Конан и слепая богиня

Глава 8

— Ты хорошо понял? — острый стальной серый коготь, добрых три пальца длиной, нетерпеливо постучал по полированной каменной облицовке камина.

Последние лучи заходящего солнца прошмыгнули узкими окнами в сводчатые переплетающиеся изгибы арок, сужающихся наружу как узкие бойницы, погладили запылённые и потрепанные охотничьи трофеи и тускло блеснули на потрескавшихся ветхих бронзовых щитах.

— Достаньте мне Харама. Он уполз и по-прежнему скрывается в том своём логове, и кто знает, что он там творит. И ту бабу-старуху — как её зовут? — не хочу больше в городе встречать. Ей давным-давно пора сдохнуть, путается под ногами.

Верзила грубоватого обличия, опираясь костяшками пальцев на давно почерневший дубовый стол, беспокойно заёрзал. Большинство обывателей Кармайры предпочитали обходить стороной эту часть города. Здесь, в мрачном, большом и неубранном зале крепости, он чувствовал себя потерянным, как трёхлетнее дитя в лесу. Он ощущал, как нечеловеческие когти через одинаковые промежутки времени погружаются в мозг, словно раскалённые гвозди. Властителя Топраккале он боялся — и ненавидел его за этот страх. А тут фигура в чёрном, чьё лицо было скрыто капюшоном, подступила ещё ближе к нему.

— Понимаешь? — заскрипел повелительный голос из-за чёрного шелка.

Варьян неуверенно кивнул отяжелевшей головой и набрал воздуха для ответа.

— Тогда можешь идти, — отрезал владыка крепости.

Верзила не был уверен, прозвучали ли эти слова в зале или же только в его голове. С нескрываемым облегчением он метнулся во двор. Свежий ветерок, дующий с озера, его немножечко успокоил. Он поспешно миновал барбакан и остановился только на мосту. Солнце наполовину затонуло за горизонтом, окрашивая тёмно-фиолетовые воды кровью. Самый старший из братьев Янис сердито ругнулся и злобно плюнул в беспокойные волны. Ощущение унижения прожгло до нутра, и его ярость была темнее, чем глубины вод.

Нар-Дост издали уловил его бессильную злобу и удовлетворённо ухмыльнулся: «Все трусы со всего света одинаковы. Перед теми, кто сильнее их, они ползают по земле, чтобы потом безжалостнее сорвать злость на беззащитных».

Он довольно вытянул пальцы. Серебристые чешуйки тускло блеснули. На днях, когда на него в лесу напал оглодавший волк-одиночка, приятно удивило то, насколько эффективным оружием являются его когти. Он рассёк горло волку так же гладко, как нож разрезает перезрелую дыню. Нар-Дост был очарован собственной силой и захлёбывался кипящей кровью всё ещё живого зверя. Одурманенный её запахом, он впился ртом в мягкую трепещущую рану и возрадовался, потому что впервые за истёкшие годы наконец осознал глубину и силу своего преобразования. И тем вечером ему больше не понадобилось лекарство для уменьшения боли. Он до смерти устал, но упал на кровать неимоверно довольный, и в его грёзах, полностью удовлетворённый собственной силой, которая не требует ни человеческого разума, ни могущественных колдовских заклинаний, бродил по тропинкам зверей и хищников.

С той поры чародей частенько выскакивал на охоту. Вооружённый луком и стрелами, он скользил по лесу, как тень. Нар-Дост никогда не стремился просто убить. Он преследовал раненых оленей много миль только для того, чтобы вместе с их высосанной кровью и сдираемой шкурой уловить и впитать оставляющее их сознание. А с каждым глотком росло желание и других жертв. Жертв, которые умоляя, просят оставить их в живых человеческим языком. Жертв, чья чистая кровь поможет ему пройти через последние преобразования.

Солнце уже давно исчезло в тёмных волнах озера Венна, когда разум твари в чёрной рясе снова вернулся в тело человека-монстра. Помешало ему тихое постукивание по двери. От неожиданности Нар-Дост вздрогнул, словно боясь, что некто может прочитать его мысли, и нетерпеливо заворчал:

— Что?..

