Когда Милица втиснулась в кабинет главного врача, там уже было многолюдно. Несвицкий отказался начать разговор, пока не соберутся все городские шишки, включая начальника полиции Богдана Давидоваца и командира полицейской роты, священника, мирового судьи, нескольких магистратских чиновников. Словом, получился мини-митинг, только не на площади, как в предыдущий раз, а в закрытом помещении.
Старший из двух немцев, отрекомендовавшийся профессором Розенбергом, начал брюзжать: они де приехали исключительно с научной целью, зачем посторонние, но Николай не отреагировал. Стали ждать. Когда дверь впустила последнего из приглашенных, управляющего местным отделением банка, мужчину с черной ленточкой на лацкане пиджака в знак траура по умершим близким, волхв соизволил начать разговор.
— Здесь нет посторонних, герр Розенберг.
— Доктор медицины Розенберг, — мягко поправил немец. В отличие от уехавшего Дворжецкого, он скорее походил на страхового агента, чем на ученого — слащавый тип в хорошем костюме и модных в эту пору роговых очках.
— Если бы ты был настоящим медиком, то приехал бы сюда помочь людям, — хмыкнул Николай. — Сейчас мы сбили вал смертности, тяжелые стабилизированы, тысячи идут на поправку. Поэтому я говорю: ауф видерзейн, герр Розенберг. Или вам еще что-то нужно?
— Ты забываешься! — встрял второй. — Мы — полномочные представители берлинского научного сообщества!
— А я — исполняющий обязанности главы бановины! В отсутствие лейтера и бана, — гаркнул главный полицейский. — Своей властью ввел особое положение. Вы, въехав без моего дозвола, его нарушили! Имею право всю вашу шестерку посадить под арест.
Единственное преимущество немецкого протекторатства, подумала Милица, что все в какой-то степени вынуждены знать немецкий. Разговор через переводчика вышел бы не столь динамичный, тем более — градус накалялся с каждой новой фразой.
— Где же лейтер? Почему не пригласили? — возмутился доктор медицины, а когда услышал многоголосое «умер от гриппа», махнул небрежно рукой — очень скоро нового пришлют, и он с хорватами быстро восстановит порядок.
Лейтенант, конечно, смолчал бы. Но он прихватил с собой капрала Ковачича, а вот тот терпеть не стал.
— Давай его быстрее, пока грипп не кончился. Начнет ваш лейтер выхаркивать легкие, мы ему поможем, как нам Берлин помог — витаминками, — сообщил капрал незваным гостям.
Лица приезжих окаменели. Если даже хорватов нельзя считать лояльными… Впрочем, Розенберг быстро нацепил на место полуулыбку страхового агента, втюхивающего страховку от пожара недвижимого имущества персоне, такового не имеющего.
— Давайте не будем ссориться. Мы действительно представляем берлинские научно-медицинские круги и не имеем административной власти, а сюда нас пропустили только с санкции Белграда. Предлагаю вернуться к гуманитарной стороне вопроса. Коль эпидемия вспыхнула в одном месте, то может возникнуть где угодно. Как врачам бороться с ее распространением? — он сделал короткую паузу, тщетно ожидая уверений «во щас все расскажем и поможем», и попробовал надавить на жалость. — Представьте, коллеги, эпидемия началась в Берлине!
— Хорошая мысль, — одобрил Несвицкий. — Вы же прекрасно знаете, что сербский грипп вызывается вирусом, выведенным в лаборатории БиоМеда в качестве биологического оружия, и он распространяется зараженными комарами. Думаю, у них есть еще сотня-другая тысяч инфицированных куколок. Если герр Розенберг настаивает, их можно доставить в центр Берлина и выпустить.
— Найн! Невозможно! Это же катастрофа! — воскликнул немец.
— А что такого? — хмыкнул Несвицкий, после чего сказал ужасные слова, Милица совершенно не ожидала услышать их от доброго, отзывчивого человека, готового на многое ради других: — Подумаешь, околеет сотня-другая тысяч германских засранцев, планета чище станет. Вы же именно так решили поступить с сербами, затеяв здесь игрища с биооружием?
