Колдун

Глава 10

Проснулся от нестерпимого давления в мочевом пузыре. Откинул летнее одеяло резко сел на край кровати. Голова пошла кругом, желудок скрутило, и боль ворвалась в сознание рваными лохмотьями от всего организма: колющая в ребрах, жгучая возле левого глаза, и ноющая в стопах ног. Отдышался, свыкаясь насколько можно с неприятными ощущениями. Проковылял до кухни, воткнул ноги в резиновые сланцы, накинул на плечи висевшую сбоку куртку. Толкнул плечом массивную дверь, через крыльцо вышел в подворье. Двигаясь по памяти во тьме, завернул за угол, где обнаружился домик неизвестного архитектора. Избавившись от нужды рассеяно, похлопал рукой по карману в поисках сигарет. Запоздало понял, что вещь не моя и взяться никотиновой заразе неоткуда. Поднес левую руку к лицу, пошевелил пальцами, действия вижу, но не ощущаю. До колдоваколдовался блин.

Возвратившись в тепло, к удивлению, обнаружил что, бабка не хлопочет по дому, а мирно себе похрапывает. Ладно, бывает и такое, возраст как ни как. В детстве проснуться раньше бабули было нереально казалось, она вообще не спит.

У бабушки моей Антонины Петровны, было две ипостаси. Первая милая женщина преклонного возраста. В меру рассеянная чуть ворчливая крайне заботливая и любящая своего непутевого внука. Также ведущая неравный бой с лишним весом. Вторая ее личность кроме зубо-скрипящего раздражения ничего не вызывало. Ведьма наставница, озлобленная старуха, которой невозможно угодить. Как ей удавалось делить эти две части, не перемешивая их в одну, лично для меня оставалось тайной. Возможно все дело в годах практики, когда нужно было прятать свою ведьмину натуру от всех включая мою мать.

Я протяжно зевнул, сон как цунами отхлынул, от берегов сознания, но уже грозил накрыть десятиметровой волной дрёмы. Желудок буркнул, напомнив, что пора и закинуть что-нибудь пока снова не отключилась голова. Открыл холодильник и щурясь от света, нашел кусок колбасы, не размениваясь на хлеб или батон, жадно откусил. Пока жевал, наткнулся взглядом на кетчуп. Вот это другое дело, я обильно облил колбасу и в таком виде употребил. Как ранее говаривал Максим, люблю помидоры, ажно готов их есть с кетчупом и запивать томатным соком.

Утолив голод, внезапно почувствовал, что веки тяжелеют, а рот так и норовит открыться в зевке. Похоже, организм против ранней побудки и требует еще пары часов блаженного сна. Кое-как добравшись до кровати, отключился.

Меня разбудил ментальный приказ бабки «ПОДЪЕМ», сон, словно оплеухой выбило из моей головы. Разлепил веки, и первое, что увидел это левую руку, от локтя до кончиков пальцев плотно упакованную в гипс. Работа грубая, первокурсник медицинского факультета и то лучше справиться, но, несмотря на всю неказистость сделано на славу. Это как же надо вымотаться, чтобы такое проспать? Да не, усыпила меня ведьма, штучки в ее духе. Моя сердобольная бабушка, применив древнюю анестезию, чтобы я под руками не путался, и озаботилась восстановлением покалеченной конечности. По истаскалась рука у меня за последние время. Одеваться с куском гипса на руке то еще удовольствие, одну пуговицу на штанах застегнуть чего стоит, но справился. После такого натянуть майку оказалось вообще легко. Хорошо, что рубашек не ношу, а то бы так голым и пошел бы. Ни носки, ни тапки одевать не стал, во-первых, тут полы все сплошь покрыты коврами, во-вторых, бабка всегда поддерживает комфортную температуру в доме, градуса двадцать два. И в последних у нее тут чище, чем в хирургическом боксе.

Открыл межкомнатную дверь, пересек проходную комнату, и очутился на кухне, втиснулся между столом и холодильником. И привычным жестом, отодвинул шторку посмотреть, что там творится во внешнем мире. На улице была тоска и печаль, то бишь серые облака затянули небо сплошным покрывалом. Твердо намереваясь разразиться дождем ближе к обеду. Кусты окончательно сбросили листву, и торчали голыми палками.

Бабушка, вошла на кухню, из крыльца, где у нее стояла газовая плита, в нос сразу же пробрался запах жареного яйца. Я сглотнул слюну, желудок отозвался недовольным урчанием, на такую наглую подмену. Тарелка опустилась передо мной. Ага, стоило догадаться хлеб в яйце, этим блюдом я питался все то время пока жил у нее. Оно было таким же неотъемлемым атрибутом моих будней как восход солнца. Это бесхитростное блюдо приелось мне еще в первые месяцы проживанию под бабкиной крышей, но другого она не предлагала. А если не нравится, то готовь сам.

