Глава 3

Солнце катилось к закату, птички жизнерадостно щебетали на ветках, цветы в саду источали утонченный аромат. Жизнь шла своим чередом.

Я вернулась в Уотфорд после успешного завершения дел, чтобы наслаждаться тишиной, спокойствием, уединением, а также возможностью ослабить корсет и поменять огромный кринолин на простое домашнее платье.

И наконец-то осмотреть свои владения.


…Скромный приусадебный участок был заброшен, зарос высокой травой, которая пробивалась даже сквозь камни подъездной площадки, а весь сад заполонили сорняки высотой с человеческий рост. Мрачная черная решетка кладбищенской ограды притягивала взгляд и одновременно пугала. И я не смогла устоять. Я толкнула железную створку калитки и прошла внутрь.

Птички продолжали надрываться на ветках и, в общем-то, ничего не изменилось. Могилки как могилки. Старенькие. Я наклонилась, чтобы прочитать дату, готические римские цифры отсылали меня куда-то в XVI век, быть может, тогда этот уютный дом и был возведен.

Самой новой выглядела могила, стоящая в некотором отдалении от остальных и украшенная амурчиком в лучших традициях рококо. «Корделия Амалия Аппендейл, 1762–1780» — гласила замысловатая надпись. Совсем еще молоденькой была эта Корделия Амалия.

Я вздохнула и равнодушно пожала плечами. Не повезло ей, но мне-то какое дело?

С другой стороны, быть может, я могла бы узнать что-нибудь об этом доме, стоящем заброшенным вот уже сто лет? Не зря мой дед не захотел здесь оставаться ни дня. А может быть, я раскрою какую-нибудь страшную мистическую тайну, окутывающую этот дом, словно густой туман!

Я поднялась по лестнице на самый верх, где под крышей предыдущими хозяевами были решено сделать библиотеку. Кто размешает книги на чердаке? Только люди с темным прошлым и ужасным настоящим, в чьих головах обитают преступные мысли, и которые ни дня прожить не могут, чтобы не совершить какое-нибудь коварное злодеяние.

И собирают ужасающе скучные книги. Правда, стоят они, наверное, столько же, сколько весь этот дом. Я провела пальцем по корешку книги. В общем, кто бы не жил здесь раньше, он наверняка был провидцем и знал, что через 100–200 лет здесь поселится одинокая, но прекрасная собою женщина, которая будет нуждаться в деньгах. Может, он еще и клад где оставил?..

В целом, подборка литературы была в основном классической, а половина названий и вовсе были на латыни. Отдельную полку занимали фолианты, чье содержание я даже не пыталась узнать, настолько старыми и тоскливыми они выглядели, однако их кожаные, тесненный позолотой обложки заставляли мое сердце радостно биться.

Книги были столько скучны, что мне немедленно захотелось почитать самый банальный сентиментальный роман. Про то, как «ее сердце затрепетало от дурного предчувствия, а глаза наполнились слезами, и, прижав руку к груди, она подбежала к окну, вглядываясь в рассветную даль». Наверняка какая-нибудь Корделия Амалия тоже этим зачитывалась.

В комнате стало прохладно, пламя свечей затрепетало от дуновения ветра. Тут еще и сквозняки гуляют, как у себя дома. Оконные рамы рассохлись, и теперь в доме было не намного теплее, чем на улице. Хорошо хоть крыша держалась. Интересно, каково здесь зимой? Может, эта Корделия Амалия подхватила воспаление легких? Ну вот только этого мне не хватало.


Неожиданно странное ощущение охватило меня. Нет, я вовсе не испугалась, что прямо здесь и сейчас заболею легочной болезнью. Я вообще об этом не думала. Но холод в комнате вдруг стал слишком холодным, а ветер — слишком ветреным. И, неожиданно для себя, я ощутила страх. Одна в богом забытом доме, где никто не придет на помощь, если вдруг… Ну, если вдруг.