— Ужин, наставник! — конус света с огромной свечи тускло осветил веснушчатое лицо ученика, который наполовину робко, наполовину с нетерпением заглянул в тёмный зал.

— Я не хочу ужинать. Пойду на охоту.

— Уже стемнело…

— Тем лучше, — сверкнули в полутьме кошачьи глаза.

Парнишка вздрогнул и отпрянул, когда его бедра ласково коснулся чёрный шёлк — это его Учитель проходил через дверь. Тихо ухмыльнувшись и ещё глубже запахнувшись в плащ, владыка Топраккале растворился в ночи.

Холодная масса вод омывала скалы и прочный фундамент крепости. Струйки воды стекали капельками обратно по циклопической кладке и швам, как будто само здание роняло горькие слёзы по поводу всё той же людской глупости. Ледяной ветер с Карпашских гор почти задувал дым из труб недалёкой Кармайры. Крепость была тиха и темна, только в каморке позади кухни догорала свеча. Ещё пару мгновений, и яркое пламя утонуло в лужице раскалённого воска. Крохотная фигурка, свернувшаяся калачиком на шаткой постели, этого не заметила. Плечи воспитанника чародея судорожно тряслись. Сайят-Нов плакал.

Ещё не начало светать, когда городские врата Шадизара содрогнулись от настойчивых ударов. Навершие рукояти тяжёлого меча оставляло на почерневших дубовых створках неглубокие светлые насечки. Светловолосый гандерман на утомлённо-загнанном вороном коне нетерпеливо ёрзал в седле. Ноги жеребца дрожали, а с его губ капали сгустки плотной пены.

— Ещё ночь. Тащись туда, откуда пришёл. Врата отворяются после крика петухов, — толком не проснувшийся стражник с криво нахлобученным шлемом не потрудился выяснить личность пришедшего.

— Я — Бартакус, командир телохранителей вельможной сиятельной госпожи Шагии. Преследую преступников, которые бежали от правосудия города Махраабада. Отворяй, либо пожалеешь об этом! — яростно прорычал всадник и для убедительности сопроводил свои слова сильными ударами рукояти меча по дереву.

— Это может сказать каждый, — пробурчал угрюмо стражник, но всё же приотворил тяжёлое оконце на решётке ворот, предназначенное для осмотра подходящих путников.

Хотя заросший и грязный человек, стоявший перед воротами, более походил на разбойника с большой дороги, в пользу его слов говорили заметный меч воина и благородный вороной конь с городским гербом, вышитым на попоне под седлом. Хотя светлая бородка всадника, когда-то аккуратно подстриженная, сейчас выглядела неухоженной, а взлохмаченная спутанная коса напоминала больше всего хвост грязной лисицы, преследуемой на весенней охоте, сомнений не было — разрешения войти в Шадизар просил человек с официальным посланием.

— Покажите печать, — заявил привратник гостю значительно приветливее. — Знаете, время сейчас нелёгкое, господин, — добавил он уже почти извиняющимся тоном.

Бартакус сердито фыркнул, вытащил из сумки на поясе свёрнутое сопроводительное письмо с печатью от Шагии и резко просунул его через переплетённые прутья решётки. Вскоре в замке заскрипел металлический ключ, а ночной гость, раздражённо хмыкнув, соскочил с коня и провёл его через низкие врата.

— Я разыскиваю северного варвара, очень высокого, с длинными чёрными волосами и голубыми глазами. Это опасный вор, его поимка для моей госпожи представляет огромный интерес. Не проезжал он эти врата?

— Прибыл за полдень, как раз когда я заступил на пост. Он пришёл вместе с кучей комедиантов, и, как я слышал, они хотели остановиться в таверне «У каменного старика». Она расположена у западных ворот. Кто когда-либо видел такое, чтоб подобный сброд останавливался на ночлег в одной из самых дорогих таверн в городе? — добавил он весьма доброжелательно, надеясь, что теперь высокопоставленный офицер перестанет на него сердиться.

В тот же миг наездник оказался в седле. Он небрежно кивнул привратнику — вероятно, демонстрируя, что понял его, или, возможно, в знак благодарности, — а затем исчез, и громкий топот копыт его коня вскоре уже доносился с отдалённых улиц.

— Командир телохранителей, — презрительно фыркнул страж врат. — Скорее, разбойник, если не нечто худшее.

