Когти Тьмы

Глава 26. Очи слепца

Коль очи богу решил разбить,

Тревогу поздно тогда трубить.

И как подняться могла рука

На артефакты у дурака?

Возвращение Вершителя, отправившегося в погоню за похитителем глаза Инноса, не было триумфальным. Он шёл по мосту к монастырю, покрытый пылью и засохшими брызгами явно не своей крови разных оттенков, с лицом, застывшим в маске усталости и отрешённости. В руке он сжимал не сияющий артефакт, а свёрток из грубой ткани, от которого исходила слабая, болезненная магическая эманация, словно неумелый послушник пытался активировать руну света, но всё время путался и сбивался.

Мильтен, всё ещё дежуривший у ворот, стал первым, кто его встретил. Без вопросов было понятно — всё пошло по плану. Но не по тому, которому, как думал, следует Вершитель, а по настоящему плану магистра ренегата. Точнее, той его части, которую знал Мильтен. А он не строил иллюзий по поводу того, что Ксардас рассказал ему всё. Нет, он был уверен в обратном.

— Они были там, у камней, — голос Везунчика был хриплым и пустым. Он развязал свёрток. На ткани лежал крупный, потускневший красный кристалл и погнутая оправа — всё, что осталось от Ока Инноса. — Не этот ваш Педро. Другие. В чёрных балахонах. Тёмные маги, от разговоров с которыми потом болит голова. Один из них… до этого назвался «Ищущим». Я прибыл, когда они уже начали ритуал. Артефакт был на алтаре, и уже повреждён. Осквернён.

Мильтен сглотнул и сухо кивнул, задав другой волновавший его вопрос:

— Убил ли ты Педро? И где послушники, что погнались за ним? — спросил Мильтен с плохим предчувствием.

— Послушников нашёл, — Везунчик мрачно кивнул. — Трое. Мёртвые. Педро среди них не было. А у камней были только эти «ищущие». Кто они, Мильтен? Что за гнездо у них тут на Хоринисе? Откуда взялось?

Мильтен с горечью вздохнул:

— Оттуда же, откуда все остальные наши проблемы. Из Миненталя. Большинство из них — бывшие последователи Спящего. После неудачного ритуала призыва демона многие стали одержимы. А после падения барьера обезумели даже те, кто раньше держался. Некоторым удалось вырваться из долины, и, возможно, даже как-то сговориться с орками. Они очень опасны. Мне довелось столкнуться с несколькими… Больше не хочется.

— Понимаю… Но кто ими руководит? — в глазах Везунчика загорелся холодный, аналитический огонёк. — И сколько их? Могут ли они быть связаны с другими каторжниками? Многие ведь пропали без вести.

— Не пропали, — возразил Мильтен, не видя смысла скрывать. — Они уплыли. С пиратами. И их лидер Райвен, один из рудных баронов, который, судя по всему, выжил и здравствует.

Впервые за весь разговор лицо Везунчика выразило нечто большее, чем усталость — острое, живое любопытство. Он помолчал, и Мильтен даже не думал его прерывать или торопить. Затем, он едва заметно покивал каким-то собственным мыслям, как будто пазл, наконец, сложился в голове:

— Теперь мне многое становится ясно, — он достал из сумки пару сложенных в несколько раз потрёпанных и измятых листов бумаги. — Взгляни.

На одном листе был грубый, но узнаваемый рисунок — портрет самого Везунчика, а под ним — объявление о награде за его голову. Но самое главное было на втором — письмо для некого Декстера, причём вместо подписи была нарисована схематичная, но зловещая и легко узнаваемая метка в виде ворона.