— Эй, Августа, не сходи с ума, — проговорила я вслух, подбадривая себя. И хмуро улыбнулась отражению в зеркало.

Оно улыбнулось мне в ответ, что, в общем-то, нормально. Но, что ненормально для совершенно пустой комнаты, — в зеркале отразилась еще и тень, мимолетная и почти невидимая, тонкая и прозрачная, словно весенняя паутинка. То ли занавеска шелохнулась от ветра, то ли лист упал, слетев со стола, а может и дух, невидимый и неосязаемый, пролетел по комнате. Мое сердце затрепетало от дурного предчувствия, и, прижав руку к груди, я сделала решительный шаг вперед.

— Привет? — на всякий случай произнесла я, хотя здороваться с собственным воображением — это уже за пределами добра и зла.

— Бу, — ответило мне воображение.

Нет, не так.

Будто ветер завыл в трубе, или собака залаяла в отдалении, или камень просвистел рядом, или плеск воды из Темзы раздался за много миль от меня, или бархатное платье прошуршало по каменному полу. Это был звук и не звук одновременно. Но в тот момент мне было не до анализа сложившейся ситуации.

Я медленно, очень медленно, развернулась и вскрикнула в ужасе.

Ко мне неторопливо направлялась девушка. И ладно бы, если просто девушка. И ладно бы, если просто направлялась. Но она была прозрачна, совершенно и абсолютно, только легкая беловатая дымка создавала ее очертания, и сквозь нее была видна вся комната. Девушка летела над полом, протянув ко мне руки, и я невольно отпрянула.

— Бу, — на всякий случай повторила она, но мне и первого раза было достаточно.

Я попыталась исчезнуть, вжаться в зеркало, но отступать было некуда. Зловещий призрак приближался ко мне, а я даже молитву вспомнить не смогла, не говоря уже о способах борьбы с привидениями. Осиновый кол? Нет, это не оттуда.

Она тянула ко мне свои прозрачные бесплотные руки, будто желая задушить, медленно, но неотвратимо приближалась, и я видела ее лицо, бледное, усмехающееся в зверином оскале. Длинные светлые волосы свисали распущенными прядями, а прозрачно-голубые глаза смотрели на меня внимательно и испытующе.

Мне показалось, что комната вокруг меня изменилась, и вот я уже стояла не посреди светлой просторной библиотеки, а в мрачной пустой зале в окружении ужасных каменных изваяний, и вокруг не было никого кроме меня… и призрака.

Призрак завыл — или это был не призрак, а собака в окрестностях, ну да неважно — так страшно и утробно, что я закрыла уши, чтобы не слышать, и зажмурилась, чтобы не видеть. В общем, лишила себя почти всех чувств.

— Мой дом!.. Это мой дом!.. Самозванка! — голос призрака разносился по комнате, отражался от стен и возвращался вновь ко мне, и как бы я не хотела, я не могла не слышать его.

Глухой, холодный, как могила, мертвый, бесчувственный, бьющий, словно молот по наковальне — таким он должен был быть. Получилось, правда, что-то немного детское с плаксивыми нотками, но, поверьте, мне этого хватило.

— Что надо тебе в этом уделе смерти? — вопросил призрак, и, не дождавшись ответа, бросился на меня.

Без лишних слов, изящно и грациозно я упала в обморок.

Пока я лежала на полу библиотеки со мной могло случиться что угодно, и я боялась приходить в себя в страхе, что открою глаза где-нибудь в аду, например. Но глаза я открыла ровно в том месте, где стояла до того, как потерять сознание. Приятное открытие. А неприятное заключалось в том, что привидение никуда не исчезло, оно все так же нависало надо мной.

— Кошмар не кончился, — пробормотала я только потому, что тишина показалась невыносимой. — Может, убьешь меня сразу, что время тянуть, а?

