Кольца вероятности

Глава 3

— Михаил.

Я снова не понял и нахмурился. Незнакомец поморщился и пояснил:

— Я — Михаил.

— Антон, — машинально сказал я в ответ. — Антон Васильевич.

Мужчина, представившийся Михаилом, коротко хмыкнул:

— Антон Васильевич, значит. Хорошо, Антон… Васильевич, скажу тебе прямо… Ты самый настоящий кретин, Антон Васильевич! Какого черта тебе понадобилось нацепить на руку кольцо вероятности?

— Что?.. Какое еще кольцо?

— То самое. — Михаил ткнул пальцем в мое распухшее запястье. — Я не понимаю, зачем ты его вообще взял, а надеть его — это же верх безумия. Тебе жить надоело?

— Но… Я… Послушайте, я ничего не понимаю. При чем тут какое-то кольцо? Я же ничего не знал. Нашел в почтовом ящике… Но я же пытался от него избавиться. Два раза выбрасывал из окна…

Михаил скривился:

— Заткни фонтан, Антон Васильевич. Ты даже не представляешь, какие проблемы ты породил самим своим существованием.

— Вы хотите, чтобы я его отдал? Да пожалуйста… Только подскажите, как его снять.

Он пугал меня. Пугал до дрожи в коленках. Я не боялся тех ослов с автоматами, но этот безоружный мужчина, который был старше меня вдвое и выглядел как сухая былинка, страшил меня до дрожи в коленках. И я был готов сделать все, что угодно, только чтобы убраться отсюда живым. И, по возможности, здоровым.

— Да никак. Для тебя обратного пути нет. Снять кольцо невозможно.

— То есть как? А если в больнице…

— Только вместе с рукой, — устало буркнул Михаил, приваливаясь к холодной стене подвала. — И уж конечно, мы не позволим тебе попасть в больницу.

— Как?.. Но почему?

— Потому что нам нужно кольцо. Кольцо, которое ты сдуру напялил!

— Забирайте его. Мне оно не нужно. Совсем.

Я протянул руку в сторону своего собеседника, в душе надеясь, что тот сейчас скажет какое-нибудь волшебное слово, и я вновь почувствую на руке холодный металл браслета. А потом я отдам это кольцо и забуду обо всем этом как о кошмарном сне. Вот только это был не сон. А жаль…

В руке Михаила снова блеснул нож. Острие уперлось мне в запястье. Я почувствовал, как по спине пробежали мурашки, и вздрогнул. Нож чуть отпрянул, но только для того, чтобы снова кольнуть теперь уже чуть сильнее.

— Хочешь, чтобы я забрал кольцо? Пожалуй, я так и сделаю. Только сначала придется тебя связать и заткнуть рот, чтобы не орал. Мы же не хотим привлекать внимания?

Мамочки! Я резко отдернул руку, даже не посмотрев на украсившую ладонь глубокую царапину. Боже мой, какая царапина, мне же сейчас руку отрежут!

— Э-э… Нет, я не согласен.

Нож исчез.

— Ладно, пока не будем прибегать к крайним мерам. — Михаил вздохнул. — Хотя, поверь мне, парень, потерять руку для тебя сейчас самый безболезненный выход из положения. Альтернатива — лишиться головы. Так что выбирай сам.

Некоторое время я сидел молча, пытаясь разобраться в своих мыслях. Дыхание перехватывало. Нет! Рука мне еще пригодится. И голова тоже… Что же делать?

Михаил чуть дрожащей рукой вытащил из кармана какую-то металлическую коробочку. Открыл. Вытряхнул небольшую белую капсулу, несколько долгих мгновений тоскливо смотрел на нее, а потом со вздохом отправил в рот. Поморщился и сглотнул.

— Значит так, Антон Васильевич. Сейчас мы с тобой встанем и выйдем из подвала. За домом стоит машина. Мы садимся и едем в Екатеринбург. Оттуда в Москву. Дальше — посмотрим.

— Эй! Я не собираюсь в Москву… Он только фыркнул:

— А разве твое мнение кто-то спросил? Вчера не собирался, а сегодня — поедешь.

Вот так. Все просто и предельно ясно. Или я подчиняюсь им, или остаюсь в этом подвале в виде расчлененного трупа. Или сбегаю… Только как?

Будь проклят тот день, когда я нашел этот браслет!

На ступени упала чья-то тень. Я обернулся. У дверей стоял тот самый прилизанный хлыщ, который подловил меня у памятника Ильичу.

— Они здесь, — коротко сказал он.

— Твою мать… — Михаил коротко ругнулся и встал. — Сколько?

— Трое.

— Кольца?

— Ни одного.

Михаил сжал зубы и прошипел что-то неразборчивое.

— И на что же они надеются? Ладно, будь здесь, а я пока осмотрюсь.

