Колдун

Глава 12

Проснулся, умылся, и привычно поглощая завтрак, бегло не вдаваясь в подробности, рассказал бабке про поездку и ее результаты. Попутно высказал удивление беспорядкам на окраинах города.

— И у нас малолетки шалили, так я их так шуганула, один посидел, а второй заикой до конца дней остался. А в остальном спокойно, — она шумно хлебнула горячего чая, — надо бы по соседним деревням проехать да посмотреть, что там твориться. Но это обождет.

Я вытер руки об полотенце, на ходу допивая кофе, встал. Сегодня по плану хотелось поработать с амулетом, что достался в награду от ведьмы. В тишине и покое без лишней суеты, медленно и тщательно разбираясь в плетениях. Полагаться в слепую на подарок ведьмы верх глупости, а вот создать что-то похожее, наш выбор.

— Что хмурый такой, со своей девкой поругался, — внезапно спросила она.

— Угу, — односложно отозвался я, развивать тему не хотелось.

— Это хорошо, — я развернулся к пожилой женщине, и всем видом показал удивление, — раньше поругаетесь, раньше расстанетесь.

— Я думал, что ты на моей стороне и желаешь счастья, — с нескрываемым раздражением сказал я.

— А так и есть, — как ни в чем не бывало, попивая чай продолжила она, — нам ведьмам да колдунам с обычными людьми вовек не ужиться. Я вот семь мужей сменила, и ведь как дура каждый раз верила, мол вот он мой суженный до скончания дней. И каждый раз все кончалось плохо.

Я замер в проходе не зная, что и сказать, брякнул первое пришедшее на ум.

— Может дело не в сверхъестественном, а в тебе? — я был на взводе, после вчерашнего. Хотел спрятаться в работе, поэтому и нагрубил старушке.

— Эх, молодняк и чего это вы всегда думаете, что умнее старших? — задала она риторический вопрос, — я вот со своим Аркадием прожила душа в душу не один десяток лет. Пока его чекисты не застрелил, ну а там уже в ведьмы подалась… Так что нет, дело не во мне. Да и не на одном своем примере я это знаю. Так что чем раньше начнете ругаться, тем лучше, а то не приведи Господь детки появятся.

— Да я скорей сдохну, чем с ведьмой… — задыхаясь от возмущения заорал я.

— Дурак ты, как есть дурак. Ну, попользовала тебя ведьма чуток и что теперь всех под один гребень чесать?

— Один разок, — рыкнул я.

— А что нет? — насупилась бабка.

Я выставил вперед гипс и уже не сдерживая эмоций закричал.

— Вот это один разок? Ты вырвала меня у родителей, и заставила учиться колдовать. Ты наплевала на все мои желания, десять лет жизни угробила на это. Не оставив мне выбора. И ради чего? Ради своего шабаша. Привела меня как племенного бычка осеминителя в пользования своим сёстрам.

— Не ори на бабушку, — зарычала она, — я для тебя…

— Не ври, для себя ты это делал, для себя, сказки больше мне не рассказывай, вырос уже. А твоя подстилка Маринка, — я едва удержался, чтобы не сплюнуть.

— А тут, что не так? — бабка вскочила, уперев руки в бока, — хорошая девочка, ты сам все испортил своими придирками.

— Так и жила бы ты с ней сама, — я стал задыхаться от злобы.

Марина была моей первой женой. Когда мне было лет двадцать, бабка сосватала. И поначалу все развивалось хорошо, но стоило начать строить общий быт, как я столкнулся с умелой манипуляцией и диктатурой. Вырваться я сумел из этого ада только спустя два года, по дедовскому способу, наплевав на все и вся набил морду жене и теще разом. Когда они пришли качать права, сделал это еще раз. Да меня почти поставили на учет в милицию, и еще долго срамили соседи, но мне плевать я был свободен. И я твердо верю если бы не столь радикальные меры, быть мне до сего дня под хомутом. Сейчас мой финт ушами бы не прошли, Маринка точно бы упекла меня в тюрягу за насилие над личностью. Как я позже узнал, Маринке не было двадцати лет, на которые она выглядела, а далеко за сорок. А бабка тогда посуетилась, помогая внучку. Пристроила, так сказать в надежные руки.

— Успокойся, — приказным тоном заговорила бабушка.

— Ну, уже нет. Ведьмы — это отдельная порода баб, вы же считаете себя умнее всех и то, что все вам должны, а ваши выходки просто обязаны прощать, только потому, что вы такие не посредственно очаровательные бунтарки, и так далее. Эгоистки, заносчивые самовлюблённые эгоистки.

