Комната ужасов - 2

Глава 21

На завтрак у Бэрра были яблоко и персик. Еще кусок сыра. Потом еще яблоко и еще ломтик сыра. Отлично идет с хрустящим яблочком. Пока еще он не на диете. Просто следит за своим питанием. Ведь Бэрру уже за пятьдесят, но опускаться нельзя. К его новой чисто платонической дружбе с Холли это не имеет отношения. Странно, что от простого соседства с молодой стройной женщиной он чувствует себя старым и жирным. Но, конечно, он не жирный. Двадцать лишних фунтов, по сравнению с его юношеским весом, для мужчины в его возрасте вполне естественны. Может, все-таки двадцать пять? Что такое пять фунтов? Одно время Бэрр сбрасывал по пять фунтов за уик-энд, постился. Больше поститься нет сил. Годы дают знать о себе.

Легкий завтрак, подольше поплавать в бассейне. Если этого придерживаться – пять фунтов угрожать не будут.

Бэрр вышел из квартиры. Коридоры пусты. В бассейне ни души. Прекрасно. Последний раз Карпатьян плавал с этой жуткой бабой, Маршей. Она его дважды сделала, а ведь Марша не первой свежести. Может эта женщина плавать – надо отдать ей должное. Ее баттерфляй настолько хорош, что Бэрру пришлось плыть на боку, чтобы не с чем было сравнивать. Трудно поверить, как эти тонкие, скорее даже тощие руки с острыми локтями выталкивают тело Марши из воды сильнее и легче, чем его мясистые мускулы. Женщины всегда загадка, особенно когда мужчине начинает казаться, что он стал в них разбираться.

Может, Марша даже и неплохой вариант. И возраст подходящий, и привлекательна, безусловно. Не похожа на дурочку и без претензий. Но тут возникает проблема, Бэрр не знает, как вести себя с женщиной, которая, похоже, смотрит на каждого встретившегося мужчину как на одушевленный вибратор.

Бэрр плавал. Наконец он почувствовал прохлорированное насквозь «очищение». Когда началось жжение в плечах, Карпатьян предпринял финальный спурт на сотню ярдов и поспешно встал на ноги. Последнее время у него появилась одышка. Десять пурпурных ноготков на ногах появились рядом с его головой – по пяти с каждой стороны. Эмаль на большом пальце левой ноги облупилась. Предыдущий слой был другого цвета, оранжевый. Бэрр догадался, что лак для ногтей выбирался под цвет купальника.

Капли теплой воды из бассейна разбились о щеку, затекли в рот. Бэрр сжал губы и потряс головой. Он повернул шею и посмотрел вверх. Над ним возвышались мокрые ноги, между ними – знакомый расщепленный надвое мясистый холмик лобка.

– Привет, Марша, – сказал мужчина.

– Узнали меня. Даже не посмотрели в лицо, а уже узнали. Вы испорченный человек!

С уровня пола, глядя вверх, узнать лицо было невозможно. Бэрр чуть было не начал оправдываться, мол, узнал ее по купальнику, но это бы повернуло беседу в те закоулки, исследовать которые определенно не входило в его планы.

Да и купальник был другой. У нее, видимо, их целый гардероб. Этот был почти черный, как коврижка. Узкая полоска между расставленными ногами делилась далее на две ленты, которые расходились значительно ниже пупка и шрама от аппендицита. Далее полоски убегали за спину, чтобы пересечься на спине и вернуться снова, закрыв острие груди, скреститься под шеей и завязаться в узел на затылке. Бэрра не покидало ощущение, что от малейшего движения груди выпрыгнут на свободу, чтобы повиснуть двумя огромными перезревшими плодами. Как они остаются в укрытии, когда Марша плывет баттерфляем, было выше его понимания.

Женщина отошла в сторону. Прежде чем Бэрр смог издать вздох облегчения, Марша согнулась, широко расставив ноги и касаясь головой коленок, обхватила тонкие лодыжки руками. Сзади по бедрам потекли свежие струйки. Для своего возраста она была очень гибкой. Ее ягодицы сжимались и подпрыгивали в дюймах от его лица, полоска ткани исчезла в щелке между ними. Даже с такого расстояния ее не было видно.

