Корабль смерти, Стальной человек и другие самые невероятные истории

Е…

Автомобили остановились, взвизгнув тормозами. Приглушенные проклятия забились в лобовые стекла. Прохожие шарахнулись в стороны — глаза широко распахнуты, рты удивленно растянуты заглавными буквами «О».

Громадная металлическая сфера появилась из ниоткуда прямо посреди перекрестка.

— Что? Что такое? — пробурчал регулировщик, покидая пределы своего бетонного островка.

— Святые небеса! — воскликнула секретарша, с разинутым ртом застывшая у окна третьего этажа. — Что это может быть?

— Выскочил прямо из воздуха! — выкрикнул вдруг какой-то старик. — Прямо из воздуха, клянусь!

Удивленные ахи. Все с колотящимися сердцами подались вперед.

Круглая дверь сферы открылась изнутри.

Наружу выпрыгнул человек. Он с интересом огляделся по сторонам. Внимательно посмотрел на людей. Люди внимательно посмотрели на него.

— В чем дело? — громогласно вступил регулировщик, вынимая бланки протокола. — Нарываетесь на неприятности?

Человек улыбнулся. Люди, стоявшие поближе к нему, услышали, как он сказал:

— Я профессор Роберт Уэйд. Прибыл к вам из тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.

— Может быть, может быть, — пробормотал полицейский. — Но прежде всего уберите отсюда эту штуковину.

— Но это невозможно, — ответил человек. — Во всяком случае, прямо сейчас.

Полицейский закусил нижнюю губу.

— Невозможно, как же, — с вызовом произнес он и подошел к металлическому шару. Толкнул его. Тот не шелохнулся. Пнул его. И взвыл от боли.

— Прошу вас, — произнес чужак, — Ничего хорошего из этого все равно не получится.

Рассерженный полицейский отодвинул дверь. Заглянул внутрь сферы.

И отшатнулся назад, вопль ужаса слетел с его побледневших губ.

— Что? Что это такое? — выкрикнул он, не веря своим глазам.

— А что случилось? — поинтересовался профессор.

На лице полицейского смешались потрясение и праведный гнев. У него стучали зубы. Он был вне себя.

— Если вы… — начал пришелец.

— Молчать, грязная скотина! — проревел полицейский.

Профессор с испугом отступил на шаг, лицо его вытянулось от изумления.

Полицейский сунул руки внутрь сферы и достал некие предметы.

Началось всеобщее смятение.

Женщины отворачивались с испуганным криком. Взрослые мужчины ахали и смотрели, замерев. Маленькие дети подглядывали исподтишка. Юные девицы падали в обморок.

Полицейский быстро спрятал предметы, завернув в китель. Поднял сверток дрожащей рукой. Потом с силой ударил профессора по плечу.

— Негодяй! — прорычал он. — Свинья!

— Вздернуть его! Вздернуть! — принялась скандировать группа выведенных из себя пожилых дам, колотя по мостовой своими тростями.

— Как не стыдно! — пробормотал священник, заливаясь багровым румянцем.

Профессора потащили по улице. Он возмущался и пытался вырываться. Крики толпы заглушали его голос. Ему грозили зонтиками, тростями, костылями и свернутыми в трубочку журналами.

— Скотина! — орали они, взмахивая жаждущими мести руками. — Наглый развратник!

— Какая мерзость!

Но в дальних закоулках, в венозных барах и бильярдных многие скрывали за злобными масками дикие фантазии. И новость распространилась повсеместно. Сдавленные смешки, гортанные и в высшей степени неприличные, слышались на городских улицах.

Профессора отправили в тюрьму.

Двое из полиции контроля были приставлены сторожить металлический шар. Они отгоняли от него всех любопытных. И кидали горящие взгляды внутрь сферы.

— Лежит прямо перед нами! — снова и снова повторял один из полицейских, взволнованно облизывая губы. — Надо же!

Верховный комиссар Каслмоулд рассматривал неприличные открытки, когда зажужжал видеотелефон.

Его цыплячьи плечики судорожно дернулись, вставные челюсти испуганно щелкнули друг о друга. Он спешно смел открытки в кучку и скинул их в ящик письменного стола.

Бросив последний жадный взгляд на картинки, он задвинул ящик, напустил выражение официальной сосредоточенности на худосочное лицо и передвинул рычажок.

На экране телесвязи появился капитан Рэнкер из полиции контроля, его жирная шея расплывалась над тугим воротничком.

— Господин верховный комиссар, — пропел капитан, все его черты просто сочились подобострастием. — Простите, что беспокою вас, отрывая от размышлений.

— Ладно, ладно, что там у вас? — резко спросил Каслмоулд, нетерпеливо ударяя ладонью по сверкающей поверхности письменного стола.

