданным зрелищем, чем лицезрение уродов или еще каких-нибудь диковин, устраивать которые был большой мастак хозяин замка.

Правда, многие из них видели киммерийца не так уж и давно: не прошло и полугода, как они участвовали в боях с офирцами и кофийцами, и Конан, обладавший хорошей памятью, узнавал и окликал по именам приветствовавших его храбрых воинов. Вышедшие из дворца и приехавшие вместе с королем нобили постепенно заполнили все пространство между крепостным рвом и помостом, разместившись полумесяцем и выжидательно посматривая на варвара и хозяина замка.

— Смотри, Самора! — похлопал киммериец барона по плечу. — Все уже заждались нас. Приступим, пожалуй!

Король вместе с хозяином двинулись к помосту, а за ними, соблюдая определенное для каждого место в свите, потянулись остальные гости. Нобили оживленно, приветствовали друг друга, окликали знакомых, обменивались мнениями о том, будет ли нынешний праздник интереснее предыдущего, так что гомон над полем стоял изрядный.

Постепенно все приглашенные расселись на длинных скамьях, установленных на помосте, и шум слегка утих. Конан сидел на возвышении в центре, на походном королевском троне, принесенном слугами под руководством расторопного Гаримета.

— Ну, так чем ты нас порадуешь? — повернувшись к Саморе, кивнул варвар на полукруглую решетку, разместившуюся вплотную к помосту прямо по центру. — Схваткой гладиаторов? Или, может быть, поединком амазонок? Скажу тебе, на это стоит поглядеть! Одна такая в свое время чуть не отхватила мне кинжалом то, без чего мужчина уже и не совсем может так называться… в общем, сам понимаешь! — захохотал киммериец. — Не всякий рыцарь мог бы с ней сладить… а бились мы вот в такой же железной корзине, — Конан указал вниз.

— На этот раз, мой господин, такой опасности для тебя не предвидится, — на лету подхватил шутку барон. — Однако зрелище будет, надеюсь, не хуже! — Самора засмеялся вслед за сидящими рядом с королем, а потом дал знак начинать. Что? О чем они говорят? — спрашивали те, находился чуть поодаль от трона. Им объясняли, они передавали содержание шутки своим соседям, и волны смеха катились вдоль помоста, правда, те, кто находился дальше с и до кого произнесенное варваром дошло уже в сильно искаженном пересказе, поняли лишь то, что есть какие-то странные женщины, у которых снизу все устроено, как у мужчин, и его величество нарезал в свое время этого добра целую корзину. Это было не так уж смешно, но все равно вызывало взрывы хохота, потому что смех и веселье — вещь заразительная, а что служило его причиной, не так уж и важно.

По знаку барона, открылась дверца под помостом, и на посыпанную песком полукруглую арену выскочил огромный тигр. По рядам зрителей, многие из которых впервые видели такого зверя живьем, прошел легкий шум. Хищник лениво посмотрел на притихших людей и, оскалив пасть, прошелся пару раз вдоль решетки, потом улегся прямо напротив короля, время от времени постукивая длинным хвостом о землю.

— О-о-о! — раздался возглас сотен глоток, потому что вслед за полосатым хищником на арену выскочил лев и грозно зарычал на тигра.

Тот приподнялся было на передних лапах, но отвернул морду в сторону и только глухо проворчал в ответ, что было встречено громом аплодисментов и криками собравшихся: как никак лев был символом аквилонского королевства. Большинство из гостей впервые видели и этого зверя, и даже киммериец, склонившись к уху Саморы, сказал:

— Ну, барон, удивил так удивил! Я видел как-то подобное чудище, но был тогда, можно считать, чуть ли не в гостях у самого Сета. Неужели он из…

— Точно, мой повелитель, — даже не дослушав, радостно потер ладони хозяин замка. — Этого красавца доставили прямо из Стигии.

Последние слова Саморы заглушил ропот зрителей: на арену, переваливаясь, вышел медведь. Зверь, конечно, всем знакомый и, можно сказать, почти свой, но такого огромного владыку северных лесов вряд ли приводилось видеть кому-либо из присутствующих.

Медведь, между тем, медленно поднялся на задние лапы, и оскалившиеся было громадные кошки сразу как-то присмирели и остались на своих местах, настороженно глядя на нового пришельца.

Медведь не стал продвигаться вперед и улегся у самого входа, так что три зверя расположились почти по кругу, не спуская глаз друг с друга. Толпа зрителей гудела в ожидании того, что последует дальше.

— Как считает его величество, — повернулся к Конану барон, — я думаю, крупнее этого мишки и быть не может?

— Да-а-а, — услышал позади себя варвар голос графа Просперо, элегантного, щегольски одетого вельможи из Пуантена. Невзирая на свой несколько легкомысленный вид, Просперо, давний соратник киммерийца, командовал армией Аквилонии и не единожды показал себя талантливым полководцем. При недавнем разгроме объединенных армий Офира и Кофа пуантенец собственноручно зарубил офирского монарха Амальруса. — Пожалуй, Самора прав. Уж сколько я на медведей охотился, но такого громадного припомнить не могу.

— А вот мне, друг Просперо, привелось как-то столкнуться и с более крупной бестией! — заметил, повернувшись к нему, киммериец. — И, скажу тебе, та зверюга была раза в два побольше этой. Я человек не слишком пугливый, но поверь мне, мороз тогда по коже прошел. Правда, потом выяснилось, что это был не простой медведь, а призрак коварно убитого своим братом Хельсингерского герцога Гюннюльфа… — Конан, внезапно посерьезнев, замолчал, и Самора, уже порывавшийся было вставить словечко, почтительно затих.

«Что-то в последнее время я стал часто возвращаться мыслями к Хельсингеру… — думал меж тем варвар. — Я ведь, наверное, специально старался не вспоминать Хайделинду — они с Эрлендом по-настоящему любили друг друга, и, не сомневаюсь, счастливы и поныне… И все-таки, — легкая улыбка тронула губы короля, — в ту ночь в затерянной среди леса лощине мы были вместе… и юная герцогиня, как мне показалось, осталась вполне довольна. Какая она была красавица! Высокая, гибкая, с густыми светло-пепельными волосами, огромные фиалковые глаза… Одна из самых красивых женщин, которые мне встречались… Хотя, — усмехнулся про себя киммериец, — все они были самыми лучшими — каждая в свой час. И какова шельма — я ведь тогда не хотел ее трогать, Эрленд все-таки был моим другом, а она сама… — он полузакрыл глаза и снова на мгновение пережил прекрасное, уже почти забытое ощущение прикосновения к гладкой коже прелестной немедийки. — Понравился я ей… или просто девчонке стало любопытно… Кто знает! Вот уж действительно: до конца этих женщин понять невозможно…»

Как бы подтверждая мысль короля о женском сумасбродстве и непредсказуемости, в толпе придворных послышался легкий вскрик, и собравшиеся зрители увидели, как случайно оброненная кем-то черная женская перчатка мягко шлепнулась в песок, как раз посреди трех хищников. Вслед за этим в наступившей тишине послышался звонкий девичий голос:

— Ведь ты говорил, Альгимант, что на все готов ради меня! Достань мне перчатку, и я смогу поверить твоим словам!

— Изволь! — раздалось в ответ, и в то же мгновение на арену спрыгнул высокий молодой мужчина.

Все оцепенели, над ареной повисла мертвая тишина. Звери, заметив вторжение на уже поденную ими территорию, глухо заворчали, но никто из них пока не двинулся с места. Альгимант, а это был он, смело прошел по центру песчаного круга и, наклонившись, поднял перчатку. Положив руку на рукоять кинжала и наблюдая краем глаза за поведением зверей, он сделал несколько шагов к помосту и остановился: все увидели, что у юноши нет возможности выбраться обратно, даже если звери, набросившись не разорвут его на части.

Край помоста находился довольно высоко, но Альгимант мог бы взобраться по переплетениям решетки, однако там, где она примыкала к возвышению для зрителей, с одной стороны лежал тигр, а с другой — медведь. Собравшиеся зрители затаили дыхание: гибель молодого офицера казалась неминуемой.

— Держи! — Конан быстрее всех сориентировался в ситуации и, сделав два стремительных шага к краю помоста, сорвал с себя и протянул вниз свой пояс.

Альгиманта не пришлось уговаривать дважды: он метнулся вперед и цепко ухватился за свисающий конец ремня. Помогая себе носками сапог, он в два счета, очутился наверху.

Общий вздох облегчения был такой силы, что заглушил даже чей-то истерический вскрик. После мгновения тишины все дружно захлопали в ладоши, приветствуя храбреца и спасшего ему жизнь короля Аквилонии.

— А ты смелый парень, — похлопал юношу по плечу варвар. — В отца, наверное…

Альгимант, бледный, как полотно, повернулся, даже не поблагодарив короля, и подошел к сидевшей в нескольких шагах Мелиссе.

Учтиво поклонившись девушке, он протянул ей перчатку и произнес:

— В награде не нуждаюсь.

Голос его звучал глухо, но в мертвой тишине, по-прежнему царившей вокруг, слова были услышаны всеми. Молодой офицер резко повернулся и пошел прочь. Зрители, еще до конца не пришедшие в себя после столь взволновавшего их происшествия, расступались, давая ему дорогу. Мелисса, сдавленно вскрикнув, рухнула на руки подхватившего ее графа Этельстейна. Во всеобщей сумятице, возникшей за этим, никто и не заметил, как звери, подгоняемые крючьями служителей, убрались с арены.

Для нобилей увиденного было более чем достаточно. Зрелище, свидетелями которого они стали, затмило все, что мог бы предложить им хитроумный барон Самора.

— Твой сын показал себя во всей красе, — заметил Бреганту киммериец, — Далеко пойдет, можешь не сомневаться… Ему теперь и турнир не требуется, и так ясно, что сравниться с ним никто не может. То, что совершил твой парень, может быть, и нам с тобой не по плечу. Как считаешь, старый вояка?

— Может быть, ты и прав, но я считаю, что мой сын, хоть и наделен отвагой, страдает пока отсутствием разума, — поскреб подбородок советник. — Потерять голову от этой вертихвостки! Надо же что удумала, оторва: послать парня прямо в пасть к таким бестиям! Надеюсь, теперь-то хоть поймет, что к чему. И ты, король, ведь не забудешь Альгиманта, если со мной что-нибудь произойдет?..

— Да ты что? — засмеялся Конан. — Помирать никак собрался? Да мы с тобой еще повоюем! Уж чего-чего, а этого на наш с тобой век хватит только поворачиваться успевай! А вот насчет сына ты, мне кажется, не совсем прав, старый вояка. Повороши-ка в памяти, может, и вспомнишь что-нибудь подобное из своей молодости. Разве ты сам не совершал безрассудных поступков? Конечно, с годами набираешься того, что люди называют умом и опытом, но ведь что-то и теряешь, не так ли?

— Согласен, — вставил словечко Самора, до той поры почтительно слушавший разговор короля и советника, — теряешь иногда даже очень много. Вот я, к примеру, когда был помоложе, мог…

— Знаем, знаем, — захохотал варвар, — ты мог за одну ночь переспать с десятью женщинами! А сейчас набрался ума, и сила в голове оттягивает кровь из других мест? Я угадал? Или как?

— Ну, что-то в этом роде, — засмеялся ничуть не смутившийся барон. — Только я ведь не вру, спроси хоть у Тальпеуса!

