Конан и слепая богиня

Глава 3

Квадратный, чёрный как смоль бастион Дахомана возвышался тёмным массивом на синем фоне неба. Зловещие короткие зубцы разрывали бархат неба на клочья, словно клыки кровожадных чудищ. Ряды зияющих окон напоминали дыры, разверзшиеся в небытие. Хотя по саду шаха теперь пробегал лёгкий вечерний ветерок, около бастиона не колыхнулось ни стебелька. Воздух как будто вжимала в землю злонамеренная рука невидимого гиганта.

Конан никогда не планировал и не думал воспользоваться входом, памятуя о рассказанной Бартакусом истории, содержащей больше чем просто предостережение. Припомнил и отталкивающий серебряный молоток с лицом медузы, в душе проклиная свою слабость к красивым женщинам, после чего направился к вратам в северной стене и вышел за дворцовые стены.

«И правда открыто, — подумал варвар. — По крайней мере, в этом Шагия не солгала».

Теперь он знал наверняка и был уверен — у него есть свободный путь для отступления. Через узкий проход он направился туда, где виднелась задняя стена башни.

Преодоление стен и преград не было проблемой — архитекторы замка явно гораздо больше беспокоились о внешнем виде строения, нежели о его защите. Киммериец лишь слегка отклонился, ухватился руками за верхний край, подтянулся, перенёс ноги через стену из тёмно-красного кирпича и без единого шороха спрыгнул вниз. Он решил получше осмотреться, оставаясь незамеченным в тени бастиона, и под иным углом осмотреть серебряного монстра на двери.

До террасы ему оставалась еще почти сажень. Но это не могло остановить горца. Швы между кирпичами обеспечили достаточную поддержку там, где обычные смертные видели только гладкую поверхность. Издали казалось, что руки и ноги Конана прилипли к стене и что он передвигается по ней как муха. Всего пара мгновений — и, опираясь на локти, он взобрался на парапет под одной из арок. Просунул голову внутрь террасы и так же тихо попытался протиснуться через небольшое отверстие, когда вдруг получил удар по голове.

«Возможно, это меня треснул кулаком сам Бел, бог всех воров», — мелькнуло озарение.

Потом его сознание померкло, и Конан остался висеть, зажатый в узком проёме. Его голова и плечи были погружены в отверстие в башне, а ноги свободно болтались вдоль стены.

Когда сознание к нему вернулось, ночь ещё продолжалась. Варвар и понятия не имел, сколько он находился в подвешенном состоянии — пару секунд или пару часов. Его желудок, отягощённый массой всего тела, решительно протестовал. Голова раскалывалась от боли. Подавив стон, Конан всё-таки взобрался на широкий выступ парапета. Последнее усилие напряжённых мускулов — и варвар с грохотом рухнул на каменный пол. Потом стремглав перевалился на бок, откатился в сторону и, игнорируя пульсирующую боль в голове, вскочил на ноги, сжимая в руке меч.

Внутрь проникал тусклый отблеск месяца. Неестественная тишина разбудила все рефлексы варвара. Напрягшись как струна, Конан всматривался в середину помещения. Внезапно за ним прозвучали шаги. Конан отскочил и молниеносно, в прыжке развернулся — нигде и никого.

Насмешливый хохот, звучащий со всех сторон, удивил его так, что Конан застыл на месте. В его голову ворвался хор нечеловеческих голосов, которые не могли прийти ниоткуда, кроме как из загробного мира. Волосы на загривке ощетинились от ужаса. Конан невольно отступал, пока не уткнулся затылком в холодную кирпичную стену. Это его мгновенно отрезвило. До него дошло, что колдовское заклятие останавливало воров, используя их собственные страхи, однако не создавая никаких реальных препятствий. О чём-то подобном рассказывала и Туэнна; подобным образом и жрецы Сета отпугивали расхитителей гробниц. Усилием воли Конан подавил тревогу. Голоса и смех стихли, как будто внезапно обрубленные.

