Глава 12

Конец листопада 1381 года от Рождества Христова. Елецкий кром.


Я меряю шатер быстрыми, нервными шагами на глазах встревоженной моим поведением Дахэжан. Еще и вполголоса проговариваю лезущие в голову мысли — ну чисто схожу с ума! Наконец, супруга не выдержала:

— Родной, что случилось? Все же хорошо, ты разбил татар, защитил город, нас с малышом… Ты боишься еще одного нападения?

Резко остановившись, я не удержался от громкого возгласа:

— Да!!!

Горянка осеклась, обиженно насупилась — и я, осознав, что должен хоть с кем-то поделиться своими тревогами и сомнениями, начал быстро, возбужденно говорить:

— Еще один удар последует обязательно! Разгрома своего воинства Тохтамыш не простит, приведет теперь под Елец не меньше полнокровного тумена — да еще осадными пороками и тюфенгами запасется!

Снова шаг в сторону, другой…

— Конечно, зимой он вряд ли нападет — все же это не Батый, готовивший вторжение на Русь всю осень, включая заготовку сена, загонные охоты и подвоз трофейного зерна с Булгара… Но в конце весны или начале лета татары наверняка объявятся.

Чуть побледневшая княжна тихонько, взволнованно уточнила:

— Что ты думаешь делать?

Я нервно хохотнул, и снова начал нарезать круги по шатру, озвучивая свои мысли вслух:

— Самое отвратное — если Тохтамыш нападет на Елец прежде, чем на Москву! Тогда уже ни Донской, ни Рязанский не придут к нам на помощь. Это ведь открытое противостояние орде, это полноценная война с ханом! А я вроде как независимый князь, никому не подчиняюсь и никому не служу, даже московскую сторожу завернул… Так что о союзе со мной можно будет подзабыть — потому как своя рубаха ближе к телу, свое княжество и свои люди ценнее! Ну, кто станет рисковать войском ради полезшего на рожон удельного князя? Пока сохраняется пусть даже призрачная надежда на мир с ханом и ордой… Точно не помогут.

Я осекся, едва не заговорив про вероятное нападение Тохтамыша на Москву — а ведь с ним теперь все очень сложно… Ибо мои действия всерьез повлияли на известный мне ход исторических событий — и у хана ныне есть уже два пути.

Первый — напасть на Москву изгоном, собрав относительно небольшое, но мобильное войско в Булгаре. Затем со стороны Казани вторгнуться в Нижегородские земли, следом в Рязанские, выпытав все про броды — а после, перейдя Оку, ударить на столицу. Ну, то есть по изученному мной в подробностях сценарию — о коем я, собственно, уже предупредил Донского…

В этом варианте (в случае успеха!) хан добьется своей главной стратегической цели — подчинит Москву и заставит русичей вновь платить дань, включая «выход кровью». То есть затребует себе тех самых русских ратников, что примут участие в войнах Тохтамыша и Тамерлана… А они проявят себя в бою — и убедят Железного Хромца, что Русь есть полноценный союзник и оплот Золотой Орды! Отчего тот и завернет к Ельцу в 1395-м… А вот возвращаясь в степи из-под Москвы, Тохтамыш наверняка захочет осадить и Елец, напоследок отомстив наглецу-Федору!

Оставшемуся даже без потенциальных союзников…

Да, так бы поступил опытный, умеющий контролировать свои чувства и порывы стратег.

Но, с другой стороны, уж очень сильный репутационный удар нанесло поражение царевича Ак-Хозя престижу и авторитету Тохтамыша! Так что ему может показаться логичнее разобраться именно с Елецким выскочкой, дерзнувшим напасть на Азак, а после разгромившим и ханскую полутьму…

И в этом есть не только эмоциональный порыв и необходимость восстановить статус-кво непобедимых ордынцев (итак изрядно пошатнувшийся). Тут еще может сыграть желание хана устрашить прочих русских князей показательной расправой! Истребить ельчан, расправиться с Федором Елецким какой-нибудь «степной» казнью (когда человека рвут лошадьми на куски), а там уж и Донской станет посговорчивее…

Правда, сам Димитрий Иоаннович все же может рискнуть напасть на Тохтамыша — если действительно решится бороться за независимость до последнего. В этом случае великому князю невыгодно сдавать хану союзника, дравшегося на Куликовом поле (да еще и спасшего раненых после сечи!). По крайней мере, не имея твердых гарантий отказа Тохтамыша от дани и иных притязаний на Русь…

Но даже если и так, то ведь до прихода московской рати нам еще нужно будет продержаться!