— Это объясняет, почему за мной так упорно охотились наёмники в последнее время. И почему люди в окрестных деревнях стали пропадать, — пояснил Везунчик, — говорят, их похищали. Если всё это связано с пиратами и этим пресловутым Вороном, тогда картина складывается. Я-то думал, что убил их всех, этих самозванцев, решивших, что они имеют право распоряжаться чужими жизнями. Им было многое позволено, но резня в Свободной шахте, убийство магов огня — это уже переполнило чашу терпения. Однако если он выжил после моего меча, то он не просто опасен. Он — сама квитэссенция угрозы. Обычный бандит бы точно сдох.

— Обычный бандит, — мрачно добавил Мильтен, — не смог бы убить пятерых магов огня во главе с магистром.

Везунчик пристально посмотрел на него.

— Думаешь, он сам это сотворил? Кстати, как это вообще могло выйти? В прошлый раз ты толком ничего не объяснил.

Мильтен сжался внутри, чувствуя груз старой вины.

— Я никому не говорил, но у меня есть подозрение. Тот амулет… из склепа с юнитором. Он скорее всего сыграл роковую роль. Ворон завладел им, когда стражники оглушили меня, застав врасплох и притащили к нему связанным.

— Значит, ты считаешь, что он использовал силу амулета, чтобы защититься от огня — Везунчик помолчал, обдумывая информацию. — Но этот амулет, скорее всего, был разрублен Уризелем вместе с его грудной клеткой. Так что этой проблемы, скорее всего, больше нет. Но на всякий случай запомню, что сжечь его живьём может не выйти и в бою лучше использовать другие свитки. Но, надеюсь, что всё же хватит и хорошего клинка. — Он сжал кулак, и его взгляд стал твёрдым, как сталь. — Но раз Ворон ускользнул и теперь строит свою империю из тени, то это может скоро стать серьёзной проблемой. Нам хватает одних только орков с драконами, а тут ещё и люди никак не поймут, что нужно объединяться против общей угрозы. Разбойники, пираты, ещё эти одержимые… Нет. С этой заразой нужно разобраться раз и навсегда. Вырвать её с корнем. Я найду гнездо этого Ворона. И на этот раз лично прослежу, чтобы он не пережил встречу с клинком. Даже если он заодно с этими ищущими тварями, это его не спасёт.

После этого диалога Везунчик отправился внутрь монастыря, чтобы сообщить прискорбную новость остальным магам и попросить совета, что делать дальше. Несмотря на то, что он оказался вестником скорби, всё же быстро стал в ордене Инноса своим человеком. Паладины, прежде относившиеся к нему с недоверием, после его дерзкой вылазки в полную орков долину рудников, сбора новостей от высланных разведывательных групп и оказанной помощи во множестве мелких проблем видели в нём собрата и героя. Оказалось, что сам лорд Хаген выдал ему письмо, в котором просил магистра Пирокара разрешить ему попытаться надеть глаз Инноса, так как по многим признакам он может быть избранником бога огня и света.

Магистры огня после возвращения похищенной реликвии, пусть и осквернённой, тоже взирали на него с редкой благосклонностью. Возможно, изначально они и не отдали бы ему Око — святыню, оправа которой была частично разрушена, а камень словно потускнел — но обстоятельства изменились. Мильтену предстояло ещё несколько разговоров с магистром Серпентесом, который, будто бы был неофициальным тайным распорядителем монастыря. По крайней мере, именно в его кабинете поднимались все самые неудобные темы. Естественно, не мог он не расспросить Мильтена и об этом неожиданном помощнике и претенденте на роль Вершителя — избранника Инноса. Мильтен в очередной раз пересказал всё, что знал о нём, но то и дело, Серпентес вновь вызывал Мильтена, чем заставлял молодого мага изрядно понервничать.

Везунчик же с невероятным, почти одержимым усердием, взялся за восстановление артефакта. Он нашёл какого-то искусного кузнеца в окрестностях, а затем вёл долгие и таинственные переговоры с магистрами. Мильтен не знал подробностей, но в процессе лорд Хаген пожаловал Везунчику лёгкие доспехи паладина и, используя свою власть, данную мандатом короля, принял в орден, что было величайшей честью, даже по меркам военного времени. Магистр Пирокар не отставал, и дал Вершителю, а всё больше магов шепталось, что это, действительно, избранник Инноса, руну телепортации к монастырю — знак высочайшего доверия, хотя круг телепортации и был в целях безопасности не внутри, а лишь у ворот монастыря.

