Коридоры времени

ГЛАВА V

В лучах восходящего солнца над насквозь промокшей землей клубился низкий туман. Блестящие капли росы стекали, сверкая, с листьев и исчезали в зарослях папоротника, лес был полон птичьих песен. В вышине парил орел, его крылья отливали золотом в утреннем свете.

Локриджа разбудило прикосновение руки. Он облизал пересохшие губы.

— Что?.. В чем дело?.. Нет…

Он совершенно вымотался за вчерашний день, в голове было пусто, болели мускулы, тело казалось чужим.

Увидев перед собой лицо Сторм и даже не сразу узнав ее, он постарался припомнить и объяснить себе все происшедшее накануне.

— Вставай, — сказала Сторм. — Я снова разожгла огонь. Ты приготовишь завтрак.

Только тут он заметил, что на ней ничего нет. Подавив возглас изумления и восторга — может быть даже благоговения, — он сел в своем спальном мешке. Локридж никогда не думал, что человеческое тело может быть так прекрасно.

Его инстинктивная реакция, однако, прошла быстро. Дело было не только в том, что она обращала на него не больше внимания, чем если бы он был, как и она, женщиной или, скажем, собакой. Нет, нельзя, просто невозможно заигрывать с Никой Самофракийской.

От этих мыслей его отвлек прозвучавший вдалеке дикий рев, от которого в испуге, заслонив крыльями солнце, поднялась стая глухарей.

— Кто это? — воскликнул Локридж. — Бык?

— Зубр, — отозвалась Сторм.

Его пронзила мысль, что он — собственной персоной — находится сейчас здесь, в этом опасном времени.

Дрожа в своей пижаме, он выкарабкался из спального мешка. Сторм не обращала на холод никакого внимания, несмотря на то, что капли росы усыпали ее волосы и стекали по бедрам. «Да человек ли она?» — подумал Локридж. После всего происшедшего, при всем том, что им предстояло, — ни следа напряжения! Сверхчеловек. Он вспомнил, что она что-то говорила о генетическом контроле. Возможно, они — люди будущего — создали человека, который выше человека. Ей не нужно никого обманывать, чтобы создать культ Лабрис на Крите много веков назад. Достаточно ее самой…

Сторм присела на корточки и открыла один из свертков. Локридж воспользовался этой возможностью, чтобы переодеться за ее спиной.

— Нам понадобится современная одежда, — сказала она, обернувшись. — Та, что на нас, вызвала бы удивление. Возьми другой костюм.

Ему было обидно, что она им так командует, но он развязал сверток. Внутри оказался короткий груботканый плащ, окрашенный растительной краской в голубой цвет и с заколкой в виде шипа. Главным предметом одежды была лыковая безрукавка — она надевалась через голову и препоясывалась ремнем. На ногах завязывались сандалии, голову украшала повязка из птичьих перьев, расположенных зигзагом. Кроме того, на Локридже оказалось ожерелье из медвежьих когтей вперемешку с раковинами; был еще кинжал в форме листа — кремневый, но настолько искусно сработанный, что его почти можно было принять за стальной. Рукоятка была обернута кожей, ножны сделаны из бересты.

Сторм оглядела его, он — ее. Одежда женщины состояла из сандалий, головной повязки, ожерелья из необработанного янтаря, сумочки из лисы, свисающей через плечо, и коротенькой, украшенной перьями юбочки. Правда, Локридж почти не замечал этих деталей.

— Сойдет, — сказала Сторм. — В сущности, мы являемся анахронизмом. Мы одеты как зажиточные члены клана Тенил Оругарэй — Морского народа, аборигенов. Но у тебя короткие волосы, а мой расовый тип… Впрочем, это неважно. Мы выдадим себя за путешественников, которым пришлось купить одежду здесь, поскольку старая износилась. Так часто делают. Кроме того, здешний примитивный народ не слишком утруждает себя логическими умозаключениями.

Сторм указала на маленькую коробочку, которая тоже была в свертке:

— Открой.

Он взял ее, но ей пришлось показать, где надавить, чтобы отскочила крышка. Внутри лежал прозрачный шарик.

— Вложи его в ухо, — сказала Сторм.

