Князь Полоцкий. Том I

Глава 1

– ... Их всех убили, брат, – прохрипел Турбьёрн Ульфсон. Его косматая, огненно-рыжая борода, такие же заплетённые в косу и подхваченные серебряным обручем волосы растрепались от быстрого бега. Кто-то из столпившихся вокруг домочадцев протянул парню деревянную корчагу со свежим пивом. Он бежал несколько часов, стёр ноги в кровь, однако сумел таки предупредить род о свершившемся горе и нависшей над родовым поместьем опасности.

Благодарно кивнув, Тур взял посудину двумя руками и принялся жадно пить. Сейчас он сидел, привалившись спиной к брусчатой стене длинного дома, и вокруг него хлопотали женщины. Они промывали кровавые мозоли свежей родниковой водой и перевязывали ноги лоскутами чистой ткани.

– Ярл Олаф, мой отец Ульф, а ними и большая часть нашей родовой гвардии, нашего хирда, – оторвавшись от корчаги, продолжал свой рассказ Тур, – Конунг Хакон заманил их в ловушку в одном из фьордов близ Бирки, и убил их всех.

Лицо Рёнгвальда, молодого сына норегского хёвдинга, окаменело. Глаза, несмотря на полумрак длинного дома, вспыхнули ярко-синим пламенем. Тот стал похож на ледяного великана-йотуна из рассказов старой Астрид. Руки брата покрыло тонким слоем льда. Вокруг ощутимо похолодало. Тур выдохнул из носа густое облако пара и недовольно посмотрел брату в глаза.

Рёнгвальд – один из сильнейших одарённых его рода. Истинное дитя северных норвежских фьордов, сын Олафа Могучего, наследник. Высокий, на голову повыше Турбьёрна, белобрысый, с аккуратной светлой бородкой. К двадцати одному году он стал настоящим воином, умело управлялся с разными видами оружия, искусно владел магией льда и холода.

Сын хёвдинга медленно выдохнул. Глаза вернулись в обычное состояние, лёд с рук развеялся, огонь в домашнем очаге как будто загорелся ярче. Рёнгвальд сдержал нахлынувшую ярость.

– Сколько у нас времени? – быстро спросил он.

– Драккары Хакона будут в нашем фьорде к утру, – сказал Тур, – Их там почти семь сотен норегов, пара сотен из которых одарённые. И вряд-ли они оставят нас в покое. Что будем делать, брат?

Удача, что самому Турбьёрну удалось уйти. И предупредить всех остальных в поместье. Боги им благоволят. Рёнгвальд задумался. Отец, а с ним и сильнейшие одарённые его рода, мёртвы. Убийцы спешат в их дом, чтобы добить оставшихся. Сейчас поздние сумерки. Впереди целая ночь. Драться – или бежать?

– Семь сотен норегов? Из которых две сотни одарённых? – переспросил за Туром его давнейший приятель Флоси, маленький широкоплечий свей, из неодаренных хирдманов. Издали его можно было принять за карлика-цверга, однако когда воин брал в руки боевой топор, никто не сомневался в его храбрости и доблести.

Раньше считалось, что воину, не обладающему магией, никогда не совладать с одарённым. Однако внимательно рассмотрев Флоси, с этим утверждением можно было поспорить.

Боевой топор свея, доставшийся тому от его отца, был не простым оружием. Начертанные в прошлом финской вёльвой магические руны на лезвии с лёгкостью позволяли Флоси отражать любые магические атаки. Чем тот умело пользовался.

– Сколько людей в поместье, Геллир? – спросил Рёнгвальд, обращаясь к стоявшему чуть поодаль морщинистому старику. С первого взгляда могло показаться, что тот мирно доживает свой век, однако первое впечатление зачастую бывает обманчиво.

