Кольцо Небулона

Глава 17

[Сектор: Нулевой Меридиан]

[Точное местоположение неизвестно]

Я сидел у окна, глядя в пустоту. Какое-то высотное здание — чёрт знает какое, чёрт знает где. Как я сюда попал? Не помню. После кабинета Шестерни, после этих проклятых записей — десятков голограмм с криками, огнём и ложью Федерации — я просто встал и пошёл. Ноги сами несли, мозги отключились, и я не думал, куда иду. Шёл, пока не оказался тут. Теперь сижу уже час, может больше, уставившись в никуда. Стекло холодное, за ним — искусственное небо «Кольца», звёзды, что не звёзды, и я просто смотрю, пытаясь сложить всё в голове. Не выходит.

Слишком много дерьма свалилось разом. Федерация — не защитники, а мясники. Небулонцы — не монстры, а… кто? Шестерня с его «мы не уничтожаем», Рагна с её шрамами, Скверна — Тэна — с её предательством и слезами. Я верил в одно, жил ради этого, дрался за это, а теперь всё трещит, как ржавая обшивка. Злость где-то тлела, но я был слишком вымотан, чтобы её раздуть. Просто сидел, глядя на эти звёзды, и пытался понять, во что верить. Или хотя бы что делать дальше. Ответов не было.

От нечего делать я вызвал СИСТЕМУ. Хотел просто глянуть, что там, отвлечься от этого бардака в голове. И сразу заметил: что-то изменилось. Я прищурился, пробегая взглядом по строчкам. Несколько навыков подросли — видимо, после драки с Рагной и всей этой беготни по полигону.

Поток — уровень вверх, теперь быстрее вижу движения. Ускоренное мышление — тоже прокачалось, мозги шустрее работают. Воля и Выносливость — плюс один, что не удивительно, я же чуть не сдох там. Но потом я замер. Лидерство — понизилось. Что за хрень? Я фыркнул, стиснув зубы. Это что, потому что я теперь один, без команды? Грейс, ребята с «Кроноса» — все пропали, и СИСТЕМА это учла? Чушь какая-то.

Я пролистал дальше, и внутри всё сжалось. Там было что-то ещё — не просто навыки или статы, а строки, что выделялись на фоне остальных. Они выглядели… поломанными. Не как обычно — чёткие, ровные буквы — а будто кто-то их размазал, исказил. Две строчки, названия не разобрать, но они мигали, то появляясь, то пропадая. Я моргнул, пытаясь врубиться. Это что, баг? Или что-то новое? Я схватился за голову, чувствуя, как сомнения рвутся наружу. Что за чертовщина? СИСТЕМА всегда была моей — моей силой, моим якорем. А теперь она будто сломалась, показывая что-то, чего я не понимал.

Я стукнул кулаком по подоконнику — не сильно, просто чтобы почувствовать хоть что-то. Боль в плече отозвалась, но я не обратил внимания. Слишком много лжи. Федерация врала, Небулонцы — кто знает. Скверна врала, или нет? И теперь ещё СИСТЕМА — моя собственная СИСТЕМА — выдаёт какой-то сбой. Я выдохнул, глядя на звёзды, и подумал: может, это от перегрузки? Бой с Рагной, взрывы, архивы — всё разом. Но эти поломанные строки… Они грызли меня, как ржавчина, и я не знал, что с ними делать. Злость вспыхнула, но утонула в этом тумане вопросов. Я не знал, что думать.

Открыл глаза, снова уставившись в окно. Звёзды сияли, холодные и фальшивые, как всё вокруг. Злость утихла, оставив только пустоту и эти вопросы, на которые я не мог ответить. И я сидел, глядя в никуда, пытаясь понять, что со мной не так.

Я сидел у окна, пялясь на фальшивые звёзды, и пытался хоть что-то сложить в голове. СИСТЕМА гудела, показывая свои «поломанные» строки, и я уже не знал, что больше бесит — эта ложь вокруг или этот сбой внутри меня. Всё было слишком тихо, слишком пусто, пока за спиной не раздался шорох. Я дёрнулся, резко обернувшись, и чуть не свалился с подоконника. Слишком глубоко ушёл в свои мысли, чтобы заметить, как кто-то вошёл. Передо мной стоял Тлен — высокий, худой, в тёмной броне с красными полосами, что тускло светились. Его лицо — бледное, с острыми чертами — кривилось в лёгкой ухмылке.

