Комната ужасов

Глава 7

Так они и не потрудились вернуться на чердак за последней лампой. Незачем. Подъемный механизм там, наверху. Но от мысли об этих грубых железках всем делалось как-то не по себе. Тема не из приятных. Однако сидит в голове у каждого из них, как иллюстрированная книжка с раком легкого на полке у заядлого курильщика. Появилась свобода. Никто не следит. Каждый делает что хочет. С тех пор как их независимые биоритмы смешались в один невнятный узор, все чувствовали себя какими-то полубольными.

Джейми вставал между шестью и шестью тридцатью, мылся и шел навестить кокон. Потом засыпал опять и просыпался, уже когда слышал, как Харвест готовит завтрак. В это время чувствовалось, что присутствие не требуется. Баунти, как правило, навещала после завтрака. Далее все ощущали, что неплохо бы предоставить Его самому себе до обеда. Векки проводила с ним часок, другой в середине дня, а с наступлением вечера приходил черед Боба с Роном. Никто не спрашивал никогда о графике посещений, но у Харвест задержались в памяти кое-какие отрывки из Эфраимового дневника. Что-то о «присутствии теплокровных».

Понуканиями, как и подкупом, Боб заставлял Вуди работать с ним на крыше. Старик пользовался наружной лестницей. Вдвоем они раскупорили долгие годы не использовавшиеся каминные трубы. Боб велел Вуди насобирать вязанку вишневых дров. Было еще довольно тепло, но желание растопить камин, как только появились дрова, казалось естественным. Китайское панно было сложено и спрятано. Притащили кресла и расположили их полукругом, поставили низкие столики. Боб приготовил креветки, авокадо и поднос с закуской, принесли орехи, чипсы и здоровенную коробку импортного шоколада – для дам. Серебряный поднос был уставлен ликерами и бокалами. Дамы все приоделись; Векки появилась в облегающем серебристом платье, Баунти – в чем-то этаком оранжево-ажурном, Харвест поразила Джейми изысканностью маленького черного платья с висюльками, подчеркивающими обнаженность кремовых плеч. Для костюмов было жарковато. Мужчинам пошли навстречу. Лосьоны и одеколоны, костюмные брюки и тщательно подобранные рубашки. Рону пригодилась вся сноровка, приобретенная по части разжигания огня за те шесть месяцев, что он был бой-скаутом.

Боб взял бутылку в руки. И вот – оглушительный выстрел шампанского: Рон зажигает свечи. Джейми опустил иглу на пластинку. Вино клокочет в наклоненной бутылке, языки пламени лижут дрова, царапающаяся старая мелодия жестокого танго затопила комнату.

Они танцевали.

Они закусывали.

Они болтали.

Они флиртовали.

Джейми знал источник этого пузырящегося ликования. Он находился рядом. Предчувствиями был полон воздух.

– Изумительно, правда? – выдохнула Харвест в плечо его дорогой рубашки. – Как будто праздник в честь чего-то.

– Или в награду за что-то, – предположил Джейми. – Я чувствую себя щенком, которого спустили с поводка.

Новые бутылки шампанского были откупорены.

– Не должен ли кто-то. прийти? – спросил Боб. Векки вскинула голову, точно принимая некое немое послание.

– Не думаю, – сказала она, – не сегодня.

Джейми нашел польку, и все закружились, закружились, пока не попадали в кресла. Баунти налила в блюдце креветочного соуса и поставила вниз, котенку.

– Любимчику? – усмехнулся Рон.

Она окунула чипс в креветки и поднесла к его губам. Он съел и заодно слизнул розовое пятнышко на ее пальце. Глянув для страховки в сторону отца, Баунти окунула теперь указательный палец и предложила это блюдо Рону. Воодушевленный наглостью брата, Джейми прикармливал Харвест шоколадками. Вид стекающего из угла рта черри-бренди заставил его податься вперед, но острый розовый язычок опередил его. Поленце взорвалось ливнем искр. Крушение его открыло шикарное ложе из сияющих углей. Боб поставил стакан и поднялся за новым поленом, но вдруг задержался. – Поможете, парни? – спросил Боб.

