Колесники

Глава 5 Долина Оламбте, 2210-й

В тени скального козырька Карлсон и Кандински терпеливо ждали, когда же наконец солнце начнет клониться к закату. В экипировку Охотников входили тяжелые ботинки, брюки цвета хаки и камуфляжные куртки военного образца. За спину были заброшены арбалеты вроде спортивных, из тех, что используются на международных соревнованиях.

Карлсон протянул компаньону фляжку с водой. Тот обтер рот рукавом и сделал несколько глотков.

– По-моему, в аду прохладнее!

– Экономь воду. Это все, что у нас есть. До следующего источника десять миль.

Кандински скривился – уж слишком Карлсон прямолинеен.

– Лучше пусть она покоится в наших желудках, чем во фляжке.

Все понятно – это его первая охота. Кандински вспомнил свою первую охоту: нервы напряжены до предела, губы высохли, пот струится по всему телу…

– Как же, в желудках!..

– Да не переживай ты так. Я выпил только свою долю, Хенрик.

– Извини, Петр, – устало ответил Карлсон. – Во всем виновата неопределенность, я какой-то взвинченный.

Он осторожно потрогал пальцем лезвие ножа, висящего на поясе. Хороший нож, с острым как бритва зазубренным лезвием.

– Нож нужен лишь затем, чтобы завершить работу, начатую арбалетом, – сказал Кандински. – Результат зависит не от остроты лезвия, а от того, насколько ты хороший охотник.

Он смотрел, как по песку движется тень от скалы. Карлсон наблюдал за товарищем.

– Направь стрелу верно – и нож не потребуется. Как только тень коснется вон той кучи камней, мы отправимся в путь. Не против?

Карлсон промычал что-то нечленораздельное и вернулся к своему ножу. Многое зависело от него. А также от умения владеть им.

Издалека донесся противный вой.

Кандински закрыл глаза и прислонился к скале.

– Ненавижу гиен. Как жаль, что на рынке не толкнешь их шкуры, а то могли бы хорошо заработать. – Он облизнул губы, сразу вновь ставшие сухими. – Должно быть, нашли львиную заначку, скорее всего зебру… Что-то стервятники разлетались! До чего же умные птицы, эти грифы. – Кандински считался специалистом по бушу, хотя частенько его информация была неверной. – Знаешь, многие из ребят считают гиен трусливыми, но я своими глазами видел, как они сумели отогнать от туши зебры полудюжину голодных львиц.

– Обычные повадки дикой стаи, – сказал Карлсон снизу.

– Только не в данном случае.

– Тебе виднее. – В голосе партнера вновь прозвучали язвительные нотки.

Кандински стало это раздражать. Он проконсультировался с уникомпом, чтобы выяснить, когда должен пройти очередной спутник. И хотя над Охотниками кружилось всего несколько спутников, оптика каждого из них с высоты двухсот миль способна проследить за малейшим движением внизу и даже зафиксировать на снимке презрительную ухмылку своего визави. Имея это в виду, Охотники предпочитали ухмыляться не на открытой местности, а вне поля зрения орбитальных соглядатаев.

Подобно уникомпам всех Охотников, его уникомп был подключен к сети Экстранет анонимно. Защитившись от подглядывания спутников, опасаться следовало только полиции.

Ага, в орбитальном наблюдении просвет длиной в двадцать минут!

Кандински поманил пальцем напарника, в смысле «поднимайся следом, нужно осмотреться», и в обход козырька полез на скалу высотой около пятнадцати футов. Он легко находил на шероховатой стене опору для ног и без особых трудностей вскарабкался на плоскую вершину. Там вынул из кармана куртки бинокль и внимательно оглядел окрестности. Грифы парили низко над землей и были готовы приземлиться в любой момент, хотя ни гиен, ни их добычи не было видно из-за слишком густой травы.

Уловив краем глаза какое-то движение, Кандински довольно присвистнул.

– Хенрик, никак не могу разобрать, что за добыча нам попалась, но готов побиться об заклад, что мы отхватим кучу бабок. Ну-ка, посмотри сам.

Карлсон взял бинокль.

– Гепарды.

– Точно. Самка с детенышем.

Карлсон почувствовал, как напряглись мускулы – частично из-за волнения, частично из-за мрачных предчувствий. Взрослый гепард в Шанхае стоит четверть миллиона долларов; из них двести двадцать тысяч стоят кости, а еще тридцать дают за шкуру. Детеныш же потянет ровно в два раза больше. Дело вовсе не в размерах кошки, а в возрастных особенностях, из-за чего цена на юного гепарда выше. Кости отделят от мяса, высушат на солнце и измельчат. Порошок смешают с тальком, с мукой и назовут… дайте-ка сообразить… что-нибудь экзотическое, с неуловимым привкусом восточной магии. Принимая во внимание деньги, которые они готовы выложить за сырье для своих снадобий, очевидно, что продавцы получают колоссальнейшие доходы, ведь цена костей гепарда на оптовом рынке намного превышает стоимость героина или кокаина. А розничная цена и вовсе запредельна! Все из-за того, что пресыщенные шанхайские толстосумы искренне верят, будто это средство способно усилить потенцию. Идиотизм. Для этой цели существуют специальные препараты, они действительно помогают. Но с Экотопией Свободный Китай официально не торговал, а прием таблеток варваров не вписывался в традиции так называемого Старого Пути, из-за чего страждущие оставались наедине со своим недугом.