Призрачная девушка была уже не столько прозрачной, как раньше, казалось, что она стала почти осязаемой. И испуганной. Она виновато посмотрела на меня и пробормотала тихонько:

— Прости, я не думала, что напугаю тебя… так.

— Прости — что? — я изумленно уставилась на нее, не забывая при этом продолжать бояться. — То есть как это?

— Ну, что ты в обморок упадешь. Извини. Только, пожалуйста, не уходи сразу, как все другие. Я ведь, правда, не специально, — сконфуженно, как мне показалось, проговорила она.

А я в этот момент поняла, что чего-то не понимаю в этой жизни. Вот я стою тут (я поднялась с пола, где возлежала в мягком слое пыли, и старательно отряхнула юбку), вижу привидение, разговариваю с ним, и к тому же оно извиняется, что напугало меня. Кажется, с моими снотворными каплями пора заканчивать… и переходить на что-нибудь посильнее.

— Ты привидение? — спросила я на всякий случай.

— Ну… вроде да.

— И точно не плод моего воображения?

— Нет, определенно нет, — с серьезным видом кивнула девушка-призрак.

— Хорошо. И чего ты хочешь? Извини, я просто не знаю, чего вообще хотят привидения, если честно, я в них не верю особенно.

— Да вот я тоже не верила. Но пришлось. Я… я ведь правда не хотела, чтобы ты так пугалась и сознание теряла. Я же чуть-чуть, несильно…

— Чуть-чуть? Несильно? А все эти слова про самозванку и удел смерти? А само твое наличие, в конце концов? И, извини, конечно, но могла бы и предупредить перед появлением! Да ты кто вообще?

— Меня зовут Корделия, — она радостно улыбнулась, протягивая мне руку. Я сделала шаг назад, и рука, лишь слегка меня коснувшись, пошла сквозь.

— А, ты есть та самая Корделия Амалия? Я твою могилу видела сегодня, симпатичная, — я решила сделать комплимент перед решительной атакой.

— Спасибо, мне тоже нравится, — смутилась она. — И я рада приветствовать тебя в своем доме!

— Своем доме? — я удивленно приподняла брови. — Тут небольшая ошибочка, знаешь ли, это мой дом! А до этого был домом моего отца. И дедушки. И вообще…

— А, дедушка! Неужели этот тот смешной молодой человек, который убежал отсюда, как только меня увидел? А я ведь только поздороваться хотела.

— Поздороваться? Со всеми этими загробными воями, стонами и что там еще у вас, призраков, в запасе? Не лучший способ!

— Извини, но я же призрак! Я не могу постучать в дверь и сказать: «Привет, я буду тут с вами жить».

— А ты пробовала?

— Нет, но… Все призраки должны пугать людей, это их призвание, понимаешь? Как же иначе!

— Так вот, Корделия Амалия, запомни: хозяйка в этом доме я, и я не позволю себя пугать, а также шуметь, выть, устраивать сквозняки, нагонять пауков, писать устрашающие надписи на стене, рыться в моих вещах, читать мои письма и готовить на моей кухне! Я не собираюсь жить с привидением, но тебе не выгнать меня отсюда, как моего дедушку. И если ты еще хоть раз попробуешь появиться неожиданно из воздуха, я обещаю, что начну настоящую войну! Я не знаю, как, но я найду способ справиться с призраком, будь к этому готова.

Я стремительно бросилась к лестнице, ведущей вниз, стараясь не смотреть назад.

— Но послушай, я же извинилась!.. — донесся мне вслед полудетский голос призрачной девушки.


Дверь в спальню я забаррикадировала комодом, стулом, чемоданом с одеждой, вазой с цветами, туфлями и всем остальным, что нашла под рукой. Потом залезла под одеяло и долго, смертельно долго сидела под ним, боясь высунуть голову. Я дрожала от холода и страха, я плакала и злилась, я вспоминала все известные мне проклятия и осыпала ими призрака, я, наконец, мечтала о том, чтобы бежать из этого дома, но мой побег был бы слишком большой трусостью. И самым разумным поступком на свете.

