Князь Полоцкий. Том I

Глава 7

– Большой торговый караван. Две дюжины судов. За старшего у них – новгородский боярин Брезгой, – рассказывал Ядвиг. Они с Рёнгвальдом сидели в его тереме, не чинясь, за столом, в одних рубахах, распаренные после доброй бани, попивали свежесваренное пиво.

– Брезгой как узнал, что на волоке нынче хозяин есть, рассердился, жуть! – усмехнулся старейшина, – Обругал моего человека плохими словами. Сказал, мол, нет нужды платить малую часть вашему князю. Мой человек ему намекнул, что, ты, княже, воин могучий, маг не из последних, недавно большую сотню данов побил и богатую добычу взял. Такому как ты дать малую часть за защиту незазорно. А он и слушать не хочет. Упёрся, как баран, ругается.

Рёнгвальд тоже усмехнулся. С победы над данами прошло три дня. И все три дня город Плоцк гудел, как разворошённый улей. Горожане праздновали, дружина гуляла, восхваляя удачу своего князя. Рёнгвальд не поскупился. Столы накрывали прямо на улице, перед княжьим детинцем. Ешь, пей – сколько душа просит. Горожане тоже отдаривались. Шли потоком, как рыбы на нерпе. Здоровались чинно, подарки делали разные, благодарили истово. Не мудрено – малой дружиной побить полторы сотни матёрых данов. По городу уже и песняки-гусляры ходили, истории о князе Роговолде пели. Хорошо пели. Ярлу понравилось.

Рёнгвальд, глотнув ещё пива, задумался. Этого рано или поздно стоило ожидать. Что вот такой вот Брезгой, решивший, что он сам обладает достаточной силой, и наивно полагавший, что защита плоцкого князя ему не нужна. Посмотрел бы Рёнгвальд, как этот новгородский боярин запел бы перед хирдманами ярла Рогнира.

– Где сейчас этот Брезгой? – потянувшись, лениво поинтересовался Рёнгвальд. Несмотря на баню, пиво и приятное расположение духа, решать дела с новгородским боярством было нужно. Как никак, через них вся торговля со словенским севером идёт.

– Так также, на волоках! – воскликнул Ядвиг, чуть не опрокинув кружку с пивом, – Две дюжины кораблей переправить много времени занимает. Так и смерды, что на волоке, по моему указу таскать лодьи отказались. Ох, как и ругался Брезгой. За версту слыхать было! Время уже за полдень перевалило, а они, как мне сказывали, только пару лодей переправили.

– Добро, – Рёнгвальд, рассмеявшись, снова приложился к пиву. Осушив кружку, крякнул одобрительно, стукнул посудиной по столу и крикнул:

– Студень! – через миг в дверном проёме оказался названный дружинник, шестнадцатилетний белобрысый парень из местных, взятый в хирд ярла за смелость, упорство и острый ум, которым пока тот не очень умело пользовался.

– Скажи Турбьёрну, пускай возьмёт десяток дружинников, отправляется на волок, и притащит ко мне этого боярина Брезгоя. Поглядеть хочу, что это за человек, можно ли с ним беседу вести.

– А коли не захочет боярин Брезгой по добру идти? – поинтересовался Студень.

– Не захочет по добру, пускай Тур его силой тащит, – махнул рукой Рёнгвальд.

Отрок кивнул и стрелой вылетел из горницы. Через пару минут во дворе детинца послышались азартные крики, свободный от работ и тренировок десяток дружинников по воле своего князя спешно выдвинулся на волок, за строптивым боярином.

Рёнгвальд оставил старейшину. Вернулся в свою горницу, приоделся, пригладил волосы. Не гоже встречать боярина, пусть и такого строптивого, в простом. Таким власть показать надо. И силу. Накинув парадный золочёный панцирь датского ярла Рогнира, Рёнгвальд подвязался синим плащом, и поправив на поясе меч, вышел.

