Конан и мрачный серый бог

17. Удары Красной Гадюки

Солнце оседало в земной горизонт, унылый, оранжевый шар, украсивший нифийскую пустыню в сумерках оттенками меди и золота. Оно сияло на медном шпиле, увенчавшего беломраморную башню и отбрасывающим длинную, коническую тень через широкую, сломанную крышу каменного здания.

— Медный Город, — хрипел Конан, горлом, пересохшим от длительной трудной скачки через засушливую, пыльную пустыню. Он и Сивитри сидели на утомленных лошадях. Они обуздали их около гребня высокой дюны, одного из нескольких, окружающих покрытый песком город. Он протирал свои сухие глаза и снова смотрел на странную сцену на расстоянии.

Сивитри горбилась впереди в седле.

— Белл! Там, в основе того здания, где большая часть песка была убрана. — Она смотрела искоса в длинную тень, отброшенную башней, пытаясь различить фигуры, лежавшие там, на затененной земле. — Много убитых, как те, увиденные нами сегодня на плато.

Конан осматривал дюны поблизости с пристальным взглядом исследования, затем изучил склонные фигуры тех, которые лежал перед стеной.

— Возможно двести, возможно больше. Это трудно сосчитать отсюда. Но кто они? Я не вижу признака лагеря, и никаких лошадей или верблюдов. — Он хмурился. — То есть никакого признака, что мы можем рассмотреть пока издалека.

Я пробрался бы поближе, но эта проклятая пустыня отказывает нам в укрытии.

Если Toт-Aмон здесь, он сможет легко увидеть наш подход.

— Даже теперь мы можем быть в пределах его видимости, — предостерегала Сивитри, отводя свою лошадь назад позади высокой дюны и распрягая.

— Да, — Конан внутри проклинал свою небрежность и спрыгнул из седла. Он подвел свою лошадь к другой, связывая их узды. Оттуда он сполз вперед и занял позицию, смотря на край дюны со своего наклонного положения.

Сивитри вздохнула и вытерла пот, стекающий с бровей и сияющий на ее лице и шее.

— У тебя должно быть кожа заморийской ящерицы. Я испытываю зуд от песка и пыли на всем теле. Я буду рада выиграть статую бога и возвратиться к ваннам в Саридис для длительного отдыха.

Конан не ответил. В прошлых путешествиях он пересекал пустыни намного худшие для человека, чем эта в Нифии. Эти пыльные дюны были более умеренными, чем горячие, пронзающие пески незащищённого от ветра Шах-и- Соркх в большой Восточной Пустыне, или горячий ландшафт Пустыни Вухуан в южной Гиркании, который мог превратить человека в высохшие кожи. Тем не менее, он разделил чувство Сивитри. В последнее время, он привык к влажному воздуху моря, который не выжигал горло или глаза.

Сивитри присела около киммерийца.

— Ты видишь тот щит? — Она указала. — Там, тот, который находится дальше от тел, намного ближе к нам. Его оправа вылеплена как змея, обвивающая щит.

— Стигийский, — Конан кивнул. — Его форма подобна используемыми стигийской армией в Луксуре, носящей щиты железа и бронзы. Но эти — медь и бронза.

— Они должны быть воинами Toт-Амона, — сказала она, понижая ее голос до шепота. — Почему ты предполагаешь, что он? Киммериец задумался на мгновение перед ответом.

— Он, возможно, не здесь. Я слышал рассказы о его планах, и кажется, что он предпочитает творить своё темное колдовство издалека. Но мы не можем убедиться. Возможно, даже теперь он скрывается в своем оазисе, наблюдая за нами посредством своего грязного колдовства, хотя я сомневался бы относительно этого.

Эти признаки участка массивных раскопок — видите ленту следов, ведущая к тем грудам песка и грязи там? Выемки в песке глубоки, как будто те, кто сделал их, были тяжело загружены. Нет, я думаю, что Toт-Амон уже, возможно, был здесь.

Кто бы ни вскопал это, им требуется кое-что в том здании.

Конан опирался на локти. Сивитри дрожала, как будто сильно озябшая, несмотря на теплоту воздуха.

— Позволь нам надеяться, что он еще не нашел это. Конечно бог был похоронен глубоко, и Карантес сказал, что если мы достигли Медного Города до заката, мы могли бы помешать плану Toт-Амона. Белл! Смотри, сколько было вырыто. Если действительно древний бог внутри того строения, нам даже повезло, что те мужчины откопали это! Я не знаю, что мы сделали бы, если бы прибыли сюда первыми.

