XIII

Американцы собирались захватить аэродром Уилер. Лейтенант Сабуро Синдо отлично это понимал. Японские войска делали всё возможное, чтобы сдержать противника. Они несли тяжелейшие потери, но янки всё равно продвигались вперёд. Танки у них был гораздо лучше японских, и в большем количестве. У них было больше пушек, к тому же Оаху постоянно обстреливали с моря. Плюс ко всему, они полностью контролировали небо.

Синдо отлично знал, насколько оно важно. Когда Япония завоёвывала Гавайи, он наслаждался. Бесконечные полёты над головой американских истребителей и бомбардировщиков гораздо менее приятны, чем собственный полёт.

И, вот, у него появился шанс снова взлететь. Техники аэродрома Уилер распотрошили "Зеро" и "Хаябусы", снимая с них всё вооружение. Они разобрали с полдюжины разбитых самолётов, чтобы собрать один рабочий. Синдо даже не пришлось дёргать за нужные ниточки, чтобы подняться в небо. Насколько ему было известно, он остался единственным живым и невредимым пилотом.

Есть один американский фильм про человека, сшитого из частей других людей. Самолёт, на котором Синдо полетит бить американцев, был очень на него похож. По большей части он состоял из деталей "Зеро", с вкраплениями частей "Хаябус". Это ловушка. Лейтенант это понимал. В нормальных условиях, он прошёл бы мимо такой машины, не то, чтобы сесть в кабину. Теперь же... Японскому гарнизону на Оаху суждено погибнуть. Что значит всего одна жизнь? Синдо хотелось погибнуть в бою с врагом, с этими круглоглазыми варварами, которые посмели посягнуть на его божественную империю.

Перед тем, как он сел в кабину этого франкенштейноподобного самолёта, техник протянул ему бутылку так называемого джина. Перед вылетом на задание, лейтенант обычно не пил. Сейчас-то какая разница? Никакой. Повезет, если удастся зайти на атаку. Чтобы вернуться, потребуется чудо, причём, немалое.

- Удачи. Задайте им там, - сказал техник, когда Синдо вернул ему бутылку. - Банзай Императору!

- Банзай! - ответил Синдо.

Он забрался в кабину, сдвинул "фонарь" и крепко его закрыл. Двигатель завёлся с первой же попытки. Синдо посчитал это хорошим знаком. Скоро у него их совсем не останется. Как и у всех японцев на Оаху.

Ещё одним хорошим знаком будет взлёт, при котором он не взорвётся. Под фюзеляжем висела стокилограммовая бомба. Чтобы взлететь у него была короткая полоса зелёной травы. Если трава окажется недостаточно густой или шасси упадёт яму, его миссия закончится гораздо быстрее, чем он рассчитывал.

Несмотря на все риски, лейтенант пожалел, что не удалось подвесить бомбу побольше. Самолёт способен без проблем нести на себе 250 килограмм, но техники не нашли снаряд подходящего размера. Синдо пожал плечами и подтянул ремень безопасности. Затем он отпустил тормоза. Самолёт покатился вперёд. Синдо добавил оборотов. Докатившись до края зеленой полосы, он потянул штурвал на себя. Нос "Зеро" задрался вверх. О более мягком взлёте и мечтать нельзя.

Взлетев, он смог оглядеть округу. Вахиавы нет, она потеряна. Как и казармы Скофилда, что к северу от Уилера. Если бы механики затянули ещё чуть-чуть, возясь с ключами, клещами и заклёпками, взлететь бы уже не получилось.

Внизу "Уайлдкэты" и новые американские истребители пикировали на позиции японцев. По ним в ответ били пулемёты, но зениток уже не осталось. Ни один американец не обратил внимания на Синдо. А если и заметили, то, вероятно, решили, что он свой. Форма "Зеро" была немного похожа на форму "Уайлдкэта", но лишь немного. Огромную услугу Синдо, по его мнению, сослужил тот факт, что янки больше не ждали появления в небе японских самолётов. Если он не японский, значит, американский. Логично, не так ли? Но логика эта действовала только в рамках его предположений. Если Синдо ошибся...

Он направился на север, навстречу американскому флоту. Какой-то летевший в обратную сторону самолёт помахал ему крыльями. Видимо, решил, что у него проблемы. Лейтенант вежливо помахал в ответ, мол, всё хорошо. Они разлетелись в стороны. Синдо слегка улыбнулся. Он уже участвовал в воздушных боях, поэтому полетел в том направлении, откуда шли американцы, чтобы найти их авианосцы.

- Домо аригато, - пробормотал он, сомневаясь, что они обрадуются этим благодарностям.

Вся оперативная группа американцев - эсминцы, крейсеры, линкоры - держалась как можно ближе к берегу, чтобы своими орудиями доставать до японских позиций. Бомбили они с методичной чёткостью. А почему бы и нет? Ответить им некому. Синдо и не собирался. Эти корабли, пусть и выглядели впечатляюще (именно они опозорили более многочисленный японский флот), значения не имели. Лейтенанту были нужны авианосцы.

Те болтались чуть дальше от берега, дабы ничто с Оаху их не достало. Лейтенант Синдо вновь улыбнулся. Кое-что с Оаху до них, всё-таки, долетит.

Вон они! Вокруг авианосцев сновали эсминцы, защищая от случайных подлодок и обеспечивая противовоздушную защиту. Его самолёт, наверное, уже давным-давно появился на радаре. Если и так, враждебным его, кажется, не сочли.

Затем Синдо пробормотал:

- Дзакенайо!

В воздухе по-прежнему барражировали патрули. Подлетел "Уайлдкэт", чтобы рассмотреть его поближе. "На всякий случай", - видимо, подумал пилот. Синдо мог пережить многое, но только не визуальный осмотр. Он угадал момент, когда вражеский пилот, наконец, его распознал. "Уайлдкэт" внезапно ускорился и начал уклоняться.

Американец решил, что сможет выиграть этот воздушный бой. Многие пилоты "Уайлдкэтов", столкнувшись с "Зеро", совершали ту же ошибку. Она же, зачастую, становилась последней в их жизни. С этим всё произошло точно так же. Синдо зашёл сзади, подбил и самолёт по спирали отправился в воду.

Видимо, пилот успел позвать на помощь товарищей. Все вдруг бросились на Синдо. Времени на раздумья совсем не осталось. Всё стало происходить очень быстро. Синдо спикировал на ближайший авианосец. Американцы, по-прежнему, держали их максимально близко друг к другу. Если бы японцам удалось организовать настоящую атаку, всю эту оперативную группу просто разметали бы. Синдо же оставалось сделать всё, что он мог.

Когда он спикировал, по нему открыли огонь зенитки. Корабли внизу, наконец, догадались, что он не свой. Ближайший авианосец оказался не самым большим. Плевать. Если его можно подбить, надо бить.

Синдо нажал рычаг, освобождавший бомбу. Та ушла вниз и разорвалась на полётной палубе. Когда "Зеро" выходил из пике, по фюзеляжу застучали то ли осколки, то ли пули. Двигатель чихнул. Из самолёта пошёл дым.

- Карма, - произнёс Синдо.

Разумеется, это был билет в один конец. Если бы всё сложилось иначе, он был бы злее и разочарованнее.

Он полетел к соседнему авианосцу, надеясь, что самолёт не утонет раньше. На него спикировал "Уайлдкэт". Синдо заложил вираж и ушёл из-под прицела. Направление полёта из-за этого изменилось и он двинулся к следующему кораблю. На него садились самолёты, а несколько штук даже стояло на полётной палубе. Идеально.

Синдо немного набрал высоту, а затем спикировал, словно собирался сесть сам. Сидя в кабине, он приготовился к удару, понимая, что ничего хорошего для него он не несёт.

- Банзай! - завопил он, когда внизу простёрлась полётная палуба. - Бан...


Джо Кросетти выбрался из кабины "Хеллкэта" и побежал во внутренние помещения "Банкер Хилла". Ему было интересно, с чего вдруг начали стрелять зенитки, словно сошли с ума. Поверить, что в небе остались японские самолёты, он не мог.

Никого не волновало, во что он там верил. В следующий момент он получил щелчок по носу. Какой-то матрос указал на правый борт и заорал:

- Ёб твою мать, япошка!

И, точно. Его "Зеро" горел. Он летел низко над водой прямо на "Банкер Хилл". Джо смотрел на него в беспомощном восхищении. Чем он там, блин, думает? Совсем рехнулся, решив сесть на американский авианосец? Его на куски разорвут раньше, чем он успеет выбраться из кабины. Даже если это так, он всё равно, летел неровно.

Он слегка приподнялся, затем спикировал на палубу. Кросетти не мог поверить, что он намерен разбиться, пока именно это не произошло. "Зеро" превратился в шар огня. Как и полдюжины "Хеллкэтов".

- Пожар! - завопил Джо. - Пожар на полётной палубе!

Из пламени выбежал матрос. Его одежда горела, он сам, наверное, горел. Орал он так, словно демоны тыкали ему в бок вилами.

