Темно-красная кошка клалась по крыше. Оно обычно было сиамской, но в данный момент больше напоминало персидскую кошку. Подойдя к краю, Оно свесило переднюю половину, нащупало стену и тихо спустилось, животом к стене, будто выслеживало кого-то.
Векки посмотрела на Него, потом в зеркало напротив и тут же отвела взгляд.
– Учится, похоже, – сказала она Бобу.
Он раскурил трубку. Спичка дрожала.
– Не знаю, надо ли нам идти в церковь Святого Иосифа, – задал Брайер риторический вопрос. – Заупокойная по Эфраиму сегодня. Только мы с тобой, разумеется, – добавил он поспешно, – после того как Харвест с Джейми из школы придут.
– Думаю, это нормально, – задумалась Векки, – все-таки четверо здесь останутся.
– Стоило, думаешь, Джейми сегодня в школу ходить? – сомневался Боб. – Рука у него еще здорово болит.
– Он держится молодцом, – сказала Векки гордо. – Так или иначе, Харвест же не водит, а им надо еще заехать в Звериный приют, не правда ли?
– Конечно, конечно, – тут же согласился Боб, – в следующий раз пусть Рон с Баунти пойдут. Джейми и Харвест нельзя так часто, это будет подозрительно выглядеть.
– И потом, есть же зоомагазины, – предложила Векки.
– И бродячие животные, – добавил Боб.
– Первая сама пришла, – напомнила ему Векки. – Котенок, черный с белым. Может?.. – Невысказанная мысль повисла в воздухе.
– Нет, нет, я не думаю. Помнишь, что Джейми нам сказал. Он обещал.
– С тех пор было два котенка. Не кажется тебе, что?..
– Нет. Это не в счет, не думаю. Ему хочется чего-то этакого. Особенного.
– Вроде чего? – В голосе появилась дрожь.
Боб положил свою руку поверх ее.
– Не наше дело! – Его голос стал резким. – Их дело. Джейми и…
– Оно может сделать так, что это станет нашим делом. – Женщина посмотрела на малиновую кошку.
– Как насчет этой «недвижимой» женщины? – Боб переменил тему. – Этой жуткой бабы? Эйлин, Эйлин Гуч. Она опять надоедала своими звонками?
– Вчера два раза, сегодня один. Может, продать ей что-нибудь, ну, кусочек? Несколько акров?
– Ты хочешь, чтобы рядом жили люди? Рядом с?.. – Нет! Нет, конечно. Я понимаю, что ты имеешь в виду.
Векки смотрела, как Оно прихорашивалось и мурлыкало. Женщина пыталась прогнать мысль о том, что рядышком будет чей-то дом. Семьи. Маленькие дети. Дети в пределах досягаемости Его непристойного зова. Ее передернуло, ногти вонзились в ладонь.
– Вот что, выпью-ка я чуть-чуть, – сказала она. – А ты?
– Еще одиннадцати. Да, спасибо. Присоединюсь, по жалуй.
Ужин получился ранний, так что Боб с Векки смогли пойти на службу по Эфраиму. Харвест проводила их глазами от двери, потом подошла к машине.
– Вы будете читать какую-то особую молитву? – спросила она в сомнении.
– Ты думаешь, это что-то даст? – парировал отец. – Похоже, что нет. – Она устало пожала плечами.
Время еле волочилось, подбиралось к десяти, а взрослых все не было. Еще несколько дней назад они бы схватились за представившуюся возможность побыть с глазу на глаз. Романы казались теперь воспоминанием: так, мечты. Бывает, взрослые вспоминают времена, когда взрослость была обещанием бессчетных мороженых с ликером.
В десять родители вернулись. Харвест бросилась к дверям: – Ну? Как?
– Насчет того, что надо, я поставила свечку. – Векки выглядела усталой. – Священник думал, это по Эфраиму. Он бы никогда не догадался, что это по нам. Джейми был дозволен стакан вина к аспирину.
Харвест и Баунти получили шерри. Боб налил себе шотландского виски, а Векки – много мартини.
Предполагалось, что ритуал вызовет сон без снов. Изможденные лица каждое утро иллюстрировали действенность средства.