Из-за подобного невежества тигры, леопарды и остальные большие кошки оказались на грани вымирания. Точно так же были почти истреблены слоны и носороги.

Карлсон не считал себя человеком высокой морали, однако порой его охватывало смутное чувство неловкости. Конечно же, он любил животных. Но еще больше он любил растущий счет в банке, который ему обеспечивала нелегальная профессия. В этом мире выживают самые приспособленные, считал он, и если большие кошки не в состоянии противостоять людям… Что ж. Во всяком случае, существуют определенные законы, которые оставляют диким животным шанс, а для того, чтобы сохранить ту или иную популяцию, периодически в них вносятся поправки, обязательные для Охотников, которые опираются на международное право двухвековой давности. (Тогда, в частности, для охраны малочисленных рыбьих косяков наложили вето на промысловый лов.) Красной нитью через эти правила проходил мораторий на применение огнестрельного оружия.

Охотников, как правило, для поражения цели на большом расстоянии обучали владению арбалетом, на коротких дистанциях – ножом, а в критических ситуациях – голыми руками. Конкретно на гепардов охотились с помощью арбалета, и Карлсон надеялся, что против большой кошки ему никогда не придется использовать нож, и уж тем более, голые руки.

Опять завыла гиена. Увлекшись наблюдением, Кандински не заметил, как у него из-под ног ушла почва – ухнул вниз изрядный кусок козырька. Несчастный охотник замолотил руками в воздухе и соскользнул с края. Карлсон не успел прийти на помощь, как до него донесся полный муки крик.

Он спустился со скалы в состоянии, близком к панике, однако с помощью уникомпа все-таки сумел определить, что до появления орбитального соглядатая осталось пять минут. Карлсон присел на корточки рядом с распростертым напарником.

Кандински застонал. Левая нога была раздроблена, острый край сломанной кости выглядывал из плоти, белое было густо измазано алым.

– Проклятие! – прошипел Кандински сквозь стиснутые зубы.

– Ну и кретин же ты, братец, раз сверзился со скалы.

– Ох-ох-ох! – простонал Охотник, когда Карлсон дотронулся до места перелома. – Похоже, то была проклятая зебра, – прошипел он через силу, сознавая, насколько смешно выглядит.

– Точно, зебра, – подтвердил Карлсон, посмотрев по сторонам словно в поисках выхода из создавшегося положения. Кандински считался опытным охотником; как бы он повел себя на его месте?

– Помоги мне, – взмолился покалеченный. Ответа не последовало, ибо Карлсон принял решение. Он встал.

– Хенрик, куда ты? Не оставляй меня! – Кандински попытался подняться, превозмогая боль. – Будь другом, вызови Базу, запроси помощь!

Карлсон помнил Охотничий закон.

– Ты прекрасно знаешь, Петр, что этого я сделать не могу. Никакого оружия и никакой помощи до завершения Охоты. База пришлет вертушку только забрать гепардов.

– Но они же не заберут меня. Живой, мертвый, невредимый, раненый, покалеченный – Охотник всегда может рассчитывать только на себя.

Кандински был на грани истерики. Это нечестно, на его месте должен был оказаться новичок Карлсон! Охотничьи законы, предназначенные для сохранения поголовья животных, которые еще недавно он считал мудрыми, внезапно показались ему бессмысленными и дурацкими. Только не я! Законы не должны касаться меня!

В воздухе снова разлился вой.

Тоже мне шуточки! Судьба сыграла с Кандински и выиграла – это было совсем не смешно. От страха у него сжался желудок. Гиены! О Господи, только их тут не хватало.

– Хенрик! Ради всего святого, Хенрик!

Неожиданно Карлсон зашел ему за спину, и Кандински почувствовал, как прохлада лезвия ожгла беззащитное горло.

– Если пошевелишься хоть на дюйм, я перережу тебе глотку, усек? Нас могут засечь сверху!

– Гиены, – простонал Кандински в ужасе. – У них зубы как резаки, запросто разгрызают трубчатые кости. Они нападают на спящих и уволакивают их – прочь. – Слезы стекали по обветренным щекам. – Меня разорвут на части и съедят живьем!

– Заткнись и постарайся не шевелиться.

В данном случае камуфляжные куртки были на вес золота. Карлсон и Кандински образовывали единое целое, как бы живую замершую картину, а связывал их нож. Минута, две… Незримый соглядатай пялился на буш с орбиты.

– А ты, оказывается, сволочь.

– Ничего личного, Петр. Ты знаешь Закон. Я останусь с тобой на несколько лишних минут. – Лицо Карлсона смягчилось. – И даже перевяжу тебе рану.

– Каким образом?

– С помощью твоего арбалета. – Он знал, что это пустая трата времени, но жест доброй воли возвысил его в собственных глазах.