Темный подвал. Узкая полоса света, пробивающаяся сквозь дверной проем, и окаймляющая его тьма. На улице уже смеркалось. Со своего места я видел медленно темнеющее небо. Часов одиннадцать, наверное…

Даже не пытаясь подняться со ступенек, я огляделся. Так-так. Должен же из этого подвала быть другой выход. И он есть. Конечно, есть, иначе я могу серьезно пострадать, а о таком варианте даже задумываться как-то не хочется.

Время делать ноги. Хотя что можно предпринять под дулом автомата? А если…

Волна боли хлынула из левого запястья, затопив руку противной слабостью. В висках закололо…

Какие-то голоса. Кажется, двое спорят. Горячо и яростно. Едва различимый звук удара, и сразу же приглушенный вопль — кажется, кто-то получил палкой вдоль хребта. Парень с автоматом напрягся, повел ствол в сторону, но тут же вернул его обратно. Дуло по-прежнему смотрело мне в живот. Вот только глаза у моего охранничка забегали, а в их глубине вспыхнула искорка страха.

Господи, да он пацан еще! Сколько же ему лет? Семнадцать? Восемнадцать? Мальчишка, играющий в войну. Вот только мне было ясно, что он совсем не играет. Он действительно готов убивать… и умереть ради какого-то своего идеала.

Снаружи послышался громкий хлопок. Потом еще один. Мальчишка вздрогнул. И только тогда я понял, что это выстрелы.

Боже мой… Господи… Обещаю поставить свечку, если выберусь отсюда живым… Если честно, в этот момент я был готов пообещать все что угодно.

Еще один выстрел. Ну хоть бы милиция приехала. Неужели никто из жильцов этого дома еще не сообщил, что у них во дворе перестрелка?

Снова боль в запястье. Грохот автоматной очереди.

Присматривающий за мной молодчик подпрыгнул и обернулся, чуть не выронив свой «узи». И тогда я бросился на него. Он почти не сопротивлялся. Оружие выпало из его рук и скатилось вниз по лестнице, канув в темных глубинах подвала. Оставив парня корчиться на холодных ступеньках, я вылетел во двор, откуда все еще доносились редкие хлопки выстрелов.

И сразу же попал в ад.

На тротуаре лицом вниз лежал тот самый мужик, который вместе с пацаном сопровождал меня до подвала. На спине виднелось темное влажное пятно. Рядом валялся автомат. Еще одно тело чуть дальше — у самых кустов. Я так и не разглядел, кто это был. Просто понял — это человек. Тот, кто еще несколько минут назад был живым и дышащим. Я заметил щербины на стене, оставленные пулями. Увидел разбитое шальной пулей окно первого этажа. Разглядел засевшего за старой афишной тумбой человека с пистолетом в руках. Увидел безумные глаза встающего из кустов Михаила и его указующий на меня палец.

Удивительно, сколько много может увидеть и осознать человек за какую-то долю секунды.

Пригнувшись, я метнулся по двору. Господи, только бы никто из этих придурков не решил попрактиковаться в меткости на моей бренной шкуре.

Ну как же то… Я услышал два или три выстрела. Готов поспорить — это стреляли в меня. В меня!

Уже почти свернув за угол, я почувствовал, как обожгла щеку каменная крошка, и краем глаза увидел, как буквально в двух сантиметрах от моей головы впилась в стену пуля.

— Не стрелять!!

Кто это кричал, я так и не понял. В эту минуту я был занят одним — удирал со всех ног. Драпал так, словно за мной черти гнались.

На улице было уже совсем темно, когда я подходил к своему дому. На небе красивой россыпью виднелись многочисленные звезды, но мне было не до них. Любоваться величественной картиной ночного неба можно и в другое время. Когда за мной не будут гнаться вооруженные автоматами бандиты.

Перед этим я пропылил через весь город. Несся как сумасшедший, не глядя, куда ноги несут. И только одна мысль казалась мне здравой — не бежать домой. Если они еще не знают, где я живу, не стоит показывать им дорогу. А если знают?.. Я нервно поежился. Прохладный воздух освежал разгоряченное тело.

Сердце молотом бухало в груди. Горло саднило. Только что я пробежал не меньше пяти километров. Блин. Я же не спецназовец и не спортсмен-легкоатлет. Для меня пять километров бегом — это уже подвиг. Остановился я, только когда мимо замелькали частные дома и дачи. Пригород.

Обратно я шел неспешно, поминутно оглядываясь и стараясь выбирать для дороги самые запутанные переулки. Пролезал в дыры, перепрыгивал через заборы, продирался сквозь кусты. И при этом вздрагивал от каждого шороха, от собачьего лая, от негромкого разговора случайных прохожих. Хорошо хоть стрельба прекратилась. Первое время, когда я бежал, выстрелы позади все еще были слышны, потом все стихло. Я искренне надеялся, что эти типы поубивали друг дружку.