— Слишком много на голову свалилось, да? — сказал он, его голос был низким, с хрипотцой, будто он давно не говорил.

Я замер, глядя на него. Злость вспыхнула — не на него, а на всё сразу, на этот чёртов день, на эту станцию. Но я промолчал, стиснув зубы. Он протянул мне чашку — простую, металлическую, от которой шёл пар и запах кофе. Я смотрел на неё секунду, потом взял, нехотя. Руки дрожали от усталости, но тепло чашки немного отогнало этот холод внутри. Тлен плюхнулся рядом, на подоконник, и тоже уставился на звёзды. Его броня тихо загудела, подстраиваясь под позу, а красные полосы мигнули.

— Сочувствую, — сказал он, не глядя на меня. — Вляпался ты знатно. Обратной дороги уже нет, знаешь? Придётся остаться с нами, хочешь или нет.

Я фыркнул, сжимая чашку. Кофе был горячим, обжигал пальцы через металл, но я не отпустил. Злость тлела, но любопытство — или что-то ещё — заставило ответить.

— С вами? — бросил я, голос хрипел от усталости. — Да я могу вернуться к Федерации. Найду способ, свалю отсюда, и всё.

Тлен повернулся ко мне, его глаза — тёмные, с красными искрами — сузились. Он хмыкнул, но не засмеялся, просто смотрел, будто ждал, что я сам пойму.

— Веришь в это? — спросил он тихо. — Сам-то хоть чуть-чуть веришь своим словам?

Я открыл рот, чтобы рявкнуть что-то в ответ, но слова застряли. Злость кипела, но я не мог ничего сказать. Верил ли я? После записей Шестерни, после криков на Ксавир-3, после этой лжи, что я глотал годами? Я стиснул чашку сильнее, чувствуя, как металл гнётся под пальцами, и отвернулся к окну. Ответа не было. Я хотел верить, хотел цепляться за Федерацию, за то, что было моим домом, моей войной. Но теперь это казалось ржавой цепью, что тянула меня на дно. Тлен молчал, глядя на звёзды, и я чувствовал, как его взгляд давит — не злобно, а просто… зная.

— Ты не первый, кто так сидит, — сказал он наконец, его голос стал тише. — И не первый, кто думает, что сможет вернуться. Но там, — он кивнул на звёзды, — уже не твой мир. Ты видел слишком много. Они тебя не примут обратно, даже если захочешь.

Я выдохнул сквозь зубы, злость боролась с этой чёртовой пустотой внутри. Он был прав? Или просто болтал, чтобы меня зацепить? Я не знал его, не знал, чего он хочет, но что-то в его словах резало — не как нож, а как старая рана, что начала ныть. Кулаки сжались сами собой, но я не заорал, не врезал ему. Просто сидел, глядя на звёзды, и молчал. Кофе остывал в руках, а вопросы крутились в голове. Зачем он пришёл? Что ему надо? И почему я вообще слушаю?

Тлен сидел рядом, его броня тихо гудела, и я чувствовал: он чего-то ждёт. Или что-то знает. И я, чёрт возьми, хотел это услышать, хоть и злился на себя за это.

Я сидел, сжимая остывшую чашку, и смотрел на звёзды, пока Тлен молчал рядом. Его броня тихо гудела, красные полосы мигали, и я уже думал, что он просто уйдёт, оставив меня с этим бардаком в голове. Но он вдруг заговорил, его голос — хриплый, низкий — резанул тишину, как ржавая пила.

— Я видел, как «Кольцо Небулона» рождалось, — сказал он, глядя в окно. — Был одним из первых. Жалкий тип, знаешь. Вор, что потерял всё из-за своей же дурости. Семья, дом, работа — всё ушло, потому что я не мог держать руки при себе. Долги росли, и чтобы их отдать, я воровал снова. Замкнутый круг.