Она откинула назад локон, и он увидел у нее в ухе такой же. Ему вспомнилось устройство, которое он, увидев у нее, принял когда-то за слуховой аппарат; он вставил шарик в ухо. Это нисколько не повлияло на его слуховое восприятие, но на мгновение он ощутил странный холод, непонятная дрожь пробежала от мозга к позвоночнику.

— Ты меня понимаешь? — спросила Сторм.

— Слушай, само собой… — Слова застряли у него в горле: они были произнесены не по-английски! И ни на одном из известных ему языков.

Сторм рассмеялась.

— Береги свою диаглоссу! Она может оказаться куда полезнее пистолета.

Локридж заставил свой разум вернуться на путь наблюдения и рассуждения. Что она в действительности сейчас сказала? Слово «пистолет» было произнесено по-английски; «диаглосса» никак не вписывалась в общую структуру. А это значит… Постепенно, пользуясь языком, ему предстояло обнаружить, что ему свойственна агглютинация, увидеть, как сложна его грамматика и сколько в нем оттенков значений, незнакомых цивилизованному человеку. Вода, например, могла обозначаться двадцатью словами — в зависимости от ситуации. С другой стороны, на этом языке невозможно было передать такие понятия, как «масса», «правительство», «монотеизм», — во всяком случае, без подробнейших объяснений. Лишь понемногу, на протяжении дней и недель, предстояло ему заметить, насколько здесь отличаются от его собственных понятия «цель», «время», «я» и «смерть».

— Это — молекулярное кодирующее устройство, — сказала Сторм по-английски. — Оно хранит в памяти важные языки и основные обычаи данного времени и данного региона — в нашем случае, Северной Европы от того места, где когда-то будет Ирландия, до того, где будет Эстония, плюс еще некоторых областей, где, может быть, придется оказаться, таких, например, как Иберия и Крит. Устройство извлекает энергию из тепла, выделяемого человеческим телом, затем она смешивается с нервной энергией, производимой мозгом. В результате к естественному центру памяти добавляется еще один — искусственный.

— И все, — спросил Локридж растерянно, — в этом крохотном шарике?

Сторм пожала своими красивыми обнаженными плечами.

— Хромосомы куда меньше размером, но несут больше информации… Приготовь чего-нибудь поесть.

Локридж был только рад уйти в повседневность приготовления пищи. Кроме того, он лег спать без ужина.

В свертках были упакованные в металлическую фольгу продукты. Локридж не разобрал, что это такое, но в разогретом виде они оказались на удивление вкусными. Еды было очень немного, но Сторм нетерпеливо приказала ему выбросить остатки.

— Мы будем жить за счет гостеприимства, — объяснила она. — Эта вот сковорода — такой великолепный подарок, что может обеспечить годичное содержание даже при дворе фараона.

Локридж с удивлением обнаружил, что улыбается.

— А если какой-нибудь археолог выкопает ее из кучи мусора четырехтысячелетней давности?

— Сочтут мистификацией, вот и все. Хотя на практике вряд ли листовое железо протянет столько в этом влажном климате. Время неизменяемо. А теперь — тихо.

Пока Локридж разогревал пищу, Сторм в задумчивости ходила по лугу. Высокая трава, невнятно шепча, обнимала ее щиколотки; расцветшие одуванчики лежали у ее ног, словно монеты, рассыпанные перед победителем.

То ли в продуктах содержался возбудитель, то ли движение тому способствовало, но Локридж перестал чувствовать утреннюю скованность. Он разбросал костер и засыпал угли землей.

— Отлично, ты знаешь, как заботиться о земле, — сказала Сторм с улыбкой, и ему показалось, что он готов ради нее на все.

Она показала ему, как открывать и закрывать вход в коридор при помощи контрольной трубки, и спрятала устройство в дупле дерева. Туда же она сунула и их одежду из двадцатого века, оставила только оружие. Потом они уложили свои рюкзаки, надели их и отправились в путь.

— Мы идем в Авильдаро, — сказала Сторм. — Сама я там никогда не бывала, по это порт захода, и если в этом году судно не появится там, то мы узнаем, где оно будет.