— У Тальпеуса, говоришь? А где он? — оглянулся киммериец.

— Точно! — кивнул головой тот, кого искал король. — Сам видел!

— Видел? — изумился варвар. — Так ты что, смотрел и считал, что ли?

— Угу, — мрачно подтвердил барон Тальпеус. — Проиграл я тогда на этом деле седло иранистанской работы и еще сотню монет… Лучше бы не спорил, конечно, но как ты совершенно справедливо упомянул, мой король, мудрость приходит со временем.

— Ха-ха-ха! — захохотали окружавшие Конана придворные, и веселье вновь покатилось по рядам, растекаясь кругами от королевского трона как рябь от брошенного в воду камня.

— Ну вот, видишь, — утирая слезы от смеха, толкнул в бок Бреганта варвар, — у твоего сына еще имеется возможность приобрести мудрость и благоразумие — и надеяться, конечно, не потерять что-нибудь важное! А пока он счастлив тем, что молод, и все у него впереди! Кстати, у меня в свое время было приключение почище того, о чем поведал благородный Самора.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Брегант, но на всякий случай спросил, как бы между прочим: — И сколько же их было, мой король?

— Двадцать три, — понизив голос, чтобы его слышал только собеседник, ответил киммериец, — двадцать три, я это точно запомнил! К тому же добавлю, что и надо мной сидел, как вон в свое время Тальпеус, один из слуг Бро Иутина и считал…

Однако голос у варвара был все-таки достаточно зычным, и его слова достигли не только ушей Бреганта.

— Бро Иутин, мой король, я не ослышался? Конан оглянулся и встретился взглядом с графом Просперо.

— Точно он, как сейчас помню, — ответил варвар. — А ты что, слышал о нем?

— Не только слышал, но и знал хана кочевников с таким именем, — ответил пуантенец, — большой силы был человек! Его владения лежали в пустынных землях где-то на границе с Кофом. Забавный народ эти кочевники, они все там помешались на разведении ослов. А наложниц у него было… — Просперо от восхищения даже цокнул языком, — тьма, не счесть. Так это, значит, о тебе, мой король, он специально составил письмо соседскому хану, у которого ты выиграл на спор какого-то особенно ценного осла?

— Угу, — усмехнулся Конан, в душе приятно польщенный тем, что подвиг мужской силы, совершенный им в молодости, не остался безвестным, — а письмо он написал для того, чтобы соседний степняк, я забыл уже сейчас его имя, поверил в то, что мне удалось совершить.

— Расскажи, расскажи, мой король, — наперебой раздались голоса вокруг короля, и варвару ничего не оставалось, как удовлетворить любопытство своих подданных.

А история состояла в том, что киммериец, которому в ту пору еще не исполнилось и двадцати, поспорил с ханом гизов, племени, что обитает в степях, где сходятся границы Заморы, Хаурана, Кофа и Турана. Может быть, выпил чуть лишку, или по горячности и молодости, но суть спора состояла в том, что Конан проберется в шатер хана хиршей Бро Иутина и переспит с его самой дорогой, только что купленной наложницей.

— Я поставил на спор своего коня, серого в яблоках великолепного боевого жеребца туранской породы, — варвар прикрыл глаза, словно пытаясь вновь увидеть его, а слушатели с пониманием закивали: кто же не знает, что такое туранский конь!

— А этот сын шелудивой ослицы, хан гизов, — со смехом продолжал киммериец, — поставил на кон осла, причем я мог выбрать любого из его стада.

— Я слышал, что длинноухие упрямцы из тех мест весьма высоко ценятся на всем востоке, — вставил словечко Тальпеус.

— Да, — кивнул Конан, — именно так. Бывает, — добавил он, — что платят за хорошего осла серебром по его весу!

Слушатели загалдели, обмениваясь впечатлениями об услышанном. Варвар сделал короткую паузу, наслаждаясь произведенным впечатлением, а затем продолжил:

— Теперь то я понимаю, что этот вероломный негодяй, скорее всего, просто хотел меня подставить: подъезжая к владениям хана хиршей, я встретил в степи несколько сотен воинов Бро Иутина, под конвоем которых мне и пришлось проследовать к его шатру.

— И что дальше? — Самора даже вытянул шею, настолько его захватила рассказываемая королем история.

— Да ничего особенного, — усмехнулся киммериец. — Этот, как только что упомянул Просперо, весьма достойный человек, в свою очередь, предложил мне небогатый выбор: или переспать с двадцатью его наложницами — причем за одну ночь, или же в случае отказа, обещал закатать меня в сырые ослиные шкуры и выставить на солнце. До сих пор помню его слова: «Самое важное для тебя, сын мой, встретить утро в моем шатре за чашей вина, а не на холмах, закатанным в сырые шкуры. Страшная смерть, клянусь милостью Митры! Солнце палит, шкуры сохнут, везде чешется, а не почесаться! Представляешь, сдохнуть, не почесавшись! Что может быть хуже!» Старый паршивец! — хохотнул варвар.

— И что же выбрал мой король? — послышался лукавый женский голос — ясно было, что дама нимало не сомневалась в ответе короля и с нетерпением ожидала продолжения столь занимательной истории.

— А! Госпожа Эриона! — чуть насмешливо поклонился Конан, отыскав глазами вопрошавшую прелестницу. — Далее, учитывая твое благородное происхождение и нежность женских ушек, постараюсь обойтись без некоторых подробностей. В общем, смерть в ослиных шкурах, хвала Солнцеликому, меня миновала, и я пришел утром в шатер хана…

— А сколько же их было? — перебила короля другая слушательница. К этому моменту вокруг Конана уже успело собраться довольно большое общество, с огромным интересом внимавшее рассказу короля.

— Двадцать три, моя дорогая, — скромно ответил киммериец, и окружившие его люди разразились восторженными возгласами. — После этого старый шакал… то есть достойный хан хиршей написал письмо, скрепив его своими печатями, для той ослиной морды… вспомнил! — вдруг радостно воскликнул Конан, — имя ему было Сибарра Клам. Так вот, Бро Иутин послал со мной письмо, подтвердившее, что я выиграл спор, и кроме того…

— Кроме того? — заворожено глядя на рассказчика, повторил хор слушателей.

— Кроме того хан хиршей посоветовал взять в качестве награды хромоногого осла с белой отметиной и обещал мне за него серебра по его весу. Как ты и упомянул, почтенный Тальпеус, некоторые длинноухие ценятся в тех краях чрезвычайно высоко хорошо. Вот, собственно, и вся история.

Придворные загомонили, перебивая друг друга и посмеиваясь.

Рассказ короля произвел на них, по всей видимости, неизгладимое впечатление, мужская сила ценилась в эти времена, как впрочем, и всегда под небом Хайбории, ничуть не ниже, чем ослы ценных пород в степях на границе Кофа и Хаурана.

— А деньги тебе за того осла Бро Иутин отдал? — поинтересовался Публий.

— Ты все об одном! — усмехнулся Конан. — Может быть, и отдал, давно это все было, почитай, больше двух десятков лет назад, всего не упомнишь. Да, что-то я проголодался! Самора, — резко переменил тему разговора король, — ты, случаем, не собираешься попотчевать нас чем-нибудь, кроме зрелищ и историй, которые, кстати, приходится рассказывать мне?

— Обед ждет его величество, — коротко ответил барон Самора, слегка расстроившийся после рассказа киммерийца, ибо его собственные подвиги вмиг померкли в сравнении с удивительной историей Конана.

Воспоминания киммерийца о Бро Иутине и его наложницах рассеяли тягостное впечатление, овладевшее было гостями после случая с перчаткой Мелиссы и последовавшими за этим событиями. Гости, оживленно обмениваясь впечатлениями, веселой толпой направились вслед за королем в залы, где уже были приготовлены пиршественные столы — повара барона Самора были большими мастерами своего дела.

Конан высказал мнение, что сыну Бреганта теперь можно и не соревноваться в турнирах, однако Альгимант с удвоенным усердием принимал участие во всех играх и упражнениях доблестных и благородных воинов.

Возможностей для молодых нобилей показать свою силу и удаль предоставилось немало, и зрители бурно приветствовали победителей. После каждого состязания король награждал выигравшего серебряной цепью с гербом Аквилонии, а, кроме того, героя ждали объятия и поцелуи первых красавиц, надевавших на шею отличившегося венок, сплетенный из гибких стеблей асфоделей.

Альгимант и Тасвел изо всех сил старались не отстать друг от друга и к последнему дню праздника их достижения оказались равными: сын Патриана выиграл соревнования по стрельбе из лука и метанию дротика, быстрее всех взобрался на высокий столб, врытый посреди поляны, зато Альгиманту не было равных в бросках копья и быстроте, с которой он срубил семь глиняных фигур, а также в разбивании деревянных щитов камнями из пращи.

Кое в каких состязаниях оба юноши не оказались в числе первых, к примеру, невысокий, но ладно скроенный Арвелег выиграл скачки на своем буланом жеребце, а сын одного из баронов откуда-то с севера Аквилонии поразил всех недюжинной силой, закатив большой каменный шар по наклонному помосту выше как Тасвела, так и сына Бреганта.

Оставалось последнее и самое главное состязание, прибереженное напоследок: поединки рыцарей, когда два участника, пришпорив коней, неслись навстречу друг другу, чтобы встретиться у столба, врытого посреди поляны.

Каждый имел при себе щит и толстое короткое копье с тупым наконечником, и победителем считался тот, кто сбросит противника на землю. Здесь обоим юношам, и Тасвелу, и Альгиманту было равных, и под смех, восторженные кри-и улюлюканье зрителей их противники, как:, сыпались из седел. Альгиманту, правда, в одном из туров достался тот самый здоровяк, который отличился в игре с каменным шаром, после второй попытки сын генерала и новоиспеченного королевского советника все-таки вышиб северянина из седла, да с такой силой, что от падения огромного тела образовал вмятину на вытоптанной траве поляны.

Итак, к середине дня все, утром мечтавшие выйти победителями, расстались со своими надеждами; вернее, все, кроме двоих. Зрители, заполнившие помост, затихли, в ожидании решающего сражения, которое должно определить, кто же из этих двоих станет героем турнира и сможет считаться лучшим молодым воином Аквилонии.

Большинство мужчин, собравшихся здесь, понимали толк в воинском искусстве и сами еще совсем недавно с оружием в руках отстаивали королевский престол в боях с войсками вероломно напавших на Аквилонию Амальруса и Страбонуса. Тасвел и Альгимант также отличились в тех боях, но одно дело, когда ты вместе со своими товарищами участвуешь в жаркой сече и нет времени считать, чей меч снес больше вражеских голов, и совсем другое, когда предстоит выяснить свое превосходство один на один с таким же сильным и умелым противником.

— Клянусь милостью Митры, они оба достойны быть первыми, — Конан был явно доволен праздником и турниром, за которым наблюдал с неослабевающим интересом. — Эх, жаль, что мы с тобой не можем показать им кое-что из того, на что способны, — хлопнул он по плечу своего давнего друга и соратника графа Троцеро. В изящно завитых, черных, как вороново крыло локонах пуантенца уже пробивалась седина, но было видно, что он по-прежнему силен и ловок. — Как думаешь, сумел бы ты противостоять этим молодцам?

— Трудно сказать, — граф Пуантенский залпом осушил свой кубок. — Оба парня, и в самом деле, хоть куда. Но ведь это вполне естественно! Если бы, не приведи Солнцеликий, наши дети не превосходили бы отцов, через некоторое время мы превратились бы в таких же кривоногих недоростков, как пикты.

