Князь Угличский

Глава 10

Празднование нового года началось с раннего утра. Чуть рассвело, проснулся весь двор, начались суетливые сборы и подготовка лучших людей к ритуалу. Все, кто участвовал в праздновании, одевались соответственно чину. Борис Федорович и я в богатые одежды. Близкие слуги и советники поскромнее. Челяди на площади места вовсе не было. Женщины также не допускались.

Борис Федорович просил держаться рядом, а коли кто из бояр будет перечить указать ему того грубияна, он мол любому укорот даст. С утра была хорошая погода. К восьми вышли из подворья со свитой к Соборной площади Кремля. В отличие от Успенского, Архангельского, и Благовещенского соборов, казавшихся неизменными и завершёнными, колокольня Ивана Великого оказалась значительно ниже, той, что я помнил, также, как и в пристроенной к ней справа прямоугольной звоннице с храмом Вознесения Господня чего-то не хватало.

Рядом с Архангельским собором был устроен главный помост укрытый коврами в несколько слоев. На нем стояли три высоких тумбы, а за ними стол с большой серебряной чашей.

Лучшие московские люди были сегодня на Соборной площади. Все стояли тесным единым кольцом, оставив проходы лишь для Патриарха Иова со свитой от Успенского собора и царя со стороны Благовещенского собора.

Наконец с колокольни Ивана Великого раздался звон, который был подхвачен всеми звонницами столицы. Так как мы с боярами находились за помостом, видно было плохо. Но идущие со стороны Успенского собора, мимо Грановитой палаты золотые кресты и расшитые золотом полотна на древках указывали шествие Патриарха с церковной свитой. Предваряющие поклоны людей указывали, что царь Фёдор движется с южной стороны площади. Наконец высшие люди в государстве взошли на помост, следом соответственно поднялись церковнослужители за патриархом и знатнейшие бояре за государем. Годунов так в меня вцепился, что двигаться по мимо его воли я не мог. Он прошёл в первый ряд и поставил меня рядом с собой. Недовольные взгляды бояр хладнокровно проигнорировал. Звон колоколов прервался.

Теперь я оказался на помосте и видел всю площадь. Московский люд стоял плотно, впереди в нарядных одеждах, сзади одетые скромнее. Также было видно некое корпоративное разделение, здесь собрались дворяне, там стрелецкие начальные люди, а вон там подальше, судя по западным нарядам, иностранные посольства. Прямо перед помостом в карауле находилось восемь рынд в белых одеждах.

Государь подошел и приложился к иконе, затем его благословил Иов. К патриарху за причащением потянулись высшие священнослужители, после была служба, в конце которой церковный иерарх звучным голосом поздравлял царя. Федор Иоаннович ответил едва слышно. После нового благословления, к царю потянулись церковники, затем бояре. Годунов вытолкал меня вперёд. Царь увидел меня вблизи, слабо улыбнулся и призвав к себе обнял. Всем остальным он лишь протягивал руку для поцелуя.

Когда шедшие на поклон бояре закончились, царь обернулся к московским людям. В этот момент снова зазвучали колокола Ивана Великого, все государевы люди опустились на колени и поклонились в землю. Иностранцы приветствовали московского монарха глубокими поклонами. Государь произнес: "Бог с вами люди" и поклонился. Все встали, и царь в сопровождении патриарха и духовенства ушел стоять службу в Благовещенский собор. Народ начал расходится с площади. В храмы московского кремля набилось немыслимое количество людей, мы с Борисом Федоровичем тоже прошли в Успенский собор, где разместились недалеко от царского места. После праздничного богослужения вернулись на двор.

К вечеру меня призвал государь. Взяв с собой подарки, я, в сопровождении своих рынд, подошел к золотому крыльцу. Постельничий боярин Годунов, дядя Бориса Федоровича, моей охране указал ждать у крыльца, слуги забрали подарки и меня провели в царские палаты. Пройдя через небольшую комнату и повернув налево, попал в зал в четверо меньших размеров, чем Грановитая палата, весь покрытый золотом, со сложным по конструкции вычурным сводом. Напротив входа стоял трон. Это была, Средняя Золотая палата, тронный зал кремля.