— Спасибо, — ласково сказал я, показывая руку с гипсом.

— На здоровье, — натужно ответила она, ставя кофе рядом с тарелкой.

— Что случилось? — я с прищуром посмотрел на бабушку. Странная она сегодня какая-то, надела новое платье с зеленым отливом, вот и голову платком укрыла, простым белым, а сама мниться, словно ждет чего-то не очень-то и хорошего.

— Ты поешь, а то смотреть на тебя без слез нельзя, — сказала она жалостливым голосом, у меня ажно мурашки по коже побежали. Тут явно что-то не так.

Не найдя ни ложки, ни вилки, взял хлеб рукой, пальцы защипало от жара, переложил в левую. Хоть какая-то, польза то онемения. Обжечь пальцы не боялся, кожа на руке о грубела, да регенерация сейчас ускоренная. Это я знал из прошлого опыта лечения.

— Тварь лютует? — с набитым ртом, спросил я, жрать хотелось неимоверно тут не до соблюдения приличий.

— Да ушла тварюга, и труп я брезентом прикрыла, потом упокоишь как надо, — вот такая она у меня, что про тварь, что про труп одним тоном.

— Тогда что с тобой? — я уже серьезно заволновался, все эти недомолвки, и похоронный тон нагоняли на меня нервное беспокойство.

— Ты главное не горячить. Хорошо?

И прежде чем я успел ответить, массивная входная дверь легко отворилась, и на кухню вошел бородатый мужик, в нелепой джинсовке, и серых брюках, с кровавым взглядом из-под кустистых бровей. Я вскочил, схватил кружку с кофе, метнул в стража, чтобы выиграть хотя бы пару секунд для принятия каких-нибудь мер для защиты. Бородач легко уклонился, кружка глухо ударилась об стену, оставляя на обоях черный след. Злыдень лениво взмахнул косматой рукой, и я осел на пол, проваливаясь в черную тоску.

Тоска поглотила меня без остатка, лишая мотивации и желаний, оставив лишь бескрайнею безысходность. Душу рвало на куски лишь затем, чтобы скрепить вновь как попало. Мне словно бросила любимая девушка, умерла мать и сын и предали все, кому я доверял, одновременно. И это только та часть, которую можно передать словами, верхушка то безысходности, что овладела мной. И что самое страшное, из этой ситуации не было выхода, абсолютно никакого, даже умереть и то нельзя. Потому что там, за чертой меня ждет то же самое.

Сколько я пролежал в этом состоянии, не знаю время, словно исторгла меня из своего потока, делая пытку бесконечно долгой. Потом тоска отпрянула, не ушла, а лишь отстранилась, поселившись на краю души. У меня не было сил вырваться из плена тоски, как и не было желания. Пока кто-то извне не поставил перегородку, и не напитал позитивной энергией, и только тогда я смог открыть глаза, и вздохнуть полной грудью. Попытался пошевелиться, и из сухого горла вывалился слабый стон, тело занемело. Я напряг мышцы в попытке подняться, но все что получилось это перекатиться на бок. Отдышался, завалился на живот, чувствуя, как энергия нехотя заполняет тело. Надо встать, во что бы то ни стало нужно встать. Стиснул зубы, уперся лбом и ладонями в ковер, и медленно сантиметр за сантиметром принялся подниматься. Удалось встать не с первой попытки, но справился, и стоило утвердиться в вертикальном положении, как тоска колыхнулась. Я тихо простонал.

А дальше что? Мрак и безысходность, если сяду, то ничего не измениться, если лягу, тоже все будет как прежде. Нет смысла не в чем. Я почувствовал, как плачу, но слезы не приносили облегчения, мне уже ничего не поможет. Новая волна, положительной энергии и я смог принять решение, сесть за стол и принять пищу. Надо есть, чтобы продлевать свое жалкое существование.

Пока я уминал что-то съестное часть сознание, которое когда-то отвечало за любопытство, зафиксировала разговор.

— Зачем ты с ним так?

— Чтобы знал свое место.

— Можно было и полегче.

— Цыц баба.

Поев остался сидеть за столом, зажав ладони между ног, и бессмысленно смотря перед собой. Пока кто-то напитывал меня жизненной силой. Свет за окном потух, а лампочка под головой зажглась, освещая небольшую кухню и старую женщину, стоящую возле плиты, с виноватым видом, мешающая что-то в большой кастрюле. Напротив, меня сидел мужик лет под сорок, с нечёсаными волосами, и добротной бородой, черная майка с черепом на всю грудь, обтягивал тугие мышцы, профессионального борца, а в узких щелях глаз, виднелась вековая мудрость, через которую то и дело прорывалось первобытная сила.