- Ложись! - крикнул ему Джо. - Ложись и катайся!

Так учили. Довольно непросто поступать так, как учили, когда на вентилятор прилетает мешок говна. Джо всё ещё был одет в лётный костюм, включая тяжёлую кожаную куртку. Он не был крупным парнем, но он бросился к матросу, сел на него сверху и принялся хлопать по нему одетыми в перчатки ладонями. Когда почти всё пламя погасло, кто-то начал поливать их из шланга. Парню, что держал шланг, хватило ума не открыть его на полную мощность. Иначе, тугая струя воды смыла бы их за борт прямо в воду.

Подбежали санитары и склонились над обгоревшим.

- Ты-то, как? - спросил один у Джо. - Нормально?

- Ага, наверное, - изумлённо ответил тот.

В перчатках или нет, но руки он обжёг. Ещё обгорела щека. Но он ещё жив и здоров, в отличие от этого бедолаги.

Санитар натёр его щёку какой-то мазью. Жар постепенно спал. Затем санитар отправился искать других раненых.

Долго искать не пришлось. Япошка этот хоть и тварь, но очень храбрая тварь. Он повредил "Банкер Хилл" насколько это было возможно. Самолёты продолжали гореть, сколько бы их ни поливали забортной водой. По воде плыли горящие пятна топлива и масла.

Если бы "Зеро" упал на полминуты раньше... Джо вздрогнул. Он оказался бы посреди этого шара огня.

Теперь же он мог лишь помогать держать шланг, из которого поливали пожар. Обожжённые руки отчаянно вопили от боли. Он не обращал на них внимания. Ожоги не страшные и Джо сомневался, что сделает их ещё хуже. О них он подумает потом.

- Не, ты видал, каков пидор? - сказал петти-офицер позади Джо. - Видал, как он рухнул на палубу?

- Видал, - ответил он.

Чиф-петти-офицер поливал горящий "Хеллкэт", который мог принадлежать Джо.

- Прилетел бы он чуть пораньше, захватил бы с собой и меня.

Вот. Он сказал об этом вслух. Небо не рухнуло ему на голову. Но такого чувства у него уже больше не было. Теперь он - как там сказал этот умник? - очередной беглец от закона средних чисел.

- Он знал, что ему конец, вот и решил нам нагадить, - сказал петти-офицер. - Как остановить человека, который уже приговорил себя к смерти?

- Мы и не остановили.

- Точно, бля, - согласился петти-офицер. - Представьте, что было бы, если бы на наши авианосцы и линкоры налетела сотня таких япошек? Они бы разъебали весь флот!

Джо задумался над его словами. Эта мысль напугала его, но ненадолго. Он пожал плечами.

- Не будет такого, браток. Нихера. Где искать сотню человек, готовых покончить с собой, как вот этот? Даже япошки не настолько ебанутые.

- Ага, наверное, вы правы, - ответил, пораздумав, петти-офицер. - Чтобы совершить нечто подобное, нужно быть азиатом, но даже япошки для этого недостаточно азиаты.

Он указал на авианосец сопровождения по правому борту. От корабля тоже тянулся столб дыма.

- Этот козёл, наверное, в него бомбу положил. Либо туда врезался другой япошка.

- Бомба, скорее всего, - ответил Джо. - Её можно пристегнуть к любому истребителю. Это был одиночка, или нет?

- Ну, я тоже так думал. Сейчас уже не уверен. Господи, какой же пиздец же он тут устроил.

Верно подмечено. Расчёты по борьбе за живучесть стояли на ушах. Распространение огня удалось остановить, теперь его спешно гасили. Но на полётной палубе "Банкер Хилла", по-прежнему, царил бардак. То ли шесть, то ли восемь самолётов пришли в негодность. Полётную палубу тоже придётся ремонтировать, часть её очень сильно пострадала от огня. В воздухе пахло топливом, машинным маслом, горелой краской, резиной и деревом. Был ещё один запах, от которого рот Джо наполнился слюной, но, когда он осознал его причину, его чуть не стошнило. Запах жареного мяса уже никогда не станет для него прежним.


Взводный сержант Лестер Диллон скрючился в воронке неподалёку от взлётной полосы аэродрома Уилера. По ту сторону разбитых бетонных полос у япошек стояли пулемётные гнёзда. Недавно кто-то, кому этого делать не придётся, приказал морпехам пересечь эту открытую местность. И они пойдут, либо погибнут. Лесу совершенно не хотелось оказаться среди тех, кто погибнет.

Он услышал самый прекрасный на свете звук: рёв радиальных двигателей в небе над головой. "Хеллкэты" штурмовали позиции япошек. Сержант наблюдал, как пули .50 калибра взрывали впереди пучки травы. Затем зазвучали другие двигатели: вместо Бенни Гудмана заиграл Луи Армстронг. "Донтлессы" разгрузились прямо, куда надо, затем взревели моторами, заложили ещё один вираж и ударили снова.

Но пересечь поле боя, всё равно, оставалось непросто. Едва морпехи поднимутся из окопов, какой-нибудь уцелевший или недобитый япошка обязательно начнёт по ним стрелять. Даже раненые могли держать винтовку или бросать гранаты. Взять себя живыми они не позволят. Леса такое положение дел устраивало. Всё равно, брать их живыми он не собирался.

Прозвучал свисток. Лес поморщился. Вот оно - то самое, чего он ожидал.

- Встаём, уроды! - проревел капитан Брэдфорд. - Вы морпехи, или кто?

Его слова наполнили бойцов гордостью. Ротный отлично знал, что говорить. Лес выскочил из воронки и побежал вперёд. Он пригибался как можно ниже, и постоянно петлял по сторонам. С тем же успехом можно пытаться отогнать слона щелчками пальцев - успех будет тот же.

Самолёты не сумели зачистить позиции япошек. Можно было догадаться. Морпехи падали. Другие валились на брюхо и стреляли в ответ. Над головой Диллона пролетали холодные синие трассеры. Поначалу они казались ему мотыльками, обожравшимися бензедрина. Затем он подумал, что пули пролетают слишком уж близко от цели. Об этом нужно было думать в первую очередь, но разум иногда вытворяет очень причудливые выкрутасы.

Вскоре он оказался среди япошек. Часть из них была пехотинцами, другие, судя по форме, авиатехниками. Все они сражались, словно сумасшедшие. Если Лес увидит бегущего япошку, тот станет первым в его жизни. Морпехи тоже не сдавались. Всё больше и больше бойцов прибывало, чтобы помочь своим товарищам. Япошкам подкрепление взять было неоткуда. У Леса сложилось ощущение, что перед ними сейчас последние силы противника на данном участке.

Вскоре тут никого не осталось. Выжившие морпехи перебили всех, кто ещё дёргался. Слух о бойне в Опане дошёл и до них. Морпехи ещё сильнее, чем раньше не желали брать пленных, равно, как и япошки, сильнее, чем раньше не желали сдаваться. Но сейчас... Видимо, был отдан прямой приказ о захвате пленных для последующего допроса. А, может, и нет. Если бы победили япошки, Лес был уверен, что лучшее, на что он мог надеяться - это пуля в голову. С этого момента дела пошли быстрее.

На разбитую взлётную полосу выкатились три "Шермана". Лес смотрел на них со смесью восхищения и отвращения. Он был рад их видеть - он всегда радовался при появлении танков, потому что вперёд они двигались намного быстрее простых солдат. Но он был бы ещё радостнее, если бы они появились на час раньше. Тогда захват позиций прошёл бы легче.

Впрочем, думал так не он один.

- Рад, что вы с нами, девчата, - крикнул танкистам один морпех, игриво помахав рукой.

- Причёску не хотят испортить, - ещё более игриво добавил ещё один угрюмый небритый боец.

Лес начал смеяться. Неизвестно почему, но, когда он слышал, как суровые мужики ведут себя, как педики, то не мог сдержать смех. Среди морпехов встречались "голубки". Как только об этом становилось известно, из Корпуса они вылетали быстрее, чем туда попадали. Пару раз сержант с таким сталкивался. В Китае, и в Штатах. Кто-то из выкинутых, в принципе, был никчёмным неудачником. Кто-то же мог стать отличным морпехом, если бы не был пидором.

Он снова рассмеялся, но уже иначе. Насколько ему было известно, в его роте и сейчас служила пара педрил. Пока человек не демонстрировал этого напоказ - а некоторые показывали - кто ж узнает-то?

Продолжая размышлять о таких необычных вещах, Лес занял окоп, который япошкам уже не понадобится. Вряд ли кому-то захочется стоять на ногах, когда япошки в любую секунду готовы броситься отбивать свои позиции обратно. Танкисты, тем временем, продолжали переругиваться с пешими бойцами. Один пулеметчик даже бросился было с танка, чтобы заехать кому-то в морду. Его остановил механик-водитель. Возможно, ему повезло: пехотинцы, скорее всего, находились в лучшей форме, чем те, кого от войны отделяла толстая броня.

