Конкуренты

— Ладно, — кивнул Бобров. — Спасибо. Разберемся.

Пока Бобров с компанией бродил по поместью, изыскивая резервы и попутно наслаждаясь ощущением твердой почвы под ногами, Златка решила обойти усадьбу, чтобы освежить в памяти и саму усадьбу и ее обитателей. Дригиса как верная подруга и к тому же официальный начальник Счетной палаты решила ее сопровождать. На кухню девчонки сразу же решили не заглядывать. Пространство кухни и прилегающих к ней кладовок, холодильников, погребов и других вспомогательных помещений было экстерриториально и Златка могла появиться там только как просительница или вместе с Бобровым в качестве его жены. На кухне заправляла Ефимия. Она была тираном этого мира. Ей подчинялись повара, поварята, кухонные рабочие, подавальщицы и другие — всего тридцать пять человек. Целая маленькая армия. И Ефимия была ее полководцем. И приказать ей что-либо могтолько верховный главнокомандующий — Бобров.

Златка Ефимию уважала. Ефимия Златку терпела. Дригису она тоже терпела, но уже меньше. Поэтому подруги на кухню не пошли. Волоча за собой хвост из горничных и мажордома, они начали обход главного дома с самого верхнего, третьего этажа.

Третий этаж был одним из самых запутанных. На него вело две лестницы и с него же две вели на чердак. А еще там находились гостевые комнаты в количестве четырех штук, две ванные и два туалета. Но кроме того, там находилась комната для хранения уборочного инвентаря в виде ведер, швабр, веников и прочих совков, а также две комнаты непонятного назначения, которые в плане у Златки значились резервными.

В эти помещения, понятное дело, никто не лез, ну, кроме кладовки, естественно. Поэтому решили начать с гостевых комнат. Горничные, отвечавшие за чистоту на этаже, заранее напряглись. Златка слыла девушкой справедливой, но кроме всего прочего, она была хозяйкой и надежды на нее Боброва старалась оправдать. Дверь в первую комнату открыли и, войдя туда всей оравой из семи человек, обнаружили в постели спящую девушку.

Златка бросила взгляд на горничных. Те синхронно пожали плечами. А мажордом даже ладонь перед собой выставил жестом отрицания. Никто ж не знал, что это Петрович привел сюда после процедур девочку Апи, велел располагаться, а Боброву сказать забыл. Златка протянула руку и легонько потрясла спящую за плечо.

— Проснись, красавица, — тихо сказала она.

Девушка медленно открыла глаза, увидела склонившуюся Златку и улыбнулась. И Златка тоже улыбнулась ей и повторила:

— Просыпайся, красавица. Уже день на дворе.

Она повернулась, чтобы сказать горничным, что эту комнату надо будет пропустить, но тут как раз вперед вышел мажордом, желая объяснить Златке присутствие в комнате неучтенной девушки. А надо сказать, что был мажордом далеко не красавцем и выглядел истинным мифическим сатиром, при этом, будучи спокойным, добрым и умным (Ломброзо в этом случае пролетал как фанера).

Однако, реакция девчонки на появление нового действующего лица удивила и переполошила всех присутствующих. Глаза ее стали стремительно расширяться пока не заняли собой половину лица. Затем она нырнула с головой под покрывало и тоненько заверещала оттуда:

— Нет! Нет! Не надо!

И Златка и горничные и сам мажордом замерли от неожиданности, а девчонка, выглянув из-под покрывала одним глазом и увидев, что никто никуда не делся, вдруг спрыгнула с кровати, и бросилась в дальний угол где и сжалась на полу, закрывшись руками. Она была абсолютно голая и ее била крупная дрожь. При этом девчонка повторяла как заведенная:

— Нет! Нет! Не надо!

Златка бросилась к ней, дав отмашку остальным, мол, убирайтесь. Горничные и мажордом, толкаясь в дверях, вылетели в коридор. В комнате осталась только Дригиса.

— Дри! — крикнула Златка. — Давай быстро за Петровичем!

Дригиса пулей вылетела за порог. Запыхавшийся Петрович появился через пять минут. Из-за его плеча выглядывала изнывающая от любопытства Дригиса. Петрович осторожно подошел к сжавшейся в углу девчонке. Ата даже глаза закрыла.

— Апи, ну это же я, Петрович.

Девчонка только крупно дрожала и закрывалась руками. Петрович сказал:

— Ничего не могу поделать. Это безнадежно, Злата. Выйдем-ка в коридор.

В коридоре Петрович сказал Злате:

— Я уже Боброву все объяснил, ну и тебе скажу. Девчонку многократно зверски изнасиловали. Я думаю, ее специально купили для команды корабля, чтобы те в рейсе не скучали. Вот и добились своего. Сколько времени они над ней издевались — я так и не понял. Но, похоже, не менее двух суток. Как она выжила вообще непонятно. Просто повезло девчонке, — Петрович заглянул в приоткрытую дверь. — Даже не знаю, когда она теперь в себя придет. Но от мужчин ее лучше держать подальше.

— Да-а, — сказала Златка Дригисе. — Задачка. Как же ее вписать в наше общество, когда кругом сплошные мужики.

Вот когда Златка пожалела, что рядом нет Боброва, который, она надеялась, сразу бы разрулил ситуацию.

— Ладно, — сказала она Дригисе. — Пойдем. Дело нам в любом случае закончить надо. А мужчины к обеду вернутся — у них спросим, как быть.

— А что с девочкой? — Дригиса указала на дверь.

— Мина, — вместо ответа Златка позвала одну из горничных. — Побудь здесь с девочкой, пока Бобров не появится. Хорошо?

Обход всего дома занял у девчонок почти три часа. Златка скрупулезно влезала во все помещения. Значения некоторых не знал и мажордом, отчего страшно смущался. Архитектор, строивший дворец, похоже, порой, и сам не знал предназначения отдельных выгородок, которые, порой, возникали так естественно. Горничные же моментом приспособили бесхозные вроде помещения под свои нужды. Златка только головой качала в ответ на путаные объяснения. И иногда оставляла все как есть, а иногда требовала освободить помещение, и тогда мажордом вносил его в свой реестр, чтобы потом (когда-нибудь) отвести помещению новую роль. Если конечно, хозяйка не забудет.

Обед пришлось сдвинуть, потому что вовремя никто не явился, за исключением Евстафия, у которого всегда был порядок, и он все время знал, где и что лежит. Евстафий покрутился по триклинию, но тут явилась Ефимия и, махнув полотенцем, изгнала его.

Бобров с компанией явился после полудня на дяди Васином плавсредстве пополам с овощами. Златка как раз закончила лазить по подвалам и стряхивала с себя паутину и пыль. В целом она была осмотром удовлетворена, но для порядка устроила мажордому разнос, который тот принял с достоинством, так как прекрасно Златку понимал.

Вован, пропадавший полдня на корабле и там же принимавший доклады оказавшихся в этот день в бухте капитанов, тоже пришел к обеду попозже. И надо же было такому случиться, что начало обеда совпало с визитом в усадьбу целой делегации купцов из города. Делегация состояла из трех человек, и Евстафий не счел нужным мурыжить их на входе. Как только с вышки поступил доклад, что от города едет повозка, в которой кроме возницы сидят трое купеческой наружности, сразу была дана команда «пропустить», а часовой у ворот даже отсалютовал копьем.

Один из купцов был в усадьбе первый раз и все крутил головой по сторонам и изводил попутчиков вопросами. Те отвечали охотно, немного гордясь пусть и мнимой, но причастностью к чудесам поместья.

Посмотреть, конечно, новому человеку было на что. Во-первых, сама усадьба практически не походила на традиционную греческую, а была какой-то смесью странных стилей, хотя, конечно, глухая наружная стена дома чем-то напоминала, но глухой она была только до второго этажа. А дальше шли затейливые окна. Темные, но странно поблескивающие на солнце. На углу дома поднималась еще на один этаж восьмиугольная башенка. Ее коническая крыша была приподнята, оставляя между своим краем и парапетом зазор в половину человеческого роста. Во-вторых, усадьбу окружала серьезная стена с башенками по углам и над воротами. К стене примыкало по всему периметру одноэтажное здание со слегка скошенной крышей, встав на которую человек оказывался по пояс над кромкой стены. Скорее всего, это было сделано в оборонительных целях.

Спутники с трудом вернули засмотревшегося купца к действительности. И вовремя. Из дверей, ведущих, похоже, в главную часть дома, потому что они были высокими, двойными и резными, вышел осанистый мужчина с длинным жезлом, увенчанным шаром. Широким жестом он пригласил купцов в предупредительно открытую перед ними дверь.

— Ну надо же, — сказал Серега и в голосе его прозвучала досада. — И прямо к обеду.

Купцов пригласили за стол, и они не стали отказываться. Попасть за стол к Боброву мечтали многие в городе, но не многим это удавалось. Гостей поразило присутствие за столом женщин. Застолье на симпосион явно не тянуло, а женщины точно не были гетерами. И они совершенно свободно общались с сидящими и с самим Бобровым, который сидел посередине длинной стороны стола, имея по правую руку девушку совершенно изумительной красоты, так не похожую на чопорных представительниц правящего класса. И девушка, хмуря темные брови, что-то ему сосредоточенно доказывала, а Бобров кивал с задумчивым видом. Общались они на неизвестном языке и, по-видимому, прекрасно понимали друг друга.

Наконец дверь в триклиний открылась, и две девушки в коротких красных хитонах вкатили низкий столик на колесиках. На столике исходила паром закрытая крышкой большая кастрюля (это купцы потом узнали), рядом стояло широкое блюдо с аккуратно нарезанным хлебом и как дополнение, красовался небольшой кувшинчик, возле которого лежали вложенные один в другой маленькие стопочки (еще одно незнакомое слово). Девушки пошли вдоль стола. Одна наливала черпаком в плоские сосуды, стоящие перед каждым, какое-то варево, а вторая в это время брала стопочку, наполняла ее из кувшинчика и ставила рядом. Причем, женщинам наливали по полстопочки.

— Ну, — сказал Бобров, когда всё разлили, и он взял свою стопочку. — За наше мероприятие, — и опрокинул ее в рот.

Купцы — народ смелый, а тут еще хозяин пример подал. Они тоже ухватили стопочки, в которых и было-то всего даже меньше одной пятой котилы, и старший смело опрокинул содержимое в рот. Ну, по примеру Боброва и его сподвижников. Оказалось, что одной смелости мало, да и пример был явно не для подражания. Вобщем, все трое купцов дружно опозорились.

Под сочувственными взглядами присутствующих они замерли, открыв рты и вытаращив глаза, не имея возможности сделать вздох и утереть льющиеся слезы.

Первым опомнился Серега.

— Девчонки! Водички!

Купцов привели в чувство и они, прислушиваясь к происходящему в организме, вдруг дружно набросились на еду. Бобров с тревогой посмотрел в их сторону и тихо спросил у Златки:

— Кто придумал попотчевать гостей коньяком и щами?

Злата посмотрела на еще не пришедших в себя купцов и сказала:

— Похоже, это Саныч. Он один имел такую возможность. И с Ефимией у него отношения хорошие.

Бобров многообещающе посмотрел на Вована. Тот принял независимый вид. Купцов между тем отпоили и откормили и, чувствовалось, что они все-таки подпали под действие непривычного для них напитка. Потому что потом в таблинуме, при разговоре с Бобровым язык у старшего слегка заплетался.

А дело у них было к Боброву странное. Как выяснилось, не далее как шесть дней назад пропал в море родственник одного из них, тоже купец — Стефанос.

— И что? — недоуменно спросил Бобров. — Я-то здесь с какого бока?

— Постой, постой, — вмешался присутствовавший при разговоре Серега. — А не тот ли это корабль, который мы встретили полузатонувшим?

Купцы насторожились и старший осторожно спросил:

— А как он выглядел, господин?

— Погодите, — остановил их Бобров. — Что там с вашим родственником? Ну, пропал. Ну, в море. Дальше-то что?

— Мы слышали… — начал один из купцов.

— Что ты страхуешь купцов как раз от таких вот случаев, — продолжил другой.

— А-а, — облегченно сказал Бобров. — Это не ко мне. Это вам надо в «Кредитно-страховое общество».

— Мы там были, — сказал тот, который говорил о страховке. — Они нам заявили, что с незастрахованными клиентами дела не имеют.

— И что? — удивился Бобров. — Чего ж вы от меня-то хотите?

— Мы хотим, чтобы ты застраховал нашего родственника задним числом, — последовал ответ.

Вот тут обалдели все присутствующие. И Бобров в их числе. Так нагло не работал даже Агафон. А в последнее время даже он перестал.

Придя в себя, Бобров спросил. Просто так. Для интереса.

— А что это может дать народному хозяйству?

Купцы тонкости не уловили, но общий смысл поняли.

— Тебе это даст еще один положительный отзыв… — начал старший из купцов, но Серега грубо перебил.

— Да нам твой отзыв на хрен не упал…

Но Бобров остановил его небрежным жестом и кивнул купцу, мол, продолжай.

Купец и продолжил, но уже не столь уверенно.

— В нашей купеческой среде это прибавит тебе авторитет.

— Да уж, — сказал Бобров. — Именно этого мне сейчас крайне не хватает. Ну ладно, оставим меня, что это вам дает?

Купец воодушевился.

— Мы полагаем так: ты выплачиваешь компенсацию за судно и за товар…

Серега сделал угрожающий жест, но Бобров опять остановил его. Купец подождал и продолжил:

— И мы тебе эти деньги тут же возвращаем. И ты нам выписываешь бумагу, что страховое общество претензий не имеет. А перед этим страховое свидетельство.