Хольд Геллир Скулфсон, доверенное лицо хёвдинга Олафа Могучего. Седой, морщинистый, с длинной косматой бородой, заплетённой в косу, широкий, сумевший сохранить ясность ума и мощь дара ветра, самый старый и опытный воин. Именно на него отец Рёнгвальда мог оставить поместье, отправляясь в далёкий вик. Он научил и Рёнгвальда, и Турбьёрна, и большинство стоявших вокруг хирдманов держать оружие. И что немаловажно, уметь им пользоваться. И пользоваться неплохо.

Геллир сделал плавное движение рукой. Поднявшийся лёгкий свежий ветерок, подчинённый воле старого норега, обдал лицо Рёнгвальда. Геллир был очень хорошим магом, сильным одарённым.

– Три десятка, вместе с детьми и женщинами. Что ты задумал... хёвдинг? – спросил старый норег.

Рёнгвальд вновь закаменел лицом. Да, теперь он хёвдинг. Старший воин рода, вождь хирда. Теперь, после смерти отца, он отвечает не только за себя, но и за жизни доверившихся ему людей. Его людей. Хёвдинг поднял взгляд.

Геллир внимательно смотрел в лицо своего подопечного. Да, так правильно. Старый норег как всегда прав. Сейчас, именно в этот момент, когда кажется, что весь мир погас, жизнь утратила всякий смысл.

Рёнгвальд оглядел собравшихся вокруг него хирдманов и женщин, свободных работников и грязных трэлей. Всех их он знал с самого детства. Эти люди, самые близкие ему люди. И конунг всех норегов Хакон сейчас идёт сюда, в его фьорд, чтобы разбить его людей и разграбить его дом.

– Готовьте Морского змея, – собравшись с мыслями, отдал приказ Рёнгвальд. – берите самое ценное, и уходим.

Тур опешил.

– Морской змей быстрый драккар, – согласился брат, аккуратно поправляя повязки на ногах, – однако не самый большой. Может...

– Только самое необходимое, Тур, – перебил того хёвдинг, – Для Клыка нас слишком мало, а я не уверен, что Хакон так просто отпустит нас.

– И что же мы, так просто бросим здесь всё это? – Турбьёрн развёл руками, обводя широким жестом стены длинного дома.

– Ты предлагаешь драться? – напрямик спросил Рёнгвальд, вопросительно приподняв бровь.

– Драться я люблю, – ухмыльнувшись, ответил Тур, но тут же, заметив недовольный взгляд Геллира, добавил, – Однако жить я люблю больше. И умирать я сейчас не хочу. Просто, жалко бросать тут всё это. – грустно закончил тот, пожимая плечами.

– Бросать мы не будем, – успокоил брата Рёнгвальд, – Однако и Клыка с собой не возьмём. Но уверяю тебя, братец, что Хакону не найдётся, чем поживиться на нашей земле.

– Что мы станем делать? – обрадовавшись, спросил Турбьёрн.

Рёнгвальд усмехнулся. Он был младше Тура на два года, тот был крупнее и сильнее, и вместо затейливого мелкого укола он предпочитал простой и мощный удар секирой из-за плеча. Выдумывать всякие хитрости было не самой лучшей стороной брата. Горячий, вспыльчивый, простой, подобно пламени дикого лесного пожара.

– Тебе не очень понравится, – с грустном улыбкой ответил хёвдинг.

Их собралось двадцать восемь человек. Сам Рёнгвальд, его двоюродный брат Турбьёрн, младший брат Тура Сигурд, хольд Геллир Скулфсон, Флоси Маленький, ещё десяток простых хирдманов, а также их женщины, дети, четверо наёмных работников, верно служивших роду хёвдинга, и парочка грязных трэлей.

Сборы не заняли много времени. Да и не вошло бы больше. Морской змей, шустрый драккар на восемь румов, способный вместить в себя человек сорок народу, подарил Рёнгвальду отец, едва парню исполнилось шестнадцать лет. Видят боги, щедрый подарок. До этого драккар два года был собственностью одного свейского ярла, с которым у Олафа, отца Рёнгвальда, вышла небольшая перепалка. Олаф ярла убил, а драккар, вместе с остальным имуществом, забрал себе. Откуда Морской змей появился у самого ярла, было уже не узнать. Впрочем, это и не важно. Корабль был, считай, новый. А как шустро он шёл под парусом, загляденье!