Своим выпадом «доктор Микола» шокировал присутствующих, похожий на страхового агента покраснел, не похожий — побелел.
— Что вы себе позволяете?! — проблеял первый, даже не пытаясь отрицать испытания бактериологического оружия, настолько его выбила из колеи инициатива устроить маленький берлинский геноцид. Никакого уважения к самой цивилизованной нации Европы!
— Я позволил себе расставить все точки над «i», — хладнокровно сказал Несвицкий. — А этих людей пригласил, чтобы они видели своими глазами и слышали своими ушами — в дни бедствия и страшных потерь, затронувших почти каждую семью, траханое кайзеровское правительство присылает не помощь, а любопытствующего докторишку, вопрошающего: как это вам удалось самим выкрутиться. Отвечаю: и дальше удастся, если самая дикая, нецивилизованная нация мира не будет присылать сюда свою отрыжку в виде вас шестерых. Проваливайте!
Несвицкий добавил бы сербское «брэ», но поскольку разнос устроил по-немецки, использовал казарменное ругательство. Извинился перед фройлян, когда германская парочка вылетела из кабинета, словно пробка из бутылки шампанского.
— Но ты же не думаешь так на самом деле? — не сдержалась Милица. — Устроить эпидемию у немцев?
— Естественно, нет, — пожал плечами Николай. — Подавляющему большинству берлинцев, я уверен, глубоко плевать и на превосходство их «высшей расы», и на политику кайзера. Живут себе и живут, убивать их не за что. Но этому индюку надо было дать знать — вы здесь ничто, поэтому собирайте манатки — и дуйте в обратный путь.
Лица присутствующих разгладились. Демарш доктора, едва не причисленного к лику святых, показался высокопланинской элите несколько чрезмерным.
— В полной изоляции мы долго не протянем, — реалистично заметил банкир. — Мы неплохо обеспечены продуктами, но людям нужно и другое.
— На изоляцию мы обречены, пока летают зараженные комарихи, — ответил ему полицейский. — А не от того, что наш спаситель послал берлинскую рожу на половой орган. Вот прямо сейчас меня волнует иное. Друже Микола, парочка, которую ты отшил, похожа на обычных медицинских чинуш. А четверо других — волчары. Служба безопасности, спецназ, кто-то точно из них. Тебе нужна охрана.
— Со мной постоянно двое.
— Мало! Зайди в околоток. У меня запасены бронежилеты от тех веселых парней, что сидят у хорватских товарищей. Кроме того, будем следить за передвижениями фрицев. Завтра попытаюсь их выставить вон.
Обер-лейтенант Франц Зейдлих обладал неплохой зрительной памятью. Когда к центральной больнице бановины проследовал невзрачный усатый тип, благодаря шайкаче на голове сливающийся с местными, в голове словно щелкнуло невидимое реле. Этот деятель, перед которым местные снимали шапки и отвешивали поясные поклоны, определенно мелькал в каких-то сводках. Убрать бы головной убор и темные очки…
Отправив пару человек на разведку обстановки — в полицейский околоток, к лейтеру и в хорватскую роту, Зейдлих забрался обратно в вэн и извлек из сумки новейшую цифровую камеру. Прикрутил подходящий объектив. За такой аппарат любой репортер отдал бы душу дьяволу.
Примерно минут через сорок из стеклянных дверей больнички выскочил Розенберг, злющий до истерики, за ним плелся второй медик. Не обращая внимания на машины, оба направились к ближайшей кафане, наверно — опрокинуть по рюмке ракии. Лекарство от стресса, полученного в больничке, требовалось берлинцам немедленно. Значит, план А провалился с треском и без бюрократической волокиты, поэтому запускается план Б — силовой.
— Герр обер-лейтенант! Они зашли в кафану «У Цили», даже не посмотрели на вывеску. А Розенберг — такой юдофоб… А, шайзе! — ефрейтор Шольц смачно хлопнул себя по шее.