Потом он выбросил ночного гостя из головы и зарылся в солому на койке, чтобы поспать ещё хоть пару мгновений, прежде чем начать требовать плату за въезд в город с первых купцов.

— Как… исчезли?

Переминающийся с ноги на ногу воин невольно втянул голову в плечи. На расстоянии добрых шесть футов от него находился вооружённый до зубов стройный мужчина с повадками рыси, одетый в элегантную ярко-синюю тунику. Нечто в нём, однако, внушало трудновыразимое уважение, хотя и на первый взгляд было ясно, что едва ли он когда-нибудь держал в руках бич, не говоря уж об оружии.

— Мы вломились и ворвались туда, пока ещё не начало светать. Владелец таверны лежал связанным на лавке, вообще не понимая, как это случилось. Может, нас заметили, но только сам Эрлик знает как. Они, конечно, не сбегут далеко, потому что оставили у «Каменного старика» бричку и трёх коней. Один из них — пятнистый красавец с седлом, который стоит целое состояние. Скорее всего, из-за него они попытаются возвратиться.

— Осмотрите весь город. Не спускайте глаз с таверны. А когда их обнаружите, гоните к западным вратам города в сторону гор. Чтобы стало ясно — в Шадизаре их ждут проблемы. Чем меньше свидетелей этому будет, тем лучше. Но помните — без кровопролития! Просто выбросьте их из города.

Наёмник кивнул и покинул комнату гулким быстрым шагом. Хотя он и не понимал, почему для того, чтоб вышвырнуть из города группу бродячих комедиантов и северного варвара, потребуется два десятка воинов. Но если его нынешний наниматель так считает, почему бы и нет? Тем больше он и его люди заработают. Кошелек странного чужеземца, который нанял их два дня назад, выглядит достаточно большим, поэтому не требуется спешить с поисками. От оплаты ещё за день дополнительной работы его нынешний наниматель, несомненно, не оскудеет и не исхудает.

— Тебе не следовало отправлять воинов, Далиус. Можно же было договориться, — прервал нанимателя воинов нежный голос. Женщина в элегантном медово-жёлтом платье, обрамлённом золотым кружевами, вошла в комнату так тихо, как будто скользила по мху. Золотисто-каштановые волосы волнами спадали на плечи. Но изящной фигурой и формой лица, а также жестами и манерами она была больше похожа на мужчину.

— Так произошло, сестрица, — возразил он и неодобрительно тряхнул головой. — Ты же хорошо знаешь, что никто не хочет им навредить. Те мужчины нужны лишь для того, чтобы просто вытолкнуть их за стены и тем самым избежать лишних проблем в городе.

— Они могли и не ждать, пока те доберутся до Кармайры. Пожалуй, будет лучше договориться с ними и обойтись без оружия.

— Может и так, а может нет. В окрестностях Аннах Тепе царят могучие силы, это же наш дом, земля нашей богини. Если варвар отказался вести переговоры с нами даже здесь, то, возможно, он направится в другом направлении — на юг, к Кофу. Придётся догонять его, мчась как все дьяволы, убеждать и рисковать, что шкатулка откроется где-нибудь в городе, где чёрные маги её легко обнаружат. А мы не должны вовлекать в дела со Шкатулкой Армиды каких-то посторонних… Ты можешь представить, какие силы могут пробудиться? Договориться с варваром будет определённо проще, когда они окажутся в беде и нужде в горах. Впрочем, теперь уже всё одинаково безразлично. Из Махраабада они бежали, из Шадизара их выгнали. Им не останется ничего, кроме как идти прямо к нам, как изначально и планировалось.

— Возможно ты прав, — не очень уверенно произнесла женщина, явно не убеждённая услышанным. — Но что-то подсказывает мне, что это будет не так легко, как поначалу представлялось. Выбран очень сомнительный путь. Мы слишком надеемся на удачу.

— Это наиглупейшая из всех проклятых дуростей всех времён!

— Кто, о все чешуйки Сэта, те парни, что набросились на нас?

— Владелец той таверны охотно нам это поведает, прежде чем мы переломаем ему все кости, — вмешался Конан в их горячую дискуссию. — Он уже вечером закрыл псов, чтобы они не выдали ту компанию. Он явно знал о них. Но будет непросто его достать. Определённо, он не вылезет из «Каменного старика», поостережётся.