— А мы действительно умнее, ибо видели и знаем многое. И должны нам многие, ибо спасаем мы больше, чем эти доктаришки. А то, что вредные так это не наша вина, характер такой, нужно ведь бедным женщинам как-то разряжаться.

— То-то после твоей разрядки, пол деревни друг друга на ножи взяли, а потом и вовсе пожарище устроили, — вспомнил я эпизод из детства.

— А не тебе меня судить, — взвилась старая ведьма.

— Не мне, как и не тебе решать, что лучше для меня.

Я ушел в комнату, по-детски хлопнув дверью на прощание. Подобные разговоры у нас случались с периодичностью раз в полгода. То бишь почти каждый раз, когда я приезжал. Проходил он по-разному, но всегда в одном русле и с одним итогом, мы обижались друг на друга. Но, не смотря на все обиды, я бабушку любил, и тут уже ничего не попишешь. Может когда-нибудь я повзрослею и прощу ее.

Завалился на кровать, прикрыв ладонью глаза, стараясь абстрагироваться от окружающего мира. Выходило плохо, мысли закручивались в тугой клубок, грозя обрушиться с горы злости лавиной ярости.

Я резко сел на кровать. Надо прогуляться, иначе я себя снова загоню в тяжёлую меланхолию. Нашел старый брючный ремень, перекинул через голову, положил гипс на кожаную полоску, затем надел куртку. Прихватил лечебные снадобья, надо соблюдать режим, а то я и так пропустил изрядно. Мельком глянул в окно ага, как обычно, намечается дождь. Вышел на кухню, после секундной заминки надел сапоги, и схватил кожаную кепку с вешалки, вышел на свежий воздух. Встал посередине асфальтной дороги прикидывая, куда податься: направо или налево, что там, что там ничего примечательного не было. В итоге повернул налево как любой уважающий себя мужик. Ведь если на душе хреново надо идти налево там всегда весело и беззаботно.

Из головы никак не выходили бабкины слова о невозможность существования колдунов с обычными людьми. Неожиданно из всей этой каши вынырнули детские воспоминания и образы родителей, я редко про них вспоминаю. Помню их смутно: отцовские очки, мамина улыбка запах шоколада, не вкус и именно запах. Мне было лет пять, когда они уехали поднимать целину, или строить БАМ, я уже и не помню. Помню, что они уехали, как только у меня проявились задатки к колдовству. Что и неудивительно, они были ярыми сторонниками научного атеизма, и отвергали все, что не вписывалось в привычную трактовку коммунистического мира. Если с бабкой они еще как-то мирились, считая ее пережитком древности, но мысль, что сын не такой, было выше их сил. По крайней мере именно так их оправдывала бабушка. Они приезжали редко раз в полгода или даже реже, всегда веселые и полные всяческих историй. Именно тогда я был абсолютно счастлив. А потом они снова уезжали, не давая мне пояснений, почему не берут с собой. И это каждый раз была трагедия, для маленького меня. До самого их последнего визита, я так и не смог свыкнуться с мыслью, что они меня бросают. А потом пришла короткая телеграмма мол, погибли после взрыва на заводе, похоронены на месте. Заработанные деньги пришли месяцем позже. Они так и лежат у бабушки в этажерке все до последней копейки. Так что воспоминания о моих родителях разделены на две части, светлая, где они рядом и черная, когда они уезжают. Ведь мой отец родился в простой семье, да и с бабкой у него отношения были напряжёнными…

— Серый ты что ли? — зычный голос вырвал меня из плена воспоминаний.

Я резко остановился, хоть и звали не меня, нашел взглядом орущего и с прищуром посмотрел на широко улыбающегося мужика лет так за пятьдесят, с явными следами алкогольной зависимости.

— Здорова Серый, — он чуть шатающейся походкой подошел ко мне, еще издалека протягивая руку.

Ладонь оказалась широкой и крепкой, словно сделанная из дуба, он аккуратно стиснул мои пальцы, смотря в глаза.

— Я Женя, — расцепив рукопожатия, сказал я.

— Да ладно, — искренне удивился он, — а выглядишь как вылитый Серега. А ты тогда чьих будешь?

— Племянник Антонины Петровны.

Мужик быстро заморгал, сведя брови к переносице, явно силясь что-то вспомнить. Затем неуверенно словно боясь, что его сочтут идиотом, проговорил.

— У нее внук был, тоже Женькой звали. Только ему лет пятьдесят должно быть. Получается, что совпадение?

— Получаться так, — легко согласился я.

В деревне прошло часть моего детства, и не мудрено, что я натолкнулся на знакомого из прошлого. Колдуны плохо стареют в отличие от обычных людей.

— Как он там?