Люди Рёнгвальда собрали самое ценное и отплыли, едва над фьордом взошла яркая луна. Чистое ночное небо. Шумно плескалась вода за бортом. Весла Морского змея звонко били, собирая вокруг морскую пену.

Рёнгвальд встретился взглядом с Туром. Тот мрачно кивнул. Они отплыли от берега достаточно далеко, шагов на пятьдесят, самое время. Встав посередине палубы, рыжий здоровяк разбежался, крутанулся на месте волчком. Во все стороны полетели искры, в глазах Турбьёрна заиграло безумное пламя. Взревев, воин выбросил руки перед. Тотчас с них слетело два ярких огненных шара, и устремились в сторону берега. Отменный бросок.

Первый шар ударил в большой длинный дом на берегу, проломив крышу, второй – в стоявший на причале драккар. И дом, и корабль мгновенно вспыхнули. Заранее облитые маслом деревянные строения быстро занялись. Пожар постепенно разгорался. До рассвета оставалось ещё несколько часов. Конунг Хакон не возьмёт ничего ценного в их доме. Его ждут только обгорелые деревяшки.

Тур, отдышавшись, опустился на свободную гребную скамьи. Магу огня важно сохранять ясность ума и чистоту разума, не то, увлёкшись, можно уподобиться тому самому дикому лесному пожару, пожирающему всё на своём пути. Турбьёрн справился. Озорные искры постепенно угасли в его глазах.

– Единственное, что мы сейчас можем сделать, это бесславно умереть. Враг силён и очень опасен. Кто тогда отомстит за наших погибших родичей? – сказал Рёнгвальд, когда Морской змей вынырнул из фьорда и устремился в открытое море. Попутный ветер сразу надул парус, потребность в гребцах на время отпала.

Рёнгвальд стоял у кормы, рядом с рулевым веслом. Вокруг него собрались оставшиеся в живых хирдманы его рода. Каждый из них по очереди подходил к молодому хёвдингу, вынимал из-за пояса оружие, на вытянутых руках протягивал его тому, и произносил слова клятвы:

– Я, кровь от крови, плоть от плоти, Турбьёрн, сын Ульфа, присягаю на верность хёвдингу Рёнгвальду, сыну Олафа. Клянусь с честью служить ему, верить, как себе, Тор и Ньёрд мне в этом свидетели, – с важностью произнёс Тур, протягивая свою секиру в руки брату.

– Мы отомстим, брат! – твёрдо проговорил Рёнгвальд, и подержав смертоносное оружие в руках положенное время, передал его обратно.

– Мы отомстим! – взревели стоявшие вокруг хирдманы.

– Две марки золотом, почти семь – серебром. Оружие хорошее есть почти у всех, но зачарованного мало. Считай, Флоси со своим топором, Геллир с хогспьедом, и твой клинок. Чары конечно сильные, всё-таки родовое оружие, но на большой десяток воинов маловато, – вещал Тур, жуя вяленную рыбу, запивая её свежей водой, – У каждого полный доспех, кольчуга, шлем, щит. У тебя, меня, Геллира и Сигурда – панцири, у Скиди и Горма – луки. Не очень сильные, но с тридцати шагов попадут, мало не покажется. Зелий готовых под рукой не оказалось, отцы наши, как ушли, весь запас с собой забрали. А новых варить, как старая Астрид померла, некому, сам знаешь.

Старая Астрид была бабушкой Рёнгвальда, матерью его отца, и соответственно, бабушкой Турбьёрна. Старая ворчливая колдунья, любившая в тёмные холодные ночи сидеть перед очагом в большом длинном доме и рассказывать им, детям, страшные истории.