— Не сможет же он вечно сидеть в доме. Будем караулить где-нибудь рядом. Иначе придётся нищенствовать и побираться, ведь все наши вещи пропали. — Голос Тауруса дрожал от гнева.

Они сидели, скрытые от взоров любопытных посторонних глаз, в запущенных зарослях отдалённого парка, расположенного между зеленеющими цветниками зажиточных горожан, в нише под высоким выступом городской стены. Женщины прижались друг к другу, мужчины планировали принять ответные меры.

— Он появится на рынке, вчера мы ему изрядно подсократили запасы, — тихо заметил Хикмет.

— Да, понаблюдаем за рынком, рано или поздно он там объявится, — решил киммериец.

Солнце уже значительно закатилось, когда его слова сбылись. На пыльной дороге заскрипела колёсами красивая бричка, на которой восседал толстяк в засаленной потной феске, глаза которого покраснели от недосыпания. К великой радости актеров он отправился на закупки сам. Остальное было делом мгновения. Едва толстяк спешился, разъярённые комедианты оттащили его к заранее облюбованной палатке гадальщицы на картах. Её владелица — трясущаяся уродливая отвратительная бабища, связанная собственными верёвками и с кляпом во рту, с трудом могла сопротивляться. Жирный пленник не решился проявить себя геройски. Он даже не пытался кричать о помощи. Хватило одного взгляда на нахмуренного северянина и решительные лица остальных, чтобы смириться. Но много разузнать не удалось.

— Их командир пришёл во двор вскоре после вашего прибытия. Он не зашёл в таверну, а остался стоять во дворе. Заплатил золотом. Твердил, что вы ограбили караван, который сопровождали, что якобы вы — опасные бандиты, которые обирали и убивали купцов, направляющихся в город. Хотел вас захватить, когда все уснут. Признаюсь, великомогучий господин, я не мог иначе. Я всё вам верну. Возвращайтесь назад и будьте желанными гостями в моём скромном…

Хлёсткая оплеуха прервала монолог кающегося и дала ясно понять, как смотрит на это Таурус.

— Держишь нас за идиотов? Думаешь, что мы не чуем, как сейчас патруль смотрит на твой притон?

Хозяин испуганно откинулся на спинку стула.

— Сжальтесь, смилуйтесь, добрые люди, я всего лишь убогий несчастный трактирщик, не достойный вашего внимания. Они насели на меня, не давали мне проходу. Угрожали мне.

— Те их угрозы — ничто, по сравнению с тем, что с тобой теперь сделаем мы, если ты ещё раз попытаешься нас обмануть, — проворчал Конан, а его глаза в полутьме палатки вспыхнули холодом.

— Взываю о милосердии, наисиятельнейший господин! — заскулил испуганный толстяк, едва отважившийся вздохнуть. — Сделаю всё, что поручишь.

— Возвращайся домой и собери все наши вещи и положи в бричку. Рыжую запряжёшь, оседлаешь чалого и оставишь ворота отворёнными. Гнедого я тебе продам сейчас, он нас только задерживает. Как ты думаешь, Таурус, какова цена твоего мерина?

В глазах Тауруса мелькнуло что-то весьма похожее на злорадное удовлетворение.

— Хоть он уже постарел, отощал и немного потрёпан, но в целом надёжный и верный зверь. Десять тысяч рупий — и твой. Не сглупи, не пожалеешь.

Обвисшие щёки толстяка недовольно задрожали, а на глазах выступили неподдельные слёзы.

— Пощади, господин мой, сжалься! Это же старая тощая кляча! Она не стоит и трети этой цены.

— Не смей так говорить о моём домашнем звере! В его теле больше чести, чем у всех поколений ростовщиков и шлюх, которые тебя породили. И он заслужил спокойный отдых. А ты свершишь доброе дело и позаботишься о нём.

— Это достойная цена, — твёрдо и непререкаемо вторил ему киммериец. — И помни, сам Митра не спасёт тебя, если ты что-то позабудешь. Это тебе ясно?