— Репеллентом мазался? — спросил Зейдлих.
— Да, герр обер-лейтенант. Все равно жалят, жидки кусачие…
Зейдлих командовал четверкой ликвидаторов. Сам обладал снайперской подготовкой, работая в паре с Шольцем, вторая двойка также могла вести снайперский огонь, при необходимости — разведывать, прикрывать. В их навыки входил и ближний бой, включая ножевой, и голыми руками (а также обутыми ногами), использование ядов и любого другого незаметного оружия. Обе пары уже имели боевой счет, правда, в небоевых условиях. Формально здесь еще сохранялся мир. Но поскольку местные недоноски, используя внезапность, перебили и пленили отряд их ближайших коллег из разведывательного реферата, обстановка не располагала к расслаблению.
Тем временем пара немецких врачей вывалилась из кафаны, Розенберг погрозил кулаком закрытой двери. Любоваться на них Зейдлих не стал, заметив группу людей в холле больницы. Он быстро заработал затвором, пока еще не винтовки, а только фотокамеры. Высокие и массивные сербы загораживали усатого, самую VIP-овую персону в этом стаде, но вроде удалось…
В кормовой части минивэна, где окна укрыты занавесками, обер-лейтенант подключил фотоаппарат к ноутбуку, скачал самый удачный снимок. Затем открыл базу с наиболее опасными преступниками в розыске, раздел зарубежных врагов, их не так уж много, лишь десятки… В яблочко!
Николай Михайлович Несвицкий, до тридцати лет, точный возраст и место рождения не установлены. Гражданин Нововаряжской республики. Князь Варяжской империи. Обладатель орденов… Тут немецкий офицер тихо присвистнул. Если бы ему самому удалось заполучить равноценные награды Рейха, впору самому выдвигаться на пост Министра обороны. А вот, интересное: особые навыки и успешно проведенные операции.
Если бы Несвицкий увидел это досье, то удивился бы, какой неисчислимый ущерб принес германской империи. В одиночку. Рыцари спецопераций списали на нововаряжского волхва не только срыв акции с атомной боеголовкой, но и еще полдюжины благополучно проваленных дел. Казалось бы, все спецслужбы Рейха должны денно и нощно рыть копытами землю, лишь бы достать врага нации — хоть из-под земли. Но командующие ими генералы прекрасно знали силу приписок и вранья. Кроме того, если убрать Несвицкого, чем оправдать следующее фиаско?
Единственное в ноутбуке приличное фото фигуранта запечатлело князя на каком-то приеме под руку с супругой Мариной, эффектной молодой дамой. Малость уставший от полового воздержания за время поездки, Зейдлих прикинул: он бы точно не захотел надолго отрываться от столь сексуальной унтерменши. Будущей вдовы.
Сомнений не осталось. Стоит вернуться к КПП, где имеется устойчивая связь, и доложить в Берлин, что Несвицкий обнаружен, бригадный генерал немедленно прикажет: связать и привезти! А поскольку у Зейдлиха лишь четыре штыка, что явно мало, так как за Несвицким ходит целый табун сербов, на подмогу примчится добрая рота во главе с гауптманом или даже целым майором. Им же достанутся и почести. Плевать на грипп и прочие издержки. Обер-лейтенанту, выследившему врага, отвалится лишь устная благодарность. В лучшем случае.
Пока действует приказ — выяснить причину необъяснимых событий в Високи Планины и эту причину устранить, Зейдлих выполнит его дословно. Победителей не судят. Обычно — награждают.
— Шольц! Садись за руль. Нужно выехать за город и спрятать машину.
Тот повиновался без слов. Белобрысый детина почти двухметрового роста с очень низким лбом, ну точно — истинный ариец, ефрейтор привык таскаться за номером первым по лесам и прочей зеленке, навьючив на себя львиную долю имущества снайперской пары. Зейдлих, мужчина помельче, с худой крысиной мордочкой, никогда не передоверял второму номеру только свою винтовку, тщательно пристрелянную, обмотанную одеялом и уложенную в кофр. Он бы, наверно, мог стать чемпионом Рейха во многих стрелковых номинациях, но предпочитал стрелять исключительно по двуногим мишеням. Призы в этом спорте непубличные.