— У нас заключенный, — сказал капитан. — Утверждает, что путешествует во времени и прибыл из тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.

Капитан виновато скосил на что-то глаза.

— На что вы там смотрите? — заскрежетал комиссар.

Капитан Рэнкер сделал рукой успокаивающий жест. Затем, потянувшись под стол, он достал три предмета и водрузил их на регистрационный журнал, чтобы Каслмоулду было лучше видно.

Глаза Каслмоулда предприняли попытку выкатиться из орбит. Кадык дернулся.

— А-а-а! — завопил он. — Где вы это взяли!

— Это было у арестованного, — смущенно ответил Рэнкер.

Видавший виды комиссар пожирал предметы глазами. Оба они хранили изумленное молчание. Каслмоулд ощутил, как у него начинает кружиться голова. Он засопел, раздувая тонкие ноздри.

— Оставайтесь на месте! — выговорил он высоким скрежещущим голосом. — Я уже еду!

Он щелкнул рычажком, секунду подумал, щелкнул еще раз. Капитан Рэнкер резко отдернул руку от стола.

— И не прикасайтесь к этим штукам, — предупредил Каслмоулд, прищуриваясь. — Не трогайте их. Поняли?

Капитан Рэнкер тяжело глотнул.

— Да, сэр, — пробормотал он, густой румянец затопил его жирную шею.

Каслмоулд усмехнулся, снова переключая рычажок. После чего, сладострастно посмеиваясь, выскочил из-за стола.

— Ха-ха! — воскликнул он. — Ха-ха-ха-ха!

Он забегал по кабинету, потирая тощие ладошки. Он в восторге шаркал узкими черными ботинками по толстому ковру.

— Ха-ха! Ха-ха-ха-ха!

Он позвонил, чтобы подали его личный автомобиль.

Звук шагов. Дюжий охранник отпер дверь, отодвинул ее в сторону.

— Эй ты, вставай, — просипел он, презрительно кривя рот.

Профессор Уэйд встал и, сердито сверкая глазами на своего тюремщика, вышел в коридор.

— Направо, — приказал охранник.

Уэйд повернул направо. Они двинулись по коридору.

— Лучше бы я остался дома, — пробормотал Уэйд.

— Молчи, бесстыжая скотина!

— Сам заткнись! — вскипел Уэйд. — Вы тут, наверное, все рехнулись. Нашли немного…

— Молчать! — заревел охранник, торопливо оглядываясь по сторонам. Он передернулся, — Не смей даже произносить это грязное слово в моей чистенькой тюрьме.

Уэйд поднял полные мольбы глаза.

— Это уже слишком, — произнес он, — кроме того, вам все равно сейчас придется на это смотреть.

Его ввели в кабинет, на двери которого висела табличка: «Капитан Рэнкер, начальник полиции контроля».

Капитан спешно поднялся, когда Уэйд вошел. На столе лежали три предмета, стыдливо прикрытые белой тряпкой.

Какой-то иссохший пожилой человек в погребального вида униформе остался сидеть, у него было проницательное интеллигентное лицо.

Две руки одновременно махнули на стул.

— Сядьте, — приказал капитан.

— Сядьте, — приказал комиссар.

Начальник полиции извинился. Верховный комиссар хмыкнул.

— Сядьте, — повторил Каслмоулд.

— Вы хотите, чтобы я сел? — уточнил Уэйд.

Апоплексический румянец затопил и без того уже идущее пятнами лицо капитана Рэнкера.

— Сядь! — гаркнул он. — Когда господин верховный комиссар Каслмоулд говорит сесть, это значит — надо сесть!

Профессор Уэйд сел.

Оба чина не двигались, но будто кружили ястребами, предвкушающими скорую добычу. Профессор посмотрел на капитана Рэнкера.

— Может быть, вы объясните мне…

— Молчать! — отрезал Рэнкер.

Уэйд в раздражении стукнул по подлокотнику кресла.

— Да не буду я молчать! Меня уже тошнит от вашей идиотской болтовни. Вы заглянули в мою кабину для перемещения во времени, нашли эту ерунду и…

Он сдернул материю с того, что она прикрывала. Оба полицейских отскочили назад и ахнули, словно бы Уэйд сорвал одежду с их бабушек.

Уэйд вскочил, швырнув тряпку на стол.

— Ради господа, да что тут такого?! — возмутился он. — Это еда. Е-да. Немного еды!

Полицейские вздрагивали каждый раз, когда он произносил это слово, как будто бы стояли под порывами ураганного ветра.

— Захлопни свою грязную пасть! — произнес капитан придушенным, сиплым голосом. — Мы не желаем выслушивать твои оскорбления.

