Князь Рысев 3

Глава 8

Славя была отчаянна перед лицом своих страхов. Гигантская крыса, словно пес, желала вцепиться ей в ляжки, метила в живот, обещала разодрать когтями горб сложенных крыльев.

Ангел с ног до головы обливалась соленым потом, сплетая одно за другим все новое и новое оружие. Воительницей-амазонкой она изогнулась, вытянув из закружившихся над головой слов молитв короткое копье, острием поддела мерзавку, оставляя продольный глубокий порез. Исполинская паразитка вильнула прочь — следующий удар ушел в молоко. Будто чуя опасность, Славя ударила кончиком древка себе за спину — и вовремя. Еще один крысиный танк, рванувший из-за кассовой стойки, получил в зубы, тяжкой тушей завалился. Загремел аппарат, блестящие монеты, словно в неизбывном ужасе, колесами заспешили прочь — прятаться под останками изодранного плюша.

Копье на миг снова стало словесной лентой. Славословия Господу тотчас же обернулись клинком — наотмашь и не глядя ангел рубанула им перед собой.

Располовиненная тварь успела плюнуть гадкой смесью собственных потрохов, прежде чем, мерзко ухнув, развалилась на части.

Меня тащили, словно непослушного пса на поводке. В спину нещадно впивались детали злосчастного конструктора — видать, какой-то прародитель лего.

Я тщетно пытался ухватиться хоть за что-нибудь, пока меня не швырнули о стену. Чуть приподнявшись, покачал головой — весь опыт разве что не орал, что если не встану прямо сейчас, то самое время выбирать себе эпитафию.

Перед глазами возникли стройные женские сапожки. Их обладательница была облачена в балахон плаща, лицо пряталось за деревянной, плотно прилегающей маской. Линзы окуляров зло блестели в лунном свете, не обещая мне ничего хорошего.

Стальной носок ботинка врезался под самые ребра, заставил сжаться в комок. Вторым ударом обитательница магазина игрушек опрокинула меня на спину. Не ведая пощады, она стеганула плетью еще раз — говорить на языке боли она умела лучше всего.

Хлыст велел подчиниться, хлыст велел склонить голову и сдаться.

Я поймал его на лету, прячась за дьявольской эгидой. Торчавший внутри меня демон радостно затряс кулаками. Он скучал по хорошей драке, изнывал от невозможности разбить чью-то морду, а вот сейчас у него, наконец-то, выпал шанс. Сила побежала по венам, наливая кровью и могуществом мускулы — казалось, что я готов поднять слона.

Я рванул хлипкое оружие на себя — кожаная, с редкими звеньями стальной цепи, плеть затрещала, прежде чем лопнуть. Девчонку, еще мгновение назад тащившую меня за собой, будто на привязи, рвануло ко мне.

Она споткнулась, нелепо вскинув руками, плюхнулась в ворох плюшевых игрушек, чтобы через мгновение сорвать с груди перевязь склянок.

Стеклянными шариками они покатились мне под ноги, источая густой, едкий, норовящий сбить дыхание, залепить собой рот и ноздри дым.

Я выпрыгнул из него, взмахом снес мешавшийся стенд — загремело стекло ни в чем не повинных витрин. На ходу повалил целый шкаф — заскрипев, будто прощаясь с жизнью, он рухнул прямо на облако дыма, потоком воздуха сметая его прочь.

Моя противница не дремала. Ловкая, словно крыса, она оббежала меня по стене, стеганула второй, оставшейся плетью по ногам — на этот раз я не успел закрыться эгидой. Боль заставила припасть на колено, давая ей секунду свободы.

Иногда секунды более чем достаточно. Ее колено врезалось мне в челюсть, ладонь ударила за спину, прямо в шею. Внутренний демон, никак не ожидавший, что простой силой ничего не решить, уныло взирал, как я заваливаюсь наземь поверженной тушей.

Колба выкатилась прямо мне под нос, хрустнула, тут же расплескав красную, будто кровь, жижу. Испарениями прыснула мне в лицо, заставила вскрикнуть и зажмуриться.

Крысы, уцелевшие и осмелевшие, заспешили ко мне, предчувствуя скорую трапезу. Два десятка мелких тварей рванули в отчаянной, самоубийственной атаке.