- Хорош! - рявкнул Лес. - Хорош, сказал! Надо япошек бить. Хотите насовать друг другу в рыло, подождите, пока не доберемся до Гонолулу.

Название гавайской столицы разом всех успокоило. Морпехи, что уже бывали на Гавайях, жаждали оказаться на Отель-стрит. У тех же, кто не бывал, мысли текли в том же направлении, что и Отель-стрит. Гонолулу был Святым Граалем. Прогнать оттуда япошек было множество причин, и выпивка и бабы, далеко не последние из них.

- Куда двинем дальше, сэр? - спросил кто-то у капитана Брэдфорда.

- Новых приказов я пока не получал, - ответил ротный. - Предыдущие мы выполнили. Будем сидеть, ждать и смотреть, что дальше.

Бойцы прекрасно поняли, что означали его слова. Они принялись обустраиваться в недавно занятых окопах. То тут, то там, на поверхность вылетали мертвые япошки. Бойцы закуривали. Кто-то извлекал из закромов банки с консервами. Поскольку, пока они никуда дальше не идут, придётся обустраиваться здесь. Обычно, шутку "торопись и жди" шутили в армии, но среди морпехов она тоже была в ходу.

К Лесу подошёл Датч Вензел, чтобы "стрельнуть" "Кэмел".

- Сигары в сухпайки не кладут, - пожаловался Вензел. - Ты ещё живой? Потерял тебя совсем, уже и переживать начал.

- Ну, последний раз был живой, - ответил Диллон. - Я за тебя тоже переживал. Не видишь человека пару часов и начинаешь думать, что он пулю словил.

- Япошки... - Вензел склонился над огоньком, прикурил и глубоко затянулся. Лес подумал, что сейчас Датч скурит сигарету за одну затяжку. Затем он решил, что ему без разницы.

Среди морпехов это выражение было самодостаточным предложением. Датч выпустил облако сизого дыма.

- Знаешь, за курево здесь можно получить почти всё, что угодно. Своё местные выкурили уже очень давно. Когда делишься с ними, они готовы на колени встать.

- Да? - удивился Лес. - И, что, хоть одна девка встала перед тобой на колени? Я слышал, что можно трахаться как конь, но не слышал, что можно трахаться, как верблюд.

Вензел состроил гримасу, затем произнес:

- В натуре, за сигарету здесь отсосать готовы. Знаешь, пусть лучше они мне сосут, чем ложатся со мной рядом. Бабы здесь такие тощие, кажется, что лежишь на стремянке.

Лес кивнул. Все гражданские на Оаху выглядели очень худыми. Худыми были даже япошки, хотя питались они гораздо лучше местных. Совсем как...

- Слыхал о военнопленных в Опане и о тех, что наши вытащили из Гонолулу? Те бедолаги были не просто худыми. Они, бля, в натуре, с голодухи загибались. Сраные япошки за всё ответят.

- Это уж точно.

Датч докурил сигарету почти до самого конца. Затем он извлёк из кармана зажим и принялся курить сигарету, пока та не кончилась совсем. Хорошая мысль. Лес пообещал себе не забыть разжиться зажимом у радистов, телефонистов, в общем, у тех, кто имел дело с проводами.

Вензел продолжал:

- Где-то здесь должен быть ещё один лагерь, куда япошки сгоняли даже тех, кто не имел отношения к армии. Байка, конечно, но кое-кто воспринимает её всерьёз.

- Я тоже об этом слышал, - сказал Лес. - Остается надеяться, что это не полная брехня. А потом выяснится, что нет, что никто и предположить не мог, насколько всё ужасно.

Вензел посмотрел на лежавшего неподалёку мёртвого япошку. Одна пуля попала ему лицо, ещё одна в шею. Убить его могло любое из этих попаданий. Та, что попала в лицо, вылетела через затылок, вынеся ему почти все мозги. По серо-красным сгусткам ползали мухи.

- Этот легко отделался, - заметил Датч. - После того, что они устроили в Опане, я бы поджаривал их на медленном огне. Только они не заслужили даже этого.

- Такая уж теперь война, - сказал Диллон. - В 1918 немцы бились отчаянно, но честно. Мы тоже, хоть... - он хихикнул, вспоминая. - Хоть, пулеметы и слегка задержали капитуляцию. Они думали, что могут палить по нам, сколько угодно, а потом просто поднять руки. Бывали случаи... Но, мы здесь, и это только начало. До Токио ещё далеко. Блядь, и до Мидуэя-то неблизко.

- Сэр? - обратился к капитану Брэдфорду радист.

Ротный отвлёкся на переговоры. Затем он произнес:

- Ну, мужики, вот и приказ.

Он подождал, пока не стихнет ворчание, и продолжил:

- Обходим Гонолулу слева, пока остальные пойдут с юга.

- Какого хуя? - пробормотал Лес. Он-то думал, что они пойдут прямо на юг. - Сэр, а как же Перл Сити и Перл Харбор?

- Ими есть, кому заняться, сержант, гарантирую, - ответил Брэдфорд. - Разница лишь в том, что это будем не мы.

- Точно, - отозвался Лес.

Кто-то там выше по командной цепочке устроил себе мозговой штурм. Независимо от того, окажется ли это решение хорошим, или каким-то другим, им придётся лишь ждать и смотреть, каким именно будет итог.

- Гонолулу, - Диллон попробовал слово на вкус.

Не так давно он вспоминал про Отель-стрит. Интересно, что от неё осталось? Скоро он это выяснит, если сраные япошки его раньше не пристрелят.


Минору Гэнда сидел и ждал в номере гостиницы на Отель-стрит. Свой велосипед он принёс с собой в крошечную комнату. Если бы он оставил его на улице, даже будучи прикованным на цепь к ограде, к тому моменту, как он выйдет, его обязательно украдут. За номер он явно переплатил. За местный джин он тоже переплатил. Гэнда пожал плечами. Что ещё делать с деньгами, если не тратить?

В дверь постучали. Коммандер подскочил с кровати - единственной мебели в комнате, не считая обшарпанного комода. Гостиницы на Отель-стрит предназначались только для одного.

Он открыл дверь. В коридоре стояла королева Синтия Лаануи. Самая узнаваемая женщина Гавайев изо всех сил старалась, чтобы её никто не узнал. Её рыжие волосы были спрятаны под соломенной шляпкой. На лице покоились гигантские солнцезащитные очки. Свой велосипед она тоже подняла наверх. Крошечная комната с двумя велосипедами смутила Гэнду. Маленькие вещи - ещё нормально. Но, большие - это уже слишком.

Гэнда отступил в сторону, и королева Синтия вошла вместе с велосипедом. Он закрыл за ней дверь и запер её на замок. Затем он взял её за руки. Они страстно поцеловались. Когда поцелуи прекратились, она сказала:

- Ничего, ведь, не получится, правда?

В её голосе не было слышно горечи, скорее, усталость.

- Правда.

Гэнде очень хотелось ей соврать. В Перл Харборе офицеры только тем и занимались, что врали друг другу. Они продолжали считать, что если здесь всё пойдёт, как надо, и там всё пойдёт, как надо, если они застанут американцев врасплох в этом месте, то ещё сумеют удержать Оаху. Американские офицеры плясали этот усыпляющий собственную бдительность танец и в конце 1941-го, и в 1942-м. И всё же, поражение смотрело им прямо в лицо. Теперь оно смотрело в лицо японцам.

Гэнда продолжил:

- Мы сражаемся изо всех сил. Мы храбры. Но, мне очень жаль, нам не победить. Противник очень силён.

Произнесение этих слов вслух принесло слабое утешение. За подобную истину, его коллеги немедленно его арестовали бы. Они были убеждены, что если не смотреть на неприятные вещи, то их, как бы, и нет. Но подобная убежденность не делает положение вещей истинным.

- И что же нам делать? - спросила Синтия. - Что мы можем?

Что значит, "мы"? Японская Империя и стоящее на краю гибели Гавайское королевство? Лично она и король Стэнли? Она и Гэнда? Все сразу? Скорее всего, последнее - предположил Гэнда.

- Мы делаем всё, что можем, - ответил он.

Этот ответ был таким же двусмысленным, как и вопрос.

Синтия заметила на комоде бутылку. Сделав пару изящных шагов, она подошла к ней. Затем она свинтила пробку, сделала глубокий глоток и поморщилась.

- Господи, ну и дрянь, - сказала она, закашлялась и отпила снова.

Гэнда тоже глотнул. Синтия была права - дрянь редкостная. Но хуже палёного самогона может быть только полное отсутствие алкоголя.

- Вам хватило смелости не податься в бегство, - сказал он.

Смех её был острым, словно иглы колючей проволоки.

- Куда мне идти? Как выбраться? Меня везде узнают. Ваши пропагандисты отлично постарались. Моё лицо на почтовых марках. Очень скоро оно появится и на стендах почтовых контор.

