Звонил телефон, но Бэрр занимался восстановлением оснастки, нечаянно поврежденной локтем Тони. К тому времени, когда он смог подойти, телефон звонить перестал. Бэрр сделал перерыв: приготовил себе кофе! Кто бы это ни был, позвонит еще раз. Он приканчивал вторую кружку «Тэйстер Чойс Континенталь», собираясь вернуться к верстаку, когда телефон зазвонил снова.
– Бэрр? – Голос Холли прозвучал без характерных придыханий.
– Да, Холли?
– Заняты?
– Сейчас? Вроде того. А что?
– Да не сейчас. Попозже. К ужину. Какие предпочитаете бифштексы?
– Средней прожаренности, вообще-то, но.
– Восемь или восемь тридцать устроит?
– Восемь нормально, вроде, но…
– Номер шестнадцать-ноль-два. Восемь часов. Можете не выряжаться особо. Мы будем вдвоем. Бэрр!
– Да?
– Надо поговорить. Я прошу!
– Разумеется. Восемь. Шестнадцать-ноль-два. Буду.
– Спасибо, Бэрр.
– Нет-нет. ВАМ спасибо.
Бэрр повесил трубку и потер подбородок. Что это с ними, с бабами, живущими в Гексагоне? Джейн Эльспет и Рона Эккерман – это еще понятно: обе стареющие, обеим, очевидно, уделяют недостаточно внимания. Для них естествен флирт с мужчинами зрелого, так скажем, возраста. Марша, похоже, из тех, кто норовит подцепить любую особь мужского пола от восьми до восьмидесяти. А Холли? Она совершенно другое дело. Молодая, привлекательная, особенно когда нет в глазах этого пустого блеска. Что ей надо от сравнительно скучного и слегка полноватого мужчины, годящегося ейв дядьки? Бэрр не мог решить, что больше подходит к такому случаю: вино или шоколад? Винный магазин рядом, можно пешком дойти. Это решило сомнения. Замкнутое пространство кабины все еще заставляло его сжиматься. Рядом с винным – цветочный магазин. Бэрр, поддавшись какому-то порыву, купил букет.
Однако глупо. Как подросток на первое свидание. Просто светский ужин, вовсе не свидание. Слишком большая разница в возрасте, а?
Холли открыла дверь. Как всегда широко раскрытые глаза и голос с придыханием. Бэрр разочаровался.
– Как мило! Сейчас в воду поставлю.
Бэрр прошел за ней на кухню. На ней был свободно повязанный маленький белый передничек поверх короткого голубого платья. Руки порхали, пока она суетилась с цветами.
– Ужин будет через полчасика, – сообщила женщина. – Может, выпьете пока?
– Спасибо.
– Вино или?
– Все равно.
Бэрр оглядел кухню. Там, где в его квартире стоял шафчик для веников, у нее стояли ряды бутылок от пола до потолка. Мужчина уставился на этикетки. Были две бутылки «Романэ-Конти» 85-го года, «Кортон», «Кло дю Руа» от принца де Мерода и «Латрисье Шамбертэн» от Реми.
Двадцатипятидолларовое «Бордо», которое он принес, показалось вдруг совсем жалким.
– Льда не надо, конечно? – спросила Холли. В бокале, который она держала, было полтора дюйма коричневой ароматной жидкости. – «Лэмб'с Нэйви», верно?
– Спасибо. Вы очень наблюдательны. – Когда он улыбался, у глаз собирались морщинки. – Совсем «не в образе». Да и ваш «винный погребок» тоже.
Холли зарделась и опустила глаза:
– Продолжим беседу позже, после ужина, хорошо?
– Виноват. Не удержался. Разумничался.
– Это все мужчины любят, – заметила она.
Бэрр соображал, как бы переменить тему.
– Какой у вас холодильник. Необычный. Я, кажется, ни разу такого не видел.
Передняя дверца холодильника была зеркальной: и основной отсек, и более узкая вертикальная морозилка.
– В диетических целях. Перед тем как есть, посмотри на себя.