Я давил их руками: каждый мой шлепок разбрызгивал их отвратительным, кровавым месивом, оставляя мерзкие лужицы. Плитка пола трещала, не в силах выдержать моих ударов, осколками крошева царапая руки и лицо.

Паразитов это не останавливало. Осатанелые, голодные до чужой плоти, они впивались в руки, ноги, прогрызали плоть крепкой одежды, оставляя от офицерской формы сплошные лохмотья. Тень с моей спины работала всеми тремя руками разом. Словно часть демонических сил передалась и ей, она обрушивала мощь на хвостатую стаю.

У Слави дела шли не лучше. Краем глаза, пытаясь отодрать очередного, метящего впиться в ухо грызуна, я видел, как несчастная неумолимо отступала прочь. Пятеро крысиных бегемотов лежали поверженные — их тушки булькали кровью. Крылья дочери небес были истерзаны и измяты их грубыми лапищами, ткань балахона могла похвастать широченными прорехами разрывов. Израненное плечо отдавало крохи света вместо крови, пылинками возносясь в небытие и тая в воздухе.

Пятеро пали, еще четверо стояло на ногах. Словно дикие псы, исторгая грязную брань лая, они рвались к ней, не желая видеть преград на своем пути. Массивные туши громили под собой все, до чего только могли дотянуться. Жертвуя ловкостью, они норовили взять неистовым напором.

Грязные, блестящие от слюны резцы клацнули рядом с ее рукой — не вильни ангелица в сторону, и эта тварь перекусила бы ей запястье. Славя поспешила ответить — еще недавно бывшее клинком оружие сплелось в узкую полоску цепи, звеньями гремя над головой. Жалящей сталью она хлестала спешивших к ней чудищ — мерзко хрипели их разнузданные глотки, в уши вклинивался неприятный хруст костей. Плоть, мягкая и незащищенная, вмиг покрывалась багрянцем ссадин, переломы спешили разбухнуть опухолью.

Святой цеп стеганул крыса прямо по задней лапе — привставший, готовившийся к прыжку, он вдруг нелепо заковылял, падая под ноги собрату, заставляя того споткнуться. Не ведавшая устали Славя, не давая себе и мгновения на сомнения, гнала от себя ужас одним ударом за другим. Нерешительность, что еще недавно отражалась на ее лице, сменялась упрямством, испуг во взгляде леденел. Крылатая воительница, казалось, могла заморозить взглядом кого угодно.

Алхимик, в этом не было никаких сомнений, не спешила встречаться со мной лицом к лицу. Словно Константин из рода Менделеевых, она жаждала держаться как можно дальше, полагаясь лишь на силу своих настоек.

За стаей крыс последовала яростная атака — едва мне удалось избавиться от паршивцев, попередавив едва ли не целую сотню из них, как она оказалась рядом.

Она видела прямую угрозу в том, что я снова окажусь на ногах. Ей двигала запредельная, нечеловеческая ловкость. Ясночтение прятало ее имя за тремя знаками вопроса, отдавая на откуп лишь трехзначные числа характеристик.

И невероятно маленький уровень для них — соперница обгоняла меня по опыту на восемь уровней, но я чувствовал, что природа ее мощи лежит за этой простой и понятной мне гранью.

Выносливость бурлила в ней кипучим варевом, выливаясь галлонами. Уверен, позволь я себе вытворять все то, что могла она — и уже рухнул бы без сил. У девчонки же как будто вместо крови текла та самая сапфировая настойка, которой угощала меня Биска.

Здравый смысл отказывался верить в то, что видел. Она была будто гуттаперчевой. Невероятная гибкость, изящность и острота движений. Окажись здесь сам Чак Норрис, он бы оценил. Явив собой глас восхищения, он признал бы в ее движениях то хвост дракона, то глаз тигра. А уж как искусно она собиралась зарядить мне в лицо финтифлюхой по имени «кошачья лапа»...

Я перехватил ее до того, как позволил удару случиться, рванул на себя, надеясь швырнуть наземь — тщетно. Она выскользнула из моего захвата за миг до того, как я совершил бросок — перехватив инициативу, упав на спину, она зажала мою шею ногами, ловко опрокинув наземь.