Дверь в кухню приоткрылась. Кот, просунувший нос, был размером с охотничью собаку и абсолютно белый. Глаза карие, с круглыми зрачками. В пасти Оно принесло кожаный мешочек с костями, недавно бывшим игривыми котенком. Оно опустило подношение у ног Джейми и поглядело на него.
– В Оливера Твиста играет, я так думаю, – пошутил Рон. Никто не засмеялся.
Векки поставила стакан и пошла к двери. Боб последовал было за ней, но увидев, что она остановилась в дверном проеме, замер. Правой рукой она схватилась за край двери, а мизинец левой просунула в щель рядом с дверной петлей и, сосредоточившись, потянула дверь на себя. Сустав первой фаланги лопнул и захрустел, выражение лица женщины при этом не изменилось ни черточкой. Кровь начала капать с руки. Векки открыла и закрыла дверь несколько раз, перетирая обломки собственных костей и превращая плоть в лохмотья. Все ждали, не смея шевельнуться, пока она не закончила. Векки подошла и спокойно взглянула в глаза Джейми. Лицо ее было бледное, но голос твердый.
– Сын, – сказала она, – ты обещал. – После этого силы покинули женщину.
На следующий день, в субботу, никто ничего не говорил Джейми. Никаких упреков. Сказать, похоже, и нечего было. В десять Джейми попросил Рона помочь. Они взяли лопаты и пошли в погреб. Младший брат отколупал плитку. Старший вопросов не задавал. Копать вдвоем было трудно, поэтому работали по очереди. Поначалу грунт шел светлый и сухой, потом – сырой и черный. Когда яма уже была метра полтора глубиной, Джейми сказал: «Хватит», взял с полки мешок и швырнул в него лопату земли, веревкой перетянул горловину и первым пошел наверх.
Звонок. Баунти подбежала к двери.
– Это Вуди, – крикнула она через плечо, – пришел за своими деньгами.
Рон присоединился к ней.
– Входи, Вуди, – пригласил он.
– Не надо было мне входить сюда вообще никогда, – проворчал Вуди, – ни за какие деньги. – Но ноги сами повели его в холл. Что-то вне поля его зрения влажно урчало. Вуди моргнул – не то чтобы привыкнуть к темноте, не то протестуя против бунта собственного тела. Джейми выскользнул из-за двери и ударил его по затылку мешком с землей. Старик опустился на колени. Джейми ударил еще раз. Вуди упал. Баунти перешагнула через распростертое тело и вернулась на кухню по своим кухонным делам.
Потерявшего сознание Вуди ребята за плечи потащили по длинному коридору к двери погреба. Когда они сталкивали его вниз по лестнице, с ноги слетел башмак. Джейми поднял его и швырнул в сырую яму.
– Подержи бедро, – командовал Джейми. Он залез в карман Вуди и извлек несколько долларов и мелочь. – Нельзя, чтоб пропадало, – объяснил он, подсунул лопату под обмякшее тело и свалил его в яму. – Некомфортабельно как-то, – заметил Джейми, – ну да ладно.
Также по очереди закидывали яму землей, поддерживая за редкие волосы голову Вуди. Когда все было готово, только голова старика торчала из неглубокой с крутыми краями впадины. Закрытые его глаза были на уровне мощеного плиткой пола. Джейми взглянул вниз на свою работу.
– Потом просядет, тогда можно будет уложить плитку обратно.
Веко Вуди дрогнуло.
Пошли, – сказал Джейми. – Все, что от нас требуется, это заклинить дверь, чтобы не закрылась. Свет оставь.
Когда Вуди пришел в себя, первое, что он почувствовал, это судороги в конечностях. Будто он снова в том ящике. Но сейчас не пускала земля. Его подруга, добрая земля.
Потом старик услышал звук: как будто спариваются две большие шершавые змеи. Он посмотрел в сторону лестницы. Оно лезло вниз по перилам на своих длинных тонких ногах. Вуди Оно напомнило одно насекомое, он видел его на Востоке, но это было отвратительней и больше, намного больше Прозрачные когти царапали сосновые перила. Були вдохнул, на сколько позволяли его стиснутые легкие. Оно плюхнулось на пол, когти скребли жесткий камень. Существо подошло ближе и посмотрело на обреченного сверху вниз.