– Эффективно, наверное. Надо бы завести такой. Вам-то определенно не нужна диета.
– Спасибо. Так и есть. Я счастливая. Наедаюсь, как свинья, и не поправляюсь ни на унцию.
– Зачем же тогда?..
– Новая продукция. Испытания. Занимаюсь иногда этим делом.
– Это ваша работа? Испытания?
– Хотя Клэр Сэксони придерживается другого мнения.
– Клэр считает, на ваших ручках написано «держать этим концом вниз», да еще и стрелочки по бокам. То есть, именно так, как вам бы и хотелось, чтоб о вас думали.
– А на моей юбке вышито СБСП.
– Слава Богу Сегодня Пятница[6]?
– Да нет же! Спереди Брюхо Сзади Попа.
Бэрр прыснул ромом.
– Так мне ГОРАЗДО больше нравится, Холли!
– Странный мужчина. Мужской пол, похоже, предпочитает первый вариант.
– Потому-то и?..
Она тронула его за руку:
– Может, вы сядете? Мне надо кое-что сделать перед тем, как мы будем ужинать. Бифштекс средней прожаренности, так, кажется?
Еда была простая. Двухдюймовый бифштекс – у нее почти такой же большой, как у него, – спаржа, нарезанный зубчиками картофель в чесночном и укропном соусе, импортный «Двойной Глаукастерский» сыр с орехами и гладкий черный оранжерейный виноград на десерт.
То вино, которое Бэрр принес, Холли не выставила, потому что оно недостаточно «подышало». Вместо этого она выставила бутылку, пожаловавшись при этом, что вино «излишне крепленое». Бэрру было все равно, он не понял даже о чем, вообще, речь.
После того как Холли убрала тарелки и подала кофе – с ликерным бренди ей и с другим ромом ему, – она достала коробку контрабандных «Гавана-Гавана».
– Вам, похоже, известны все мои дурные наклонности, – вздохнул Бэрр.
– Слабости – может быть. Не думаю, чтобы у вас было много дурных наклонностей. – Холли обрезала для него сигару и извлекла из кармана передника зажигалку.
– Ой, простите. Я сейчас достану спички.
– Я не сноб по части сигар. Зажигалка вполне сгодится.
– Но не эта.
– Отчего так?
Она щелкнула и поднесла поближе. От пламени сильно пахло духами.
– Эротическая. Идея была воспроизвести настоящие духи. «Пуазон», «Эбандонт», «Опиум», «Слат», какие угодно. Со спичками это не удалось. Слишком большая температура для запахов. Портятся. Пришлось удовлетвориться собственными разработками. Что скажете?
– Еще один объект испытаний?
– Верно. – Она отпила бренди и затянулась. – Вы меня поймали. Что вам удалось отгадать?
– Отгадать? Дедукция, если угодно. Это травмирует мое мужское «я», но вы пригласили меня сегодня, чтобы задобрить бифштексами и ликерами в очаровательной компании, и все ради сохранения вашей ужасной, мрачной тайны: «Холли не такая дурочка, как прикидывается». Вам не стоило беспокоиться – хотя я и рад, что вы это сделали. Я не имею привычки выдавать женские тайны.
– Это какие же?
– Две Холли. Две, которых я знаю, – вот какие тайны. Одному Богу известно, какие у вас на то причины, но, что касается меня, за вашу тайну можете быть спокойны.
– Спасибо, Бэрр. – Женщина потянулась через стол и коснулась его руки. – Наверное, вы имеете право на какого-то рода объяснения. Но сначала не могли бы вы рассказать несколько более подробно, как далеко зашла ваша «дедукция»?
– Как я уже говорил, существуют две Холли. Холли для публики: настоящая дурочка-блондинка, вертихвостка, ветер в голове. Холли номер два – умненькая, может быть, даже очень умненькая. Настоящий профессионал. Возможно, в маркетинге или. – Он потер подбородок. – Нет! Дизайн. Все эти вещи: зеркало на холодильнике для той, которой не нужна диета, ароматическая зажигалка для той, которая не курит, – это же ваша работа, правда?