Вот я уже и почти дома. Осталось подняться по лестнице, открыть дверь… И месяц не вылезать из своей квартиры. Или даже год.

Оглядевшись по сторонам, я поднес руку к кнопке звонка. Надавил. Прислушался к донесшимся изнутри птичьим трелям. Сейчас дверь откроется и…

Оля. Оленька. Сейчас я попрошу у тебя прощения. За все, что сделал и чего не делал. За то, что ты возишься с таким искателем приключений на свою шею. Потом мы ляжем спать. А утром уедем куда-нибудь. Поедем к твоей маме в Новосибирск. Или к дядьке на Волгу.

Дверь открылась. Я машинально шагнул вперед и…

Кто это?!

А в следующую секунду могучий удар чуть не свернул мне челюсть.

Опомнился я, стоя на четвереньках. Голова гудела, как после удара кувалдой. Перед глазами плыл какой-то туман.

Кто-то довольно грубо втолкнул меня в комнату и захлопнул дверь. Щелкнул замок. Теперь я в плену у себя дома. Но кто же тюремщик?

Чьи-то руки схватили меня за плечи и толкнули в кресло. Потом на мою многострадальную голову вылился, наверное, целый океан воды. Кресло и ковер серьезно пострадали, зато в глазах прояснилось и звон в ушах утих до едва заметного шелеста.

Первое, что я увидел, проморгавшись и сфокусировав взгляд, — это два дула, направленные на меня. Два глаза смерти, принадлежавшие обычным армейским «калашам». О господи… Снова!..

В комнате находилось четыре человека, ну и плюс, конечно, мы с Ольгой. Четверо бандюганов, которых я сюда совсем не приглашал. Трое смотрели на меня, а последний держал на мушке мою жену. Ольга сидела на диване. Бледная, напряженная и перепуганная до полуобморочного состояния. С разбитой в кровь губой. Во мне на мгновение поднялась волна жгучей ненависти, впрочем, быстро сгинувшая под холодными взглядами стоящих передо мной людей.

— Сиди тихо. — Один из налетчиков, необычайно худой, ну прямо скелет, шагнул вперед и, схватив меня за руку, принялся изучать опухоль на запястье.

Черт возьми! И эти туда же.

— Ребята… Ваши друзья меня уже осматривали. Там. В парке…

— Заткни поддувало! — рявкнул тощий, не отрывая взгляда от моей бедной руки. И добавил уже тише: — Глотки надо резать таким друзьям.

И тут я узнал его. Это был тот самый мотоциклист, которого я несколькими днями раньше видел у подъезда. Но тогда он щеголял в рваной майке и ездил на дребезжащем «урале», а сегодня вырядился, как новый русский. Только золотой цепи на шее недоставало. И почему-то я был уверен, что приехал он не на разваливающемся драндулете, а на каком-нибудь шикарном «мерседесе».

Худой мотоциклист недовольно скривился и поднял на меня взгляд.

— И что же мне делать с тобой, придурок?

Вопрос, судя по всему, в ответе не нуждался. И поэтому буквально просящуюся на язык фразу я удержал. А может быть, решающую роль в угасании моего красноречия сыграло смотрящее мне прямо между глаз дуло автомата?

— Целиком или по частям? — пробормотал тощий. — Вот в чем вопрос… А ты, Алик, как считаешь?

Один из ворвавшихся в мою квартиру бандитов опустил свой автомат:

— Нье зовьи мьеня Аликом. Йа есть Альберт. И давай оставьим этот запутанный йазык.

Акцент чудовищный. Я обалдело разинул рот. Иностранец!

— Как скажешь. — Тощий перешел на какой-то непонятный мне язык — кажется, немецкий, если я правильно понял — и обменялся с иностранцем несколькими фразами.

Судя по интонации и бросаемым в мою сторону недовольным взглядам, решалась моя судьба. Причем мнение иностранца было гораздо более кровожадным, чем у моего соплеменника. Если бывший мотоциклист показывал всего лишь на руку, то чертов фриц, кажется, сразу предлагал перерезать мне горло.

О черт! Черт возьми! Снова та же история.

— Фьодор, это нье есть разумно. Проще забрайть кольцо, а нье тащить этого олуха через три границы.

— А потом ждать, когда кольцо очистится от эмоционального фона бывшего хозяина? Слишком долго… Знаешь что, давай позвоним шефу.

Тощий вытащил из кармана мобильник и протянул иностранцу. Тот несколько секунд недовольно смотрел на телефон, потом взял и вышел в коридор. Вскоре оттуда послышались лающие звуки непонятного языка. Мотоциклист, плюхнувшись в кресло, молча ждал, нетерпеливо барабаня пальцами по подлокотнику.