Бобров даже рот приоткрыл от такой наглости. Он уже хотел было кликнуть мажордома, чтобы тот достойно проводил гостей, но любопытство взяло верх.

— Ну и зачем это вам все? — поинтересовался он, уже не надеясь на ответ.

Купцы переглянулись и старший таинственно произнес:

— Понимаешь, и судно и груз купцу не принадлежали. Судно арендовано, груз взят на реализацию. И если владельцы узнают, что он ушел в рейс незастрахованным, хотя была такая возможность, то с него спустят даже не одну шкуру, а несколько.

— Постой, постой, — помотал головой Бобров. — Ему-то, купцу, то есть уже все равно. Причем тогда все эти сложности?

— В том-то и дело, что не все равно, — фальшиво вздохнул старший. — Он жив и сидит сейчас перед тобой, — и он показал на одного из троицы, который за все время разговора не проронил ни слова.

— Подожди. Давай сначала и помедленней. Значит, вот этот товарищ, выйдя в море на чужом судне, потерпел крушение и потерял и судно и груз. И вы теперь хотите, чтобы я это дело прикрыл своим авторитетом? Правильно?

Купцы несколько подрастерялись. Потом старший неохотно произнес:

— Нуда. Так и есть.

Бобров покачал головой. Потом обратился к сидящей чуть в стороне и болтающей с Дригисой Златке:

— Девочки приведите пожалуйста Апи. Только аккуратно. И не заводите ее в помещение. Просто покажите в щелочку вон того типа, — и Бобров указал на молчаливого купца.

А через пять минут дверь в таблинум отлетела в сторону и в помещение ворвалась похожая на Эринию только без шевелящихся на голове змей девчонка. С диким воплем она набросилась на указанного Бобровым купца, и едва не перегрызла ему горло. Девчонку успел перехватить Серега. Она выворачивалась из его рук, орала что-то нечленораздельное и все норовила дотянуться до сжавшегося купца.

— Прекратить! — рявкнул Бобров так, что даже девчонка затихла. — Отвечай, — потребовал он, указывая на купца. — Это ты бросил умирать запертую в трюме девчонку.

— Но она всего лишь рабыня, — слабо пискнул тот.

— Значит ты, — удовлетворенно сказал Бобров и вдруг заорал так, что стоящие присели. — Евстафий!!!

В дверь всунулся испуганный Прошка.

— Евстафия сюда! Живо!

Евстафий явился через пару минут в криво сидящей тунике и в одном сандалии.

— Этих! — с отвращением сказал Бобров, указывая на купцов. — Вышвырнуть из имения и прогнать плетьми до ворот Херсонеса! Выполнять!

Серега вопросительно глянул на Боброва. Тотразрешающе махнул рукой. Серега всучил ему уже поникшую Апи и от души врезал по уху пресловутому Стефаносу. Бобров прижал к себе дрожащую девчонку, глаза которой опять стали разгораться.

Между тем, Серега с Евстафием с треском хитонов выволокли сопротивляющихся и орущих купцов во двор. Увидев такое дело, их возница с побелевшим лицом стал разворачивать повозку. Купцов забросили внутрь и возница, настегивая мула, вылетел за ворота. Только зря он надеялся, что все обошлось.

— Ко мне! — рявкнул Евстафий.

Громко топая к нему подбежал дневальный из новичков.

— Двоих, — распорядился Евстафий, — из дежурного десятка. В полном вооружении и с лошадьми ко мне! Живо!

Дневальный смылся, даже забыв отдать честь. Евстафий остался, нетерпеливо похлопывая короткой тростью по ноге. Явившимся воинам он отдал короткий приказ и те с места сорвались рысью. Очень скоро из-за стены послышался визгливый вопль. Евстафий повернулся к стоящему рядом Сереге и подмигнул. Серега удовлетворенно улыбнулся.

А в таблинуме, словно очнувшись, Апи пыталась высвободиться из рук Боброва, испуганно глядя на окружающих ее мужчин.

— Апи, Апи! — взывал Бобров. — Уже все! Мы их прогнали. Успокойся, тебя больше никто не тронет.

Девчонка молча отбивалась, но уже не так интенсивно. Бобров, наконец, понял бессмысленность борьбы.

— Златка, — взмолился он. — Уведи ее. Пусть придет в себя. И пусть ей подадут в комнату.

Вернувшийся возбужденный Серега спросил:

— Ты собираешься это дело так оставить? Я, положа руку на сердце, ничего не понял. Чего он хотел этот купец?

— Честно говоря, я тоже не совсем въехал, — признался Бобров. — Зачем ему нужна эта бумага? Да еще эти манипуляции с серебром. Придется идти на поклон к Агафону. Может хоть он разъяснит.

— Надо еще Прошкину агентуру задействовать, — подсказал Серега. — Не помешает.

Сидящий в углу Прошка поднял руку:

— Мне деньги нужны.

— Для чего? — удивился Бобров.

— Для подкупа, — серьезно сказал Прошка. — Можно, конечно, просто слухи пособирать на той же агоре, но если дать слуге обол, то он расскажет, о чем говорят в доме, а за драхму продаст господина с потрохами. И я боюсь даже предположить, что он сделает за тетрадрахму.

Бобров невесело посмеялся и сказал:

— Подойди к Дригисе и скажи, чтобы дала тебе нужную сумму из моего отдельного фонда.

Проводив Прошку, Бобров повернулся к Сереге.

— Завтра идем с тобой к Агафону, а потом к стратегу. Надо бить первыми, а то ославят нашу страховку и купцы отвернутся. А оно нам надо.

— Надо будет сначала в свою страховую зайти. Этот тип сказал, что они якобы сначала туда обратились. Вот и проверим, с чем они обратились.

Боброву что-то не спалось. Златка, пристроив голову ему на плечо, судя по дыханию, тоже не спала. Как будто ждала чего-то.

— Не спишь? — поинтересовался Бобров полушепотом.

— Не-а, — тут же откликнулась девушка и слегка приподняла голову. — Расскажи чего-нибудь.

— Что же тебе рассказать? — задумался Бобров, поглаживая левой рукой гладкую спинку.

Златка промолчала.

— Ну тогда слушай. Ты все просила, а у нас как-то не сложилось, так давай сейчас наверстаем. Я имею в виду Тайс Афинскую.

— Давай, — тут же сказала Златка, устраиваясь поудобнее, то есть, ложась на спину и перемещая руку Боброва себе на грудь.

— Э. нет, — и Бобров убрал руку. — Так нас надолго не хватит.

— Хорошо, — легко согласилась Златка. — Давай так, — и хитро улыбнулась, но Бобров, глядя в потолок, этого не заметил.

— Я не буду тебе пересказывать художественную книгу, хотя абсолютно уверен, что автор отнесся к героине не только с любовью, но и весьма скрупулезно. И это видно не только по антуражу, по любовно выписанным деталям интерьера и одежды, сколько по последовательности событий и действующим лицам, многие из которых являются вполне реальными историческими фигурами.

— Половина мне непонятна, — заявила Златка. — Вот, например, что такое антураж, или это — интерьер. Или…

— Ты что, специально? — укоризненно спросил Бобров.

— Нет, конечно, — поспешила ответить Златка. — Мне, правда, непонятно.

— Ладно, ладно. Если коротко, то антураж это обстановка, а интерьер — внутреннее пространство здания или помещения. Я впредь постараюсь непонятных слов не говорить, а тебе должно быть стыдно, задавать такие вопросы. Ты же не селянка безграмотная. Златка завозилась, сказала «прости» и чмокнула Боброва в ухо.

— Хорошо, — проворчал Бобров, оттаивая, — Ну слушай дальше.

За последующий час Златка узнала, что девушка, так понравившаяся ей в Афинах, является профессиональной гетерой. Это Златку слегка покоробило, и она спросила Боброва, приподнявшись на локте:

— Неужели она любит кого-то только в силу своей профессии?

— Ну, ты, мать, даешь, — Бобров попытался даже развести руками, но левую оккупировала Златка и он развел правой. — Откуда я знаю. Может там такие страсти, что Шекспир отдыхает.

Златка, в силу начитанности была знакома и с Шекспиром и поэтому немного успокоилась.

Из Афин Тайс вместе с подругой направится в Спарту, а потом вместе с отрядом спартанских наемников отплывет в Египет, где проживвет до прихода туда Александра Македонского. Это случится в 332 году до новой эры.

Златка встрепенулась.

— А у нас сейчас какой год по этому исчислению?

— Ну, нам удалось локализовать вроде как 335годдо новой эры. Судя потому, что Фивы уже разгромлены, а персидская война еще не началась.

Златка что-то пробормотала про себя и успокоилась. Бобров выждал немного и решил продолжить.

Александр Македонский в Египте надолго не задержится: съездит в святилище Амона-Ра в ливийскую пустыню. Жрецы подсуетятся, провозгласив его сыном этого самого Амона, а знать тут же назначит фараоном на вакантное место. Потом он в дельте Нила заложит город имени себя и благополучно отвалит добивать Персию. А немного погодя за ним поедет и Тайс. Правда, перед этим она потеряет свою подругу и постоянного возлюбленного. Александр будет гонять по Персии Дария, а Тайс будет его догонять. И догонит вроде как в Вавилоне. И дальше будет уже при нем и при войске. Я не в курсе, какие у нее будут отношения с царем. Об этом говорят довольно мутно, и я не буду повторять все домыслы, потому что никто свечку не держал и точно ничего неизвестно. А сам царь на этот счет не распространялся. Но факты говорят о том, что Тайс явится вдохновительницей пожара Персеполиса. Как-то вот странно получается: приходит со стороны какая-то баба, пусть даже и красивая и говорит: «А давайте тут все спалим к соответствующей матери!». И все дружно кричат: «Правильное решение!». Так что, скорее всего, если рассуждать логически, что-то там было.

После Персеполиса следы Тайс теряются и всплывает она уже в Египте женой Птолемея I Сотера, который, будучи корешем Александра, станет после его смерти диадохом, то бишь, преемником и отхватит себе в собственность Египет. Официальной женой и царицей она не будет, а останется на ролях ППЖ то есть походно-полевой жены, и дети ее в количестве трех не будут наследовать своему отцу. Куда потом денется Тайс — сведения отсутствуют. Есть мнение, что она вернется в Аттику, где тамошние драматурги станут посвящать ей пьесы, а поэты, соответственно, поэмы. Но это уже чисто предположения.

Златка вздохнула и перевернулась на живот, подперев подбородок кулачком.

— Жалко, — сказала она. — Всю жизнь мотаться по свету, а в результате…

— Зато ей наверно будет интересно жить, — Бобров больше думал о том, что ему в бок уперлись Златкины соски и о том как загадочно мерцают в полумраке ее глаза.

— Да ну-у, какой это интерес, — протянула Златка. — Таскаться за каким-то Птолемеем. Да даже за самим царем. Кстати, царь-то хоть красивый?

— Я тебе завтра портрет покажу. Только ты напомни.

— Я-то напомню, — сказала Златка и добавила, по-хозяйски запуская руку под покрывало. — А что это у нас тут шевелится? Бобров, ну ты, право слово, какой-то ненасытный. Впрочем…

— Утопить их надо было и вся недолга, — мрачно заявил Серега. — Вон бросить к Вовану в трюм, а тот бы их где-нибудь за Лукуллом и сгрузил.

— Что, и лошадь тоже? — поинтересовался Петрович.

Серега только рукой махнул, мол, вам бы посмеяться.

Ситуация действительно складывалась неординарная. Один из побитых купцов оказался родственником стратега и пришел к Боброву не просто так, а по наводке. И этот Стефанос просто очень удачно подвернулся со своим притопленным судном и рабыней. По словам Агафона, подкрепленным Прошкиной агентурой, этот тип, который родственник стратега, затеял наезд на Бобровскую контору.

Причина наезда в принципе была ясна — контора приносила немалые деньги и иметь такие никто бы не отказался. Вся беда состояла в том, что доходность конторы целиком висела на имени Боброва. А имя было подкреплено флотом, какового ни у кого из граждан Херсонеса не было. И любой из поместья готов был поклясться, что и во всей обозримой Ойкумене не нашлось бы ничего похожего. Так что эта авантюра заранее была обречена на провал. Что толкнуло вполне себе уважаемого в своей среде купца на эту аферу, Бобров мог только предполагать.

Он и предполагал. Ну не мог купец сам пойти на такое. Купец по природе своей просто обязан быть осторожным и все ходы просчитывать. И получается что? И получается, что купца подтолкнули либо угрозами, либо обещаниями предъявить власть имущим или купечеству какой-то компромат. Это конечно, больше относится к шантажу, но и угрозой тоже можно назвать. Вобщем, купец попал в любом случае. И Боброву становилось даже как-то жаль своего противника. Остальные двое просто пешки, не играющие заметной роли и приставленные либо в качестве соглядатаев, либо в качестве массовки.

— Да свидетели они, — безапелляционно заявил Серега. — Ты бы деньги взял, а они бы поклялись богами, что ты их брал. А вот то, что ты их тут же отдал, богам было бы уже не подотчетно.

— Да ну, — сказал Бобров. — Слово против слова. Ничего бы у них не вышло.

В любом случае Бобров не жалел о том, как поступил. Он знал, что в городе слывет человеком эксцентричным и прекрасно понимал, что мнение горожан о себе только укрепил. А еще он знал, что мало кто одобрит его поступок. Заступиться за рабыню в городе посчитают поступком недостойным и где-то даже постыдным. Вот спасти ее было делом богоугодным, и если Бобров впоследствии передал бы ее хозяину, то заслужил бы всеобщее и полное одобрение. А так его могли понять только свои. Ну, или какие-нибудь скифы.