— Ты кто? — задал я вопрос, когда во мне колыхнулась долька любопытства, впрочем, ответ меня мало интересовал.

— Очнулся-таки, — пробасил мужик, и хлопнул ладонью по столу, — а теперь слушай внимательно. Чтобы привел этих паразитов ко мне до зимнего равноденствия.

Еще один удар по столу и мужик встал, поклонился бабке, и вышел на улицу.

— Вот же тварь пришел, нагадил и ушел, — без эмоционально проговорил я.

Бабка молча наполнила тарелку передо мной, я опять ел. С наполнением живота возвращалось и желания жить, и что куда как важнее яркая эмоция, злость.

— Как он меня здесь нашел? — спросил я, беря кружку с кофе.

— Не тебя, а меня, — бабка уселась рядом, и принялась размешивать сахар, в полулитровой кружке с чаем.

— В смысле? — не понял я.

— Он искал сильнейшую ведьму или колдуна. Вот и пришел ко мне с требованием найти тебя, — ложка остановила свой бег по кругу, — а через час ты сам явился, не пришлось придумывать, как тебя выманить.

— Ты меня предала, — на вспышку ярости сил не хватило, только на злое шипение.

— Говори, что хочешь. Но выбора у меня, по сути, не было, он все равно заставил меня, тебя искать, при этом покалечив, или чего хуже. Кому от это стало бы лучше? Тебе? Сомневаюсь. Мне так и подавно. А так я тебе хоть помочь смогу.

Хоть в словах бабки и была логика, но от этого не стало легче. Когда тебя предают близкие люди все равно становится тошно, несмотря на все логичные объяснения. Люди эгоисты думают в большей степени только о себе, требуя, чтобы ради них совершались подвиги и приносили жертвы, несмотря ни на что.

— Понятно, — только и ответил я, делая глоток кофе, бабушка последовала моему примеру.

Помолчали.

— Кто из тех трех выжил? — как бы не было тошно, но нужно прояснить ситуацию.

— Да все они живы, ушли лесами.

Кто бы сомневался. Тоска опять показалась из-за края сознания, но бабка была на чеку, положила морщинистую ладонь на мою руку. Мягкий поток энергии растекся по телу, наполняя меня благодушием.

Вот как их теперь искать, а ведь еще надо захватить в плен, они уже точно добровольно не сдадутся. Потом где-то содержать, и когда все будут в сборе то транспортировать через границу, в нужное место. Само по себе похищение человека, мероприятие сложное и очень рисковое, не говоря уже про троих. А если учесть, что в данном деле опыта у меня нет, от слова совсем, то вообще караул.

Бабушка, увидела, что мое состояние снова пошло в сторону ухудшение, быстро сыпанула в кружку каких-то травок и заставила выпить.

Вроде полегчало.

— Мда, не делая добра, не получишь зла, — устало выдохнул я.

Долбаный амулет, ведь жил как-то без него.

Бабка перегнулась через стол и от всей души врезала мне подзатыльник, я только чудом не ударился носом об деревянную поверхность стола.

— За что? — обиженно, спросил я.

— За глупость, что говоришь, глядишь еще пару раз по голове получишь, и вся ересь из черепушки да вылетит, — сердито проворчала она.

— А что не так? — я вяло возмутился, — я просто помог им дойти до точки и все, а теперь кругом неправ.

— Не дурак ли, а? — горестно вздохнула она, чуть нагибаясь, я предусмотрительно отклонился, рука у нее тяжёлая в отличие от моей головы, — добро надо вершить не корысти ради, а по велению души. А будешь за барышом и выгодой гнаться, никто добрым словом не вспомнить, да и судьба повернуться боком.

Я запыхтел, глотая горький напиток.

— Ты в таком состоянии лучше про это пока не думай, а то снова в депрессию угодишь, — ласково проговорила бабушка, мне даже на секунду показалось, что она погладит меня по голове.

— Он вообще кто?

— Дух старины глубокой, таким как он раньше требы клали. А нынче разве что вспоминают в дурных фильмах да книгах. Но сил у него от этого меньше не стало, разве что чуть.

Бабка ушла от прямого ответа. Я по опыту знал, раз не сказала сразу, то истины уже и не добьюсь.

— Оставим эту тему, — требовательно сказала она, и даже чуть топнула ногой.

Я спорить не стал.

— Значит, что касаемо твоих дел в лесу. Тварь ушла, тело завтра там же прикопаешь, я тебе кое-что дам, чтобы труп побыстрее разложился. Кстати кто она такая?

— Лея, одна из Церберов.

— Понятно. Теперь следующее. Поедешь в город, и пойдешь в милицию, там представишься свидетелем и выяснишь, что можешь про инцидент у магазина.