— Ну, похоже, подобная напасть нам не грозит, — засмеялся киммериец. — За твое здоровье! — и он последовал примеру своего военачальника, опрокинув содержимое кубка в глотку. — Хорошее вино! — похвалил он напиток. — Ну, что ж, — кивнул он Саморе. — Начинайте!

Барон поднял правую руку, и по его сигналу чернокожая рабыня, одетая только в узкую, шириной с ладонь, юбочку и ожерелье из белых камней, подошла к висящему на краю помоста колоколу.

Звонкий гул пронесся по полю, и все зрители затихли, устремив взгляды на двух соперников, медленно начинавших двигаться навстречу друг другу. Через несколько мгновений они пустили коней в галоп, и из-под копыт скакунов полетели комья земли; легкое облачко пыли, точно шлейф, тянулось за каждым всадником. Перехватив копья наперевес, они неумолимо сближались, зрители напряженно ждали, когда произойдет неминуемое столкновение.

Трах! Копья ударили в щиты, но оба противника, ловко действую последними, отвели прямой удар и, покачнувшись в седлах, все же удержались на конях, пролетев друг мимо друга.

Проскакав почти до конца поляны, Альгимант и Тасвел развернули коней и, вонзив в их бока шпоры, помчались вновь, чтобы обменяться новыми ударами. На этот раз сыну Бреганта чуть было не удалось осуществить задуманное, однако Тасвел, почти что выбитый из седла, каким-то чудом удержался на лошади, не уронив щита, и все еще крепко сжимал копье в руке.

Третий заход чуть не стоил поражения уже Альгиманту, потому что сын Патриана в последний момент сумел отклониться от удара, а сам, направив свое копье ниже щита соперника, ударил его в ногу. Это было запрещено правилами, но, видимо, Тасвел долго работал над этим движением: с помоста его хитрость была незаметна, потому что он в этот миг был закрыт от зрителей фигурой противника. Взгляд молодого нобиля словно пробуравил Альгиманта насквозь — столько в нем сквозило ненависти и злости.

Резкая боль на мгновение ослепила юношу, и он чуть было не потерял равновесие, но, просунув руку за ремень щита, успел ухватиться за луку седла — в противном случае он неминуемо слетел бы на землю. Не оглядываясь, сын Бреганта погнал коня к краю поля, пытаясь прийти в себя и, сжав зубы, превозмочь боль в ноге.

— Ну, что я говорил? — Киммериец победно взглянул на окружающих. — Эти парни достойны друг друга!

— Несомненно! — ответил Паллантид, не отрывавший глаз от ристалища. — Но мне кажется, Альгимант уже начинает сдавать.

— Никогда! — хрипло ответил Брегант. — Мой сын так просто не сдается.

— Посмотрим! — сидевший неподалеку отец Тасвела, смерил советника короля испепеляющим взглядом. — Я вижу, что мой сын должен победить!

Конан оглянулся на ревнивых отцов, и усмешка тронула его губы. Сколько раз варвар сам принимал участие в различных состязаниях, и иногда не только приз победителю, но и сама жизнь зависела от того, насколько ты окажешься быстрее, ловчее и сильнее противника. Но переживания отцов за своих сыновей также представлялись ему вполне понятными,

— Они равны, но воля богов выберет одного, и в этом не будет чьей-то вины, клянусь Митрой, — примирительно заметил он, обращаясь сразу к Бреганту и Патриану. — Давайте посмотрим, чем кончится дело!

Тем временем поединщики были уже в десятке шагов друг от друга. Их взгляды скрестились, в глазах обоих горела яростная решимость стереть соперника с лица земли. На этот раз у Альгиманта все вышло превосходно, даже на мгновение отпустила боль в ноге, и он сумел-таки, отведя атаку Тасвела, напрягаясь изо всех сил, одновременно выставить свое копье так, чтобы удар пришелся в самую середину щита.

Кони пронеслись друг мимо друга, но на одном уже не было седока. Сын Патриана все же слетел из седла. Восторженный рев зрителей потряс округу. Самора дал знак, и обнаженная рабыня несколько раз ударила в колокол, возвещая, что поединок закончен. Альгимант осадил коня и, развернув его, рысью погнал обратно, к тому месту, где лежал Тасвел. Удар был настолько силен, что молодой нобиль 'был не в состоянии сразу подняться.

— Держи! — Альгимант перегнулся в седле, протягивая руку Тасвелу.

— Сам поднимусь! — Неудачник отдернул руку в черной, расшитой золотом перчатке, и в глазах его Альгимант прочел смертельную ненависть. — Что ж, на этот раз тебе повезло, только не питай слишком больших надежд: первым ты будешь недолго! — услышал он злобный шепот сына Патриана.

Молодой нобиль, собрав все силы, поднялся на ноги и, не глядя на противника, направился к своему коню, который мелким галопом кружил неподалеку, тоже, наверное, с трудом приходя в себя после бурного поединка.

— Клянусь, я найду способ тебе отомстить! — бросил через плечо Тасвел, хватая коня за повод. — Мелисса никогда не будет твоей, жалкий простолюдин!

Альгимант вспыхнул, и в глазах его потемнело от гнева, но переполнявшее юношу чувство победы оказалось сильнее. Он до хруста в пальцах сжал поводья и только усмехнулся в ответ, ничего не ответив, а затем тронул бока коня шпорами и, не глядя на побежденного соперника, поскакал к помосту, откуда его приветствовал не смолкавший рев восторженной толпы.

— Ты воображаешь, видно, что я не дворецкий короля, а его советник, — подобрав губы в презрительной улыбке, сказал Гаримет. — Конечно, я в состоянии решать многие серьезные вопросы, но здесь бессилен даже я. Люди твоего положения настолько редко попадают на приемы, что это будет слишком заметно. А ты и так уже намозолил всем во дворце глаза своими кирпичами и известкой. И зачем тебе, скажи на милость, дался этот прием? Нет, нет, даже не думай просить! — он решительно повел рукой в знак отказа. — И денег твоих мне не надо.

— Но как же так? — растерянно развел руками Баргиш. — Совсем недавно ты говорил, что это для тебя проще простого, а теперь ничем не хочешь помочь!

— А вот так, — отрезал дворецкий. — Времена меняются, да и тебе свое место знать следует. Не вельможа, поди!

— Ну, хорошо, — купец умоляюще взглянул на собеседника. — Я заплачу тебе целых пятьдесят монет.

— Пятьдесят? — Гаримет оживился, даже приподнявшись на стуле. — Нет, пятидесяти мало. А сотню заплатишь?

«Наверное, ему очень надо попасть на прием, — подумал он, изучающе глядя на Баргиша. — Зачем это, хотелось бы знать?»

— Дам! — обреченно вздохнув, пообещал купец.

— Да я вижу, тебе прямо загорелось! — усмехнулся дворецкий. — А полторы сотни?

«Чтоб тебя демоны унесли на Серые Равнины! Надо же быть таким ненасытным… И как у этого мерзавца руки не отсохнут? Но у меня все-таки останется три с половиной, даже если придется отдать такую непомерную сумму», — лихорадочно соображал купец, и, преодолевая природную бережливость, он кивнул головой:

— Дам и полторы сотни, только учти — это последняя цена, больше не прибавлю ни монетки!

— Ах, вот как? — нахмурился Гаримет. — Что-то мне твое поведение не нравится, — он пристально посмотрел на Баргиша. — Давай выкладывай, что за этим стоит, или я, клянусь Белом, никогда больше не стану тебе помогать. Да из поставщиков двора вымараю! Кто тебя знает, может быть, ты хочешь причинить какой-то вред его величеству? Ну, признавайся! — почти выкрикнул он, напуская на себя грозный вид.

— Тихо, тихо! — в ужасе замахал руками купец. — Ты что такое говоришь?

— А то, — почувствовав испуг купца, отчеканил дворецкий. — Придется тебе все рассказать, иначе, клянусь Солнцеликим, я донесу на тебя господину Паллантиду! Уж он-то не будет разговаривать с тобой так снисходительно, как я!

— Да ты что! — вскричал Баргиш, наконец, поняв, что сам себя загнал в страшную ловушку. — Ты же давно меня знаешь, и я…

— Времена меняются, а уж люди — тем более, — мрачно повторил свою излюбленную сентенцию Гаримет. — Так будешь признаваться, или предпочитаешь, чтобы я немедля кликнул стражников?

— О-о-о! — застонал несчастный купец, почувствовав, как холодный пот выступил на спине и противной тонкой струйкой побежал вниз между лопаток. — Старый я дурак, и угораздило же меня к тебе обратиться…

Однако жалобные причитания помогали мало, дворецкий был совершенно неумолим, и Баргишу пришлось-таки все выложить обстоятельства, приведшие его во дворец.

— Похоже, что ты попал в западню, из которой тебе выбраться будет ох как трудно! — важно изрек Гаримет, выслушав рассказ купца. — Но я, как друг, тебе помогу. Эта вещица у тебя с собой?

— Вот, — Баргиш торопливо полез в карман и вытащил злополучный перстень, аккуратно завернутый в шелковую тряпицу.

— Хм, — дворецкий взял кольцо в руки, внимательно его рассматривая. — Думаю, твой приятель немного приврал. Вряд ли эта штучка может обладать чудодейственной силой, хотя работа, конечно, весьма приличная.

«Неужели мне настолько повезло, и тот самый перстень, о котором говорил королю парень из Немедии, оказался теперь у меня в руках? — думал между тем Гаримет, продолжая вертеть кольцо в пальцах, чтобы выиграть время. — Напугаю-ка я этого дурака посильнее, и он будет только рад отдать его по дешевке…»

— Да, — наконец, протянул он, — похоже, все-таки, что этот человек проходимец, если не хуже. Так, значит, ты не подумал о том, что этот перстенек может причинить какой-либо вред его величеству?

— Что ты, что ты?! — лицо Баргиша вытянулось и побелело от страха.

— Ну, скорее всего, это не так, — продолжал Гаримет, — и твой красноносый приятель просто хотел завоевать доверие такого простака, как ты, а потом, кто знает, напроситься, чтобы и его самого провели во дворец. Наверное, ты прихвастнул ему, что для тебя это — пару раз плюнуть…

— Как ты мог подумать такое? — замахал на него руками купец. — Клянусь всеми богами, я ничего такого ему не говорил!

— Богами, говоришь? — зловеще переспросил дворецкий, нахмурив брови. — Так я и поверю человеку, который любого проходимца способен принять за потомка святого Эпимитриуса!

«А с Этельстейна сдеру всю тысячу, — у Гаримета даже ладони вспотели от предвкушения подобной удачи. — Для начала, конечно. Потому что не скажу графу самого главного — тех слов, которые нужно произнести, прикасаясь к человеку этим перстнем. А потом посмотрим, как развернутся события. Но, скорее всего, рисковать я больше не буду. Пожалуй, подошло самое время благополучно исчезнуть — уж больно опасные, как я погляжу, начинают завариваться дела. Что мне: раз — и исчез. Ищите потом бывшего дворецкого. Да и не до меня будет… А граф, может быть, заплатит и больше тысячи, на полторы тысчонки его раскачать, что ли? Что ему — у него ведь денег куры не клюют…»

— Что же делать? Подскажи! — жалобно взвыл Баргиш.