— Помер лет так пять назад, — не пойми с чего соврал я.

— Эх, — собеседник явно расстроился, — хороший парень был, мы помниться у Харлаша коня увели, чисто покататься, так это хрыч ментам нажаловался. А Женька тогда все на себя взял, пороли его тогда нещадно.

Данный эпизод из своего прошлого я помнил хорошо, так сказать первое наглядный пример: преступление и наказание. Тогда мне досталось без всяких скидок на малолетство, дело одной поркой не обошлось. Полгода был лишен всего и вся. Только работа, только учеба. И вместе с этим я сразу вспомнил Федьку, всегда наголо бритого мальчишку, (его мать, таким образом, боролась со вшами), не сказать, что мы были друзьями так приятели по шалостям. В деревни все со всеми играют и дружат, маленькая территория тут не до избирательности. Отчего-то захотелось сказать да это я Женек Внучек, так меня в детстве прозвали местные пацаны. Но сдержался. Ведь выгляжу я на лет тридцать, дай бог, а он вон за полтинник уже. Не к чему лишние вопросы.

— Помянем не вовремя ушедшего брата? — с надеждой спросил он.

— Не стоит, — резко ответил я.

— Понимаю тяжёлая тема. Может, тогда выпьем? Так сказать, за знакомство.

Первым порывом было сказать нет, и двинуть дальше, но я передумал. А почему бы, в самом деле не выпить. Настроение как раз такое, душа требует алкоголя и забытья. Да и компания дано признать намечаться нормальная. По вспоминаем прошлое, поговорим за жизнь. Когда последний раз пил вот так бездумно и без оглядки на посторонних? Уже и не вспомню.

— Давай.

— Вот это дело, — он развернулся и сделал шаг, приглашая следовать за собой, — спирт не предлагаю, вижу, ты человек состоятельный и можешь водочки прикупить. Ты не подумаю я тебе, верну, когда зарплату дадут.

— Нет с собой денег, — вся наличка осталась у бабки в доме, а туда сейчас возвращаться хотелось меньше всего.

— А не беда, в магазине на долг возьмем. У тебя там пока чистый лист, так что проблем не будет.

— Меня же никто не знает, — следуя за ним, сказал я.

— Бабку твою знают, да и я поручусь.

— А чего сам не берешь? — из чистого любопытства спросил я.

— Так говорю же, зарплату жду.

Магазин оказался типичным до жути, как, впрочем, и его продавщица, девчонка лет двадцати пяти, с хамским тоном, и презрительным взглядом. Она без лишних вопросов выдала нам бутылку водки, а на запрос о закуске, скривилась в недовольной гримасе.

— Так выжрите, — бросила она, но все же предоставила нам пару консервов со шпротами и буханку не слишком свежего хлеба.

В тетрадь в клеточку красивым почерком вписала мое имя и сумму долга, тут же отвернулась к бабке, стоящей поодаль от нас и еловым голоском, принялась нахваливать печенья, с виду прошлогодней давности. Федя спрятал бутылку в рукаве, на мой взгляд, это еще больше выдавала нас чем, если бы несли в открытую. Я разместил в карманах консервы, хлеб взял в руку. Не успели выйти, как мой будущий собутыльник неказисто выругался.

— Федька едрена вошь, — заорала женщина в плаще, стоящая через дорогу, — ты куда делся. Конь уже час как запряжённый, под дождем мокнет.

— Танька не могу, ведёшь друга встретил, — вяло отозвался Федя.

— А мне насрать, кого ты там встретил. Аванс уже вылакал, так что давай отрабатывай, — в голосе женщины отчетливо прослеживались истерические нотки.

— Жень подсобишь? А то эта ни в жизнь не отцепиться.

— А что делать надо? — неохотно спросил я.

— Да солому с поля привести. Пять рулонов. За час справимся, а там уже и выпьем как люди. Поможешь?

Я показал на загипсованную руку, Федя секунд пятнадцать пялился на перевязь не в силах понять, как это он раньше травму не заметил.

— Ну, рука поломана, а плечо то нет. Подставишь в нужный момент и вся недолга.

Я тяжело вздохнул, и согласился, все равно делать то нечего, да и выпить я уже нацелился. К тому же разгрузить мозг физическим трудом всегда полезно.

— Ща заведем КПТ4 на овсяной тяге и вперед, — весело сообщил Федя, направляясь к коняге.

Конь, предоставленный Танюхой, выглядел измотанным и голодным, смотрел он на окружающий мир флегматично и как-то обречено, животина полностью смерилась со своей судьбой, и ни чего хорошего от нее уже не ждала. Запряжен бедолага была в телегу на автомобильных колесах. В мою бытность ребенком, колёса в основном были деревянные, и катить на таких занятие не из приятных, порой на ногах легче было пройти. А сейчас по асфальту да на резине, можно сказать мы перемещались со всем доступным комфортом.