Я взлетел, будто пушинка, два или три раза перевернувшись в воздухе. Грохнулся на пятую точку — копчик пообещал, что не простит мне этой ночи никогда и будет стонать до конца жизни. А Славя была сто раз права — сунься мы с ней сюда сразу же, как только сразились со жнецом...

Я стукнул кулаком об пол — я сражался с жнецом! Едва ли не на равных умудрился надрать зад самой смерти и вот так проиграю этой стрекозе?

Да ни в жисть!

Я отчаянно и зло взывал к иссякшим силам — встать на последний бой, ни шагу назад, позади Кондратьич! Эти самые силы были глухи к моим мольбам, словно говоря, что у них и без меня забот хватает.

Справляйся, мол, уж как-нибудь сам.

Стрекоза на миг остановилась, а от моих глаз не укрылось, что все ее движения — резкие и отточенные до сего момента, вдруг дали сбой. Неловко поскользнувшись на потрохах плюшевого медведя, она упала. Выносливость, силами которой можно было утащить товарный поезд, вдруг ушла в небытие, оставляя несчастную с чувством усталости и головокружения.

Она резко просела по характеристикам, давая мне столь нужную секунду передышки. Я рванул к ней: крыса-бегемот тотчас же возникла на моем пути, заслоняя собой хозяйку. Жалкие остатки некогда огромной стаи нехотя выползли из своих укрытий. Припав на задние лапы, они готовились к последнему в своей жизни прыжку — знали, что всякая их товарка, осмелившаяся опробовать меня на вкус, отправлялась в крысиную преисподнюю. Я чуял себя почти что голым — окажись при мне хоть какое-то подобие клинка...

Я недобрым словом вспомнил купленный кортик, коим умудрился нажить себе немалых проблем — здесь бы та легендарка сейчас пришлась очень кстати...

Славя, почуяв пробел в обороне противника, резко перешла к действию. Закружившись юлой, подцепила вилами своего чудного оружия ближайшую тварь — грызун, даже будучи проколот насквозь, не оставлял надежд полакомиться ангелятинкой. Швырнув пинком обмякшую тушу, воительница небес закрутила в руках древко, обещая огреть им любого, кто осмелится сделать хотя бы шаг навстречу. Чуя исходящую от нее опасность, даже бегемоты решили отступить. Ангел расправила поврежденные крылья и вспорхнула, подхваченная невесть откуда взявшимся потоком воздуха. Строки святого писания вмиг из боевого трезуба вытянулись в лук. «Иже еси на небеси» и «Да пребудет царствие твое» стрелами легли на пылающую благодатью тетиву. Одна за другой прошибая серых мерзавок насквозь, они прореживали армию хвостатых грызунов.

Я ринулся на бегемота, будто в желании померяться с ним силой. Ноги на ширину плеч, крепкий хват, оскал пострашнее, силы побольше...

Я плюнул, в конце концов, у нас тут не спортивная борьба. Кулак врезался в жирное, будто заполненное баллистическим гелем, подбрюшье — крыс икнул от неожиданности. Я вложил в удар поток нестерпимой боли — она выбила дух из сопротивляющейся твари, словно мешок, он грузно навалился на меня. Оскал клыков разинутой, вонючей пасти чуть не сомкнулся на моей голове — тень схватила противника за челюсть, не давая ей сомкнуться.

Я выдохнул — получись у великана этот фокус, и у меня был бы проломлен череп.

Будто в наказание за наглую попытку, я ладонью, словно в китайских фильмах, пробил гадкую плоть насквозь. Пальцы тотчас же покрылись липким и мерзким, точно я в самом деле сунул руку в навозную кучу.

Стиснул в кулаке то, за что сумел ухватиться, отчаянно надеясь, что это сердце.

Оно там было или не оно, но крысиный бегемот обмяк, в глаза напоследок отразилось нечто, больше похожее на ужас. Как бы ни прозвучало иронично, но я в самом деле стал для него мрачным жнецом.