И кстати, нападение на Елец имеет также два варианта развития. Первый предполагает, что хан откажется от дальнейшего вторжения на Русь — и, устроив нам показательную порку, вернется в Булгар… А вот во втором, взяв мой город, Тохтамыш вполне может двинуть и далее на Москву! Иными словами, повторное завоевание Руси начнется именно с моего града — а значит, кром осадят не один тумен, а целых три…

— Феодор, ты снова молчишь.

Беременная жена посмотрела на меня с легким осуждением — и, тяжко выдохнув, я снова заговорил:

— Самое плохое то, что ушкуйников я удержал подле себя, лишь пообещав им весенний поход в Хлыванское море, пощипать фрязей. Но как я могу уйти в набег, если татары явятся под Елец с большой ратью и наверняка сожгут город, если в нем не будет ушкуйников⁈ Однако же и повольников я подле себя не удержу, если не поведу их в поход! Вилы, блин…

Супруга с этакой женской простой и непосредственностью уточнила:

— А если повести их в набег на татар?

Я только хмыкнул:

— Куда⁈ В Булгар, кишащий нукерами ханской рати? Живыми бы оттуда уйти… А с другой стороны, уведу я повольников на Волгу — а татары тут как тут, вновь пришли под Елец, следуя вдоль границ Рязанского княжества. С ханской ратью не встречусь, но и без города останусь — а ротники добычу в Булгаре возьмут, да обратно в Хлынов подадутся! Нет, пока лед не сойдет, нам по рекам путь заказан — а после уж и земля подсохнет, степь станет проходимой для конницы…

Дахэжан озадаченно замолчала — озвучив при этом один из вариантов, что я давно мусолю в голове, надеясь найти выход из патовой ситуации. Конечно, жену и народившегося малыша я могу отправить и в Рязань, и в Москву — правда, в стольных градах соседних княжеств также небезопасно… Москву вон даже каменный кремль не спас! Спрятать жену и ребенка в окрестных лесах с малой дружиной? Да, это возможно… Но никаких гарантий безопасности семьи нет и не будет.

Да что тут говорить⁈ Не уйду я никуда с повольниками, ни в какие походы, пока родным угрожает опасность! Да и княжество, и город оставить на произвол татарам я также не могу…

Вот если бы нам с ушкуйниками ударить первыми, чтобы наверняка взять добычу и вернуться в Елец! Но как, какими силами⁈ У Тохтамыша даже зимой в Булгаре соберется не менее десяти тысяч нукеров ханского тумена, да еще столько же самих булгар встанет в строй… Конечно, в теории можно было бы налететь лишь на один из городов, взять в нем добычу и ретироваться назад. Хах, вот если бы корабли ходили по рекам и зимой, тогда да. А так…

Стоп.

Я замер как вкопанный, остановившись посредине шатра. Реки. Зима. Лед. Дороги… Лыжи? Сани? А ведь это же…

Улыбнувшись жене, я произнес только одно слово:

— Придумал!

После чего рванул к выходу, уже на ходу приказав страже:

— Полоненного царевича ко мне, срочно! И Алексея, толмача моего кликните!


Съежившегося Ак-Хозю грубо бросили на колени перед каганом Феодором, прожигающего наследника эмиров Булгара ледяным взглядом. Царевич постарался не дрожать перед лицом своего пленителя…

Но получилось плохо.

Резкий голос кагана ударил по ушам, словно хлыст — однако, заслышав перевод толмача, булгарин все же приободрился. По крайней мере, о его казни сейчас никто не говорит!

— Князь Федор спрашивает, известно ли тебе о готовящемся набеге хана Тохтамыша на Москву?

Выслушав перевод, царевич испуганно замотал головой — о планах своего хана он ничего не знал. Однако от глаз Ак-Хози не укрылось то, как потяжелел взгляд кагана, как потемнело его лицо… Задав еще один вопрос, Феодор внимательно посмотрел на царевича:

— А скажи вот что: готов ли хан отказаться от дани? Готов ли он признать независимость Руси от орды, а князя Димитрия Московского — назвать равным себе? Говори честно, царевич — от того зависит твоя жизнь.