Ехать пришлось долго аж полчаса, большую часть по дороге позже полем. Прибыли к пункту назначения, рулоны на мой не профессиональный взгляд выглядели отвратно, а на ощупь еще хуже, мокрые с явной гнильцой.

— И куда такие? — спросил я.

— В подстилку, ты не смотри что они гнилые это только сверху, внутри все хорошо.

Работа отняла не час, и даже не два, а вплоть до самого вечера, последний везли уже в темноте и закатывали в сарай под светом фонарика, что держала ворчливая Танюха. Моя однорукость, Федю несколько не смутило, работали мы примерно по такому принципу. Он толкал я, подпирал плечом, пока он перебирал руки, и так до тех пор, пока рулон не окажется на телеги. Дальше шли рядом, придерживая воз с двух концов, напрягать конягу еще и своим весом было бы верхом бесчеловечности. И все это происходило под непрерывные шутки Феди в основном плоские и пошлые, но в меру, не переходя черту, когда становиться раздражительными. Да и мне удалось рассказать пару бородатых анекдотов.

— Вот, — женщина сунула копейку в руку Феди, чуть помялась и протянула и мне, — Орлика сами распрягите, а мне бежать надо.

Федя отдал мне свой заработок, со словами в уплату долга. Затем уселся в телегу, и махнул рукой, мол, присоединяйся. Под халтурить что ли решил? Ладно мне уже все равно куда и зачем ехать. Путь оказался коротким, буквально три дома проехали, он передал мне вожжи, а сам полез в кусты чуток там покопался и вернулся назад с трёх литровой банкой мутной жидкости.

— Я ща, а ты пока телегу к сараю подгони.

Я едва успел справиться с заданием, как он вернулся, с вилами наперевес. Открыв сарай, быстро накидал сена на телегу, затем принес здоровый мешок овса.

— Орлик тоже награду заслужил, — сообщил Федя.

Позже обиходив коня, мы вышли на дорогу, и побрели одному Феде известно куда.

— Что в бурке было? — спросил я, дабы не молчать.

— Брага. Не, хорошая брага, слабенькая. Я ее Афанасу в уплату за сено отдал. У него уже года как коровы нет, а привычка заготавливаться сено осталась, вот и меняюсь я с ним время от времени. Деньги давать нельзя он тогда на «Точку» бежит и берет пойло, от которого потом люди слепнут, или того ку-ку. А так бражки попьет чуть-чуть и спать.

— Понятно, — только и сказал я.

— Понятно ему, — не пойми с чего заворчал Федор, — Вот ты думаешь, мы тут в деревне все дурочки да простачки? Все у нас понятно и просто? А нет.

— А как? — проявил я не нужное любопытство.

— Как же тебе объяснить, чтобы ты понял. Нас тут свой микроклимат, свои интересы и свои развлечения. А вы из своего города все лезете к нам со своим высокомерием, мол, живем не так и делает не то. Не желая понимать, что нам и так хорошо. Да молодым дорога в новый мир в города, там вся жизнь. Вот они и еду. Но это не значит, что, возвращаясь назад, нужно привозить город в деревню. Зачем загрязнять то, чего и так почти не осталось.

— Так вы деградируете, — вклинил я слово в его монолог.

— С чего это? У нас тут есть все то же самое, что и у городских, телефоны интернет. Чуть хуже, но есть. Кроме разве что такого обилия развлечений. Но у нас свои радости. Город живет ночью, а деревня днем, а в ночи разве может быть что-то хорошее?

— Сам говоришь за городом будущие, — я едва ухватывал логику его повествования.

— Тьфу, на тебя, — весело засмеялся он, — дурак, что наш Васютка. Город не создает, город забирает. Создают заводы, фабрики научные институты. А где они находятся? Правильно. В промзонах на отшибах. Тьфу, на тебя еще раз я ему про лапти, а он мне про гусей. Город — это мироустройство, а не…, - он резко замолчал, выдохнул и умолк. Похоже, его мироустройство еще не до конца сформировалась в словесной форме. Нужно больше практики.

А ведь он романтик, влюблённый в сельскую жизнь, и не желающей пускать в нее ни толики городской суеты. Борец с ветряными мельницами. Село в привычном понимании умирает, давая жизнь чему-то новому более наглому и дерзкому как все молодое. И только из-за таких, как Федя этого еще не случилось, архаика, но, черт побери, кто сказал, что они не имеют права на жизнь и счастье.