Именно в те дни имя Ксардаса вновь зазвучало под сводами монастырских залов. Однажды Мильтена в очередной раз вызвал к себе магистр Серпентес. Его кабинет был аскетичен, а сам маг сидел за грубым столом, нервно барабаня пальцами по столешнице.

— Брат Мильтен, — начал он без предисловий, — твой отчёт о событиях в долине был исчерпывающим. Но кое-что снова требует уточнений. Магистр Ксардас. При каких именно обстоятельствах он покинул круг огня? Было ли его… отступничество… спровоцировано кем-то из магистров? Конфликтом?

Мильтен почувствовал, как под мантией выступает холодный пот. Он собрался с мыслями, стараясь говорить ровно.

— Отчасти это так, магистр. Тогда я ещё не был учеником Корристо, но кое-что видел и слышал. Сначала он ушёл по своей воле, почти сразу после создания барьера. Все говорили, что он отправился искать причину, нарушившую ход заклинания. Его не было больше недели, но затем он всё же вернулся, причём не один. С ним был огненный голем. Из-за этого поднялся переполох, настоящая тревога. Тогда ещё все остальные маги жили в замке, и они вышли ему навстречу. Между Ксардасом и другими магистрами, Корристо и Сатурасом, произошёл конфликт. Корристо открыто обвинил его в изучении некромантии. Кажется, он даже сказал, что Ксардас лично написал пособие по этой запрещённой науке. Но он отверг обвинения, сказав, что это единственный путь выбраться из-под барьера. Кто-то из магов первым напал на него, и даже смог уничтожить голема. Правда, Ксардаса никто даже не поцарапал. Разозлившись, он раскидал в стороны всех магов, кроме магистров, но добивать даже не пытался. Вместо этого он попрощался и ушёл. Больше он не появлялся в окрестностях лагеря. Такое событие я точно бы не пропустил.

Серпентес пристально посмотрел на него, его взгляд был подобен буравчику.

— И после этого конфликта он ни с кем из магистров не виделся? Никто не пытался с ним связаться?

Мильтен почувствовал, как земля уходит из-под ног. Лгать такому опытному магу было самоубийственно, а правда могла обернуться непредсказуемыми последствиями. Но страх перед принудительным разоблачением пересилил. Ведь Серпентес мог что-то знать из других источников, например, сам Корристо мог упоминать о чём-то в письмах. Это могла быть очередная проверка, Мильтен словно ступал по лезвию бритвы.

— Я не хотел поднимать эту тему, пока это не относилось к делу… Магистр Корристо, послал меня к Ксардасу с некой книгой. В качестве посыльного. И я успешно донёс её. Ксардас отозвал своих прислужников, которые до этого убивали всех посыльных. Видимо, он не хотел убивать мага огня, которым я тогда уже стал. Корристо не предупредил меня, но книга в итоге оказалась ловушкой. Когда я понял, что происходит что-то не ладное, то испугался и сбежал, активировал руну телепортации. В замке другие маги уже ждали меня в боевой готовности. Похоже, я был единственным, кто не знал о готовящемся покушении на Ксардаса. Они ждали, что он мог убить меня и явиться к ним.

Мильтен опустил голову, ожидая гнева магистра. Но Серпентес лишь тяжело вздохнул.

— Почему ты умолчал об этом раньше?

— Я… сомневался в честности поступка магистра Корристо. Не хотел порочить его имя после смерти рассказами о сомнительных делах.

Серпентес кивнул, и в его глазах мелькнуло нечто, похожее на удовлетворение.