Железная хватка на его колышущемся двойном подбородке и горле говорила том, что варвар не шутит. В дальнейших словах не было необходимости. Несчастный тавернщик засипел, его зрачки закатились, дряблые щёки затряслись. Когда он передавал Конану внушительный кожаный кошелёк с звякнувшим золотом, его руки дрожали.

— Ну вот и всё, — Конан удовлетворённо кивнул головой, пока Таурус тщательно пересчитывал недобровольно выданную сумму. — Сматывайтесь через западные ворота. Таурус, я пока побуду с этим мешком сала, чтобы вы успели испариться. Следуйте по дороге к Коринтии. Когда услышите топот копыт, быстро спрячьтесь и посмотрите, кто едет. Может, нас будут преследовать. Я найду вас на дороге, когда волнения утихнут.

Когда палатка опустела, взор варвара упал на связанную гадалку.

— Ты сорвал ей возможные сделки, и из-за тебя её пришлось связать, — зловеще усмехнулся Конан, глядя на вспотевшего от страха трактирщика. — Не хочешь ли ей хоть чем-то это компенсировать?

Съёжившийся мужчина ещё больше скрючился и смог только отрицательно затрясти головой.

— Всё-таки заплати ей. Покажи кошелёк.

Отчаявшийся толстяк не имел сил протестовать.

— Бери, старуха. Возьми на излечение боли. — Конан бросил изрядно потощавший, но всё же не пустой кошель перед гадалкой.

Хотя та даже и не шелохнулась, было видно, что она в восторге от такого поворота событий. Определённо, преждевременно поднимать шум гадалка не станет. Едва освободится от пут — а это долго не продлится, — то бросит заплатанную палатку и без оглядки понесётся вон из города. Сегодня она заработала на год вперёд и ей не захочется рисковать таким неожиданным даром богов, чтобы встретиться лицом к лицу с городским правосудием.

— Вставай. Сейчас же. И помни, жирдяй, никаких подвохов и уловок.

Обнявшись и держась за плечи, несуразная троица мужчин, шатающихся словно пьяные, выбралась из палатки. Два здоровенных чужака поддерживали за руки обмякшего трактирщика. Измождённое лицо толстяка и его подламывающиеся ноги показывали, что тот серьёзно набрался. Всем вокруг было ясно, что его тащат домой, в постель.

Таурус вскочил на сиденье возницы, а киммериец бросил свой груз на голые доски тележки и расположился рядом. Словно невзначай, он оглянулся через плечо, чтобы убедиться, что они не возбудили нежелательного внимания.

«В этом городе можно дьявольски насладиться жизнью, — мелькнуло в голове варвара. — Я сюда ещё вернусь!»

После этого он сосредоточился только на незаметных сдавливаниях горла трактирщика, которые, позволяя тому дышать, при этом не позволяли ничего выкрикнуть.

Тени во дворе «У каменного старика» уже значительно удлинились, когда примолкший владелец проезжал ворота. Повозка миновала статую сгорбленного старичка из песчаника, который и дал название таверне. Они пронеслись рысью мимо его лица, контуры которого уже начали расплываться в полутьме, в то время как последние лучики заходящего солнца четко очерчивали омшелую каменную спину изваяния. Тавернщик не отважился даже заглянуть в распивочную забегаловку таверны, где двое громил обливались тонкими струйками пива и пытались делать вид, что только так и проводят свободное время. Он демонстративно проигнорировал несколько теней, расположившихся среди деревьев у въезда во двор. Соскочил с телеги, нервно оттолкнул свою жену, споткнулся и прошёл прямо в стойло. Но в тот миг, когда он подтягивал подпруги седла роскошного чалого, из глубины сада раздался крик:

— Сюда, ребята! Быстрее!

— Баха, бегом к дому!

— Стой… — выкрик заглушил лязг стали и топот несколько пар ног.

Хозяин выбежал как раз вовремя, чтобы его взору предстало такое, отчего его оставшиеся волосы встали дыбом, почти приподняв феску.