Вернулся иностранец:

— Босс сказайл: дейсвовайть по обстановке, но лучье кольцо, чем чьеловек.

Тощий пожал плечами и повернулся ко мне:

— Где у тебя топор?

— 3-зачем?

— Ты же не хочешь, чтобы мы пилили твою руку кухонным ножом? Знаешь, это очень долго и болезненно, — проникновенно сообщил он мне.

Кажется, на мгновение я лишился чувств. По крайней мере, я так и не смог вспомнить, как в комнате появился еще один человек. Возможно, раньше он прятался на балконе или вошел через дверь с улицы. Хотя, может быть, залетел и через окно — я теперь уже ничему бы не удивился. Врастающие в кожу браслеты, магия удачи и головорезы-психопаты, только и мечтающие, как оттяпать мне руку.

Господь Всемогущий! За что мне все это?

— Идут.

— Сколько?

— Не знаю. Все. С ними Шимусенко.

— Твою мать… — Тощий кивнул в мою сторону: — Присмотри за этим, чтобы не лез под руки. Если что — стреляй, не раздумывая.

— А его жена?

— Ее можешь оставить. Она нам без надобности.

Бандит кивнул. И уже через секунду я смотрел прямо в дуло массивному тупорылому пистолету, извлеченному на свет из кармана.

Я сидел в кресле, застыв как изваяние. Даже, кажется, не дышал. Сейчас этот урод нажмет на спуск, и я… Прости прощай белый свет.

— Глушителя нет, — пожаловался мой потенциальный убийца. — Услышат.

— Плевать. Одним выстрелом больше, одним меньше. Какая разница. Сейчас здесь и так та еще война будет. И… Знаешь что, пристрели его лучше прямо сейчас, пока не началась пальба.

Я закрыл глаза, готовясь умереть. Сил больше не оставалось. И только рвущая на части мое тело боль да предательская слабость, затопившая мое тело вязкой волной безразличия. Сейчас я умру и…

Хлопки выстрелов прервали мои мысли. Почему я еще жив? Пришлось открыть глаза, чтобы все выяснить.

А жив я был потому, что стреляли не в меня. Кто-то снаружи, желая попасть в квартиру, выбил несколькими пулями наш хлипкий замок. И одна из пуль, видимо, срикошетировав, неведомо каким образом попала в руку тому типу, что собирался вышибить мне мозги. Теперь же ему резко стало не до этого. Пистолет валялся на полу, а сам он с перекошенным лицом попятился куда-то в сторону.

Дверь с треском распахнулась, и внутрь влетел один из моих старых знакомых, встреченных сегодня в парке. Пистолет в его руках несколько раз изрыгнул огонь, прежде чем автоматная очередь положила конец глупому геройству. Беднягу отбросило назад. Со звоном разлетелась осколками Олина гордость — большое зеркало, висевшее у нас в прихожей.

Кубарем скатившись с кресла, я столкнул окаменевшую в ужасе Ольгу с дивана и буквально впихнул ее под стол.

А я? Как же я?

Автоматная очередь разодрала обои прямо над моей головой. От подвесного шкафчика отлетело несколько щепок. Еще выстрелы! Один из обороняющих мою квартиру преступных элементов упал с расколотым черепом. Комната медленно наполнялась запахом пороха.

Дальнейшее слилось для меня в какой-то сумбурный кошмар. Я запомнил только отдельные картины развернувшегося в моем собственном доме побоища. Иностранец с автоматом в руках, поливающий темный дверной проем свинцом. Расщепляющие наш старый шифоньер пули. Битое стекло на полу — остатки окон. Сползающий на пол паренек, от которого я смылся в подвале. Спина, оставляющая на стене кровавую полосу. Изумленно-испуганные глаза. Навек застывший взгляд.

В голове билась только одна мысль: «Ольга. Только бы ее не зацепило. Только бы не шальная пуля. Оля… Сиди под столом. Не шевелись. Уцелей, пожалуйста! Оля…»

Периодические вспышки острейшей боли в ноющем запястье заставляли меня глухо постанывать и скрипеть зубами. Сознание ускользало. Что это за звуки? Только потом я понял, что это кричала Ольга.

Совсем рядом, бросив на меня обвиняющий взгляд, упал еще один бандит. Развороченная автоматной очередью грудная клетка представляла собой ужасающее зрелище. Кровь брызнула во все стороны.

И, глядя на свои окровавленные руки, я… кажется, я что-то закричал, вскочил на ноги, метнулся к дверям, даже не соображая, что именно оттуда и ведется стрельба. Оттолкнул валящийся на меня труп и… Очутился лицом к лицу с тощим мотоциклистом.

На меня уставились замутненные яростью глаза, в которых на мгновение вспыхнула искорка страха. Тощий отшатнулся, машинально прикрываясь руками. Если бы я мог в тот момент думать, то наверняка заинтересовался бы тем, почему это я вызываю у него такой явный испуг, но… Но я был не способен к логическому мышлению в момент, когда вокруг свистели пули. И вместо того чтобы врезать тощему по шее, я дал ему время опомниться.