Я фыркнул, не глядя на него. Злость тлела — не на него, а на всё это. На его спокойный тон, на то, что он вообще тут сидит и грузит меня своими байками. Но я молчал, а он продолжал, будто не заметил.

— Однажды я наткнулся на него, — сказал Тлен, и его глаза — тёмные, с красными искрами — блеснули. — На самого Небулона. Решил ограбить. Думал, лёгкая добыча — какой-то тип в плаще, один, без охраны. Ошибка. Он меня поймал, как крысу. Я думал, всё, конец — сейчас башку мне размозжит, и дело с концом. А он… он просто посмотрел на меня. И предложил вступить.

Я повернулся к нему, прищурившись. Это что, шутка? Тлен хмыкнул, будто вспомнил что-то смешное, и кивнул на звёзды.

— Так просто, — продолжил он. — Без проверок, без вопросов. Сказал: «Иди со мной». Дал три правила: не предавать, не врать, не держать всё в себе. И всё. Надеялся, что я найду общий язык с остальными. Я тогда думал, он псих. Но выбора не было — либо с ним, либо в могилу. Я пошёл.

Я стиснул чашку сильнее, чувствуя, как металл гнётся. Злость кипела, но теперь к ней примешивалось что-то ещё — недоверие, может. Это что, его исповедь? Или очередная сказка, чтобы меня зацепить? Я вспомнил Шестерню, его слова про «Главу», и подумал: это он и есть, этот Небулон? Человек, что собрал их всех? Но я не верил. Не хотел верить.

— И что? — бросил я, голос хрипел от усталости и злости. — Стал большим человеком? Героем Небулонцев? Или просто вором в их шайке?

Тлен хмыкнул снова, но не обиделся. Его взгляд остался на звёздах, и он пожал плечами, будто ему было всё равно, что я думаю.

— Не героем, — сказал он. — Просто выжил. Небулон дал мне шанс, которого у меня не было. Я был никем — грязь под ногами. А он увидел что-то. Не знаю что. Может, просто пожалел. Но я пошёл за ним, и «Кольцо» стало моим домом.

Я выдохнул сквозь зубы, отворачиваясь. Злость гудела в груди, но я не знал, куда её деть. Его слова звучали слишком просто, слишком… честно? Нет, чушь. Он Небулонец, а я видел, что они делают — или что я думал, что они делают. Записи Шестерни всё перевернули, но я всё равно не мог ему верить. Не хотел. Это было слишком легко — жалкий вор, добрый Небулон, новый дом. Я стукнул чашкой по подоконнику, кофе плеснулся через край, и уставился на него.

— И зачем ты мне это рассказываешь? — рявкнул я. — Хочешь, чтобы я разрыдался и побежал к вам в объятия? Не выйдет.

Тлен посмотрел на меня, его глаза мигнули красным, и он чуть улыбнулся — не насмешливо, а устало.

— Не хочу, — сказал он. — Просто говорю, как было. Ты сидишь тут, весь в сомнениях, и думаешь, что можешь вернуться к своей Федерации. А я знаю, каково это — когда старого мира больше нет. Я через это прошёл. Ты — ещё нет.

Я стиснул зубы, чувствуя, как злость боролась с этой пустотой внутри. Он прав? Или опять играет со мной? Я не знал, и это бесило больше всего. Его слова резали, но я не хотел их слушать. Не хотел думать, что он может быть прав.

Тлен продолжал говорить. Его голос — хриплый, усталый — лился ровно, будто он рассказывал это не мне, а самому себе. Чашка в моих руках уже остыла, но я всё ещё сжимал её, чувствуя, как злость тлеет где-то внутри. Он не смотрел на меня, просто пялился в окно, и я ждал, что он скажет дальше, хоть и злился на себя за это.

— Я видел, как Небулон находил людей, — сказал Тлен, его броня мигнула красным. — Почти каждого он сам искал и принимал. Редко кто-то другой приводил новичков, но даже тогда их сразу вели к нему. Он почти никогда не отказывал. Казалось, у него вообще нет правил — бери кого хочешь, делай что хочешь. Будто Небулонцы — сборище хаоса, где каждый сам за себя.

