Книжные дети

Глава 13 Ночные кошмары

— Апельсины! Свежие апельсины!

— Отсыпь мне штук десять, Рауль, — я вежливо улыбнулся, глядя прямо в стеклянные глаза уличного НПС-торговца. — Как жизнь цифровая?

Смугловатый подтянутый мужчина, чем-то похожий на старичка Бандероса в молодости, склонил голову набок, уставившись на меня с выражением вежливого недоумения.

— Не понял запроса, пожалуйста, переформулируйте, — выдал он с металлическим привкусом синтезатора речи.

— У меня тоже неплохо, спасибо, что спросил.

Если бы Рауль мог, он бы обязательно покрутил пальцем у виска и позвал санитаров.

Но он не может. Он всего лишь несколько мегабайтов данных, выраженных в смазливой внешности, паре десятков заложенных фраз и выражений лица.

— Кажется, я схожу с ума, Рауль…

Отвернувшись от безмозглой неписи, я пробежался взглядом по пустынным улицам Грандума. Кроме меня и Рауля на смотровой площадке замка не было никого.

Кроме меня и безмозглого продавца апельсинов в великом городе Союза не было никого.

Кроме меня и нескольких мегабайтов «имитатора человека» в огромной парящей крепости не было ни единой живой души, кроме еще нескольких НПСов в других городах Айнкрада. И все они продавали апельсины.

Я забыл, почему это важно.

— А может быть, уже сошел?.. — раздался за спиной механический голос моего цифрового собеседника.

Рауль, медленно покрываясь сверкающей паутиной трещин, смотрел на меня странным, пугающе РАЗУМНЫМ взглядом, а затем с ударившим по ушам хрустальным звоном рассыпался на полигоны.

Шаг за пределы смотровой площадки, яростный свист ветра в ушах, приближающаяся мостовая…

Ни сомнений, ни страха, ничего — только пустота…

Я открываю глаза.

Снова. Опять.

Маленькая полянка, затерянная где-то в лесах одного из уровней Айнкрада. Поросший низкой травой холм с высоким дубом на вершине. Над чем-то звонко смеющийся ручеек, берущий начало у корней и теряющийся где-то у подножия.

И множество белых камней вокруг, так много, что их было бессмысленно считать.

Впрочем, мне это и не требовалось. Я и так знал, сколько их — ровно девять тысяч девятьсот девяносто девять.

Рано или поздно умирают все.

Кроме тех, кто бессмертен.

— …Риока! — сквозь грохот крови в ушах расслышал я встревоженный голос. — Риока!

Открыв глаза, я наконец-то вырвался из этого муторного кошмара и некоторое время смотрел мутными глазами на нависающее надо мной испуганное лицо Александры.

— Ты кричал… — прошептала она, запоздало натягивая на себя мокрую от моего пота простыню.

— Извини, — пробормотал я, с некоторой натугой садясь на кровати и усиленно растирая ладонями лицо, силясь забыть бесконечные ряды белых надгробий.

— Расскажи мне, что тебя мучает, — тихо попросила она, осторожно касаясь моего плеча. — И станет легче.

— Меньше знаешь — крепче спишь, Саня, — так же тихо ответил я, не оборачиваясь. — Я — прямое тому доказательство.

Некоторое время мы молчали. Наконец я, усилием воли скинув с себя серую апатию, встал с кровати и принялся натягивать на себя валявшиеся у кровати штаны.

— Пойду, что ли, поесть сварганю… Ты будешь завтракать?

— Только никакого сладкого — я слежу за фигурой.

Обернувшись через плечо, я благодарно улыбнулся попытавшейся меня рассмешить девушке и вышел, аккуратно притворив за собой дверь.

Когда я только оказался в приюте, то почти сразу с удивлением осознал, что совершенно неприспособлен к обычной жизни, — хотя бы потому, что у меня не было ни единого не боевого навыка.

Я не мог добыть себе пропитание рыбной ловлей, охотой или собирательством, я не мог самостоятельно приготовить себе поесть, не мог получить ни единого колла каким либо другим способом, кроме как геноцидом мобов.

И даже более того — я не хотел этого делать. Я скучал по звону клинков, спорам до хрипоты по поводу тактики сражений с боссами, вечному соперничеству с конкурирующими гильдиями…

Конечно, сейчас, спустя почти полтора месяца после моей вынужденной отставки, ситуация изменилась в лучшую сторону и спустя десять минут я гордо поставил на стол дымящиеся чашки с кофе и поднос с бутербродами — вершиной моего кулинарного мастерства на данный момент.

— Сегодня они действительно пахнут кофе, — похвалила мои усилия вошедшая Александра, в мягких домашних тапочках и темно-синем халате.

— Еще бы — в этот раз я действительно положил в них кофе, а не толченный клык василиска.

Некоторое время мы молча завтракали и я чувствовал, как медленно расслабляется напряженный до предела узел где-то в районе груди. У Саши, этой удивительно домашней, несмотря на стальной внутренний стержень, девушки был потрясающий дар — в ее присутствии растворялись все тревоги и печали, оставляя вместо себя спокойствие и умиротворенность.