Впрочем, на мнение о себе простых херсонеситов Бобров клал с прибором. При всей декларируемой городской демократии, купить их мнение было проще простого и, главное, дешево. Сложнее было с людьми что-то в коридорах местной власти значащими. Они, конечно, тоже продаются, но дороже и действовать придется аккуратнее. Сложности были в том, что Прошкины шпионы пока не выявили конкретного заказчика вчерашнего наезда. Совершенно понятно было, что нити ведут к стратегу, но сам он в деле не участвует, хотя и является выгодополучателем. Причем, скорее всего, главным.

— Шеф, а давай поручим Юрке купить пистолет с глушителем и разом покончим с этой проблемой, — предложил сторонник простых и быстрых решений — Серега. — Они тут и не догадаются. И свалят все на какого-нибудь бога.

— Чтобы на бога свалили, пистолет должен быть без глушителя, — механически поправил его Бобров и спохватился. — Да ну тебя на хрен.

Вобщем, для решения вопроса постановили собрать большое собрание поместья, где и спросить народ. Народ, как известно, мало того, что источник власти он еще и главный носитель коллективного разума. Вот коллективным разумом и решили попользоваться. Народ для собрания пришлось все-таки отбирать. В конце концов, не все же поместье собирать. Это уже какое-то вече получалось и ничего конструктивного из вече выйти не могло. Поэтому Бобров подошел к делу со всей серьезностью.

Во-первых, он, конечно, постарался собрать отцов-основателей, для чего даже послал Серегу через портал за Смелковым, который не замедлил явиться буквально через четыре часа. Во-вторых, добавил Петровича и дядю Васю, как людей причастных и облеченных. В-третьих, не забыл девушек основных действующих лиц. Попробовал бы забыть. Ну и конечно, тех из поместья, без которых и жизнь была бы не жизнь, и которые с исчезновением поместья теряли все вплоть до жизни. Это были Андрей, Евстафий, Ефимия и старый Евдокимос. Ну и, конечно же, Прошка, куда ж без него. Ну и за Никитосом послали, конечно.

Бобров взял слово и донесдо собравшихся в таблинуме суть вопроса. Говорил он недолго, но образно и мата старался не применять, хотя и очень хотелось. Народ выслушал выступление молча и несколько минут переваривал. А потом заговорили все сразу. Бобров послушал эту какофонию и предложил высказываться по одному. А чтобы мнение старших не давило, начать постановил с Прошки. Впрочем, на Прошку мнение старших никогда не действовало. До он говорил или после.

— Да ничего не будет, — ответствовал Прошка. — Кто там против нас? Несколько купцов? Они большой силы не имеют. Стратег, говорите? Так это еще доказать надо. Не станет стратег без нужды в такое дело лезть. Бобров все-таки здесь большую силу имеет. Может стратег и победит, но чего это ему будет стоить. А силой ему слабо.

— Твое предложение? — поинтересовался Бобров. — Позиция в принципе понятна.

— Мое предложение, — важно сказал Прошка. — Собрать побольше информации и сидеть ровно.

В течение следующего часа Бобров услышал массу интересного. Самым заинтересованным лицом оказалась Ефимия, которую все случившееся очень напугало, и она естественно предложила бегство. Местом, куда, по ее мнению, должны были бежать обитатели поместья, Ефимия, конечно же, выбрала свою родину где-то в среднем течении Истра. И всячески свое мнение отстаивала.

Серега не был бы Серегой, если бы согласился с Ефимией. Нет, Серега был сторонником активных действий и самое простое, на что он был согласен, это взять город на шит, а противников подвергнуть потоку и разграблению. Высказав все это, он горделиво огляделся, но увидел восхищение только в глазах Дригисы. Бобров тогда еще подумал, что Дригиса девушка довольно безжалостная и ждать от нее снисхождения тем, кто приговорил ее к рабству, не приходится.

Среди прочих существовало даже мнение спустить все на тормозах вплоть до сдачи позиций. Типа, лишь бы не трогали.

— Это что же ты предлагаешь? — вкрадчиво поинтересовался Бобров. — Чтобы я с веревкой на шее встал посреди агоры на колени и кланялся во все стороны? И при этом крича: «Простите, люди добрые! Бес попутал! Не буду больше!»

— Да ну, — сказал Никитос.

А предложил именно он.

— Вечно ты преувеличиваешь.

— Это не я. Это ты преувеличиваешь. Мне вон Серегина позиция гораздо ближе. Хоть он и радикал.

Но принято было предложение Смелкова. Так сказать, человека со стороны. Которому виднее. Юрка заявил, что здесь просматривается нечестная конкуренция и использование административного ресурса. И предложил задавить противников экономически. Тем более, что у поместья есть для этого все возможности.

— Как это? — тупо спросил Серега.

А очень просто, — охотно объяснил Юрка. — Поясняю для бестолковых.

Серега грозно засопел.

— Повторяю, для бестолковых. Хочешь возразить?

Кончайте собачиться! — прикрикнул Бобров.

Оба спорщика посмотрели на него и Смелков сказал:

— Ну ладно. Значит смотрите. Сейчас в город мы поставляем товары, которых они нигде больше не возьмут. Ну там, свечи, керосин, ткани, сахар и еще чего — вон Никитос скажет лучше меня. Предлагаю дополнить перечень плодами огорода дяди Васи. Причем теми, которых в городе просто не знают.

Народ загудел, а Серега, угрюмо слушавший Смелкова, победно посмотрел на Боброва. Юрка поднял руку, призывая к тишине.

— Вот смотрите. Мы выбрасываем на рынок помидоры, картошку, что там еще есть экзотического… дядя Вася, подскажи.

— Кукуруза, — сказал дядя Вася.

— А еще мы учим греческий народ всем этим пользоваться. Тут лучше задействовать Агафона с его забегаловкой. И, как только народ привыкнет, мы ему все удовольствие обламываем. То есть напрочь прекращаем поставки товара, который есть только у нас. Бедняки поропщут и заткнутся, а вот богатые молчать не будут. И властям станет неуютно. Вот увидите, они пойдут на компромисс. Только надо все это проворачивать быстро.

— Ты уверен? — Бобров как всегда был недоверчив.

Юрка беспечно махнул рукой.

— Они же тут как дети малые. Вот увидишь, что буквально через неделю после того как мы прекратим поставки дойдет если не до открытого бунта, то до ропота точно.

— Ну хорошо. Никитос, ты все уловил?

— Я-то уловил, — сказал Никитос и поежился. — А еще я уловил, что финалом может быть разгром лавки и, если я не успею удрать, то избиение меня ногами.

— Ну, это издержки, — небрежно сказал Смелков. — Что же вы хотите, на елку влезть и не уколоться.

— Никитос, — сказал Бобров, показав Юрке кулак. — Перед концом, — он еще раз выразительно посмотрел на Смелкова, — уберешь семью в усадьбу, а потом, когда объявишь о конце поставок, смоешься сам. И не трясись ты так — охрану тебе обеспечим.

На следующий же день поместье приступило к выполнению своего коварного замысла. Горожане еще ничего не подозревали, а лодка нагруженная плодами дяди Васиных огородов уже отплыла в сторону порта. Секретное оружие поместья в лице Ефимии отправилось в город коляской. Не любила Ефимия морские прогулки. Ей вменялось в обязанность обучение Агафоновского персонала изготовлению блюд из плодов дяди Васиного огорода. С Агафоном все обговорили с утра, и он был очень заинтересован. А уж за вставить фитиль стратегу он был просто в восторге.

Для создания первоначального спроса на агоре Прошкиной агентурой были наняты несколько товарищей, которых слегка приодели, чтобы они не выглядели явными оборванцами. Товарищи, получившие дневное содержание опытного гоплита, да еще собирающиеся на халяву отобедать у самого Агафона, радостно потирали руки. Прошкина агентура и сама собиралась присоединиться к пиршеству. У Агафона ожидался наплыв посетителей.

Нехитрая маркетинговая схема из двадцатого века сработала и в веке четвертом до новой эры. Скептически настроенный Агафон такого и не ожидал. Блюда, приготовленные его поварами под мудрым управлением Ефимии (он ей совершенно не льстил и Ефимия это прекрасно знала) ушли влет за какие-то пару часов. Клепсидра, она врать не станет.

Привлеченные гудящей толпой в таверну Агафона стали заглядывать любопытные. И им было на что посмотреть. В таверне подавали какие-то новые блюда и как раз вокруг них и вспыхнул весь ажиотаж. Ну а народ, он склонен к подражанию. Тем более, что то, что предлагалось, оказалось действительно вкусным. Ефимия, она дело знала.

Итак, начало было положено. Херсонес, город маленький, слухи расходятся быстро. Оставалось немного подождать. Смелков подбросил Никитосу новую партию товара, а тот слегка снизил цены и народ бодро поперся в ловушку. В овощных рядах рынка вдруг появились гигантские огурцы и всякая заморская овощ, вроде как из дальних стран Востока, который, как известно, дело тонкое.

Через неделю все это было распробовано и стало приобретать популярность. Ефимия с тоской посматривала на урезанные нормы снабжения с огорода, потому что львиную долю забирал городской рынок. А уже через две недели Прошка доложил собранию, что несмотря на поднятие цен, все овощи разметают за полчаса. Срочно вызванный Смелков, как инициатор, побывал инкогнито на агоре и вынес вердикт, что ловушка захлопнулась.

И тут, как будто стратег ждал того же, начался предвидимый наезд. Бобров узнал об этом сначала из донесения начальника кредитного союза и страховой компании, к которому пришли архонты со стражниками и потребовали отчет, а потом, буквально через пару часов, в поместье появились доброхоты из купцов, которые знали, кому на самом деле принадлежит и союз и компания. Купцов как раз положение дел с Бобровым вполне устраивало и изменения в статусе путало им все карты.

Парни, которые рулили в Бобровской конторе встали в позу, мол, какого хрена, мы вольноотпущенники и сей вид бизнеса обществом не порицается. Но тягаться в знании законов с прожженными сутягами не смогли. Тогда они повесили на дверь специально завезенный ради такого случая замок и уехали в поместье. А Бобров распространил через свою агентуру клич-воззвание звучащий, если коротко, то:

— Ах, так!

Это сработало как инициирующий заряд — где-то хлопнуло и ситуация взорвалась. Грохота, конечно, не было, но результаты появились чуть ли не сразу. В лавке Никитоса мгновенно пропали товары с Востока, то есть больше половины ассортимента. На базаре куда-то исчез торговец овощами из поместья. В таверне Агафона перестали подавать всем полюбившиеся блюда, и вызванный хозяин нагло ответил, что знать ничего не знает и пусть спрашивают с поставщиков.

Предупрежденный Никитос с утра отправил жену и дочерей в поместье. Радуясь, что получили внеочередной отпуск, дамы отбыли, предвкушая чудеса усадьбы. Никитос подождал пока обстановка станет накаленной и тоже слинял вместе с сыном и помощником. Отступление его прикрывали воины Евстафия в полном вооружении. Горожане орали, но лезть на мечи не рискнули. Они бы может быть, в отместку побили стекла в лавке, но на Никитосово счастье стекол еще не было.

Бобров даже не ожидал, что его товары пользуются такой популярностью среди народных масс города, а делегация от купцов подтвердила правильность организации кредитно-страхового союза.

В самом же городе босоногая Прошкина агентура начала планомерную работу как по дискредитации демократических институтов власти, так и по поднятию популярности несправедливо обиженного Боброва. Кстати, бочки тоже перестали поставляться. Гончары забили тревогу, потому что никто не выкупал наготовленные ими впрок амфоры. Прибывшая на следующий день представительная скифская делегация выразила недоумение по поводу прекращения поставок коньяка. Недоумение было выражено в грубой форме с демонстрацией обнаженного акинака.

Случившийся рядом Агафон увел сильно переживавшую делегацию с собой и через двадцать минут их видели направлявшимися в сторону поместья. Примерно через час они клялись в вечной дружбе и предлагали Боброву поделить Херсонес. Бобров обещал подумать.

Утром обитатели Неаполя скифского очнулись с больной головой и были сильно не в настроении. Однако, потребив вина со льдом, воспрянули, а получив в дар бочонок коньяку, пришли в прекрасное расположение духа и умчались.

Интрига развивалась по какому-то своему сценарию уже независимо от Боброва и, похоже, от стратега. Тот, конечно, применял административный ресурс, но возмущение горожан и именитых купцов, лишившихся удобных денег, пока было сильнее. Бобров, в отличие от стратега, которого содержал город, терпел прямые убытки и хотя ресурсы поместья позволяли в принципе прожить и без города, тем более, что наличествовал портал, но ведь существовала сторона и за порталом, а там Юрка ждал товара, который поставлял город.

В таком шатком равновесии прошла неделя. Народ в поместье, чувствуя настроение Боброва, слегка приуныл. Тем более, что Бобров, опасаясь нападений, запретил своим ездить в город. Все сообщение осуществлялось через бригаду рыбаков, которые продолжали жить в городе. На их лодках проникали в поместье Прошкины малолетние агенты. Так что обстановку в городе Бобров знал только через них. Агафон всю неделю не появлялся и информации от среднего звена Бобров не имел. А хорошо бы было поиметь еще и что-то из звена верхнего. Из архонтов, к примеру, из городского совета. Бобров даже готов был раскошелиться на месячный заработок архонту, готовому поделиться слухами. Что ему двадцать драхм. Слёзы. Но для этого нужен был Агафон. Не передавать же деньги с мелкими Прошкиными агентами.