Благодаря устройству в своем ухе, Локридж узнал, что «Авильдаро» — усеченный вариант еще более древнего названия, звучавшего как «Дом Матери Моря»; что Та, Которой посвящена была деревня, являлась в некотором роде воплощением Охотницы, которая бродит в глубине леса; что здешний народ жил здесь с незапамятных времен: они были потомками охотников на оленей, пришедших сюда, когда ледники отступили из Дании, и оставшихся у воды, в то время как стада последовали за льдом в Швецию и Норвегию; что именно на этой территории, несколько поколений назад, они начали заниматься также и сельским хозяйством, хотя и не в таких масштабах, как иммигранты из глубины материка, от которых они научились этому искусству, — поскольку они по-прежнему следовали за Той, у Которой Влажные Локоны, Которая поглотила землю там, где теперь плавают их лодки, и Которая точно так же глотает людей, зато дает сверкающую чешуей рыбу, устриц, тюленей, морских свиней тем, кто Ей служит; что не так давно разъезжающие на колесницах ютоазы, не верящие в Нее, а приносящие жертвы богам мужского пола, нарушили долго сохранявшийся мир… Локридж прекратил поток призрачных, не принадлежавших ему воспоминаний: они заслоняли от него настоящий, окружающий его мир и женщину, которая шла рядом с ним…

Солнце стояло уже высоко, туман растаял, над головой раскинулось голубое небо с разбегающимися белыми облаками. На опушке древнего первозданного леса Сторм остановилась, определяя дальнейший путь. Под кронами дубов почти непроходимой стеной стоял подлесок; понадобилось какое-то время, чтобы отыскать тропинку, ведущую к северу, — узкая и неясная в игре световых бликов и зеленых теней, она извивалась между огромных стволов; чувствовалось, что по ней гораздо чаще ходят олени, чем люди.

— Будь осторожен, не повреди чего-нибудь, — предупредила Сторм. — Леса священны. Охотиться можно только принеся Ей жертву, прежде чем срубить дерево, его нужно умилостивить.

В лесу, однако, ничто не напоминало церковного благолепия. Жизнь била ключом. Шиповник и папоротник, грибы и куманика, мох и омелы заполнили все пространство под дубами, облепили каждый ствол. Муравейники были по пояс; бабочки наполняли воздух шафраном; голубыми стрелами носились стрекозы; белки скакали по ветвям, словно языки пламени; вили гнезда птицы сотни различных видов. Песни, щебет, хлопанье крыльев разносились под лиственными сводами. В глубине леса токовал тетерев, хрюкал дикий кабан, тяжело ступали зубры. Локридж чувствовал, как его сознание расширяется, сливаясь с окружающей природой, пока наконец оно не стало с нею одним целым, упивающимся солнцем, ветром и запахом цветов. «О да, — думал он, — я достаточно путешествовал и знаю, что жизнь на природе может порой оказаться весьма нелегкой. Но трудности здесь настоящие — голод, холод, сырость, болезни; это не академические сражения, не нахальные сборщики налогов; стало быть, и вознаграждение настоящее можно получить только здесь. Если Сторм охраняет все это, то я, безусловно, с нею».

Весь следующий час она молчала, и он тоже не испытывал потребности говорить: это отвлекло бы его внимание от нее. Она шла рядом, ступая с грацией пантеры, свет отливал сине-черным в ее волосах, играл в глазах малахитовыми бликами, солнечные лучи золотили ее смуглую кожу и терялись в тени между грудей. В памяти Локриджа промелькнул миф об Актеоне, который увидел Диану обнаженной и был превращен в оленя, после чего его разорвали собственные собаки. «Что ж, — подумал он, — я избежал этой участи, по крайней мере физически, но не стоит слишком испытывать судьбу».

Полоса леса, через которую они пробирались, оказалась не слишком широкой, — они вышли из чащи еще до полудня. На север и на запад, до самого мерцающего горизонта, перед ними теперь расстилалась плоская равнина. По траве пробегал ветерок, шелестели разбросанные там и тут рощицы, переливались на солнце облака. Тропа, огибавшая болото, расширилась, под ногами захлюпала грязь.

Здесь Сторм внезапно остановилась. Камыши шумели вокруг озерца, покрытого слоем листьев лилии, по которым прыгали лягушки, спасаясь от аиста. Большая белая птица не обратила на людей никакого внимания; новая «память» подсказала Локриджу, что аисты находятся под защитой; они — табу, поскольку приносят удачу и возрождение. К берегу древние люди подтащили валун необычной формы — он служил алтарем. Каждый год вождь племени бросал с него в воду лучшее орудие, изготовленное в Авильдаро, как подарок для Владычицы Топора. Сегодня на камне лежал лишь одинокий венок из бархатцев — скромный дар какой-нибудь девушки.