Боги не наградили Астрид боевым даром, но сподобились на зельеварство. Большая редкость и удача в здешний северных краях. Астрид умела варить такие отвары, что ставили обычного хирдмана ровней средненькому одарённому магу. Зелья повышали скорость, ловкость, силу, в общем, были очень полезной в бою вещью. Как горевали родичи, когда старая бабка померла, так и не передав кому-либо из домочадцев свои знания.

Морской змей шёл под парусом всю ночь, гребцы почти не работали вёслами. После бессонной ночи редкие часы затишья и отдыха казались даром богов. Все, включая Рёнгвальда, хорошо отдохнули и выспались. С рассветом попутный ветер спал, парус спустили, а свободная смена уселась на гребные скамьи, и драккар продолжал свой путь. А Тур занялся подсчётом спасённого добра.

– Что с даром у Сигурда? – спросил Рёнгвальд. Сигурд был самым младшим воином в хирде Рёнгвальда, ему едва исполнилось пятнадцать лет.

– Сигурд, иди сюда, хёвдинг зовёт! – гаркнул Турбьёрн.

Подошедший Сигурд весело уставился на Рёнгвальда. Он был повыше своего хёвдинга, но рыжие волосы, зелёные глаза и упрямый характер сразу выдавали в нем брата Тура.

– Хевдинг, это вождь хирда под началом ярла или конунга. Какой же он хёвдинг, если не служит не кому? Он ярл! И у него есть драккар и свой хирд. Он морской ярл! – ответил Сигурд брату, и ловко увернулся от прилетевшего откуда-то сбоку подзатыльника.

– Учить старших будешь? – грозно здвинув брови, спросил стоявший справа от Рёнгвальда Геллир, – Ещё всяких неоперившихся птенцов мы не спрашивали.

– Да ладно тебе, Геллир, – вступился за брата Турбьёрн, – Сам подумай, он дело говорит. Не хёвдинг Рёнгвальд нынче, а морской ярл!

– Морской ярл! – передразнил рыжего Геллир, – Звать то мы его можем как нам вздумается. Но сила, которую мы имеем, от этого не сильно поменяется.

– Тут ты не прав, – тут же возразил Сигурд, – Ещё старая Астрид говорила, что если очень сильно о чём-то захотеть, то это исполнится.

– Чую я, кто-то сильно хочет схлопотать вот этим, – Геллир похлопал рукой по торчащему из-за пояса боевому топору, – по загривку.

– Что с твоим даром, брат? – спросил Рёнгвальд, прерывая начавшуюся перепалку. С этих двоих станется. Сигурд гордый, а Геллир клятву отцу его давал, выучить и сберечь, пока в силу не войдёт. Запросто могли и подраться.

Вместо ответа Сигурд грустно улыбнулся, поднёс к лицу ладонь, глубоко вздохнул и резко выдохнул. Отпечатавшая на ладони большая узорчатая снежинка засверкала на утреннем солнце.

– К сожалению, на этом мои навыки закончились. – улыбка Сигурда стала ещё грустнее. Так то парень был весёлым, жизнерадостным, легко схватывал на лету и в свои пятнадцать уже был неплохим воином, но вот с даром у того были явные проблемы.

– Это всё потому, что ты по вот его дар развить пытаешься. – Тур хлопнул парня по плечу, отчего тот немного покачнулся, и показал на Рёнгвальда – А надо было идти по нашему, от отца доставшемуся.

– Тебе то легко говорить, – на лице Сигурда вспыхнула озорная улыбка, – Раз чихнул, и пол сарая сгорело!

– Всего один раз то было! – поспешил возразить Тур. Сидевшие на гребных скамьях воины загоготали.

– В пути мы будем долго, Геллир обязательно поучит тебя. Верно? – отсмеявшись, обратился Рёнгвальд к старому норегу.

Геллир степенно кивнул. Улыбка Сигурда враз сменилась кислой миной на лице. Ну да, Рёнгвальд сам помнил, как учит старый норег. Бьёт больно, грузит много, обзывается нехорошими словами.

Одним словом, не жалеет. И правильно. Кого при обучении жалели, тот давно помер бесславно. А ему, Рёнгвальду, очень не хочется, чтобы его воины бесславно умерли. Терять людей, которых и без того у него немного, сейчас нельзя.