Конан пожал плечами.

— Как гласит поговорка старых замбуланских грабителей: «Лучшие из сокровищ похоронены на самой глубине». Я попытался бы вступить через ту медно-шпилевую башню. Если это здание было похоронено одной из песчаных бурь, которые накатывают на эти места так внезапно, внутренняя часть, возможно, не заполнена. Но крыша, действительно, кажется, имеет отверстия в… Кром! — он внезапно зашипел, глаза сузились.

— Что? — Сивитри поглядела на дюны вокруг них. — Что ты увидел? — Конечно это было работой Toт-Амона, — бормотал он, указывая пальцем на фигуры, растянувшиеся в тени отдаленной башни. — Смотри туда, на тех, кто лежит частично за пределами теней. Имеет значение то, что ты не увидишь — плоть и кровь.

— Борода Белла, — шептала она. — Колдун змеепоклонник вызывал мертвецов, чтобы выполнить эту работу? Конан почувствовал, как волосы поднимаются дыбом. Там было тело, растянутое на песке, кости цвета слоновой кости и усмехающийся череп, освещённый в свете заходящего солнца. Большой щит лежал около этого, нагроможденный высокой конической насыпью песка и грязи. Через его костистое туловище проходила перевязь из бронзовых цепей, закрепленных медными заклёпками и заляпанным медным ножнам. Рукоятка меча выступала из них.

— От этого места исходит плохая аура, — отметила Сивитри, скрещивая руки.

— Возможно это — эманация этих мертвецов. На королевском кладбище в Аренджуне чувствовалось почти такое же, когда я как-то проходила через него. Не сам ли воздух кажется тяжелым здесь? Моим легким трудно вдыхать это.

Конан поднялся к наклону и счистил песок с рук.

— Эманация или нет, мы должны теперь идти дальше перед закатом, и узнать что лежит внутри того здания. Toт-Амон, возможно, поднял армию мертвых и провел их от Стигии сюда, как стигийские воины, возможно, иначе прибыли в эту пустыню? Та волшебная собака, должно быть, знала, что раскрытие статуи требует много рабочей силы. Кром, что за зрелище: армия мертвецов, роящаяся в дюнах, раскрывая эти руины.

— Возможно, они прошли сначала к той деревне на плато, устроили резню и осквернили, что мы видели.

— Это не имеет значение, — сказал Конан. — Они, кажется, достигли своей цели, лежащей там, если это не ловушка, — добавил он. — Мы должны остерегаться их, когда двинемся внутрь.

— Если Toт-Амон здесь, как мы победим его? — спросила Сивитри, доставая свой тонкий клинок из ножен.

Конан вытянул свой меч, глаза мерцали свирепостью, когда он уставился на ее блестящее лезвие.

— Сталью, — сказал он. — Со сталью и силой будет мы вырвем клыки у той стигийской змеи. Независимо от того, чем он может быть, он — из плоти и крови.

Но если мы окажемся перед ним, не смотри в его глаза, чтобы они не взорвали твою душу. Я неплохо знаю способ, используемый в основном чарами колдовства для опутывания воинов, такой, какой он применяет — всего лишь иллюзия. Не верь хитрости, отклони своё лицо, и пропусти мимо ушей заклинание скандирования.

— Сталь, — она повторила, как будто убеждая себя. — Будь Тодж здесь, навыки убийцы оказались бы весьма полезными. О, я не сомневаюсь, что ты разобьёшь колдовство со сталью и силой, киммериец. Гордость сердитых львов не могла соответствовать твоему духу в сражении. Но я боюсь, что нас превосходят, если только слова Карантеса действительно правдивы, и боги, так или иначе, покровительствуют нам.

— Тогда действительно они, — донесся мягкий, туранско-акцентированный голос из-за них.

Одинаково пораженные, Конан и Сивитри подскочили вверх.

— Дьяволы Крома! — проревел киммериец, разворачиваясь, поднимая свой меч, для удара.

— Тодж! — кричала Сивитри. Она отступила назад и приняла позицию борьбы.

— Назад далеко, собака, — гремел киммериец. — Ты, возможно, спас мою шкуру ранее в Саридисе, но если ты поднимешь руку против нас здесь, то я плюну на свою клятву и поверну лезвие за твои злодеяния! — Оставь свои угрозы, — сказал Тодж спокойным и умиротворяющим голосом.