— Перстень продашь мне, — тоном, не терпящим возражений, отрезал дворецкий. — Я дам тебе за него двести монет.

— Двести? Но тот северянин обещал пятьсот, и потом, что я скажу, когда он придет за кольцом?

— Скажешь, потерял, или еще что-нибудь… в общем, придумаешь, ты мастак облапошивать народ, а сам в это время пошлешь кого-нибудь ко мне. Возьмем этого потомка святого и бросим в подземелье для проверки, — усмехнулся Гаримет. — Может быть, он и в самом деле заговорщик. Одного такого внука Эпимитриуса повесили на прошлой неделе, чтобы не баламутил людей, разберемся и с этим.

— А если он меня… того? — купец провел ребром ладони по шее.

— Это уж твои заботы, — отрезал дворецкий. — У тебя вон сколько работников, дай им по секире, что они, не защитят хозяина?

— Скажешь тоже, — покосился на него Баргиш, — может быть, им и ключи от дома дать?

— Если захочется, можешь и дать, — усмехнулся Гаримет. — В общем, сам разберешься, как себя обезопасить, не маленький. Бери деньги, — он протянул купцу мешочек, — и проваливай, у меня без тебя дел по горло. Да только, — произнес он свистящим шепотом, приблизив лицо вплотную к перепуганному донельзя купцу, — не сболтни случаем никому, что здесь произошло. Иначе, сам понимаешь, тебе никакие наемники с секирами не помогут. Хорошо меня понял?

— Понял, понял, — торопливо забормотал Баргиш. — спасибо тебе, дорогой друг, что не бросил меня в беде…

— Ну, а как же? — развел руками Гаримет. — Ты же сам сказал, что мы старые друзья, и я всегда готов помочь тебе. Приходи, если что.

«Нет уж, проходимец, — откланиваясь, думал с тоской купец, — к тебе я больше ни ногой, да и вообще, не дунуть ли мне из столицы куда подальше? Как это я, старый дурак, попался на удочку, да еще и два раза подряд? Последний ум, видно, потерял от вида этого перстня. Готов поклясться, что какая-то колдовская сила в нем есть. Правда, получить двести монет — это тоже неплохо, — миновав караул он вышел из дворцовой пристройки, где обитал мздолюбивый дворецкий, — такие деньги на дороге не валяются. Простому люду такая сумма и за всю жизнь не перепадет…»

На следующий день, наскоро и почти за бесценок продав свое дело и дом знакомому купцу, Баргиш спешно уехал в Кордаву, где у него жил младший брат.

Он даже не стал дожидаться утра следующего дня, покинув столицу вечером.

«Слава Митре, успел все уладить, да и за пазухой кое-что осталось, — оглянувшись на стены Тарантии пробормотал бедолага-купец. — Жалко, конечно, дом и сад, но лучше построить новый на чужбине, чем сгнить в подземелье на родине. Уж я знаю эти дворцовые порядки, рисковать — себе дороже».

Гаримет в это время вел торг с Этельстейном.

К удивлению дворецкого, ему удалось добиться своего без особого труда: вельможа отсчитал в конце концов запрошенную им огромную сумму.

«Лети, пташка, — мстительно подумал граф, выпроводив Гаримета. — Порхать тебе осталось недолго. Твоя непомерная жадность переполнила чашу моего терпения.

Каков наглец: запросить полторы тысячи монет только за возможность очернить неугодного мне человека. Негодяй ведь прекрасно понимает, что мы не представляем, какие действия необходимы, чтобы воспользоваться этим перстнем. Если бы знать об этом, колечку цены бы не было, а так это всего лишь дорогая игрушка. Однако, я все же нашел ей достойное применение, а поскольку деньги очень скоро вернутся ко мне, жалеть здесь не о чем — ведь не о зарвавшемся же дворецком, в конце концов…»

«Экая удача! — чуть не подпрыгивая от радости на сиденье кареты, думал Гаримет, возвращаясь от графа. — Вот уж не думал, что этот кичливый нобиль так легко раскошелится. Ну, а куда ему было деться!..

Теперь пора и со службы слинять. И там было не худо, грех богов гневить, ну, а теперь я просто богач. Медлить не стоит: дальше от дворца, меньше беспокойства. Тем более, что Этельстейн, как я понял из его недомолвок — тоже мне заговорщик, как его только до сих пор никто не раскусил! — вижу, всерьез вознамерился скинуть с престола моего господина… то есть уже прежнего господина.

«У нас руки длинные…» — передразнил он слова графа. — У нас… Значит, он не один, я так и думал, одному такое дело не провернуть.

Мне-то, правда, какая забота? — хихикнул дворецкий, но в тот же миг похолодел от внезапно обрушившейся на него мысли:

— Но если этот купчишка сболтнет все-таки, цепная собака нашего варвара Паллантид успеет заняться мной еще до того, как начнет действовать Этельстейн! Как же мне это сразу не пришло в голову?»

Радость мгновенно испарилась, уступив место ледяному страху, и даже мягкие подушки сиденья вдруг показались донельзя напуганному Гаримету твердыми, словно камень.

«А не захочет ли Этельстейн в первую очередь избавиться от меня? — от новой, холодящей рассудок мысли пройдохе-дворецкому стало совсем худо. — Конечно, я человек заметный, ко мне так просто не подступишься… Уф! — вместо холода его вдруг бросило в пот. — Напрасно я поехал в простом экипаже и без охраны…».

Самые серьезные опасения Гаримета подтвердились значительно раньше, чем он мог предположить.

Карета внезапно резко остановилась.

— Что такое? Уже приехали? — Гаримет отодвинул занавеску, намереваясь выглянуть в окно и узнать в чем дело.

Сделать это ему удалось только отчасти: когда голова дворецкого показалась из окна, сильная рука в кожаной перчатке, стремительно высунувшись откуда-то сбоку, как клещами сдавила ему горло. Бедняга потерял сознание, и вернуться в сей мир ему уже не позволили.

Длинный кинжал прошил тело насквозь, и неудавшийся богач, только что предвкушавший прелести жизни, захлебываясь собственной кровью, сполз на пол кареты.

— Про мешок не забудь! Полторы тысячи золотых — не шутка. — Если бы Гаримет мог слышать, он наверняка узнал бы голос графа Этельстейна. — А о трупах не заботься, стража подберет их завтра утром.

Когда Фрей подошел к двору купца Баргиша, он преисполнился недоумения: почему здесь, где во время его прежних визитов громоздились повозки и сновало множество людей, теперь столь пустынно. Он долго стучался в запертые ворота, пока, наконец, в приоткрывшуюся щель выглянула старуха, закутанная в неопределенного цвета одеяние.

— Чего тебе? Что шумишь,

— Мне нужен хозяин дома! — резко заявил Фрей.

— Какой такой хозяин? — спросила старуха, оглядывая шпиона недобрыми водянистыми глазами.

— Здесь что, много хозяев? — оторопел лжелесоруб.

— Здесь хозяев вообще нет! — отрезала карга. — Этот дом уже три дня как продан. А бывший владелец куда-то уехал.

— К-куда? — Фрей настолько был потрясен известием, что смог выдавить из себя только этот — как он сразу же понял по глазам старухи — бесполезный вопрос.

— Я откуда знаю? — зевнула та. — Не мое это дело, я приставлена смотреть пока за домом, вот и все. Еще чего-нибудь надо?

— Нет… — уныло пробормотал незадачливый шпион.

Створки ворот со скрипом затворились.

«Что делать? — Фрея прошиб холодный пот. — Кольцо! Этот недоносок увез магический перстень! Вот уж я влип так влип! Готлебис достанет меня из-под земли и…»

Об этом думать совсем не хотелось. Шпион заметался перед высоким забором, сначала намереваясь вновь постучаться к старухе и, может быть, что-то все-таки вызнать, потом посмотрел на такие же высокие изгороди соседних домов и понял: вряд ли кто-нибудь сможет, даже если пожелает, ему помочь.

Никакого выхода!

Фрею вдруг захотелось встать на четвереньки и завыть, как собака, лишь бы исчезли все мысли о перстне, о тайном советнике Готлебисе — и о неминуемо ожидающей его каре.

Мелкий моросящий дождик навевал еще большую тоску.

Шпион понимал, что жизнь ускользает от него, словно зерна, падающие сквозь растопыренные пальцы ладони. Прощай все: деньги, надежды на сытую старость, стаканчик вина в таверне, женщины — все, к чему он так привык. Прощай сама жизнь, потому что пусть даже он прямо сейчас и сбежит куда глаза глядят, Готлебис найдет его если не сразу же, то достаточно скоро, и все равно уничтожит, да не просто убьет, но заставит долго мучиться перед уходом в иной мир. В этом Фрей был убежден твердо. Он прислонился к мокрому стволу дерева и, подняв воротник, долго стоял без движения.

«Боги! — беззвучно шептали его губы. — Помогите! Ну хоть раз в жизни… Что вам стоит?»

Видимо, эти отчаянные мольбы помогли. В голове шпиона вдруг отчетливо всплыли слова Готлебиса, сказанные на прощание: «Если дела пойдут не так, как задумано, можешь обратиться к Асгенору…»

«Асгенор, Асгенор… — теперь Фрей лихорадочно вспоминал название улицы, на которой жил этот человек, и, как всегда бывает в таких случаях, это слово крутилось где-то в памяти, но не приходило на ум.

— О, Митра! — застонал несчастный шпион и, сжав зубы, напрягся так, что на лбу вздулись жилы. — О-о-о… Вроде бы что-то похожее на неровность… Кривая?.. Нет… Косая?.. Козлиная?.. При чем тут козел?.. Колченогая? — Самые дурацкие названия приходили на ум, но нужного среди них не находилось. — Почему я тогда не запомнил как следует? — Он готов был зарыдать от бессилия, но вдруг, словно вспышка, блеснуло нужное слово: — Угловая! — Фрей едва не пустился в пляс. — Угловая, Угловая», — повторял он, словно опасаясь опять забыть драгоценное название.

Дождь моросил не переставая, но это уже не могло испортить настроение Фрею. Поймав за руку пробегавшего мимо мальчугана, он справился у него, где находится эта улица, не очень надеясь на успех, а так, на всякий случай. Однако оборвыш оказался смышленым и знающим город, и за пару медяков согласился проводить незнакомца до означенного места.

— А не знаешь ли ты, где там живет господин Асгенор? — осторожно спросил шпион, еле поспевая за быстроногим мальчишкой.

— Цирюльник-то? — шмыгнул носом оборванец. — Кто ж его не знает? Покажу, труд невелик.

Добираться до вожделенной улицы пришлось довольно долго, и Фрей уже начал сомневаться в своем провожатом, однако облегченно вздохнул, когда мальчишка привел его к небольшому каменному дому. Над дверью действительно висела надпись «Бреем, стрижем и пиявки». Оборванец, словно ящерица, проскользнул в приоткрытую дверь, и через мгновение появился вместе с сухоньким длиннолицым человечком с торчащим над макушкой седым клочком волос. Он чем-то напоминал сойку, причем сходство с пернатым усиливали круглые глаза и крючковатый нос старикашки.

— Вот, привел к тебе человека, — пряча в карман честно заработанные монетки, сообщил оборванец, умильно таращась на цирюльника в надежде на дополнительную мзду.

— Ступай, ступай, — махнул на него рукой старичок, — больше все равно не получишь.

Он вопросительно взглянул на Фрея.