— Оскорбления! — воскликнул профессор Уэйд, широко раскрывая от недоверия рот и глаза. — Я правильно услышал?

Он схватил один из предметов.

— Это коробка с крекерами! — произнес он ошеломленно, — И вы уверяете меня, что это оскорбительно?

Капитан Рэнкер закрыл глаза, содрогаясь с головы до ног. Пожилой комиссар взял себя в руки и, поджав свои побелевшие губы, глядел на профессора маленькими хитрыми глазками.

Уэйд отшвырнул коробку. Пожилой полицейский побелел. Уэйд схватил два оставшихся предмета.

— Это банка консервированного мяса! — яростно выкрикнул он. — Фляга с кофе. Какое, черт побери, оскорбление заключается в мясе и кофе?

Мертвое молчание заполнило комнату, когда он завершил свою тираду.

Все трое глядели друг на друга. Рэнкер трясся как холодец, его лицо пылало в беспомощном смятении. Взгляд пожилого полицейского переходил с гневной физиономии Уэйда на предметы, поставленные обратно на стол. Он напряженно размышлял.

В конце концов Каслмоулд кивнул и многозначительно кашлянул.

— Капитан, — произнес он, — я хочу остаться с правонарушителем наедине. Я докопаюсь до сути этого преступления.

Капитан посмотрел на комиссара и кивнул своим гротескным черепом. Он молча поспешил выйти из кабинета. Они услышали, как он, громко сопя, неверной походкой удаляется по коридору.

— Итак, — произнес Каслмоулд, опускаясь в безразмерное кресло Рэнкера. — Просто скажите мне, как вас зовут.

Голос его сделался масляным. Он говорил полушутя.

Потом поднял двумя пальцами ткань и опустил ее на оскорбительные предметы с самообладанием кардинала, набрасывающего свою мантию на обнаженные плечи стриптизерши.

Уэйд со вздохом опустился в другое кресло.

— Сдаюсь, — сказал он. — Я прибыл из тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года в кабине для перемещения во времени. Я привез с собой немного… еды… на всякий пожарный случай. А потом все вы принялись кричать, будто бы я бесстыжий пес. Боюсь, я ничегошеньки не понимаю.

Каслмоулд сложил руки на впалой груди и медленно кивнул.

— Ммм. Что ж, молодой человек, я вам верю, — сказал он. — Такое возможно. Я допускаю подобную вероятность. Историки рассказывают нам о таких периодах, когда, гм… средства жизнеобеспечения принимались орально.

— Я рад, что хоть кто-то понимает, — сказал Уэйд. — Но мне бы хотелось, чтобы вы разъяснили мне здешнюю ситуацию с едой.

Верховный комиссар чуть вздрогнул при этом слове. Уэйд снова посмотрел озадаченно.

— Неужели возможно, — произнес он, — чтобы слово… «еда»… сделалось неприличным?

При повторе этого слова в мозгу Каслмоулда как будто что-то щелкнуло. Он подался вперед и с горящим взором приподнял кусок ткани. Он, кажется, упивался видом фляжки, коробки, жестяной банки. Язык облизывал пересохшие губы. Уэйд смотрел во все глаза. В нем поднималось чувство, близкое к омерзению.

Пожилой человек провел дрожащей рукой по коробке с печеньем, словно это была ножка танцовщицы. Воздух клокотал в его легких.

— Еда. — Он выдохнул слово с плохо скрытым сладострастием.

После чего поспешно накинул тряпку обратно, очевидно пресытившись сводящим с ума зрелищем. Блестящие старческие глаза уставились в глаза профессора Уэйда. Уэйд осторожно втянул в себя воздух.

— Е… ладно, — произнес он.

Уэйд откинулся на спинку кресла, начиная ощущать, как жар смущения заливает все тело. Он помотал головой и поморщился при этой мысли.

— Поразительно, — пробормотал он.

Он опустил голову, чтобы укрыться от взгляда пожилого полицейского. Затем, подняв глаза, он увидел, что Каслмоулд снова подглядывает под покрывало с волнением подростка, впервые попавшего в стрип-бар.

— Господин комиссар.

Похожий на крысу старик дернулся в кресле, углы рта растянулись, от испуга он с шумом втянул в себя воздух. Он силился взять себя в руки.

— Да, да, — произнес он, с трудом сглатывая комок в горле.

Уэйд поднялся. Он снял тряпку и расстелил на столе. Потом сложил предметы посередине и завязал углы. Пододвинул узелок к себе.

— Я не хочу осквернять ваше общество, — сказал он. — Будем считать, что я уже узнал о вашей эпохе все, что хотел, и теперь я отправляюсь обратно и забираю свою… забираю это с собой.

Страх исказил худое лицо комиссара.