Заметив, что Гэнда не понял намёка, она пояснила:

- Там расклеивают фотографии разыскиваемых преступников.

Он снова её поцеловал.

- Для меня, ты не преступница, но поймать тебя я бы хотел.

Ему было непросто произносить комплименты по-английски. Он надеялся, что, на этот раз, сказал правильно.

Видимо, угадал, так как она покраснела. Но в ответе её не слышалось радости.

- Ага, именно поэтому, в глазах американцев я ещё более жуткая злодейка. Как будто, быть королевой Гавайев недостаточно, я связалась с японским офицером. Непонятно, то ли расстреливать меня, то ли вешать.

Вероятно, она права. Нет, точно права. Если американцы вернутся, они начнут платить по счетам.

Гэнде захотелось предложить ей отправиться в Японию. Синтия заслужила избежать подобной участи. Впрочем, он не думал, что, вернувшись на его родину, они долго смогут прожить вместе. Короля Стэнли тоже придётся везти. Интрижка Гэнды с круглоглазой женщиной не останется без внимания, а в Японии оно будет более пристальным, чем здесь. Короля и королеву, несомненно, будут использовать в пропаганде: смелые главы правительства в изгнании. Такими Гэнда их и представил.

Чего он представить не мог, как вытащить королеву - и короля заодно - с Оаху. Если бы он знал, как это сделать, то знал бы, как выбраться и самому. Но, с тех пор, как американские войска разгромили японский флот и уничтожили самолёты наземного базирования, японцы в этих краях больше не летали. Можно выбраться из Перл Харбора на "Н8К", но шансы невелики. Американцы уже доказали, высадившись в лагере военнопленных в парке Капиолани, что они контролировали всё морское и воздушное пространство вокруг Оаху, и кольцо сжималось всё уже.

Гэнда не верил, что Япония сумеет наскрести достаточно авианосцев и прочих кораблей, дабы противостоять этой армаде, даже если для этого придётся бросить все остальные направления. Всё, что адмирал Ямамото говорил о возможностях Соединённых Штатов, оказалось правдой. Впрочем, от Токио до Гонолулу почти 6000 километров. И всё же, Гавайи продолжали служить Японии щитом.

Может, подлодка и прошмыгнула бы. Только они сюда уже не заходят. Гэнда не знал даже, пытался ли кто-нибудь. Что хуже, знать, что такие попытки провалились, или знать, что кто-то из важных для страны командиров ушёл на запад? Ещё один вопрос, на который у коммандера не нашлось ответа.

- Когда... всё становится плохо, многие японцы кончают с собой. Это так?

Судя по тону вопроса, ответ королева Синтия уже знала.

- Да, мы так поступаем, - кивнул Минору Гэнда.

В детали сеппуку он вдаваться не стал. Женщины, как правило, не вскрывали живот, они перерезали себе горло. Кивнув, он помотал головой, прогоняя неприятные нежеланные мысли. В голову ему они приходили не впервые.

- Пока об этом тревожиться рано. Слишком рано, - сказал он и глотнул из бутылки. Если он выпьет ещё, то на какое-то время, вообще, перестанет тревожиться.

Синтия тоже выпила. Голос у неё, при этом, оставался совершенно трезвым.

- Да, тревожиться пока рано. Но, слишком ли? Я так не считаю.

Гэнда хоть и не был с ней согласен, спорить не стал.

- Как его величество? - спросил он.

- Он не думал... что подобное станет возможным, когда ты водружал корону ему на голову.

Об этом Гэнда знал. Синтия продолжала:

- Забавно. Он и сам наполовину хоули, но он очень злится на других хоули за то, что те сделали с Гавайями. Причём, искренне. Многое в нём чушь, блеф, притворство, да и говна в нём немало, но об этом он говорит искренне.

Видимо, джин ударил ей в голову. Синтия взглянула на кольцо на пальце и вновь покраснела.

- Ну, злится он не на всех хоули.

- На тебя злиться невозможно, - сказал Гэнда.

- Так мило. Ты такой милый.

Синтия Лаануи поцеловала Гэнду. Когда-то давно, кто-то сказал ему, что тот, кто целует первым, нуждается в этом больше другого. Судя по тому, как Синтия отчаянно к нему прижалась, доля истины в этих словах была. Отпрянув от него, она сказала:

- Ты плохо меня знаешь. Не можешь знать, даже если считаешь иначе. Поверь, ничего плохого я в этом не вижу, мне это нравится. Но я также считаю это глупым.

- Я считаю иначе, - сказал Гэнда.

Он понимал, что королева права, но ему было плевать. В данный момент, кроме друг друга, у них никого не осталось, и, возможно, ещё долго не будет. Гэнда собрался с духом, взял её на руки и отнёс на кровать. Он был невысоким человеком, на пару сантиметров ниже неё, но сил ему было не занимать.

Их близость имела сладость запретного плода. Каждый раз, касаясь друг друга, они понимали, что это могло быть в последний раз. В нынешние времена, каждая близость могла стать последней в их жизни. Для него, и, возможно, для неё, этот факт лишь разжигал страсть.

Позже, когда бледная кожа между её грудей покраснела, она сказала:

- Жаль, сигарет нет.

Жестом, достойным фокусника, Гэнда извлёк из кармана брюк пачку "Честерфилда".

- Держи, - сказал он.

Синтия взвизгнула и поцеловала его.

- Боже, боже, боже! Где ты, вообще, их достал? Где?

Исходя из её слов, можно было решить, что табака не хватало во всём мире, а не только на Гавайях.

Гэнда осторожно прикурил одну себе и одну ей, затем произнес:

- Друг отдал.

Ничего добавлять он не стал. Этот друг получил сигареты от своего друга, а тот, в свою очередь, вытащил их из кармана мёртвого американского морпеха. Таких вещей Синтии знать не обязательно.

Затянувшись, она закашлялась. Её примеру последовал Гэнда. Они уже так долго жили без сигарет, будто совсем никогда не курили. Вторая затяжка вызвала у неё улыбку.

- Господи, хорошо-то как! - сказала она, затем спросила: - Можно я возьму несколько штук для Стэнли. Понимаю, что это жадность. Но если я дам ему сигарет, он не станет спрашивать, куда я уходила.

- Хорошо, - ответил Гэнда.

Синтия улыбнулась. Гэнда не пожалел ей пять сигарет. Он понимал, что она права. Если она даст королю сигареты, он не станет спрашивать, зачем она уходила из дворца Иолани. Вряд ли он решит, что получила она их из рук своего любовника. Гэнда, по крайней мере, на это надеялся.

Она докурила до крошечного окурка, и уставилась на остатки табака.

- Хочется сжевать его, как деревенщине, - сказала она.

Гэнда слышал об этой привычке, но в Японии жевание табака не прижилось. От этой мысли ему стало не по себе, или всё дело в "Честерфилде".

Королева Гавайев выбралась из постели и начала одеваться.

- Мне, пожалуй, пора, - сказала она.

Так как обратный путь ей предстоял через Отель-стрит, она затянула волосы в пучок и спрятала их под шляпкой и надела солнцезащитные очки.

- Мы делаем всё, что можем, - сказал Гэнда.

Синтия кивнула. После этого... Развивать тему дальше никто из них не хотел. Она снова кивнула, затем вместе с велосипедом вышла за дверь, даже не оглянувшись.

Прежде чем одеваться самому, Гэнда выждал пять минут, дабы никто не заметил, что из гостиницы они выходили вместе. Он вынес велосипед на улицу и направился обратно в Перл Харбор. Отъехал он недалеко, когда заметил, что на штаб флота напали. Сверху на него налетали самолёты: с рёвом проносились истребители, пикировали бомбардировщики, закидывая здания бомбами. Японские зенитки и несколько трофейных американских заполонили всё небо облачками чёрного дыма.

По Перл Харбору также била корабельная артиллерия, находившаяся вне зоны досягаемости береговых орудий. Гэнда пожалел, что японцы разрушили крупнокалиберные орудия береговой обороны, стоявшие на южном берегу Оаху. Они бы задали вражеским кораблям жару. Но они могли достать до японских кораблей, поэтому бронебойные снаряды самолётов с "Аити" разнесли их на куски.

Это, что там, десантные суда? Чем бы они ни были, выглядели они внушительнее катеров "Дайхацу", что имелись у Японии. Гэнда начал активнее крутить педали. У него был приказ покинуть место службы, но ему хотелось быть там, и защищать порт, насколько возможно долго. "Как будто один человек здесь что-то решает", - горько подумал он. Но ноги продолжали крутить педали.


"Банкер Хилл" вернулся в строй, полётная палуба восстановлена, сгоревшие самолёты сброшены в море, на борт приняты новые "Хеллкэты" и "Донтлессы". Джо Кросетти потерял при пожаре свой истребитель, но новый, кажется, выглядит не хуже старого. О погибших при таране авианосца японским самолётом людях он печалился сильнее. В отличие от самолётов, их заменить невозможно.