— Благодарю за искренность, брат Мильтен. Это останется в тайне, только другие магистры узнают о том, что ты мне рассказал. И твой рассказ сильно проясняет картину. Он поможет нам принять верное решение. Ты поступил мудро, рассказав об этом. Но у меня есть ещё один вопрос.

Магистр Серпентес открыл ящик своего стола и извлёк оттуда массивную книгу в тёмном кожаном переплёте, на обложке которой красовалось несколько рун, напоминающих орочью письменность, которая, как считалось, была ими заимствована у какой-то древней цивилизации людей. С тяжёлым гулом книга легла на стол. После чего, подвинув её к Мильтену, Серпентес, наконец, спросил:

— Это не та книга?

Мильтен взял протянутый манускрипт, который оказался, действительно тяжёлым. Было видно, что часть его листов совсем древние и пожелтевшие, в то время как последние гораздо новее. Он попробовал приоткрыть обложку, но она будто приклеилась, ни один лист не удавалось разлепить, как он ни старался. Внимательно осмотрев со всех сторон, Мильтен вынес заключение:

— Почти наверняка это не она. Я не помню, чтобы на неё были какие-то письмена, и та книга была существенно легче. Я довольно долго её нёс, и в этом могу быть уверен. Что касается содержания, то тогда магистр Корристо запретил мне её открывать. Впрочем, эту книгу я и вовсе не могу открыть. Похоже на какую-то защиту, с какой я никогда не встречался — рука как будто бессильно соскальзывает, даже не касаясь застёжки. Магистр Корристо даже не упоминал о таких зачарованиях во время своих лекций.

Ответ Мильтена как будто бы обрадовал Серпентеса, и, ещё раз поблагодарив, он отпустил молодого мага и вновь спрятал книгу в стол.

В тот же день случилось невероятное. Везунчик, чья харизма казалась едва ли не каким-то магическим даром, сумел уговорить самого Пирокара отправиться к древнему каменному кругу Инноса для окончательного восстановления артефакта, оправу которого уже перековали. Вместе с ними должны были пойти Ксардас и магистр воды Ватрас — его не было в долине рудников, последние годы он был руководителем местного храма Аданоса в городе. Оставалось уговорить как раз его, но дело это оказалось на удивление не простым. Вершитель пропал где-то дней на десять. Мильтен уже даже начал волноваться, не случилось ли беды. Впрочем, в конце концов, он появился, телепортировавшись к самому монастырю. Лёгкость, с которой он переносил последствия пространственного переноса, поражала. Мильтену оставалось лишь молча завидовать. Впрочем, если вспомнить какие магические потоки он пережил, нося рудные доспехи, заряжая Уризель, и, конечно, в битве со Спящим при открытии портала в другой план бытия и взрыве магического барьера, то удивляться не приходилось. Не тратя времени на разговоры, Пирокар и Везунчик тут же выдвинулись в путь. Ксардас и Ватрас должны были сами добраться до места ритуала.

Экспедиция вернулась через несколько часов. Мильтен, продолжавший дежурить у входа большую часть дня, будто бы его мучала совесть за постигшую Педро участь, первым встретил их. Сначала пространство словно разорвалось, и среди голубого сияния перед воротами монастыря появился магистр Пирокар. Обычно невозмутимый и строгий, в этот раз он был совсем иным — на лице сияла непривычно мягкая, светлая улыбка.

— Брат Мильтен, — произнёс он, и в его голосе звучала редкая теплота. — Артефакт восстановлен. Око Инноса вновь обрело силу и… признало своего избранника. — Он кивнул в сторону Везунчика, который как раз в тот момент также появился в свете портала и тут же с невозмутимым выражением лица начал осматривать снаряжение, будто бы что-то могло пропасть при телепортации. — Теперь у нас есть надежда. Настоящая надежда победить силы тьмы и вернуть долину рудников и другие потерянные территории в лоно королевства!