Государь сидел на лавке возле окна, на коленях у него лежала серая пушистая кошка. Был он бледен, с усталым видом. Подойдя ближе, я с поклоном произнес:

— Здравия тебе великий государь на многие леты.

— Здравствуй Дмитрий, брате мой. Кажный день молю бога за тебя, безвинного отрока. Како жена твоя здорова ли, не тяжела ли?

— Здорова, государь, спаси Господь. Невместно нам, наперед царской семьи, о детях помышлять. Как здоровье у царицы Ирины Федоровны? — Увильнул я со скользкой темы.

— Слава богу, здорова.

— Как здоровье племянницы моей Феодосии?

— Тож, Господь боронит от напастей. Пять лет ужо радости моей.

— Вот государь ей подарок от меня. Змей летучий. — И я показал ему заготовленный подарок.

— Змей? Отчего змей?

— Так прозывается. Сея забава, вельми царевне понравится. Внегда ветер поднимется надобно на веревке его поднять и полетит он абие в небеса.

— Благодарю брате, або не забываешь об нас в своих заботах.

— Для тебя государь мой тоже есть у меня подарок. — Забрав из рук боярина керосиновую лампу, я свечой снятой с подсвечника её зажег.

Лампа давала много света и сияла на фоне свечей.

— Спаси тебя бог Дмитрий. Экий светильник ярый. Вижу помнишь ты о брате своем старшом. — Он подал знак и слепящий его свет боярин унес в сторону. — Абие зачем призвал тебя ныне. Слаб здоровием яз. Молюсь беспрестанно, за государство, за веру нашу святую, о ниспослании наследника. Бо не внемлет мене Господь. Видать взял соби на плеци купно с бармами грехи отца нашего, пролившего реки крови безвинной христианской. Оборонил ты дщерь мою от смерти ранней, то ведомо мне. Зрю в том знак горний, або безгрешен ты. Годунов насочити мя бо не творишь тщет напрасных за спиною брата, не алчешь трона царского, внегда чист душою ты. Желаю тебе передать престол Московского царства, коль приберёт меня Господь. Аще народится у меня наследок, тебе бысть моим душеприкащиком. Хотенье имаю абие желовать наряд настолования тебя тайно, для бережения от злого умысла боярского. Ведать об сём станем мы с тобой да Годуновы, они родня нам ближняя, такоже авва Иов. Дмитрий Иванович, ждет Патриарх?

— Да государь, в Грановитой палате дожидается. — Ответил постельничий.

— Грамота в чисте уготовлена?

— Да, великий государь.

— Призови авву Иова.

У меня ноги к полу приросли: что это? Проверка? Отказаться надобно? По истории царь Фёдор был слабоумным. Но сколь не видел его в живую, признаков умственной отсталости видно не было. Да тихий, да богомолец, а не царь, просто человек рожден для другой цели. Вряд ли это игра, значит правда!

В сопровождении постельничего, вошел Патриарх Иов. Семидесятилетний старик, выглядел мрачно.

— Владыко, шествуй к нам. Не стой в потёмках то. Дмитрий Иванович подай нам грамоту.

Подошедший из темного угла боярин поднес ларец со свернутой грамотой царю. Тот её взял, развернул, прочел и передал церковнику.

Высший священник Московского царства, принявший когда-то имя в честь Иова Многострадального, разного повидал за свою длинную жизнь. Сейчас он держал в руках выбор пути Московского царства. Прочтя, он опустил руку, и грамота упала на ковер.

— Того Фёдор Иоаннович, церковь наша святая благословить не может. Не возьмет незаконный царский последыш престола. Ибо шестой брак жестокосердного отца твоего нечист был. Царь тешил похоть свою и погубил душу свою. — Гулким голосом возвестил церковник.