Домой к себе Федя звать не стал, сказал: жена заругает, да и дети скоро спать пойдут. Разместились мы в летние кухни. Вполне себе удобно, возле хорошо протопленной печки, где ранее жена Феди варила картошку поросятам. Сидели за добротным чисто убранным столом, под звуки старенького радиоприемника, что время от времени шипел помехами. Табуретки, правда жестковаты, но это мелочи. Неспешно разложили продукты, поставили бутылку водки. Мы собирались выпить, а не нажраться, как последнее время поступает большинство. Разлили по рюмкам.

— Чтобы прижилось, — сказал Федор, выпил.

Я последовал его примеру, водка скользнула в глотку, бухнулась в желудок, и начала ворочаться, ища выход наружу. Наверное, с лекарством не ужилось, но Травница про противопоказания ничего не говорила, отсюда вывод: можно пить. Глупость конечно, но что есть.

— Держись, если привьётся первая, то вторая зайдет лучше. Не закусывай все испортишь.

Я сморщился, поднёс кулак к носу и глубоко вдохнул. Прислушался к себе, вроде все нормально и водка удачно обосновалась в желудке. Федя одобрительно хмкнул и завел разговор не о чем, про каких-то соседей и их дочку, что замуж рвется со страшной силой, не разбирая женихов. Про сломанные трактора, и возможную диверсию механиков, ибо им зарплату урезали. Говорил он резво, хлестко, при этом активно жестикулируя.

Допили водку неожиданно быстро, закуски убавилось лишь на треть. И душа требовала продолжения.

— Я требую продолжения банкета, — спокойным тоном без особой надежды высказал я цитату из известного фильма.

— Без проблем. Желания клиента закон, — хмельным голосом сообщил Федя.

Собутыльник встал, надел кепку, к чему-то прислушался и полез за печь, в итоге достав дождики. Протянул мне. Шурша брезентом, быстро оделся, Федя же плотней застегнул болоневую куртку.

— Двинули, — отдал он короткое распоряжение, и вышел под промозглый дождь.

После тепла уютной кухоньки идти куда-либо не хотелось, но давать заднюю уже поздно. Шли по едва уловимой тропке, по полям и чужим садам, в сторону виднеющейся фермы. Продравшись через грязь, зашли в сарай, что был пристроен к свиноферме. Света засаленной лампочки едва хватало, чтобы оценить всю убогость обстановки, трухлявое сено по углам, посередине беспорядочной кучей свалены прогнившие доски. И мерзкий запах перегноя с навозом довершал картину.

— Ты не кривись, у девчонок хоть какой-то приработок. Да и самогон у них хороший не то, что эти спекулянты продает, с димедролом да дихлофосом, — неверно истолковал мою гримасу Федя.

Я махнул рукой и вышел на свежий воздух, лучше под дождем, чем в этой вонище, тем более я в дождевике. Спрятался за открытой дверью от ветра, закурил чуть ли не впервые за день. Прислушался к себе, ребра не болели, рука не беспокоила, голова чуть кружилась, но это от водки. Общими усилиями бабки и травницы меня почти восстановили, будь урон больше физический так легко и быстро не оклемался бы. Но это, потому что сам колдун и всю эту сверхъестественную муть перевариваю значительно быстрее, обычных людей. Будь на моем месте стандартный человек, то… то, наверное, и не оклемался бы сам, да и врачи бы не выходили. Проклятия в больницах не лечат. Разве что на ведьминых настойках шанс есть, но это на год лечения.

Дальний свет фар больно ударил по глазам, машина, с ревом раскидывая грязь подъехала к входу фермы, сделала крутой разворот, встав задом к отварившейся входной двери. Бледный свет очертил новенький кроссовер Х5 немецкой сборки. Я скорей услышал, чем увидел, как кто-то выскочил из машины. Затем открылся багажник, и какой-то мужичок стал активно закидывать внутрь какие-то мешки.

— Максимка наш, — послышался из-за спины голос Феде, — чудо бизнесмен. Покупает комбикорм за полцены на ферме, и продает в городе за полную. Ладно, пошли.

Не успели мы пройти и десять шагов, как мой собутыльник развернулся и извиняющимся тоном проговорил.

— Ты на наших девок плохо не думай, это государство делает все, чтобы народ нарушал законы.

— Я и не думал.

— Это хорошо.

Возвратились мы уже другой дорогой, возле одного из домов мой провожатый замер, несколько секунд стоял словно ведя какой-то спор с самим собой. И придя к какому-то решению, заговорил.

— Слушай ты вроде парень крепкий. Так что поможешь, если что?

— Э, а что делать надо.