Неподалёку продолжался ремонт "Копахи". В эскортный авианосец попала бомба, выпущенная тем же япошкой. Он оказался той ещё сволочью, но свою работу сделал, как надо.

Когда Джо сотоварищи пролетали мимо кораблей, направляясь на Оаху, им вслед махали матросы. Он помахал им в ответ крыльями. Вообще-то, матросы должны быть вне себя от ярости. Каким образом япошка умудрился прошмыгнуть мимо радара и самолётов охранения?

Джо боялся, что ответ ему известен. Американцы вели себя самонадеянно и потеряли бдительность.

Никто не заметил сигнал радара? И что? Один американский самолёт, ведь, сбили? А ребята из патруля оказались слишком нерасторопными.

Авианосцы остались позади. Как и защищавшие их эсминцы и крейсеры. Он подлетел к кораблям, что обстреливали Оаху. Внизу громыхали орудия. Из стволов вылетало пламя и дым. При отдаче корабли кренились на борт. Окопавшихся япошек ждёт ад.

На севере Оаху оставалось немного кораблей. Большая часть перебралась южнее, чтобы бить по Перл Харбору. Джо летел в том же направлении. Он и прежде летал над портом, и не раз. Сегодня всё иначе. Высаживались морпехи. Им предстояло отбить базу у япошек. Почти все японские солдаты находились на фронте. Что могут противопоставить американцам матросы и всякие штабисты?

- Всех положим, мать вашу, - сказал Джо.

Второй фронт здесь поможет не хуже, чем в Европе, которого постоянно требовал Сталин. Поймай противника между молотом и наковальней и размажь его в лепёшку.

- Ага, - пробормотал Джо. - Ага.

В одном япошки убедили американцев крепко - сдаваться они не собирались. Гремели уцелевшие зенитки, словно, до них никому не было дела. Пролет мимо разрывов их снарядов похож на езду на машине по кочкам. Самолёт ныряет вниз, а затем взлетает вверх, отчего, бывает, даже щёлкают зубы. Разница лишь в том, что в машину не попадёт осколок, если кто-то заранее не установит на кочку мину.

По фюзеляжу "Хеллкэта" что-то лязгнуло. Джо автоматически взглянул на приборную панель. Вроде, всё в порядке. Этот малыш многое выдержит. Дай одну очередь из .50 калибра по "Зеро" или "Оскару", и те развалятся прямо в воздухе. Армейский истребитель, который американцы прозвали "Тони" был покрепче, но, по сравнению с "Хеллкэтом", даже не рядом.

Приказ был расстреливать в Перл Харборе всё, что стреляло в ответ. Джо снизился до высоты местных деревьев, взревели пулемёты. Он подумал, стоило ли это место, чтобы отбивать его у япошек. Две кампании, проведённые за два года, превратили его в филиал ада на Земле. Вода была покрыта жировой плёнкой. Джо снизился достаточно низко, чтобы в кабину проник запах разлившегося топлива. Бок обок лежали разбитые американские и японские корабли. До войны никто, кроме самых помешанных на авиации умников, не верил, что самолёты способны в одиночку потопить корабль.

- Верую, Господи! Верую! - воскликнул Джо наподобие бродячего проповедника. Сколько там внизу тысяч тонн разломанной стали? Последние два раза, когда столкнулись американский и японский флоты, их корабли даже не видели друг друга. Всю грязную работу выполнила авиация.

Когда-то остров Форд, находящийся посреди Перл Харбора, представлял собой тропический рай. Он был весь покрыт пальмами, бугенвиллеями и плюмериями. Теперь там зелени не осталось, лишь земля, угли да руины зданий, среди которых прятались зенитки. Джо вдавил гашетку. Взревели пулемёты .50 калибра. От отдачи "Хеллкэт" дёрнулся. Джо заложил вираж. Было похоже на игру в пинбол, только внизу были живые люди. "Живые люди, которых я хочу убить", - подумал пилот.

На краю гавани появились десантные суда. Несколько зениток бросили стрелять по самолётам и открыли огонь по ним. Это плохо. Трёхдюймовое орудие могло устроить немало бед судну, которое, что на суше, что на воде, шло одинаково неважно. Джо налетел на орудие с тыла. Он решил, что расчёт не услышал его приближения. То, что пули .50 калибра делали с людьми, было намного хуже, чем то, что зенитки могли сделать с лодками.

Несколько уродливых неуклюжих судов вошли в канал. Остовы затопленных кораблей блокировали бухту от крупных судов, но мелкие лодки прошли без труда. Расстреляв пулемётное гнездо, Джо помахал крыльями, приветствуя своих.

В воды Уэст Лох устремился дымящий "Хеллкэт". Джо огляделся. Парашюта он не заметил. Возможно, этому бедолаге повезло, что он не успел выбраться. В противном случае, он угодил бы в самую гущу япошек, не имея ни единого шанса выбраться оттуда живым. Что бы те с ним сделали, прежде чем убить... По сравнению с этим, падение в воду - не так уж и плохой исход.

Джо закладывал один вираж за другим, стрелял короткими очередями, дабы не перегреть пулемёты и не сжечь стволы. Наконец, боеприпасы закончились. Топлива ещё достаточно, но толку с него? Делать ему здесь нечего, если только он не хочет повторить подвиг того япошки и запалить гигантский пожар.

Пора домой. Он полетел через весь Оаху обратно на "Банкер Хилл". Несколько раз по нему стреляли япошки, но ни разу не попали. Попасть в быстро летящий самолёт - дело непростое. Стрелки по обе стороны окопов прекрасно об этом знали.

Ещё несколько клубков чёрного дыма вокруг него, и вот, Джо выбрался на простор Тихого океана. Он надеялся, что американские корабли по нему стрелять не станут. Начнёт один, остальные к нему быстро присоединятся, и в его сторону полетит настоящий дождь из пуль и снарядов. Его могут и не сбить, но зачем рисковать?

Он прошёл рубеж. К нему подлетел патрульный, чтобы рассмотреть поближе, но, убедившись, что перед ним "Хеллкэт", убрался прочь. Улетая, его самолёт помахал крыльями. Джо ответил взаимностью.

Как обычно, при посадке на "Банкер Хилл", Джо лишился собственной воли, подчинив её указаниям сигнальщика. Пилоты истребителей - очень своевольные ребята. Джо терпеть не мог вставать под чей-либо контроль. Однако нет проще способа покончить с собой, служа на авианосце, чем не подчиниться приказам сигнальщика. Как бы Джо ни злился, он подчинялся.

По сигналу офицера, Джо толкнул штурвал вперёд и нырнул на палубу.

- Господи! - воскликнул он, приземлившись.

Хвостовой крюк зацепился только за второй тормозной трос. "Хеллкэт" дёрнулся и остановился.

Джо открыл "фонарь" кабины и к нему устремились механики.

- Как прошло, мистер Кросетти? - поинтересовался один.

- Легко, - ответил Джо. - Нужны патроны. Тогда, вернусь, и добавлю им ещё. Мы отбиваем у этих тварей Перл Харбор, и будь, уверен, отобьём.

Матросы закричали от радости.

- Вернём вас в небо без проблем, сэр, - сказал техник. - За это не переживайте.

- Я и не переживаю, - ответил Джо. - Это пусть золотые погоны переживают.

Будучи энсином, он по званию стоял выше техников. Разумеется, он офицер. Только сам он себя им не считал. Отдать ему приказ мог практически любой член экипажа.

Об этом он будет думать потом. Сейчас же ему хотелось устроить япошкам очередную взбучку. Что станет с Перл Харбором, после того, как американцы его отобьют, тоже относилось к будущим размышлениям, причём, не к самым желанным.


Битва приближалась к Гонолулу. Грохот боя в Перл Харборе звучал совсем близко, как бы Хиро Такахаси ни желал обратного. Он был готов спорить, что этого не случится после того, как Япония завоевала Гавайи. Он был уверен, что они - победители. Какое-то время эта ставка могла и сыграть. Теперь нет.

Хиро хотелось, чтобы сыновья устроили ему взбучку. За собственную глупость он заслужил отличную взбучку. Они относились к нему хорошо, словно он был стариком, который вернулся после веселья с молодухой, оставив ей всё, кроме собственных золотых зубов.

- Сигата га наи, отец, - сказал ему Хироси. - Когда американцы вернутся, мы сделаем всё, чтобы ты не попал в неприятности.

- Его не могут судить, - сказал Кензо, словно Хиро не сидел с ним в одной палатке. - Он - не гражданин США. Он помогал своей родине.

"И не важно, насколько же он был глуп".

Вслух Кензо этого не сказал. Да и не надо было говорить. С тех пор как американцы вернулись, всё вокруг, буквально кричало об этом.

- Думаешь, им будет до этого дело? - спросил Хироси. - Он просто япошка, который помогал другим япошкам.

Главное, самое ненавистное слово, было произнесено по-английски. Старший сын продолжал:

- Возможно, разбираться будут со всеми, так что нам стоит поискать оправдания получше.