Новгородского боярина Брезгоя он намеревался встречать в княжьей палате. Местные плотники соорудили своему князю лобное место, повыше прочих, поставили дубовое кресло с высокой резной спинкой. Любо дорого смотреть. Сейчас, после пира, столы и лавки в палате убраны. Свежие выбеленные доски всё ещё пахнут смолой.

Геллир, Ядвиг и Ярун поджидали Рёнгвальда в палате. Все трое, старейшина, норег и варяг, о чём то тихонько переговаривались. Едва ярл вошёл, поклонились чинно. Рёнгвальд тоже уважительно склонил голову.

– Кто таков этот Брезгой? Что за человек? – спросил ярл, усаживаясь в кресло.

– Старший новгородский боярин, город ему доверяет поезда торговые до Киева и дальше везти. Говорят, в торговле ловок, и своего не упустит, – степенно ответил ярлу старый варяг, разглаживая усы, – Жаден, корыстолюбив, злато и серебро любит.

Ярун, подобно своему князю, тоже приоделся. Гладко выбритый подбородок, длинные седые усы по бокам, лёгкая кольчужка, любимые топоры на поясе. Ядвиг остался в простой рубахе, разве что сменил её на новую, сухую. Геллир же утруждать себя переодеванием не стал – стоял посреди белой палаты в пыльной броне, со всклокоченной бородой. Только-только закончил тренировать новобранцев. Не тот человек новгородский боярин, чтобы перед ним наряжаться.

– Позже о нём, – кивнул Рёнгвальд, – Задумал я, други мои, под свою руку подвести все окрестные племена словенские, что по обе стороны реки Дивы живут. Подвести, дань малую брать, цены на шкурки да меха давать твёрдую. Пускай к нам в Плоцк плывут, у нас продают.

Ярун, услышав слова молодого князя, расцвел. Геллир тоже усмехнулся, пробормотал что-то себе под нос, одобрительно посмотрел на своего ярла.

– Дело полезное, но сложное, княже, – проскрипел Ядвиг, – Хорошо знаком я с несколькими главами кривических родов, и знаю таких, что не пройдут под твою руку осознанно. Чужой им ты здесь. И покуда чужим будешь, не...

Двери с грохотом распахнулись, и в палату влетело большое дородное тело в уж очень помятой собольей шубе. Было видно, что шуба, да и её хозяин недавно хорошенько повалялись в дорожной грязи. Следом за телом в горницу шагнул Турбьёрн, такой же грязный, но менее помятый, вместе с двумя дружинниками. Встретившись взглядом со своим ярлом, Тур пожал плечами, мол, извини, как получилось. Сам же приказал, не захочет – силой тащить.

– Боярин новгородский Брезгой к тебе, княже! – громко, с откровенной усмешкой объявил брат.

Тот, кряхтя, с большим усилием поднялся на ноги, уставился на присутствующих гневным заплывающим синяком глазом. Углядев Ядвига, тот ощерился, покраснел, раскрыл рот и закричал:

– Ядвиг, старый ты пёс! Да как смеешь ты, смердово семя, поднимать руку на честного боярина вольного града Новгорода!? Кликну вече, спалим твоё городище, по брёвнышкам раскидаем...

Продолжить гневную тераду он не успел. Один из дружинников ловко ударил Брезгоя под колено, и тот, взвыв от боли, рухнул на пол. Дружинник, поймав взгляд Рёнгвальда, уважительно склонил голову.

– Он – дурной? – поинтересовался Рёнгвальд, брезгливо рассматривая скулящего и ползающего по полу боярина, – Ядвиг, друже, мне показалось, или этот человек тебя оскорбил?

– Не только его, но и тебя хулил, батька, – пояснил один из дружинников, отвечая за старейшину, – Словами называл разными... Нехорошими.