Я фыркнул, не сдержавшись. Злость шевельнулась — это что, он их хвалит? Но Тлен только пожал плечами, будто привык к таким реакциям.

— Я так и не понял, почему всё не развалилось, — продолжил он. — Идеи Небулона держали людей. Они шли за ним, хотя могли проповедовать что угодно — хоть правоту Федерации, лишь бы не нарушать его три правила. Не предавать, не врать, не держать всё в себе. И всё работало. А я… я этого не понял. И сам себе всё испортил.

Я прищурился, глядя на него. Злость кипела, но теперь к ней примешивалось что-то ещё — любопытство, что ли. Он испортил? Это как? Тлен вздохнул, его глаза — тёмные, с красными искрами — потускнели, и он заговорил тише.

— Я был вором до мозга костей, — сказал он. — Не все это приняли. Кто-то смотрел на меня, как на грязь, но я отмахивался. Игнорировал их, держал претензии в себе. Мне часто не нравилось, как Небулонцы планируют задания. Их подход — слишком… чужой. Слишком открытый, слишком честный. Я привык действовать иначе, но молчал. Врал, когда спрашивали. Нарушал его правила, сам того не замечая.

Я стиснул чашку сильнее, металл скрипнул. Злость гудела, но я молчал, слушая. Он врал? Нарушал? Это что, его оправдание? Тлен посмотрел на меня, будто почувствовал мой взгляд, и продолжил.

— А потом Федерация меня нашла, — сказал он, его голос стал тяжелее. — Предложили вернуться. Я был обычным вором, никем, но они знали, что я в «Кольце». Обещали прощение, деньги, чистый лист. И я… не смог отказаться.

Я моргнул, отшатнувшись. Злость рванула наружу, и я уставился на него, не веря.

— Вернуться? — вырвалось у меня. — Ты сказал, что был просто вором. Какого чёрта Федерация вообще с тобой связалась?

Тлен хмыкнул, но в его ухмылке не было веселья — только горечь.

— Был вором, — кивнул он. — После того, как они меня кинули. Я же для них работал раньше — мелкие кражи, шпионаж, ничего серьёзного. А потом они меня сдали, повесили всё на меня, чтобы прикрыть свои задницы. Я сбежал, попал к Небулону. А когда «Кольцо» стало расти, Федерация снова меня нашла. Предложили вернуться, забыть старое. И я, как послушная шавка, согласился. Сдал своих новых друзей.

Я выдохнул сквозь зубы, чувствуя, как злость кипит, но теперь она была не только на него. Федерация? Это они его подкупили? Я вспомнил записи Шестерни — города в огне, крики, ложь — и подумал: а сколько таких, как Тлен, они использовали? Сколько продали, чтобы потом купить обратно? Я стукнул чашкой по подоконнику, кофе выплеснулся, и рявкнул:

— Ты предал их? После всего, что Небулон для тебя сделал? И сидишь тут, рассказываешь мне это, как будто я должен тебя пожалеть?

Тлен посмотрел на меня, его глаза мигнули красным, и он кивнул — медленно, устало.

— Я сам знаю, какую ошибку совершил, — сказал он, его глаза — тёмные, с красными искрами — потускнели. — Впервые видел Небулона таким… не злым, не бешеным — разочарованным. Он смотрел на меня, как будто я был последним куском дерьма, но всё ещё человеком. Забрал у меня многое — статус, место в «Кольце», доверие. Но не жизнь. Оставил всё, чтобы я мог идти дальше, даже устроиться неплохо. Только я не смог.

Я фыркнул, сжимая чашку так, что металл затрещал. Злость гудела, но теперь к ней примешивалось что-то ещё — раздражение, что ли. Он продолжал, не глядя на меня.