Вечером, спустя сутки после короткого, но весьма скандального обсуждения ситуации, начальник полиции приехал к Благоевичам. Там было людно. В обширной беседке сидели и работали челюстями, кроме главного волхва, пятеро членов его команды, Милош и мальчик Миха. Ольга, радуясь возможности угодить стольким гостям, метала на стол новые блюда, Богдану тоже показала на скамью — присоединяйся.
Полицейский сел и стянул фуражку с лысеющей головы.
— О чем говорили, о чем примолкли?
— От тебя нет секретов, брате, — ответил за всех Николай. — Мы связались по рации с Варягией, сообщили о приезде немцев и о том, чем завершился с ними разговор. Нам ответили. Очень важный человек, призвавший нас сюда, настаивает уезжать скорее. Этот хлыщ Розенберг — наверняка не последняя ласточка. У меня с кайзеровскими военными есть незакрытые счеты, они при случае напомнят.
— Серьезные счеты?
— Да, Богдан. Перебитые коммандос около БиоМеда — просто мелочь по сравнению с прошлыми.
— Тогда у меня плохая новость, другове. Один мини-бус с Розенбергом и его помощником укатил к блокпосту. Не думаю, что того господина мы увидим еще раз. Но вторая машина обнаружена спрятанной у дороги в горы, в ней никого нет.
— А немцы? — спросил Душан.
— Одна пара крутится на виду. У тех холмов, — полицейский показал в сторону зеленого склона. — Что мне совсем не нравится. Отвлекают внимание от второй. Не надо быть пророком — готовят покушение. Не обязательно сегодня. Немцы подготовленные, хитрые. Наверняка знают, как погиб их спецназ. Обождут день или два. Мы же не можем постоянно находиться в напряжении.
— Так ускорь события. Прикажи арестовать парочку за нарушение карантинного режима. Знаю, незаконно. А они — законно действуют? — Несвицкий, о чьей жизни и смерти шла речь, как ни в чем не бывало отправил в рот кусок бурека. Он похож на чебурек, тоже мясо в тесте, но очень большой и жирный.
Не видя возражений, Давидовац снял с плеча микрофон рации и отдал несколько команд. Через несколько минут получил доклад: готово, не оказали сопротивления.
— К хорватам их, — приказал главный, вернувшись к трапезе. — Кстати, вы бронежилеты носите?
— Для волхвов в них нет нужды — наш защитный кокон пули не пропустит. Если те обыкновенные… А вот для зачарованных кокон не преграда, как и ваш бронежилет. Снайпер мог их раздобыть, — Николай задумался. — Стрелять издали необязательно. Можно заминировать машину и дорогу, подобраться с пистолетом ближе. Есть другие способы.
— Николай… Ты серьезно? — прошептала Милица.
— Разумеется. У меня богатый опыт покушений на меня. А ты о чем подумала?
— Дом Благоевичей оцеплен хорватами и добровольцами, — заверил Богдан. — Смотрим и за небом, если у немцев вдруг найдется маг, умеющий летать. Но холмы все не проверишь.
— Я бы на их месте рассчитывал на меткий выстрел, — сказал Несвицкий. — Возьмем холмы, противоположные тем, где повязали сладкую парочку. Сколько до них? Метров четыреста? Ну, пятьсот. Не попали — свалили, чтоб пробовать в другой раз.
— Ты прав, командир, — Олег поднялся. — Надо прошвырнуться туда. Тем более, скоро стемнеет. Василий, ты со мной? А ты, Милица, подержи поводок собачки. Только не раскорми кусочками со стола — в дверь не пройдет.
— Ты же ракии выпил, — пробовал его удержать Несвицкий.
— Да после твоего лечения и проклятых лечебных корпускул ракия стала как вода. Сколько ни выпей — трезв что стекло.