Он протянул свои руки и открыл их, показывая, что они пусты. — У нас общая цель, по крайней мере, специально для данного случая. После некоторых размышлений я считаю это мудрым для нас, чтобы объединить силы. Toт-Амон может противостоять вам, и даже я не могу бросить ему вызов.

Глаза Конана сузились. Его раздражало, что убийца ползал позади них так легко. Рожденный в лесистой местности пиктский разведчик не мог так удивить его. Человек измазал свой плащ тёмно-синего цвета пылью и почвой так, чтобы это смешивалось хорошо с ландшафтом пустыни. Киммериец поглядел на мягкие, низкие ботинки Тоджа, и отметил, что одеяние человека было хитро обработано.

Он не носил металла открыто, ни любую вещь, которая щелкнула бы или шелестела бы, только мягкую ткань. Броней этого туранца были его невероятные скорость и ловкость, которые Конан видел в действии. Если Тодж не сможет обмануть Toт-Амона, то никакой человек не сможет.

— Молчишь, Конан? У тебя нет для меня никакого остроумного ответа? И ты, Сивитри — это, странно, видеть тебя в компании мужчины вообще, особенно этой глупой, придурковатой громадины плоти. То, что про Нефрит говорили, интересно? — Убей свинью! — плевалась Сивитри. — Ты не посмеешь говорить с нею о моих поступках. Она не поверит тебе, чтобы ты не сделал! — вспыхнувшее сомнение на лице украсило ее смелые слова.

— Ты держала бы пари на свою жизнь об этом? Я думаю, нет.

— Мы не нуждаемся ни в какой помощи от высокомерного лживого горла как ты, замбулийский негодяй, — парировал Конан. Горький сарказм содержался в его тоне. — И один из твоих неизмеримых навыков может, конечно, сломать Toт-Амон как щенка без капли пота. Какую помощь мы можем предложить? — Ты может и прав, киммериец. Я собираюсь проскользнуть в башню, там убить колдуна, и бежать с богом. Если тогда вы и кинетесь преследовать, и я буду вынужден убить вас обоих.

— Попробуйте это, — брюзжал Конан, ловко перебрасывая рукоятку Балвадека из одной руки до другого.

— В своё время, киммериец, вовремя. Выслушай меня сначала, затем решишь. Я просто… — он вздрогнул, как будто внезапно от боли, и резко вздохнул. Его рука резко поднялась к груди.

Конан подозревал, что этот показная уловка для прикрытия внезапного нападения. Он вышел вперед, поднимая руку для удара.

Тодж сделал два быстрых шага назад. Он мигал и, снова, медленно протягивал открытую ладонь.

— Я просто пытаюсь спастись на некоторое время. Ты, киммериец, являешься тупым, но полезным инструментом. С твоим сотрудничеством я могу скорее вырвать приз от Toт-Амона. Тогда ты можешь попытаться взять его у меня. И ты, Сивитри, не должна умереть здесь. Моя жизнь может зависеть от вашей. Я выдал своё присутствие главным образом, не чтобы задержать вас — нет, больше я не буду убеждать вас, чтобы пойти дальше.

Сивитри шутливо подняла бровь, в то время как Конан, все еще напрягавший для удара, наблюдал с подозрением.

— Нефрит предоставляла мне определенный стимул для того, чтобы возвратить ей статую, — продолжал Тодж. — Приступ боли, который я чувствовал сейчас, был напоминанием, проклятием. Сивитри возмутилась.

— Она не ведьма! И не говори мне, что она отравила тебя. Тодж Аккхариец мог расположиться на ночлег среди гнезда кобр и не получить вред от их укусов.

Никакой травы или яд не существуют, которым не могут противостоять твои противоядия.

— Достаточно верно. Но против kalb жука, я ничего не могу сделать. Она внедрила одного мне во время недолгой встречи. Это уже проникло вглубь меня, ища мое сердце, я могу чувствовать острую боль в груди, подтверждающую его наличие. Только у Нефрита есть средства остановить это, и она обещала сделать так, если я принесу бога ей.

— Жук kalb? Да, одна из ее самой убедительной тактики. И ты, кажется, сомневаешься в ее слове? — Голос Сивитри был сух, ее тон скептичен.

— Я просто не желаю… исчезнуть, подобно многим из ее наемников мужского пола в прошлом.

Конан бросил оценивающий взгляд на Сивитри, быстро возвращая внимание на Тоджа.