– Да, и «Куклы Димити-Ди», и пара настольных игр, кое-что из ювелирного дела, то да се. «Мистическая Мышь». Впрочем, не я одна. У меня есть маленькая команда, которая работает на меня.
– Отлично. Значит – очень умненькая. Настолько же, насколько богатая. «Димити-Ди» должна была принести вам кое-какое состояние. Это же было повальное увлечение. А вот о «Мистической Мыши» я ничего не слыхал.
– Выбросим на рынок осенью. Игрушки и мультфиль мы. Повальные увлечения – это и есть мой бизнес. Создать спрос там, где нет спроса. Бессмысленные изделия, чтобы разлучить дураков с их денежками.
– Ну а почему две Холли? В том, что вы делаете, ведь нет ничего постыдного.
– Это непросто объяснить. – Холли налила еще кофе. – Вы когда-нибудь слышали о «Менса»?
– Конечно, что-то вроде клуба гениев, да?
– Не гениев. Вступить любой может: при условии, что он попадает в верхние два процента по интеллекту[7].
– Я и сказал: гениев.
– Сколько человек живет в этом здании, как вы думаете?
– Ну, сотни три, наверное.
– Итак, не считая меня, шансы пройти есть у пяти из жильцов. Спуститесь на оживленную улицу, и вы за час встретитесь с дюжиной человек, подходящих для «Менса». Не слишком мы большая редкость, не прав да ли? Вы и сами подойдете, я чувствую.
– Спасибо. Никогда не думал о себе в этом плане.
– Интеллектуальный коэффициент выше чем один и три или даже один и четыре – это еще не гений.
– Кто же тогда гений?
– Интеллект плюс увлеченность – пот, воля к работе. Большинство умных людей никогда не реализуют свой потенциал, посмотрите на меня! Я валяю дурака, пока не стукнет какая-то глупая идейка. А другие – пусть по-настоящему работают, преуспевают. Вот и все. Как бы то ни было, принадлежа к «Менса», встречаешь совсем мало умных людей. Профессоры, компьютерщики, водители грузовиков, стриптизерки, домохозяйки – весьма пестрая шайка. Примерно такая же пестрая, как любая случайная группа людей. Милых, бездельников, фанатиков, заурядных личностей. Люди как люди. Кроме одной черточки (если не считать сноровки в выполнении тестов ай-кью): девяносто процентов из них не распространяются или даже скрывают тот факт, что они «менсанианцы».
– Но почему?
– В жизни по большей части ум – это ни-ни-ни. Кто ж будет нанимать шофера с высоким «ай-кью»? А уж в стриптизе, наверное, «ай-кью» должен быть обратно пропорционален объему бюста.
– Простите, но напрашивается вопрос.
Холли перебила:
– Если они такие сообразительные, чего же они тогда не богаты?
– Пусть так.
– Менсанианцам об этом все время говорят. Многим из нас это просто не нужно. Мысль их работает в самых разных направлениях. Думаю, многие могли бы, если бы приложили к этому мозги. Знаете историю про греческого философа? Про Солона, кажется. Ему задал такой же вопрос его ученик. Это Солону запало в душу. Он одолжил несколько сотен оболов и скупил на следующий год в Афинах все прессы для олив. Имея полную монополию, он контролировал все цены. К концу лета Солон стал едва ли не самым богатым в Афинах. Он вернул долг, а остальное раздал бедным. И вернулся к ученикам. Но самые большие проблемы у женщин из «Менса».
– Отчего так?
– Мужчины не пылают страстью к умным женщинам.
– Это действительно так! Где же причина, по-вашему? Мужчины?
– Отчасти. Мужчина, который обратил внимание на мои ноги, тут же забудет о них, когда узнает, что я превосхожу его по интеллекту на двадцать пунктов. Но не только в этом дело. Те, кто умен, подвергаются преследованиям – это как быть черным или евреем. Люди могут начать слежку, особенно мужчины к этому склонны. Большинство из нас «косят» под средненьких или дурачков. К тому же, так избавишься от всех нелепых ожиданий: «ты ж гений, что же ты пишешь с ошибками?»