— На месте поймешь.

И резко повернул к дому, что находился по правую руку, отворил калитку, и мы прошли во двор. Не стучась отворил дверь, тихо проникли внутрь. Все это мне откровенно не понравилось. Быть соучастником ограбления, только этого мне и не хватало.

— Кать, — шепотом позвал он.

Это он что к любовнице намылился и меня за компанию прихватил. Такого нам не надо. Я недовольно засопел, и было дернулся к выходу, как включился свет, я зажмурился, отворачиваясь в сторону. А когда открыл глаза, понял, что попал. В небольшой кухне, возле массивной печи, стоял крепкого вида мужик, в одних трусах, с татуировкой парашюта, на левом плече. На небритой пьяной морде застыл свирепый оскал, и как вишенка на торте огромный кухонный нож в руке. На секунду меня посетило дежавю, здоровяк, нож, кухня. Да сколько-можно-то.

— Сууукиии, — просипел мужик и кинулся вперед, занося оружие для удара.

Да ну их всех в темный лес, я рванулся вперед, и впечатал гипс прямо между глаз агрессору. Тот рухнул на пол, я не мешкая сел сверху, и еще добавил пару раз, левой и правой. Затем меня кто-то схватил сзади и оттащил, я извернулся и врезал второму нападавшему, тот тоже рухнул как подкошенный. Я было бросился добивать второго, но споткнулся об валяющийся табурет, больно ушибив колено. Шипя от боли и злобы, схватил мешающуюся мебель, занес над головой, и женский визг ультразвуком ударил по ушам, приводя меня в естественные состояния понимания окружающего мира. Я громко выматерился и вышел на улицу. Сел на промокшую лавку и дрожащими руками прикурил сигарету. Через пару минут появился Федя, держа возле скулы металлический черпак. Сел рядом.

— Извини, — буркнул я. Говорить что-либо не хотелось, внезапно навалилась усталость, и обида, на что конкретно не понять.

— Забудь. Выпили, подрались, с кем не бывает.

— Мы вообще, зачем сюда поперлись? — хотел сказать зло, но вышло равнодушно.

— Понимаешь Жень. Васек мужик нормальный, вот только пить не умеет вообще. Как горькая в глотку попадет остановиться не может, и чем больше пьет, тем больше звереет. Вот и приходится заходить и успокаивать.

Помолчали.

— Он свою беду знает, от того и подставляться под удар, когда дело до драки доходит. Сейчас проваляться пару дней в кровати и отойдет.

Еще один берс что ли? И чего его бабка не вылечит? Хотя, о чем это я, тут простым колдовством не справишься, нужно специалиста вызывать. А где его взять в наших краях.

— Сам додумался?

— Не, бабка твоя подсказала. Раньше и время говорила, когда идти, а сейчас сам приловчился. Ладно, чего мокнуть, пойдем допьем чего взяли.

Вроде и не было сказано важных слов, не было философских умозаключений, а на душе потеплело. Как после хорошо и честно выполненной работы.

Выпустил струйку дыма, ткнул окурок в стену тот тихо зашипел и умолк, оставаясь висеть. Встал, устыдился своего поступка, выколупал бычок, и после недолгого метания, куда бы выкинуть спрятал в карман. Мы молча направились в сторону Фединого дома. Говорить совершенно не хотелось, наступил тот момент, когда нужно дружно помолчать, обо всем.

Самогон пошел на удивление хорошо, даже закусывал больше по инерции, чем по необходимости. После холода в тепле, отчего-то не развезло, наверно выветрилось все из-за прогулки, а может во всем виноват всплеск адреналина во время драки. Не суть. После третий рюмки, Федя начал извиняться, что втянул меня в свои разборки. Я тоже извинялся за удар в челюсть, но собутыльник был уже в том состоянии, когда раскаяние давило сверх меры, не позволяя забыть и перейти на другую тему. Между делом написал СМС Юле, с пожеланием спокойной ночи. Ответ пришел спустя пять минут, сухой и краткий «Спокойный». Выходит, все еще злится. Я разом хлопнул две рюмки и засобирался домой. Уже в дверях Федя схватил меня за рукав, и заглянул в глаза, словно нашкодивший пес, умоляющим тоном попросил.

— Скажи, как я мог загладить свою вину. А то ведь изведусь на нет.

— Куртку кожаную достанешь, и будем квиты, — ежась от промозглого ветра сказал я.

— Какую?

— Ту, что на дереве весит.

— Эээ не вопрос. Где, то дерево?

— В лесу, — ей-богу разговор двух идиотов.

— Дорогу покажешь?

— Да.