На его лице появилось презрительное расчетливое выражение. Ужас в глазах исчез, сменившись холодной яростью. И, глядя, как медленно поднимается пистолет, я наконец-то отчетливо осознал, что именно в этот момент и решается моя судьба.

Не знаю, что меня подтолкнуло. Я прыгнул. Сиганул в окно. И уже перелетая через усеянный осколками стекла подоконник, понял, что это конец.

Четвертый этаж. Разобьюсь всмятку.

И тут пришла боль. Такая боль, равной которой я еще не знал. Она исходила из моей левой руки. Я хотел заорать, но не смог. Хотел вдохнуть, но не смог. Хотел дернуться, но не смог.

Перед глазами вновь всплыло улыбающееся лицо Ольги.

И все это за те доли мгновения, когда я летел вниз к земле.

Я упал на что-то мягкое и вязкое. Что-то пахнущее так омерзительно, что перешибало дыхание. И это что-то медленно ползло мимо моего дома.

Чудовищным усилием воли подняв голову и поняв, что только что воткнулся задом в грузовик с навозом, я потерял сознание.

Что делал груженный сельскохозяйственными отходами грузовик посреди города? Кому так срочно понадобился навоз, что его пришлось везти ночью? Как меня угораздило выпрыгнуть прямо в кузов? Я не задавался этими вопросами, приняв вещи такими, какие они есть. Только одна мысль грызла меня все сильнее и сильнее с каждой минутой.

Ольга. Как там моя Оля? Я оставил ее в самом пекле, трусливо выпрыгнув из окна, как застигнутый мужем любовник. Что же делать? Вернуться? Но как?

С трудом продрав глаза, я увидел над собой усыпанное звездами небо и лениво плывущий в недосягаемой высоте месяц. Машина медленно тряслась по проселочной дороге, а вокруг простиралось серебристое в лунном свете поле, засеянное какой-то зерновой культурой. Красивейшее зрелище, насладиться которым я никак не мог. Во-первых, потому что вокруг стоял такой аромат, что хотелось немедленно удавиться. А во-вторых, у меня все тело ломило так, будто… будто я только что шмякнулся с четвертого этажа.

Сколько времени мне пришлось проваляться по уши в побочном продукте скотоводства, я не знал. Где я сейчас — даже не догадывался. Куда еду — неизвестно.

Грузовик замедлил ход и задребезжал, переезжая какие-то колдобины. Я тяжело поднялся, перевалился через борт и кулем рухнул на землю. Обернулся. В ночи виднелись два красных фонаря уходящей машины, и я провожал их взглядом, пока они не исчезли из вида.

Я остался один. Ночью. В поле. Перемазанный с ног до головы. С погоней на хвосте — в этом я ни на секунду не сомневался. Залечь бы куда-нибудь… Вот только сейчас меня любой дурак с легкостью найдет. По запаху.

Кое-как отчистив лишь лицо, я побрел в сторону от дороги. Незрелая пшеница шевелилась под слабым дуновением ветерка. Я шел, с трудом переставляя ноги. Все тело отчаянно ныло. В запястье левой руки образовался комок жгучей боли. Силы вытекали из меня, как вода из дырявого ведра.

Споткнувшись, я упал на колени. А потом — какого черта — ткнулся носом в землю. Слабо пахло сеном, хотя, конечно, не только…

Успев только перевернуться на спину и мимолетно взглянуть в ночное небо, я уснул.

О-ой… Больно!..

Сидя посреди пшеничного поля, я мрачно осматривал свое избитое тело и подсчитывал синяки. Впрочем, большинство из них невозможно было разглядеть под слоем засохшей корки навоза. Но болело у меня абсолютно все, так что, наверное, досталось мне вчера основательно.

На общем фоне особенно выделялась левая рука, безобразно распухшая и посиневшая почти до самого локтя. На запястье ободом выделялась широкая полоса белесой кожи над утонувшим в моей плоти браслетом, фиолетовые росчерки вен выпирали из кожи, будто стараясь ее прорвать.

Черт. Я же почти ничего не помнил. Тот еще денек вчера был. Сначала в парке, потом дома. Помню, стреляли, жмуриков помню, квартиру мою разнесли. Я из окна выпрыгнул… Ольга! Как там Ольга?!

Я встал. Голова кружилась. Перед глазами плыли какие-то круги. Восходящее солнце молотом ударило в глаза. Больно-то как… В какой же стороне город?