— Ты молчи! — закричал Фёдор. Он вскочил, подбежал к Патриарху, и близко глядя ему в глаза, зачастил: — Батюшка мой не безгрешен бысть, затем молюсь беспрестанно, постами тело свое иссушил, дабы отпустил Господь грехи ему. Ано на плецах его лежала вся Русь огромная. Жизнь свою отдал он войнам со схизматиками да бессерменами, царства Казанское да Астраханское под руку церкви православной привел! Великый царь он бысть, помазанник божий! Все, чего соделывает царь, горним вымыслом указано! Тебе невместно бысть судией государя. — Слегка успокоившись, он указал мне рукой — Дмитрий встань рядом.

Я подошел.

— Вот брат мой, — государь положил мне руку на плечо, — царский сын. Кровь Рюрика! Он последний муж в роду нашем. Кого, окромя него, мнишь на престоле высоком?

— То не моё дело, то пусть бояре решают.

— Какие бояре? — Опять завёлся государь. — Ты чего несёшь, чернец? Аз есм царь. Бо аз решаю, кому бысть в бармах царских, опосля меня. Не искушай меня без нужды старик. Ведомо тебе како батюшка мой решал борзых бояр на псарне? Яз сын Иоанна Грозного. Крови не алчу, або слово реку и боярские роды древнейшие поголовно клобуки наденут! Дмитрию Иоанновичу, брату моему, бысть царем, коли не подарит мне Господь сына. Яз тако решил. Твое дело благословить, аль запамятовал, како белый куколь тебе на главу надевали? Како людей церковных цареградских голодом морили, да сулили пышные похороны, коли не пожалуют царству нашему шапки той? Бо в строптивости упрешься, мигом патриарший жезл отымем, и поедешь в розвальнях на Соловецкую крепость под надзор. Аще у монастырей жирных отберу вси земли пахотные в казну!

Старик стоял молча. Видно вспомнилось ему непростое время грозного царя.

— Дмитрий, брате, подай мне духовную грамоту.

Я поднял свиток и передал государю.

— Дмитрий Иванович — обратился он к постельничему, — письменный прибор неси.

Поздно вечером вернулся в терем тестя. Когда слуга провел меня к нему, он лишь спросил:

— Подписал?

— Да, Борис Фёдорович.

Годунов был задумчив, перед ним стоял чеканный кувшин, несколько блюд с закусками и стеклянные кубки.

— Ну, значится, так тому и бысть. Ты ступай, одному мне подумать надобно…

Новогодние празднования прошли. Обычно производства в дворцовый чин и земельные пожалования приурочивались к новому году, либо дню рождения государя, вот и ныне бирюч объявил с Лобного места на Васильевском спуске многочисленные награды и назначения. Среди них было моё производство в чин младшего оружничего и ближнего стольника.

Борис Федорович лично передал мне указ о том. Моим единственным начальником по ведомству был он сам.

— Нукось Дмитрий Иоаннович, ноне ты на службе государевой. Теперя сказывай мне како ты имати гарматы краше папистких?

— То Борис Фёдорович много путей у меня. Перво, наперво станки соделать и точить пушки под несколько мер, дабы не было к каждой пушке свое ядро. Таковая затея позволит зело сократить расход денег. И случись бой к любой пушке подойдет заряд, каковой для того размера пушек разных соделан. Тако же, ныне тыльник дула внутри ствола творят тупым, бо коли соделать его воронкой, ноли ядро станет посередь ствола и лететь станет дальше и точнее. Ну и много исчо чего. Только, боярин, для воинского дела и порядка в государстве нашем надобно нам приказать единый ряд мер и весов. Об том яз о прошлом годе писал тебе.

— Об чем сказываешь? Не помнится мне грамот никоих.