— Нет! — выкрикнул Каслмоулд.

Уэйд посмотрел на него с подозрением. Верховный комиссар взял себя в руки.

— Я хочу сказать, — зарделся он, — нет нужды уезжать так быстро. В конечном счете…

Он взмахнул худосочными руками в непривычном жесте.

— Будьте моим гостем. Давайте пойдем ко мне и…

Он шумно откашлялся. Встал и поспешно обошел вокруг стола. Похлопал Уэйда по плечу, и его рот растянулся в ухмылку гостеприимного шакала.

— Вы сможете почерпнуть всю необходимую информацию из моей библиотеки, — сказал он.

Уэйд ничего не отвечал. Пожилой полицейский виновато огляделся.

— Но только… э-э… не стоит оставлять здесь этот узелок, — сказал он, — Лучше забрать его с собой.

Он заговорщически захихикал. Уэйд глядел с еще большим подозрением. Каслмоулд заговорил жестче.

— Не хотел об этом говорить, — произнес он, — но нижним чинам доверять нельзя. Все отделение могут охватить беспорядки. Вот из-за этого, как вы понимаете.

Он подчеркнуто беспечно взглянул на узелок. Он втянул в плечи тощую шею, выказывая искреннюю озабоченность.

— Никогда не знаешь, что может произойти, — продолжал он. — У некоторых людей нет никаких принципов, знаете ли.

Он произнес это так, словно подобная чудовищная мысль только сию секунду непрошено явилась в его незамутненный разум.

Он двинулся к двери, избегая дискуссии. Взявшись за ручку, развернулся.

— Подождите здесь, — велел он, — я подпишу ваше освобождение.

— Но…

— Не стоит благодарности, — произнес Каслмоулд, поспешно выскакивая в коридор.

Профессор Уэйд покачал головой. Затем сунул руку в карман пальто и вынул плитку шоколада.

— Лучше как следует припрятать ее, — сказал он самому себе, — а не то меня отправят на костер.

Когда они вошли в прихожую его дома, Каслмоулд произнес:

— Давайте я возьму сверток. Положим его ко мне в стол.

— Мне кажется, не стоит, — возразил Уэйд, удерживаясь от желания громко рассмеяться прямо в горящее страстью лицо верховного комиссара. — Это может оказаться слишком сильным… искушением.

— Для кого, для меня? — воскликнул Каслмоулд. — Ха-ха, как смешно.

Он стоял, держась за сверток профессора, губы его оскорбленно надулись.

— Вот что я вам предлагаю. — Он с жаром принялся торговаться. — Мы идем ко мне в кабинет, и я сторожу ваш сверток, пока вы делаете выписки из моих книг. Как насчет такого уговора?

Уэйд прошел вслед за прихрамывающим полицейским в кабинет с высоким потолком. Все происходящее по-прежнему казалось ему абсурдом. Еда. Он мысленно попробовал слово на вкус. Самое обычное, безобидное слово. Однако, как и любое другое слово, оно приобретает именно то значение, какое в него вкладывают люди.

Он заметил, как перевитые венами руки Каслмоулда ласкают узелок, заметил его бегающий взгляд и алчное выражение, исказившее это старческое лицо. Он задумался, можно ли оставить… Улыбнулся собственным сомнениям. Вот, уже и его проняло.

Они пошли по широкому ковру.

— У меня лучшее собрание книг в городе, — похвастался комиссар. — Полное.

Он подмигнул пронизанным красными жилками глазом.

— Не вычищенная цензурой, — пообещал он.

— Чудесно, — отозвался Уэйд.

Он стоял перед стеллажами, пробегая глазами по корешкам книг, которые протянулись параллельными рядами через все стены комнаты.

— А есть у вас… — начал он, оборачиваясь.

Верховный комиссар отошел от него и теперь сидел за письменным столом. Он развязал узелок и глядел на жестянку с тушенкой со сладострастием скряги, считающего свои золотые.

Уэйд громко окликнул его:

— Господин комиссар!

Старик нервно дернулся и уронил банку на пол. Он сейчас же исчез под столом и появился из-под него мгновением позже, полный смущения и досады, причем крепко сжимал жестянку обеими руками.

— Да? — учтиво откликнулся он.

Уэйд спешно отвернулся, его плечи тряслись от жестоко подавленного смеха.

— А есть у вас… исторические труды? — Голос у него срывался.

— Да, сэр! — выпалил Каслмоулд, — Лучшие книги по истории в городе!

Его черные ботинки проскрипели по полу. С полки, покрытой толстым слоем пыли, он снял увесистый том.

— Сам читал на днях, — произнес он, передавая книгу профессору Уэйду.

Уэйд кивнул, сдувая с книги облако пыли.