Я снова залез в дождевик, Федя в свою болоневую куртку. Перешли дорогу, и собутыльник бесцеремонно забарабанил в окно соседского дома. Через минут пять, на наш призыв ответили, к моему немалому удивлению, не матом и криками, а сонным «Что надо?». Федя изложил проблему, я же дополнил ее деталями. Мужской голос сказал: «Ждите», и мы спрятались под навесом. Курить не хотелось, но я все же поджег сигарету, тупо держал меж пальцев, смотря на красный огонек. Соседом оказался коренастый мужик, в кепке, и черном дождевике поверх куртки, на ногах сапоги. Он деловито и спокойно поручался с нами, затем неспешно открыл сарай, где стоял трактор, с большими погрузочными вилами. Техника после не долгих уговоров злобно зарычала, плюнув черным дымом из трубы и завелась.

— Вилами достанет?

Я прикинул высоту той сосны и уверенно заявил.

— Нет.

Федя мыхыкнул, и уже через пару минут прикручивал шестиметровую лестницу к боку трактора.

— Полезай в кабину, дорогу покажешь. А я сзади пристроюсь.

Кое-как разместился в кабине, пристроившись на ящик для инструментов, упер ногу в железный бок, а рукой в спинку сидения. Голова чуть кружилась, а глаза так и норовили потерять фокус, но я держался.

Миссия по спасению началась.

Стоило мне только угнездиться как сонный сосед, врубил фары и стронул технику с места. Доехали быстро хоть и никуда не спешили. Я постоянно поглядывал в окно, проверяя как там дела у моего собутыльника, то лихо держался за стойки и время от времени показывал мне большой палец. Перед самым въездом в лес меня охватило залихватское настроение, былой страх перед лесным массивом отступил, оставляя место нелепой браваде. Виной тому скорей всего изрядно наполнявший мой организм алкоголь. А может на меня повлияли события последних дней. Я и сам до конца не мог понять, откуда это во мне. Впрочем, данный вопрос мне занимал мало, я наслаждался моментом.

Когда приехали к злосчастной сосне, втроем встали подле нее, запрокинув головы вверх, света фар едва хватало, чтобы различить очертания куртки, развевающейся черным флагом наверху.

— Я полезу, и не обсуждается, — категорически заявил Федя.

Мы с Федей залезли на крышу, тракторист подал лестницу, затем залез в кабину и поднял вилы, так чтобы мы могли установить лестницу. Федя осенил себя крестом и полез. Безумия и самодурство чистой воды. Рисковать здоровьем ради куртки. Бред и только. Я это сообщил Федору, на что-то получил ответ, не в куртки дело, и он продолжил восхождение. Как он не расшибся пока сдирал ее с ветвей ума не приложу. Уже на земле я скинул с себя дождевик, и напялил желанную вещицу, мокрую и противную до жути.

— Дал бы просохнуть, — сказал молчавший до этого тракторист.

— Неа, — отозвался я, понимая всю абсурдность ситуации.

Уже прикручивая лестницу назад, к боку трактора поинтересовался.

— Ладно, Федю муки совести заставили мне помогать, а ты то, чего пошел.

— А мы что не соседи разве? — меланхолично буркнул он.

Я не нашелся что ответить.

Когда вернулись назад, безымянный для меня тракторист, заглушил технику и, бросив ее возле дверей, пошел спать, на прощание, пожав нам руки. И вяло отмахнувшись от благодарностей, и на приглашение выпить.

— Ладно, и я домой, — через зевоту сказал я, хлопая собутыльника по плечу.

— Рано как-то для меня пойду, что ли погрешу чуток, — я не видел, но мне кажешься, он лукаво подмигнул, и отчего-то направился в сторону коровника.

Каких усилий мне стоило вымыться в холодные бани перед сном, знаю лишь герои великих саг. Одно обидно про мой подвиг скальды не споют.

На следующий день, вышел к завтраку как ни в чем не бывало. Бабушка тоже не стала заострять внимание на вчерашнем конфликте. В общем, ссору спустили на тормозах. Впрочем, как и всегда, патовая ситуации и пока я не видел выхода из нее, как, впрочем, и моя бабушка.

— Когда амулет будешь переделывать? — спросила она, когда мы оба неспешно поглощали чай с печёнками.

— Как только рука заживёт так сразу.

— Эток ты и к новому году не поспеешь.

Это я и сам понимал, но выбора не было, чтобы сделать схожий амулет на основе того, что дала ведьма, мне нужно полноценно использовать сверхъестественные возможности. А сейчас слишком рискованно что-либо колдовать. Так можно и руки лишиться.