Выслушав перевод, булгарин сильно побледнел — да и крупная дрожь стала бить его гораздо сильнее! Конечно, хан Тохтамыш — грозный владыка… Но хан Тохтамыш далеко — а свирепые урусы, практически целиком истребившие его войско, ныне вселяют в царевича просто первобытный ужас! Так что ответил он предельно честно — при этом тщательно подбирая слова:

— Хан Тохтамыш ждет дани, как и прежде. Он считает, что, утвердившись в Золотой Орде и став ее законным ханом, он имеет полное право требовать выхода с Руси также, как и до замятни.

В этот раз каган кивнул с куда большим удовлетворением:

— Скажи: если князь Димитрий Иоаннович откажется платить дань, татары вновь нападут на Русь, желая ее подчинить?

Царевич, неотрывно смотря в глаза Феодора испуганным, затравленным взглядом, ответил не сразу — страшась, что в этот раз за правду его точно накажут. Но ведь и за ложь же грозятся расправой! Наконец, он коротко вымолвил, невольно начав заикаться:

— Д-да.

И вновь удовлетворенный кивок Феодора.

— Итак, ты не можешь наверняка знать планы хана Тохтамыша. Но ты уверен в том, что он будет и далее требовать дани — а если ее не получит, то нападет на Русь. Он стоит со своим войском в Булгаре — и если решится нападать, то обрушится на Русь изгоном, надеясь выиграть время и не дать князю Москвы собрать войско… Скорее всего, следующим летом, верно? А чтобы обеспечить внезапность, прикажет также схватить всех русичей — путешественников, священников и купцов — находящихся в Казани и прочих булгарских городах?

Уловив перемену в уже благосклонно зазвучавшем голосе кагана, царевич не стал противиться его выводам:

— Думаю, хан так и поступит.

Последовала продолжительная пауза, к концу которой Ак-Хозя вновь рефлекторно съежился под не очень-то и дружелюбными взглядами окруживших его урусов! Наконец, Феодор вновь заговорил — а толмач стал вторить его словам:

— Ты отправившись вместе с нами в Москву, к князю Димитрию. И повторишь слово в слово все то, что сказал здесь и сейчас. А попытаешься извернуться, схитрить, обмануть великого князя — так я найду способ расправиться с тобой хоть в Москве, хоть даже в Булгаре! Ты нигде не найдешь покоя, царевич, нигде не сможешь спокойно заснуть, надеясь, что утром откроешь глаза!

Ак-Хозя вновь отчаянно затрясся под взглядом свирепого в сече кагана — ведь тот на глазах булгарина расправился с двумя лучшими его телохранителями, едва не лишив жизни самого царевича! Кошмары вон, каждую ночь снится… И даже не дослушав перевода, Ак-Хозя тонко воскликнул:

— Не убивай, не лишай живота, каган! Я скажу всю правду Димитрию Московскому, я скажу все, что ты повелишь! Лишь сохрани мне жизнь, милостивый каган…

— Не скули!

Окрик Феодора заставил булгарина вжаться в землю.

— Тебе принесут поесть чорбы. Набирайся сил, царевич, завтра тебя ждет дальняя дорога…


— Ну, не плачь, солнышко мое… Не плачь. Не могу я тебя непраздную с собой взять, просто не могу! Но обещаю — вернусь, как можно скорее, ни дня лишнего в Москве не проведу! Дай Бог, до зимней стужи и вернусь…

Зажмурившая заплаканные глаза супруга только закивала, уткнувшись лбом мне в плечо. И мне осталось лишь покрепче прижать к себе черкешенку, гладя ее по копне густых волос, отдающих сладко-пряным ароматом степных трав:

— Ну послушай… Я оставлю подле тебя Михаила с десятком старшей дружины. Твердило будет воеводить, младшая дружина, почитай, также вся здесь. Ушкуйники в Ельце, казаки крепко несут дозоры… Да и не объявится никакой ворог до весны, точно не объявится! А тебе на днях уж и избу теплую, просторную срубят, и повитуху мы подобрали…

Дахэжан согласно закивала — так, впрочем, и не раскрыв глаз.

— Все лучше, чем по весне остаться один на один с татарами… Пойми, мой единственный шанс — это убедить князя Димитрия ударить на Булгар прямо сейчас! Ну, то есть зимой, пока большая часть степной конница Тохтамыша откочевала на полудень. С ханом ныне остались лишь самые преданные нукеры — ну и булгары. Но тех били и ушкуйники, и сами москвичи с нижегородцами — и сколько булгар, опять же, сгинуло под Ельцом!