Вокруг никого. Только поле, да далеко в стороне виднелся какой-то лесок, а возле него тонкая ниточка шоссе. Вот туда и пойду. Эх, машину бы остановить. Только это вряд ли. Ни один нормальный человек не посадил бы рядом с собой такого, как я. Грязный, вонючий, избитый и, вообще, чуть живой. Я бы точно не посадил. Разве что только в кузов какого-нибудь грузовика.

Господи, как же я в городе-то появлюсь? Ужас!

Стоп! Кто сказал, что мне вообще надо в город? А куда же еще? Но разве тебе мало? Хочешь снова влипнуть в проблемы? Второй раз может так не повезти. Но что же тогда делать? Ждать? Бросить все? Там же Ольга! Я должен вернуться! Я должен ей помочь! Там не только Ольга. Там еще и ловушка. Если тебя пристрелят, Ольге лучше не станет.

Думай… Думай. Думай!

Блин горелый! Как же у меня голова трещит!

Мысленно беседуя сам с собой, я добрался до шоссе и… Сел неподалеку под деревом, раздумывая, что же делать дальше. Мимо одна за другой проносились машины. Движение было весьма оживленным. Мчались многочисленные легковушки. Во множестве шли тяжелые фуры. Проехал междугородний автобус.

Выйти к дороге? Голосовать? Так ведь никто не остановится. Надежнее всего двигать своим ходом. Только в какой стороне город? Сейчас сориентируюсь. Ага, похоже, там.

Я встал и медленно побрел вдоль дороги. Голова была как чугунная — ни одной мысли. И при этом как-то само собой сложилась мысль о том, что мне надо заглянуть домой. Кто я сейчас? Без документов, без денег, грязный, как черт. И Ольга. Там моя жена!

Солнце безжалостно палило макушку. Жарко. Слишком жарко. Грязное тело невыносимо чесалось и зудело так, что хотелось выть. В горле пересохло. Эх, сейчас бы водички.

С утра я, пожалуй, отмахал километров пятнадцать. Если учесть мое состояние, то это было очень и очень немало. Я брел по обочине, едва переставляя ноги, и изредка махал рукой, пытаясь остановить какую-нибудь из машин. Никто даже и не думал обращать внимание на перемазанного придурка в рваной одежде. Чего и следовало ожидать.

Но выбора у меня не было.

Одно радовало. По крайней мере, эти места я узнавал. Отсюда до города оставалось километров двадцать. То есть я не покрыл еще и половины пути. Возможно, такими темпами я доберусь до дома… ну, к примеру, дня через два. Зато двигался я в правильном направлении, и это уже хорошо.

Идущая мне навстречу иномарка вдруг вильнула и, бесстыдно подрезав какого-то задрипанного «жигуленка», выехала на обочину. Прищурив слезящиеся глаза, я внимательно следил за ней. Впечатление было такое, будто за рулем сидел вконец пьяный водила.

«Форд» визжа тормозами, остановился метрах в пяти от меня. Дверка медленно открылась. На душе стало как-то тоскливо. Ничего хорошего я от этих граждан, скрывавшихся за тонированными стеклами, не ожидал. Ну чего надо таким, как они, от подобного мне? Почесать кулаки о харю?

— Что стоишь? Иди сюда. — Голос был хриплый, дрожащий и неуловимо знакомый. Где-то я его уже слышал.

Я подошел ближе и уставился на вылезшего из машины человека. Несмотря на налитую свинцом голову и полнейшее отсутствие всяческих мыслей, я узнал его мгновенно. Чтоб этого осла черти драли, я его и так до конца жизни не смог бы забыть! Особенно после того, как он устроил мне шоу в парке.

Михаил.

Я отшатнулся, ожидая очередной порции неприятностей, споткнулся и с каким-то жалобным писком плюхнулся на землю. Все! Теперь-то уж мне точно крышка.

— Тьфу… Дьявол. — Михаил тяжело шагнул ко мне и… протянул руку, помогая встать. — Дурак ты все-таки, Антон Владимирович. Мне сейчас с тобой драться не резон. Тут бы смыться поскорее.

Я с трудом поднялся, игнорируя руку этого типа, и с вызовом уставился ему в лицо. Да-а… Выглядел бедолага не лучшим образом. Теперь я дал бы ему не пятьдесят, а все семьдесят лет. Глаза ввалились, руки трясутся, ноги подгибаются. И при этом его еще и колотит как с похмелья.

Михаил с тоской выудил из кармана какой-то пузырек вроде того, в каких хранятся таблетки. Открыл и мрачно заглянул внутрь. Видимо, результат осмотра его не удовлетворил, потому что пузырек улетел в придорожные кусты. Я молча ждал, гадая, что же будет дальше.

— Садись. Поехали.

Пожав плечами, я шагнул к машине.

— Да не сюда. Садись за руль. Я уже больше не могу… Болит все так, что сдохнуть хочется. Голова просто разламывается. Сил нет.

Я даже подпрыгнул:

— Я… Э… Не могу. У меня даже прав-то нет.