Алхимик, уставшая и будто высохшая, не тратила времени зря. Откупорив с смачным чпоканьем одну из своих многочисленных бутылей, влила в себя гадость — три уже опустошенных пузырька говорили, что она давно с ними упражняется.

Я отшвырнул прочь крысиный труп, стремглав рванул к ней, но было поздно.

Выпитая погань волной прошла по ее телу. Запузырилась кожа, будто угрожая лопнуть в любой момент, вздыбился балахон. Корсет, теряя одну застежку за другой, звонко лопнул, словно натянутая струна. Белье с одежкой спешили последовать его примеру — фигуристая девица на наших с Славей глазах обращалась в плохую пародию на Халка.

Лопнула скрывавшая лицо деревянная маска, неприязненно затрещав, прежде чем разлететься в щепки.

Сходу, будто я ей мешал, она смахнула меня разросшейся ручищей. Пальцы — женственные и красивые — теперь напоминали узловатые ветви: она могла бы обхватить меня ими поперек туловища, словно игрушку.

Я быстро оказался на ногах, пытаясь оценить масштаб разрастающейся перед нами угрозы.

Ясночтение сходило с ума, отвечая на каждый мой призыв дикой, жалящей головной болью, будто вопрошая, не обезумел ли я, выдавать ей на осмотр такую чуду-юду, сила которой стремилась к четырехзначному числу. Ловкость же, будто не зная, бежать ей следом за сестрицей или стоять на месте, скакала от ничтожно мелких цифр к десяткам, а то и сотням. Умней всех, как бы смешно ни прозвучало, оказался интеллект, решив, что упасть до единички — лучшее, что он может сейчас сделать.

— Осторожнее! — выкрикнула мне предупреждение Славя, да вот только мне того не требовалось: я все прекрасно видел сам.

Что у нас там было? Крысиный танк, серый бегемот размером с хорошего такого кабана? Мало показалось? Встречай тогда того, кто равен силами слону...

Занеся руки над головой, она обрушила их там, где я был мгновение назад. Плиты, не выдержав, лопнули, вздыбились крошевом осколков. Трещины одна за другой, бежали по полу, угрожая проломить его. Вход в магазин — широко распахнутый и предлагавший бежать в любой момент — завалило обломками обрушившегося потолка. Сидевшая наверху огромная кукла-Сплюша поверженным исполином уселась поверх получившейся груды осколков.

Теперь, сказал я самому себе, если и бежать, то только через витрины.

Славя бежать не собиралась. Прямолинейная и не ведавшая отступлений, она готова была идти до конца. Я вдруг ощутил себя здесь до исключительного лишним — они готовы были схлестнуться друг с дружкой, словно два клинка.

Ясночтение предприняло последнюю попытку замерить характеристики, прежде чем сдалось, выдав окончательный диагноз — разросшаяся до небывалых размеров образина страдала от передоза.

Или наслаждалась им.

Из ее глотки вырвался душераздирающий хрип, волной прокатившийся по чудом уцелевшим стендам. Славя метнулась к ней, чуть подавшись назад для разгона, но чудовище встретило ее яростный напор выросшей прямо из руки коркой брони. Ангел метнулась в сторону, но слишком поздно — мутант настигла ее в один исполинский шаг. Руки тисками сомкнулись на изящном туловище Слави, будто желая ее раздавить — Ангелица, наконец, позволила себе крик. Придерживая ее одной рукой, монстра потянулась культяпкой к распахнувшимся крыльям — не надо было быть гением, чтобы понять, что же случится дальше.

Камень врезался бывшей человечке промеж глаз. Я набрал с добрый десяток снарядов поувесистей — в детстве мы развлекались тем, что пускали камешками круги по воде.

Второй булыжник обидно щелкнул ее по носу, третий врезался в глаз, ободрав кожу щеки.

Я надеялся только на то, что мелькнувший сквозь мокрое стекло луч света мне не показался.

Алхимик, любящая испить собственного лекарства на ночь глядя, обернулась ко мне.

С глаз, уставившихся на меня, смотрело само безумие. Изломанной куклой швырнув ангелицу прочь, ладонью встретив мой следующий снаряд, она с уханьем, достойным вурдалака, решила, что первым делом сломает мне руки в четырнадцати местах.

И это ведь только для начала...