– Да, ты прав. – Кандински стало лучше. – Ради Бога, Хенрик, не оставляй меня гиенам.

Карлсон посмотрел на свою руку, потом на ноги. Уперся ножом в горло товарищу. Одно движение… Рука опустилась.

– Извини, Петр, я не в состоянии.

– Ну, пожалуйста.

Карлсон вытащил из ножен нож Кандински и вложил раненому в руку.

– Хочешь убить себя, давай сам.

До следующего прохода соглядатая пара часов – уйма времени. Карлсон отступил в заросли, собираясь отправиться на скорое рандеву к большим кошкам.

– Нет! – проревел Кандински. Он выкрикивал проклятия вслед Карлсону, шуршащему в густой высокой траве. Его голос упал до полушепота, потом наступила тишина.

Карлсон не замедлял шага. Он надеялся, что смерть напарника наступит раньше, чем выйдет очередной спутник. Следовало перерезать ему глотку. Жаль, не хватило выдержки.

Хотя смог же он оставить товарища на растерзание гиенам.

Душа – очень странная штука.

Пруденс надеялась вернуться на Ио, но она не учла характера Пеле.

Миллионы лет Ио была связана гравитационными узами с Юпитером наряду с другими Галилеевыми лунами – теми самыми, которые Галилео обозвал «Козмическими звездами»: Европой, Ганимедом, Каллисто. Захваченная в плен орбитой, луна под внешним воздействием многократно сжималась, подобно комку сбиваемого масла. От трения возникло тепло, которое рассеивалось слишком медленно; оно расплавило серу и ее двуокись, образовав море, покрытое твердеющей коркой толщиной в две мили, причем поверхность была заморожена намертво. Ломкая, сплошь покрытая трещинами и, наверное, хрупкая корка представала в иллюминаторах мешаниной серого, белого и бледно-желтого, а на корабельных экранах выглядела по-иному: при расплескивании брызг в палитре появлялись, помимо белого, еще горчичный, апельсиновый, красный, багряный и черный цвета. Плюмажи расплавленной серы и газообразной ее двуокиси выдавливались из трещин вулканов с романтическими именами Локи, Мардук и Пеле и извергались в пространство в виде колоссальных фонтанов.

Орбиту Ио окружал плазменный тор из ионизированной серы в полмиллиона миль в диаметре. Электрический ток в пять миллионов ампер постоянно струился между Ио и Юпитером, как по кольцеобразной трубке, расположенной под прямым углом к плоскости орбиты луны. Ио была дикой, прекрасной, грубой и враждебной.

Ио была переменчивой.

Ио была безжизненной.

Ио порождала огромные, похожие на странные цветы серные образования, такие же яркие, как и лунные псевдоцветные рисунки, за которые настоящий коллекционер готов выложить любые деньги. Их находили только внутри патеры[9] Мафуика, расположенной несколькими градусами западнее Пеле. По крайней мере, Пруденс обнаружила их там, когда впервые посетила окрестности вулкана.

Между ее первым и вторым визитами жерло Пеле было закупорено смесью отвердевшей серы и силикатов. Давление нарастало, пока не достигло критической отметки. Во взрыве, который был равносилен сотням извержений Кракатау, Пеле превратился в кальдеру[10]. Одинго узнала о катаклизме из данных, которые транслировал искусственный спутник Ио, но ей хотелось надеяться, что серным цветам удалось пережить чудовищную катастрофу.

Хотя это допущение не выдерживало никакой критики.

Расстроенная Пруденс выбросила цветы Ио из своих первоначальных планов и занялась усиленным подыскиванием другого груза. На Европе ее ожидал чистый убыток. Область Ганимеда вокруг Гильгамеша была усеяна странным выдавленным льдом, однако на планетолете недоставало необходимого оборудования для охлаждения. Космисты поискали гигантские тектиты, вышибленные в прошлом с соседних лун метеорными потоками, но безуспешно.

Они перебрались на Каллисто, где им посчастливилось откопать дюжину кимберлитовых трубок, сформированных касательным ударом углеродного астероида.

Каллисто – наименее плотная из Галилеевых лун, и большую часть ее объема составляет вода, упрятанная под мощным слоем скал и льда. На поверхности Каллисто кратеров больше, чем на любом другом небесном теле Солнечной системы.

В каждом случае космисты оставляли планетолет на юпитерианской орбите, а сами на Орбитально Спускаемом Модуле – ОС-модуле – высаживались на то или иное небесное тело.

Кратеры Каллисто делают посадку особенно трудной, и часть опор была повреждена. Несколько дней ушло впустую. Пока Пруденс присматривала за сваркой посадочной стойки, Толстуха Салли вывела своего воображаемого медвежонка на прогулку в небольшой метеоритный кратер, расположенный по соседству от места посадки. Внезапно внимание космистки привлек металлический блеск. Тщательно очистив лед вокруг выступа на стене, чтобы, не дай Бог, ничего не повредить, она освободила из ледового плена странную штуковину и сунула в мешок для геологических образцов, притороченный к обширной талии.