– Знал же, что не надо совсем заходить внутрь, – пробормотал Вуди. Длинный язык мелькнул за игольчатыми зубами, его кончик выскользнул и замелькал перед глазами Вуди.
– Мое лицо, – подумал Вуди, – Оно хочет начать с лица.
Вечеринка началась в четыре.
– В школу завтра никому не идти, – сказала Векки, – всем можно выспаться. А завтра вернемся к. Оно будет.
– Я знаю, мам, – перебил Джейми, – суши солому, пока солнце, как говорила бабушка.
– Резвись, пока обратно на цепь не посадили, – поправил Рон. – Это ближе к истине будет.
Даже следующее утро было праздничным. Боб приготовил яичный бенедиктин, подал шампанское и напиток из апельсинового сока, шипучку. После завтрака Харвест и Баунти воспользовались преимуществами сентябрьского солнца и растянулись на полотенцах прямо у стеклянной двери в своих скупых бикини. Не желая отстать, Векки присоединилась к ним в своем купальнике с глубокими вырезами на бедрах. В перерывах между глазением на женщин, мужчины перекидывались фрисби, пока Боб не приготовил целый кувшин сангрии со льдом, состоявшей на пятьдесят процентов из вина и на пятьдесят из разбавленной один к восьми водки. Едва приступив ко второму стакану, девочки и Векки сочли необходимым позаботиться о равномерности загара. Бретельки были отодвинуты в сторону. Джейми послали за тентом. Масло полилось в услужливые мужественные ладони. Боб, собравшийся было смягчить лосьоном плечи Векки, вдруг замер. Солнце сияло как прежде, но чувство было такое, точно над их головами прошла туча. Все взгляды обратились к дому. Боб подобрал полотенце и вытер руки.
– Пора в дом, – произнес он выразительно и начал собирать стаканы.
– Дело есть, – сказал Джейми Рону, – в погребе.
С биологией юноша свою дальнейшую жизнь не связывал. Если честно, так он ее терпеть не мог. Джейми даже подумывал, не бросить ли. Он бы и бросил, да деньги уже внесены. Вот семестр кончится, тогда можно. Если удастся выжать из Булвера приличные отметки.
Джейми пришел рано, проскользнул за парту и сразу почувствовал, как в животе разлился холод: он ждал появления Вероники и Хэнка. Наполняясь, классная комната становилась все менее и менее гулкой. Джейми сидел, уткнувшись в раскрытый учебник. Кто-то сел за парту справа. Взгляд Джейми скользнул вбок. Не Вероника.
– Новенький! – выпалил он облегченно.
– Ага. Наверстать надо. У меня спецкурс по биологии, а я пропустил несколько уроков в прошлом году.
У новенького была такая кожа, которой, казалось, коснись – и останется вмятина. Пухленькое личико было заключено в кавычки бакенбардов из аккуратно зачесанных вниз волосиков. Над уголками верхней губы можно было разглядеть пушок, ясные карие глаза смотрели прямо в глаза Джейми, тот заерзал.
– Здесь сидят, – промямлил он, – девушка. Вероника.
– Сидела. Она бросила биологию. А может, Булвер ее выкинул. Теперь на рукоделие ходит, баскетбольные корзины плетет или вроде того. Подружка, что ли?
Джейми набрался храбрости и обвел класс взглядом. – А брат здесь.
– Ага. Его-то не выгонят ниоткуда. Футболист! – В тоне незнакомца явно звучало неодобрение. – Стикс. – Он исполнил стоккато линейкой по краю парты. – А тебя?
– Меня Джейми. Джейми Халифакс. Стикс?
– Стив. Стикс[1] – это оттого, что я ударник. «Пластиковый огонь», слыхал?
– Пластиковый огонь?