Горянка лишь тихонько всхлипнула в ответ.

— Так что да, это единственный наш шанс. Зимой, пока реки замерзли, пройти по ним на артах да санях, выйти к булгарским городам, по очереди взяв каждый из них в осаду… Только так у нас есть шанс окончательно разбить ворога теми силами, что наберутся и у меня, и у великого князя. Опять же, перед походом я обязательно вернусь домой…

Супруга ответила мне дрожащим, севшим от слез голосом:

— Все одно тебя не будет рядом, когда родится малыш…

Ответил я с тяжким вздохом, признавая правоту супруги:

— Солнце мое, свет очей моих! Ты права — но лучше уж я поспею на крестины своего ребенка, при этом повергнув ворога… Чем буду прятать тебя и народившегося малыша в лесах, покуда Тохтамыш со всей ордой осаждают Елец! Если хан соберет в кулак все свои рати, ой как мало на Руси останется безопасных уголков… Ни Елец, ни Рязань, ни даже стольная Москва не уберегутся от татар — так что и выхода у меня нет. Нужно ехать…

Черкешенка согласно кивнула, чуть отстраняясь и протирая глаза от соленой влаги. Наконец, окончательно раскрыв их, она с невероятной печалью посмотрела на меня — после чего, втянув носом аромат томящегося в котле мяса, все же мягко улыбнулась:

— Как все-таки вкусно пахнет!

Я облегченно выдохнул (не переношу женские слезы!), нарочито бодро ответив:

— Ну а то! Тут настоящая мясная песня!

И это действительно так. Предчувствуя не самый простой разговор с Дахэжан, я подготовился заранее, раздобыв довольно редкой сейчас в Ельце говядины и свежего свиного сала. Так-то считай, у нас одна убоина, добытая в лесу, на стол и идет… Да еще теперь и конины предостаточно!

Так вот, нарезав сало тонкими пластинами, я целиком выложил ими стенки чуть нагретого котелка — чтобы не слезало! — после чего принялся выкладывать слоями небольшие (чуть меньше шашлычных) кусочки говядины, чередуя их порезанным полукольцами луком. И так практически до самого верха… После чего я «запечатал» мясо несколькими брусками свежего сливочного масла, четырьмя щедрыми горстями соли, мелко нарезанной головкой чеснока — а также «соусом» из смешанного с винным уксусом меда. Добавил полкружки воды — чисто на начало томления — и поставил котелок на огонь! Причем не очень сильный, чтобы не горело…

Томится блюду часа два, а то и три. Сало вытопится до тончайших слайсов — но не грубых горелых шкварок; оно отдаст весь свой сок говядине, не позволив ей пригореть. Мясо также отдаст весь сок — и протушится в нем до предельной мягкости, чтобы буквально таяло во рту! Кисло-сладкий соус, соль и сливочное масло, перец и луковый сок… М-м-м!!! Тут даже самая жесткая говядина от какого-нибудь престарелого быка станет мягчайшей — хотя мой «исходник» не был старым.

К сожалению, телятину здесь не едят. А отступление от правил не только князю не простят, но даже и царю — вспомним первого Лжедмитрия!

А все потому, что корова — это очень ценный источник молока и всей идущей в пищу молочки. Причем прокормить буренку не всегда просто, а коровья селекция если и известна, то где-то не у нас. Плюс падеж скота, плюс всевозможные татарские набеги… В достатке молочки нет — только самые состоятельные вои могут обеспечить себя молоком, творогом или сыром, да сливочным маслом на каждый день. А потому «кормилиц» берегут и лелеют! Телят же, как будущих коров, также выхаживают с особым тщанием; телочки станут молочными «кормилицами», бычки же пойдут на стол, хорошенько нагуляв мясо! И только так…

При этом именно на Руси практичная, абсолютно рациональная традиция беречь коров, борясь за сохранения их поголовья, как-то незаметно переродилась в сакральный запрет потреблять телятину. Впрочем, телятина в моем варианте «мясо по-кремлевски» получилась бы чересчур разваренной, растушенной в ноль. А вот кусочки говядины сохранят приятную упругость на зубах — но именно упругость, не жесткость, что важно!

— Уже немного осталось, Дунечка — а после как запируем, м-м-м! Пальчики оближешь!

Загрузка...