Немного помолчав, Тур вдруг спросил:

– А как долго мы будем в пути, брат?

Рёнгвальд ответил не сразу. Задумался. За него ответил Геллир:

– Я долго думал об этом, хёвдинг. И вижу несколько путей. Первый – плыть к нашим родичам данам. Но вряд-ли они захотят ссориться с Хаконом из-за нас. Я более чем уверен – едва мы явимся на Сёлунд, конунг норегов об этом узнает.

Рёнгвальд кивнул, соглашаясь. Геллир продолжил:

– Второй путь – мы можем отправиться к франкам и наняться на службу к тамошнему конунгу. Мой отец рассказывал мне о тех местах, когда они ходили в вик с конунгом Рагнаром Лотброком. Франки никудышные воины, но железом помахать любят. Такие, как они, всегда рады опытным воинам. Но, сказать по правде, мне не очень хочется служить франкам.

– Есть третий путь, братья, – сказал Рёнгвальд, – Словене. Вот где мы добудем настоящее богатство и славу. Их земли полны дичи и мягких шкур, земли плодородны, а настоящей силы за ними нет. Несколько раз мы с отцом спускались по Диве, грабив словенские племена. Чудное место.

– Свято место пусто не бывает, – задумчиво произнёс Турбьёрн, поглаживая бороду, – Я не уверен, что в Гардарике нет настоящей силы. Помниться, туда ушёл наш дальний родич Хельгу. Ушёл – и сгинул.

– Кем только не был Хельгу, но уж точно не нашим дальним родичем, – возразил Геллир, – И воевал он на юге, в словенском Кенугарде, что раньше платил дань хазарам, умелым степным воинам. Хазары Хельгу и убили. Подло убили. А сейчас в Кенугарде правит Ингварь. Не лучший конунг, но какой есть.

– Ингварь, он из варягов? – спросил Турбьёрн.

– Вроде того. Сын Рюрика, конунга из Холмгарда. Говорили мне, что как умереть решил Рюрик, так взял с Хельгу клятву, что сыну его он в силу войти поможет, – ответил Геллир.

– И что же? – заинтересовался Тур.

– Помочь то помог, но такая помощь, – Геллир неопределённо покачал пальцами в воздухе, – Лучше уж никакой помощи, чем эта. Медвежья услуга. Умел Хельгу и с полянами, и с варягами, и с людьми севера договариваться. А Ингварь, он жаден. Золото любит.

– Кто ж его не любит? – удивился рыжий норег.

– Одно дело любить, а другое – позволит злату сердце и дух твой подчинить. И не будешь ты окроме злата этого видеть ничего, что вокруг тебя происходит.

Турбьёрн задумался, почесал в затылке. Не найдя, что ответить старому норегу, он посмотрев в глаза Рёнгвальду, ища поддержки. Но хёвдинг слушал их в полуха. Он думал. И вспоминал все, что рассказывал ему отец о далёкой Гардарике. И чем больше он думал, тем сильнее ему нравилась эта идея.

...Жарко. Пот струиться по лицу. Рёнгвальд сидит на деревянной скамье, завёрнутый в льняную простынь. Сидит, прикрыв глаза. Лёгкий толчок в плечо. Парень лениво открывает один глаз. Отец. Огромный, суровый норег. Длинные пряди светлых соломенных волос спутались. Сидит чуть выше, прислонившись спиной к просмолённой стене.

– Не слушаешь меня, – говорит он сурово, и кивает в сторону камней, – Поддай!

Рёнгвальд взмахивает рукой. Груду раскалённых камней, сваленных слугами в углу бани, окатывает струя холодной воды. Горячий дух разлетается во все стороны.