— После того, как предал всех, а потом был брошен всеми… я не встал на ноги, — сказал он. — Лицо Небулона — того, кто протянул мне руку, кто стал кем-то вроде друга — я не мог его забыть. Этот взгляд… Разочарование. Оно жгло хуже любого удара. Я пытался жить дальше, но всё, что было — «Кольцо», люди, цель — ушло. И я остался ни с чем.

Я покачал головой, отставляя чашку на подоконник. Злость рвалась наружу, и я не выдержал.

— И что? — рявкнул я, голос хрипел от усталости и ярости. — Зачем ты мне это грузить? Хочешь, чтобы я тебя пожалел? Посочувствовал? «Ох, бедный Тлен, как всё плохо»? Не выйдет. Мне плевать на твои сопли, ясно? Не знаю, зачем ты вообще тут сидишь и ноешь.

Тлен повернулся ко мне, его глаза мигнули красным, и он чуть улыбнулся — не весело, а устало, как будто ждал этого.

— Мне твоё сочувствие не надо, — сказал он спокойно. — Я не для этого говорю. Просто… я знаю, что никогда не смогу посмотреть Небулону в лицо. Не смогу извиниться. Он дал мне всё, а я плюнул ему в душу. И теперь это со мной навсегда. Но ты… ты хотя бы услышал. И мне этого достаточно.

Я стиснул зубы, глядя на него. Злость кипела, но его слова — такие простые, такие чёртовы честные — били куда-то глубже. Достаточно? Это что, его искупление? Рассказать мне, как он всё просрал, и успокоиться? Я фыркнул, отворачиваясь к окну. Звёзды сияли, холодные и фальшивые, и я чувствовал, как эта пустота внутри растёт. Он предал их, как Скверна предала меня. Или нет? Я не знал, и это бесило больше всего. Его история была как зеркало — не моё, но слишком близкое, чтобы просто плюнуть и забыть.

— Достаточно, значит, — буркнул я, голос дрожал от злости. — Ну и вали тогда. Раз тебе полегчало, рассказав мне свои байки, то проваливай. Я тут не для твоих исповедей сижу.

Тлен кивнул, медленно поднимаясь. Его броня загудела, красные полосы мигнули, и он шагнул к выходу, но остановился.

— Я не прошу тебя верить, — сказал он, не оборачиваясь. — И не прошу прощать. Просто… подумай, что тебе дальше делать. Ты не первый, кто теряет всё. Но ты ещё можешь выбрать.

Он ушёл, оставив меня одного. Дверь тихо щёлкнула, и я стукнул кулаком по подоконнику — сильно, так, что боль прострелила руку. Злость рвалась наружу, но я не знал, на кого её вылить. На Тлена? На Небулона? На себя? Его слова крутились в голове — про предательство, про выбор, про этот чёртов взгляд.

Я сидел у окна, пялясь в никуда, пока чашка остывала рядом. Тлен ушёл, его шаги затихли где-то в коридоре, а я остался один с этой пустотой и злостью, что гудела в груди. Звёзды за стеклом сияли, фальшивые и холодные, и я просто смотрел на них, пытаясь выкинуть его слова из головы. Предательство, Небулон, выбор — всё это крутилось, как ржавые шестерни, и бесило. Но чем дольше я сидел, тем тише становилась злость. Она не ушла, нет, просто притупилась, как старый нож. И в голове, наконец, начало проясняться.

Я прокрутил этот день — бой с Рагной, взрывы на полигоне, архивы Шестерни, Тлен с его исповедью. Всё смешалось в кучу, но теперь, когда эмоции угасли, я смотрел на это как-то иначе. И вдруг — чёрт знает почему — на губах появилась улыбка. Маленькая, кривая, будто крыша поехала окончательно. Небулонцы — эти психи с их шрамами, бронёй и странными правилами — вдруг показались… родными? Странное слово, дурацкое даже, но оно само всплыло. Рагна, что чуть не размолола меня, Шестерня с его «игрушками», Тлен с его историей — они были не такими, как Федерация. Не холодными, не лживыми. Живыми, что ли. Я фыркнул, качая головой. Это что, я теперь их фанат? Или просто усталость мозги плавит?