Позднее, уже в модуле, случайное замечание кого-то из коллег заставило Толстуху Салли вывалить на стол содержимое мешка, чтобы члены экипажа могли рассмотреть странную находку. Космистка считала, что это какой-то минерал, металлический самородок, кристалл, кусок слюды…

Но у полезных ископаемых не бывает колес.

Сходство приспособлений с колесами экипаж ОС-модуля посчитал совпадением и решил для себя, что это каприз слепой природы… А потом Пруденс отправилась в кратер и выкопала еще шесть штуковин с колесами.

В течение двух последующих суток было обнаружено сто тридцать колесных предметов различной формы. Некоторые из них были искалечены упавшими поблизости метеоритами, но большинство сохранилось в целости. Все они обладали колесообразными выступами, от четырех до восьми, размещенными попарно, за исключением случаев, когда отдельные колесики были повреждены или отломаны.

Толстуха Салли назвала объекты колесниками, и это имя намертво за ними закрепилось. Находка оказалась не минералом и не кристаллом, а артефактом чужаков. Размером с кошку. Скорее всего, неким киберустройством из прочного металла.

Артефакты хранились в нетающем льде кратеров Каллисто… Что, вообще-то говоря, не имело никакого смысла.

Пруденс на секунду остановилась, чтобы собраться с мыслями.

– Чужаки, – в благоговении произнесла Черити. – Чужаки, живущие на Каллисто.

– Вполне возможно, что чужаки там только побывали. Отсутствие атмосферы, жуткий холод…

– Может, чужакам и не нужна атмосфера. Может, они обожают холод.

– Все может быть, даже маленькие зеленые человечки на Венере, которые обожают петь и плясать под дождем из серной кислоты при восьмистах градусах по Цельсию. Лично я думаю, что кто-то или что-то опустилось на поверхность Каллисто, как это сделали мы, а потом избавилось от изношенного оборудования.

– Сто тысяч лет назад?

– Плюс-минус несколько тысяч.

– Но зачем?

– А зачем туда наведывалась я? Мои побуждения, скорее всего, покажутся им бессмысленными.

Младшая из сестер Одинго кивнула.

Добыча минералов ради прибыли едва ли характерна для развитых в интеллектуальном плане цивилизаций. Только теперь, когда Черити посетила эта мысль, деньги предстали перед ней в некой несвойственной им загадочной и даже мистической ипостаси. Ведь сами по себе они ничего не значат; лишь распространенное среди большинства жителей Земли заблуждение, что нет ничего важнее на свете, чем несколько цифр банковского файла, придает им такую ценность.

– Вы нашли какие-нибудь следы чужаков, кроме колесников?

– Нет, – поморщилась Пруденс. – Вряд ли можно было надеяться, что мы наткнемся на какой-нибудь шестиногий скелет, вмороженный в лед, или обнаружим, скажем, некое подобие инопланетной посуды. Мы нашли лишь множество колесников. Фантастическое везение.

– А почему никто дру… – Черити замолчала, ответ пришел сам собой. – Ах, извини, ни у кого из Ремешков не было причин, чтобы бродить поблизости от растопленного при посадке льда.

– И все-таки на Каллисто высаживались старатели. Отсюда вывод: не так уж много там мест, где можно найти колесники. Нам выпал невероятно счастливый шанс.

Черити всплеснула руками.

– Конечно, Пру, ты осознаешь грандиозность своей находки для мировой науки. Колесники создадут тебе имя!

Пруденс пожала плечами.

– Знаю наверняка одно: если удастся продать их богатым коллекционерам, то я создам себе состояние. Прежде чем взлететь, мы уничтожили все следы проведенных раскопок. Должна тебе доложить, было так смешно их уничтожать… Так что, моя дорогая, если ученые хотят получить колесники, пусть заплатят твоей сестре соответствующую цену. – Поймав удивленный взгляд Черити, она добавила: – Да, да, Трещотка, я деловая женщина, а не благодетель рода человеческого. Ради Бога, только не смотри на меня с осуждением. Мне нужны деньги, много денег, чтобы финансировать экспедицию на Каллисто и найти все, что похоронено подо льдом.

– И тоже продать. – Было совершенно ясно, что Черити не одобряет планов сестры. – Черт возьми, Пруденс, я пашу как проклятая на Богом забытой биостанции, пытаясь сохранить зверье от уничтожения, а ты превращаешь самое важное научное открытие в подобие аукциона Сотби!.. Только ученые имеют право удовле…

– Давай, Трещотка, закроем эту тему раз и навсегда. Я знаю, что делаю. Я трудилась ради этой находки всю свою жизнь, и поверь, относительное благополучие досталось твоей сестре потом и кровью. – Ее пульс участился. – Ты даже не представляешь, как тяжело дается перелет в пространстве.

– Нео-Дзэн монахи из Гнезда Кукушки проводят всю жизнь в пространстве, но они делятся богатством с нуждающимися.