— Так вот, — продолжил Каслмоулд. — Вы устраивайтесь прямо здесь. — Он похлопал по кожаной спинке кресла, — А я принесу вам письменные принадлежности.

Уэйд наблюдал за тем, как он спешно отходит к письменному столу и выдвигает верхний ящик. Можно было бы оставить старому дураку еду, подумал он, когда Каслмоулд вернулся с толстой стопкой дорогой бумаги. Сначала Уэйд собирался сказать, что у него есть блокнот, но потом передумал, решив, что неплохо было бы заполучить образчик бумаги из будущего.

— Так вы сидите здесь и записывайте все, что сочтете нужным, — сказал Каслмоулд, — и не беспокойтесь о вашей е… ни о чем не беспокойтесь.

Он слишком поздно исправился.

— А вы куда?

— Никуда! Никуда! — горячо заверил комиссар. — Останусь здесь. Покараулю…

Его кадык опустился, когда он снова взглянул на предметы на столе, а его голос сорвался от всепоглощающей страсти.

Уэйд опустился в кресло и открыл книгу. Снова поднял глаза на пожилого полицейского.

Каслмоулд тряс фляжку с кофе и прислушивался к бульканью. Его морщинистое лицо превратилось в лицо умственно недоразвитого, которого полностью захватил мыслительный процесс.

Уэйд оторвался от чтения текста, печально качая головой.

Он посмотрел на верховного комиссара. Каслмоулд откинулся на спинку кресла, задумчиво подбрасывая коробку с крекерами.

Уэйд вернулся к чтению и спешно дочитал раздел. Посмотрел на часы. Ему пора возвращаться. Он дописал свои заметки и закрыл книгу. Поднявшись, он задвинул том на место и подошел к письменному столу.

— Мне уже пора обратно, — сказал он.

Губы Каслмоулда задрожали и растянулись, демонстрируя фарфоровые челюсти.

— Так скоро? — спросил он, что-то очень похожее на угрозу прозвучало в его тоне.

Он обшаривал взглядом комнату, высматривая что-то.

— Ага! — воскликнул он.

Осторожно отставил от себя коробку с печеньем и встал.

— Как насчет уколоться? — спросил он. — Совсем по чуть-чуть, на посошок?

— Насчет чего?

— Уколоться по-быстрому.

Уэйд ощутил, как комиссар взял его за руку. Его повели обратно к креслу.

— Не стесняйтесь, — сказал Каслмоулд, странным образом развеселившись.

Уэйд сел. «Ничего страшного, — подумал он, — Я оставлю ему еду. Это его успокоит».

Старик выкатил из угла комнаты громоздкий, похожий на тележку столик. Сверху была заполненная регулировочными ручками панель, из которой торчали многочисленные блестящие усики, каждый свисал вниз и заканчивался толстой иглой.

— Это всего лишь наш способ… — комиссар огляделся по сторонам, словно торговец неприличными открытками, — выпивать, — завершил он тихонько.

Уэйд наблюдал, как он берет один из усиков.

— Дайте-ка мне вашу руку, — сказал комиссар.

— Это больно?

— Совсем нет, нисколько, — заверил старик. — Вам нечего бояться.

Он крепко ухватил Уэйда за кисть и воткнул иголку ему в ладонь. Уэйд охнул. Но боль прошла почти сразу.

— Может быть… — начал Уэйд. И тут ощутил, как по венам растекся поток жидкости, успокаивающей и заставляющей мышцы расслабляться.

— Ну, разве это плохо? — поинтересовался верховный комиссар.

— Значит, так вы пьете?

Каслмоулд сунул иголку в собственную ладонь.

— Не у каждого имеется подобный изысканный набор, — с гордостью сообщил он. — Этот венозный столик мне преподнес в дар правитель штата. В награду за службу, между прочим, за поимку печально известной Том-банды.

Уэйд ощущал, как проваливается в приятную дремоту. Еще минутку, думал он, и я пойду.

— Том-банда? — переспросил он.

Каслмоулд присел на краешек соседнего кресла.

— Это сокращение — от Томатной банды. Группа злостных преступников пыталась выращивать… помидоры. В больших количествах!

— Кошмар, — отозвался Уэйд.

— Чертовски серьезное дело.

— Серьезное. Кажется, мне уже хватит.

— Попробуйте немного по-другому, — сказал Каслмоулд, поднимаясь и подкручивая ручки.

— С меня уже хватит, — повторил Уэйд.

— А если так? — спросил Каслмоулд.

Уэйд заморгал и помотал головой, чтобы в мозгу прояснилось.

— Мне уже достаточно, — сказал он. — Голова кружится.

— А вот так? — спросил Каслмоулд.