А потом я заснула.

Белые тени, зловещие, мистические, и ее лицо, и голос, и руки, тянущиеся ко мне, и полчища пауков, и вой, и стоны, и кровь…

Я проснулась от собственного крика. Сердце билось так, что, наверное, побило все рекорды в мире. Я затравленно озиралась, глотая ртом воздух.

Или я проснулась от холода? Я забыла закрыть окно на ночь, и теперь понимала, что продрогла до костей. Неплохо было бы разжечь еле тлеющий камин, и я осторожно вылезла из-под одеяла, продолжая оглядываться.

Тепло и уют, которыми одарил меня старый камин, немного вернули мне уверенность, но не сняли состояние страха, и я готова была уже прибегнуть к припасенному по совету Виктории морфию, чтобы хотя бы заснуть спокойно, но этого мне сделать не удалось.

— Привет! Я буду тут с тобой жить. Вторая попытка? — произнес возникший посреди моей кровати призрак, жалобно глядя на меня.

Я вздрогнула так, что едва не уронила кочергу себе на ногу.

— Ты, опять ты! Изыди, исчезни! — закричала я. — И вообще, я сплю. То есть — спала. Тебя нет, ты не существуешь!

— Вообще-то существую, но я не специально, правда. Просто так получилось.

— У тебя, кстати, в прошлый раз был еще рот в крови измазан, кажется, — заметила я.

— Да, так лучше было? Страшнее? Сейчас, я могу вернуть…

— Да нет, не надо, и так достаточно страшно, — смилостивилась я.

Но вообще-то она выглядела мило. Если не считать того, что она привидение, конечно. Немного детские черты лица, курносый носик, пухлые бледные губки и большие голубые глаза. Ничего так. Не была бы она еще призраком… Из одежды на ней болталось нечто неопределенно-прозрачно-кружевное, что в лучшие свои годы было, должно быть, пеньюаром, но сейчас уже было не разобрать.

— Прости, а как тебя зовут?

— Августа Стэффорд. Но какая разница? Изыди, призрак! Ах, отчего же я не захватила с собой святую воду!

— Ну хорошо, — понуро опустив плечи, пробормотала она и шмыгнула носом. — Я уже, может быть, пятьдесят лет никого из людей не видела, ни с кем не говорила, слонялась по дому и не могла выйти за его пределы! А ты мне даже пяти минут уделить не можешь. Вот тебе бы так жить понравилось?

— Нет, — сказала я, нахмурившись.

Корделия, воспользовавшись моим минутным замешательством, не только не исчезла, но и стала совсем осязаемой и непрозрачной, как будто и вовсе не была призраком.

— Я могу рассказать тебе, как умерла, хочешь?

— Понимаешь ли, я верю, что это должно быть очень интересно, мне еще никто не рассказывал про свою смерть, но, если честно, я бы не отказалась остаться одной в своей комнате и немного поспать.

— Неужели тебя это ни капельки не интересует? Ты что, каждый день призраков видишь? — обиделась она. — Как же мне с жильцом не повезло! Ты черствая, жестокая, бессердечная, приземленная материалистка!

Я сдалась. Я поняла, что мне не справиться с ней, что моя борьба обречена на провал.

— Только быстро, — предупредила я.

— Ах, это так здорово! Меня еще никто никогда не слушал, — радостно улыбнулась она. — Ну, я начну, да? О, как была я тогда молода и наивна! Словно бутон первоцвета, тянущийся к солнцу посреди таящих снегов, как зеленые почки на деревьях, появляющиеся на свет весной, я еще не видела мира и не знала его…

— Кхм. Давай перейдем к главному, — я зевнула и выжидающе посмотрела на нее.

— Меня отравил мой муж.