– Ха-ха-ха, нео-Дзэн монахи дают нуждающимся лишь крошечную часть своего богатства. Монастырь – самая богатая банда ублюдков со времен Создания, они заплатили мне целым крейсером за перевод единственной глиняной таблички! Разрешу им купить колесники, а потом пусть делают с ними, что хотят, например, раздают нуждающимся. Они могут себе это позволить!

Пруденс закрыла глаза.

– Так и быть, сестренка, ученые смогут купить несколько образцов по дешевке, но только после того, как я сделаю первые пятьдесят миллионов. Это условие удовлетворит твое чувство высшего долга?

Черити только повернула голову и пристально уставилась в окно на загон.

– Все, что нужно делать, – объяснял Джонас Кэшью, – это следовать расчетам, проведенным Кассини. В свое время он снабдил Варина и де Хайеса письменными инструкциями. – Джонас помолчал. – Конечно, они могли воспользоваться системой, только добравшись до Гваделупы, а мы – всякий раз, когда видны луны Юпитера.

Путешественники расположились на ящиках на палубе «Танцроуфта». К боковине еще одного ящика был приклеен плоскомолекулярный экран. Судно покачивалось на волнах Атлантического океана. Было облачно, однако в разрывах туч ярко сияли звезды.

Джонас направил телескоп, не только восстановленный, но и технологически улучшенный, в сторону Юпитера. Внутри прибора автоматически сработала сложная электронная схема.

Кэшью уставилась на изображение, пойманное жидкокристаллическим индикатором. Источаемые им электроны накапливались в бункерах размером в микрон, сортировались компьютером подобно крошечному подвижному составу и затем вновь преобразовывались один к одному в массив пикселей.

Джонас отдал приказ уникомпу, и тут же одна область Юпитера расширилась, заполняя собой экран. С левой стороны изображения виднелся небольшой блик.

– Ганимед, Ио за ним, а два остальных спутника – на другой стороне. Для того чтобы использовать метод Кассини, мы должны провести ряд наблюдений – три сейчас, когда Ганимед уходит за Юпитер, и еще три – несколько позже, когда он появится на противоположном краю, описав внешний круг. И так надо делать всякий раз, когда любая из галилеевых лун проходит через край диска планеты-гиганта.

Кэшью достаточно легко поняла аргументацию.

– Три наблюдения требуется для того, чтобы уменьшить вероятность погрешности?

– Верно. У Кассини оборудование было не таким хорошим, как наше, но все-таки достаточно чувствительным. Первое наблюдение проводят, когда спутник находится на расстоянии собственного диаметра от края Юпитера. Второе – когда он его касается, и третье – когда исчезает за ним. Усредняя три значения, мы получим точную оценку момента, при котором происходит первое касание края диска. Во время второй тройки мы должны сделать почти то же самое, однако определить момент, когда луна появляется из-за Юпитера, чертовски трудно.

Они молча наблюдали за тем, как небольшая точка подходила все ближе и ближе к родительскому миру. Джонас увеличивал разрешающую способность изображения до тех пор, пока пиксели не стали четко различимы, и начал отсчитывать вслух их количество, оставшееся до момента соприкосновения диска Ганимеда с диском Юпитера.

– Подошли на три пикселя… опа, теперь еще на два. – Джонас нажал таймерную кнопку на уникомпе для приведения его в готовность. – Первая ясная ночь после того, как мы вышли в море, и я наконец-то выполню задачу, поставленную Кассини.

У Кэшью засосало под ложечкой. Происходящее производило впечатление. Только теперь она поняла, почему Джонас был так уверен в себе. Беспроигрышная игра в четыре луны, неизменно повторяющих свои проходы через край диска газового гиганта, небесные часы, отсчитывающие время с точностью до долей секунды…

Похоже, зря она заключила пари.

Табличка на входе лаконично оповещала о том, что здесь располагается берлинская штаб-квартира Международного археологического общества (МАО). Но это была единственная вещь, напоминающая о лаконизме. Здание – неоклассические колонны при входе и атриум – взметнулось на высоту двадцати четырех этажей к засилью находящихся на крыше балконов, баров и ресторанов. В данный момент в роскошно убранном конференц-зале на двадцать третьем этаже шло чрезвычайное заседание руководства.

– Я занимаюсь археологией всю жизнь. – Лицо сэра Чарльза Дэнсмура, президента МАО, в свете голографического проектора выглядело пунцовым. Те, кто знал его близко, могли поклясться, что президента бросило в краску не только освещение. Было видно, что сэр Чарльз раздражен, во всяком случае, он нервно крутил в пальцах любимую лазерную указку. – За это время мне приходилось встречаться с разными видами сумасшествия, некоторые из которых, – он хохотнул, – вам даже трудно себе представить, но это… – чувства переполняли его, – наибезумнейшая вещь, с которой я когда-либо сталкивался. Натуральная психопатка с уголовными наклонностями привозит на Землю целый мешок ржавых игрушек и нагло заявляет, что обнаружила артефакты чужаков!.. Ха, можете вообразить подобный абсурд: инопланетяне, мастерящие игрушечные грузовики?!

– Но мы же мастерим игрушечные грузовики, – не удержалась от реплики очкастая особа из третьего ряда.