Рёнгвальд кивнул, поднялся с кресла. Он неспешно подошёл к боярину, навис над ним, как большая морская волна над рыбачьей лодочкой, и заглянул тому глаза в глаза. Боярин, встретившись взглядом с князем, мгновенно перестал скулить и утратил воинствующий пыл. Брезгой сразу напрягся, часто задышал, глазки забегали.

Рёнгвальд взял боярина за подбородок, надавил. Его голова дёрнулась, но не смогла вырваться из могучей хватки воина. Брезгой замычал. По вискам боярина покатились капли холодного пота. Ярл убрал руку. Борода, щёки, нижняя челюсть Брезгоя покрылись толстой ледяной коркой.

– Я князь града Полоцка Роговолд! – палата затряслась от властного возгласа. Стены покрылись инеем, ощутимо похолодало, боярин затрясся от холода. Турбьёрн насмешливо выдохнул из носа струю горячего пара. Рёнгвальд продолжил:

– Властитель и хозяин этих земель! Я пришёл сюда из-за моря, и буду править этой землёй, защищать и оберегать людей, её заселивших! Ты понял меня, боярин?!

Брезгой поспешно закивал головой. Если он и хотел как-то возразить князю, то сейчас не смог бы это сделать – сковавший челюсть лёд лишил того возможности говорить на некоторое время.

– Ярл Рогнир Большая Лапа решил, что сможет потягаться со мной, – продолжил Рёнгвальд чуть тише, – Ты был знаком с этим воином? Мне говорили, он не раз посещал ваш свободолюбивый Холмгард.

Глаза боярина расширились в непритворном изумлении. Ещё один быстрый кивок. Брезгой не совсем понимал, куда клонит князь.

– Это, – Рёнгвальд потрогал золочёный панцирь, – я снял с убитого Рогнира. Мною убитого. Я убил его и многих его людей, потому что он пришёл на мою землю разбойничать, – выделив фразу «мою землю» голосом, продолжил Рёнгвальд.

– Я поступил с ним, как с татем. А сейчас ты приходишь в мой дом, и смеешь при мне оскорблять моего человека? Моего человека, который живет на моей земле и находится под моей защитой? Как ты считаешь, боярин, что выгодней, отдать малую часть или потерять всё?

Рёнгвальд замолчал. Боярин что-то невнятно промычал в ответ. Ярл поднялся, развернулся к Брезгою спиной, вернулся на своё место и медленно опустился в высокое кресло.

– Я тоже считаю, что отдавать часть выгодней. Ты, – князь указал на боярина, – оскорбляя моего человека в моем доме, оскорбил меня. За обиду ты отдашь мне пятую часть своих товаров.

Боярин, что называется, охренел. Даже мычать перестал, только глазами хлопал. Турбьёрн удивлённо присвистнул. Геллир с Яруном озадаченно переглянулись. Ну да, пятая часть товаров – это много. Очень много. Считай, весь нынешний хирд Рёнгвальда в меха одеть можно. И ещё останется немалая часть останется.

– И ныне, и впредь, за хамство своего боярина весь люд честной новгородский, купеческий, вольный, идя по моей земле и проходя мимо моего града Полоцка, будет платить мыто, десятую часть со всех товаров. Ядвиг, – Рёнгвальд повернулся к старейшине, – Распорядись, чтобы боярину Брезгою телег хватило, мыто на княжеский двор привести. И проследи, чтоб не утаил чего. Турбьёрн, ты с ним. Смотри, если что, не жалеть.

– Сделаем, ярл! – сказал тот по-нурмански, степенно поклонился, взял до сих пор не пришедшего в себя боярина под локоток и шустро вывел из палаты. Следом за ним вышли дружинники и Ядвиг. Последний, впрочем, минут через десять вернулся. Обсуждать дела княжьи.

– Дело полезное, но сложное, княже, – повторил прерванный внезапно появившимся Брезгоем старейшина Ядвиг, – Как сказал ранее, хорошо знаком я с несколькими главами кривических родов, и знаю таких, что не пройдут под твою руку осознанно. Чужой им ты здесь. И чужим будешь, покуда не докажешь, что останешься тут надолго и покидать эту землю не станешь.