— Господин Асгенор? — спросил шпион.

— Он самый. Чем могу служить?

— Я от твоего племянника, — начал шпион, — он…

— Понятно. Договорим в доме, — старик взял его за рукав. — Пойдем, господин хороший, дождь идет, к чему мокнуть на улице?

Они вошли в длинное помещении цирюльни, отделанное даже с некоторой пышностью. В разделенных ширмами закутках трое брадобреев лихо управлялись с подбородком и щеками своих клиентов. Асгенор молча провел Фрея в маленькую комнатку без окон и только тогда спросил:

— Тебя прислал Готлебис?

— Да, — с надеждой посмотрел на него незадачливый шпион. — У меня тут одна закавыка получилась, и он сказал, что ты, в случае чего, сможешь помочь…

— Рассказывай, — цирюльник указал Фрею на стул, стоявший у стены, а сам опустился на низкий диванчик, покрытый небрежно брошенным на него цветастым одеялом.

Шпион рассказал все, о чем знал, а также о происшедшем с ним за последний день.

— Так ты хочешь узнать, где этот перстень? — переспросил Асгенор. — И все?

— Пока хотя бы это, — Фрей с надеждой смотрел на старичка. — Потом уж придумаю что-нибудь.

— И что же ты предпримешь, если это кольцо, предположим, — Асгенор поднял голову к потолку, — предположим, — повторил он, с ехидством глядя на шпиона, — теперь находится у Его Величества короля Аквилонии?

— Что ты говоришь? — Фрей даже вспотел от страха. — Разве такое может случиться?

— А не предполагаешь ли ты, ослиная голова, — старичок внезапно напустил на себя суровый вид, — что твой приятель Баргиш, которому ты успел наболтать с три короба, сейчас висит на дыбе в подвале тайной службы? Он вряд ли сможет, даже если очень захочет, в чем я сильно сомневаюсь, что-либо от них скрыть. Скорее всего, тебя уже разыскивает отряд Черных Драконов.

— Я не подумал об этом, — помертвевшими губами прошептал несчастный шпион. — Бабка сказала, что этот Баргиш куда-то уехал…

— Уехал… — пожевал губами старичок. — Может быть, может быть… Вот что, мне надо подумать, как узнать про твой перстень. День, или даже два. Только сюда больше не приходи. Где тебя можно найти?

— Я обычно по вечерам бываю в «Белом коне», — почему-то шепотом ответил Фрей.

— В «Белом коне»! — с дребезжащим смешком отозвался Асгенор. — Видно, у старика Готлебиса совсем отшибло мозги, если он держит в своих соглядатаях таких недотеп. Это… как бы тебе сказать, чтобы ты понял… любимый кабачок королевских стражников. Ты что, сидя там, сам в этом не сумел разобраться? Ты бы еще столовался прямо во дворце, — дробный смех старика отдавался в голове у Фрея, словно стук копыт по каменной мостовой.

— А где же… — он не успел задать вопрос, как Асгенор перебил его:

— Встретимся в «Луне и яичнице». Здесь недалеко, за углом. Да смотри, не бросайся мне на шею, когда я появлюсь. Жди, когда сам подойду. Понял, на этот раз ничего не перепутаешь?

— П-п-понял, — в голове у Фрея гудело от пережитого страха и унижения, он уже почти ничего не соображал. — Завтра и послезавтра в «Луне и яичнице»…

— Вот и хорошо, — кивнул головой старикашка. — Не перепутай, больше тебя выручать никто не станет, — повторил он на прощание.

Выпроводив посланца Готлебиса, цирюльник задумался.

Узнать нынешнее местоположение перстня было для него делом не таким уж сложным. Асгенор держал свое заведение так, для отвода глаз, а на самом деле он был колдуном, и весьма способным, ну и, разумеется, вдобавок немедийским шпионом.

Когда-то, уже много лет назад, советник принца Тараска Готлебис завербовал его для того, чтобы иметь сведения о том, что происходит в столице Аквилонии, и оборотистый Асгенор не зря получал из Немедии увесистые кошельки с золотыми монетами. Его заведение также помогало в деле шпионажа: где, как не у лекаря, цирюльника или банщика люди частенько говорят то, чего, может быть, никогда не сказали бы в другом месте. Жить можно было совсем неплохо. Только вот неудачливый пьяница-шпион пришел за помощью к Асгенору не в лучший для себя день.

Дело в том, что лже-цирюльник уже сменил своего хозяина, здраво рассудив, что за каким демоном ему стараться для далекой и, в общем-то, чужой для него Немедии, когда гораздо проще можно добиться всего, если примкнуть к группе заговорщиков, что возглавлял вельможный граф Этельстейн.

Пронюхав о них, Асгенор несколько раз раскидывал кости, желая узнать будущее, и всякий раз выходило, что противники короля Конана должны добиться успеха в своем заговоре.

Круг знакомых среди нобилей у старика был довольно-таки большой, и поэтому он смог, предприняв кое-какие усилия, а также применив своим колдовские способности, внедриться в ряды заговорщиков и даже пользовался особым доверием самого Этельстейна. Разумеется, он никому и не заикнулся о том, что одновременно добывает сведения для немедийского принца Тараска, благополучно продолжая получать деньги и из прежнего источника.

Теперь, узнав, что существует заколдованный перстень, с помощью которого варвара можно запросто отправить на Серые Равнины, Асгенор понял, что его звездный час настал.

«Вот почему кости всегда предсказывали удачу заговора! — возликовал он. — А теперь и моя роль в этом деле будет уже гораздо значительнее. Ну да, пожалуй, Этельстейн может стать королем, а я — его советником, а то и канцлером. Бот только этот красноносый осел может испортить все дело, если, не приведи боги, за ним следят. Скорее всего, это не так, но проверить не мешает, кто его знает, чего можно ждать от такого охламона…»

Старик торопливо спустился в подвал и зажег огонь в медном треножнике. Потом он рассмотрел нитку, которую незаметно вытащил из обтрепанного обшлага камзола Фрея, когда приглашал того войти в дом.

— Не такая уж длинная, но должно хватить, — пробормотал он, раскрывая толстый фолиант в кожаном переплете.

Асгенор долго листал страницы, подходил к полкам, заставленным всевозможными принадлежностями для колдовства, смешивал порошки и перетирал сухие листья растений, снова смотрел в книгу и, наконец, начал тщательно втирать в нить приготовленное снадобье. Старик поднимал нитку перед глазами, внимательно смотрел на нее, снова окунал в мазь, сушил над огнем, окунал снова, пока вместо тонкой, почти неприметной для взгляда вещи, у него в руке не оказался стерженек, похожий, на гвоздь: толстый и крепкий.

— То, что надо! — колдун полюбовался своей работой и взял с полки стеклянный шар с отверстием посередине. — Посмотрим, имеется ли хвост у этого осла!

Он поджег стержень, и тот вспыхнул с шипением и треском. Колдун внес его в полость стеклянного шара, и мгновенно на поверхности сферы возникли фигурки людей, беспорядочно перемещавшиеся в разные стороны, словно рыбья мелочь, разбегающаяся при ударе весла о воду. Для непосвященного вид снующих теней был бы полной неразберихой, но Асгенор мог видеть многое в движениях этих маленьких фигурок:

— Так, так… — бормотал он вглядываясь в шар, — не страшно, теперь этот… — он наклонился ближе, и лицо его засияло. — Все хорошо, тихо и спокойно!

Колдун откинулся на спинку потертого кресла и радостно потер ладони: из проведенных им действий выходило, что пока никакой опасности от существования этого дурака Фрея не исходит, и тот покорно ждет помощи от него, Асгенора.

— Неплохо сработано! — похвалил сам себя старик и рассмеялся сухим дробным смехом, столь неприятно подействовавшим ранее на незадачливого шпиона. — Насчет перстенька поколдую завтра, а пока надо сообщить обо всем Этельстейну. Если спросит, откуда узнал, скажу, что этот остолоп прибежал ко мне за советом, поскольку я известен в округе как мудрый человек, а остальное я вычитал из магических книг. В общем, я не очень сильно, и солгу, потому что Фрей действительно пришел ко мне сам, а в моей мудрости могли убедиться и заговорщики. Другое дело, что мы оба немедийские шпионы, но это известно только богам и Готлебису…

Предаваясь таким рассуждениям, колдун поднялся наверх и, бросив несколько распоряжений своим брадобреям, поспешил к графу Этельстейну.

— Почему же этот человек пришел именно к тебе? — выслушав Асгенора, мрачно осведомился Этельстейн.

Этот вопрос он задал просто так, чтобы выиграть время, потому что его едва не хватил от отчаяния удар.

Только что, утром этого дня, он подарил кольцо ненавистному Бреганту, и можно представить ощущения графа, когда колдун описывал кольцо с фиолетовым камнем, а самое главное, сообщил о заклинании и магическом действии перстня.

«Боги! — он с трудом унял предательскую дрожь в коленях. — За что вы так прогневались на меня? Видно, какие-то демоны затмили в тот момент мой разум… или вина перепил… Как еще объяснить такой чудовищный просчет? Своими руками, своими руками отдал… Мне бы не первому побуждению поддаваться, не приканчивать мерзавца-дворецкого, а порасспросить его как следует… Он, конечно, мог на самом деле ничего не знать о действии перстня, но от пристрастного допроса от него бы ведь не убыло… жить ему все равно оставалось недолго. Или же стоило самому обратиться к колдуну… к тому же Асгенору, коли уж он причастен к нашим делам. Все, все что угодно сделать, а я совершил такую глупость! Ведь держал в руках…»

— Откуда я знаю? — пожал плечами колдун.

— Наверное, кто-то его надоумил. Счастливый случай. Он мог пойти к другому магу, и тогда ты никогда не узнал бы про этот перстень. Так что можно считать, что нам повезло.

«Вот уж повезло так повезло… Однако, боги все же оставили мне надежду на удачу, — Этельстейн изо всех сил старался не выдать себя и не показать колдуну, что он знает, где сейчас находится перстень, — если только за словами старика не скрывается что-нибудь еще. На этих магов никогда нельзя положиться полностью, хотя человек он для нас, безусловно, полезный».

— Ты прав, — промолвил он. — А сможешь по своим магическим книгам узнать, куда делся перстень?

— Как вернусь домой, сразу же займусь этим, — пообещал Асгенор. — Конечно, скверно, если кольцо уехало вместе с купцом, но, по правде сказать, оно и в Кордаве не затеряется — отыщем… с моей помощью.

— На такое дело уйдет много времени, а нам медлить нельзя, — напомнил Этельстейн. — Постарайся определить местонахождение перстня и сразу же дай знать об этом мне. А с этим красноносым ты когда встречаешься?

Асгенор сообщил, что договорился с Фреем увидеться в «Луне и яичнице».

— Я считаю, что от него надо избавиться, — граф многозначительно посмотрел на сообщника. — Лишние свидетели нам ни к чему. Когда вы встретитесь в этой таверне, наши люди увидят его и будут знать, кого следует убрать. А может быть, ты сам с ним сотворишь какое-нибудь чудо? — усмехнулся он. — Превратишь в пень, или в мокрицу, например.

— Ты же знаешь граф, что такие вещи делаются непросто, — с некоторой обидой ответил колдун — он очень не любил, когда к его магическим способностям относятся без должного уважения. — Сил и времени уходит много, а результат не всегда можно предсказать. Легче нож в спину, и дело с концом.