– Да, но мы-то не чужаки, ведь так, Долорес?

– Когда дело касается нас с вами, безусловно, – согласилась особа. – А вот когда касается их?

Сэр Чарльз покачал головой в знак сожаления.

– Кого это «их»?! Неужели еще не понятно, что мы имеем дело с обыкновенной мистификацией!

И тут из угла комнаты, наполовину задрапированной плющом, который давно вырвался на волю из своего горшка, поступило возражение иного плана.

Монтгомери Джей сделал состояние на производстве роботехнического оборудования для удаления с крыш изоляции из стекловолокна. Возглавляемая им компания находилась на грани разорения, когда совершенно неожиданно выяснилось, что этот строительный материал вызывает рак легких у лабораторных мышей, – и все, у кого была подобная крыша, повально захотели снять изоляцию в течение суток. Через год выяснилось, что рак у мышей возникал совсем по другой причине, но Джей успел стать мультимиллионером. Поэтому он не боялся ни сэра Чарльза, ни его влияния, ни его связей.

– Старина, я не понимаю, с какой стати вы зациклились на факте подделки артефактов чужаков. Наше общество преследует иные цели: сохранять для науки антику земную. – Внезапно мультимиллионера как бы озарило: – Позвольте, а эта… Одинго… не являлась разве одной из ваших студенток в проекте «Сфинкс»? Вы просто затаили на нее злобу…

– Просто? – гневно сверкнул очами сэр Чарльз. – Вам прекрасно известно, Монти, что эта авантюристка едва не загубила мою карьеру! Хотела получить кредит для установления истинной даты постройки Сфинкса! – Взяв себя в руки, он понизил голос до шепота: – Она лишь числилась студенткой, а на самом деле была из тех, кого привлекают на месте в качестве рабочей силы.

Без сомнения, он все еще мучился от давних переживаний.

– Не все из этой истории вредит нашей сфере деятельности, старина. Мы должны контролировать фальшивый антиквариат – как земной, так и внеземной. Это смехотворное «открытие» привлечет интерес публики, и первоочередная задача Общества – направить его в нужное нам русло.

– Не понимаю, Монти, вы советуете мне закрыть глаза на очевидное мошенничество по одной лишь причине, что мошенница очень недолго и очень некомпетентно работала на меня?!

Джей находил ситуацию достаточно щекотливой, но не видел причины разжевывать очевидные вещи.

– Чарльз, я уверен, что ваши помыслы столь же чисты, как свежевыпавший снег, и столь же беспристрастны, как… Божий Суд, но если вы собираетесь докопаться до сути, то надо предоставить прямые доказательства мошенничества, – иначе ВидиВи-зрители вас растерзают. Ведь нет никакого официального заявления о том, что представленные Одинго артефакты – фальшивка. Все, что у нас пока имеется, это непроверенные слухи.

– Не только слухи. Как, например, быть с интуицией? Я докажу, что это мистификация, – заявил сэр Чарльз твердо. – Я ученый и отказываюсь смотреть сквозь пальцы на факт явной фальсификации. Мы должны придушить эту аферу прежде, чем намерения преступницы выйдут наружу.

– Да, возможно, это мистификация, – ответил Джей, успев проконсультироваться со своим уникомпом. – Тем не менее Пруденс Одинго не преступница. В частности, с нее сняты все обвинения по делу 2204…

– Только потому, что судья был настроен предвзято! – воскликнул сэр Чарльз с негодованием. – Одинго выкрутилась благодаря юридическим несуразностям.

Джей отметил, что Чарльзу для освежения памяти не понадобилась помощь сети Экстранет, однако не стал делать по сему поводу никаких замечаний.

Долорес Джонстон, которая прекрасно разбиралась в подоплеке всех скандалов, прикрыла ухмылку ладонью. Как же, юридические несуразности!.. Но не ей указывать сэру Чарльзу на то, что он не хотел слышать. Долорес давно научилась держать язык за зубами. В конце концов, на ее попечении шестеро иждивенцев и, в отличие от Джея, она не могла бросить постоянную работу в МАО – надо было кормить досыта своих прожорливых афганских борзых.

Поэтому она сказала совсем не то, что думала:

– Полагаю, сэр Чарльз, Монти имеет право на собственную точку зрения. И он прав, когда говорит, что нужны достоверные факты. А все, что у нас пока есть, это обрывок рассылаемого по сети Экстранет мусора, который так или иначе не предназначен для МАО.

– Тем не менее, он к нам попал, – заявил сэр Чарльз, – потому что кто-то под явно вымышленным именем шастал по всем информационным перечням, скорее всего затем, чтобы найти дилеров для похищенных артефактов. Как вы думаете, кто это был? Есть соображения?

Кое-кто из присутствующих ободряюще кивнул. Что ни говори, а сэру Чарльзу иногда приходили совершенно блестящие идеи.

– Какие информационные перечни? – поинтересовался Джей. – Что-то вроде «Предметов коллекционирования»? Но ведь это общедоступная страничка, Чарльз, и не слишком популярная.