Не важно. Впервые за день я почувствовал что-то кроме злости — лёгкость, может. Слишком много вопросов, слишком много дерьма, но сейчас я не хотел копаться. Пусть будет как будет. Я откинулся на стену, закрыл глаза, и даже не заметил, как провалился в сон. Прямо тут, на подоконнике, без кровати, без всего. Просто вырубился, и фальшивые звёзды остались где-то за веками.

Утро пришло с резким тычком в плечо. Я дёрнулся, чуть не свалившись, и открыл глаза. Передо мной стояла Лира — невысокая, худощавая, с тёмными кругами под глазами и растрёпанными светлыми волосами. Её белый халат был мятый, как будто она всю ночь провозилась с чем-то, а в руках она держала планшет, что слабо светился. Она выглядела так, будто не спала неделю, но глаза — серые, острые — горели каким-то странным интересом.

— Просыпайся, герой, — сказала она, её голос был хриплым, но с ноткой сарказма. — Всю ночь не спала из-за тебя. Есть результаты.

Я потёр лицо, чувствуя, как шея затекла от этой дурацкой позы. Злость ещё дремала, но любопытство уже шевельнулось.

— Какие ещё результаты? — буркнул я, голос хрипел спросонья. — Ты кто вообще?

Она фыркнула, ткнув планшетом мне в грудь.

— Лира, лекарь, — бросила она. — И не просто лекарь. Пока ты тут сопел, я ковырялась в твоей СИСТЕМЕ. И знаешь что? Там такое, что мне кофе литрами пить пришлось, чтобы не вырубиться.

Я выпрямился, глядя на неё. СИСТЕМА? Эти «поломанные» строки? Злость где-то тлела, но теперь я хотел знать.

— И что ты нашла? — спросил я, стиснув зубы. — Говори уже.

Лира улыбнулась — криво, устало — и махнула планшетом.

— Скоро узнаешь, — сказала она. — Но для начала встань. Это не разговор на пять минут.

Я поплёлся за Лирой, хрустя шеей и пытаясь разогнать сонную муть в голове. Она шагала быстро, её мятый халат хлопал по ногам, а планшет в руках мигал, как будто торопил её. Мы спустились по коридору, свернули пару раз, и наконец она толкнула дверь. Лаборатория — так я это назвал бы. Помещение было забито железом: медицинские сканеры, терминалы, какие-то штуки с проводами и экранами. В центре стоял стол, вокруг которого толпились Небулонцы — знакомые лица. Рагна, громоздкая, как танк, скрестила руки, Шестерня возился с чем-то в углу, Тлен прислонился к стене, а Скверна — Тэна — стояла ближе всех, её глаза горели. Видимо, всем было интересно, что Лира раскопала.

Я вошёл, чувствуя, как злость тлеет где-то на краю. Что за цирк? Лира махнула мне на стул посреди комнаты — металлический, холодный, с кучей датчиков. Я плюхнулся, скрестив руки, и буркнул:

— Ну? Выкладывай уже, что нашла.

Лира ткнула в планшет, её серые глаза пробежались по данным, и она заговорила, не глядя на меня:

— Я полночи копалась в твоей СИСТЕМЕ. И вот что скажу: кто-то в ней основательно поковырялся. Профессионал, не любитель. Почти всё изменено, занижено — причём так сильно, что я не понимаю, как такого зверя вообще поймали.

Я моргнул, пытаясь врубиться. Зверя? Это она про меня? Злость шевельнулась, но её перебил голос Скверны. Тэна шагнула вперёд, её лицо озарила улыбка — слишком довольная, слишком знакомая.

— Я же говорила! — выпалила она. — Дарен — тот самый! Я была права!

Лира бросила на неё острый взгляд и подняла руку, обрывая её ликование.

— Спокойно, — сказала она, её голос стал жёстче. — Мы не знаем, кем он был раньше. Кто-то поработал над ним так, что я даже близко не могу восстановить оригинал. Это не просто сбой — это умышленная переделка. Я ничего не могу изменить, пока СИСТЕМА сама не даст какой-то…

Она замолчала, глядя на сканер в руке. Тот мигнул красным, и её глаза сузились. Я почувствовал, как кругляш на затылке нагрелся — резко, почти обжигая. Лира закрыла глаза, будто прислушиваясь, и пробормотала:

— Подожди немного.