Внимание Сторм привлекло нечто другое. Мышцы ее живота напряглись, ладонь легла на рукоятку пистолета. Локридж наклонился вместе с нею. На сырой земле отпечатались следы колес и неподкованных копыт. Кто-то дня два тому назад проезжал здесь и…

— Значит, они добрались уже и сюда, — пробормотала Сторм.

— Кто?

— Ютоазы. — Она произнесла это название со специфическим акцентом. Локридж еще только учился технике пользования диаглоссой и понял лишь, что так называют себя местные племена культуры Боевого Топора. И топор этих поклоняющихся Солнцу пришельцев был предназначен не для рубки деревьев — это был томагавк.

Сторм выпрямилась, почесала задумчиво подбородок и нахмурилась.

— Имеющаяся информация слишком скудна, — пожаловалась она. — Никто не считал эту станцию достаточно важной, чтобы проверить все тщательно. Нам не известно, что должно произойти здесь в этом году. Тем не менее, — продолжала она в раздумье, — разведкой точно установлено, что никакого широкого применения энергетических устройств в этой местности не было в течение всего тысячелетия. Это одна из причин, почему я предпочла отправиться так далеко в прошлое, вместо того чтобы выйти из коридора в более позднем времени, где Хранители тоже действуют. Я знаю, что Патруль здесь не появится. Поэтому я решила оставить коридор в первый год этих ворот; они будут функционировать в течение четверти века. И еще есть данные — отчет группы наблюдателей из Ирландии, где входы на сто лет не совпадают с датскими. Век спустя Авильдаро по-прежнему существует, ее положение даже укрепилось. — Сторм поправила рюкзак и зашагала вперед. — Так что бояться особо нечего. В худшем случае мы можем оказаться замешанными в стычке двух племен каменного века.

Локридж догнал ее и пошел рядом. Мили две они ступали среди колышущейся травы, мимо одиноких рощиц. Не считая редких деревьев-великанов, сохранившихся благодаря тому, что они считались священными, прибрежные лесочки состояли не из дубов, а из ясеней, вязов, сосен и особенно берез — этих очередных захватчиков, начавших завоевание Ютландии.

Тропинка обогнула такую группу деревьев, и неподалеку Локридж увидел стадо коз. Их пасли двое мальчишек лет десяти — обнаженные, загорелые, с копнами выгоревших волос. Один из них играл на костяной флейте, другой болтал ногами, сидя на ветке. Однако стоило им заметить путешественников, раздались крики. Первый мальчик бросился прочь по тропинке, второй взлетел на дерево и исчез в листве.

— Да, — кивнула Сторм, — у них есть основания опасаться. Прежде было не так.

Псевдопамять Локриджа хранила воспоминания о том, какой была жизнь племени Тенил Оругарэй: мир, гостеприимство, краткие периоды тяжелой работы, разделенные долгими спокойными промежутками, когда люди занимались изготовлением изделий из янтаря, музыкой, танцами, любовью, охотой, просто бездельничали. Между рыбацкими поселениями, разбросанными вдоль берега, существовало лишь самое дружеское соперничество, тем более что все жители были между собой в сложных родственных отношениях; торговые связи поддерживались только с фермерами, ведущими хозяйство внутри страны. Нет, эти люди не были слабыми. Они охотились на зубров, медведей и кабанов, заостренными кольями распахивали целину, перетаскивали на огромные расстояния каменные глыбы, чтобы строить свои дольмены и более современные усыпальницы еще большего размера. Они выживали в зимы, когда шторма осыпали их дождем и снегом и катили на них с запада воды самого моря; в лодках, обтянутых шкурами, они преследовали тюленей и морских свиней за пределами залива, еще не отрезанного в ту эпоху от моря; часто пересекали Северное море и вели торговлю в Англии или Фландалирии. Однако ничего похожего на войну эти люди не знали — даже убийство было чрезвычайной редкостью, — пока не появились воины на колесницах.

— Сторм, — медленно произнес Локридж, — ты основала культ Богини, чтобы вложить в головы людей идею мира?