– И как же я это сделаю? – заинтересованно поинтересовался Рёнгвальд.

– Женись, княже, – улыбнувшись, ответид Ядвиг, – Хватит Милёну по ночам в пустую топтать. Девка красивая, спору нет. Однако не твоего поля ягода. Любому роду с тобой породниться – честь великая. Приданное за невестой дадут немалое, за тебя на вече кричать станут. Коли надо, я подскажу, в чьих родах подрастают...

– Позже, – махнул Рёнгвальд рукой, – Не дело нам сейчас о женитьбе моей говорить.

– Как скажешь, княже, – спокойно ответил старейшина.

Ближе к вечеру к княжьему детинцу начали подъезжать телеги. Хмурые возницы из людей боярина Брезгоя, понукая лошадей, бережно выгружали свёрнутые тюки с мехами, рыбью кость, круглые пудовые куски воска, и иные богатства северной земли.

Люди Ядвига считали привезённое, и уносили в княжьи кладовые. Чтобы потом, с более сговорчивыми купцами, отправить товар дальше, на юг. Впрочем, до этого было ещё далеко. Сейчас же оставалось ждать – как ответит вольное новгородское боярство на столь дерзкий шаг молодого Полоцкого князя.

– Здрав. Будь. Княже.

Слова звучали гулко и раздельно. Говоривший стоял посреди княжьей палаты, гордо выпрямив спину, смотря прямо Рёнгвальду в глаза. Взгляд тяжёлый, властный, пронизывающий на сквозь. Серые глаза глядят глубоко и чутко, подмечая каждое движение.

Ярл внимательно оглядел своего собеседника. Тот недавно разменял третий десяток. В чёрной, ровно стриженной бороде угадываются нотки седины. Лицо чистое, без единого шрама, простое, светлое. Одет говоривший был в хороший, крепкий сафьяновый кафтан, чистую белую рубаху с вышивкой. Воинский пояс, сбоку приторочен короткий меч в узких ножнах. На голове маленькая шапочка, подбитая по краю собольим мехом.

Новгородское боярство поначалу не восприняло слова Рёнгвальда всерьёз. Ну, взял нурман залётный с торгового поезда боярина Брезгоя мыто великое – тот сам виноват. Был боярин спесив, горделив, жаден, как хорёк облезлый, имел в Новгороде нескольких довольно сильных недоброжелателей. Те только порадовались, узнав, что Брезгоя кто-то поучить решился.

Но когда с каждой лодьи, шедшей по Полоцкому волоку из Новгорода, за дерзость их боярина, стали взимать мыто, размером с десятую часть товаров, новгородская старшина взвыла.

Но поступило на удивление просто. Времени прошло чуть больше двух седмиц, когда Рёнгвальду доложили – прибыл посол из Новгорода. С понятными целями – договариваться. Посла старшины Холмгарда Рёнгвальд принимал в княжьей палате.

Ярл сидел, прислонившись спиной к тёплому дереву. В лучшей броне, сверкающем золотом панцире, таких же золотых браслетах, толстой гривной на шее. Широкий воинский пояс с кинжалом в шитых бисером ножнам. Дорого, красиво, богато.

По правую руку от ярла – воевода норегский Геллир Скулсон, верный друг и соратник Рёнгвальда, наставник и учитель. Доверенный хольд его отца, которому теперь сам Рёнгвальд без раздумий может доверить и спину, и молодое княжество.

Геллир тоже разоделся на случай важного приёма. Нацепил трофейную кольчугу, стоит, опираясь на древко длинного копья с широким наконечником. Седая борода расчёсана, волосы аккуратно уложены в косу. Стоит, смотрит. С неменьшим интересом, чем его ярл, изучает посланца.