Бэрр осторожно встал. Для маневра оставался фут между женщиной и бортиком бассейна. Мужчина чувствовал, что его восставший член готов выпрыгнуть и перекинуть мостик через узкую пропасть. Карпатьян даже чувствовал своим напрягшимся пахом ее тепло.

Внезапно Марша повернулась. Ее груди, качнувшись, чуть не шлепнули Бэрра по груди. Тепло ее дыхания он чувствовал шеей.

– Опять шкодничаете! – выдохнула в него женщина. – Подглядываете за нагнувшейся девушкой!

Бэрр юркнул в сторону.

– Хотите, научу вас брассу, моего собственного изобретения? – Ее левый локоть приподнялся.

– Извините, устал. как-нибудь в другой раз.

– Трусишка! – воскликнула Марша и оттянула резинку его трусов. Бэрр покидал бассейн чуть не бегом. Пару дней он обходил бассейн стороной. На этот раз Марши здесь не было. Карпатьян чувствовал облегчение. Разве не так?

Из щели в контейнере для мусора торчал пластиковый пакет. Пепельницы в коридоре были переполнены окурками и обертками от конфет. Неряшливо. Бэрр не мог припомнить, убирали ли сегодня с утра. Он не слышал звука пылесоса.

Поднимаясь в лифте, Бэрр чувствовал пятно холода ниже затылка. Он повел массивными плечами. Не проходило. Приятно было снова увидеть свою дверь.

Она была слегка прикрыта. Бэрр ее не запирал, но точно помнил, что закрыл плотно. Не квартирная же кража! Слишком хорошо здесь работает служба безопасности. Телевизионные камеры и вооруженный охранник внизу. И в гараж не попадешь без ключа или кода. Наверное, это Холли. Бэрр пошел быстрее.

– Холли?

В квартире никого не было, но возникло чувство, будто кто-то следит за ним из-за спины. Бэрр сбросил халат и швырнул вьетнамки в коридор. Навыки, которые, как думал он, давно забыты, вернулись моментально. Никакой болтающейся одежды, дышать глубоко. Шагать, широко расставляя ноги. Пусть нападающий сделает смертельную ошибку, попытается ударить его между ног. Бэрр чувствовал, как сами собой напряглись бицепсы и предплечья. ОНИ не забыли. Развернулись плечи – оттого что напряглись трапециевидные мышцы и широкие мышцы спины. Бэрр прошел коридор быстро, на подушечках пальцев босых ног.

Пусто. Никого. Бэрр почувствовал себя дураком и, глубоко вдохнув, стал ждать, когда разойдется адреналин. Беглый осмотр и все. Кухня. Пусто. Спальня. В порядке. Остается мастерская.

«Виктория» была сломана. Такелаж представлял собой клубок палочек и лоскутков, намотанных на ось токарного станочка. Корпус – разбросанные по полу щепки. Нос, несколько миниатюрных балок – вот и все, что осталось.

Бэрр опустился на колени. Кулаки сжались. Лицо – как полотно. Он поднял кулаки над головой. Они опустились, разбив недоразрушенное. Откуда-то из желудка через стиснутое горло выплеснулся единственный мощный всхлип.

Прошло какое-то время. Бэрр встал на ноги. Он стряхнул впившееся в колено пушечное ядро. Мужчина знал, кто это сделал. Тони Эккерман. И знал почему. Зависть. Этот идиот ни на что не годен. Свою злобу на себя обратил на других, решил отомстить за свою никчемность Бэрру.

Понимание мотивов поступка мальчика не помогло Бэрру ни на йоту. Бэрр знал, что, окажись Тони в тот момент рядом, он бы его покалечил. Покалечил всерьез. Давление в грудной клетке и безумие в голове просто не дали бы поступить как-то иначе.