Когда глаза Конана постепенно приспособились к мутновато-туманному освещению, выяснилось, что он находится на крытой террасе под крышей самого бастиона. В середине пола зияло отверстие — вход на первый этаж башни; круглая крышка из массивных досок была отброшена в сторону. Наискось от него на верхний этаж бастиона вела массивная широкая лестница. Откидной люк над головой был отворён. Киммериец, держа обнажённый стальной клинок в правой руке, мягко, как кошка, крался по ступеням вверх, туда, где его инстинкты дикаря смутно ощущали некое чужеродное присутствие.

Последняя ступенька. Над ним сверкали мириады сияющих звезд. Они блестели, проникая сквозь огромный купол, который занимал почти весь потолок. Свеча на массивном дубовом столе в середине комнаты почти растаяла, превратившись в вязкую лужицу воска. Танцующее пламя озаряло запылённые обложки книг и фолиантов, которые заполняли полки, выстроенные от пола до потолка вдоль трёх стен просторной комнаты. К четвёртой стене был приставлен длинный узкий стол, поверхность которого почти полностью исчезала под нагромождением разных алхимических банок, причудливых колб, необычных форм реторт, пергаментов, пучков сухих трав, раздробленных косточек зверей и прочего чародейского инвентаря. Неубранная кровать со скомканными одеялами и старый шаткий покосившийся комод свидетельствовали о том, что владелец не требователен к комфорту. В общем, запущенное состояние помещения ясно говорило — это затхлая берлога второсортного колдунишки.

Только одна вещь выделялась из всего этого. Прямо на столе, в месте, очищенном от гор пыли, лежала открытая шкатулка идеального качества изготовления, и не было никаких сомнений в том, что это изделие является бесценным и имеет древнее происхождение. Гладкие полированные стенки шкатулки напоминали структурой драгоценные агаты, даже в полутьме башни светившиеся теплым медовым цветом. Внутренности были облицованы чёрным бархатом и пусты. Кто-то опередил Конана.

Неслышно ступая по полу, варвар осторожно обошёл вокруг дубового стола. Он сделал едва ли пару шагов, когда в тени комода на другой стороне комнаты под чьими-то ногами заскрипели проседающие доски. Конан прыгнул в этом направлении и столкнулся с тяжёлым дубовым столом, который кто-то на него толкнул. Перед лицом киммерийца на миг мелькнули выступающие передние зубы и хитрые как у ласки глаза. Затем тяжёлый люк в полу захлопнулся.

На лестнице раздался торопливый стук хлопающих подошв, скрипнули эбеновые створки двери, и темноту ночи пронзил нечеловеческий крик. Проникая сквозь стены, он болезненно вибрировал, сдавливая внутренности.

Конана охватил ужас, изначальный страх перед сверхъестественными силами хаоса. Однако это не остановило его. Моментально встав у плотно захлопнутой крышки, он вскочил на одну из последних ступенек лестницы, со следующей соскакивая уже на полу на первом этаже. Он успел заметить, как перед ним с окончательной неотвратимостью захлопнулся прямоугольник двери, за которой исчезла знакомая худощавая фигура.

Варвар озирался, как лиса, пойманная в капкан. Справа догорающие угли камина освещали небольшую комнату возле двери, предназначенную, скорее всего, для охранника. Узкая лестница, по которой можно было легко сбежать, вела к другому открытому внутреннему пространству бастиона в нескольких саженях от каменных стен. Конан яростно потряс створку. Напрасно. Визг медузы-молоточка на эбеновых дверях угрожал порвать барабанные перепонки.

«Единственный путь — наверх», — блеснуло в голове киммерийца.

Несколькими скачками он влетел на крытую террасу. Комнату над его головой изнутри озаряло пламя. Видимо, закатившийся огарок свечи начал пожар, который в сухой запылённой комнате распространялся с угрожающей быстротой. Нагнувшись над северной стороной террасы, Конан увидел маленькую фигурку, бегущую к кварталам купцов. А сам он оказался в ловушке между огнем и магией.