В школе у меня не было мальчиков, и подружек. Вот я и начала скрывать свои способности. Это вошло в привычку и, бывает, увлекаешься. Теперь я – двое. Я на работе и я в обществе. – Холли чуть улыбнулась, и в глазах блеснули искорки. – Иногда я готова согласиться, это – развлечение. Случается, дразню некоторых претенциозных снобов, вроде Клэр Сэксони. Я ведь безнравственная, правда?
– Да. – Бэрр улыбнулся. – Но иногда переигрываете.
– И выдаю себя? Но только сообразительным. Вы не поверите, как же эти люди, вроде Клэр, жаждут одурачить самих себя. Они так закутались в себя, что скорей поверят в «дурочку-блондинку», чем допустят мысль, что их одурачили. Все сойдет с рук.
– Пока не выдадут глаза.
– Глаза?
– Я видел искорки в глазах, веселую чертовщинку и… интеллект. Лишь мгновение.
– Спасибо за совет, буду следить за собой. – Холли посмотрела Бэрру прямо в глаза своими широко раскрытыми, ничего не выражающими глазами.
– Я предпочитаю вас настоящую.
– Настоящую? Иногда уже сомневаюсь, есть ли такая. Иногда я чувствую, что расщепилась надвое: два совершенно отдельных человека и ни одного настоящего. Как это выглядит, быть самим собой?
– Самим собой? Вот я, например, мне кажется. Я всегда был, как все. Одно «я» для дома, другое «я» – для работы, третье – для знакомых. Как у всех. Как мне ни неприятно говорить, но это связано с травмой, и не одной, может быть. В моем случае развод. Я жил как будто кто-то другой все двадцать лет, работая на «безопасной» работе, которую ненавидел. Никогда не жалуясь, никогда не требуя. Все только, чтоб ей было хорошо. И настал день, когда я понял, что теряю «себя», даже где-то глубоко внутри, там, где я прятался. Наш разрыв был отвратителен. Бедная женщина так никогда и не смогла понять, что было не так. Это моя вина. Надо было сделать так, чтобы она приспосабливалась ко мне, утверждать себя тогда, много лет назад, в начале. Это все из-за того, мне кажется, что я потерял уверенность в себе. А я ее потерял, когда… Это другая история. Так вот, я измерял себя способностью делать людей счастливыми – делать так, чтоб нравиться им. И всем нравился добрый старый Бэрр – кроме самого Бэрра. Теперь они имеют дело со мной настоящим. Я им не нравлюсь, упрямый – Бога ради. Я без них обойдусь.
– Это стоило того, всей боли?
– Чтобы переродиться? Родиться заново, наконец целым? Конечно, стоило. Надо было сделать это намного раньше. Хорошо нравиться другим, но прежде всего надо нравиться себе самому.
– Вы мне очень симпатичны, Бэрр. Я надеюсь, мы станем настоящими добрыми друзьями.
– Только друзьями?
Холли вертела в пальцах ароматическую зажигалку. – Думаю, так. Не то, чтобы вы не были привлекательны. Умный и сильный одновременно. Видишь ли, Бэрр, любовники они… за доллар пара, ты же знаешь. Я видела всех женщин, флиртующих с тобой на вечеринке в бассейне и у Клэр. Когда неприятности в любовных делах, надо идти на сторону. А дружба может быть стабильной, удобной, нетребовательной. Мы можем остаться друзьями, Бэрр?
– Конечно. – Он взял из ее руки зажигалку. – Значит ли это, что я могу попросить еще немного рому?.. И прошу тебя, впредь не подавай такое хорошее вино. У меня просто недостаточно развит для него вкус. Только добро переводить. – Бэрр щелкнул зажигалкой.
– Конечно. Осторожно с зажигалкой. Я же говорила, мы хотим продавать ее как эротическую!
– Эротическую? – Бэрр глубоко затянулся. – Хм. Да я всем своим существом борюсь с твоими чарами, какие уж тут духи.