Бэрр пошел на кухню и намочил кухонное полотенце под струей. И стал его выжимать. Предплечья вздулись. Сильней. Сильней. Полотенце наконец разорвалось. Бэрр швырнул обрывки в мусорное ведро. Есть только один человек, с которым можно поделиться. Единственный, кто может понять. Единственный, кто не посоветует плохо, не даст наделать глупостей.

Холли открыла дверь и попятилась от Бэрра, шагнувшего навстречу.

– Бэрр! Что стряслось? Почему ты в таком виде? Он посмотрел на свою голую грудь.

– А? О-о, черт. Я плавал. Плавал в бассейне. Вернулся. Кто-то. Тони разбил. испортил, уничтожил.

– Заходи, Бэрр. Я сейчас приготовлю тебе выпить, и ты мне все расскажешь. Садись. Ничего, что мокро. Вот так, хорошо. Теперь встань, походи.

Она опорожнила бутылку. Последние три унции рома. Он выпил одним глотком.

– Оп-па! Это то, что нужно. Хочешь рассказать? Бэрр посмотрел на нее и наконец увидел.

– Прости, Холли. Я без предупреждения. Надо было сначала позвонить. Дурные манеры.

На Холли были слаксы-самострок и белая рубашка в пятнах. Волосы собраны под платочком в горошек. Никакого макияжа. «А ей идет», – подумал Бэрр.

– Не беспокойся об этом, – сказала она. – Для чего же еще друзья?

– Я помешал.

– И слава Богу! Терпеть не могу домашние дела. На этой неделе уборщица не приходила. Почему – одному Богу известно. Я мечтала, чтобы мне помешали. Ладно. Ты расскажешь мне, что случилось?

Бэрр рассказал о том, что обнаружил в своей квартире. Когда он закончил, Холли положила на его руку палец.

– Ты собираешься начать заново? – спросила она. – Восстановить все?

– Не знаю. Можно еще выпить? Похоже, я стал сентиментальным.

– Точно. Немножко выпить, это помогает. Выговорись. Мне ты всегда можешь поплакаться в жилетку. В любое время.

Она принесла другую бутылку и, после нескольких мгновений борьбы с крышечкой, вручила ее Бэрру. Он взял бутылку в правую руку, поместил крышку в выемку между большим и указательным пальцами. Крышка провернулась.

– Четко, – восхитилась Холли, – фокус да и только. Очень по-мужски.

– Вамп! – улыбнувшись, упрекнул он ее. – Я знаю, это была обдуманная реплика. Повезло мне, я чувствую, что у тебя нет на меня видов. Льстишь мужскому самолюбию. Впрочем, это как раз то, что мне нужно. Моральная поддержка. Спасибо!

– Ты просто видишь меня насквозь, а?

– Конечно. Неудивительно. Привычка.

Холли налила еще пару унций. Бэрр выпил.

– Так как там насчет твоих домашних дел? Ты говорила, что уборщица не приходит. Может забастовка? Прибавки требует?

– Нет. Забастовка против призраков.

– Ты шутишь!

– Вовсе не шучу. Мы, похоже, живем в доме с при видениями или просто с видениями.

– Это что-то новое. Почти. У дома же должна быть своя легенда.

– Да, но Мемориал-то, это – не что-то новое. Ты же знаешь слухи. Началось, я думаю, с совпадения или серии совпадений. Ты слышал о самоубийстве – мужчина выпрыгнул из окна, а эта жуткая история с крысами?

– Слышал, но?.

– Потом, пропал садовник. Потом, несколько жильцов. Опять совпадение, но несколько жильцов отсутствует. Конечно, временно и по разным причинам, я не сомневаюсь.

– Кто же, например?

– Например, Уайлд, которому принадлежит этот комплекс. Или секс-бомба, Честити, звезда постели, пола и люстры. За которой ты, глупый мужчина, мог бы приударить, вместо того чтобы терять время на такую незрелую девушку, как я.

– Хм!

– Например, другая сексуально озабоченная леди, которая ТОЖЕ положила на тебя глаз, но которую я бы тебе не порекомендовала: Марша.

– А почему ты рекомендуешь мне постель Честити, а Марши – нет?