А потом меня дёрнуло. Как будто ток прошёл через всё тело — от шеи до ног. Я качнулся, чуть не свалившись со стула, и схватился за голову. СИСТЕМА взорвалась светом перед глазами — мигающие строки, хаос символов, пока всё не замерло. Я уставился на интерфейс, и внутри всё сжалось. Там были они — те «поломанные» строки, что я видел вчера. Теперь чёткие, ясные:

Амнезия и скрытая личность, а ниже, в навыках, — усиление дебафов… Это что, плановый осмотр? Тот который мне все твердили регулярно применять? Это… Я выдохнул сквозь зубы, чувствуя, как злость рвётся наружу.

— Это что за хрень? — рявкнул я, глядя на Лиру. — Амнезия? Скрытая личность? Кто это сделал?

Лира открыла глаза, её лицо было бледнее обычного. Она посмотрела на меня, потом на сканер, и медленно сказала:

— Не знаю кто. Но это не баг. Тебя переписали. Занизили всё, что могли — силу, память, даже личность. Кто-то хотел, чтобы ты был… меньше, чем ты есть.

Скверна шагнула ближе, её голос дрожал от возбуждения:

— Я же говорила! Ты один из нас, Дарен!

Я замер, глядя на них. Федерация? Меня переписала Федерация? А на самом деле я из Небулонцев? И поэтому Сверна за мной так увязалась? Злость боролась с этой чёртовой пустотой, и я не знал, что думать. Лира шагнула ко мне, её планшет мигнул.

— Я могу попробовать починить, — сказала она. — Но это не быстро. И не факт, что получится.

— Что мне делать? Чтобы ты это починила. Говори.

Лира подняла взгляд от планшета, её серые глаза — усталые, но острые — встретились с моими. Она постучала пальцем по экрану, и голос её стал серьёзнее, чем раньше:

— Мне придётся залезть в самые подкорки твоей СИСТЕМЫ. Глубоко, до основы. Раньше я бы даже не сунулась — слишком всё там структурировано, как крепость. Один неверный шаг — и конец. Но теперь… — Она замолчала, прищурившись, и посмотрела на меня, будто впервые видела. — Не знаю, чем ты вчера занимался, но это её встряхнуло. СИСТЕМА сама начала бороться с внешним вмешательством. Эти «поломанные» строки — её попытка вытолкнуть то, что в ней закопали. Я могу помочь, подтолкнуть процесс.

Я фыркнул, чувствуя, как кругляш на затылке нагрелся. Вчера? Бой с Рагной, взрывы, архивы, Тлен — всё разом, видимо, и долбануло по ней. Злость тлела, но любопытство гнало вперёд.

— И что? — буркнул я. — Как это будет? Выкладывай уже.

Лира шагнула ближе, её планшет мигнул, показывая схему СИСТЕМЫ — мою СИСТЕМУ, с кучей красных линий и мигающих точек. Она ткнула в экран, и голос её стал холоднее:

— Одна проблема. Процедура медленная. Очень. Тебе придётся лежать абсолютно неподвижно — ни дёргаться, ни вставать, ничего. Я подключу тебя к сканеру, запущу восстановление, и мы будем ждать, пока СИСТЕМА сама разберётся с блоками. Это займёт часы, может, сутки. И ещё: начнём — и обратного пути нет. Прервём — и либо ты сдохнешь, либо твоя СИСТЕМА сломается окончательно. Без вариантов.

Я замер, глядя на неё. Злость вспыхнула — не на неё, а на это всё. Сдохнуть? Сломать СИСТЕМУ? Это что, теперь мой выбор — рискнуть всем или остаться с этим туманом в голове? Я вспомнил записи Шестерни, крики на Ксавир-3, слова Тлена — и понял: мне надо знать. Надо вытащить правду, даже если это меня угробит. Подозрения шевелились, но я их задавил. Небулонцы могли врать, могли играть, но я чувствовал: Лира не врёт. Её усталые глаза, её тон — это было настоящее.