— Да пошутил я. Поступим как договорились, — кивнул граф. — Остается этот Баргиш…

— Я тебе сказал, что он сбежал в Зингару.

— В Зингару, — повторил Этельстейн, и лицо его помрачнело. Пожевав губами он, наконец, заметил: — Кордава тоже не на краю света. Ну ладно, это уже не твоя забота. Действуй, как договорились.

Когда за колдуном закрылась дверь, граф с досады так хватил кулаком по столу, что у него заныли пальцы. Надо же чтобы так демоны попутали: иметь в руках столь действенное оружие против киммерийца и самому отдать его ненавистному Бреганту! Конечно, откуда он мог знать о магических способностях кольца, но для Этельстейна это было слабым оправданием. Теперь попробуй выуди назад свой подарок!

— Что же делать? — Обхватив руками голову, граф надолго задумался, но ничего путного на ум не приходило. — Выкрасть?.. Но как снимешь кольцо с руки? — он горько усмехнулся. — Попросить обратно, придумать какую-нибудь историю так, чтобы этот деревенщина поверил?.. Нельзя, он не так глуп и может заподозрить неладное… Остается одно: беспрепятственно снять перстень можно только с мертвого… Хм, — Этельстейн еще сильнее скривил рот, — убить королевского советника, да не какого-нибудь клопа вроде Публия, а старого солдата, не так-то просто. По-тихому не получится, а подготовить все тщательно времени уже не остается. Придется делать так, как задумали…

С чего бы вдруг? — думал Брегант, направляющийся по галерее дворца к покоям Его Величества. — Никогда в друзьях не были, и вдруг ни с того ни с сего такой подарок… Наверное, графу что-нибудь понадобилась от меня, вот и пытается подмаслить».

Удивляться было чему: едва он сегодня вошел в приемный зал, как невесть откуда взявшийся, словно нарочно ожидавший его появления граф Этельстейн наговорил ему кучу любезностей и преподнес дорогой подарок в честь, как он объяснил, его возвращения в столицу.

Брегант не сразу нашелся, как отказаться от дара, но граф так настаивал, что старый солдат, скрепя сердце и поминая про себя Нергала, принял великолепный перстень, только бы Этельстейн, отношение которого как к себе, так и к своему сыну, генерал прекрасно знал, побыстрее от него отвязался. Когда граф, наконец, отошел от него, Брегант, хмыкнув, снял кольцо с пальца и сунул его в карман. Он не очень-то любил навешивать на себя драгоценные побрякушки, чем отличалась большая часть дворцовых щеголей.

Теперь он вытащил кольцо из кармана и, посмотрев по сторонам, нет ли кого рядом, стал внимательно разглядывать вещицу.

«Кольцо очень дорогое, — решил Брегант, глядя на огромный фиолетовый камень. — Я-то не большой знаток в побрякушках, но даже у самых богатых придворных подобного не видел. Значит, тем более все это неспроста. Надо быть поосмотрительней с этим нобилем. Я ведь не мастер на гладкие речи, вот и не удалось отвертеться… граф, а хуже пиявки!» — досадуя больше на себя, выругал старый солдат Этельстейна.

Он вновь засунул перстень в карман, а вечером, вернувшись из дворцовых покоев, бросил изящную вещицу в дальний угол ящика стола.

— Носить его я не буду, а выбрасывать — тоже неразумно. Пусть полежит, потом найду применение. В крайнем случае, такую штучку всегда можно выгодно продать.

— Неужели мой верный боевой товарищ мог замыслить что-то против меня, или же ошибся этот дурацкий медальон, попавший ко мне неизвестно откуда? — Конан сидел, в тоске и задумчивости подперев голову руками, и размышлял о том, что произошло сегодня утром. — Что еще нужно для полного счастья такому вояке, как Брегант? Больших денег? Власти? Никогда, хоть режь меня на части, не мог бы его в этом заподозрить! — Варвар отхлебнул из бокала остатки вина и налил себе следующий. — Но ведь амулет врать не будет, он, как предупреждал меня непонятно откуда берущийся голос, специально для таких вещей создан. Хотя… все бывает…

Утром король, как обычно, вел беседы с канцлером и советниками. Брегант пришел последним, и как только он появился в зале, медальон, висевший на груди у киммерийца, зашевелился и несколько раз ударил его в грудь. Конан и бровью не повел, однако насторожился.

Невзирая на годы дружбы со старым солдатом и доверие, которое он к нему испытывал, варвар прекрасно знал, что все-таки оснований опасаться врагов было у него предостаточно. Да и за свою богатую событиями жизнь он привык к тому, что любой правитель должен быть наготове — желающие заменить его всегда найдутся. Вот ведь чуть больше года прошло, как на него самого покушались в последний раз.

Казалось бы, взойдя на трон Аквилонии, он сделал все, чтобы исправить бедственное положение, в которое вверг страну прогнивший режим прежнего короля Нумедидеса. И что же? Все равно нашлись неблагодарные, что стали превозносить до небес «невинно убиенного» монарха и поносить его, варвара, как «проклятого узурпатора». Этим воспользовался мятежник Аскаланте, граф Туны, вставший во главе заговора, и лишь небывалое мастерство киммерийца во владении оружием помогло ему отбиться от двух десятков заговорщиков, обманом проникших в его опочивальню.

Ну, ради справедливости следует, конечно, добавить, что к тому, что Конан остался в живых, приложил руку и некий старец, явившийся киммерийцу во сне и начертавший на клинке его меча магический знак в виде феникса. Верховный жрец Митры объяснил потом королю, что ему привелось общаться, хоть и во сне, ни с кем иным, как с легендарным мудрецом Эпимитриусом, умершим пять тысяч лет назад и объявленным впоследствии святым…

Поглощенный не столь уж приятными воспоминаниями и озабоченный сомнениями, Конан довольно-таки невнимательно слушал своих собеседников, и несколько раз канцлеру по требованию короля приходилось повторять сказанное.

Когда приближенные покинули покои Его Величества, появился командир Черных Драконов Паллантид с неприятным известием: рано утром на пустыре у городского рынка была обнаружена брошенная крытая повозка, а в ней — убитые возница и седок.

Ничего, в общем-то, странного, если бы тело, найденное внутри повозки, не принадлежало дворецкому короля Гаримету.

— Ты не находишь подозрительным, что мой слуга шастает по ночам по городу, да еще не в дворцовой карете, а в какой-то коляске? — спросил Конан Паллантида, на что начальник его стражи только развел руками:

— Конечно, это весьма странно, и мы уверены, что это не простое преступление с целью грабежа. Этот Гаримет явно впутался в какую-то скверно пахнущую историю — иначе что же заставило его ночью, втайне от всех, покинуть дворец? Сейчас лучшие сыщики обшаривают все вокруг, но выяснить, где был дворецкий, они еще не смогли. — Паллантид был настолько обескуражен своим, как ему казалось, недосмотром, что киммериец поспешил его успокоить:

— Брось расстраиваться, старина! Все бывает… Если следить за каждым, то у тебя не хватит солдат, а у меня — золота в казне. Надо будет поручить кому-нибудь из людей Публия подыскать мне нового толкового парня вместо Гаримета, да и забыть об этом. Если бы я все время так дрожал за свою шкуру и подозревал в любом странном происшествии какой-то подвох, то, клянусь Владыкой могильных курганов, наверное, уже давно высох бы, как дрянной сучок. А я еще, как видишь, в полной силе, — хохотнул варвар. — Не совсем, как в молодости, конечно, но жаловаться особенно не не что. А потом, — подмигнул он Паллантиду, — наш покойный друг Гаримет тоже был еще далеко не старик, и, может быть, имел в приятельницах какую-нибудь вдовушку, живущую в городе, и не хотел, чтобы кто-то узнал об этом. Хотя… — Конан на мгновение задумался, собрался что-то сказать, но махнул рукой, прекращая разговор, — ладно, хватит о нем. Даже если У нас есть основания подозревать Гаримета в чем-то, то спросить его мы вряд ли сможем: бедолага уже гуляет по Серым Равнинам и поджидает нас, тогда как наша задача — не попадать туда как можно дольше. Так ведь, старина? — и, не дожидаясь ответа, король снова захохотал.

Однако, когда Паллантид покинул зал, Конан резко оборвал смех и серьезно задумался. Если сложить все, что он узнал за это время, вместе, то поломать голову было над чем.

Во-первых, предупреждение, которое он получил от Гюннюльфа: опасаться человека с фиолетовым камнем. Во-вторых, медальон, пожалованный неизвестными силами якобы за какую-то услугу, оказанную Конаном, — причем он об этом никого не просил, — сообщил ему об опасности, когда появился Брегант. В третьих, его дворецкий тайно ездил куда-то по ночам, пока не нашел свою смерть на пустыре за рынком.

Каждое событие по отдельности можно было бы и не брать в расчет, но все вместе они уже наводили на определенные — и довольно тревожные — мысли. Киммериец по опыту знал: нельзя позволять себе расслабляться, иначе проморгаешь опасность и вместо королевской постели будешь спать на охапке соломы — и это еще, если сильно повезет.

«Что мне делать с Брегантом? Спросить его прямо, как солдат солдата? — думал Конан, но эта идея его не устраивала.

В молодости он, скорее всего, так бы и поступил, или же, не спрашивая, вытащил бы меч и решил вопрос за одно мгновение, но с годами варвар стал мудрее и осмотрительнее:

«Если он действительно, мой враг, то, конечно же, не сообщит об этом, а если вышла ошибка, то мое подозрение может смертельно обидеть старого воина, и у меня появится возможность получить со временем нового противника. Как проверишь? Встретиться с ним еще раз и доверять не тому, как поведет себя этот странный амулет, а своим ощущениям?» — вновь задумался киммериец.

Он думал долго, выпил пару кувшинов вина, и, в конце концов, пришел к такому же решению, к которому, наверное, прибегает большинство правителей, если кто-то, как им кажется, дает им почву для подозрений:

«Отправлю Бреганта на несколько дней в Зингару. Отвезет письмо тамошнему правителю, да кое-что передаст на словах. И дело сделает, и я смогу, возможно, за это время проверить кое-что с помощью Паллантида. — Принятое ценой тяжких раздумий решение пришлось ему очень даже по вкусу. — Прах и пепел! Выходит, что и варвар может управлять королевством не только с помощью силы оружия!»

Какой-нибудь правитель Иранистана или Заморы тут же вызвал бы придворного писца и потребовал запечатлеть в изящных выражениях, как владыка нашел единственно правильное муд-рое решение, но Конану было совершенно наплевать на то, что подумают о нем потомки, поэтому он отправился отпраздновать свой успех в помещения, находящиеся за Зеленым залом. В хозяйстве толстухи Муниварэ киммериец провел время до самого утра и не оставил обиженной ни одну из девушек.

На следующее утро срочно вызванный к королю генерал Брегант без особого удивления выслушал приказание Конана без промедления отправиться в Кордаву с важным поручением. На лице советника, который отправлялся в соседнее государство как простой гонец, хотя и по особому поручению, не мелькнуло ни тени обиды.

— Сделаю все, как ты велишь, мой король, — почтительно склонил голову старый солдат. — Если ты даешь мне такое важное поручение, как я могу не выполнить его наилучшим образом? Не беспокойся за результат, ты меня знаешь…

Он хотел добавить еще что-то, но остановился и с беспокойством посмотрел на своего короля и старого боевого товарища.