Они прихватили на кухне зеленый пакет для мусора и отправились наверх. Когда они вернулись, Баунти шевелила кочергой угольки.

– Маловато, – сказала она.

Боб ударил коричневым деревянным молоточком, который держал в руке, и ребята положили распираемую изнутри сумку на каминную плиту. Боб сунул туда руку и вытащил мерцающую бедренную кость.

Изрядное количество щепы пошло в ход, наконец сумку опорожнили. Когда дело было сделано, Боб еще раз выстрелил шампанским.

– Пора в постель! – Его голос гудел как-то душевно. – Убираться утром.

– Терпеть это не могу, – поджала губы Векки.

– Не волнуйся, Векки, – предложила Харвест, – я все сделаю. Ты будешь еще спать.

По широким ступеням они поднимались по двое. Боб одной рукой обхватил Векки, в другой была бутылка. «Одно хорошо, – думала Векки, – утром всего три постели убирать». Джейми разбудило солнышко. Чувство вины шевельнулось и отпустило. Сегодня навещать необязательно. Джейми не знал, почему сегодняшнее утро будет не такое, как все, но его переполняли предчувствия – как в раннем детстве, когда он еще не понимал, что такое Рождество. Он отодвинулся в сторону, туда, где уже не было тепла Харвест, и вскочил с кровати.

Пока юноша брился и принимал душ, Харвест приготовила на кухне легкий завтрак. Все ели, уткнувшись носом в тарелки. О прошедшей ночи никто не смел заикнуться. Баунти вышла из-за стола, не допив кофе. Когда она вернулась, в глазах у всех был один вопрос.

– Пора, – сказала девушка.

Все без лишних слов двинулись вверх по лестнице и через ложный чулан вошли в комнату. Сейчас она была освещена хорошо. Боб и Рон протянули удлинители к нескольким настольным и напольным лампам. Они стояли в кружок, созерцая длинный магический саван.

– Оно пошевелилось, – выдохнула Векки. Джейми вытянул шею. Что-то пульсировало в Его сердцевине. Прошло довольно много времени. В том месте, за которое Оно было подвешено, появилась складка, поползла медленно вниз по одной стороне и поднялась по другой. Оно сейчас напоминало подвешенную на нитке устрицу. Пульс был медленный и ровный. Харвест коснулась руки Джейми. Свисающий мясистый кончик раскрывался, словно ленивые губы любовника. Медленная, тонкая струя гноя с сукровицей потекла на пол. Векки тихонько хлопнула в ладоши:

– Какой нежный оттенок. коричневатый такой. Или, пожалуй, сероватый? – Вторая струя сукровицы протянулась параллельно первой, потом слилась с ней. На полу образовалась уже большая лужица слизи. Кожура дрожала, сокращалась. Баунти нашарила руку Рона и сжала изо всей силы.

Что-то такое выскользнуло из кожуры и плюхнулось в лужицу, как на подушечку.

– Ух-ты, как краси-и-иво! – вырвалось у Харвест. – Такой аккуратный маленький ротик, – прибавила Баунти, – круглый такой. А там изящные крохотные зубки, как кристаллические иголочки. Да так много! Ну разве Оно не очаровательно?

Боб склонился:

– Совершенно прозрачное. – У него сперло дыхание от благоговения. – Все Его маленькие органы видно. Видите, как маленькие сердечки бьются?

Джейми присел на корточки:

– Из киселика пальчики выросли, – ворковал и агукал он над новорожденным. Люди вышли из комнаты на цыпочках и осторожно прикрыли за собой дверь. У малышки тихий час. Векки поменяла бинт у Джейми на пальце.

– Заживает неплохо, – заметила она. – Отметина есть, но большого шрама не будет.