– Честити – честная давалка. Получишь массу удовольствия. И никаких сложностей. Сунул, вынул и пошел. «Все было хорошо, не правда ли?» Марша – давалка нечестная. У меня четкое впечатление, что половину удовольствия она получает от болезненных и ненужных осложнений. Есть разница между тем, кто дает и кто дразнится. Жаль, что вы, мужики, ни черта не разбираетесь в этих делах. Где сексуальность, а где просто выверты.

– Впредь в своих любовных делах буду сначала обращаться к тебе как главному эксперту. Но какое отношение имеет этот «исход евреев из Египта» к забастовке уборщиц?

– Ну, они, наверное, все суеверные. Уборщицы свалили в кучу все прецеденты, инциденты, «исход» и Мемориал, добавили еще три-четыре, вышло тринадцать. Ну и пошла молва, мол, тут сглаз, духи, место проклятое. Ну, сам знаешь.

– Поэтому тебе пришлось унизиться до собственноручного мытья тарелок.

– Тарелок, полов, пылесоса. – Холли смахнула со лба воображаемый пот. – О дорогой. Для женщин работа никогда не кончается.

– А что эта женщина с волосами? Алита? Я ее тоже не вижу.

– Я думала, она тебе нравится. Забудь о ней, Бэрр. С ней тоже беда. Какая – не могу сказать. Но чувствую.

– Женская интуиция?

– Почему бы нет? Или язык тела. Алита не та, за кого себя выдает. Иногда у меня такое чувство, будто она – мужчина.

– Она приставала к тебе?

– Да нет, я не об этом. Просто я бы на твоем месте держалась подальше. Она уделяет внешности столько же внимания, сколько и я, но причины другие. Алита старается быть привлекательной, но не потому, что хочет доставить УДОВОЛЬСТВИЕ мужчинам. Может, даже наоборот. – Холли пожала плечами. – Не знаю. Изображаю из себя психолога-любителя, недостойного на шей лиги. В одном, во всяком случае, ты прав: я ее тоже давно не видела. И Клэр Сэксони тоже. Одна радость.

– Конечно, твоя любимая соседка.

– Скажу так: я великодушна. Если бы Клэр умирала от жажды в пустыне, я бы первая предложила ей сандвич с ореховым маслом. Если б она тонула, я не пожалела бы для нее свои последние чугунные тиски. Может, у меня предубеждение. Один мой коллега – ее бывший любовник. Он никогда об этом не говорил, до тех пор пока я не сказала, что поселилась в одном доме с ней. Коллега прокомментировал одной фразой: «Эта сука, кастраторша!» Я никогда не находилась под влиянием мнения мужчин, но он всегда был этаким джентльменом. Это первое дурное слово из его уст, которое мне довелось слышать о ком бы то ни было.

Так или иначе – похоже, все наши жильцы-знаменитости «отлучились» одновременно. Этак дом скоро опустеет.

– В смысле привлекательных женщин, во всяком случае. Тебе придется издавать за всех женские звуки.

– Звуки?

– А ты не знаешь? Проницательная ты наша. Я для того и въехал сюда, чтобы слушать женские звуки. Ты не представляешь, как их не хватает, когда живешь один в доме.

– Какого рода звуки?

– Стук каблучков, хихиканье. Два самых эротических звука в мире. Взрослое, женское хихиканье, конечно, не девичье.

– Значит, если какой-то леди взбредет в голову тебя соблазнить, все, что для этого требуется, – высокие каблуки, кафель и смешочки?

– Конечно! Впрочем, звук шелка, скользящего по атласу женского бедра, также не лишен притягательной силы.

– О, я чувствую, ты приходишь в себя, возбудился. Не пора ли тебе назад, в берлогу, самец! Я держу в уме то, что ты сказал, и обязательно дам этому ход, когда найду тебе подходящую женщину.

– В то же время придумав способ, как это дело спустить на тормозах?

Холли рассмеялась.

– А может, как прикрутить пластырем? Ладно. Как ты? Не прояснилось в голове, с твоими собственными делами?

– Да. Теперь я переживу свое горе. Слава Холли!

– На здоровье. В любое время.