«О, девять дьяволов Зандру!»

Конан прошмыгнул в окно, как змея. Качнувшись на мускулистых руках, он выгнул спину и с высоты почти трёх саженей упал к подножию дворцовой стены. Пологий склон смягчил силу удара. Киммериец, откатившись назад, рухнул, задыхаясь, у каменной стены особняка некоего вельможи.

Нечеловеческое верещание медузы-колотушки вдруг заглушило громким скрипом или даже скрежетом, как будто, треснув, разорвались небеса. Купол над комнатой Дахомана заревел, взорвался и обрушился в брызгах сверкающих осколков. Из башни с громким треском вырвалось разрушительное пламя.

«Кром и Имир!»

Дикарь тряхнул чёрной гривой и стремглав помчался по свежему следу вора. Либо он заберёт у него талисман, либо сперва убьёт его, а потом заберёт талисман. И отыскать его необходимо быстрее, нежели на него падёт подозрение, будто шкатулку он утаил для себя.

— Во время, когда жестокие боги играли с людьми, и те мечтали походить на них, владычествовала Армида — королева древнего Ахерона. Прославилась она красотой и мудростью, и поэтому мужчины со всего известного тогда света пытались добиться её руки. Был среди них и могущественный маг Дион, человек, знающий загадки всех живых существ и тёмные тайны загробной империи. Его страсть к Армиде сделала его уязвимым человеком, и когда королева предпочла певца Нумидора, влечение Диона превратилось из горячей любви в ненависть, подобную вечно горящему пламени самой бездны.

Величавый старик с длинными поседевшими волосами и бородой на миг задумался и остановился, чтобы жилистой рукой погладить по голове очаровательную девушку, пристроившуюся у него на коленях. Буйная грива чёрных вьющихся волос, соскальзывая меж колен и ярко блестя, спадала девице до пояса.

— Ах, отец, как можно любить и одновременно ненавидеть? — она обратила тёмно-голубые глаза к морщинистому лицу.

— Любовь и ненависть являются двумя сторонами одной медали, Антара. Эта медаль иногда оборачивается к нам лицом, а иногда — изнанкой. А может и катиться по грани. Так это было и с Дионом. Содрогаясь от терзающих его двух эмоций одновременно, маг для своей утраченной любви создал свадебный дар невероятной красоты: кристаллическую шкатулку, вырезную из цельного куска чистого горного хрусталя. Он вложил в неё семь разных драгоценных камней, которые вместе образовывали цвета радуги: изумруд — зелёный как ледяное горное озеро; сине-зелёная бирюза, напоминающая бескрайние дали океана; сапфир, окрашенный в цвета яркого летнего неба; сочно фиолетовый аметист; тёмно-красный рубин, камень крови; огненно-красный опал, который сиял, как угли, и драгоценный камень, посвящённый солнцу — ярко-жёлтая яшма.

— Каждый камень имел свою собственную историю. Рубин нашёл раб в иле Стикса недалеко от того места, где теперь раскинулся город Хеми. Однако не желая отдавать его своему хозяину, надрезал бедро, спрятал камень в ране и перевязал. Тот рубин, говорят, сияет и поныне, как если бы пропитался кровью того отчаянного человека. Невольник договорился с неизвестным моряком продать драгоценный камень за сумму, которая позволит выкупить из рабства его самого и его семью. Вместо денег, однако, он нашёл смерть. Моряк выманил его в безлюдные пустынные прибрежные скалы, убил и сбросил труп в море. Но даже убийце не повезло. Хотя он продал рубин богатому торгашу, но вскоре его из-за вырученных денег убили в драке в таверне. Купца тоже убили во время налёта разбойников на Дорогу королей. Камень спрятал в кинжал их командир. Всего через пару недель спустя разбойников разгромили вооруженные до зубов и хорошо обученные королевские войска. Истребили разбойников до последнего человека. Командир честно отдал рубин как добытый трофей отцу Армиды, а тот за верную службу даровал его Диону. Остальные камни обладали также беспокойной судьбой, и только боги ведали — то ли под воздействием собственной магии, то ли от магии человеческой жадности.