Уэйд ощутил, что становится все теплее. Казалось, по венам струится огонь. Голова шла кругом.

— Не надо больше! — сказал он, пытаясь встать.

— А так? — спрашивал Каслмоулд, вынимая иглу из своей ладони.

— Хватит! — закричал Уэйд.

Он протянул руку, чтобы вырвать иголку из ладони. Рука онемела. Он упал обратно на спинку кресла.

— Выключите это, — слабо проговорил он.

— А если вот так? — воскликнул Каслмоулд, и Уэйд застонал, когда струя огня пронеслась по всему телу. Жар прорывался и охватывал все его органы.

Он попытался сдвинуться с места. И не смог. Он застыл в алкогольной коме, когда Каслмоулд перевел наконец все регуляторы на нулевую отметку. Уэйд обмяк в кресле, сверкающие усики все еще тянулись к его ладони. Глаза его были полузакрыты. Взгляд одурманенный и остекленевший.

Звук. Его оцепеневший разум пытался определить его источник. Он заморгал. Ощущение было такое, словно мозг зажали в раскаленных добела тисках. Он открыл глаза. Комнату затягивала мутная дымка. Книжные полки набегали друг на друга, корешки переплетов стекали водными потоками. Он помотал головой. Ему показалось, что мозги в черепной коробке затряслись.

Туман в голове начал сходить слой за слоем, словно вуали, сбрасываемые танцовщицей.

Он увидел за письменным столом Каслмоулда.

Тот ел.

Каслмоулд наклонился над столом, лицо его сделалось багрово-красным, словно он отправлял какой-то безумный плотский обряд. Его взгляд приклеился к еде, разложенной на ткани. Он был сам не свой. Фляжка стучала о зубы. Он держал ее переплетенными пальцами обеих рук, тело подрагивало, пока поток холодной жидкости стекал в горло. Его губы причмокивали в экстазе.

Он отрезал очередной кусочек консервированного мяса и положил его между двумя крекерами.

Трясущаяся рука поднесла сэндвич к влажному рту. Он вгрызся в хрустящую поверхность и громко зажевал, его глаза превратились от возбуждения в светящиеся сферы.

Лицо Уэйда передернулось от отвращения. Он сидел, не сводя глаз со старика. Каслмоулд ел, глядя на открытки. Он смотрел на них, деловито работая челюстями. Глаза сияли. Он посмотрел на то, что ест, затем посмотрел на открытки и снова принялся жевать.

Уэйд попытался пошевелить руками. Они полностью одеревенели. Он не сдавался, и ему удалось вскользь провести одной рукой подругой. Он выдернул иголку, резкий выдох вылетел изо рта. Верховный комиссар не услышал. Он был далеко отсюда, полностью отдавшийся оргии чревоугодия.

В качестве эксперимента Уэйд пошевелил ногами. Они показались ему чужими. Он понял, что если встанет, то тут же упадет ничком.

Он впился ногтями в ладони. Сначала он ничего не почувствовал. Потом ощущения начали медленно восстанавливаться и наконец ворвались в сознание, разогнав остатки тумана.

Он не сводил глаз с Каслмоулда. Старика била дрожь, пока он жевал, лаская во рту каждый кусочек. Уэйд подумал, что он попросту занимается любовью с коробкой печенья.

Он боролся, силясь прийти в себя. Ему пора возвращаться домой.

Каслмоулд съел все крекеры. Теперь он собирал со дна оставшиеся крошки. Он собирал их, послюнив палец, и отправлял в рот. Удостоверился, что в жестянке не осталось ни кусочка мяса. Перевернул кверху дном фляжку, осушая ее. Практически пустая, она зависла над его разинутым ртом. Последние капли упали — кап-кап — в пещеру с белоснежными сталактитами, покатились по языку в горло.

Он вздохнул и отставил флягу. Снова посмотрел на свои картинки, грудь его тяжело вздымалась. Затем он пьяным жестом отодвинул от себя открытки и откинулся на спинку кресла. В сонном отупении он смотрел на стол, на пустую коробку, банку и фляжку. Провел двумя вялыми пальцами по губам.

Спустя несколько минут его голова упала на грудь. Громогласный храп разнесся по комнате.

Пиршество закончилось.

Уэйд с усилием поднялся. Заковылял через комнату. Ему в лицо чуть было не кинулся пол. Он подбежал к письменному столу и вцепился в него, борясь с головокружением. Старик так и не проснулся.

Уэйд обошел вокруг стола, навалившись грудью на столешницу. Комната все еще вертелась перед глазами.

Уэйд встал за креслом Каслмоулда, глядя на остатки вакханалии. Он прерывисто вдохнул, вцепился в кресло и закрыл глаза, дожидаясь, пока приступ пройдет. Затем он снова посмотрел на стол. Он заметил открытки. Выражение недоверчивого изумления появилось у него на лице.