— А про это ты откуда знаешь? — в голосе прорезались нотки удивления, похоже, я отхожу от атаки.

Она отмахнулась, словно я сказал откровенную глупость.

— Тебя тут, о чем не спроси, про все рассказывал, — вот это мне не понравилось, неприятно, когда кто-то копается у тебя в голове без ведома, даже если это твоя бабушка с добрыми намереньями, — я тут карты раскинула, так что тебе ничего серьезного не грозит.

Как и любая ведьма, она могла заглядывать в будущее, вернее чуть-чуть узнать вектор его развития. Вероятность не стопроцентная, но где-то больше пятидесяти. И дело тут не в картах, можно гадать хоть на кофейной гуще или даже монетку подкидывать. Тут главное наработка на определённые предметы, и нужный настрой. А карты просто очень хорошо подходят под это дело, да и клиентам нравиться.

— А теперь мыться, — безапелляционно, заявила она.

До чего же противно мыться в холодной бане, что топится почерному. Сигать в прорубь в крещенские морозы и то лучше, раз два и в тепло. Уселся на лавку, напротив тазика с горячей водой, что принес заранее, обмотал гипс полиэтиленовым пакетом. Вдохнул сырой запах закопчённых стен, не удержался, передёрнул плечами. Это когда баня вытоплена да с жаром, закоптелой запах греет душу и вызывает желание побить себя веником. А сейчас только тоска. Я схватил черепку, плеснул воды на голову, стиснув зубы, когда влага потекла по спине. Силясь выкинуть любые мысли из головы, а то снова провалюсь в тоску. Только вспомнил о проклятии Стража и мне захотелось взвыть и напиться до бессознательного состояния, желательно спиртом.

Пока мылся все же, поразмыслил о сложившейся ситуации и том, что к ней привело. А ведь бабка оказалась права, я сам во всем виноват, ведь я только и думал, как получить амулет, а не про дело. Мог же ведь более детально разобраться в ситуации, найти людей для подстраховки, да и банально вести себя куда как дружелюбнее с нанимателями. Глядишь все бы сложилось куда как более благожелательно.

А теперь нужно разгребать все это дерьмо, и ведь дальше лучше точно не будет. По-хорошему с ними не договоришься, и придётся встать на скользкую дорожку криминала. Не хотеться до жути, и не только из-за памяти о прошлой службе в органах. А из-за моральных убеждений, кои мне привила бабка, и еще кое-какие уважаемые люди. И идти против себя всегда погано и сложно, но от одной мысли, что снова придет ЭТОТ… пробила мелкая дрожь страха, хоть в петлю лезь. Но это крайняя мера.

Вышел в предбанник, на душе скребли кошки, и мысли все больше вертелись об алкоголе. Быстро вытерся, смотря на колыхающуюся сливу за окном. Может позвонить в Надзор? Там-то точно помогут. И сразу отбросил эту мысль, ситуация хоть и критическая, но еще не настолько, чтобы добровольно лезть в кабалу. Пожалуй, звонок оставлю насовсем уже крайний случай, а пока своими силами обойдусь.

Быстро вытерся, и побежал в дом. Там меня бабка встретила кружкой чая и поучением.

— Значиться так, автобус до горуду, в одиннадцать двадцать, встанешь в семь и пойдешь убирать за собой. Лопату я там уже припрятала. Потом на автобус и в полицию, и чтобы на следующее утро был у меня как штык. А то в твоем состоянии оставаться одному вредно.

— Баб дай телефона девушке позвонить, — попросил я, пробуя отвар, где главенствовал вкус мяты.

— Это правильно, нечего молодую девку, в неведении и волнении держать.

Бабушка принесла современный мобильный телефон, даже более новый, чем у меня, бережно достала его и целлофанового пакета, и аккуратно положила передо мной. Я было потянулся к аппарату, но получил по пальцам, хмыкнул и тщательно обтер их об предложение полотенце. Включил телефон, на дисплее появилась неуместная заставка «Не дня без пива», нажал кнопку, контакты и замер. Я ведь не помню ее номер, вот хоть убей не помню, последние четыре цифры нет, пять помню, а вот первые, словно кто-то скальпелем вырезал, не намека в памяти. Растерянно помял аппарат в ладони, глянул на бабку исподлобья, и я с горестным вздохом отдал его обратно.

— А что так? — искренне обеспокоенно спросила она.

— Номер забыл, — кисло ответил я.

— Мда, — слово прозвучало как приговор моей некомпетентности как ухажёра.

Допив отвар, я без сил повалился спать, бабка явно намешала там чего-то успокоительного, последние мысли, что пришла ко мне перед не забытьём, я так за весь день и не попил ни разу настойке, что выдала травница.