Наконец до Боброва, когда он стоял, так сказать, «на берегу пустынных волн» дошло, что они с городом сейчас практически на равных: на суше у него приличная территория со своим виноградником и огородом (чего, кстати, нет у горожан), с водой и мастерскими; он стал напрямую общаться со скифами, игнорируя городских посредников в лице Агафона (хотя с ним, бесспорно, было удобнее). А, обладая мощным флотом, он вообще может на этот город покласть или забить, это кому как нравится. Ведь Херсонес фактически кроме рыбы и вина имеет все привозное. А привозное обеспечивает флот. Так чего же…

Бобров назвал себя балбесом, лопухом, бестолочью и многими другими относительно цензурными словами. Если бы рядом был Серега, он бы с радостью присоединился и тогда Бобров цензурными словами бы не отделался. Атак пришлось довольствоваться чем есть.

Бобров бросился к идущей вниз, к причалу лестнице, откуда хорошо была видна часть бухты с кораблями. К его радости у пирсов обнаружилось их целых три штуки. И среди них еще не успевший никуда уйти «Трезубец Посейдона».

— Вован! — закричал он, сложив ладони рупором.

На палубе «Трезубца» появился капитан.

— Ну чего вопишь? — хмуро поинтересовался он.

— Погоди, сейчас спущусь, — заторопился Бобров.

Через час Бобров знал весь расклад. Шесть Вовановых кораблей от самого мелкого до сравнимого размерами с «Трезубцем» находились в разгоне. Пять по контрактам с купцами в качестве перевозчиков и только один, причем не самый крупный, ушел в Гераклею со своим грузом.

— У тебя еще контракты есть? — поинтересовался Бобров.

— Только два осталось, — ответил Вован. — А что такое?

— Да, понимаешь, мысль у меня появилась, — сказал Бобров.

— Мысль это хорошо, — тут же одобрил Вован. — А об чем?

— Вот, смотри. Мы сейчас вроде как наложили на город экономические санкции: контора наша не работает, овощи мы им не продаем, якобы восточные товары, тоже. Но так уж получилось, что мы вынуждены тару под вино у них не покупать. И масло оливковое тоже. А это рушит нашу торговлю с запортальем. Вот я и подумал, а на хрена там тот Херсонес, если у насесть свой флот. Что у нас тут будет поближе? Ольвия? Или Тира? Или вовсе Гераклея?

Вован задумался. Потом посмотрел на Боброва и ответил:

— Гераклея, конечно, получше будет. Она и крупнее и товар там дешевле, потому что предложение выше. Правда, идти надо через море. Поэтому мелочь я туда посылать не буду. А вот что-то типа «Трезубца» раз в неделю — запросто.

— И еще, — сказал Бобров. — Надо будет наших рыбаков возить куда-нибудь в район Камышовой бухты раз в два дня. А то рядом как-то неуютно. Проглядим, и без рыбы останемся и без ловушек.

— Да без проблем, — ответил Вован. — Здесь как раз кто-нибудь из мелких справится. А вообще, не мешало бы нам подумать над другими способами заработка. Ну что мы все: рыба, вино да масло.

— Ну предложи, — Бобров посмотрел на него внимательно. — И учти, серебро мы уже пробовали.

— Да ничего тут нет, — махнул рукой Вован. — Все уже украдено до нас. И вообще в этом Средиземноморье кроме морепродуктов и сельхозпродуктов ничего нет. Вот вспомни что-нибудь.

И как Бобров ни напрягался, ничего вспомнить ему не удалось. Ну, кроме нефти. Да и та была на Ближнем Востоке. Они еще посидели, погоревали и Бобров ушел. Разговор с Вованом быстро забылся. Тем более, что набежали другие события.

Вспомнив о том, что в городе все-таки демократия, стратег решил подкрепить свои начинания мнением народа. Чтоб, значит, упрочить свое положение, сославшись на массы. В случае чего, мол, это все народ. А как известно, глас народа — глас божий. Правда это станет известно позже и по другому поводу, но и сейчас актуально, правда в несколько иной интерпретации.

Но вот чего Бобров не боялся так это народного собрания. Во-первых, у него была в этом народе хорошая база. Ну, то есть люди ему обязанные, настроенные дружелюбно и попросту купленные. Во-вторых, он не гражданин города и значит, все решения властей для него необязательны. Втом числе и собрания. Ну, подвергнут его остракизму, ну изгонят. А ведь собственность не его. Все записано на Никитоса, Агафона и еще пару уважаемых людей. А он, Бобров простой арендатор. И еще он восточный купец.

Уже сейчас народ, кстати, достаточно уважаемый и влиятельный народ начинает роптать. А если Бобров соберет манатки и отъедет, скажем, в Пантикапей. И уже им будет поставлять свои товары. То-то же.

Так что Бобров не особо и боялся. Его другое стало мучить. Постепенно стал теряться смысл их нахождения здесь.

Бобров-то как думал. Отхватит он приличную территорию с выходом к морю, создаст там передовое хозяйство с использованием технологий двадцатого века, чтобы, значит, не надрываться как раб на триере. Ну и будет жить в свое удовольствие. Свежий воздух, чистая вода, неиспорченные нравы. А буде кто посягнет, то и повоевать можно в охотку.

А скучно станет, к его услугам портал и можно сходить в свое время развеяться. Кино, скажем, посмотреть, театр посетить. Да, наконец, просто на машине прокатиться, а то с этими мулами просто беда.

Серега вон все хочет изменить жизнь херсонеситов. А зачем ее менять? Живут люди, как могут ну и пусть себе живут. И не надо им мешать. И так вон косятся. Корабли, понимаешь, повозки, оружие, опять же. Отношения в поместье другие. Многим такое не нравится.

А Бобров считал для себя, что он очень неплохо устроился, фактически став этаким древнегреческим помещиком. Огромный участок плодоносящей земли, прекрасная усадьба — мечта любого олигарха, красивая девушка — жена. Прямо сказать — очень красивая и какая-то не то что преданная, а скорее, верная. Причем, именно до гроба. Боброву спервоначалу даже страшновато становилось, потому что такая верность требовала ответного чувства. А потом, несколько позже, когда сам едва не попал в рабство, причем, настоящее, без дураков, когда его девушка самоотверженно бросилась на мужиков намного сильнее ее, да к тому же вооруженных, чтобы спасти его, Боброва жизнь, он понял, что и сам готов, презрев себя, броситься на кого угодно ради нее. Мало того, он так и сделал. И даже не задумался по этому поводу. Обстановка окружающая что ли так повлияла? Или воздух здесь какой-то особенный? Или… Бобров пообещал сам себе над этим подумать. А пока:

— Злата! — крикнул Бобров, рассчитывая больше на то, что призыв передадут по адресу, чем на то, что Златка его услышит.

Однако, оказался неправ и, странное дело, порадовался этому факту. Златка вбежала в таблинум, словно ошпаренная и с порога зыркнула по сторонам, ища опасность. Иначе с чего это ее Бобров так орал. Но опасности не наблюдалось и Златка, облегченно вздохнув, подошла к Боброву.

— И по какому случаю крик? — поинтересовалась она, усаживаясь к нему на колени.

Бобров с огромным удовольствием обнял хрупкое на вид, но такое сильное под хитоном тело. От Златки приятно пахло, она была такая прохладная, такая гладкая. Ткань хитона так скользила по ее коже, что Бобров сразу забыл, что он хотел сказать. Однако, подняв глаза, он заметил, что Златка смотрит на него поощрительно, рассмеялся и вспомнил.

— Радость моя, — сказал он. — Как ты посмотришь на то, чтобы сменить место жительства?

Златка насторожилась и осторожно спросила:

— А на что?

Бобров неопределенно покрутил в воздухе ладонью:

— Ну, скажем так, на что-нибудь.

— Нет! — Златка энергично помотала головой и добавила простодушно. — Мне здесь нравится.

Бобров и сам не мог наверно себе объяснить, почему он спросил Златку об этом. Тлела в нем подспудно растревоженная Вованом неоформившаяся пока мысль о том, что слишком уж он погрузился в эту самую древность. Даже, несмотря на то, что среда его обитания в усадьбе не слишком отличается от такой же в его времени. Но он вынужден время от времени взаимодействовать с окружающим миром и последнее время это стало надоедать. Ну не нравились Боброву налагаемые цивилизацией правила. Особенно после неспровоцированного наезда.

Не то, чтобы Бобров боялся. После бандитов девяностых здесь боятся было просто некого. Даже самые, казалось коварные люди, если присмотреться, просты как угол дома. Но опять связываться, уговаривать, подкупать… Боброва даже передернуло от предчувствия.

— Устроить этому стратегу что ли какую-нибудь пакость, — лениво подумал Бобров. — Вот Серега-то обрадуется небось.

Златка, словно что-то почувствовав, завозилась у него на коленях, и Бобров устыдился своих мыслей. Но вопрос все равно требовал решения.

На следующий день поместье посетила группа граждан Херсонеса. Богатых граждан. Беднякам Бобров и его товары были неинтересны. Они даже радовались, когда всенародно (ну почти всенародно) избранный стратег плющил этого зажравшегося богатея. Лучшие граждане просили не держать зла на город и вернуть в лавки товары, а в кредитно-страховую контору обслуживающий персонал.

Бобров ответил категорическим отказом и заявил, что вообще намерен покинуть город, у кормила которого стоит такой неадекватный правитель. Намеков лучших людей, что скоро выборы, он предпочел не понять.

Крайне раздраженный этим визитом, Бобров поднялся в спальню и застал там Златку. Златка валялась поперек кровати на животе и читала толстую слегка потрепанную книгу.

— Чего читаешь? — ворчливо спросил Бобров.

Спросил просто так, без всякой задней мысли.

— «Копи царя Соломона», — гордо и в то же время небрежно ответила Златка. — А ты что ж, думаешь, что я еще «Букварь» не одолела?

— Да нет, — сказал Бобров, ошеломленный ее напором.

И вдруг, пораженный, замер.

— Как ты сказала? А ну повтори.

Златке стало немного не по себе. Тон Боброва ей не понравился. Она осторожно перевернула книжку и посмотрела на обложку. Потом показала ее Боброву, мол, если мне не веришь, то читай сам.

Бобров вместо того, чтобы лично удостоверится, вдруг схватил девушку за щеки и поцеловал в нос. А потом умчался, хлопнув дверью.

— Серега! — долетел его громкий голос уже с лестницы. — Серега!

Златка пожала плечами и снова взялась за книгу, но дальше слов: «Что вы слышали в Бамангвато о путешествии моего брата? — спросил сэр Генри, пока я набивал свою трубку.» сдвинуться не могла. Ее все время отвлекала мысль о том, что же Бобров мог такого почерпнуть в названии книги. Наконец любопытство победило и, решительно захлопнув книгу, Златка отправилась на поиски мужа.

Бобров обнаружился в таблинуме на пару с Серегой. Серега выглядел недовольным и Златка искренне посочувствовала Дригисе (а иначе чего это Сереге быть недовольным). А Бобров, не обращая внимания на выражение его физиономии, что-то ему повествовал таинственным голосом. Что именно Златка не расслышала, потому что Бобров прервал свою речь и повернул голову. Взгляд его привычно потеплел.

— Чего тебе, радость моя?

Златка молча подошла и положила на стол книгу названием вверх, не выпуская ее из руки и вопросительно посмотрела на мужа. Бобров переглянулся с Серегой. Тот подумал и сказал:

— А ладно. Имеет право. Только я тогда и Дригису позову.

— Зови, — сказал Бобров. — Но на этом остановимся.

Серега тут же смылся и вернулся буквально через пять минут, таща за руку недоумевающую Дригису. Увидев сидящую Златку, она перестала сопротивляться и села рядом, тут же спросив шепотом:

— Чего это он?

Златка отмахнулась, одновременно пожав плечами, мол, не мешай, я тоже понятия не имею. А Бобров, постучав согнутым пальцем по обложке, сказал:

— Вот, что мне подсказал заголовок. Как вы знаете, на юге лежит страна Африка. А вот уже на ее юге находится место, где в наше время станут добывать алмазы. Место это прекрасно обозначено на картах и в данное время совершенно пустынно. Поэтому я и предлагаю совершить путешествие по морю и основать там поселение, вернее, два. Одно в качестве порта, а другое как раз на месте добычи алмазов.

— Ну, — тут же задала вопрос практичная Дригиса, которую нисколько не удивило ни наличие алмазов, ни то, откуда Бобров об этом знает. — И куда потом эти алмазы девать?

Тут в разговор вмешался Серега.

— А для этого у нас есть Смелков.

Смелков начал предполагать, что ему готовят какую-то пакость сразу, как только вошел втаблинум. Уж больно ласков был Бобров, уж больно благодушен Серега. А уж девицы… Что Бобровская Златка, что Серегина Дригиса. Смелков подозрительно огляделся. Как говорится, ничего более не предвещало.

Но тут Смелкова усадили в кресло и Бобров, встав перед ним в позу, начал вещать. Примерно после второй его фразы Юркины глаза стали величиной со старый советский юбилейный рубль. Не тот, который к столетию Ленина, а другой, больше диаметром. Только цвет они имели не серебристый, а какой-то оловянный. А рот очертаниями стал похож на букву «О», вытянутую по вертикали.

Бобров, похоже, наслаждался произведенным эффектом, потому что, закончив речь, победно взглянул на Серегу. Тот, правда, и не думал грустить по этому поводу, а улыбнулся весьма плотоядно.

— Погодите, мужчины, — наконец произнес обретший дар речи главный коммерсант. — Насколько я вас понял, вы предлагаете мне заняться продажей необработанных алмазов?

— Верно! — воскликнул Бобров.

— Соображаешь, — подтвердил Серега.