На них были изображения еды.

Кочан капусты, жареная индейка. На некоторых из них полуобнаженные женщины держали вялые листья салата, тощие помидорчики, высохшие апельсины, держали их в руках, бесстыдно предлагая зрителю.

— Господи, я хочу домой, — пробормотал он.

Он был уже на полдороге к двери, когда его осенило, что он понятия не имеет, где находится его кабина. Он стоял, покачиваясь над потертым ковром и прислушиваясь к звучному храпу Каслмоулда.

Потом он пошатнулся назад и присел сбоку у письменного стола. Он не сводил глаз с разинувшего во сне рот комиссара, осторожно выдвигая из стола ящики.

В нижнем ящике он нашел то, что искал, — странную, похожую на оружие трубку. Он взял ее.

— Вставайте, — прокричал он сердито, хлопая Каслмоулда по щекам.

— А-а-а! — закричал тот, вздрагивая. Подскочив, он ударился грудью о край стола и упал обратно в кресло.

— Вставайте! — приказал Уэйд.

Смущенный Каслмоулд поднял на него глаза. Он попытался улыбнуться, и крошка упала с его губы.

— Но послушайте, молодой человек!

— Молчите. Вы отведете меня к моей кабине.

— Нет, подождите мину…

— Сейчас же!

— Не играйте с этой штукой, — предостерег Каслмоулд. — Она опасна.

— Надеюсь, она очень опасна, — согласился Уэйд. — А теперь вставайте и ведите меня к машине времени.

Каслмоулд поспешно вскочил на ноги.

— Молодой человек, это…

— Молчать, старый козел. Вам остается отвести меня к машине и надеяться, что я не нажму на эту кнопку.

— Господи, только не это!

Верховный комиссар неожиданно остановился на полпути к двери. Он сморщился и согнулся пополам, потому что его желудок начал протестовать против насилия над собой.

— О! Это еда! — пробормотал он несчастным голосом.

— Надеюсь, живот у вас будет болеть еще лет сто, — сказал Уэйд, подталкивая его. — Вы этого заслуживаете.

Старик вцепился руками в живот.

— О-о-о, — стонал он. — Не трясите меня.

Они вышли в прихожую. Каслмоулд привалился к двери уборной. Зацарапал по ней.

— Я умираю! — сообщил он.

— Идем! — приказал Уэйд.

Каслмоулд, не обращая на него внимания, распахнул дверь и кинулся в недра уборной. Там, в удушливой темноте, его сильно стошнило.

Уэйд в отвращении отвернулся.

Наконец старик выбрался наружу, лицо у него побелело и осунулось. Он закрыл дверь и снова привалился к ней.

— О, — слабо простонал он.

— Вы это заслужили, — сказал Уэйд. — Более чем.

— Не говорите ничего, — взмолился комиссар. — Я могу умереть прямо сейчас.

— Пошли, — сказал Уэйд.

Они сидели в машине. Оправившийся комиссар был за рулем. Уэйд сидел на другом конце широкого переднего сидения, держа оружие на уровне груди Каслмоулда.

— Я прошу прошения за… — начал верховный комиссар.

— Поехали.

— Что ж, я не хотел показаться негостеприимным.

— Замолчите.

Лицо старика напряглось.

— Молодой человек, — заговорил он вкрадчиво, — не хотели ли бы вы заработать денег?

Уэйд знал, что ему сейчас предложат, но все равно спросил:

— Каким образом?

— Очень просто.

— Доставлять вам еду, — завершил вместо него Уэйд.

Лицо Каслмоулда скривилось.

— Да, — захныкал он, — а что в этом плохого?

— И вы еще имеете наглость задавать мне подобный вопрос, — удивился Уэйд.

— Но послушайте, молодой человек. Сынок.

— О господи, только этого не хватало, — произнес Уэйд, передергивая от отвращения плечами. — Вспомните о своей уборной и замолчите уже.

— Так вот, сынок, — настаивал верховный комиссар, — это только потому, что у меня нет привычки. Зато теперь у меня… — Лицо его вдруг прояснилось и сделалось злым, — У меня появился вкус к еде.

— Так забудьте о нем, — сказал Уэйд, ни на секунду не сводя глаз со старика.

Комиссар, казалось, впал в отчаяние. Его тощие пальцы впились в руль. Левая нога непроизвольно постукивала по полу салона.

— Может, передумаете? — спросил он с угрозой в голосе.

— Вам еще повезло, что я вас не пристрелил.

Каслмоулд больше ничего не сказал. Он следил за дорогой прищуренным взглядом, просчитывая варианты.