Джалид Мбарук, секретарь собрания, проконсультировался со своим уникомпом:

– «Раритеты для коллекционирования». Для справки: это не страничка, Монти, а информационный перечень с ограниченным доступом. И цена подписки достаточно высока.

– Что ж, – оскалился сэр Чарльз, – у нас появился подозреваемый. Я хочу знать все, что только можно раскопать об Одинго: прошлое, семья, карьера, легальные занятия, даже какой цвет постельного белья она предпочитает. Заодно надо порыться в полицейских архивах и проверить базу данных наркокомпа – вдруг выползет, что она употребляла запрещенные препараты?

– Ее имя никогда не связывали с наркотиками, – указал Джей.

Реплика вызвала у Дэнсмура приступ раздражения.

– У Одинго собственный планетолет, и мы точно знаем, что в прошлом она не брезговала контрабандой. Почему бы ей не поставлять наркотики Ремешкам?

– Вряд ли настоятели аббатств не обеспечили мер по недопущению в орбитальных монастырях запрещенных препаратов, – пробормотала Долорес на жутком канцелярите.

Сэр Чарльз впился в нее пронзительным взглядом, и она ужаснулась, представив полдюжины афганских борзых, страдающих от голода.

– Прошу прощения, сэр Чарльз, иногда я слишком поспешно делаю выводы.

Красноречивым кивком Дэнсмур принял извинение, и у подчиненной отлегло от сердца.

– Согласен, – сказал он великодушно. – Ремешки и наркотики – сочетание противоестественное, и, тем не менее, я продолжаю настаивать на проверке. Как говорится, доверяй, но проверяй.

После совещания сэр Чарльз остался в зале заседаний.

В конце концов, то было его открытие… Разве он виноват, что Пруденс разгневалась не на шутку и не захотела иметь с ним дело, когда вокруг Находки Столетия уже завертелась карусель прессы? Конечно, квалификация Одинго на раскопках была далеко не так низка, как он только что расписал членам Общества. Да, у Пруденс случались неудачи в жизни, пусть даже некоторые из них зависели от ее характера. Слишком она опрометчива, слишком импульсивна… Из строптивой девчонки никогда не получилось бы хорошего полевого археолога. Вот было бы здорово, если Одинго оказалась замешанной в чем-то некрасивом… Ах, если бы только докопаться!

Ах, если бы Пру оказалась в щекотливом положении.

И при этом ей потребовалась бы рука помощи…

Дэнсмур еще долго просидел за центральным компом, обдумывая варианты. Конечно, тут можно вляпаться в скандал лично, а кому, как не ему, следовало оберегать свою репутацию. Но, в конце концов, выбора не было. О его стародавней стычке с Пруденс Одинго упомянуто в отчетах, и ВидиВишники раскопают этот нюанс в один миг. Легковерных обывателей, склонных к псевдонауке, мистике и иррациональному, о-го-го сколько!

Репутация Пруденс должна быть уничтожена раз и навсегда. Если кропотливое расследование не сможет обнаружить скелета у нее в шкафу, то он сам засунет его туда.

– Если мои расчеты верны, – сказал Джонас, – а я ни на мгновение не сомневаюсь в этом, – то мы скоро окажемся в пределах видимости Гваделупы. Через полчаса или около того.

В который уже раз он бросил быстрый взгляд на камеру, чтобы удостовериться, что та наготове – нужно заснять момент причаливания к берегу.

Он и Кэшью облокотились на леер «Танцроуфта», наблюдая океанскую гладь, а Барнум Бейли дремал на нижней палубе в преддверии Великого Момента, предварительно задав таймеру время побудки. Итак, с минуты на минуту должен наступить кульминационный момент непростого путешествия, особенно если вспомнить жесточайший шторм прошлой ночью. Валы швыряли несчастное суденышко как спичечный коробок. Никому до утра не удалось поспать, зато в свете разъяренных молний было сделано несколько совершенно блестящих снимков волн, заливающих нос корабля, с Бейли на переднем плане, что делало его похожим на Нельсона во время сражения на Ниле.

И хотя главу экспедиции основательно мутило, держался он изо всех сил.

Кэшью взглянула на члена экипажа «Танцроуфта». Матрос прильнул к окуляру телескопа, установленного в корзине на вершине мачты. Весь костюм его состоял из старых хлопчатобумажных шортов и красной банданы поверх курчавой головы.

– Он видит землю? Впередсмотрящий должен видеть!

– Волнение сильное, Кэш, – возразил Джонас. – Я не учел такой фактор, как высота волн. У нас в запасе, по крайней мере, двадцать минут, и к тому времени я буду на мачте рядом с этим дебилом в красной косынке, которым ты так очарована.

– В красной косынке?.. А, ты имеешь в виду Клифтона. – Кэшью знала всю команду по имени, историю жизни каждого, а также возможную перспективу карьеры; Джонас ничем подобным не интересовался. – Так вот, у его отца были жуткие проблемы, когда бедняга застрял на полпути в дымовой трубе электростанции в Лесото.

– Да дьявол с ним и его папашей! – разозлился Джонас, поневоле задаваясь вопросом, какая дымовая труба может быть у электростанции. Он снова проверил «судзуки-73», потом часы; развернул плечи и полез на мачту.