— Ну что вы там для этого организуете, это ваши личные заморочки и меня вроде как не касаются.

— Тпру, — сказал Серега. — Охолонь малость. Касаются и еще как. Чтобы снарядить экспедицию нам потребуются немалые средства и твоя помощь. Потому как отправляться туда подобно древним грекам мы не собираемся.

— А не соблаговолите ли объясниться, — Юрка надеялся, что вопрос прозвучал достаточно иронично.

— Извольте, — не остался в долгу Серега.

Бобров наблюдал их со стороны и тихо веселился. Девчонки, в силу своего неполного еще приобщения к цивилизации двадцатого века, не могли постичь всей тонкости пикировки, но видели, что Бобров радуется, и тоже улыбались таинственно. Во всяком случае, им так казалось.

Серега тем временем окончательно взял в руки нить разговора.

— Продуктами мы тебя нагружать не будем. Так, если по мелочи. А вот оружие и инструмент мы здесь не произведем. Так что готовься.

— Погодите, погодите, — Юрке с трудом удалось вставить слово посреди Серегиной тирады. — Наверно все-таки надо сперва определить схему продажи этих самых алмазов. Может мне и не удастся их никому впарить или я по вашей милости надену полосатый спинжак.

— Ты, главное, не трусь, — вмешался доселе помалкивавший Бобров. — Алмазы у нас не краденые. Это, во-первых. Во-вторых, тебе всегда есть куда смыться. А в-третьих, у тебя в распоряжении всегда будут наши спецназовцы, которые тренированы куда лучше тамошних бандюганов и крови не боятся. Соответственно, и угрызениями совести терзаться не будут.

Смелков перестал топорщиться и задумался. Бобров и Серега замолчали, понимая, что Юрка сейчас мысленно прокручивает комбинации с участием кучи народа, в числе которого представители власти, силовых структур, бандиты, иностранцы и другие заинтересованные лица, а также определяет проценты откатов и размер взяток. И не надо ему в этом мешать.

Минут через пять Смелков оттаял.

— Значит так, — сказал он вполне серьезно. — Сначала вы должны объяснить мне вот что. Во-первых, на хрена это все. Во-вторых, сколько времени вам понадобится для того, чтобы вручить мне хотя бы один алмаз. Ну и третье, самое простое — что вам конкретно надо и лучше списком.

— Здрасьте, Настя, — сказал Бобров укоризненно. — Не помнишь, кто здесь кручинился по поводу того, что кроме рыбы, вина и масла с нас, и взять-то нечего. Серебро у вас не в почете. А золота у нас нет. Кстати, а чем золото лучше алмазов?

Все дружно промолчали, а Бобров продолжил:

— У нас здесь, конечно жизнь попроще будет и повольготнее. Так ведь и ты там не бедствуешь вроде бы. Правда, возни, говоришь, много с рыбой, с маслом, с вином. С алмазами-то проще будет. — Бобров ухмыльнулся.

— Ну да, — без выражения сказал Смелков. — Конечно, проще. Только дают за них больше, а иногда и стреляют.

— А вот не надо смешить, — Бобров поморщился. — Можно подумать, ты с пригоршней алмазов выйдешь на центральный рынок и будешь кричать «а вот кому!». Да вся городская милиция, вернее, ее начальство этой пригоршней и покупаются. Они тебе даже охрану предоставят. И потом, мы пропадать в южной Африке будем минимум полгода. Да за это время ты успеешь Де Бирс на свою сторону склонить. Так что не надо ныть. И, если у тебя не получится, мы и здесь сбыт найдем. Правда, здесь меняюттолько на серебро, а оно нам ни к чему. Ну да ладно. Это к твоему второму вопросу. А к первому ответ может кому-то и не понравиться.

Бобров обвел глазами присутствующих и остановил взгляд на Сереге.

— Чего это мне не понравится? — сразу возмутился тот. — Пока мне все нравится.

— Ну, тогда чтоб не вякал. Значит, я хочу организовать свою Южно-Африканскую республику. Вот так. Ни больше, ни меньше. И для этого, как понимаешь, мне много чего надо. А это деньги. Вот отсюда и алмазы. Компренэ?

— Еще как уй, — Юрка почесал затылок пока Серега ошарашенно таращился на Боброва. — А чего обязательно Южно-Африканскую? Чего, поближе ничего не оказалось?

— Ну, во-первых, там алмазы, — начал объяснять Бобров. — А во-вторых, там до прихода голландцев практически не было народонаселения. Так изредка бродили готтентоты, да пробегали бушмены. Да и то севернее. Холодно им, понимаешь, было на юге, — Бобров хохотнул. — А то надоели мне соседи хуже горькой редьки. Хочу попробовать вообще без соседей.

— Я — за! — заорал, наконец обретший дар речи Серега. — Шеф, это ты здорово придумал!

Серега вскочил со стула и попытался изобразить па вальса, но запутался в ногах и едва не упал. Но девчонкам понравилось.

— Ну, я понял, — начал, было, Юрка, но Бобров сделал ему знак замолчать и продолжил. — И, заметь, нам надо от тебя только оружие, инструменты ну и двигатели и дельные вещи на корабли. На это уйдет минимум от того, что тебе удастся выручить за камни. Потому что, к примеру, из Большой Дыры Кимберли за время ее разработки было извлечено почти три тонны камней. Если мы даже несколько килограмм достанем, враз Крезами заделаемся. Так что ты там, главное, не зазнайся.

— Да понял я, — опять сказал Юрка. — Теперь с вас осталось получить список барахла и я, пожалуй, приступлю к закупкам. Кстати, а как там с нашими товарами дела?

— Ага, — оживился Серега. — Шеф тут учудил. Мы теперь масло с Гераклеи возим. Ну и тару для вина оттуда же. Ас конторой пока ничего не решили. Но в Херсонесе ее теперь однозначно не будет. Может у себя устроим. А что, причалы у нас хорошие.

— То есть, поставки будут по-прежнему, — уточнил Юрка.

— Нуда, — подтвердил Бобров. — Мы же не все отсюда уйдем. Тут народу еще много останется. Они и будут тебя обеспечивать. Пока камни не привезем. Ну что, согласен?

— Я еще подумаю, — уклончиво сказал Смелков.

— Ну думай, думай, — Бобров и не собирался разочаровываться.

Задание Евдокимосу он уже дал и рабочие, хоть и с ворчанием, разбирали на стапеле набор боевого корабля, чтобы заложить на его месте систершип той самой шхуны, которую спустили перед этим. Бобров надеялся до окончания зимних штормов иметь еще два до вопросов, а когда она опомнилась, было уже поздно — Серега выпал в осадок. Тогда девушка, страдая от осознания своей никчемности, поутру пошла к подруге, умоляя ее спросить то же самое у Боброва. Мол, Бобров опытнее, лучше себя контролирует и у Златы может прокатить. Златка фыркнула, и просто пошла и спросила. В результате в запасах появились бочки с солеными огурцами и помидорами.

Так как рыбой и мясом, собственно, продовольственные возможности, если иметь в виду продукты длительного хранения, этого мира были ограничены, то остальное пришлось так сказать завозить извне. Серега еще залил пару бочек оливкового масла и сговорился с Андреем, что он потом заполнит оставшееся место бочками с вином. И пошел падать в ноги Смелкову.

Падение в ноги принесло ему коробки с макаронными изделиями, причем как весовые, так и в отдельной упаковке по четыреста пятьдесят грамм. Смелков даже расщедрился на итальянские спагетти, но благодарности от Сереги не дождался. Потом последовали крупы. Г речка, пшено, ядрица и даже пресловутый геркулес. Причем не в коробках, а в мешках.

Сереге пришлось увеличить производство бочек и даже частично отказаться от их продажи, потому что грузить в трюмы крупы и макароны в мешках и коробках это все равно, что сразу скормить их корабельным крысам. Капитаны отсутствие крыс на кораблях не гарантировали, хотя и боролись с ними всеми доступными методами вплоть до выращивания крысиных волков.

Не забыли и сладенькое. Сахар-рафинад грузился ящиками, конфеты ими же, а вот чай ссыпали из пачек в большие жестяные банки, стараясь при этом не очень смешивать марки, хотя, конечно, и случалось. Кофе брали только растворимый, чтобы не забыть вкус, потому что возиться с кофемолками и кофеварками никому не хотелось.

Завершали продовольственную вакханалию поставки рыбных консервов. Но так как рыба в виде солений уже была, то Смелков поставил продукт без особого фанатизма. Так, по нескольку ящиков на судно.

Минуя дядю Васю, который оставался холить и лелеять огород, Серега принял разные семена, в том числе пшеницу, кукурузу, сою, всякие овощи и фрукты. Кто будет заниматься сельским хозяйством, пока не решили. Надо было определяться на месте. Но народу было мало и хоть местных негров нанимай. Меланья, которая тоже ехала, (как же без нее в Африке) пригрозила, что неграми она займется лично. Учитывая характер и физические кондиции девушки, бедных африканцев заранее жалели.

Для изготовления деталей паровых машин в городе были задействованы сразу три завода. Причем, с директорами Юрка не договаривался, имея дело непосредственно с начальниками цехов и участков, а иногда и прямо с рабочими. Стоило это дешевле, а выполнялось быстрее. Юрка не торговался, и платил, сколько попросят. Поэтому его уважали и охотно шли навстречу.

Машины собирали в арендованном для этой цели ангаре и испытывали по полной программе, подсоединяя к специально построенному котлу. Дело в том, что паровые котлы Бобров решил делать у себя в поместье. Котел, в отличие от паровой машины, нельзя было разобрать на части, чтобы протащить через портал. Поэтому для испытаний изготовили точно такой же, установили в ангаре и по очереди подсоединяли к нему испытываемые машины. Ну а заодно проверяли конструкцию котла, которую решили продублировать в поместье. Котел же после испытаний отходил Юрке и тот мог делать с ним все, что заблагорассудится.

Во время испытаний одной из машин, в самый их разгар, неожиданно появился наряд милиции. Все как положено, с автоматами и собакой. При этом адекватно вела себя одна собака, которая презрительно воротила морду. Ментам какой-то олух слил информацию о том, что в ангаре варят самогон в промышленных масштабах. Судя по дыму, здесь действовал целый винокуренный завод. Когда разобрались, менты долго ржали. Все кроме собаки. А распив амфору самопального коньяка, ушли, пообещав еще накрутить хвост доносчику. Ну, если найдут, конечно, потому что тот из понятной осторожности пожелал остаться неизвестным.

Машину, прошедшую испытания, разбирали и протаскивали через портал подетально. А уже в поместье собирали. Судостроители успели изготовить два корпуса, когда машины, уже вновь собранные, были готовы для монтажа на судне. К чему и приступили, собрав со всего поместья грубую физическую силу. Машины, опутанные паутиной канатов с десятком блоков, опускали медленно, используя мускульную силу трех десятков мужиков, которым только в радость было сменить род деятельности.

В машинном отделении спускающийся сверху агрегат уже ждали. Бобров все рассчитал правильно — машина села точно на отведенное ей место. Осталось соединить ее с упорным валом, померить изломы и смещения, добиться их минимума с помощью прокладок и окончательно зафиксировать агрегат. Для этого пришлось снять с огорода дядю Васю, который хоть и ворчал недовольно, но дело делал.

Смонтированную машину подвергали швартовным испытаниям. Наверху, на обрыве при этом выстраивался весь усадебный контингент, любуясь клубами дыма из трубы и буруном под кормой. Из уст в уста передавались самые правдивые слухи, что хозяевам удалось запрячь духов огня, и те вынуждены теперь отрабатывать свою будущую свободу.

Странно, но ранее обитатели поместья таких разговоров не вели, хотя флот Вована насчитывал еще целых три парохода. Наверно потому, что по поместью вовсю ходили слухи о предстоящем великом походе, рядом с которым подвиги Одиссея просто меркли. Народ интересовался, есть ли в составе экипажей свой Гомер, который мог бы создать достойную похода поэму. Пусть и не равную «Одиссее», но, хотя бы правдивую.

Дождавшись хорошей погоды, Вован вывел головное судно на мерную милю, которую учинили по береговым отметкам за мысом Херсонес, чтобы из города какой-нибудь зоркий сокол не увидел, что корабль на самом деле идет без парусов. За три пробега средняя скорость составила восемь и две десятых узла. Бобров счел скорость достаточной, прикинув, что суточный пробег под машиной на экономической скорости в полторы сотни миль вполне удовлетворителен. А если еще гнать по ветру, да под парусами… Вован тоже был доволен.

Тем временем Серега, не принимавший участия в ходовых испытаниях, притащил в усадьбу первую партию инструмента в виде лопат, кирок, топоров и пил. Остальную мелочь решили делать на месте. А посему металлообработчики получили заказ на молотки, долота, железки для рубанков, тесла, сверла по дереву и прочую мелочь, какую только мог вспомнить Серега. Он, кстати вспомнил и Юрка, ругаясь на чем свет стоит, доставил разнокалиберные гвозди и сверла по металлу. А потом уже сам додумался до инструментов для нарезки резьбы, а также разных винтов и гаек.

— Скажи мне, кудесник, гвозди-то тебе зачем? Согласно русской традиции надо строить без гвоздей, — насмехался Юрка.

— Сам строй без гвоздей, — огрызался Серега и потребовал еще и шурупов.

Больше Смелков старался Серегу не тревожить.

Вернувшись с ходовых, Бобров поинтересовался у Сереги, чем он собирается крыть крыши, паче чаяния они появятся. Серега задумался, поскреб лохматую макушку и выдал:

— Ну не тащить же с собой кровельное железо.

— А почему? — поинтересовался Бобров.