Я объяснил смысл затеи. Мол, когда русские земли были под разными князьями, в каждом княжестве или царстве (Казанском, Астраханском) свои меры весов и обмеров были, а ныне коли наше государство единое, надобно нам запретить разные меры, а установить единую государеву.

— Об том не помышлял яз. Бо к чему тут пушки? — Спросил Годунов.

— Так коли сладим одинаковые пушки, заказ ядер надобно объявлять ковалям в правильном размере, чтоб оплошки какой не было.

— Обаче верно сие. Ты сказываешь, ужо сработал ряд государев?

— Да, Борис Федорович. Яз тебе сызнова примеры мер и весов с грамотой прикажу прислать с Углича.

— Добро, будет тебе указ в борзе. В том вижу пользу. Тако рядится будем: за тобой будет новина оружейная, касаемо селитряных дел, большого наряда, пищалей стрелецких, бо денежные да кормовые дела через меня вести бысть.

— Договорились Борис Федорович, до денег мне дела особо нет. Ты мне на устройство новых способов творения огненного боя денег станешь давать без задержки?

— Пришлешь сказку с придумками своими, яз тебя деньгой завсегда оделю. Токмо не озоруй. — Ответил Оружничий.

— Исчо, хотел сказать. Коли мы станем лить гарматы лучше папистских, послы иных держав могут выведать тайны наши в борзе и соделать такоже у себя. Для опаски бо не случилось беды, надобно пушечный двор убрать из Москвы, далее, где иноземцев нету.

— Аминь. При князе Иване Великом, прадеде твоем, пушечная изба в столице заложена, дабы мастера бысть под сильной сторожей от ворога. Ныне земель у нас вдосталь, або и врагов меньше стало. Обдумаю твой урок.

— Желаю яз осмотреть пушечный двор. Дозволишь ли?

— К чему вопрошаешь? Он ныне в твоей власти. Яз тебе дам окольничьего Лапушкина в провожатые. Он тоби обскажет, да покажет чего восхочешь. Ноне уж поздно, або с утра, како откушаем, тако и поедешь на мастеровой двор. Яз сей же час нарочного к окольничему пошлю. Да вот что, бери его к себе. Тебе, казатель по нонешнему огненному бою, всяко нужон, бо Лапушки вельми расторопен и в том деле крепко разумеет.

Наутро на подворье явился боярин со слугой и выразил готовность, похвалиться пушечными делами. Покинули кремль через Спасскую башню, по мосту, через широкий ров с водою. Затем, поплутав по запутанным улочкам, выехали через краснокирпичную башню Троицких ворот китайгородской крепостной стены и миновали ров, который питался водой из речки Неглинки. Пушечный двор, располагался на берегу, зажатый самой речкой и улицей Мясницкая. На фоне бревенчатых зданий окружающей застройки краснокирпичный комплекс государевого завода значительно выделялся. Конечно, теряя свою монументальность, если смотреть на него, захватывая взглядом крепостные стены Китай-города. Тогда артиллерийская мануфактура превращалась в составную часть оборонного комплекса, являя собой маленькую крепость, способную, при поддержке крепостных стен города, дать отпор любому захватчику. Амбары, кузни, литейные избы, составляли замкнутый контур стен. Ворота на территорию были со стороны Мясницкой улицы. Миновав стрелецкую охрану с бердышами, в серых, не крашеных кафтанах, попали на двор. Внутреннее пространство было свободным: вытоптанный двор, с растущей по краям травой, в правом углу от ворот, под шатровой крышей, большие рычажные весы и наборы гирь. Далее по правой длинной стороне, где-то в её середине, торчал сруб колодца с воротом. В дальней стороне от въезда доминировали над дворовыми постройками сдвоенные пузатые башни литьевых амбаров под черепичными конусными крышами, с торчащими из них дымовыми трубами. Разновеликие строения, которые окружали двор, являлись его наружными стенами, их двери и ворота, выходящие на внутренний двор, кое-где были заперты на накидные железные полосы и серьезные с виду навесные замки. Но, если двери были открыты, внутри виделись занятые делом работники.

