Колесо в колесе

15. ДЕ БЛУАЗ

Элсон де Блуаз набрал код видеофона Проски и стал ждать ответа. Воспользовался общедоступным автоматом. За все страшные годы знакомства звонил ему лишь второй раз и не собирался доверять намеченную беседу аппарату в своем кабинете. После событий последних нескольких дней неизвестно, кто может подслушивать.

Он ждал, пока на экране появится лицо Проски. Как же он боится и ненавидит чудовищного коротышку! Ах, если бы негодяй в тот день не просочился к нему в кабинет — неужели это было действительно семнадцать лет назад? — предложив без применения силы убрать Финча со сцены. Если бы только…

На экране высветилась мрачная физиономия Проски с острыми чертами.

— Ну и ну! — с искренним изумлением протянул маленький человечек. — Кого я вижу! Выдающийся секторальный представитель набирает мой жалкий номер… Какая честь!

— Не надо натужного юмора, он тебе не к лицу. И в моем звонке ничего нет забавного.

— Ну?

— У меня для тебя есть задание, — объявил де Блуаз, внимательно вглядываясь в собеседника в ожидании реакции. После семнадцати лет покорного исполнения любой просьбы гада приятно самому от него чего-то потребовать.

Но Проска оставался невозмутимым, лишь слабая искорка в темных глазах выдавала недовольство услышанным. Он молча ждал, и де Блуазу пришлось продолжать:

— Ты потерпел неудачу. Будка была оборудована пси-изоляцией, мой осведомитель в больнице проинформировал, что сыщик, которого ты должен был устранить, к утру придет в сознание.

— Сыщик? Мне показалось, ты говорил, будто он какой-то репортер.

— Так я и думал. Так думали и таможенники. Однако его документы — сплошная липа. Я поручил своим людям связаться с информационным агентством «Рисден», там о нем никогда не слыхали. Хотя имя и фамилия подлинные: он и есть Лоренс Изли, частный сыщик, который очень часто работает в сфере бизнеса.

— В сфере бизнеса? Тогда зачем он занялся тобой?

— Не знаю. Не могу утверждать, будто он занимается исключительно промышленным шпионажем. Кроме того, мне известно, что за мной уже много лет ведется наблюдение, и, возможно, это его рук дело.

— Но с какой целью?

— Может, работает на какого-то деятеля с политическими амбициями, который готовится со мной столкнуться в один прекрасный день и хочет предварительно набрать в карманы грязи.

— Значит, потенциальный шантажист.

— Вот именно. Твой конкурент.

Не слишком приятно было видеть улыбку Проски.

— Никто не может знать того, что я знаю, не правда ли, Элсон? А если и знает, не имеет таких доказательств, какие у меня имеются.

— В данный момент это не важно! Если меня разоблачат… если просочится хотя бы намек на события в Данцере, я погибну. При этом кончатся и твои талоны на обед. Поэтому надеюсь, что ты отправишься в больницу и доделаешь дело.

— Милый Элсон, как ты изменился! Помню, с каким ужасом и отвращением впервые видел демонстрацию моих скромных талантов. А теперь действительно хочешь, чтобы я применил их вторично к тому же самому человеку!

Насмешливое замечание Проски поразило де Блуаза, и память внезапным скачком унесла его на семнадцать лет назад в тот день, когда в его кабинете — не таком просторном и более скромном, чем ныне, — стоял мелкий чиновник, заявляя, что может «решить проблему в Данцере». Де Блуаз от него отмахнулся, но не забыл его взгляда и выражения лица.

А когда через несколько дней из Данцера вернулся Тейес с новостью о капитуляции Джефферса, которая означала, что, как только об этом станет известно, Закон о равноправии ванеков можно спокойно выбрасывать на помойку, он решил немедленно действовать, если хочет хоть что-то спасти. Связался с маленьким человечком и послал его в Данцер.

На следующее утро Джебинозу потрясло известие о смерти мужчины, который отстаивал в Данцере дело ванеков. Ванеки — все вместе — признались в убийстве. Поэтому де Блуаз совершенно естественно расхохотался в физиономию Проски, явившегося в тот же день требовать «компенсацию» за свои услуги.

И тогда Проска сделал с ним что-то ужасное… немножко продемонстрировал свои «таланты», как он любит повторять. А потом доставил его в самый старый, самый запущенный квартал Копии, присмотрел какого-то пропащего одурманенного наркомана и показал, что бывает, когда Кандо Проска обрушивает на человека свою полную силу.

На том представление не закончилось. После этого они отправились в темную квартирку Проски, где де Блуаз в дикой панике просмотрел видеозапись, на которой сам лично приказывал Проске пресечь деятельность Финча-младшего в Данцере. Это была копия. Оригинал будет представлен общественности, если с Проской произойдет хоть какая-нибудь, даже самая мелкая неприятность.

С тех пор Кандо Проска сосет из него кровь. С тех пор его постоянно преследует мысль о том, что мерзавец может с ним сделать в политическом и личном плане. От этой мысли он вскакивает по ночам в холодном поту, задыхаясь и лихорадочно размахивая в пустоте руками.

— Я тогда и понятия не имел, что ты задумал, — хрипло заметил он, заставив себя вернуться в настоящее, — и на что вообще способен.

— Какая разница? — усмехнулся Проска. — Финч всем показал бы, что Закон о ванеках — бесполезная политическая шарада. Я это предвидел, поэтому пришел к тебе. Если бы он преуспел, поддержка твоего Закона о равноправии испарилась бы. А если б Закон провалился — ты тоже!

Помнишь, как ты смотрел ту запись — на все был готов. На все! — Он вдруг заговорил деловым озабоченным тоном: — Запись, кстати, ныне хранится в Центре Федерации, адресованная федеральному Комитету по этике.

Де Блуаз побелел, вымолвил дрожащим голосом:

— Как бы мне хотелось, Проска…

— Знаю, чего тебе хотелось бы, поэтому запись находится в том самом месте.

Де Блуаз старался взять себя в руки, и это ему, наконец, удалось. После долгой паузы он сказал:

— Закончишь работу?

— Конечно. Только надо найти способ проникнуть в больницу, не привлекая слишком большого внимания. Знаешь, мне требуется определенная близость к объекту.

— Это можно устроить. Свяжу тебя со своим человеком в больнице. Сегодня отправляюсь в Центр Федерации. Надеюсь, прежде, чем мой корабль совершит первый прыжок, дело будет улажено.

— Не волнуйся. Я обо всем позабочусь.