- За меня не переживайте, - сказал Хиро. - Консул Кита сказал, что позаботится обо мне, если сможет, и я уверен, что он сможет.

Сыновья уставились на него.

- Тоже мне, - сказал Кензо. - Кита и себе-то помочь ничем не может, не говоря об остальных.

- Это так, - согласился Хироси. - Всё это - пустая болтовня.

- Ну, надеюсь, что нет. Консульство до сих пор на месте и работает.

- Пока на месте, - заметил Кензо. - Работать там уже некому. Американцы уже в Перл Харборе. Через день они будут уже в Гонолулу. Что Кита может сделать?

Хиро пожал плечами и поднялся на ноги.

- Не знаю. Схожу, выясню.

- Не ходил бы ты туда больше, отец, - сказал ему Хироси. - Мало бед принесло тебе это консульство?

- Если Америка победит, вы будете счастливы. Хорошо, будьте счастливы. Я бы никогда не стал счастливым, даже если бы не выступал по радио. Америка - не моя страна. И никогда не была ею. Я приехал сюда, чтобы денег заработать, а не жить.

- И ты добился большего, чем, если бы остался в Японии, - сказал Хироси.

- И что?

Хиро вновь пожал плечами.

- И что? Все эти годы я жил на земле, которая меня не любила, которой я не нужен, где не говорят на моём языке. Если хотите жить в Америке, как япошки, - это слово он тоже произнёс по-английски, - ладно. Но я не стану, особенно, если могу этого избежать.

Он оттолкнул Кензо и Хироси в стороны, и вышел из палатки. Сыновья не стали его останавливать. Если бы решились, их бы ждал сюрприз. Они выше и моложе него, но Хиро был злее. "Я вырастил их мягкими", - подумал старик. Большую часть времени его это устраивало. Им не приходилось проявлять характер, как ему. Но и крепости духа им недоставало.

Воздух пах дымом, пожаром. Пахло не так ужасно, как, когда в Перл Харборе горело топливо. В тот раз Гонолулу накрыло дымом на несколько недель, пока пожар не прогорел самостоятельно. И всё же, лёгкие Хиро заныли от боли, словно, он разом затянулся тремя сигаретами. Он сухо улыбнулся. Он уже и забыл, когда последний раз выкуривал хоть одну сигарету, не то, что три.

Хиро двинулся по Нууану-авеню. Ему помахали стоявшие у консульства часовые.

- Конитива, Рыбак! - крикнули они. - Нам сегодня ничего не принёс?

- Прошу простить, но нет, - ответил Хиро.

Американцев на юге Оаху так много, что рискни он выйти на "Осима-мару" в море, его, наверняка, потопили бы.

- Кита-сан здесь?

- Пока, да, - сказал часовой.

Другой неодобрительно посмотрел на товарища, словно тот сказал лишнее. Однако когда Хиро поднимался по ступенькам в здание консульства, его никто не остановил.

Внутри запах дыма стал сильнее. Причину этого он обнаружил быстро: секретари рвали и жгли бумаги. От этого зрелища ему стало грустно. Если даже служащие консульства не верят, что Гонолулу удастся удержать, значит, действительно, конец.

Один из секретарей отвлёкся от нарезания бумаги. Насколько Хиро смог понять, это были доклады о нём самом. Если так, этим бумагам, на самом деле, лучше сгореть.

- О, здравствуй, Такахаси-сан, - сказал секретарь. - Достопочтенный консул будет рад тебя принять. Вообще-то, он буквально только что тебя вспоминал.

Возможно, это, и правда, были доклады о Хиро.

- Благодарю, - ответил он и прошёл в кабинет Нагао Киты.

- Сделайте всё, чтобы выиграть время. Нам оно понадобится, - говорил Кита в телефонную трубку.

Консул махнул рукой, приглашая присаживаться. Закончив разговор, он повесил трубку.

- Рад тебя видеть, Такахаси-сан, - сказал он. - Дела у нас...

Взмах рукой оказался красноречивее любых слов.

- Вижу, вы избавляетесь от бумаг, - сказал Хиро.

- Иначе никак, - ответил на это консул. - Иначе, американцы узнают о кое-каких наших делах здесь, о которых им знать не следует. Нас самих здесь им тоже видеть не желательно.

- Ах, вот как! А, что, есть какой-то способ, чтобы американцы нас здесь не увидели?

Несмотря на половинчатое обещание Киты, сам Хиро не намеревался напрашиваться в список тех, кого здесь быть не должно. Общаясь с важными персонами, вроде консула, он по-прежнему ощущал себя самым обычным никчёмным рыбаком.

Нагао Кита улыбнулся.

- Да, есть один способ. Как смотришь на то, чтобы остаться здесь со мной до ночи, а потом направиться в гавань Гонолулу? Если повезет, нас встретит подводная лодка, и заберёт в Японию несколько значимых людей.

- Вы, и правда, решили забрать меня с собой?

Хиро ушам своим не верил.

- Я настолько значимый, чтобы вернуть меня в Японию?

Он задумался, во что нынче превратились родные острова. Он так долго отсутствовал. С тех пор, как он прибыл на Гавайи, здесь многое изменилось. Япония тоже должна поменяться.

Улыбка консула стала ещё шире, заполнив практически всё его широкое лицо.

- Я бы тебя взял. Я с радостью тебя возьму, Такахаси-сан. Твои передачи отлично послужили стране и Императору. На подлодке у нас есть ещё два места, которые могут не понадобиться. Король и королева Гавайев решили остаться здесь и встретить свою судьбу лицом к лицу.

- Они очень храбры.

Ещё Хиро считал, что они глупы. Затем его настигло осознание сказанного Китой.

- Я займу место на подлодке, которое предназначалось королю Гавайев? Правда?

От волнения, Хиро пустил "петуха". Такого с ним не случалось с девятнадцати лет.

- Об этом не переживай, - сказал ему консул. - Если они, всё же, решат ехать, для тебя место, в любом случае, найдётся.

Хиро поклонился, не вставая со стула.

- Домо оригато, Кита-сан. Можете засунуть меня в торпедную шахту. Мне без разницы.

- Возможно, так и придётся сделать, если экипаж решит ударить по американскому крейсеру.

Кита от души рассмеялся, отчего захотелось смеяться вместе с ним. От такого даже самая дурацкая шутка становится смешнее.

- Я бы хотел вернуться и попрощаться с сыновьями, - сказал Хиро.

- Такахаси-сан, если бы ты отправлялся на подлодку в одиночку, я бы сам приказал тебе так поступить. Мы практически никогда не говорили о твоих сыновьях, в том числе и потому, что я знаю, что они считают себя американцами, а не японцами. Я ничего не имею против. Да и с чего бы мне иметь что-то против, когда так можно сказать о большинстве молодых людей здесь? Не знаю, поднимут ли они тревогу. Насколько мне известно, не поднимут. Но, прошу меня простить, рисковать я не могу.

Хиро кивнул.

- Я понимаю.

- Спасибо. Не хотелось бы создавать излишнюю неловкость.

После этого Хиро оставалось лишь ждать. Он полистал японские журналы. Всё в них говорило о счастье, спокойствии и процветании. Новости были только хорошими. Постоянно писали о том, как Япония, раз за разом, бьёт американцев. На страницах этих журналов, американцы представлялись неуклюжими глупыми великанами, которых не стоит воспринимать всерьёз. Вдалеке, но не слишком, громыхала артиллерия. В небе над Гонолулу постоянно сновали американские самолёты. К американцам стоило относиться серьёзнее, чем могли признать журнальные пропагандисты.

Опустилась тьма. Персонал консульства продолжал жечь бумаги. Хиро чувствовал себя бесполезным. Чем он мог помочь, он не знал. Но, если бы он был бесполезен, согласились бы они вернуть его на родину?

Сидя в кресле, Хиро задремал. Его растолкал Нагао Кита.

- Пора, Такахаси-сан, - сказал бывший уже консул.

- Хаи.

Хиро зевнул и потянулся.

- Я готов.

Готов ли? Он с радостью покинул бы Гонолулу, даже не будь на его подступах американцев. Он счёл себя достаточно готовым.

Улицы Гонолулу были тёмными и пустынными, но далеко не тихими. На западе шёл бой за Перл Харбор. Судя по всему, битва стала ближе к городу. Если подлодка не придёт сейчас, другой возможности может и не быть. Это Хиро прекрасно понимал. Время японской оккупации закончилось. Он вздохнул. Как бы ему хотелось, чтобы всё сложилось иначе. Даже без сыновей рядом, он слышал слова Хироси и Кензо: "Мы же говорили".

Продвижение к гавани затруднялось баррикадами и блокпостами. Спецотряды флота находились настороже, даже, на нервах. Но консул Кита уверенно пробивал себе дорогу.