Высота Джонасу была, что говорится, не по нутру. Это не назовешь высотобоязнью; просто, если земля находилась далеко внизу, он предпочитал держаться подальше от окон или перил. Тем не менее, жажда сделать хороший снимок оказалась сильнее, и оператор взбирался по веревочной лестнице, не выказывая испуга, хотя судно то и дело изрядно накренялось.

Клифтон подал Джонасу руку и втащил в грубую корзину «вороньего гнезда». Джонас стал обозревать горизонт через длиннофокусный объектив.

– Что-нибудь видно? – крикнула Кэшью.

Ее голос относило ветром, но Джонас догадался, что она пыталась сказать, и покачал головой.

Через десять минут из каюты вышел Бейли, протирая глаза. Его таки вовремя разбудил таймер уникомпа.

– Пока не видно, – оповестила начальника Кэшью. – Надо подойти ближе.

Бейли утробно хрюкнул и пожал плечами.

– Ничего страшного, мы всегда можем повторить финал путешествия впоследствии и отредактировать на экране.

И тут впередсмотрящий завопил:

– Земля, привет!

Сразу после этого Джонас зафиксировал рубленые черты Клифтона в видоискателе и попросил повторить крик. Однако перед объективом камеры моряк внезапно застеснялся, так что первый блин вышел комом. Джонас хорошо знал эту специфическую проблему. Лишь после настойчивого понукания Клифтон отважился на новую попытку – при просмотре повторный вопль будет выглядеть выразительно и достаточно самопроизвольно.

Джонас перевел камеру на горизонт. Разделяя небо и море, виднелись два крошечных темных треугольника, дрожащих в мареве – гора Маунт-Сенс-Туше и чуть более высокая Соуф-ри, расположенная несколькими милями южнее. Оператору потребовалось какое-то время, чтобы их найти, потому что они оказались не совсем с той стороны, где он ожидал. Неужели в его расчеты вкралась ошибка? Нет, просто в течение нескольких минут он не сверялся с компасом и утратил пеленг.

В плане остров имел форму слегка асимметричной бабочки. Гранд-Терра, восточная сторона, которая на карте выглядела скорее как ласточкин хвост, была относительно плоской. Более высокая сторона, Бэс-Терра[11], простиралась далеко на запад и походила на крылышко обыкновенной капустницы. Столица острова, которая носила то же имя – Бэс-Терра, была укрыта от взглядов за южным краем холмов.

Когда «Танцроуфт» приблизился, стало видно больше деталей, и скоро Джонас смог разглядеть длинные тонкие очертания Ла-Дезирада на переднем плане, позади которой зеленел мыс Поншато – окончание раздвоенного хвоста. Побережье Гранд-Терры тянулось к северу, но закруглялось с запада на юг, пока опять не поворачивало к югу вокруг морской бухты. Отдельные острова, Мэри-Галант и крошечный, полностью соответствующий своему названию Петит-Терра[12], выглядывали из-за горизонта.

Джонас снова хрюкнул, теперь от удовлетворения.

«Танцроуфт» от Поншато повернул к югу, следуя вдоль коралловой береговой линии мимо маленького курорта Сент-Энн к более удобному месту для швартовки. Вероятно, не там несколько столетий назад причалили Варин и де Хайес, однако данные, записанные в уникомпе Кэшью, не давали точного способа определить координаты места их высадки. Зато на острове имелось достаточно средств связи для того, чтобы оповестить весь остальной мир, явно замерший в ожидании кульминационного момента человеческой цивилизации.

С помощью сенегальской команды, высыпавшей на палубу и затеявшей предшвартовочную суету, судно вошло в узкий судоходный канал, прорезанный в светлых коралловых рифах Козьера. Джонас занял место Клифтона у телескопа и прильнул к окуляру.

Мгновением позже он оторвался, помотал головой, будто снимая с глаз паутину, и вновь прилип к оптике. Потом присвистнул от неожиданности.

– Солидное столпотворение, воображаю себе, – крикнул Бейли с палубы.

Джонас на талях спустил телескоп начальнику.

Бейли отфокусировал оптику по своим глазам. Несмотря на глубокий загар, его лицо побледнело. Прежде чем Бейли уронил телескоп на палубу, Джонас успел его подхватить и снова втащил в «воронье гнездо».

– Неприятность, – произнесла Кэшью, читая с экрана уникомпа. – Крупная неприятность, верно?

Джонас кивнул.

– Неужели нас никто не встречает?

– Вижу трех человек и две камеры, – ответил Джонас. – Полагаю, двое из них – местный оператор с помощником. Точно не уверен, но у одного микрокамера, подозрительно похожая на «Сони» – типичное туристическое снаряжение.

– К дьяволу! – проорал Бейли. – Мы потратили миллионы на это путешествие. Об отплытии растрезвонили на весь свет, потом каждую ночь мы возглавляли новости Экстранет в сотнях стран! И вот теперь, когда наконец настал апофеоз, – никого… В какую Преисподнюю все провалились?!