— Тяжелое оно, — пожаловался Серега. — А мы и так уже перегружены.

— Да ладно, — не поверил Бобров, но когда посмотрел, что Смелков успел натащить за его отсутствие, только головой покачал.

— Это тут еще оружия нет, — «успокоил» его Серега.

— Это как это? — осторожно спросил Бобров.

— Юрка еще не завез, — уклончиво ответил Серега.

— То есть, ты уже заказал? — уточнил Бобров.

— Нуда, — не стал отказываться Серега и сделал попытку уйти.

— Э, нет. Постой-ка. Список покажи.

— Да возьми, — с досадой сказал Серега и демонстративно отошел в сторону.

Бобров взял слегка помятые два листа бумаги и стал просматривать. Потом поднял глаза на Серегу, хмыкнул и опять углубился в чтение. Прочитав, спросил:

— Это что, реально?

— Ну, Юрка обещал, — неопределенно сказал Серега.

— Обещал? Вот это? Ну Смелков вконец обнаглел. Или украинские прапорщики уже ничего не боятся.

И Бобров зачитал список вслух.

1. Самозарядный карабин Симонова –10 шт.

2. Трехлинейный карабин Мосина обр. 1938года — 20 шт.

3. Револьвер «Наган» — 25 шт.

4. Ружье охотничье ИЖ-27, калибр 16–50 шт.

5. Ружье помповое Бекас-16, калибр 16–20 шт.

6. Арбалет «Страйкер» –10 шт.

7. Патроны 7.62 для «Нагана» — 2500 шт.

8. Патроны 7.62×39 для СКС –1000 шт.

9. Патроны 7.62×54R для карабина Мосина — 2000 шт.

10. Патроны охотничьи, калибр 16 в ассортименте — 5000 шт.

11. Стрелы для арбалета — 200 шт.

12. Мачете Кукри — 50 шт.

Он обратил взгляд на Серегу.

— Мы что, десант собираемся высаживать? Или ты по дороге предлагаешь увлечься пиратством? Это ж надо, сто двадцать пять стволов на сотню человек.

— Шеф, — возмутился Серега. — Шеф! Это же Африка! Там львы, носороги, гиены, в конце концов. Нет, что ни говори, а оружие там — первое дело. Ты вот скажи, — встал Серега в позу, — тебе что, денег жалко или места на кораблях?

Бобров несколько смущенный его напором, задумался. А что, ему действительно, что ли денег жалко? Он представил себе, как на кого-то из его людей вдруг нападает лев, а поблизости не оказывается никого из вооруженных…

— Ладно, — махнул он рукой. — Делай, как знаешь.

— Давно бы так, — удовлетворенно сказал Серега и быстро убежал якобы по делам, а фактически, боясь, чтобы Бобров не передумал.

Да Бобров и не собирался передумывать. Ему сейчас и флота хватало, чтобы погрузиться с головой. Вован непрерывно требовал оборудования, снабжения, дельных вещей. Бобров взял себе за правило по таким мелочам к Смелкову не обращаться. Ежели только за парусиной. Аналогичной ткани во всем Древнем мире найти было просто невозможно и пришлось все-таки напрягать Юрку. С парусиной однако не срослось и пришлось обходиться тонким брезентом. Паруса теперь выходили темно-зелеными, но Вован особым эстетом не был и заявил, что и так сойдет.

А вот что касается блоков, обухов, бугелей и прочей железной мелочи тут пространства для маневра практически не было и Бобровские металлисты целыми днями не вылезали из кузницы, литейки и цеха механической обработки.

Успокаивало только то, что количество кораблей было конечным, и вскорости вся эта возня должна была закончиться.

Однако, у нас же не бывает, чтобы вот так просто сбылись все планы. Не зря говорят, что, мол, где тонко там и рвется. На этот раз тонко оказалось у Юрки. На удивление украинские прапорщики оказались вполне себе честными. Потребовав половину платы вперед, они несколькими партиями доставили требуемое. Причем некоторые экземпляры оружия оказались еще в заводской смазке с тех почти библейских времен, а цинки с патронами невскрытыми. Бобров даже поразился такой степени запасливости, когда Серега с доверенными помощниками извлек все это из портала.

А вот с охотничьим оружием случился облом. Дело в том, что магазин «Охотники на привале», где и продавалось оружие, держали нехорошие люди. Проще говоря, перекрасившиеся в бизнесменов бандиты. И если партию арбалетов Юркиному доверенному лицу продали без проблем, то ружья, особенно узнав про количество, затормозили под разными предлогами. Хорошо еще, что Юркин человек вовремя смылся и ухитрился сбросить хвост.

Смелков явился в поместье крайне расстроенным и рассказал, ничего не скрывая. И как человека уговаривали сдать заказчиков, и что сулили. Бобров и так взвинченный затянувшейся подготовкой и к тому же думавший, что хоть по части оружия все хорошо, совсем взбеленился. Да так, что даже Серега спрятался. И, явившийся на настойчивый зов, Евстафий тут же получил задание предоставить десяток людей, которые не только хорошо знают дело, но и ничему не удивляются, а также хорошо плавают и ныряют. Подумав, Бобров добавил, что этот десяток потом поплывет с ним в Африку. Так что, если у кого есть семьи, пусть собираются.

Требуемые воины появились уже через десять минут в полной экипировке. Бобров осмотрел их и велел снять бронежилеты и шлемы. Копья, подумав, тоже велел убрать. Возражения Евстафия были пресечены в зародыше. Смелков должен был подготовить микроавтобус, который ждал бы контингент на Песочном пляже. Действо назначили на завтра после полуночи. Воины были пока отпущены, а Юрка отправился готовиться. Евстафий заявил, что он бойцов одних без командования не отпустит. Бобров размышлял недолго и разрешил.

День прошел в нервозной обстановке, а ночью, прихватив по сухому обрубку бревна, цепочка из двенадцати человек спустилась по лестнице на пристань и вошла в воду. Бобров не преминул последовать за бойцами, хотя все дружно возражали. Но Серега был послан, Златку уговорили, остальных тоже. И только Евстафий дисциплинированно молчал, хотя, скорее всего, имел что сказать.

Все прошли через портал и вынырнули, таща за собой куски дерева, к которым были прикреплены замотанные в полиэтилен арбалеты и ножи. Мечи по здравому размышлению, Бобров решил не брать, посчитав это перебором. Сам он встал во главе, поставив Евстафия замыкающим, и длинная цепочка едва торчащих из воды голов и кусков дерева, за которые придерживались пловцы, обогнула мыс и вдоль самого берега, на котором ночью, понятное дело, никого не было, потому что тот, кто должен был бдеть, благополучно дрых, поплыла к пляжу. На берегу, на фоне белого каменного забора нарисовалась темная фигура.

— Юрик, — свистящим шепотом окликнул Бобров.

Фигура завертела головой.

— Где вы там? — расслышал Бобров и встал во весь рост.

— Хех, — сказал Смелков, а это был он. — Вас и не видно было. Давайте за мной.

Бойцы быстро выбрались на берег, свалили в кучу обрубки бревен, долженствующие еще пригодиться, опоясались ножами и забросили за спину арбалеты. Согласно приказу Боброва, никто ничему не удивлялся, хотя чувствовалось, что очень хотелось. Бобров осмотрел в темноте свое воинство, одобрительно кивнул и отправился вслед за Смелковым.

Когда бойцы лезли в стоявший за воротами микроавтобус, кто-то из них не удержался от удивленного восклицания. На возглас тут же, как ястреб бросился Евстафий, и глухо прозвучала плюха.

До места доехали быстро. Что там было ехать по пустым дорогам при отсутствии пробок. Встали чуть в стороне.

— Дверь стальная, — проинформировал Смелков. — Камера наружного наблюдения, внутри двое бойцов перед монитором. А вот сигнализацией они не озаботились. Понадеялись на себя. Так что менты не приедут.

— Это радует, — согласился Бобров. — Не хотелось бы трогать государевых людей. А вот остальные сами свою судьбу выбрали, — и Бобров стал ставить задачу Евстафию.

Евстафий мрачно кивал, соглашаясь, и только один раз переспросил. Потом он собрал своих в кружок возле машины и минут пять им что-то энергично объяснял. Потом подождал немного. Вопросов не было.

— Подтягивайся потихоньку, — сказал Бобров шоферу.

Дальнейшее заняло немного времени, но оказалось сильно насыщено событиями. А началось все с того, что Евстафий лично открыто подошел прямо под камеру так, чтобы сидевшие за монитором увидели его угрюмую рожу, перечеркнутую двумя шрамами. А потом, зайдя сбоку, он достал меч, с которым не расстался вопреки указаниям Боброва, и снес к хренам камеру вместе с кронштейном и кабелем. Ну и охранники повелись. Евстафий же якобы был один.

Когда дверь стала приоткрываться, Евстафий рванул от души и охранник, не успевший выпустить ручку, вылетел наружу прямо под ноги подошедшим бойцам. Второй, не успевший выйти был проткнут сразу тремя стрелами.

Оставив в засаде четверых с арбалетами, остальные поспешили в лавку. И через мгновение оттуда донесся такой грохот и лязг, словно в гипотетической посудной лавке, наполненной исключительно металлической посудой, ворочались не меньше двух слонов. Не зря Бобров учил Евстафия, что надо высыпать патроны на пол и разбить их прикладами ружей, которые потом сломать об стену. А все остальное сокрушить так, чтобы потом никто не понял что это такое.

В самый разгар действа к сторожам примчалось подкрепление, которое те, видать из осторожности, вызвали по телефону. Из подкатившего старого мерседеса вывалилось четверо накачанных парней, и рванулись к дверям, откуда доносились характерные звуки погрома. И тут себя проявила засада. Хлопнули арбалеты, и все четверо повалились на асфальт. Некоторые для порядка подергались. Бобровские бойцы стрелять умели. И буквально тут же из двери показался Евстафий, огляделся и махнул своим. Забрав бойцов, микроавтобус рванул с места.

Юрку с шофером высадили возле ресторана «Дельфин», там их ждала машина, а сами добрались до поворота на Херсонес, где бросили микроавтобус, который все равно был в угоне. Сами же прошли скорым шагом до площади перед воротами музея, перелезли через забор слева от них, проклиная все на свете, поднялись на амфитеатр, пробежали рысью по брустверу двенадцатой батареи, опять перелезли через забор и спустились к пляжу «Солнечный».

До «Песочного» добрались вплавь. Там и плыть-то было всего-ничего. А потом разобрали свои деревяшки, погрузили на них пояса с ножами и арбалеты и так же цепочкой с Бобровым во главе поплыли вокруг мыса к порталу. Под берегом торчал встречающий, которым оказался Серега. Когда бойцы исчезли под водой, уходя через портал, он разобрал пук веревок с петлями на конце, набросил петлю на каждое бревнышко и тоже нырнул. Минутой позже все бревнышки ушли под воду.

Юрка появился в усадьбе через сутки. Лицо у него было удивленное.

— Мужики, — сказал он собравшимся, хотя там были и женщины. — Что делается! Полгорода на ушах стоит. Я специально мимо магазина на троллейбусе проехал. Так весь троллейбус к окнам прилип. Милиции… Наверно даже из Симферополя приехали. Слухи самые невероятные. Вплоть до КГБ СССР. А твоя физиономия, — Юрка повернулся к Евстафию и хихикнул, — висит на всех заборах с надписью «Его разыскивает милиция». Камеру-то вы грохнули, а вот диск в компе остался, — Юрка удовлетворенно потер руки и хватил второй стакан. — Долго они тебя разыскивать будут.

— Ну ладно, — сказал Бобров. — Дело сделано, чего уж там. А вот как теперь быть с оружием?

Смелков беспечно махнул рукой.

— Ерунда. В течение недели сделаем. Просто брать теперь, как наученные горьким опытом, будем по чуть-чуть и в разных местах. И за пределами Крыма.

Тут как раз очень кстати закончилась возня с кораблями. Бобров не поверил своим ушам, когда стали поступать рапорты сначала об окончании работ, а потом и о завершении процесса хомячества. Рапорт об окончании работ Бобров встретил с большим удовлетворением, а вот, увидев результат Серегиных стараний, пришел в ужас и спросил оказавшегося рядом Вована, куда он все это собирается поместить. Вован пожал плечами и ответил в том смысле, что и больше помещали. Тогда Бобров отдал указания немедленно грузиться, потому что и так с отплытием затянули.

А сам, выждав некоторое время, пока не уляжется волна от акции, отправился в свой век, чтобы, как он сообщил Сереге, ближе ознакомиться с матчастью. Златка, преодолев свое предубеждение, решила отправиться с ним.

Звонко блямкнул кусок трубы, подвешенный к вделанному в стену кронштейну. Через несколько секунд блямк повторился. Потом еще раз. По всей обширной территории поместья, заслышавшие его люди, бросали свои дела и шли к усадьбе. На верхней площадке самой крайней башни города Херсонеса, стоявшей на правом высоком мысу Песочной бухты, недавно заступившая смена воинов, прятавшаяся от шквалистого северного ветра за башенными зубцами, тоже услышала звук, и один сказал другому:

— На завтрак созывают что ли. Так обычно два раза звонят. А тут раззвонились…Странно. Да и рановато вроде как для завтрака.

— Да у них там все не как у людей, — сказал второй, кутаясь в прямоугольный кусок шерстяной материи неопределенного темного цвета, громко называемый плащом (конец марта выдался прохладным).

И оба невесело рассмеялись. Хотя смеяться им как раз хотелось меньше всего.