Мильтен смотрел на сияющее лицо магистра и на спокойную фигуру Везунчика. Камень, лежавший на его душе все эти дни, наконец, сдвинулся. Ксардас не обманул, сдержал обещание, и безумный план с разрушением глаза Инноса сработал. Пусть ненамного, но впервые за долгое время он почувствовал, что хаос, возможно, не вечен. Что даже в этом мире, полном предательств и теней, может существовать нечто, способное дать отпор тьме. И это «нечто» стояло прямо перед ним, пахнущее пылью дорог и холодной сталью. Избранный. Как банально это звучало, но даже магистр Пирокар поверил в это. Конечно, поверил и Мильтен. Хотя, небольшой червячок сомнения грыз его — что мог сделать Ксардас с глазом Инноса? Какие дополнительные свойства ему придал? Впрочем, когда Пирокар распорядился готовиться к празднеству, эти мысли отпустили молодого мага огня.

Несколько часов назад. Круг камней.

Ксардас стоял, облокотившись на огромный валун, который был одной из опор для не уступавшего размерами камня, аккуратно лежащего наверху. Каменные круги, или, как их ещё называли, круги Инноса, были одним из тех реликтов, что пережили тысячелетия. Конечно, мало кто знал об их тайниках и предназначении алтарей, которые сохранились во многих из этих сооружений. Маги огня пользовались ими для своих ритуалов, не подозревая о том, что изначально их построили ещё до того, как о трёх богах вообще заговорили на этих землях. Даже для Ксардаса это были реликты древности, однако реликты, изученные вдоль и поперёк, которые он полностью понимал. И потому здесь он чувствовал себя вольготно, почти как в своей башне. Магические накопители соединялись с этим сооружением почти как в его собственной конструкции, невидимые корни которой уходили глубоко в землю. Ищущие, эти жалкие недоучки, не достойные вообще называться магами, лишь безвольными орудиями — не могли истощить и сотой доли хранилища. Настоящий резервуар энергии был гораздо глубже, и большинство могли дотянуться лишь до самой верхней «чаши», думая, что обретают истинную мощь. Такими же слепцами были и собравшиеся здесь магистры огня и воды. Но, к счастью, тут был он, и мог направить их потуги в нужную сторону.

Ватрас, старый брюзга, которого во времена бытности Кхар-Аданосом, настоящим аватаром бога, Ксардас бы взял разве что писарем в свой храм, и то, если бы он смог освоить древнюю письменность жрецов, которая была не в пример сложнее современного алфавита или языков низших каст, например, зодчих. Или Пирокар, мудрейший из глупцов. Да, пожалуй, только такого титула он мог бы быть достоин, и, вместе с тем, должности придворного шута. Фокусы с огнём во все времена были популярны. Но, тем не менее, сейчас эти двое были ему по-настоящему нужны. И даже не для вида или легитимации задуманного. Нет, просто сейчас Ксардас не сильно от них отличался. Любой них мог бросить ему вызов в бою, и даже иметь шансы победить, хотя, откровенно говоря, и мизерные. Но, всё же они были! Вдвоём же против него их шансы уже были совсем не смешными. По крайней мере, люди, играющие в азартные игры, ставят всё своё состояние зачастую и с куда меньшей надеждой на успех. Ксардас уже долгие годы был далеко не в лучшей форме.

Фактически, он умирал. Да, этот процесс мог затянуться ещё на пару сотен лет, но тенденция была удручающей. Магия покидала этот мир, а вместе с ней и жизнь того, чья сущность была квинтэссенцией магии. Примитивные источники энергии, такие как магическая руда, были лишь отсрочкой, попыткой утолить жажду в пустыне, копая колодцы всё глубже и глубже, когда внизу уже не осталось водоносных слоёв. К счастью, скоро всё должно было измениться. Когда план Аданоса реализуется, ошибка Белиара будет, наконец, исправлена, карантин завершится, а мир вновь наполнится живительной энергией. И он, Ксардас, будет его новым полновластным владельцем. Единственным, кто знает, как распоряжаться всей этой мощью, как черпать силы из древа миров. Станет новым богом. Но это всё будет потом, сильно позже. Сейчас же, пока ещё было время грязной работы. Нужно было сделать то, что требуется.