— Цена свадебного дара всячески была гораздо выше. Кристалл, сам по себе бесцветный, сковал внутри радугу, так же как свет скрывает в себе семь цветов спектра. Поэтому шкатулка обладает неимоверной силой, способной удовлетворить все людские желания.

— Это красивая сказка, — вздохнула Антара тихо.

— Может быть сказка, может и нет… Кто знает, — улыбнулся старик. — Ведийские мудрецы считают, что есть семь видов космического излучения, которое пронизывает все живые существа на Земле и влияет на наше существование. Каждый из них, как говорят некоторые, разного цвета и соответствует различному типу космической энергии. Все вместе, смешиваясь, образуют свет. Если драгоценные камни Диона усиливают эффект космических лучей соответствующего цвета, то при надлежащем сосредоточении человеческой воли можно задействовать и сконцентрированные силы Вселенной, чтобы преодолеть границы нашего воображения.

— Да знаю я, чего ты хочешь! Хапнуть побольше деньжат. И чтоб в меня влюбился сам Ара Великолепный. А у Шагии на носу выросла бородавка, громадная, как большой грецкий орех, и волосатая, как те зелёные гусеницы, что в позапрошлом году сожрали весь урожай. И ещё… — дальнейшие пожелания переросли в звонкий смех.

— Уймись, девчушка, я недорассказал. Дион Армиду любил и ненавидел одновременно. И свадебный дар мага был так же сложен, как и его чувства. Как говорят, шкатулка, по-видимому отражала, словно зеркало, душу того, кто её отворял. Её владелец мог спасти весь свет, но мог также и выпустить порчу, гибель и разрушение. Мудрая королева никогда не искушалась даже попробовать. Она верила, что смертный человек не должен обладать большей силой, нежели ему предопределили боги.

— А что случилось со шкатулкой после смерти Армиды?

— Её унаследовали все ахеронские короли, но никто из них не нашёл в себе мужества посмотреть в зеркало собственной души. В войнах, последовавших при падении империи, шкатулка бесследно исчезла.

— Такая жалость.

— Только не кощунствуй. Боги действительно могучи, и наши судьбы находятся в их руках, но даже они не могут вмешиваться в естественный ход событий. Пытаться поступить иначе — дразнить и испытывать силы хаоса. Только материя вечна, она сама в себе содержит принцип развития и движения…

— Философ Фараз промолвил! — Антара задорно зааплодировала и с наигранным смирением припала к его ногам.

— Озорница! Видимо, ты забыла о том, что Митра учит уважению к родителям, — старик потянул ее за густые распущенные волосы.

Несмотря на слова, явно произнесённые напускным суровым тоном, девица попыталась оправдаться:

— Ну не сердись, папочка. Вскоре начнётся праздник, и я должна находится рядом с Шагией. А если всё пройдёт как следует, то вернусь домой до полуночи.

«А если встану до рассвета, то мне может повезти услужить хоть кому-то из упившихся вельмож и заработать на новое платье», вздохнула она про себя.

Из отворённых дверей выплывали беловатые облака клубящегося пара и, столкнувшись с препятствием, опадали прозрачными капельками на разноцветные мраморные плитки.