В сторону гавани двигались и другие группы людей. Среди них оказались японцы, гавайцы, даже хоули, что крепко связали себя с оккупационными властями. Они-то прекрасно представляли, что с ними будет, когда американцы вернутся. Но король с королевой оставались. Да, они храбры. Оставалась ли в них хоть крупица рассудка?

Хиро посмотрел на остров Сэнд, что защищал гавань Гонолулу. Там американцы пока не высадились. Видимо, решили, что не надо. Там, по-прежнему, стоял японский гарнизон. Если бы остров захватили войска США, подлодке было бы очень непросто зайти в гавань, а потом, и выбраться из неё.

На западе сверкал фейерверк из красно-оранжевых американских трассеров и сине-белых японских. Их света было достаточно, чтобы Хиро увидел обеспокоенность на лицах остальных спутников. Какой-то японец, бюрократ в гражданском костюме, воскликнул:

- Где же подлодка?

Не прошло и пяти минут, как она всплыла в гавани, подобно киту, только намного больше. На башне открылся люк. Через мгновение несколько человек вскрикнули от отвращения. Хиро и сам был близок к этому. Воздух, что вышел из открытого люка, оказался таким гадким, каких он никогда прежде не нюхал, хотя, будучи рыбаком, Хиро прекрасно разбирался в вони. Запах множества живущих в тесноте людей, немытые головы, дрянная еда - всё вместе. Помимо них, ощущался запах машинного масла и какие-то другие ароматы, которые Хиро не смог определить. Он задумался, как же матросы его терпели, но быстро понял, что они к нему настолько привыкли, что уже, даже и не замечали.

Из люка высунулся офицер.

- Все здесь? - спросил он. - Отстающих ждать не будем, иначе живыми отсюда не выберемся.

- Король и королева Гавайев не поедут, - сказал консул Кита. - Они отказались от нашего приглашения.

- И похоронили себя, - ответил на это офицер.

Хиро был склонен согласиться с этой мыслью. Офицер выбрался из люка, следом за ним вылезли матросы, которые тащили за собой трап. Один конец этого трапа они опустили на пирс, а другой на железный корпус подлодки. На борт поднялась пара десятков беженцев. Каждого из них до башни сопровождал матрос. Вниз в темноту вела лестница, оттуда тянулись запахи подводной лодки. Люди начали спускаться, а офицер записывал их имена. За Хиро поручился Нагао Кита.

- А, да, - кивнул офицер. - Когда мы всплывали, то ловили его передачи. Хороший человек.

- Аригато, - смущённо произнес Кита.

- До итасимасите*, - ответил офицер.

Когда последний человек оказался на борту, он спросил:

- А где коммандер Гэнда? Он тоже должен быть здесь.

Не дождавшись ответа, офицер пробормотал:

- Дзакенайо! Приказ о нём пришёл не от кого-нибудь, а от самого адмирала Ямамото. Ну, ничего не поделаешь, ждать мы не можем.

Внутри подлодки свет давали только тусклые оранжевые лампочки. Повсюду тянулись трубы и провода, отчего даже низкорослому Хиро приходилось постоянно нагибаться. Повсюду, внизу, вверху, со всех сторон, гудели механизмы. Об удобстве людей здесь думали в последнюю очередь.

Лязгнул, закрываясь, люк. Офицер его закрутил. Он спустился вниз по лестнице, по ступенькам гулко лязгали подошвы ботинок. Офицер отдал несколько коротких команд. Подлодка отошла от пирса и начала погружаться, в балластных цистернах забулькал воздух, полилась вода. Медленно - Хиро не без восхищения заметил, что здесь всё происходило медленно - лодка развернулась и через канал покинула гавань.

Старик вздохнул со смесью удовлетворения и разочарования. Наконец-то, домой!


Минору Гэнда и представить не мог, что может когда-нибудь не подчиниться прямому приказу адмирала Ямамото. В главнокомандующем объединённым флотом Империи он видел пример для подражания, наставника, друга. Подводная лодка предположительно пришла и предположительно ушла. На её борт предположительно поднялись разнообразные чиновники. Он же остался где-то между Гонолулу и Перл Харбором, изо всех сил пытаясь сдержать наступавших американцев.

Синтия Лаануи ничего не могла с этим поделать.

Гэнда постоянно убеждал себя в этом, и убедил настолько, что это стало правдой. Королева Гавайев провела блистательный отвлекающий манёвр. Она ещё больше ему нравилась, как человек, больше, чем он мог представить. Но подобное отношение к ней не могло бы заставить его бросить карьеру во флоте.

А, вот, Гавайи могли.

С самого начала идея вторжения принадлежала ему, Гэнде. Именно он предложил Ямамото, помимо воздушного удара, высадить войска на берегу. Лишь под знаменем с восходящим солнцем, Гавайи будут служить Японии щитом, а не американской вытянутой рукой. Ему удалось убедить Ямамото. Ямамото удалось убедить армию - непростая задача, особенно после завоевания Малайи и Голландской Ост-Индии и растянутости путей снабжения. Однако Ямамото удалось убедить генералов в том, что удержание Гавайев поможет удержать и прочие завоевания.

Почти два года Гавайи исправно выполняли свою работу. Пока здесь стоял японский гарнизон, американцам приходилось вести войну на Тихом океане со своего западного побережья. С такого расстояния особого вреда Японии они не наносили.

Теперь же... Гавайи вновь оказывались в руках США. Гэнда не был ни дураком, ни слепым оптимистом. Он замечал признаки поражения, если те имелись, а они имелись. Захват Перл Харбора, возможно, был предпоследним гвоздём в крышку их гроба.

И, раз уж, он отдавал себе должное за победу в 1941 году, почему он не должен взять на себя вину за поражение в 1943? Если он скроется, то превратится в лжеца, а лгать самому себе Гэнда не желал. Вину за это поражение он решил искупить лично. Коммандеру казалось, что Ямамото его поймёт.

Гэнда подобрал "Арисаку", которая уже не понадобится погибшему то ли солдату, то ли моряку. Ему хотелось переодеться во что-то более подходящее для битвы, чем его белый флотский китель. Но в данный момент белое сукно уже настолько испачкалось в грязи, что укрывало даже лучше, чем пару дней назад. Среди оборонявшихся японцев он оказался далеко не единственным, кто носил белую форму. От этого Гэнде полегчало. Он не один такой офицер, что решил подороже продать американцам свои завоевания.

В паре сотен метров впереди находились передовые отряды противника. В данный момент американцы не наступали. Время от времени они постреливали по японским позициям из винтовок, пулемётов или автоматических винтовок "Браунинг", дабы отвадить их от попыток нападения. Те, кто сражался на стороне Гэнды, поступали так же.

Гэнда не считал, что его соотечественники способны идти в атаку. Они представляли собой дикую смесь из солдат и моряков. Какой-то капитан, видимо, был здесь за командира. Гэнда был выше него по званию, но оспаривать эту должность не стал. Приказы армейского офицера казались разумными, в то время как Гэнда знал о ведении боя на земле едва ли больше, чем о парижской моде. Впрочем, он быстро учился.

Что же до американцев... Судя по всему, они собирали силы. Затем они ударят по японским позициям и прорвут оборону. Защитники, в свою очередь, либо погибнут на месте, либо отступят, чтобы удержать противника где-нибудь в другом месте. Гэнда уже видел, как таким образом поступали американцы. Ничего хорошего у них не вышло. Оценив по достоинству их боевую технику, Гэнда понял, что и ему ничего хорошего не светит.

В одном окопе с ним сидел ефрейтор. Он был весь грязный и изодранный, но, когда Гэнда на него взглянул, тот изобразил подобие весёлой улыбки.

- Непростая работёнка, господин, - сухо произнёс он.

- Хаи - согласился Гэнда.

Среди подобного бардака он уже не так рьяно относился к субординации, как прежде.

- Такое впечатление, что ты и сам проделал весьма непростую работёнку, - сказал он.

- Может быть, господин, - ответил тот. - Начал я на северном берегу, а теперь я здесь.

Это уже необычно. Большинство японских солдат, что встречали американцев на севере, погибли. Гэнда знал, что армейские предпочитали умереть, но не отступить. Стараясь говорить, как можно, спокойнее, он произнёс:

- Видимо, ты побывал во многих боях. Как так получилось, ефрейтор, эм..?

- Меня зовут Фурусава, господин, - совершенно обыденно ответил солдат.

Видимо, ему совсем не казалось, что он сделал что-то не так. И он объяснил, почему:

- Я заметил, что все мои командиры погибли. Поэтому я стал действовать на своё усмотрение. Я решил, что гораздо лучше послужу Императору, если убью как можно больше американцев, чем отдам свою жизнь непонятно за что.

Судя по тому, как он посмотрел на Гэнду, складывалось впечатление, что любой, кто с ним не согласится, быстро пожалеет.

Но Гэнда не был с ним не согласен.

- И как? Получается?

- Да, господин, получается.