Машина с шуршаньем подъехала к кабине и остановилась.

— Скажите часовым, что хотите осмотреть машину времени, — велел ему Уэйд.

— А если не скажу?

— Тогда что бы ни вылетело из этой трубки, оно попадет прямо вам в живот.

Каслмоулд сумел выдавить из себя короткую улыбку, когда к ним подошли часовые.

— В чем дело… о, господин верховный комиссар! — произнес один полицейский, спешно переходя с грубого регистра на подобострастный. — Чем можем вам помочь?

Он отдал честь, улыбаясь едва ли не до ушей.

— Хотел взглянуть на эту… штуковину, — ответил Каслмоулд. — Надо кое-что проверить.

— Да, сэр, — отозвался полицейский.

— Трубка будет у меня в кармане, — негромко предостерег Уэйд.

Открыв дверь, комиссар ничего не сказал. Они вдвоем подошли к кабине. После чего Каслмоулд громко произнес:

— Я войду первым. Там может быть опасно.

Полицейские одобрительно замычали при виде такой храбрости. Уэйд сжал рот. Он сдержался, представив, каким добрым пинком чуть позже выставит старика на улицу.

Суставы комиссара заскрипели, когда он энергично взялся обеими руками за поручни. Он подтянулся наверх, сдавленно застонав. Уэйд подсадил его и порадовался тому звуку, с каким престарелый комиссар врезался головой в стальную переборку.

Он поднял свободную руку. Однако он не сможет подтянуться на одной руке. Чтобы подняться в кабину, нужны обе. Он схватился за поручни и быстро взлетел в дверной проем.

В тот момент, когда Уэйд показался в двери, Каслмоулд сунул руку в карман Уэйда и выхватил оружие.

— Ага! — Его высокий пронзительный крик отдался дрожащим эхом в маленькой сфере.

Уэйд вжался в переборку. Он почти ничего не видел в полумраке.

— И что вы собираетесь делать дальше? — спросил он.

Сверкнули фарфоровые зубы.

— Вы отвезете меня в прошлое, — сказал Каслмоулд. — Я отправляюсь с вами.

— Здесь место только для одного.

— Значит, это буду я.

— Вы не сможете управлять.

— Вы мне объясните, — отрезал Каслмоулд.

— Или что?

— Или я спалю вас.

Уэйд напрягся.

— А если я вам объясню? — спросил он.

— Вы останетесь ждать здесь, пока я не вернусь.

— Я вам не верю.

— Вам придется поверить, молодой человек, — захихикал верховный комиссар, — А теперь расскажите мне, как это работает.

Уэйд протянул руку к карману.

— Без глупостей! — предупредил Каслмоулд.

— Так вы хотите, чтобы я отдал вам инструкцию, или нет?

— Ладно. Но без глупостей. Инструкция, говорите?

— Только вы в ней не поймете ни слова, — Уэйд засунул руку в карман.

— Что там у вас? — спросил Каслмоулд, — Это же не бумага.

— Плитка шоколада. — Уэйд выдохнул эти слова. — Толстая, сладкая, сливочная, вкуснейшая плитка шоколада.

— Дайте мне!

— Вот. Возьмите.

Комиссар потянулся к шоколадке. От его движения дуло оружия опустилось в пол. И когда он сделал шаг вперед, Уэйд схватил старика за воротник и штаны. Он вышвырнул господина верховного комиссара Каслмоулда через дверь, и тот растянулся на тротуаре.

Послышались крики. Полицейские были в ужасе. Уэйд выкинул ему вслед плитку шоколада.

— Бесстыжий пес! — проревел он, заходясь от смеха, когда шоколадка отскочила от шишковатой головы Каслмоулда.

После чего Уэйд задвинул дверь на место и принялся крутить кран, пока не задраил ее наглухо. Он переставил рычаги и пристегнулся ремнями, все еще посмеиваясь при мысли о том, как комиссар будет выкручиваться, чтобы заполучить шоколадку в личное пользование.

А в следующий момент перекресток был уже пуст, если не считать нескольких завитков едкого дыма. В мертвой тишине раздавался только один звук.

Жалобный вой голодного старика.

Кабина для перемещения во времени, дернувшись, остановилась. Дверь открылась, и Уэйд выпрыгнул наружу. Его окружили коллеги и студенты, которые все прибывали, вбегая из комнаты управления.

— Ого! — сказал один из его друзей, — У тебя получилось!

— Ну конечно, — подтвердил Уэйд, гордясь собственной выдержкой.

— Такое дело надо отметить, — продолжал друг. — Я сегодня же вечером отвезу тебя в ресторан и закажу самый большой бифштекс, какой ты когда-либо ел… эй, что с тобой?

Профессор Уэйд густо покраснел.