Слепая девчушка-невольница, прислуживающая в бане и едва достигшая четырнадцати лет, подбросила растопку под котёл уверенным жестом, выработанным за годы. Захлопнула за собой деревянные двери и по памяти двинулась дальше, ловко обойдя маленькие овальные купальни с подогреваемой водой, предназначенные для омовения перед входом в парную. Скрывшись за занавесью из бисера, она почти сразу же появилась вновь — с полной охапкой свежевыглаженных простыней в руках. Прошла мимо глубокого бассейна из розового мрамора, на глади которого плавали белые лотосы и журчала вода из фонтана в виде статуи похотливо изогнувшихся влюблённых. По нагому телу, словно вылитому из тёмной бронзы, стекали прохладные струйки воды. Гибкая, высокая и стройная рабыня прошла через величественный огромный портал во вторую обширную комнату, обустроенную под комнату отдыха.

Стены прорезали порталы, подпираемые двойными колоннами, под ними хватило бы места для удобной двуспальной кровати из мягкой сосновой древесины. Мозаичные орнаменты в оттенках зелёного и бежевого извивались вдоль колонны ввысь, сменяясь у сводов арок на оттенки красного и бежевого. Хотя каждую часть стены, пола и потолка покрывали разнообразные роскошные узоры, всё выглядело гармонично.

Единственным не вписывающимся в интерьер комнаты был отвратительный толстяк на одном из стульев. Бледная сальная кожа растянулась, свисая жировыми складками, лицо покраснело от пребывания в парной. Из ушей торчали пучки щетинистых волосков. Лысую голову обрамляли клочья волос неопределённого цвета. Восседая в белоснежной простыне, словно рождённый богами, он пухлой рукой поглаживал молодого гирканского раба, почти ребёнка, с тоскливыми тёмными глазами.

— Митанни, пошевелись! Вскоре в замке закончится пир. Как только слуги избавятся от своих убывших хозяев, тут будет полно народу.

Рабыня при звуках голоса своего хозяина задрожала. Гора выстиранного белья закачалась и чуть не выпала из её рук.

— Будь внимательней, неуклюжая давалка!

Она согнулась, сгорбилась и чуть отклонилась; пряди её прямых чёрных волос спадали на незрячие очи, тёмные, как глубокие омуты. Спешно положив простиранные простыни, она стремительно выскочила из комнаты, радуясь, что на этот раз избежала порки кожаной плетью.

В баню вошёл первый вечерний посетитель. Бегающим взором быстро окинул комнату с бассейном и стал раздеваться.

— Эй, есть здесь кто?

— Приветствую в наилучшей из бань в городе, господин! Меня зовут Абулетес, и я — владелец этого дома освежающих наслаждений. Я… — Толстяк, завёрнутый в белоснежную простыню, которую он незадолго до этого с сопением и фырканьем достал и напялил, остановился на полуслове.

Его гость был в пыльной и изодранной одежде, с ушибами и ранами на теле.

— Плати заранее, парень, — внезапно сменил тон Абулетес. — Но, возможно, мы сможем договориться, иначе… — он с восторгом уставился на стройные бёдра посетителя.

Молодой человек скривил губы, и его выступающие передние зубы заблестели насмешливо и презрительно.

— Мне нужно просто выкупаться, ты, кусок сала. Заплачу наличными.

Презрительно бросив владельцу бани золотой динарий и моментально избавившись от своих громоздких одежд, он погрузился в нагретую воду.

— Митанни, мыло и полотенце! — закричал Абулетес, сжимая монету в потном кулаке.

— Вырастешь красавицей, малышка, — молодой человек вытер воду с глаз и только теперь заметил, что обратился к незрячей. Но если он и заколебался, то виду не показал.

— Некоторым мужчинам нравится, когда она так беззащитна. До сих пор ещё девственница. Если захотите… — многозначительная пауза не оставила у посетителя никаких сомнений в том, что ему предложено.

— Хочу просто спокойно выкупаться, — фыркнул он раздражённо и посмотрел на девушку с жалостливым сочувствием в глазах.

— Может, ты будешь любезен и оставишь нас? Твоя рабыня, без сомнения, хорошо позаботиться обо мне.