Спешившись, мы образовали значительное количество людей: я, моя охрана, окольничий Лапушкин, и его дьяки, которые дожидались нас на дворе. Боярин, был здесь, конечно, не впервой, давал пояснения, перемещаясь по территории мануфактуры.

— Гляди княже сие наибольшее пушечное деланье на Руси. В Новгороде, да Пскове, такоже льют стволы пушечные, бо размах пожиже, гривенные, полугривенные пищали. Пушки большого государева наряда соделывают лишь здеся. Нынешние мастера-литцы Ондрей Чохов, Дружина Богданов, Тарас Григорьев льют орудья весом многие тысячи пудов. Видал ли дробовые пушки, что сторожат переправу на Васильевском спуске у Лобного места, подле собора Василия Нагово?

— Видал боярин, кажется, прозываются они Павлин и Кашпирова пушка?

— В точности. Мимо таковых орудий за так не пройдешь! Не захочешь, а встанешь, подивишься! За един выстрел таковая пушка полк положит! Здеся отлиты оне. Местные мастера льют из бронзы да из чугуна. Вот гляди, — он подвел, меня к большим весам под крышей, — вон в тех амбарах хранят чистую красную медь, да олово. Коли льют чего, так меряют на сих весах сколь мер какого металла класть в печь, дабы отлить пушку либо колокол.

— А что здесь и колокола льют?

— А чего государев двор пожелает, то и льют. Пушки, колокола для церквей, паникадила. Для всего конечно своя часть меди да олова. Точный состав пушечной бронзы воинская тайна. Для ствола колокольная бронза не пойдет. Вона тама кузни местные, вон глиняный амбар.

— А глиняный амбар зачем?

— Тако мастера для пушек, да колоколов лепят из глины формы, бо опосля льют туда бронзу, либо чугун. Вон и колодец, дабы и напиться с жару и глины намешать, до речки то не набегаешься.

— А как льют они пушки?

Окольничий повел меня по двору, указывая на работные избы и поясняя где, что делают.

— Берут жало — палку, аще опосля стволом соделается, бо мотают на него верёвку, и мажут его воском. Внегда нутряная часть приуготовлена, мажут сверху глину словно глиняную пушку лепят. На неё восковые красоты всякие кладут, да надписи разные, каковые мастер захочет. Опосля сверху сызнова кладут глину — сей слой будет ужо формой, куда польют пушечный металл. Затем калят её в печи. Жальник вымают, глиняную пушку тож с великим терпением, дабы не попортить форму. Дале ставят в литейный колодец в отвес, туда железный жальник внутрь формы, он станет стволом, како вынут его из отливки. Льют в литьевой избе в форму бронзу, потом глину сбивают и жальник вымают, далее чистят да красоты делают на пушке, бо исчо пытают её стрельбой. Ну и коли не разорвалась пушка, тоды в государев наряд её отдают.

Иллюстрациями к рассказу боярина было несколько орудий и заготовок, над которыми трудились местные мастера.

— И сколько времени на единую пушку надобно?

— Тако от размеру вестимо зависит. Коли мала пушченка, то несколько месяцев, коли велика до двух лет ея строют.

Пройдя весь двор, оказались возле одного из литьевых амбаров, был он круглым в плане, изнутри гораздо меньшей площади. Практически все место занимали печи, устроенные сегментами, с устьями к литьевому колодцу. Эта яма, в центре внутреннего помещения, представляла собой бревенчатый сруб, уходящий от уровня земли вниз, на не понятную глубину, туда и ставят литьевую форму пушки. Сейчас колодец был накрыт щитовым перекрытием, но мне подсветили факелом, дабы показать устройство. Над печами стояли мощные деревянные балки, на которых над литьевой ямой висел большой блок для веревки. В самый верх уходили печные трубы и стропильная система кровли.