Несмотря на габариты, Олег Сушинский при желании передвигался легко и мягко. Прямо из беседки вылез в кусты, минуя вход, Вася покорно поплелся за ним, бросив напоследок:
— Знал бы, что придется лететь, столько не ел бы.
Все волхвы за пару неполных недель в Високи Планины прибавили в весе, что не могло не сказаться на их летных качествах.
Богдан встал было, но Несвицкий его остановил:
— Побудь еще с нами, брате. Если действительно придется бежать, когда еще посидим по-людски?
Тем временем основательно стемнело. Ольга зажгла лампадки и сходила за кофе. Когда шла назад с полным подносом, вдруг вскрикнула и упала, чашки покатились, кофейник разбился.
— Мне что-то ударило в ногу!
— Мамочка! — взвизгнул Миха.
Полицейский, пришедший позже других и сидевший с краю, первым бросился женщине на помощь, но тут же упал, сраженный. По плитке у беседки потекла темная жидкость, и это был не разлитый кофе.
— Всем сидеть! — гаркнул Несвицкий. — Снайпер бьет не насмерть, хочет, чтоб мы вышли из укрытия, и тогда порешит всех. Милица! Милош! Миха! Оставаться на месте! Душан! Владимир! За мной!
Они покинули беседку тем же путем, что и Олег с Василием получасом раньше. Несвицкий молился, чтобы Благоевич не наделал глупостей при виде истекающей кровью жены.
Стрельба с дистанции шестьсот восемьдесят метров — это не искусство, математика. Конечно, известны случаи, когда снайпер поражал цель за километр и более, правда, умалчивается, какой процент пуль, выпущенных издалека, ушел за молоком.
Шольц в тысячный раз сверился с таблицами, разложенными прямо на траве. Его некоторое тугодумство искупалось дотошностью, он постоянно проверял и перепроверял баллистические расчеты. Дистанция над целью. Возвышение точки открытия огня над целью. Температура воздуха. Относительная влажность воздуха.
Самое худшее — ветер. Он не только может перемениться в любой миг. Здесь, в предгорьях, запросто случится, что пуля в полете испытает давление ветра не только справа, как ощущала снайперская пара, так и ближе к цели — слева. Оттого Шольц до боли в глазах всматривался в веточки деревьев — как их колышет у дома Благоевичей. Летом, когда деревья в листве, проще. И зимой, когда ветер несет поземку. Борьба с воздушными потоками напоминает угадайку, а ее успех сильно зависит от интуиции. Тренированный снайпер по ничтожным признакам улавливает коварные изменения воздушных потоков и вносит поправку.
Но сколько можно жрать… Чертовы ненасытные унтерменши!
Спустились сумерки. В беседке по-прежнему — непонятные силуэты. Кто из них Несвицкий, не определить. А если завалишь кого-то из его боевиков, ничего хорошего. И врага спугнешь, и дашь полиции повод учинить за ними натуральную охоту. Хотя… Вторую их пару повязали безо всякого на то основания. Едва успели сообщить по рации.
— Был бы противотанковый гранатомет, — пробормотал Шольц. — Херак по беседке — и все в дамках.
— Заткнись! И так сербы взвинчены. А там малый ребенок и две бабы.
Простреливаемое пространство пересекала только жена Несвицкого Марина, хорошо узнаваемая по фотографии. Вот же жук! Даже в такую миссию взял с собой, не захотел расставаться. Аппетитная попка… Жаль, обстоятельства не располагают к близкому знакомству.
Совсем стемнело. Дворик освещался только лампадками, подобными на те, что горят перед иконками.
— Переносим на завтра, герр обер-лейтенант? Или как с бошняками?
Способ рискованный… Впрочем…
— Хорошо. Как только она выйдет из дома, начинаю. Следи, кто бросится ее вытаскивать.
Та самая аппетитная попка темным пятном заполнила пространство у перекрестья, и Зейдлих плавно потянул за спуск. С такого расстояния винтовочный выстрел слышен, но не громко, наверняка крики раненой заглушат. Или отвлекут внимание.
Снайпер передернул затвор.