— Ладно, — выдохнул я, стиснув зубы. — Делай. Но если это подстава, я вас всех с собой заберу.

Лира хмыкнула, почти улыбнувшись, но тут же стала серьёзной.

— Не подстава, — сказала она. — Просто риск. Ложись сюда, — она кивнула на стол с датчиками. — И не дёргайся. Начнём сейчас.

Я посмотрел на стол — холодный, металлический, с проводами, что торчали, как змеи. Рагна хмыкнула из угла, Скверна уставилась на меня, как на трофей, Шестерня что-то щёлкнул в своей броне, а Тлен просто молчал. Злость тлела, но я шагнул вперёд и лёг. Желание понять било через край, и я не собирался отступать. Лира подключила датчики — холодные штуки прилипли к вискам, шее, груди. СИСТЕМА загудела громче, и я почувствовал, как она ждёт — или я это себе придумал?

— Готов? — спросила Лира, её пальцы замерли над планшетом.

— Давай уже, — бросил я, глядя в потолок. — Хочу знать, кто я такой.

Я лежал на этом проклятом столе, чувствуя, как датчики впиваются в кожу — холодные, липкие, везде: виски, шея, грудь. Лира стояла рядом, её пальцы замерли над планшетом, и я видел, как она выдохнула, прежде чем ткнуть в экран. Сканер загудел — низко, глубоко, как движок перед запуском. Я стиснул зубы, готовясь, и вдруг тело начало отключаться. Не резко, а медленно, как будто кто-то вырубал меня по частям. Ноги стали тяжёлыми, руки не шевелились, даже пальцем двинуть не мог. Но я был в сознании — видел лабораторию, слышал гудение приборов, смотрел на Лиру и остальных. Только говорить не мог, рот будто зашили. Злость тлела, но я не мог её выплеснуть — оставалось только ждать.

Лира посмотрела на меня, её серые глаза мигнули, и она кивнула:

— Всё по плану. СИСТЕМА откликается. Не паникуй, просто лежи.

Я хотел фыркнуть, сказать что-то вроде «легко тебе говорить», но язык не шевелился. СИСТЕМА загудела в голове — громче, чем обычно, и перед глазами замелькали строки. Вспышки — слабые, мутные — начали проступать: обрывки лиц, голоса, что-то знакомое, но далёкое. Я пытался ухватить их, но они ускользали, как дым. Злость шевельнулась — это что, всё, что я получу? Но процесс шёл, и я чувствовал, как кругляш на затылке жжётся, будто что-то внутри ломается и чинится одновременно.

А потом всех тряхнуло. Резко, сильно — как будто станция врезалась во что-то. Я чуть не слетел со стола, но тело не двинулось — датчики держали, как цепи. Лира качнулась, схватившись за планшет, Рагна выругалась, едва устояв на ногах, а Шестерня подскочил к терминалу в углу. Скверна вцепилась в стену, её глаза расширились, а Тлен напрягся, его броня загудела. И тут же — вой. Тревога, громкая, режущая, заполнила всё. Свет мигнул, стены задрожали, и я почувствовал, как сердце рванулось в груди, хоть и не мог пошевелиться.

— Какого чёрта⁈ — рявкнула Рагна, её голос перекрыл шум. — Что это?

Шестерня уже был у терминала, его линза замигала красным, пальцы забегали по экрану.

— Нападение, — прогудел он, его голос был резким, как металл. — Федерация. Они нашли базу. Флот на подходе.

Я лежал, глядя в потолок, и злость рвалась наружу, но я был как камень. Федерация? Это что, Грейс? Вектор? Они пришли за мной? Или за «Кольцом»? СИСТЕМА загудела громче, вспышки в голове ускорились — крики, взрывы, чьи-то руки — но я не мог разобрать. Лира стиснула планшет, её лицо побледнело, и она бросила взгляд на меня.

— Держись! — крикнула она, перекрывая тревогу. — Процесс идёт, не могу остановить!