Владелец бани, покраснев от стыда и унижения, исчез тихо и молча, словно призрак.

— Напомни мне, что до того, как вернётся этот хам и жлоб, я хочу дать тебе награду, чтобы он её у тебя не отнял, — кивнул посетитель в сторону ушедшего владельца и прыгнул вниз головой в бассейн с водяными лилиями.

В тот же миг в зал из прихожей вбежала фигура, выхватила сумку из одежд купающегося и попыталась скрыться. Митанни пронзительно вскрикнула и бросилась по звуку наперерез, преграждая дорогу воришке. Слух, натренированный за годы, не подвёл. Два тела свалились на землю, конечности переплелись. Купающийся мгновенно вынырнул и, несколькими быстрыми гребками добравшись до бортика, выскочил из бассейна. Злоумышленник только что поднялся на ноги.

— Кувайро! — воскликнул удивленный молодой человек, с которого стекала вода.

Мужчина полез в сумку и извлёк из неё шкатулку.

— Тебя удивило, что я могу ходить? Не очень трудно прикинуться калекой. Ты думал, только ты сам обладаешь зрением, которое опознает драгоценность? Благодарю тебя за то, что сделал за меня всю грязную работу — и теперь я пошлю тебя к чёрту! — он дико оскалился и откинул крышку шкатулки. Его тут же окутала радужная вспышка.

— Ардазир! Помоги мне! Не-е-ет!

Мнимого калеку скрутило как тряпичную куклу. Черты его лица расплылись, и голова начала увеличиваться, становясь похожей на переросшую дыню. Отчаянный рёв усилился. Потом всё тело Кувайро обмякло, как раздутая туша овцы, из которой разом улетучился весь воздух, и сложилось в бесформенную кучу на полу.

Обжигающие переливчатые цвета поблекли и исчезли.

На мокрых плитках взахлёб рыдала перепуганная девушка. Возле неё лежала закрытая шкатулка. От Кувайро не осталось никакого видимого следа.

— Тихо, малышка, — буркнул Ардазир успокаивающе, хотя его сердце бешено колотилось чуть ли не в глотке.

Драгоценность, которая должна была обеспечить ему жизнь в роскоши, вероятно, представляла собой нечто большее, чем это первоначально казалось потрясённому воришке. Дрожащими руками он спрятал коробку в сумку и вытащил три динара, вложив их в руку незрячей.

— Никому ни слова!

— Что тут случилось? — рядом с ним возник удивлённый владелец бани.

— Я поскользнулся на кафеле и случайно сбил твою рабыню на пол.

— Митанни?

— Я в порядке, — кивнула та.

Абулетес перевёл подозрительный взгляд со своей рабыни на мокрого посетителя, который сжимал в руке тяжёлую сумку.

— Будет лучше, если ты оденешься, красавчик, и уберёшься отсюда поживее! Я не хочу никаких проблем! — прорычал он. — А ты, — набросился он на девушку-невольницу, — иди немедля подбрось дров, а то огонь в парной угасает!

— Как скажешь, — глумливо усмехнулся Ардазир. — Уже сыт твоей баней по горло.

Он вытащил из сумки удивительно роскошные одежды и из юного воришки вдруг превратился в сына богатого вельможи. Пригладил подсыхающие волосы тонким гребнем из слоновой кости, обул высокие ездовые сапоги из мягкой жёлтой кожи и широким размашистым жестом набросил через плечо коричневый бархатный плащ, расшитый золотыми нитями.

— А это ты можешь оставить себе на чай, — он оттолкнул грязные тряпки в сторону удивленного банщика и, звякнув занавесом из бусинок, исчез в прихожей.

— А ты что сидишь? Делай что поручил! — негодующе набросился Абулетес на растерянную рабыню, которая всё ещё сидела на полу после столкновения с Кувайро.

Девчушка с усилием поднялась, шатаясь, сделала несколько неуверенных шагов на ощупь и врезалась в своего хозяина.