Лицо Конана окаменело на мгновение и, казалось, киммериец испытывает сильное волнение или боль.

— Что с тобой такое? — Брегант сделал шаг вперед.

— Ничего, ничего, не беспокойся, — варвар уже справился с непривычным для него состоянием и выглядел так же, как и раньше. — Просто померещилось что-то. Я приказал Паллантиду дать тебе в подчинение на время путешествия в Зингару пару десятков гвардейцев. Возьми самых лучших, ты знаешь многих из Черных Драконов. Ничто не должно помешать твоей миссии.

Он положил руку на плечо Бреганту, и тому показалось, что в глазах короля мелькнуло что-то похожее на чувство вины.

«Что это творится с Конаном? — с тревогой подумал старый солдат. — Уж не болезнь ли какая к нему привязалась? Никогда не видел его таким…»

Если бы он знал, что испытывал в эти мгновения варвар, то наверняка пожалел бы его еще больше: треклятый амулет никак не реагировал на присутствие Бреганта. Досада, гнев и даже нечто вроде растерянности охватили киммерийца. Если первые два чувства посещали его нередко, то начет растерянности ему и самому трудно было припомнить, когда он испытывал подобное состояние в последний раз.

— Рога Нергала мне в глотку! — едва Брегант покинул зал, как варвар рванул цепочку с амулетом с шеи, намереваясь зашвырнуть его как можно дальше. — К чему мне такие идиотские подарки, которые сами не знают, что делают, да еще неизвестно от кого!

Однако взмах могучей руки был остановлен неизвестно откуда раздавшимся звучным голосом:

— Не делай того, что первым приходит в голову, потом придется горько пожалеть об этом. Амулет будет предупреждать тебя об опасности в ближайшие полгода…

— Слышал я уже эту чушь! — заорал киммериец, подняв голову вверх как будто говоривший с ним мог затаиться где-то на потолке. — Как могло получиться, что вчера мой старый друг был мне опасен, а сегодня нет?

Ответа не последовало, но на крик короля в дверь просунул голову смазливый молодой человек с множеством колец на пальцах обеих рук:

— Что прикажет Его Величество?

— А это что еще за разряженная обезьяна? — Конан окончательно вышел из себя и сделал угрожающее движение к двери; лицо, исказившись от страха, исчезло так же быстро, как и появилось.

За дверью послышался шум, и в зал вошел Паллантид:

— Прости, мой король, я не успел тебя предупредить. Ты приказал найти человека вместо Гаримета, и в службе Публия подобрали тебе нового дворецкого. Смышленый молодой человек, а что выглядит по-идиотски, так теперь так принято, посмотри только на гостей на королевских приемах. Если прикажешь, я велю ему снять все побрякушки…

— Пусть, — буркнул Конан. — Мне все равно, просто этот чижик чуть не попал под горячую руку. Ты кого из людей дал в сопровождающие Бреганту?

— Он выбрал Эсканобу и Тангора с их десятками.

— Старый солдат свое дело знает, — усмехнулся киммериец. — Соображает, на кого можно положиться.

— У меня все офицеры достойные, — в голосе Паллантида промелькнула тень обиды.

— Согласен, согласен, — успокаивающе похлопал его по плечу Конан. — Все хорошие, но эти-то — еще лучше!

— Разве так бывает? — не понял командир королевских гвардейцев.

— А как же? — засмеялся варвар. — Именно так и бывает. Вот посуди сам: у меня в наложницах одни красавицы, но самая лучшая — это та, которую я выбираю на сегодняшнюю ночь. Так?

— Так… — не стал спорить Паллантид.

Хотя начальник охраны не очень разобрался в мудрых стентенциях своего повелителя, но он справедливо счел, что если король говорит, то значит, так оно и есть.

— Вот видишь?! — захохотал киммериец. — Все прозрачно, как день, тут и думать нечего.

Он уже окончательно справился с собой, а если сказать проще, махнул рукой на все: если так складываются дела, то богам виднее, не в первый раз приходится полагаться на их промысел, когда невозможно разобраться во всем самому.

— Пора бы и чистым воздухом подышать, — варвар посмотрел на Паллантида, — что-то душновато здесь во дворце. Давай, старина, снаряжаться на охоту. Все остальное пусть пока пойдет под хвост к Нергалу! Завтра утром и выезжаем! — Король задумался на мгновение. — Нет, через пару дней. А завтра вечером устроим праздник в дворцовом саду. Где этот сын шакала, которого мне подобрали вместо Гаримета? Кстати, его зовут?

— Паймор, — ответил начальник королевской охраны.

— Паймо-о-ор!!! — гаркнул Его Величество.

Смазливая физиономия вновь просунулась в дверь, правда, на этот раз с некоторой опаской.

— Подойди поближе, — кивнул ему Конан, — не орать же мне все время.

Когда Паймор, беспрерывно кланяясь, приблизился, король передал ему поручения в связи с завтрашним балом и взмахом руки отправил вон.

— Надо в самом деле немного развеяться, как ты считаешь? — обратился он к Паллантиду. — Что-то мы с тобой совсем завязли в скучных государственных делах.

Командир Черных Драконов охотно кивнул: он не привык обсуждать желания своего повелителя, но повеселиться был явно не прочь.

Советник Брегант сидел за столом, положив голову на согнутую в локте руку. Кувшин розового пуантенского, стоящий перед ним, был почти пуст. Когда генерал перевернул его, в кружку налилось едва до половины, и он залпом осушил вино.

Уже третий день он и десяток Черных Драконов, отданных под его начало Паллантидом, обитали в роскошных помещениях гостевого крыла дворца правителя Зингары, предаваясь приятному ничегонеделанию и ожидая, когда канцелярия зингарского монарха составит ответ на письмо короля Аквилонии.

Брегант, как посланец всесильного Конана, был встречен при дворе правителя Зингары со всеми возможными почестями, но старому солдату от этого не стало более спокойно на душе. Он чувствовал, что за поручением киммерийца стоит тень какого-то другого события, но понять свое участие в нем генерал был не в силах. Всю дорогу до Кордавы — столицы этого высокомерного королевства, генерал провел в раздумьях, благо путь был неблизкий, но ни к какому определенному выводу придти не смог. По правде сказать, он никогда не был силен в дворцовых интригах и всю свою жизнь провел на полях сражений или в армейских лагерях. Брегант понимал, что такое поручение Конана, заключающееся лишь в передаче письма правителю Зингары, мог выполнить любой из курьеров или младших офицеров, коих великое множество топталось по мраморным полам тарантийского дворца. Для такой работы не обязательно было посылать в соседнюю страну советника короля. Значит, за этим таилось что-то другое, и это понимал даже мало искушенный в подковерных делах ум старого генерала. Но что именно?

«Может быть, Конан за что-то на меня разгневался и желает таким образом показать это? — рассуждал про себя Брегант. — Вряд ли. Он ведь человек прямой и честный, я мог в этом убедиться не раз. Правда, когда достигаешь таких высот, как ныне киммериец, то наверняка можно и измениться. Дворец, интриги, королевская власть… одни боги знают, что теперь у него в голове. Да и раньше он не выглядел просто бесхитростным рубакой, вроде меня… А если кто-то нашептал ему про меня какую-то гадость? — Генералу вспомнилось почему-то лицо Этельстейна и его неожиданный дорогой подарок. — Я решил, что эта гнида хотела добиться моего расположения? Но зачем?» — Ответов на эти вопросы Брегант так и не нашел и с сожалением заглянул в опустевшую кружку.

— Эй! Кто-нибудь! — гаркнул он, обернувшись к дверям.

Моментально в комнату влетел мальчишка лет двенадцати, приставленный к генералу и его спутникам для исполнения мелких поручений и услуг.

— Дай-ка еще вина! — потребовал Брегант. — Эсканоба вернулся?

— Нет, — замотал головой слуга, и на его плутоватом лице появилось выражение вины, как будто в его силах было обеспечить немедленное появление офицера во дворце.

— Ладно, принеси вина, сын греха.

Мальчишка скроил покорную рожу и тут же вылетел за дверь, торопясь исполнить приказ такого важного лица, каковым являлся посланник аквилонского короля.

«Экий плут! — покачал головой генерал. — Смышленый мальчишка ему явно нравился. Ему бы в балагане выступать!»

Он отпустил Эсканобу в город по его просьбе. У того здесь были какие-то старые друзья, и генерал не мог отказать офицеру в возможности повстречаться с ними, тем более, что все равно Дел для его гвардейцев никаких не предвиделось. Так что какая разница, где предаваться пьянству: во дворце или в другом месте. Хотя Кордава никогда не была особенно спокойным местечком, за судьбу такого бывалого солдата, как Эсканоба, беспокоиться не приходилось: тот запросто мог уложить двух-трех воинов, а уж с мелким бандитским отребьем справился бы без особого труда…

Размышления Бреганта прервал слуга, вернувшийся с полным кувшином вина.

— Твое приказание выполнено, мой генерал! — выпалил он, подражая подчиненным Бреганта, и встал в стороне, вытянувшись в струнку.

Теперь лицо его выражало бесконечное внимание и готовность вновь ринуться по взмаху генеральской руки куда угодно и за чем угодно.

— Сгинь! — добродушно посоветовал ему Брегант. — Отдохни пока что, твоя плутовская рожа мешает мне сосредоточиться.

Мальчишка, как стрела, вылетел из комнаты, но предаться своим мыслям генералу так и не довелось: едва он наполнил кружку, как в дверь раздался стук.

— Кто там? Можешь войти! — обернулся он к двери.

— Ты искал меня, генерал? — на пороге появился Эсканоба.

Он твердо держался на ногах, но слегка помутневший взгляд офицера выдавал, что нагрузился он изрядно.

— Да, я просто так спросил, — покрутил ладонью Брегант. — Хорошо погулял, как я вижу? — спросил он.

— Спасибо генерал, — с расстановкой ответил Эсканоба. — Встреча вышла отличной.

— Ну и что интересного происходит в Кордаве? — спросил Брегант просто так, скорее из доброго отношения к своему офицеру, чем из истинного любопытства.

— Здесь все, как обычно, зато ходят слухи, будто бы у нас в Тарантии происходят прелюбопытные и удивительные истории, — усмехнулся Эсканоба. — Одни демоны знают, как такое можно придумать. Если, конечно, этот купчишка не соврал…

— Ну и что занятного можно узнать о нашей жизни, приехав в другую страну? — осведомился Брегант, указывая Эсканобе на стул напротив себя. — Садись, расскажи, если не лень…

Он налил две кружки вина и одну пододвинул офицеру, который, невзирая на совершенные недавно в компании приятелей возлияния, с видимым удовольствием принял приглашение генерала.

— Прекрасное вино! — отхлебнув пару глотков, похвалил он напиток. — Хозяин в «Лисьем хвосте» подавал нам похуже.

— Здесь все-таки дворец, — наставительно заметил Брегант. — Остался бы сегодня здесь, так и пил бы это вино. Не я же тебя отправил пьянствовать со своими приятелями.

— Асьендас — мой старинный друг, — объяснил Эсканоба. — Мы росли вместе, а потом виделись редко, сам понимаешь, служба.

— Да уж, — усмехнулся генерал. — Можешь не рассказывать, жизнь у нас, военных, подневольная, скитаться приходится до седых волос… Этот твой друг сейчас на службе у короля Зингары? — поинтересовался он.