Отбросив мысли о будущем, Ксардас отошёл от камня и поприветствовал подошедших — Пирокара и Инноса. Он никогда не понимал, зачем стирать память своим воплощениям, но бог огня почему-то был очень щепетилен в этом вопросе, считая, что нужно играть «честно». Насмешил. Впрочем, понятия о честности у него были весьма специфические. Однако свои собственные правила он соблюдал каждый раз беспрекословно. Вершители, как называли его аватаров, обладали свободой воли, и, хоть и слабели с каждым разом из-за всё того же истощения магических потоков, но, на фоне общих проблем, показывали себя крайне эффективно. И как может быть иначе, когда обладаешь врождённым даром предвидения ближайшего будущего, пусть даже он и срабатывает только во время выброса адреналина? Так и этот «Везунчик» умудрялся преподносить сюрпризы. Чего только стоило это «я отдал меч Сатурасу и маги воды его уничтожили». Идиот! Хорошо хоть, что Аданос смог утрясти эту проблему. А что было бы делать, если бы он вздумал принести Коготь магам огня или паладинам? А если бы выкинул в пучину моря, разрушив всякую надежду на то, чтобы собрать все божественные артефакты? А до этого в долине рудников, кто потянул его броситься на Спящего раньше времени и уничтожать сердца его пленителей, выпуская на волю? Нет, контролировать Инноса — это всё равно, что призвать демона без круга защиты — неизвестно, кто кем в итоге воспользуется. Но здесь и сейчас, не осознающий себя Иннос во плоти всё же действовал по плану Аданоса, тщательно выверенному и скорректированному.

Пока Иннос размещал свой подслеповатый глаз на алтаре, Ксардас и магистры отошли обсудить план заклинания. Общий смысл уже был согласован раньше — просто нужно было воззвать к глубинной силе, таящейся под кругом камней, не давая ей вырваться во всей неудержимой мощи, и по капле наполнить ей артефакт. Точнее, не просто наполнить, а насытить ей глубинные повреждённые слои артефакта, обеспечивающие связь накопителя с его оправой — фактически воссоздать рунную структуру заново на уровне отдельных молекул. В дальнейшем, перезарядка «глаза» будет намного легче — всего-то несколько лет каждодневных молитв или в экстренном варианте — использование мощного магического источника, вроде горы руды, как в случае Уризеля в долине рудников. Ещё одним вариантом было сердце могущественного демона или схожего создания магической природы. Конечно, эти практики праведные маги отнесли бы к некромантии или даже демонологии, поэтому это и была сегодня задача Ксардаса. А вот магистры помощники, почти филигранно умеющие контролировать обе стороны силы отлично подходили, чтобы извлекать мощь из рудных жил под кругом камней и передавать её мастеру. Ксардас, как ему не было прискорбно это признавать, на этот раз не смог бы сделать всё сам — слишком велик был бы риск в процессе потерять контроль и превратиться в горстку пепла.

То, чего магистрам знать было не положено, это, что работа будет идти не только с глазом Инноса, но и со второй древней печатью, извлечённой им недавно из Уризеля. Сейчас она была вставлена в оправу ремня на мантии Ксардаса и требовала такой же процедуры восстановления. И сейчас, воспользовавшись помощью этих двоих, которые будут дозировать для него силу, он спокойно наполнит мощью, прогоняемой через глаз Инноса, и свою пряжку, создав при этом между двумя артефактами нерушимую связь, которая будет надёжнее любого маяка — даже божественное вмешательство едва ли сможет разорвать её. И когда придёт время, она послужит ему путеводной нитью, ведущей к могуществу Белиара. Больше не будет никаких сюрпризов с потерей сознания в самый последний момент.