— Вот это уже интереснее, — я кивнула. — А потом ты умерла. Конец? Я пошла спать, изыди.

— Нет еще! Между прочим, это очень трагичная история. Мы только поженились, а дом этот был моим приданым. Мы переехали сюда сразу после свадьбы, и как же я была счастлива в те дни! У меня было все, чего я желала: дом, муж, богатство…

Но как недолговечно было мое счастье. Уже скоро я поняла, что он не любил меня, и единственное, что ему было нужно — это мои деньги.

— Угу, обычная история, — заметила я. — Жаль, ты незнакома с моей подругой Викторией, вот уж кто бы сказал тебе много всякого хорошего о мужчинах.

— Ну, я продолжу? Хоть я пыталась спрятаться за видимостью благополучия, но видела, насколько ужасно мое положение. Я была для него хуже любой служанки, он запрещал мне покидать дом без его ведома, но если мы появлялись в свете — о, любой бы сказал, что мы самая счастливая пара на свете.

Я жила в двух мирах: между любовью и ненавистью, между правдой и ложью, между счастьем и болью, между…

— Да, я поняла. Так что там у нас дальше?

— Я терпела, о, я долго терпела! Но всему приходит конец. И вот я сказала ему: «Ты прекратишь так издеваться надо мной, иначе…». Все, чем я могла ему пригрозить, была расправа моего отца, но недаром тот был судьей графства. И Джеймс, мой муж, прекрасно понимал, чем ему грозит навлечь на себя гнев такого влиятельного человека. Мне оставалось только отправить письмо, и я могла сделать это в любой момент.

«Корделия, тебе следовало бы сразу так и сказать, — расплылся он в улыбке. — Все будет так, как ты захочешь, дорогая». И я ему поверила. Наверное, это было неправильно, но мне ничего не оставалось, кроме как принять его слова. Вроде бы, он и правда стал относиться ко мне лучше, и я наконец смогла почувствовать себя не его рабыней, но женой, и, возможно, будущей матерью его детей…

Однажды вечером, когда я уже готовилась ко сну, он позвал меня в малую гостиную.

«За наше примирение, дорогая», — и протянул мне бокал.

Хоть бы одна мысль закралась тогда ко мне в голову, хоть бы одно сомнение. Но нет, тогда я свято верила, что наше счастье все же возможно.

Я выпила. Да, вино было непривычно на вкус и горчило, но я заметила это не сразу, а когда поняла, было слишком поздно.

«Что это?» — попыталась спросить я, но слова застряли в горле. Я попыталась вздохнуть, но не смогла.

«Ты, ты, что ты сделал?» — было ли это моими последними мыслями или последними словами, я уже не помню.

Помню лишь смутно, как видела на полу свое распростертое тело, видела улыбку на лице Джеймса… Сейчас все как в тумане. Потом были похороны — красивые, чинные, я лежала в гробу и казалась самой себе божественно прекрасной, хоть портрет пиши. Никто ничего не заподозрил.

«Она всегда была так слаба здоровьем, — говорили соболезнующие. — Бедная девочка, что за судьба, умереть так рано!»

Меня они не видели. Первым, кто увидел меня в том виде, в котором я предстала перед тобой, был Джеймс, на следующий после похорон день. О, как изменилось его лицо, да его же едва удар не хватил! Кстати жалко, что не хватил. А я всего лишь спросила:

«Милый, ну зачем же ты это сделал?»

Я даже не пугала его специально, это развлечение я изобрела потом.

Не переставая озарять себя крестным знаменем, он бросился к двери. Он убежал, оставив в доме все вещи — позже за ними заехали его слуги. И все вывезли, между прочим! Остался только какой-то старый ненужный хлам времен Вильгельма Завоевателя. Даже мою любимую оттоманку вывез!

— Печальная история, — хмыкнула я. — Изыди.

— Что, снова?

— Извини, но я хочу спать!

Загрузка...