— Слушай, может плюнуть на все и сбежать? — неожиданно даже для себя сказал я, — чертовски не хотелось выполнять приказы этого… Чувствую себя как мышь, гонимую в лабиринте по кругу, в конце которого ничего хорошего не светит.

— Тебе одного чудовища на хвосте мало, еще хочешь одно, — с грустью проговорила бабушка, — или забыл, как он тебя пригвоздил?

— Такое не забудешь, — мрачно отозвался я, стараясь не вспоминать про тоску, что овладела мною, когда страж атаковал.

Идея с бегством явно была из разряда, глупее не придумаешь. Виной всему похмелье и безысходность.

— Тем более он тебя пометил, и скрыться будет ой как сложно.

— А изгнать его?

— За сотни лет никто не умудрился, а нам и тем более не справиться. Это высшая лига, нам с такими не тягаться.

Я раздраженно отхлебнул чая, сфокусировав взор на хлебных крошках.

— И что прям ничего сделать нельзя?

— Можно, только все равно времени не хватит, и средств тоже. Да и шансы крайне малы. Я уже не один день голову ломаю что делать, но кроме того, чтобы следовать указанием, не вижу. И это злит меня еще больше чем тебя.

Ага, ее можно понять, считать себя древней ведьмой, помыкать людьми, а тут нарисовалось нечто, чему она не может противопоставить ни чего. Я снова подумал, про Надзор. Нет, в кабалу я себя загонять хочу еще меньше, да и всегда успеется.

— Допустим, выполню я его поручение. И что дальше. Отпустит?

— Скорей всего, ты ему неинтересен, может, наложить проклятие какое, но с этим мы справимся. Ладно, — она хлопнула ладонью по столу, — займемся твоим амулетом. Помогу чем, смогу.

— Хорошо, — работа, как известно лучшее лекарство от тяжелых дум.

Принцем нашей работы свёлся к следующему, я руководил, бабка делала, и если поначалу, она приняла роль подсобного рабочего, чисто из жалости ко мне, то дальше уверено перехватила инициативу в свои руки. Мои попытки влезть в трудовой процесс пресекла веской фразой.

— По истреблению потусторонних тварей ты, пожалуй, один из лучших, а вот в остальном неумеха и середняк.

Первоначально она разобралась в принципе действия амулета, все было просто и гениально, излучаемая мной энергия или аура, искажалась, приобретая копирующее значение. Вроде и тот же человек, но явно копия, то бишь однояйцевый близнец в мироощущении нечисти.

Ведь твари леса нацелены убить именно меня, а не моих родственников. Сам амулет, можно сказать, состоял из трех блоков, прием, реверс и распределение. Вся соль была в том, чтобы правильно скомпоновать их, и отладить совместную работу. Слепо перенести заклятие не получалось это, как скопировать подчерк человека с бумаги скажем на песок. Буквы и закорючки, похоже, но любому будет понятно, что это поделка. Вот все это и приходилось высчитывать и рассчитывать, время от времени проводя практические испытания. К вечеру я был выжат как лимон. Бабушка уже более походила, на старушку что вот-вот соберётся нести деньги в похоронное агентство. Ведь пора уходить к родственникам в лучший из миров.

— Отдых. Завтра продолжим. Вроде мало осталось.

Спорить не стал, отправился на улицу гонимый острым приступом никотиновой зависимости. С неба ничего не падало, но вот ветер гнал злые потоки холодного воздуха, не спасала даже куртка, застегнутая под самое горло. После недолгих раздумий я обосновался в крыльце, подвинул лавку ближе к двери, закинул ногу на ногу, закурил. Смотря в темноту, прокручивал бесполезные мысли о том, как выкрутиться из сложившийся ситуации, с минимальными потерями. Гоняя одни и теже идеи по кругу в наивной надежде получить другой ответ, нежели отрицательный. Не найдя, куда выкинуть окурок снова спрятал в карман. Ходячая пепельница блин. Докурив, позвонил Юле, и к своему удивлению отлично с ней поговорил, если вначале в разговоре чувствовалась не какое напряжение, то к концу, мы уже почти как раньше беззаботно шутили. Под конец она с теплотой в голосе пожелала мне спокойной ночи, от чего еще больше захотелось ее увидеть. Во всей этой нервотрепки и негативе, немного тепла и света были как нельзя к месту.

Вернувшись домой снял кепку с гвоздя и сказал бабки.

— Я к Феде, — хотелось, как не банально это звучит душевной беседы и добротного слушателя.

— Дома посиди, выспись. Завтра тяжелый день.

После недолгих раздумий я признал, что бабка права. До обеда надо будет поработать с заклятием, а позже ехать за первой жертвой. А потом еще долго, долго думать, как выловить остальных.