Мускулистый голубоглазый варвар противостоял многократно превосходящим силам противника. И не похоже было, что это хоть как-то его тревожит — он даже не пытался пробиться через них или скрыться в здании и просто стоял, широко расставил ноги и опираясь спиной о могучий старый дуб. С невозмутимым лицом он уверенно отражая удары, дождём сыплющиеся на него. Выглядело это так, словно стая изголодавшихся ободранных крыс напала на пса, обученного для охоты на рабов. Варвар умело отражал сразу три клинка, а потом резко переходил в бешеные контратаки. Его тяжёлый необычный меч, описав дугу выше пояса, легко скользнул по незащищённому животу одного из воинов. Жалостливо стеная и спотыкаясь, мужчина отступил подальше от убийственного клинка. Между его пальцами, сжимающими разрез, потекла струя тёмно-красной крови. Не отпуская распоротый живот, толстяк привалился к свежевыбеленной стене здания.

Сразу же за его спиной распахнулись ворота сарая. Коренастый комедиант с впалыми глазами, сжав зубы, ёрзал на хребте беспокойного чалого. В одной руке он держал поводья, в другой — крепко сжимал уздечку статной рыжей, запряжённой в бричку. Чтобы уклониться от повозки, толстяк почти вжался в стену. Черноволосый гигант среагировал мгновенно и быстро очистил проход от нападавших, словно это были тряпичные куклы, набитые зерном. Запрыгнув на повозку, он быстро схватил поводья.

— Сматывайся, Таурус! К западным воротам!

— Но…

— Галопом! Я тебя догоню! — и, не дожидаясь ответа, Конан плашмя ударил мечом по заду чалого. Взбудораженный конь разом обиженно встал на дыбы, взбрыкнул и с комедиантом, опасливо скорчившимся на его хребте, без раздумий поскакал вперёд.

По хребту рыжей сухо щёлкнул бич. Кобыла, не привыкшая к такому обращению, протестующе заржала и яростным галопом последовала за своим приятелем. Колёса брички загремели по вымощенному брусчаткой двору.

Наибыстрейший из удивлённых воинов повис на поводьях коня в тот миг, когда воз въезжал в ворота. Но, получив обжигающий удар бичом в лицо, он зашатался и, ударившись о статую старика, сорвался прямо под колёса несущейся повозки у опорного столба ворот и остался лежать в пыли с искалеченными ногами. Бричка скользнула за поворот, а затем исчезла из поля зрения.

— Хватит, парни! Они убираются вон из города и тащатся туда, куда мы и хотели.

— Но Бакиму выпустили кишки! А Экрем сможет взобраться на коня не раньше, чем в будущем году…

— Те парни о нас знали.

— Как получилось, что кони осёдланы? Ответь мне, ублюдок!

Взоры всех обратились к толстяку, лицо которого теперь было того же цвета, как и стена за ним. Бледный от ужаса, тот споткнулся и рухнул без сознания, как колода.

Командир стражников собирался отдать приказ закрыть западные ворота Шадизара, когда наткнулся на чей-то настойчивый взгляд. Чьи-то глаза, похожие на голубые омуты, глядели на него сквозь тучу тёмных волос, вьющихся и спутанных, словно клубок перевившихся змей.

— Ты не местная, — выдавил командир из себя.

— Я приехала к моей тёте, но соскучилась по дому. — Волнующе виляя бедрами, девушка прошла вблизи него и небрежно прислонилась к стене рядом с вратами. Изящные ладони бегло, как бы невзначай, прикоснулись к грубой каменной кладке.

Солнце скрывалось за горизонтом как раз напротив врат. Оранжево-красные лучики ослепляли. Девушка утонула в тени, из которой выступали лишь её белоснежная шея, прекрасный овал лица и трепещущие руки, взлетающие как две бабочки. Стражник подступил на один шаг ближе к ней, очарованный нежностью и мягкостью её рук, забыв о вратах, забыв о своей ответственности за Шадизар, забыв обо всём на свете. И он не услышал ни стук копыт, ни грохот колес позади.

— Ты такой грустный, — сказала она. — Не хочешь развлечься вечерком?

— Я…

Она опасливо покосилась куда-то за спину стража, а потом прошептала со страстной хрипотцой в голосе:

— Пойдём со мной, и ты не пожалеешь.

Потом, где-то на самом краешке его сознания, тревожно забарабанили копыта. Мимо пронёсся всадник, едва удерживающийся в седле пятнистого серого рысака. Красное солнце озарило его силуэт на коне, скачущем к горам.