В кусок трубы колотил Прошка. Прошка повзрослевший и вытянувшийся. И, если Бобров по старой памяти по-прежнему называл его Прошкой, то, к примеру, труженики виноградников величали уклончиво Прокопом, то есть, имея в виду нечто среднее между Прошкой и Прокопосом. Прошка совершенно официально возглавлял у Боброва агентурную разведку и был наверно после Боброва и Сереги самым информированным человеком в поместье. Однако это нисколько не мешало ему быть пусть и рано повзрослевшим и начавшим играть во взрослые игры, но мальчишкой. И сейчас он с упоением колошматил по железяке, наслаждаясь издаваемым ею звоном, и с гордостью оглядывался по сторонам, видя, как сходится на пространство за стенами усадьбы, повинуясь сигналу, немаленькое население поместья.

— Ну, хватит уже, — поморщился рядом стоящий Бобров. — А то сейчас еще из города набегут.

Прошка ухмыльнулся и отпустил повисший на веревке железный штырь. Толпа собралась порядочная, а люди все подходили.

— Ладно, — сказал Бобров. — Не будем тянуть, — и кивнул Сереге, — Объявляй.

— Экспедиция! — заорал Серега. — Слушай меня! В колонну подвое становись! Женщины впереди!

В толпе произошло движение и из ее массы по одному, по два стали выделяться отдельные люди, которые пристраивались к стоящему у самых ворот Сереге. К Боброву подошли по-прежнему легкомысленно одетые Злата и Дригиса.

— А нам куда? — кокетливо спросила Дригиса.

— А вам сюда, — и Бобров указал на место рядом с собой. — Вам места уже определены, и бороться за них не надо.

— Мы с тобой эти, как их, привилегированные, — сказала Златка, и обе рассмеялись.

Бобров же остался серьезен. Он как раз давал последние наставления остающимся, словно за предыдущие несколько месяцев не смог этого сделать. Впрочем, и дядя Вася, и Андрей и Евстафий относились к этому сугубо по-деловому. Обстановка не то, чтобы была накалена, но и не расслабляла. Вован перед отходом сгонял в Пантикапей и привез два десятка рабов, которых сейчас усиленно откармливали, потому что после плена мужики были, прямо скажем, худоваты. Евстафий планировал поставить их в строй, тем самым компенсировав часть бойцов, уходящих с Бобровым. К приходящим из города наниматься на работу доверия ни у кого не было. Поэтому работников привозили в основном из Боспора и Малой Азии. Впрочем, слухи о поместье разошлись достаточно широко и сюда ехали охотно. Так что у Андрея проблем не должно было возникнуть.

Дядя Вася оставался за старшего. И по возрасту, и по положению. Никто не возражал назначению дяди Васи на пост преемника, тем более, что он был преемником номинальным, а основную скрипку играли Андрей с Евстафием. Дядя Вася словно бы был гарантом правил поместья и имел право суда и помилования. Ну а когда в поместье появлялся Смелков, он имел с дядей Васей одинаковое право. Вот такую сложную иерархию составил Бобров. Серега, попытавшись разобраться, сразу в ней запутался и прекратил это бесполезное, по его мнению, занятие.

Оформившаяся колонна, тем временем, уже выползла из ворот и молча шествовала к решетчатой башне пристани. Чувствовалось, что люди волновались. Только этим можно было объяснить их чуть ли не полное молчание. Хотя, как правило, наоборот, человек, волнуясь, становится очень говорливым. Но этот дефект с лихвой восполняла толпа провожающих, да так, что в воздухе стоял непрерывный гул.

Этот гул дошел даже до верхушки сторожевой башни и один из дежуривших там воинов высунулся между зубцами посмотреть.

— Глянь-ка, — окликнул он второго, который, пригревшись за ветром, уже стал подремывать. — У них там толпа какая-то.

Второй открыл один глаз. Идти, даже так недалеко, не хотелось.

— И что? — спросил он.

— Похоже на народное собрание. Там народу сотни три будет.

Колонна отъезжающих между тем достигла башни и так же по двое стала спускаться на пристань. А на пристани уже стоял мокрый и трясущийся Смелков и сердобольная Меланья обтирала его сухим куском полотна.

Посадка прошла организованно, потому что уже пару раз тренировались. Бобров все никак не мог расстаться с остающимися. Ему казалось, что как только он взойдет на борт, все в поместье тут же разрушится. Наконец угрозы Вована уйти без него достигли своей цели и Бобров, оглядываясь, поднялся по сходням.

— Отдать швартовы! — облегченно крикнул Вован.

Ветер был встречным. Поэтому от пирса корабли уходили к левому мысу и, пройдя метров сто, ворочали оверштаг и шли прямо на крайнюю херсонесскую башню. А уже от нее разворачивались в море, имея ветер с правого борта.

Остающиеся выстроились на обрыве и орали и махали руками. Те, которые спустились на пристань, тоже не молчали.

Так, под прощальные крики, корабли один за другим легли на курс к Босфору.

Оба воина стояли на башне, не обращая внимания на ветер.

— Похоже, куда-то поплыли, — сказал первый.

— А как ты догадался? — сыронизировал второй.

Бобров стоял на корме и смотрел, как отдаляется берег. Красные крыши и белый камень усадьбы, красные крыши и белый камень города… Только в усадьбе по краю обрыва выстроилось множество народа, а в городе всего несколько человек, насколько было видно, с интересом провожали взглядом необычные корабли.

Бобров повернулся и подошел к стоящему у штурвала Вовану.

— Сколько до Босфора? — спросил он.

Вован посмотрел на паруса, прикинул что-то.

— С таким ветром завтра к полудню будем.

Бобров кивнул и пошел к себе. Он открыл дверь в надстройку и досадливо поморщился, в коридорчике, рядом с дверью в его и Златкину каюту, опершись спиной о переборку, на корточках сидела Апи.

Апи давно не выглядела забитой девчушкой. Сейчас это была молоденькая девушка, не сказать, что очень красивая, но ужасно милая. В усадьбе она была всеобщей любимицей, потому что откликалась на любую просьбу и всегда с обаятельнейшей улыбкой. У нее была только одна особенность — она откликалась исключительно на просьбы женщин, напрочь игнорируя мужчин. При этом она делала два исключения из исключения — Бобров и Серега. Причем, к Сереге она относилась ровно, по товарищески, а Боброва боготворила.

Бобров начинал этим тяготиться, хотя Апи, надо быть честным, никак явно свою любовь не проявляла. Она предпочитала любить издалека, но где бы Бобров ни появился, обязательно недалеко можно было обнаружить Апи. Апи подросла, оформилась и превратилась в изящную девушку, пропорционально сложенную, правда, с несколько великоватой для своих лет грудью и с красивыми густыми волосами до плеч. Бобров лично подстриг ее неопрятные лохмы и Апи во время этой процедуры только что не мурлыкала.

Златка находила в этой привязанности элемент пикантности и, будучи дитем века, поинтересовалась как-то раз, не хочет ли Бобров взять себе вторую жену, упирая на то, что он таковую запросто прокормит, а ей ранг старшей жены не помешает. Бобров смутился и Златка, выждав, тему развивать не стала.

В поход Апи записалась одной из первых, когда уверилась, что Бобров идет однозначно, и приняла живейшее участие в подготовке. Она даже с Млечей рассталась без особого сожаления, хотя, похоже, была сильно привязана. И вот теперь сидела у каюты Боброва, не выказывая ни досады, ни нетерпения.

— Апи, — сказал Бобров, подойдя. — Что же ты сидишь тут в одиночестве, когда все на палубе.

Апи встала, глядя на Боброва чисто и восторженно. Боброву стало не по себе. Он даже оглянулся, ища взглядом Златку — свою всегдашнюю опору. Но Златки видно не было и он, вздохнув, положил руки на девчоночьи плечики. Апи тихонько прижалась к нему, вздохнув удовлетворенно, и замерла. Ее макушка пришлась Боброву чуть ниже подбородка (рост Апи был немного меньше Златкиного).

— Апи, Апи, — сказал Бобров. — Что же ты делаешь, Апи.

Девушка подняла голову, и на Боброва взглянули из под упавшей на лицо светлой пряди большие карие глаза. И не было в них ни тоски, ни сожаления, только странная радость. Апи выпрямилась, и Бобров перестал ощущать через тонкую ткань ее твердые соски. Отбросив с лица волосы, девушка улыбнулась ему, как только она могла: светло и радостно, повернулась и пошла к выходу из надстройки. А Бобров открыл дверь в каюту, и у него появилось ощущение, словно мимо прошло что-то большое и солнечное.

А через пять минут появилась Златка. Бобров усадил ее на колени и поцеловал в шею. Златка слегка отодвинулась и спросила:

— У тебя что-то случилось?

И Бобров, волнуясь и запинаясь, ей все рассказал. Ничего не скрывая.

Златка не отстранилась, чего в страхе ожидал Бобров. Наоборот, прижалась к нему еще теснее и прошептала в ухо:

— А я тебе говорила.

Бобров не успел спросить, о чем это она, как Златка гибко поднялась с его колен и вышла. Бобров еще успел подумать, что Апи надо было посадить на другой корабль, потом успел отказаться от этой мысли, понимая, что из такой затеи ничего бы не вышло, как Златка появилась вновь. И действительно, много ли надо времени, чтобы обежать не такой уж большой кораблик. За собой Златка решительно тащила недоумевающую Апи. Она поставила ее перед сидящим Бобровым и удовлетворенно заявила:

— Вот!

Бобров выглядел наверно не лучше Апи.

— Ну и что такое ты тут учинила? — спросил он через несколько секунд.

— Как что? — в свою очередь удивилась Златка. — Я привела тебе вторую жену. Я не слышу слов благодарности.

И Бобров и Апи оба впали в состояние оцепенения, когда все видишь, и слышишь, и даже осязаешь, но вот предпринять никаких действий не можешь. Апи очнулась первой. Она с отчетливым стуком рухнула на колени и обняла Златкины ноги.

— О, госпожа…

— Не госпожа, — немного сварливо поправила ее Златка. — А первая и любимая жена.

Апи склонила голову, соглашаясь.

— Э-э, — подал, наконец, голос, пришедший в себя Бобров. — А меня тут кто-нибудь спрашивал?

— Как будто ты против, — уверенно ответила Златка.

Бобров потом долго вспоминал эту ночь со смешанным чувством стыда и восторга. А перед ночью был обед, куда он пришел уже в сопровождении обеих жен. И если Златка находила все это ужасно забавным, то Апи была серьезна до дрожи. Или это она боялась. Но вида не подавала.

— Вот, — сказал Бобров, адресуясь к присутствующим на обеде Вовану, Сереге с Дригисой и Петровичу. — Это Апи…

— Что, мы Апи не знаем, — проворчал Серега и, отломив голову, сунул в рот целиком зажаренную в оливковом масле султанку — последний привет от рыбацкой артели.

— Ты дослушай, проглот, — упрекнул его Бобров. — Апи — моя вторая жена.

Серега, вознамеривавшийся запить султанку добрым глотком белого, поперхнулся, и Вовану пришлось лупить его по спине, хотя сам он был в таком состоянии, что его тоже не мешало бы… по спине. Петрович многозначительно промолчал. Что же касается Дригисы, то она, похоже, не знала — осуждать ей или же завидовать. Вроде бы в фракийских семьях многоженство было принято, но только если многоженец был в состоянии прикормить многочисленных жен вкупе с потомством. А так-то, конечно, нет. Поэтому сознание выросшей в моногамной семье Дригисы и раздваивалось.

Серега, когда откашлялся, просто поздравил и опять принялся за жареную рыбу. Но Серега был прост как сатиновые трусы и к тому же считал, что все, что делает шеф, он делает правильно и в нужном направлении. Он даже посчитал, что Бобров и здесь его опередил, так как тоже подумывал о чем-то похожем и даже присмотрел себе в поместье одну бывшую рабыню с берегов верхнего Истра. Ну и теперь, естественно, страшно жалел, прикрывая это свое чувство неумеренным аппетитом.

Ну а Вовану это было вообще по тимпану. Ему и Млечи хватало с избытком. А вместо второй жены были корабли. На Бобровские же увлечения он смотрел снисходительно. При этом, не осуждая, но и не одобряя.

Так что представление Апи и ее встраивание в, так сказать, высшее общество прошло вполне успешно. Сидевшая в самом начале неестественно прямо и почти не евшая, к концу обеда она ощутимо расслабилась, чему во многом способствовала незатейливая атмосфера. Ее оценили и приняли, и если и обращали внимание, то только как на давно знакомую. Такую как Златка или Дригиса.

Корабли, тем временем, ушли так далеко, что из вида пропал не только Херсонес, но и Крым исчез за горизонтом. Северный ветер дул ровно и Вован решил, что доберется до Босфора, не задействуя машины. Качка была минимальная и морской болезнью пока никто не страдал. То есть путешествие началось в самых, что ни на есть тепличных условиях. Расслабленное условиями и плотным обедом «высшее» общество собралось на юте, рассевшись прямо на палубном настиле. Настил был слегка нагрет солнцем, и сидеть на нем было приятно.

Опершись спиной о балясины релинга и поелозив для пущего удобства, Серега спросил:

— Шеф, вот расскажи опчеству, на кой ляд ты мотался в двадцатый век. Ностальгия замучила или же у тебя была большая и благородная цель?

Бобров посмотрел на него внимательно, потом окинул взглядом расслабившееся «опчество».

— Вам это для улучшения пищеварения, или как?

— Или как, — заверил его Серега и приготовился слушать.

— Ну ладно, — проворчал Бобров. — Но учтите, при малейших признаках засыпания, лекцию я прерываю, и больше вы у меня не допроситесь.