После осмотра пушечного двора я пригласил боярина Лапушкина на обед. Вернулись в усадьбу Годуновых, откушали вдвоем, хозяина дома не было, а женщин старались чужим людям не показывать. После обеда, под кубок вина я продолжил расспрос пушечного начальника.

— Давно ты Вячеслав Валерианович, по огненному делу ходишь?

— Яз како в новики поверстан был, тако в поместной коннице состоял, да поранили меня, как с польским королем Баторием ратились. Опосля к большому наряду и приписали. С татарами ратился. Со свейскими людьми в войне недавней ужо головой у наряда бился. Крепость Ям было приуготовились огнем палить, да сдались свейские людишки, опосля под Ивангородом многажды трудились. Осадная наша сила ноли свой норов явила. Большой наряд решил осаду сей крепости. Взялись мы поначалу палить без передыху, да не дали нам вдосталь наиграться. Желали крепость взять не сильно побитую, бо внегда на приступ-то кинулись, свеи из башен, что покуда цельные были, огнем множество нашенского воинского народа побили. Тогда Борис Федорович вельми осерчал, да приказал нам соделать, дабы свеи сами мира запросили! Два дни мои люди ис всих пушек, да мортир палили. Тако запросили роздыху свейские воинские люди, да хитрили, да обманывали, або мы сызнова почали жестоко стрелять по крепости. Взяли Ивангород. Да через реку Нарову, Ругодив лежит — крепость втрое сильнейшая. Тогда приказ нам не дали Ругодив брать.

— А в поле приходилось со свеями ратиться?

— Самому-то нет, або людишки мои с нарядом под рукой окольничего Дмитрия Хворостина, упокой господь его душу, со свеями перед осадой Ивангорода славно схлестнулись. Тако боярин Дмитрий Иванович свеям задал, або оне свой огненный наряд с припасами, да пушками бросили и бежали.

— А свейские пушки ты смотрел?

— Вестимо. Токмо не удобные оне для осады, на колесах больших соделаны. Толи дело наши: на деревянном станке поставишь, да палишь, сколь хочешь.

— А с нашими пушками рядил, пушки свейские?

— Вскую?

— Ну, может удобнее на поле ратиться с колесными станками? Может дальше стреляет свейских немцев большой наряд?

— Нет, того не творил.

— Думаю яз, бо свеи наши первые враги. Оне застят нашим торговым гостям морскую дорогу в богатые державы. Тако приказал мне боярин Борис Федорович соделать пищали и пушки лучше, чем у свеев. Тебя Борис Федорович про меня упредил?

— Велел помогать тебе безмерно.

— Тогда привези на Москву пушки свейские дюжины две лучших, разного размеру, на станках и без оных. Будем с тобой, да мастерами нашими пытать, каковы у свейских орудий лучшие стороны, может нам такоже надо соделать. Да стрельнуть нам такоже с них надобно. Как далеко палят, как точно бьют в цель. Бо пищали лучшие ручные свейские надобно взять из запасов воинских и такоже спытать.

— Ну, коли велишь, сделаю так. К Рождеству пригонят наряд.

— Яз ноне уезжаю в Устюжну. Ты сам видал, сколь много дел натворили в городе сём. Оружничий приказал мне догляд за селитряными делами, обустройством государевых ружейных мануфактур и делании лучших пушек. Так мне одному не поспеть. Ты боярин составь сказку, где на Московском царстве государевы воинские мануфактуры какие, да пришли мне. Яз соделаю станки в Устюжне, да напишу казания, как творить лучший порох, да ружья. Опосля, мы с тобою пошлем людей головами, либо товарищами по местам, чтоб оне твердо блюли наши казания и не брали в государеву казну не годных вещей. Ты привези мне свейский наряд в Устюжну. Такоже наших пушек обычных возьми, да мастеров пушечных. Будем на месте палить и думать дела наши.