– Спасибо, ма. – Он слез с табуретки.

– Подожди минутку, я хочу с тобой поговорить. – Почему вот матери всегда так?

– Что «так»?

– Все с объявлениями. Мужчины просто говорят сразу, что хотят сказать, и все. А женщинам, матерям особенно, им надо объявить заранее, вот, мол, они собираются с тобой побеседовать. «Избыточность», как выражается Рон.

– Ты просто не хочешь поговорить со своей мамой, – сказала она обиженным голосом.

– Это разные вещи, ма. Мужчины спрашивают прямо: «Хочешь то-то? Есть у тебя то-то?» А женщины так начинают, будто знают, что ты будешь возражать. «Ты не хочешь того-то. У тебя нет того-то…» Почему всегда так, ма?

– У Харвест спроси. Я полагаю, она теперь женщина. – Векки сделала ударение на «теперь» и взглянула на сына, прищурившись.

Джейми отвел глаза, а потом посмотрел прямо и решительно: – О чем ты хотела спросить, мама?

– Ты избегаешь разговора на эту тему.

– Какую тему?

– Не будь таким упрямым, сын. Ты прекрасно знаешь, что речь идет о школе.

– Я кончил двенадцать классов, мама.

– А теперь пойдешь в тринадцатый. Обстоятельства изменились, но образование ты так или иначе получить должен. Ты и Харвест. Мы обсудили этот вопрос с Бобом и решили. Занятия начинаются на той неделе. Вы оба занесены в списки.

– А Рон с Баунти?

– Они старше и оба закончили тринадцатый. Для них это означало бы покинуть дом. Но они не могут. Им было бы трудно. В смысле.

– Я знаю, в каком смысле, ма. – Он обнял ее за плечи. – Все будет нормально? – Сын взглянул наверх, туда, где Комната.

– Я знаю, о чем ты. Мы считаем, что да.

– Я попробую.

– Спасибо, сын. Для меня это очень много значит.

Многое еще осталось недосказанным.

Бабье лето было в разгаре, жара стояла не по сезону. Тем не менее все кондиционеры были вынуты и окна без ставен открыли нараспашку. Насекомые ринулись внутрь. Жук метался какое-то время туда-сюда, а потом полетел прямехонько в Комнату. Редко бывало их достаточно в одно и то же время, живых, чтобы кому-то надоесть.

В ночь перед первым днем занятий Джейми встал сразу после полуночи. Котенка он обнаружил на кухне. Почесав ему под белым подбородком, юноша взял его на руки и понес осторожно наверх. Там опустил пушистый комочек на пол и открыл дверь в Комнату. Маленькое животное доверчиво просеменило внутрь.

Баунти обнаружила котенка утром. Животное отгрызло собственную заднюю ногу. Успело. Пока оставалось еще сколько-то крови в сосудах. Баунти поддела безвольное тельце ногой. «Страдала, видать», – думала девушка с каким-то даже удовлетворением. За ее спиной Оно щурило свои большие карие глаза. Баунти отчетливо слышала, как Оно мурлыкает. Баунти объявила на кухне, что пройдется с Джейми и Харвест до конца улицы. Школьный автобус должен подобрать их на Улице Кленов. Отец посмотрел вопросительно на нее, а потом в потолок.

– Ну-у. Все будет как надо, – успокоила она его. Трое молодых людей находились еще в пределах видимости в конце улицы, когда Баунти остановилась и зажала рот рукой.

– С тобой все в порядке? – спросил Джейми, обняв ее. Она кивнула:

– Идите. Пропустите автобус. Все будет хорошо. Они ушли. Прислоняясь к стволу, девушка обошла красавец клен, точно искала у него поддержки. Слезы выступили не сразу. А появившись, так и лились, пока глаза не стали сухими, а лицо мокрым. Через влажные ресницы ей все мерещилось усохшее тельце ее любимицы. Ее вытошнило. С пустым желудком, шатаясь, от дерева к дереву, Баунти поплелась к дому. Чем ближе она к нему приближалась, тем ее горе и ненависть к себе казались мельче, ерундовей.