— Проклятье, не можешь быть осторожнее!

Нервы многократно униженного работорговца не выдержали, и он взорвался в приступе скопившейся ярости. В воздухе просвистела плеть. Сквозь тонкие белые одеяния начали проступать сочащиеся кровью рубцы. Девчушка не вскрикнула, чтобы не разгневать хозяина дополнительно, а только тихо застонала, сжавшись калачиком от переполняющей её боли.

— Достаточно! — запястье банщика сжал чей-то стальной кулак.

— Кто ты? — вытаращил хозяин глаза на нового посетителя. — И кто, Имир раздери, ты вообще такой, чтобы командовать в моём собственном доме?

Перед ним стоял высокий мускулистый молодой человек с рысьими чертами лица, облачённый в потрёпанные одеяния, покрытые красной пылью. С его пояса свисал широкий меч в кожаных ножнах, а глаза светились убийственно холодной синевой.

Он сжал руку сильнее, и плеть выпала из руки Абулетеса.

— Вижу, ты очень искушён в наказании строптивой рабыни, храбрый муж, — процедил незнакомец сквозь зубы. — Я ищу юношу, который недавно пришёл сюда, — добавил он уже более спокойно, глядя на груду грязного тряпья и лохмотьев, оставшуюся от прежних посетителей.

— Покарай Сэт и тебя, и того грязного пса! — вспыхнул Абулетес при неприятном воспоминании. — Мне безразлично, куда уходят посетители. И ты тоже проваливай!

— Помедленнее, я ещё с тобой не договорил. Скажи мне, когда и в каком направлении он ушёл, и я тоже уйду.

Тут Абулетес совершил роковую ошибку. Вместо того, чтоб ответить, он отпрыгнул, потянулся за плетью, замахнулся и заверещал:

— Убирайся отсюда!

Однако плеть ударить не успела. Как по волшебству, в руках юноши вдруг возник сверкающий меч и рассёк кожаные ремни одним ударом.

— Стража! Помогите! Убивают! Стража! — заверещал Абулетес во всю глотку.

Молодой человек зарычал, как тигр, и уверенным ударом рассёк горло толстяка. Дугой хлынула кровь. Вода в неглубоком бассейне окрасилась розовым. Дальнейший крик утонул в хрипящем бульканьи. Владелец бани рухнул на землю как подкошенный. Белоснежная простыня, укутывающая его, покраснела от крови.

Мускулистый гигант не удостоил его даже взгляда. Подойдя к Митанни, он поднял её обмякшее тело с пола.

— Не бойся, дивчина, теперь тебя никто уже не обидит. Я должен уйти, да и ты убегай отсюда до прихода стражи. Ты свободна.

— Я не смогу убежать, господин. Я слепа, — тихо произнесла та, поднимая к нему своё прекрасное лицо с невысказанной молящей просьбой.

— Я не могу тебя взять с собой. Поспеши, — пробормотал варвар смущённо.

— Если я тут не останусь, меня обвинят в смерти господина. А потом казнят или отсекут мне руки, которыми я должна была его защищать, — девушка смолкла и обречённо опустила голову.

— Я взял бы тебя с радостью, но мне до этого, поскольку сейчас начнётся преследование. Если придётся убегать, то прямо по пятам ринется стража шаха.

Невольница больше и не просила, и не умоляла.

Конан быстро распахнул бисерный занавес и направился к выходу, чтобы по свежим следам преследовать свою добычу. Но через пару шагов остановился.

«Кром!» — ругнулся он раздраженно, повернулся и пошёл обратно в баню. Молча, без слов, он взял девушку на руки и пошёл с ней во тьму так же легко, как медведь бежит с газелью в пасти. В итоге, вместо магической драгоценности Конан нёс слепую невольницу.

И всё же он не планировал кратчайшим путём убраться из города. Его шаги вели к рынку, откуда он день назад так поспешно убегал.