Затем с одной из улиц, ведущих к площади у городских ворот, вынырнула бричка, несущаяся прямо к вратам и напоминающая грохотом и бешеной ездой бога бурь Туллипа, про которого вендийцы говорили, что он проносится по облакам и небесам в своей упряжкой быстрее, нежели вихрь.

— Что за чертовщина творится? — очнулся командир стражи от опьяняющего дурмана. — Стой, слышишь! Стоять! Патруль, ко мне!

Рыжая кобыла, закусившая удила и бешено косящая глазами, несомненно, не собиралась остановить скачку или хотя бы замедлить галоп. Лёгкий возок, покрытый парусиной, на неровной дороге качался из стороны в сторону, но чудом удерживался и даже не опрокидывался. Может быть, это было связано с возницей. Мускулистый гигант с дико растрёпанными чёрными волосами уверенно стоял на козлах, широко расставив ноги, и умело балансировал на дребезжащей трясущейся бричке, которая каждую минуту угрожала развалиться. В одной руке он сжимал вожжи, а бичом в другой понуждал кобылку к ещё большей прыти. Его молодое, но мрачное и украшенное шрамами лицо казалось высеченным из камня. На возничем была только набедренная кожаная повязка и недорогой пояс, а благодаря налокотникам и наколенникам с шипами он выглядел так же грозно, как и сам Туллип, когда тяжёлые колеса его боевой колесницы гремя и грохоча бороздят небо, а сам он метает молнии во все стороны. Едва увидев шестерых стражников, преграждающих путь, он сильными ударами понудил коня скакать ещё быстрее в карьер.

— О, Имир! Прочь с дороги! — заревел варвар. Слегка пригнувшись, он ясно дал всем понять: либо мужчины отпрыгнут и выпустят его, освободив выезд, или в итоге умрут вместе с ним, плавая в лужах крови среди растерзанных ошмётков.

Стражники замялись и неуверенно поглядели на командира. Но прежде чем тот смог что-то приказать, воз загрохотал прямо перед ними. Больше они уже ничего не ждали — просто разлетелись во все стороны, как стая куриц от уличного проказника, швырнувшего в них камень. Вскоре на фоне гаснущего неба маячили уже только размытые контуры вихляющегося задка повозки.

Однако испытания для стражи у западных ворот ещё не окончились. Им даже ещё и не удалось подняться с земли, как из переулка вдруг галопом выскочил следующий всадник. Сурового взора его глаз и герба Махраабада на попоне под седлом вполне хватило, чтобы заставить людей, испуганных предыдущим зрелищем, поспешно убраться с дороги. Только продавец фруктов не мог сделать это вовремя. В стремлении быстрее увернуться он лишь опрокинул свою корзину прямо на пути всадника. Перед разъярённым вороным жеребцом простирался красочный ковёр из разлетевшихся крупной сладкой сливы, гранатов, инжира и винограда. Последними выкатились арбузы. Неотвратимо, как камни, которые могут до конца света катиться с холмов на обитателей древнего города Кешше, поскольку те своей надменностью и гордыней вызвали недовольство самих богов, тёмно-зелёные шары скользнули и выкатились вороному коню прямо под копыта. Всадник даже не пытался уклониться. Напротив, он пришпорил коня для прыжка, который перескочил через арбузы и раздавил корзину, и с огромным трудом, но всё же удержал его на ногах, когда подкованные копыта скользили между слив. Крепко вцепившись в жёсткую гриву, он промелькнул мимо стражников раньше, чем ему смог хоть кто-то помешать.

Униженная и разгромленная стража неловко вставала на ноги.

— Что вылупились и пялитесь, о Сэт? Старайтесь подняться! Всё же в порядке, никто его не преследует. Он просто спешит! — прорычал командир стражи своим людям. — А вы что тут столпились? Это вам не представление! Займитесь своими делами! — повернулся он к собравшейся толпе зевак. — Закрыть врата! — продолжил он приказным, но всё ещё дрожащим голосом. Потом осмелился наконец посмотреть по сторонам в абсурдной надежде, что голубоглазая красавица каким-то чудом могла не увидеть его провал.

Однако девица исчезла, как будто растаяла вместе с последними лучами солнца.