Она вошла в дом через боковую дверь, насвистывая песенку. «Что ни говори, хорошо дома!» Джейми и Харвест, не задерживаясь, вернулись домой в четыре. Оба пришли усталые и расстроенные. Обычный первый день учебы. Сдвоенный. Новая школа для кого хочешь испытание, а когда еще и. Как выразилась Харвест: «Это как запрыгнуть на карусель посреди сеанса».

После ужина Векки пошла проверить, все ли там как надо, и, придя, доложила, что Оно «спит, как хорошо покушавший ребеночек». Чувствовалась какая-то легкость, радость, вроде той, что была в «день рождения», но меньше. Баунти подглядела, как Боб с Векки толкаются бедрами, пропуская друг друга на кухню. Она улыбнулась своим мыслям, представила, как Оно сейчас сладко спит. Девушки вернулись наверх «навести красоту». Они купались, мыли волосы друг другу, хихикали, поменявшись одеждой. Особенно Харвест восхитилась розово-охристым платьем Баунти, которое ей, младшей, но более рослой, было едва до бедер.

– Я одолжу, а? – вертясь перед зеркалом, спросила она сестру. Баунти подняла брови.

– Никогда не зажигай огонь, который не сможешь потом погасить, – предупредила она. – На себя посмотри, – ответила Харвест. Она придирчиво оглядела «крестьянскую» блузку без рукавов, которую примеряла Баунти. – Хочу накрасить ногти, – продолжила она, – пожалуй, внизу этим займусь.

Она выхватила сестрин маникюрный набор и помчалась вниз, не дожидаясь возражений. Все были в библиотеке. Боб корпел над одной из своих испещренных загадочными значками страниц, ребята листали книги. Векки просто сидела с огромным бокалом в руке. Харвест опустилась в кресло с нехарактерной осторожностью. Она поправила бахрому на платье и разложила маникюрные принадлежности на тяжелой, обитой кожей ручке. Войдя, Баунти наградила ребят долгим взглядом. Оба тайком рассматривали ляжки Харвест. Баунти подошла к креслу Рона. Она нагнулась к нему, опершись руками на ручки его кресла. Плечи ее сходились все ближе, выпячивая вперед грудь.

– Я могу чем-то помочь? – спросила она.

– Чуть попозже, может? – Рон кашлянул и покосился на Боба. Харвест пилила ногти пилочкой. «Неужели Баунти ни на минуту не может дать ей возможность побыть центром внимания. Ей ведь ничего не надо от Рона, что тут такого, если он на нее посмотрит. Все мужики смотрят же на Баунти, на ее здоровенные.» – Она перешла к следующему ногтю.

Рон выпытывал что-то у Боба насчет компьютеров. «Подлизывается, – думала Харвест, – после того как пялился на сиськи его дочери».

Голос Рона осекся. Все замолчали. Взгляды обратились к потолку. Разговор возобновился, и Харвест снова взялась за пилку. Она выпрямила пальцы левой руки, вся в созерцании собственных ногтей. Хмурясь, она постучала пилкой по ногтю на мизинце. Джейми наблюдал за ней через щелки прикрытых век. Она оставила палец в покое. Потом снова задумчиво постучала по ногтю и, похоже, решилась.

Харвест ввела острый конец пилки под свой похожий на миндаль ноготь и с силой надавила. Пилка вошла глубоко под ноготь. Джейми моргнул и открыл рот. И никаких звуков, только что-то вроде клокотания. Все посмотрели туда, куда смотрел перепутанный Джейми. Лицо Харвест перекосилось от боли. Слезы струйкой полились по лицу. Она молча поддела пилкой ноготь как рычажком, отрывая его от мясистого ложа. Потом посмотрела в их растерянные лица.

– Я думаю, нам надо завести другого котеночка, – сказала она.