— Значиттак, в этом году, который у нас триста тридцать четвертый до новой эры, совсем скоро, а если точнее, в мае небезызвестный Александр Македонский одолеет Геллеспонт в районе Трои и высадится на побережье Малой Азии.

— То есть, мы успеем проскочить? — уточнил Петрович.

— Бесспорно, — подтвердил Бобров. — А дальше начнется эпоха завоеваний. И продлится это месилово ажно до триста двадцать третьего года. То есть, блин, одиннадцать лет. Но нам, по большому счету, все это на хрен не уперлось, не считая того, что нужно проскочить восточную часть Средиземного моря до начала боевых действий на море. Насколько я знаю, персидский флот очень силен, а это сейчас означает, что их тупо очень много. Боюсь, что на обратном пути Вовану будет трудновато и ему придется идти или ночью, или под машиной.

— Прорвемся, — сказал Вован. — Ночью, насколько я в курсе, греки не ходят. Да и персы тоже.

— Тебе лучше знать, — согласился Бобров. — Так вот, дальше. Они там себе воюют и пусть воюют. Нам до них нет никакого дела. У нас дела совсем в другой части света. Еще раз повторю, что с активностью или с противодействием мы можем столкнуться только в восточной части Средиземноморья. Все остальное время нам может угрожать исключительно стихия.

— Одиннадцать лет, — сказал Серега задумчиво. — Долгонько, однако.

— Ну да. Но, тем не менее. Так вот, в триста двадцать третьем году Александр помрет…

— А от чего? — заинтересовался Петрович.

— От неизвестной болезни, — сказал Бобров. — Сам понимаешь, в ту пору диагностика сильно хромала, а в наше время поставить диагноз нет никакой возможности в связи с отсутствием объекта.

— Посмотреть бы, — загорелся Петрович.

— А оно тебе надо? — вставил слово Серега. — Историю поменять хочешь? — и он хитро посмотрел на Боброва.

— Да нет, — смутился Петрович. — Просто интересно.

— Никто ни на что смотреть не будет, — сказал Бобров. — Это случится в Вавилоне, а туда добираться надо несколько месяцев и не факт, что доберешься. Придется тебе, Петрович, на неграх тренироваться.

— Ну, на неграх любой сможет, — сказал Петрович. — А вот с Александром Македонским было бы гораздо интересней.

— Зато на неграх без последствий, — предостерег Серега. — А вот, если с Александром не прокатит, то возможны варианты. Причем, самый из них гуманный это поедание дикими зверями.

Петровича передернуло.

— Вот умеешь ты убеждать, — сказал он.

— Обращайтесь, — кивнул Серега.

— Так я продолжу, — помедлив, сказал Бобров. — Можно, да. Так вот, нас интересует исключительно триста двадцать третий год. Александр, значит, отойдет от дел. Причем, совсем. А его ближайшие друзья-сторонники тут же примутся делить наследство. Наследства будет много, и они почти передерутся. Самый из них хитрый — Птолемей, пока остальные станут выяснять отношения, прихватит с собой саркофаг с телом Александра и слиняет. Отправится он прямиком в Египет. С ним, кстати, упорхнет и наша знакомая Тайс Афинская. Ну, про нее я вроде вам уже рассказывал. А нам интересен еще один друг детства царя, некто Неарх. И интересен он не только тем, что оказался не похож на остальных завистливых и жадных якобы друзей, но в основном тем, он оказался великим мореплавателем и путешественником. И вот, когда остальные «друзья» погрязнут в разборках, Неарх поступит неординарно — он попросит себе флот.

— Я бы тоже флот попросил, — сказал вдруг Вован. — А что за флот-то? Вдруг такой и просить не стоит.

— Перед тем как попросить себе флот, — продолжил Бобров, переждав реплику Вована. — Неарх проплывет от устья Гидаспа, где будет построен гигантский флот в восемьсот кораблей…

— Ого! — воскликнул Вован. — А вы мне тут десяток впарили и считаете это огромным одолжением.

— Не суетись, — поморщился Бобров. — С этим флотом, — продолжил он. — Неарх спустится в Аравийское море и, исследовав его северное побережье, доберется до Персидского залива. Потом, таким же образом изучив его побережье, доплывет до устья Тигра и поднимется к Вавилону, где уже будет находится Александр. Тот решит обратить взор в сторону моря и исследовать страны, лежащие к югу от знойной Аравии. Ну а кому поручить командование флотом? Не Пердикке же, любовью которого станут боевые слоны. Слоны плохо сочетались с триерами. Поэтому Александр и поручит флот Неарху. Некоторые ученые потом говорили, что, мол, Неарх сам вызвался. Но нам-то без разницы, сам он или не сам. Нам важен факт. А факт таков, что флотом будет командовать Неарх. Флот станет строиться под Вавилоном и флотоводцев, в смысле, капитанов будут собирать со всей империи Александра. Там будут греки, финикийцы, киприоты, египтяне и даже, блин, побежденные персы. Еще бы, ведь флот составит почти две тысячи единиц.

— Сколько, сколько! — ахнул Вован.

— Две. Тысячи. Кораблей и судов, — подчеркнул каждое слово Бобров. — Одних боевых триер будет восемьдесят. А ведь будут еще специализированные лайбы для перевозки лошадей, транспортники и обычные лодки. Для меня до сих пор загадка, как они собирались плыть по океану на лодках.

— Ну а чего? — сказал пришедший в себя Вован. — Шастали же полинезийцы на своих пирогах чуть ли не до южной Америки.

— Так то полинезийцы, — не согласился Бобров. — Они пирогу осваивали раньше, чем начинали ходить. И вообще, не отвлекайте.

Вован поднял руки, как бы говоря: «Все-все, молчу».

Флот будет построен и Неарх соберется в дорогу. Он хотел обогнуть Африку с юга и, проникнув в Средиземное море с запада, покорить для Александра Ливию и Карфаген. Цель была благая — Александр хотел стать царем всей Земли. И Неарх собирался этому способствовать. А на прощальном пиру по поводу отплытия царь заразится неизвестной болезнью и десятого июня умрет. А через несколько дней со стоянки исчезнет весь флот во главе с Неархом. И больше о нем никто ничего не услышит.

— Две тысячи кораблей, и никто? — недоверчиво спросил Серега.

Бобров отрицательно помотал головой.

— Никто. Правда есть предположения где-то на уровне гипотез. Согласно одной из них флот Неарха погиб возле Берега Скелетов, что в пустыне Намиб, в результате шторма. То есть, они обогнули мыс Доброй Надежды и уже поднимались к северу. Правда, о том, сколько осталось кораблей после пути вдоль восточного побережья Африки сия гипотеза умалчивает.

— Так это что же получается, — сказал, сидевший до этого в молчании, Петрович. — Мы построим там что-то вроде города и через одиннадцать лет к нам в гости заявится целая орава македонцев во главе с энергичным Неархом. А если они сочтут необходимым нас завоевать?

— Мы сделаем так, — усмехнулся Бобров, — чтобы не сочли.

До самого ужина Бобров находился на палубе. Честно говоря, идти к себе в каюту ему было страшновато. Над ним никто не посмеивался. Все словно бы забыли о Бобровской выходке. Да он и сам посчитал ее или чем-то вроде глюка, или грез наяву. И чем больше об этом думал, тем больше убеждал себя в том, что так оно и есть. То есть, грезы и больше ничего.

— Надо сказать, — подумал Бобров, — что это были очень даже приятные грезы. Особенно, если вспомнить грудь Апи.

Вахтенный брякнул в рынду и возгласил:

— Команде ужинать!

Свободные от вахты потянулись к грот-мачте, куда отряженный дежурный подтаскивал сосуды с едой. Офицеры и примазавшиеся к ним в лице Боброва, Сереги и Петровича собрались на юте вокруг низкого столика. Они еще не расселись, когда из надстройки появились Златка и Дригиса, подталкивающие в спину жутко смущавшуюся Апи.

— Опа! — сказал сам себе Бобров. — Так это вовсе оказывается и не грезы, а суровая действительность.

За столом он оказался между Златкой и Апи. Бобров быстро понял преимущества двоеженства. По крайней мере, за столом. Приходилось только стакан с вином ко рту подносить. Вован и Петрович смотрели с завистью.

— Я, пожалуй, тоже женюсь, — сказал Петрович и добавил. — Но не по любви, потому что таких, как Златка и Апи, мне не найти.

Апи порозовела, а привычная Златка не отреагировала.

После ужина Бобров хотел остаться на палубе, тем более, что погода располагала, да и тема для разговора нашлась бы. Но Златка была неумолима. Апи шла сзади и краснела. Однако, в сумерках этого видно не было. И Бобров заметил это только в каюте, когда Златка зажгла светильник. И еще он заметил, что и он и Апи были несколько смущены, а вот Златка, похоже, радовалась. Она вообще, как бы взяла на себя роль распорядителя и лично стащила с Боброва шорты, хотя, как правило, все бывало наоборот.

Бобров поспешил нырнуть под покрывало и оттуда наблюдал с жадным интересом процесс раздевания Апи. Златка аккуратно совлекла с нее хитон и трусики. А надо сказать, что уже никто в поместье не носил набедренных повязок и мастодетонов — повязок грудных. Их заменили на цивилизованные трусики и бюстгальтеры (кому требовалось, конечно). Златка — вот за ненадобностью бюстгальтер не носила. Как, впрочем, оказалось, что и Апи.

Дальше Бобров принципиально не хотел ничего вспоминать. Хотя, что вспомнить было. Ой, было. Следует только упомянуть, что женская часть семьи осталась жутко довольной. Однако, Боброву это далось нелегко, и он даже подумал, что переоценил свои возможности. И только последующие события показали, как он был неправ.

Спал он, естественно, до обеда, пропустив завтрак. Никто его не тревожил. Бобров бы и дальше проспал, но Златка решила, что хватит и всунувшись в дверь громко об этом заявила. А потом добавила, что капитан сказал, что уже близок Босфор и он дал команду разводить пары. Бобров вскочил, словно на него плеснули холодной воды. Как же можно такое пропустить. Ведь они, собственно, покидали родное море, можно сказать, родной Эвксинский Понт, пусть он даже временами бывал черным, на неизвестно какое время. Конечно, у них были планы вернуться богатыми и знаменитыми. Но все ведь прекрасно знают, как умеют не сбываться самые красивые планы. Не зря ведь сказано: хочешь рассмешить Бога — расскажи ему о своих планах.

Так что Бобров никак не мог пропустить столь знаменательное событие. Ежели по большому счету, то первый этап в движении к… Тут Бобров задумался. А действительно, в движении к чему? Ведь у него в принципе все есть. Бобров попробовал перечислить все, чем обладал, и соотнести это с тем, что, по общему мнению, является признаками благосостояния и даже достатка.

— Так, — сказал сам себе Бобров. — Квартира у меня есть.

Он вспомнил свой роскошный, построенный по спецзаказу модным архитектором дом на берегу Стрелецкой бухты, оставленный всего лишь вчера, огромный «приусадебный» участок не в один десяток гектаров, практически собственную бухту с причалами и удовлетворенно вздохнул:

— Похоже, что есть. Теперь следующее: машина. Ну, у меня вместо машины десяток судов и несколько повозок и верховых лошадей. Если считать в стоимостном выражении, то мой флот больше любого гаража любого олигарха.

Тут Бобров опять удовлетворенно вздохнул.

— Яхта. Ну-у, — Бобров постучал по палубе. — Если это не яхта, то я есть практически голодранец.

Он подумал.

— И еще жена.

Он вспомнил ночь и двух обнаженных богинь… моделей, или то и другое вместе… или ни то, ни другое, а вовсе даже третье, до которого двум первым как до звезд. Бобров даже покраснел. Местами. И оглянулся — не видит ли кто. Но каюта была пуста. Бобров все-таки решил на жене не зацикливаться, а посчитать и прикинуть дальше.

— Ну и деньги.

Деньги были слабым местом. Бобров сильно потратился на снаряжение экспедиции и, хотя он верил, что за время его отсутствия поместье еще принесет ему немало, как в серебре, так и в валюте посредством Юрки, но все-таки считал, что он должен обеспечить не только себя, но и всех ему доверившихся, а этого становилось явно недостаточно. А вот там, куда он так стремился, этот вопрос должен быть решен радикально.

— И тогда, — размечтался Бобров, — я смогу устроить жизнь каждого своего, так сказать, «соусадебника» в лучшем виде. То есть, так как он пожелает. Вот там-то и Сереге с его тягой к прогрессорству будет раздолье. Прогрессируй — не хочу. Все равно вокруг никого нет. Если только какой негр непуганый забредет. И тогда по приходу Неарха, ну если конечно он придет, у нас будет готовый город. А там посмотрим, захотят они жить в этом городе или их повлечет дальше. Ну, если захотят, то естественно, на наших условиях. Типа, мы первопроходцы и основатели и в наш монастырь не фиг лезть со своим уставом. Правда, там будут одни мужики без смягчающего женского влияния, — Бобров вздохнул в очередной раз. — Не похищать же специально для них сабинянок.

Мысли уводили Боброва все дальше и дальше, и он решил прекратить грезить о несбывшемся и перейти на реалии. Но тут его размышления прервали самым приятным образом — дверь каюты приоткрылась и в образовавшуюся щель просочилась Апи, а за ней появилась и Златка. Но та щелью не удовлетворилась и распахнула дверь во всю ширь.

— А что здесь делает наш муж? — проворковала она.

— Ваш муж здесь думает, — в тон ей ответил Бобров.

— И об чем же?

— Об том, что Херсонес нам больше не конкурент.

— Это почему же? — поразилась Златка и Апи тоже посмотрела вопросительно.

— А вот об этом, — сказал Бобров, — я расскажу вам позже.