— Почему я столкнулась бы с намерением Нефрита? — потребовала Сивитри. — Ты меньше чем пена в сточных канавах Шадизара. Немного мужчин заслуживают смерти, больше чем ты! Тодж пожал плечами.

— Ты вмешалась бы, чтобы спасти себя, — сказал он уверенно. — Хотя и бесполезен против меня, яд может быть весьма эффективным против других. Это уже пошло, чтобы работать внутри тебя, Сивитри. Разве ты не чувствовала холода, учащение и затруднение дыхания? В вине, которое вы пили в Саридисе.

— Кром, — пробормотал Конан. — Мы вместе пили его.

— Таким образом, вы приняли оба, — прокомментировал Тодж. — Но яд стал активным только когда смешался с микстурой, которую я добавил к бурдюку Сивитри. Ты, киммериец, должен остаться здоровым, тогда как женщина будет служить мне достаточно хорошо и в болезни. Я укрою тебя, Сивитри, в месте, известном только мне, прежде чем я возвращаюсь к Нефрит. Тебя и бога. Только когда Нефрит избавит меня от kalb жука, я скажу, где вы. Не раздражайся — противоядие яду действительно существует. Я несу с собой все необходимые травы и масла, хотя только я знаю, как смешать их.

— Свинья! Грязь! — бормотала Сивитри. — Может Деркето далее высушит твой крошечный член! — Она сделала взбешенный выпад вперед со взмахом, но Тодж ловко отбил ее руку с мечом и далеко отбросил ее клинок.

Конан сделал обманный маневр, преднамеренно провоцируя на другой пинок Тоджа. Когда нога убийцы поднялась, он захватил её и сбил равновесие Тоджа.

— Глупцы! — Тодж шипел, когда он откатился и освободил ногу от захвата Конана. Он подсунул руку в рукав и достал нечто, одновременно блокируя зверский удар меча Конана, снова отбивая руку киммерийца. — Вы нуждаетесь во мне, собаки, — он задыхался, когда он пригнулся к своим ногам, размахивая угрожающим кинжалом с темно-красным лезвием. — Атакуйте меня снова и почувствуйте жало моей Красной Гадюки, которая приносит мгновенную смерть.

Возникла недолгая пауза, поскольку Конан впился взглядом в Тоджа.

Коварный туранец действительно обладал противоядием к своему яду? Конан не мог послать его в геену, не зная наверняка. Он не был связан клятвой, чтобы спасти Сивитри, но это было против его правил, просто позволить женщине умирать после того, как он разделил с нею постель.

Убийца стоял на земле, его глаза перемещались назад и вперед между Конаном и Сивитри. Он стоял в позиции опытного метателя ножа, готовый швырнуть свой смертельный кинжал в того, кто бы ни смел ударить.

Сивитри стонала и опустилась на одно колено около своего упавшего меча.

Она вытирала лоб и снова дрожала.

Конан медленно заговорил.

— Смешай противоядие теперь, и скажи мне остальную часть своего плана.

Когда я увижу, что она выздоравливает, мы пойдем вместе в руины.

— Мы… вместе? — Тодж покачал головой. — Это не мой план. Ты должен пойти один… прямо между тех скелетов, где он может увидеть тебя. Toт-Амон, конечно, выступит против тебя, но он не будет знать обо мне. Как только ты отвлечешь его, я поползу ближе, в здание, и воткну свою Красную Гадюку в его спину. Что случится с богом, позже решим между нами. Так, ты соглашаешься, киммериец? — Смешай микстуру, — ворчал Конан, опуская меч. — Кром и Бадб, я дам эту клятву: если ты возьмешь статую и не отдашь ее мне, то умрешь от моей стали.

Теперь вперед, до конца сумрака. Ночь — союзник стигийца.

— И моя.

Тодж засунул алый цвета крови кинжал назад в его тяжелые обертки ткани, прикрепленные ремнем через его грудь. Он криво улыбнулся и начал рыться в своих предметах. Его Золотой Лотос, возможно, легко нейтрализовал яд, но у него не было никакого намерения дать женщине истинное лечение. Он открыл флягу толстой, бледно-зеленой мази и размазал осторожно часть в крышку. Из мешочка он взял маленький, красновато-коричневый лист и искрошил это, превращая в мазь, чтобы сформировать пасту. Он тогда распахнул свои одежды, показывая широкий пояс ткани вокруг талии, приспособленной с несколькими петлями, чтобы удержать приблизительно полдюжины кристаллических склянок. Выбрав одну, он удалил его крошечную пробку и встряхнул несколько масляных розовых капель в пасту, перемешивая ее в течение нескольких мгновений.