Отец продолжает:

– ... Гардарика. Земля богата и плодовита, совсем не то, что наши фьорды. Взять, к примеру, Холмгард. Стоит на берегу озера, большой, богатый, а под сильной рукой не ходит. Вольный город. Правят там тамошние хёвдинги, да торговцы побогаче. Чуть что не по ним – соберутся на площади, народу с собой побольше позовут, и начинают глотки драть. Бывает, и до драки доходит. И убивают. А договариваются. И торговля с ними больно хороша. За рыбью кость, меха, железо, хорошую цену получить можно.

– Непонятно мне, батя. Если ты говоришь, что земля богата, а хозяина сильного нет, почему никто не прибрал? – бормочет Рёнгвальд, вытягивая на лавке ноги.

– Словене. Говорят не по-нашему. Думают по другому. Чудной народ. Однако, если чужой кто на их землю посягнёт, мало не покажется. К тому же, если сами не справятся, варягов зовут. Нынче они в Гардарике большой вес имеют. Ингварь, Стемид, Асмунд, Свенельд. Могучие вожди, и силы под себя много набрали. У каждого по десять сотен хирдманов в лучших бронях, а то и поболее. И одарённых среди них едва ли третья часть. Соберутся все вместе – ни один не устоит.

– А соберутся? – лениво спросил Рёнгвальд.

– Кто знает, – неопределённо ответил отец. Потом поднялся, дошёл до большой кадушки, опустил голову. Нырнул. Подержал с полминуты, высунул, пофыркал. Пригладил волосы.

– Эй, девка! Пива принеси! – крикнул он, опираясь на бадью.

В руках у отца появилась большая кружка. Он приложился, в мах осушил посудину, остатки плеснул в угол. Забравшись обратно на свою лавку, Олаф шумно выдохнул.

– Ух, хорошо!

– Так что, бать, соберутся вместе? – повторил вопрос Рёнгвальд. В нем вдруг проснулся неожиданный интерес.

– Перед настоящей опасностью, да. – ответил он. – Скажем, надумает наш конунг землю ту под себя взять. Соберёт кораблей сотню, да на каждом по десять десятков хирдманов, с опытными хевдингами. Тогда – да. Тогда всей силой соберутся и пойдут землю свою защищать. А за каким-нибудь залётным морским ярлом чего всей силой гоняться? Ну, пограбит он смердов чутка. Не всей земле же убыток. А сосед твой, с ним воюя, силы то растратит. Глядишь, можно у него и земли чутка урвать.

Рёнгвальд засмеялся. Отец тоже улыбнулся, затем продолжил:

– Но совсем овцами ты словен не считай. Хельгу, вот то был великий вождь. Кенугард под себя взял, хазар степных, которые из луков дюже хорошо бьют, потеснил. К ромеям ходил, большую дань с них взял. Все вожди варяжские с ним дружбу вели. И Кенугард при нем великим градом зваться стал. Но погиб Хельгу. Глупо погиб. Сейчас за него Ингварь-конунг. Тоже вождь не слабый, однако Хельгу не ровня.

– Почему не ровня? – спросил Рёнгвальд.

– Злато любит. – будто повторяя слова старого норега, ответил отец. – И верит ему больше, чем своим верным хёвдингам...

– Рёнгвальд? Брат? О чем задумался? – Турбьёрн потряс своего хёвдинга за плечо.

Тот мотнул головой, прогоняя наваждение.

– Идём в Гардарику. – ответил он брату, сняв с головы шлем. Зачерпнув в него воды, Рёнгвальд умылся, вылил остатки за борт. Холодная морская вода сразу привела его в чувство.

– Дойдём до Дивы? – спросил он, обращаясь к Геллиру.

– От чего ж не дойдём? – удивился старый норег, и, посмотрев на солнышко, уточнил, – Может, дней за десять, край, за двенадцать.

– Гардарика... – уныло протянул Тур, – Может всё-таки к родичам данам?

– Гардарика, брат! – Рёнгвальд хлопнул брата по плечу, и улыбнулся. Даже после своей смерти отец подсказывал ему, что делать. Мысль, появившаяся в голове молодого хёвдинга Рёнгвальда Олафсона, тем временем росла и крепла, превращаясь в нечто осознанное.