— Нет, — покачал головой Эсканоба, — когда-то он был солдатом, но уже давно бросил это дело и, получив небольшое наследство, стал купцом.

— Он тебе и поведал небылицы, что якобы происходят у нас, в Аквилонии?

— Если бы он, — махнул рукой офицер, — я бы и задумываться не стал, но дело в том, что с нами был его брат, который только что приехал из Тарантии.

— Тоже купец?

— Угу, — кивнул головой Эсканоба, он мотнул головой, словно отгоняя наваждение, и продолжал: — Этот человек… он не приехал, а, как бы это сказать?… — на мгновение глаза офицера остекленели, словно он был не в силах подобрать нужное слово, но через пару мгновений снова блеснули. — Он бежал, да так стремительно, что почти что бросил дом и прибыльное дело в Тарантии.

— Бежал? — засмеялся генерал. — Верно, не поладил со своими заимодавцами?

— Нет, с Гариметом! — серьезно ответил Эсканоба. — Я сразу подумал, что тебе, как советнику короля, эти сведения будут небезразличны.

— Ты так думаешь?.. И давно это произошло? — спросил генерал без особого интереса.

— Только что! Разговор-то у нас и завязался из-за этого случая. Асьендас спросил, какие, мол, у нас новости, а я, среди всего прочего, упомянул, что перед самым нашим отъездом нашли убитым дворецкого нашего короля. Так этот Баргиш прямо-таки подпрыгнул на месте и закричал, что новость эта очень даже хорошая, так тому мздолюбивому мерзавцу и надо, и что боги все видят…

— Баргиш? — потер лоб Брегант, вспоминая. — Что-то я такого имени не помню. А ты его знал до этого?

— Да нет, но он говорил что торговал деревом в Тарантии, — пожал плечами Эсканоба.

— Деревом… деревом… — повторил почему-то Брегант, наливая себе и своему собеседнику еще по кружке. — Да и пес с ним и с его деревом, но что этот Баргиш сделал плохого дворецкому короля? Я не так давно в столице, но успел понять, что Гаримет, действительно, редкостный проходимец, да и алчен без меры.

— Мне тоже не очень-то был по вкусу покойный, хотя мне, благодарение богам, сталкиваться с ним по службе не приходилось, — согласился с генералом Эсканоба. — Нам же купец рассказал, что Гаримет вроде выманил у него перстень, который дал Баргишу какой-то родственник святого Эпимитриуса…

— Святого Эпимитриуса? — воскликнул Брегант. — Ничего себе! Развелось этих родственников и потомков, как собак нерезаных!

— Верно, — не стал спорить офицер. — Так вот, Гаримет посулил, что если Баргиш проговорится кому-либо про перстень, то он устроит ему веселую жизнь…

— Не сомневаюсь! Он смог бы, — усмехнулся Брегант. — Так, стало быть, твой купчишкка, опасаясь дворецкого, на всякий случай убежал в Зингару?

— Не только из-за этого… Сначала Гаримет вроде бы сказал, что этот перстень может причинить вред Его величеству, а потом…

— Вред королю? — поперхнулся вином генерал, и в его голове пронеслись, одна за другой, мысли об Этельстейне, Конане, фиолетовом камне, своей поездке сюда, в Зингару, таинственной смерти Гаримета… Брегант прямо-таки кожей почувствовал: во всех этих странных событиях кроется какой-то общий смысл, но уловить, в чем именно он состоит, ему было трудно. — А ты не спросил, какой это был за перстень? — В голосе генерала звучала надежда, что подарок Этельстейна не имеет с загадочными происшествиями ничего общего и все это просто совпадение, однако тут же он понял всю тщетность своих ожиданий, потому что Эсканоба, довольно осклабившись, ответил — Кольцо с фиолетовым камнем, мой генерал, очень старой работы. Как же я мог не спросить? Не зря ведь служу в Черных Драконах, да и не простым солдатом. Было бы это у нас, в Тарантии, я живо спустил бы шкуру с этого купчишки, но все бы из него вытянул. А здесь не больно-то развернешься, — огорченно вздохнул он, — да и все-таки он брат моего друга… Но Баргиш рассказал мне все, если не соврал о чем-нибудь, конечно, — офицер вопросительно взглянул на Бреганта.

— С чего бы ему врать? — усомнился генерал. — Ты иди, отдыхай сейчас, а завтра с утра поговорим. Но только никому из наших ни слова! Ни пол-словечка! Дело идет о жизни нашего короля! Понял?

— Как не понять? — отрубил Эсканоба. — Не мальчишка какой-нибудь, опыт в таких делах имеется!

Когда офицер, покачиваясь от выпитого вина, покинул комнату, Брегант некоторое время сидел, не шевелясь, сжав руками голову.

Что-то в рассказе купца Баргиша, да еще в изложении весьма подвыпившего Эсканобы, не совсем сходилось, но в общих чертах вырисовывалась определенная картина, и для ее осмысления, как усмехнувшись, поддел себя генерал, вполне хватало и солдатских мозгов. Выходило, что Гаримет и Этельстейн имели дело с одним и тем же перстнем, который граф потом по совершенно непонятной причине вдруг подарил ему, Бреганту.

«Когда это было? — попытался вспомнить генерал. — В этот день нашли труп Гаримета или раньше? Точно! Именно в то утро Этельстейн при встрече чуть не бросился мне на шею, всучил это треклятое кольцо, потом я пошел к королю, а потом явился Паллантид и сообщил, что Гаримета нашли убитым… А это может означать, что граф или его люди убили дворецкого. Только вот за что? Разболтал о каких-то их тайных замыслах? — Брегант даже вспотел от поразившей его догадки. — Выходит, Этельстейн заговорщик? Гаримет был его сообщником или, наоборот, каким-то образом узнал о готовящемся заговоре против короля и хотел предупредить, но не успел, его зарезали раньше… Тогда Баргиш врет… Что-то у них не сложилось, а кольцо, какое место предназначалось этой вещичке? Или купец просто чего-то не понял? Хотелось бы мне знать, за каким демоном граф едва ли не насильно впихнул мне этот перстень?»

За окном уже давно зажглись и сияли, словно фонари, яркие южные звезды, а старый генерал, потихоньку опорожняя кружку за кружкой кувшин вина, все не ложился спать, продолжая размышлять о том, какую же роль попытался уготовить ему граф Этельстейн. В том, что подарок был не простым знаком доброго отношения, у него сомнений, естественно, не было:

— Как же, от такого дождешься! — пробормотал Брегант. — Эти сшивающиеся при дворе вельможи спят и видят — лишь бы нагадить кому-нибудь, чтобы успешнее обделать свои делишки. Народ еще тот… Прах и пепел! Даже если этот перстень имеет какое-то значение, то граф прекрасно осведомлен, что я послан в Кордаву, и вряд ли сможет сделать мне здесь какую-нибудь пакость. Если только… — он задумался, и новая мысль неприятно его кольнула, — если только… ну нет, зачем он тогда дал кольцо именно мне? Потому что я близок с королем? Ну и что? — спросил сам себя генерал и вновь не нашел на свой вопрос ответа. — Надо поподробнее поговорить с купцом Баргишем. Похоже, тот скрывает нечто важное, он явно не все рассказал Эсканобе.

Брегант перевел взгляд на темное окно.

— Сейчас глубокая ночь, придется все отложить до утра, да заодно и от Эсканобы будет побольше толку, чем сейчас. Может быть, он проспится и вспомнит что-нибудь еще из их разговора…

— Тебе удалось? — вместо приветствия спросил Этельстейн. — Удалось узнать, где этот перстень?

— Все сделано в лучшем виде, — усмехнулся Асгенор. — Это оказалось даже легче, чем я думал. Интересующее нас кольцо находится в доме советника Бреганта.

— Ты это точно выяснил? — граф нервно вскочил с кресла и принялся мерять кабинет крупными шагами. — Ошибки быть не может?

«Значит, этот солдафон не взял перстень с собой, — с ликованием подумал Этельстейн. — Огромная, просто невероятная удача! Теперь надо только наведаться в жилище советника да хорошенько поискать там, может быть, и стрельбу на охоте тогда имеет смысл отложить. Рискованно все-таки, потому что варвар весьма силен и осторожен, не хотелось бы сильно рисковать, потому что случай может предоставиться только один…»

— Обижаешь, граф, — Асгенор скривил губы в некоем подобии улыбки. — Я не первый год занимаюсь магией и кое-чего, можешь мне поверить, в этом достиг. Если я говорю тебе, что перстень в доме советника, можешь ни мгновения не сомневаться — так оно и есть.

— А как он туда попал? — полюбопытствовал граф, у которого не было не малейшего желания, чтобы кто-либо узнал, как он сам подарил этот перстень Бреганту.

— Ты не спрашивал меня об этом, я и не пытался раскопать… — начал было колдун, но обрадованный Этельстейн торопливо его перебил:

— Нет, да и пес с ним. Не в этом суть, клянусь Солнцеликим, — он благожелательно взглянул на Асгенора. — Не представляю себе, как бы мы смогли обойтись без тебя, само небо послало нам такого нужного и умелого человека.

«Небо! — хмыкнул про себя Асгенор. — Как же, дождался бы ты от богов такого подарка! Я сам к вам пришел, и теперь главное — не разевать рот, чтобы не обошли потом при дележке добычи. А то от этих чванливых нобилей всего ожидать можно».

— Когда мы совершим то, что собираемся, я сделаю тебя своей правой рукой, — как будто прочитав его мысли, произнес Этельстейн. — Человек с такой светлой головой достоин быть не менее, чем канцлером. Что, сможешь заменить коротышку Публия?

— А то? — довольно осклабился колдун. — Тем более, как мне кажется, он не очень уж и хороший канцлер. Налоги низкие, дохода в казну почти никакого…

— Да, — кивнул головой граф, — этот варвар из Киммериии окружил себя сплошными простолюдинами. Прямо весь двор кишит ими, словно крысами на гумне.

Асгенор в ответ пожал плечами, не заостряя внимания собеседника на том, что сам он тоже не является знатным человеком.

— Или ты предпочел бы быть командиром королевских гвардейцев, или, может, даже главным советником? — задумчиво глядя на него, спросил Этельстейн. — Мне кажется, это больше подходит для твоих способностей, да и к тому же мы тогда будем всегда рядом.

«Хочешь, чтобы я всегда был у тебя на глазах? — усмехнулся про себя Асгенор. — Что ж, я тебя понимаю, сам поступил бы точно так же».

— Думаю, что мы еще успеем поговорить об этом, — ответил он вслух. — Нашей главной целью сейчас является расправиться с киммерийцем, а уж о наградах и должностях успеем и потом договориться…

— Что ж, — кивнул головой Этельстейн, — может быть, ты и прав. Поговорим после, а сейчас тебе следует подумать, как без особого шума изъять этот перстень из дома Бреганта.

— Да ты смеяться надо мной изволишь? — хихикнул колдун. — Хочешь, чтобы я поверил, что ты, с твоими опытом и хитростью, не знал, как добыть кольцо? Я слышал, что советник уехал куда-то по поручению короля, вот и наведайся к нему в гости, пока хозяина нет. Небось, слугам тоже дали отлучку на это время. Кто там остался? Один-два человека! Ночь придет, ножичком по горлу — чик, да и пошарить хорошенько повсюду. Найдется твой перстень, никуда не денется!

— А ты не мог бы узнать, в каком месте Брегант спрятал перстень?