— Тьфу… — Михаил снова сплюнул в придорожную пыль. — Бесполезный ты человек, Антон Владимирович. Никакой пользы от тебя нет. Одни неприятности.

— Васильевич, — машинально поправил я.

— Это дела не меняет. Ладно, запрыгивай на заднее сиденье.

И я запрыгнул. Михаил сел за руль. «Форд» рывками тронулся с места, набрал скорость и помчался по шоссе. Только тут я обратил внимание на переднее сиденье, где расположился еще один пассажир. В отличие от Михаила, тот был пристегнут и, по-видимому, то ли спал, то ли пребывал без сознания. Голова склонилась вперед и уперлась подбородком в грудь.

Я поднял руку и похлопал его по плечу.

— Эй, мужик, а ты кто такой?

Не то чтобы меня интересовало его имя, но молчание становилось совершенно невыносимым. Михаил вел машину, невидящим взглядом уставившись на дорогу и часто-часто моргая. Сразу было заметно, что он не в себе. Машина рыскала и постоянно пыталась вырулить на встречную полосу или нырнуть в кювет, но в самый последний момент все же выравнивалась. Секунд на десять.

— Мужи-ик?

Михаил коротко взглянул на него и вновь уставился на дорогу.

— Петро это, — едва слышно произнес он. — Мы с ним вместе учились.

Я скептически поджал губы, но от комментариев воздержался. Ага. Учились они вместе. Человеку на переднем сиденье вряд ли перевалило за тридцать, а Михаил уже весь седой.

— С третьего класса дружили. А вот вчера… Вытащил я его в последний момент, только боюсь, что поздно уже. Ты проверь, может, он живой еще…

Я разом похолодел и снял руку с плеча своего спутника. Кончики пальцев были в крови.

— Н-не знаю. Теплый вроде.

— Возможно, живой. — Михаил даже не обернулся, посвятив все свое внимание дороге. Судя по голосу, я мог бы подумать, что ему на самом-то деле это безразлично. — У него две пули в животе. Не знаю, может, и выкарабкается. Он сильный мужик, Петро. Сильный…

— Его же в больницу надо!

— Надо, но я не могу. Не могу…

— Ты же говорил, что он тебе друг.

— Друг. Когда-то давно он меня здорово выручил. — Михаил, похоже, ничего не скрывал. Просто вел машину и говорил. Как автомат, как робот какой-то. — Мне тогда здорово могли задницу подпалить, если бы не он. Он меня фактически со сковородки уже сдернул… Но, ты понимаешь, не могу я сейчас ему помочь. Не могу. Слишком многое поставлено на карту. Если я ошибусь — погибнет много-много моих друзей. И врагов. И тех, кого я даже не знаю.

— Но… Это же неправильно. Он — твой друг. Ты не можешь бросить его…

Михаил молчал, и я тоже заткнулся. В конце концов, кто он такой, этот Петро? Я его даже не знал. Очередной бандюган? Ну помрет он, и что? Мне-то какое дело? Хотя… Я живо представил, как нас останавливают гаишники и обнаруживают труп на переднем сиденье. А они нас обязательно остановят, потому что машину Михаил ведет, как пьяный. Немного помявшись, я изложил ему эти соображения.

— Не остановят, — коротко бросил Михаил. — Используй кольцо. Я тоже попробую, хотя на меня можешь особо не рассчитывать.

— Кольцо? Какое кольцо? А, ты говоришь о том самом браслетике, который у меня на руке?

Михаил молчал и смотрел на дорогу. Но прижался к обочине и, когда появилась возможность, свернул с шоссе. «Форд», подпрыгивая на ухабах, помчался по узкому проселку, оставляя за собой густой пыльный шлейф. Впереди показался лес. Машина свернула и прямо по полю покатила туда со скоростью, более подходящей для автомобильной магистрали. Трясло неимоверно. Я подпрыгивал на сиденье, периодически врезался головой в крышу и беззвучно молился. Петро на переднем сиденье трепыхался, как тряпичная кукла.

Въехав под кроны деревьев, Михаил остановился и первым делом повернулся к своему обмякшему другу. Прижал пальцы к шее — видимо, щупал пульс.

— Мертв он… — Михаил повернулся ко мне. И в его глазах стояла такая боль, что мне даже страшно стало. — Умер. Понимаешь ты, умер он! Я его полночи на горбу пер, а он меня еще и подбадривал. Потом ехали. В нас стреляли, и я тоже стрелял в ответ. И Петро стрелял, хотя пистолет уже держать не мог. А теперь он умер…

Он все говорил и говорил, а я слушал. И по его словам выходило, что вчера вокруг моего дома разразилась самая настоящая война, в которой фигурировали десятки убитых и раненых. Я вспомнил мирные и спокойные дни, когда сидящие на скамеечках у подъезда старушки оживленно переговаривались о чем-то своем, Иванович вполголоса вновь поминал ушедшие дни советской власти, прыгали через резиночку девчонки… И мы с Ольгой медленно шли мимо кустов расцветающей сирени. Это было совсем недавно. Весной.