Крупное тело, явно принадлежащее мужчине, метнулось к упавшей.
— Он!.. Найн, не он, — поправился Шольц, но старший напарник уже успел надавить на спуск, выцеливая в середину силуэта, тут уж не до выбора, сердце, голова или задница.
— Кретин! — выругался Зейдлих.
— Виноват, герр обер-лейтенант. Проклятая простуда. Хуже вижу и соображаю, — ефрейтор зашелся в кашле, сотрясающем его крупное тело и, казалось, землю холма вокруг, несмотря на строгий приказ хранить тишину.
Зейдлих снова перезарядил оружие, но больше им воспользоваться не успел. На них буквально свалились двое.
Шольц, как ни удивительно, выдержал чудовищный удар в голову (были бы мозги — не миновать сотрясения), рванул в сторону перекатом и выпрямился, вскочив на ноги. Его противник был примерно такого же роста и снова атаковал. Чуть замедленный из-за простуды и температуры, ефрейтор попытался принять удар на блок, но не учел, что боевой волхв использует силу, в том числе, толкая себя вперед, а такого удара человеческая анатомия выдержать не в состоянии. Выставленная рука переломилась как сухая ветка, ботинок врага проломил грудную клетку, сломанные ребра проткнули легкие… Шольцу не суждено было умереть от сербского гриппа.
Несвицкий вынырнул из темноты и набросился на Богдана, крикнув, чтобы Ольге остановили кровь. Полицейский был ранен куда серьезнее, пуля пробила печень. Счет шел на минуты.
— Не стреляют? — на всякий случай спросил Душан.
— Передали по рации — больше некому стрелять.
Николай работал руками. Наверно, количество магической силы, закачанное в полицейского, способно было приготовить литр целебного раствора. С собой только зачарованная вода, плазму хранят в холодильнике, и здесь ее нет. Милица, опустившись на колени, достала шприц и постоянно носимый с собою флакон. Сделала инъекцию, помогла и Ольге.
— С ней все будет в порядке? — нервничал Милош.
— Конечно, — Несвицкий, наконец, встал в полный рост. — Но сейчас — везем в больницу. Пуля засела в мышце и наверняка занесла фрагменты ткани. Подлатаем и отпустим. Только пару дней не шлепай ее по попе — даже в шутку.
Серб слабо улыбнулся.
Давидовац, едва очнувшись, первым делом поинтересовался:
— Их поймали?
— Одного. Второй сбежал на тот свет, — со свирепым выражением на лице бросил Несвицкий. От услышанного по рации волхва буквально выворачивало наизнанку. — Парни только что сообщили — обыскали их. У снайпера ноутбук, в нем на рабочем столе — моя фотография с женой. Она — сестра Ольги, они похожи. В общем, сученок хотел подстрелить мою Марину, выманить меня наружу и тогда добить обоих.
— Отдай их хорватам. Пусть искупают.
А вот тут Несвицкий примолк. Он слышал в прошлой жизни о «хорватском купании». Его практиковали усташи, когда ловили югославских партизан Тито или помогавших им подпольщиков. Обреченного привязывали к ветке дерева, нависающего над речкой или прудом, руки стягивали за спиной. Спихивали в воду. Человек не доставал до дна, но, работая ногами, мог удержаться у поверхности. Чуть ослаблял движения — и проваливался по шею, веревка на ней затягивалась. Самые сильные и упорные до двух часов боролись со смертью, потом, окончательно вымотавшись, повисали и умирали в удушье.
Что здесь практикуется подобное изуверство — услышал впервые. Гуманнее расстрелять. Но на ближайшие дни их шестерка в относительной безопасности. На день или два, пока не прибудет очередная «бригада ух» из тысячелетнего Рейха.
Войдя в палату, Марина затворила дверь, после чего направилась к кровати с пациентом. Лицо до глаз скрывала хирургическая маска, но Борис ее узнал и сел на койке.
— Рад видеть тебя, Авенировна!