Сивитри вытерла пот на своем бледном влажном лице. Она ни поднялась, ни достала свой меч.

— Это, — сказал Тодж, протягивая ей крышку. Он повернул свое лицо к Конану, холодно смотрящего на него. — Никакой человек не может победить меня в бою, киммериец, ты были бы болваном, чтобы попытаться… ах, Белл! — он вздрогнул от очевидной боли.

Рука Сивитри унеслась от крышки, к рукоятке кинжала, который выступал из одежд Тоджа. Она поворачивала лезвие в его груди, пихая так сильно, чтобы остриё проникло в обертки ткани и рубашку ниже, скользя в плоть.

Челюсти Конана открылись от удивления. Убийца булькал и свалился, цепляясь за распространившуюся окраску, которая впитывала его туника. Он замерзал немедленно в той позе, глаза остекленело покрывались поволокой.

Сивитри вытащила руку из одежд Тоджа, с ее пальцами, сжатыми вокруг рукоятки Красной Гадюки, кинжала убийцы. Она плюнула в неподвижное лицо бледного волшебника.

— Возможно никакой мужчина, не победил тебя, — сказала она, открывая другой рукой крышку фляги, которую предложил Тодж. — Но где мужчина терпит неудачу, женщина может преуспеть.

Она приложила свой палец в пасту, изъяла микстуру и глотнула это с гримасой.

— Хорошее избавление, — проворчал Конан. Он перевернул Тоджа на спину и встал на колени, чтобы проверить пульс на шее. Едва его пальцы коснулись кожи туранца, как он отдёрнул назад свою руку и забормотал проклятие.

— Укус Красной Гадюки — укус ледяной смерти, — сказала Сивитри, кривя губы.

— Если бы Тодж не поддался на мою уловку, возможно, ты бы почувствовал ее сковывающий эффект. Я не знаю, как Тодж достиг обладания этим, последнее, что я знала, кинжал был украден от храма в Луксуре и переместился в гильдию Мессантии.

Она опустила пустую крышку и протерла виски. Конан следил за оружием подозрительно.

— Луксур? Без сомнения оружие такой неестественной силы конечно осквернено некоторыми стигийскими смертельными заклятиями, — сказал он.

— Хорошо, что это, оказалось отравой для Тоджа. По крайней мере, мы свободны от него теперь! Все же мы ещё должны разделаться с магом — дневной свет почти исчез.

Конан протянул руку к Сивитри.

— Ты можешь продолжить? Сивитри вздохнула, когда Конан потянулся поставить ее на ноги. Тогда она опустилась назад на песок.

— Еще нет, — она вздрогнула. — Следующим днем я могу выздороветь, если то противоядие мерзкого вкуса поборет яд Тоджа достаточно быстро.

— Его план, возможно, сработает, — размышлял Конан. — Та Красная Гадюка — хотя столь же опасна чарами, относительно противника — кажется удобным оружием для убийства мага. Я бы не прочь вонзить это в живот Toт-Амона.

— И если он убежит с реликтом прежде, чем мы достигнем его, Конан, что тогда? Я не могу поехать, моя голова в огне лихорадки.

— Кром, женщина! С тобой это всегда что ли будет? Человек должен сделать то, что его нутро или его сердце говорят ему делать, и последствия будь проклятыми! Я не буду затемнять свои мысли вопросом «что будет»! Ты отдыхай здесь и выздоравливай, — сказал он, наклоняясь, чтобы взять рубиновый кинжал. — Пока я доказываю цену плана Тоджа. У меня есть обещание, данное тебе, и никакая стигийская свинья не может отклонить меня, когда полная комната золота ждет меня. Есть способ узнать, скрывается ли Toт-Амон все еще внутри тех стен, или ничего, но песок и кость часто посещающих эти руины.

— Никакое золото не стоит смерти, Конан. И если у стигийца уже будет статуя, то Нефрит никогда не будет обладать ею.

— Если там кто-то сегодня умрет, то именно Toт-Амон сделает это. Жди меня здесь до утра. И не забудь слова Карантеса, которые могут все же оказаться истинными. На восходе солнца я поеду назад к Саридису с тобой, или я буду в бездне! Сказав это, он прыгнул в седло и направил свою лошадь полным галопом к скелетам, нагроможденным в тенях позади белой мраморной башни.