— Богиня триедина: Дева, Мать и Царица Смерти. — Ее ноздри раздулись, голос звучал почти презрительно; Локридж был так потрясен, что с трудом расслышал остальное. — Жизнь имеет свою темную сторону. Как, по-твоему, все эти клубы, где пьют слабый чай и занимаются общественной работой, которые вы называете Протестантскими церквями, переживут то, что ожидает ваш век? В танце быка на Крите умершие считаются жертвоприношениями Высшим Силам. Мегалитические каменщики Дании — не здесь, где верования вросли в еще более древнюю культуру, а в других местах, — каждый год убивают и съедают человека. — Она заметила его потрясение, улыбнулась и похлопала его по руке. — Не принимай это так близко к серпу, Малькольм. Я была вынуждена пользоваться тем человеческим материалом, который был. А война за абстракции, вроде власти, грабежа, славы, Ей действительно чужда.

Он не мог возражать, когда она так разговаривала с ним, мог только соглашаться. Но за следующие полчаса он не произнес ни слова.

К тому времени они оказались среди полей. Окруженные изгородями из колючего кустарника, из темной земли только что начали пробиваться бледно-зеленые ростки пшеницы, ячменя, двузернянки. Засеяно было лишь несколько десятков акров — на общинных началах; так же содержались овцы, козы и свиньи (но не волы); женщин, обычно занятых прополкой, не было видно. Кроме этого поля в обе стороны расстилались ничем не огражденные пастбища. Впереди блестела гладкая поверхность Лимфьорда. Деревня была скрыта перелеском, но из-за деревьев поднимался дымок.

Оттуда выбежало несколько мужчин. Рослые и светловолосые, они были одеты так же, как Локридж; волосы у них были заплетены, бороды коротко обрезаны. Некоторые держали ярко раскрашенные плетеные щиты. Оружие их состояло из копий с кремневыми наконечниками, луков, кинжалов и пращей.

Сторм остановилась и подняла пустые ладони. Локридж сделал то же самое. Увидев этот жест и рассмотрев одежду пришельцев, деревенские заметно успокоились. Тем не менее, по мере приближения путников ими овладевала нерешительность; они двигались все медленнее, шаркая ногами и опустив глаза, и наконец остановились.

«Они не уверены, кто она или что собой представляет, — подумал Локридж, — но вокруг нее всегда есть это нечто».

— Всеми Ее именами, — сказала Сторм, — мы пришли как друзья.

Предводитель набрался смелости и подошел. Это был коренастый седой человек, обветренное лицо и сеть морщинок у глаз свидетельствовали о жизни, проведенной в море. На шее у него висело ожерелье, включавшее пару моржовых клыков, на широком запястье блестел браслет из выменянной меди.

— В таком случае, — прогремел его голос, — всеми Ее именами и моими — именем Эхегона, чья мать была Улару и который возглавляет совет, — добро пожаловать.

Этого было достаточно, чтобы Локридж, пользуясь своей новой, вложенной в его мозг памятью, попробовал произвести профессиональный анализ того, что было упомянуто. Имена были подлинные — они не держались в тайне из страха перед колдовством — и своим источником имели интерпретацию Мудрой Женщиной Авильдаро снов, которые видели молодые люди во время обрядов полового созревания. «Добро пожаловать» означало нечто более, чем простую формулу вежливости: личность гостя считалась священной, он мог просить чего угодно, кроме участия в особых клановых ритуалах. Разумеется, гость держался в рамках приличия хотя бы потому, что, вполне возможно, ему предстояло быть гостем снова.

Вместе с жителями деревни путешественники направились к берегу. Краем уха Локридж прислушивался к объяснениям Сторм. По ее словам, она и ее спутник прибыли с юга (далекого экзотического юга, откуда появлялись все чудеса, но о котором более проницательные люди были удивительно хорошо осведомлены), отстали от своих товарищей и хотели бы побыть в Авильдаро, пока не подвернется возможность вернуться домой. Сторм намекнула, что, устроившись, они будут рады сделать богатые подарки.

Рыбаки совершенно успокоились. Если это Богиня и ее слуга, путешествующие инкогнито, то, во всяком случае, они предпочитают вести себя как обычные люди. А их рассказы могут оживить не один вечер; жители окрестных селений будут приходить за много миль, чтобы послушать, посмотреть и рассказать у себя о том, какое высокое положение занимает Авильдаро; их присутствие, возможно, заставит ютоазов, чьих разведчиков недавно видели, держаться подальше. Вся компания вошла в деревню, громко и весело разговаривая.