С женой Несвицкого у князя были дружеские отношения, они на «ты», но иногда полушутливо князь называл ее по отчеству, тем самым демонстрируя свое почтение. Марина делано сердилась, мол, не такая старая, чтоб обращаться к ней подобным образом, но, на самом деле, веселилась. В этот раз она не поддержала шутку. Коротко буркнув: «Здравствуй!», устроилась на табуретке.
— Рассказывай!
— Он жив, здоров, даже прибавил в весе, — сказал Касаткин-Ростовский. — Там кормят хорошо, а кухня сербов сытная. Передает привет тебе и детям и обещает, что вернется скоро.
— Чем Коля занимается?
— Да тем же, чем и здесь, — пожал плечами князь. — Чарует плазму и раствор. Они единственное лекарство против гриппа — там так болезнь назвали. Укольчик в вену — и здоров.
— Николай болел?
— Мы все переболели и сами себя вылечили, — князь улыбнулся. — Теперь у всех иммунитет. Как нас не грызли комары после поправки, никто не заболел.
— Причем тут комары?
— Они разносят вирус. Зараза рукотворная, придуманная немцами. У них в горах лаборатория, там разработали биологическое оружие. Из-за ошибки персонала зараженные комарихи вырвались на волю, возникла эпидемия, но мы ее успешно ликвидируем. Твоя сестра с супругом, их сын сейчас здоровы. Мы, кстати, и живем у них.
— Немцы не мешают?
— Они боятся нос сунуть за посты, — Борис слегка приврал, но ненамного. — Там только сербы и хорваты. К нам отношение хорошее, да что там — восторженное. Готовы на руках носить — ведь мы единственные, кто пришел на помощь умирающим.
— Как ты оказался здесь?
— Прилетел на самолете. В лаборатории мы взяли документы и биологические материалы. Их следовало переправить сюда срочно. А я единственный в отряде, кто пилотирует самолеты. Благо, нашелся подходящий аппарат.
— Не договариваешь ты, Боря, — Марина покачала головой. — Не может быть, чтоб все так благостно. Говори мне правду!
— Скажу, — кивнул согласно князь. — Он очень устает — лекарства нужно много. Раствора с плазмой не хватает, вот Коля и старается. Ну, ты же его знаешь: не успокоится, пока там ситуация не выправится.
— Боюсь я за него, — Марина всхлипнула. — Он на немецкой территории, а вдруг в Берлине про него узнают? Для них он враг.
— Ну что ты? — Борис поднялся и обнял ее за плечи. Марина спрятала лицо в его пижаме. — Во-первых, не узнают: для всех он доктор Пивень из Славии. А если немцы и задумают плохое, так за него все сербы и хорваты встанут. Не забывай, что Колю охраняют боевые волхвы. Их пятеро, и все летают. У каждого защитный кокон. Попробуй взять! Взлетели — и фьюить! Ищи в горах… Ничего с ним не случится. Вот вылечит людей, вернется, и ты гордиться Колей будешь. Доселе небывало, чтобы один-единственный человек спас тысячи людей. Десятки тысяч!
— В Чернохове он спас от смерти сотни тысяч, — ответила Марина, отстранившись. — Когда боеприпас радиоактивный обезвредил. После чего едва не умер от лучевой болезни.
— Да нет там радиации! — сказал Борис поспешно, сообразив, что ляпнул, не подумав. — Хороший, чистый, горный воздух, еда здоровая. Доброжелательные люди. Курорт!
— И эпидемия…
— А мы ее вот так! — он сжал кулак. — Марина, не волнуйся — все будет хорошо.
— Хотелось бы поверить, — Марина встала, — но на душе тревожно. Ладно, пойду. Наталка будет беспокоиться, что я к тебе надолго. Считает, что тебе не нужно волноваться.
— Достала, — Борис поморщился. — Ну, прямо как с ребенком. Здоров я!
— А вы есть большие дети, — Марина хмыкнула. — Только с опасными игрушками. Спасибо, Боря! До свидания!
Она обняла князя, повернулась и вышла из палаты. Борис вздохнул и сел на койку. Похоже, пронесло…