Его винтовка - американский "Спрингфилд" - выглядела изрядно потрёпанной в боях, но она была хорошо смазанной и в отличном состоянии. Заметив, что Гэнда внимательно осматривает его оружие, ефрейтор пояснил:

- Американцы разбомбили наши казармы в Гонолулу, и мы потеряли все "Арисаки".

- И как тебе американское оружие?

- Тяжеловато, господин, но, в остальном, весьма неплохо, - сказал Фурусава. - Калибр у неё больше, чем у "Арисаки", поэтому останавливающий эффект лучше. Мне нравится.

В словах Фурусавы, по мнению Гэнды, было больше здравого смысла, чем у любого новобранца. И, несмотря на то, что акцент Фурусавы говорил о том, что прибыл он откуда-то из южной части Хиросимы, он казался более образованным, нежели рыбаки и фермеры, что составляли здесь большинство.

- Почему ты, всего лишь, ефрейтор? - спросил Гэнда, что означало: "почему ты так говоришь? Почему ты так думаешь?".

Молодой человек понял невысказанную часть вопроса, что говорило о том, что Фурусава именно так и думал. Криво ухмыльнувшись, он ответил:

- Ну, во-первых, господин, когда мы сюда прибыли, я был новобранцем, а повышений тут особо не раздавали. А отец у меня - аптекарь. Среди однополчан из деревень, я оказался, своего рода, белой вороной.

Отвечая на невысказанный вопрос Гэнды, он сказал:

- Постоянные жалобы регулярно создавали мне проблемы. К тому же, я решил не высовываться, потому что, мне кажется, моим приказам не будут подчиняться так же, как чьим-то другим.

Гэнда задумался, а смог бы он сам так бесстрастно говорить об упущенном заслуженном повышении. Вряд ли.

- И, что думаешь, будет дальше? - спросил коммандер.

- Сложный вопрос, господин. Вы должны знать намного лучше меня. Разве у флота не осталось кораблей и самолётов, чтобы разбить врага?

- Нет, - без раздумий ответил Гэнда.

Ефрейтор Фурусава пожал плечами. Удивлённым он не выглядел.

- Ну, в таком случае, будем стараться стрелять, как можно, точнее.

Он снова пожал плечами.

- Карма.

Он умел высказываться неопределенно почти так же, как и Гэнда. Его слова означали: "Мы все тут сдохнем, и нам никак этого не изменить". Какое-то время Гэнда раздумывал над этим. Но не долго. Он вздохнул и ответил:

- Хаи.


Ясуо Фурусава понимал, что от коммандера Гэнды нужно убираться подальше. Флотский офицер знал, что он отступил с севера, вместо того, чтобы храбро сражаться и отдать свою жизнь. Когда японцы отходили к Гонолулу, Гэнда стал для него опасен. Если офицер захочет устроить показательную порку, лучше примера не найти. К тому же, соседство с Гэндой имело для Фурусавы опасность иного рода. Этот моряк совершенно не умел сражаться на земле. А его белый китель делал всё только хуже. Он привлекал пули, словно над ним висела огромная мишень. А эти пули обязательно зацепят того, кто стоит рядом.

Но Фурусава остался с ним. Очень быстро он стал для Гэнды, своего рода, помощником и ординарцем. Гэнда, думал ефрейтор, самый умный человек, что он когда-либо видел. Да и офицер не считал его бака яро. Придя к этим мыслям, Фурусава возгордился. В данный момент, ничего, кроме гордости у японцев не осталось.

Он помотал головой. Большинство японских солдат относились к смерти с таким презрением, с которым американцы не могли совладать. Да, конечно, янки весьма храбры. Это было понятно и во время вторжения, и сейчас. Но ефрейтор не мог себе представить, чтобы американец бросался на танк с горящей бутылкой бензина и швырял её на радиаторы над двигателем. Те японцы, что решались на подобное, понимали, что живыми назад им не вернуться. Они и не возвращались. Американцы расстреливали их, едва они успевали сделать несколько шагов. Но вражеская техника уже горела, и погибшие японцы забирали экипаж с собой. Без танка вражеское наступление захлёбывалось.

"Смогу ли я так?", - гадал Фурусава. Долгое отступление не оставило в нём никаких сомнений относительно собственных умений и мужества. Он не боялся погибнуть, если бы его смерть имела смысл. Гибель с коктейлем Молотова в руках, определенно, такой смысл имела. Она стоила американского танка и пятерых членов экипажа.

Это с одной стороны. С другой же, потеряв танк и пять человек, битву американцы не проиграют. Гонолулу падёт. Гавайи вновь вернуться под тень звёздно-полосатого флага. В этом никто, кроме слепых, не сомневался.

"Тогда, почему мы не бросаем винтовки, не поднимаем руки и не сдаёмся?". Фурусава помотал головой. Как и любой японец, он считал сдачу в плен самым страшным позором. Ему совершенно не хотелось распространять собственный позор ещё и на членов семьи.

К тому же, некоторые руководители обороной Гонолулу, определенно были слепыми. Если они думали, что смогут отбросить американцев, вы бы об этом никогда не узнали. Командующим здесь был флотский капитан - в армии это звание равносильно полковнику - Ивабути.

- Мы сможем! - кричал он. - Мы сможем! Белым не хватит духу пролить кровь! Очень скоро мы выбросим их обратно в океан, из которого они выползли!

Фурусава вспомнил, как капитан дрючил собственных бойцов ещё до высадки американцев. Он уже тогда казался ему фанатиком. Тогда он орал, как сумасшедший, и сейчас не переставал. Но он не только орал. Фурусава ни за что не пожелал бы штурмовать Гонолулу. Среди зданий пряталась артиллерия. На пристреленных позициях стояли пулемётные гнёзда. Если начать штурмовать одно, по вам тут же начнут стрелять сразу два или три.

Капитана Ивабути в Гонолулу не волновали лишь гражданские. Погибнут ли они от голода, от пуль или от снарядов - что с того? А если бойцу захочется поразвлечься с девицей, прежде чем вернуться в бой - опять же, что с того?

Подобные крики узнаёшь сразу же. Они очень сильно отличаются от криков раненых: помимо боли, в них слышится ужас. Коммандер Гэнда выглядел напряжённым.

- Так воевать нельзя, - сказал он.

- Господин, но ведь именно тем же самым армия занималась в Нанкине*, - заметил Фурусава. - Я тогда ещё не служил, но ветераны не раз об этом рассказывали.

Многие рассказывали об это с удовольствием. Этого он Гэнде говорить не стал.

- У американской пропаганды руки окажутся развязанными, - пояснил коммандер. - Великая азиатская сфера сопроцветания должна была защитить Азию от западного империализма? Кто теперь защитит её от японского империализма?

Он очень рисковал, говоря Фурусаве подобное. Если ефрейтор донесёт об этом кому-нибудь, вроде Ивабути... Но, опять же, что с того? Значит, Гэнда умрёт чуть раньше и, возможно, смерть его будет чуть болезненнее. Впрочем, учитывая причуды войны, всё это ещё не ясно. Никому из защищавшихся японцев смерти не избежать.

Американцы бросили вперёд пехоту. Им дали по носу и они отошли назад. Капитан Ивабути ликовал:

- Им против нас не выстоять! - вопил он. - Сунутся к нам ещё раз, мы их снова размажем!

Коммандер Гэнда выглядел не столь воодушевлённым.

- Они ещё не закончили, - сказал он. - В следующий раз они возьмут камень.

- Камень, господин?

Ефрейтор не уловил намёка.

- Увидишь.

Минут через пятнадцать Фурусава увидел. Американская артиллерия начала бить по передовым позициям японцев. Фурусава никогда прежде не слышал грохот такого количества орудий. У японцев столько пушек просто не было. Сжавшись в крошечный шар, он подумал, что наступил конец света.

Когда артобстрел стих, американцы снова пошли на штурм. Какое-то время Фурусава был слишком оглушён, чтобы стрелять, но по американцам открыли огонь пулемёты. Ефрейтор был удивлён, что пережил бомбёжку, но ещё больше он удивился, что её пережил и кто-то ещё. Американцы, наступавшие перед его окопом, отступили под автоматическим огнём, но, чуть дальше на севере, они прорвались.

- Что будем делать, господин? - спросил он у коммандера Гэнды. - Если они обойдут нас с фланга, то зажмут в кольцо.

- Хаи, - ответил тот.

Любой армейский офицер на его месте приказал бы стоять насмерть. Фурусава был в этом уверен, как в собственном имени. Мгновение спустя, Гэнда сказал:

- Отойдём. Вряд ли мы здесь чем-то можем помочь, так ведь?

- Мне тоже так кажется, - удивлённо ответил Фурусава.

Ещё больше его удивила улыбка Гэнды.

- Ну, ты в таких вещах лучше разбираешься.

Они отошли назад, пройдя через разбитое бомбёжкой пулеметное гнездо. Фурусава подумал, смогла бы армия сражаться лучше, если бы ей командовали люди, вроде Гэнды. Ответа, он боялся, ему не узнать.

Загрузка...