По левую руку – старейшина Полоцкий Ядвиг. Одетый попроще, в простую рубаху с красной вышивкой, но с явным намёком – к князю приближен, и с ним в большой дружбе.

Не дойдя до княжьего возвышения шагов десять, посол остановился, снял шапку, поклонился в пояс:

– Здрав. Будь. Княже, – медленно проговорил тот, чуть ниже склонив голову.

– И тебе того же, человек Холмгарда, – усмехнулся Рёнгвальд.

«Надо же, как почтительно умеют говорить горделивые новгородцы, – подумал про себя ярл, – Видать, душит их десятую часть товаров на мыто отдавать».

Посол выпрямился, поймал взгляд Рёнгвальда, посмотрел прямо. Чуть погодя, представился:

– Я голос славного города Новгорода, боярин Яромир из рода Серпня.

Помолчав, посмотрел на Рёнгвальда.

– Что же хочет от меня славный город Новгород? – вкрадчиво поинтересовался ярл.

– Дружбы с таким славным князем как ты, Роговолд! – торжественно произнёс Яромир.

Рёнгвальд усмехнулся.

– Боярин ваш другой, торговый гость Брезгой, думал иначе, когда хулил меня и моих людей в моем доме, – напомнил ярл.

– Пёс смердящий, – пренебрежительно бросил Яромир, махнув рукой – Нет истинной силы за Брезгоем, так, шваль да мелочь одна. Вся старшина Новгородская, как один, в дружбе с тобой, княже Роговолд, клянутся Сварогом и Велесом.

Рёнгвальд улыбнулся. Вопросительно глянул на стоявшего рядом Ядвига. Тот медленно покачал головой. Яромир, бросив на старейшину ненавистный взгляд, поспешил продолжить:

– Клянутся в дружбе, и шлют тебе, княже, сие скромные дары, – боярин махнул рукой. Несколько стоявших позади Яромира холопов поднесли поближе к Рёнгвальду несколько небольших ларей, распахнули крышки.

Геллир удивлённо присвистнул. Вот тебе и скромные дары. Лари, всё как один, были доверху заполнены серебром. Рёнгвальд пригладил отросшую бороду, кивнул одобрительно.

– Действительно, скромный дар, – небрежно произнёс ярл.

Яромир опешил. Даже на пару мгновений утратил спокойный вид, неверяще моргнув пару раз глазами. Его можно было понять. За такие деньги можно было год кормить и одевать всех дружинников, ходивших сейчас под началом Рёнгвальда.

– Но я его принимаю. Как и заверения в дружбе. Дружить со старшими новгородскими людьми мне по нраву, – продолжил Рёнгвальд, кивнув Ядвигу. Старейшина сделал знак, и несколько расторопных княжьих холопов, появившихся словно по волшебству, быстренько прибрали дары.

– Раз уж мы теперь в дружбе, княже, – проговорил Яромир, когда последний ларь скрылся в княжьих хоромах, – могу ли я попросить тебя об одном одолжении?

– Каком же? – добродушно поинтересовался Рёнгвальд.

Яромир приосанился.

– Лодьи наши купеческие ходят через земли твои, княже, – почтительно произнёс тот, – по слову твоему люди полоцкие мыто берут со всех них, десятую часть, не меньше. Челом бьёт тебе старшина новгородская, княже Роговолд – уйми своих людей, снизь сборы торговые. Взамен же и мы, с твоих купцов, к нам приходящих, мыто брать не будем, и торговать будем безвозбранно.

Повисла тягостная тишина. Геллир наклонился к уху ярла и негромко спросил по-нурмански:

– Чего хочет человек Холмгарда, ярл?

– Плату за проход на волоку убрать просит, – так же негромко, по-нурмански, ответил Рёнгвальд, – А взамен говорит, что с наших купцов в их землях брать ничего не будут.