Смогу ли я после всего этого по-прежнему наслаждаться жизнью или буду до конца дней вспоминать раздирающие мою квартиру автоматные очереди и удивленно-испуганные глаза сползающего по стене смертельно раненного восемнадцатилетнего парня?

— …и я не смог. Поверь мне, не смог я. Их двое было, а я один… Не осилил…

Я потряс головой, чтобы изгнать посторонние мысли, и потряс Михаила за плечо:

— Мне надо домой.

Несколько минут Михаил безжизненно смотрел прямо перед собой, потом обернулся ко мне:

— Не надо тебе домой. Там тебя в первую очередь искать будут. Если вернешься — получишь пулю между глаз. И даже кольцо вероятности не спасет.

— Там мои документы, деньги, одежда. — Я немного помялся и выложил последний и решающий аргумент: — Там моя жена.

— Вот теперь-то ты сказал кое-что действительно стоящее. Твоя жена. Деньги и документы — ерунда. Жизнь твоей Ольги гораздо важнее. Для тебя и для них тоже.

— Как она? Жива?

— Не знаю. Возможно.

— Мне нужно в город.

— Тебя там грохнут.

— Там моя жена.

— Ты все равно ничего не сможешь изменить. Только зря подохнешь.

Я продолжал гнуть свое:

— Но если…

Михаил оборвал меня, сунув в руки мобильник:

— Звони домой. Звони!

Я взял телефон и принялся неуверенно тыкать в кнопки. Михаил поморщился:

— Дай сюда.

Отобрав мобильник, он быстро пробарабанил по кнопкам и вернул трубку мне. Я только хмыкнул. Откуда этот тип знает мой номер?.. Хотя чего тут удивительного, он, наверное, знает даже, как часто мне в детстве пеленки меняли.

— Алло… Алло. Я слушаю, — звучал грубый мужской голос. Я похолодел.

— Э… Здравствуйте, могу я поговорить с Ольгой Викторовной?

— Нет. Сейчас — нет. А кто ее спрашивает?

— А кто это говорит?

В трубке послышался треск. А потом…

— Антон, это ты?

— Иваныч!.. Привет! — Я буквально подпрыгивал на месте от нетерпения. — Как там Ольга?

— Она у нас в отделении.

— Как она? Жива?

— В полном порядке… Антон, а ты сейчас где?

Я огляделся.

— В каком-то лесу, тут недалеко трасса…

Михаил вырвал у меня телефон и отбросил в сторону. Пластмассовый корпус, ударившись о ствол дерева, треснул. Я даже обалдел:

— Ты чего?

— Совсем дурак, что ли? — Он повертел пальцем у виска.

— Но это же Иваныч. Он из милиции. Я его сто лет знаю.

— Да хоть тысячу. Дело сейчас не в нем. Что ты хотел сделать? Вернуться домой и сдаться? Там сейчас половина мусоров со всей области. Но даже сто человек не смогут защитить тебя от кольца вероятности, а обороняться сам ты толком не умеешь. Небольшой несчастный случай, и все. Еще одно колечко уплывет из наших рук к Отколовшимся. — Михаил вздохнул. — Знаешь, в чем твоя беда? Ты действуешь, не думая. Просто лезешь на рожон, а кольцо по мере сил этому содействует, выполняя твои подсознательные желания. И, если честно, только твоя вина в том, что произошло у тебя дома. Это ты виновен в смерти шестерых моих парней. Это ты убил их. Не своими руками, конечно, но именно ты заварил эту кашу.

— Ага. — Я указал на пристегнутый к переднему сиденью труп. — Скажи еще, что вот его тоже подстрелил я. И квартиру свою разгромил тоже я. И Ольгу довел до истерики.

— Ты. Именно ты. Двадцать лет мы с Отколовшимися были на ножах, но до открытого столкновения ни разу не доходило. Но появился ты, и все сразу летит кувырком. Ты стал причиной, поводом для драки. Но все еще можно было замять, если бы твое колечко не столкнуло нас лбами. Помнишь, там в парке?

Я непонимающе моргал глазами.

— Не помнишь? Короткая у тебя память, Антон Васильевич. Девичья. Это ведь ты ударил первым. Хотел сбежать, наверное. Так ведь? И кольцо дало тебе шанс. Если бы не оно, мы бы с теми троими просто поговорили и разошлись. Без любезностей, конечно, но и без стрельбы. И не было бы ни разнесенной вдребезги квартиры, ни десятка жмуриков. — Михаил кивнул в сторону своего мертвого друга: — И он был бы сейчас жив.