– Дурацкое название, знаю. Это чтоб подлизаться к «Пластик Корпорэйшн». Это же пластиковый город! – Он ухмыльнулся. – А я знаю, кто ты! Ты тот чудак, которого не смогли сделать Хэнк с Лягушонком и эта рожа, ну, Кривозубый. Показал им классный фокус, и они смылись. – Он покосился на забинтованную руку Джейми. – Или, может, не фокус?
– Нет. Не фокус, – пробормотал Джейми.
– Ну! Атас! Ну ты и пижон! Вот это воля!
– Спасибо. – Джейми широко улыбнулся.
– Нет, правда!
– Ладно, расскажи про «Пластиковый огонь», – попросил Джейми.
– Моя команда! Еще даст всем прикурить! Автограф хочешь? Пока задешево.
Тень упала между Джейми и Стиксом.
– Снюхались, колдуны? К домовым на вечеринку собрались? – оскалился Хэнк.
Джейми сделал невозмутимое лицо, но внутри все сжалось, пульс забился в забинтованном пальце, больно и быстро. Стикс глянул в прыщавую рожу Хэнка.
– Пошел в жопу, Хэнк, – сказал он и снова повернулся к Джейми, не обращая больше внимания на угрожающе нависшего верзилу.
Хэнк пожал плечами и пошел прочь, однако рожа его побелела от подавленной ярости. Джейми поднял бровь на Стикса.
– Хороший фокус! В чем секрет?
– Секретное оружие. По имени Монк. «Монк Неприступный» – девки его зовут. Клавишник наш, мой корешок. Ему Хэнка сделать – раз плюнуть. Большой души человек, я вас познакомлю. В сборной школы по борьбе. Весь день в «качалке», когда на «муге» не играет.
– На девок, похоже, и времени нет.
– Не интересуется глупыми созданиями.
Джейми покраснел:
– Вы чего. Вы с Монком?
– Гомики? Еще бы! Девки поверить не могут насчет Монка. Ревность. – Он ухмыльнулся. – А ты?
– Нет-нет. Но я.
– Без предрассудков, так?
– Ну да. – Джейми почти не врал.
– Я тоже. Насчет «правильных».
До Джейми дошло, что Стикс дразнит.
– Если честно, я ни разу не был знаком с кем-нибудь, кто был.
– Гомосексуалистом? Голубым? Ты так думаешь? Как тебе известно, десять процентов населения – гомики. Сколько человек было в классе, когда я пришел? Десять? Вот видишь: теория вероятности. Один – гомик. Вообще-то сексуальная направленность может иметь какое-то значение, если ты кого-то хочешь. Я тебя не хочу, так что не бери в голову. Ты меня хочешь?
– Нет! – выпалил Джейми.
– Слишком много чувства! Ладно, ладно, это я так, подразнить. Мы ведь по-прежнему друзья, правда?
– Правда.
– Знаешь, ты и «Пластиковый Огонь». Все. Все остальные в школе боятся Хэнка с прихлебалами. Ты у нас вроде как почетный член, а?
– Я, наверное, не заслуживаю. Все-таки я еще побаиваюсь Хэнка. – Джейми был тронут.
– Не бери в голову. Если б у меня не было Монка, я бы тоже побаивался. Тем, кто дружит с «Пластиковым Огнем», Хэнка бояться нечего. Я замолвлю словечко. Мы за тобой присмотрим. Я скажу, и Монк шепнет Хэнку кое-что на ушко. Ты будешь под колпаком.
– Под колпаком?
– В смысле, в порядке. Колдуны же должны чудно говорить. Нам, уродам, надо держаться друг друга.
– У?
– Нам, уродам. Гомикам, тем, кто живет в чудных домах, и все такое. Ты ведь живешь в этом чудном месте, на Кленовой, нет, что ль?
– Я живу на Улице Кленов.
– Там один дом на всю Кленовую, так? Посещают, а? Призраки, там, ведьмы? И колдуны, особенна Таин ственные исчезновения, оргии, и все дела, да?
– Да обычный дом. Правда.
– Я бы посмотрел как-нибудь.
– Лучше дождись тогда Хеллоуина[2] для полноты эффекта.
Тень мысли пронеслась в сознании Джейми. Он припрятал ее на потом.
Появление Булвера прервало их беседу. Начался урок.