– Хо-хо, – усмехнулся старый норег, – У нас же тут торговля как у византийского конунга, от купцов отбоя нет. С кого они мыто брать будут? Со смердов проходящих?

Рёнгвальд кивнул, соглашаясь. Яромир вопросительно глядел на князя и воеводу во время их разговора. Если и услышал что, то вряд-ли что-то понял.

– Во имя дружбы со старшинством новгородским я готов пойти на это, – сказал Рёнгвальд. Яромир, услышав эти слова, оживился:

– Верное решение, княже, – быстро проговорил боярин.

– Однако, – повысив голос, произнёс Рёнгвальд, – Я властитель города Полоцка и ближайших земель. Я князь, хозяин многих судеб, магией, даром и мечом защищаю волок, по которому купцы, и иной торговый и вольный люд, везут на юг богатые северные товары. За это они и платят. Будешь ли ты это отрицать, боярин?

Яромир мотнул головой. Лицо его вновь закаменело. Он начинал понимать, к чему клонит нурман.

– Я готов отменить мыто со всех купцов и лодей новгородских, – торжественно объявил Рёнгвальд, – Если старшина новгородская и впредь будет приносить мне сие малые дары, – ярл кивнул на закрытые двери, за которыми несколько минут назад скрылись лари с серебром.

Глаза Яромира сверкнули молниями. Поток пронзительного ветра мотнулся, настежь распахнув ставни. Сжатые в руках Рёнгвальда подлокотники кресла покрылись инеем. В палате похолодало. Ядвиг зябко поёжился, Геллир же остался невозмутим.

– Разве я чем-то обидел вольный город? – грозно спросил князь. Впрочем, на Яромира это не произвело большого впечатления. Тот выдохнул носом клубок горячего пара и так же дерзко ответил:

– Брезгой был прав, говоря, что на Плоцком волоке завёлся нурманский волк!

Роговолд рассмеялся.

– Нурманский волк? – переспросил он, – Я поучил Брезгоя за его хамство и невежество. Пускай благодарит богов, что я щедр и сохранил этому ничтожеству его жизнь. Это он, он, боярин новгородский, хулил меня и отказался признавать мою власть. Чем сейчас занимаешься и ты, Яромир, – закончил Рёнгвальд, выделив голосом последнюю фразу.

Боярин не спешил отвечать. Его послали разобраться, и в случае чего пригрозить силой. Но можно ли грозить силой волку?

– Брезгой боярин вольного города, – наконец заговорил Яромир, – Он сопровождал не только своё имущество, но и имущество других уважаемых Новгородских людей. Ты ограбил не Брезгоя, князь. Ты ограбил Великий город!

– Следи за своим языком! – гаркнул Геллир, но Рёнгвальд остановил его взмахом ладони.

– Великий город доверил товары не самому грамотному человеку. Ты сам недавно назвал этого боярина шелудивым псом, – с усмешкой заметил Рёнгвальд, – Интересно, Киевскому князю Новгородские бояре также дерзят?

– Киев далеко, а ты близко, – ответил Яромир.

– Да. Ты прав, – легко согласился Рёнгвальд, – Киев далеко, а я близко. А ещё ближе к нам обоим нурманы, которые с удовольствием заберут у честных новгородских людей всё. Признай, волоки, которые я держу под своей рукой, стали гораздо безопаснее. Нурманы здесь не шастают.

«Ты сам нурман», – подумал про себя Яромир, но вслух сказал другое:

– Не хочешь ты, князь Полоцкий, вести дружбу с людьми новгородскими.

– Ты не услышал меня, боярин? – спросил Рёнгвальд, – С людьми новгородскими я в большой дружбе. И если хотят они свободно ходить по моей земле, пусть платят. Либо десятую часть, либо дары. Это щедрое предложение. Так и передай своим хозяевам. А теперь ступай!

Яромир коротко кивнул, и развернувшись, быстро вышел из палаты. За ним безмолвно последовали его сопровождающие.