Внезапно в царившей на кухне тишине тренькнул звоночек оповещения и я с некоторым удивлением ткнул пальцем в конвертик в правом нижнем углу поля зрения, краем глаза замечая, как Александра зеркально повторила мое движение.

Диалоговое окно Системы захрустело в моих пальцах, а затем с жалобным хрустом лопнуло, брызнув во все стороны острыми гранями сверкающих полигонов.

Я готовился к этой потере с того момента, как узнал, что мой друг и наставник не доживет до конца игры. Я убеждал себя, что мне не будет мучительно больно, когда придет его время, — потому что успел подготовиться и смириться.

Я искренне в это верил, но… почему мое сердце забыло, что ему полагается биться в моей груди горячим насосом, а не замирать холодной льдинкой, больно протыкая меня изнутри острыми гранями?

— Риока?..

— Мой кошмар продолжается… — прохрипел я.

«Здесь слишком много народа…» — думал я, оглядывая собравшуюся на кладбище близ Грандума толпу, — на моей памяти такое количество скорбящих было только на похоронах Полковника.

Я знал, что, когда эта официальная часть закончится, мои друзья и соратники выйдут на задний двор цитадели Союза и поставят там вторую могилу — на личном кладбище Рыцарей Крови, куда не было ходу посторонним.

Увы, к посторонним с некоторых пор следовало относить и меня.

Слева и чуть позади стояла Александра — я спиной чувствовал ее обеспокоенный взгляд. Справа — как всегда невозмутимый Ким и только его левая рука, поглаживающая короткую седую бородку чуть более нервно, чем обычно намекала, что он вовсе не бесчувственный робот, а за моей спиной мялись непривычно тихие Карас с Миной, явно чувствовавшие себя не в своей тарелке.

Глядя на тихо переговаривавшихся людей, я в который раз за последний час, что мы провели в ожидании начала похорон, сожалел о том, что вообще поддался на уговоры Александры. Надо было придти сюда ночью, когда все разойдутся и попрощаться с наставником без свидетелей.

— Они идут! — пискнула за моей спиной Мина, заставив всех вокруг обернуться. — Рыцари!

И правда — стоило мне обернуться, как я увидел колонну воинов в бело-красных доспехах. Четко чеканя шаг, мои бывшие соратники неспешно и где-то даже величественно двигались сквозь толпу, молча расступавшуюся перед ними.

А впереди, гордо вскинул подбородок, с до боли знакомым мне выражением бездушного робота на лице шагала моя бывшая напарница, держа под мышкой массивную мраморную плиту.

Рядовые бойцы РыКа имели белоснежно-белые доспехи с незначительными вкраплениями алого и, чем выше они поднимались по карьерной лестнице, тем больше цветовой баланс смещался в сторону красного.

Кана была в полностью красных доспехах и только большой белый крест на всю грудь да того же цвета плащ контрастировали с основным цветом формы главы сильнейшей гильдии Айнкрада.

Что ж, все верно, — кроме меня только у нее хватит авторитета, чтобы отдавать приказы могучей военной машине, коей и была моя бывшая гильдия.

Впрочем, если вы думаете, что в тот момент, когда я в первый раз после своей смерти увидел любимую, я думал о таких мелочах — вы ни черта не понимаете в жизни.

Весь мир мгновенно исчез, сузившись до размеров бесстрастного лица, маски, за которой только я видел тщательно скрываемую боль потери. Не отдавая себе отчета в своих действиях, я сделал шаг вперед, чтобы обнять, утешить, защитить ее от всех невзгод этого жестокого виртуального мира, но…

Сделав этот шаг, я почувствовал железную хватку на своей руке. Обернувшись, я было собрался смахнуть неожиданное препятствие и броситься к Кане, но застыл, уставившись на побелевшие от напряжения женские пальчики. Подняв удивленный взгляд на Александру, я заметил на ее лице не меньшее удивление, — хозяйка приюта, казалось, и сама не понимала что делает.

Она медленно подняла голову и, когда наши взгляды встретились, на исчезающее малый миг я увидел в ее глазах отчаянную мольбу: «Не уходи!». Но уже через мгновение она отвернулась, отпустив мою руку, и мрачно сказала:

— Я ничего не делала, а ты ничего не видел. Усек?!

Я не ответил. А ведь я, наивный дурак, полагал, что мы оба понимаем, что наши отношения не продляться долго.

Впрочем, если бы я действительно это понимал, разве я чувствовал бы это приятное тепло, разлившееся в груди?..

Но, так или иначе, угроза моего глупого саморазоблачения миновала — колонна Рыцарей добралась до места назначения и Кана медленно воткнула в землю надгробие, которое несла в руках. Развернувшись к безмолвно взирающей на нее толпе, Кана обвела мрачным взглядом с ожиданием смотрящих на нее людей и…

— Я не буду говорить длинных речей, — начала она и ее тихий голос без каких бы то ни было затруднений достиг ушей каждого, кто пришел сегодня почтить память Хитклифа. — Я скажу только одно — в Айнкраде было три великих человека. И сегодня мы потеряли последнего.

В тот день было сказано еще много чего — веселого и грустного, смешного и героического, словом, всего того, что принято говорить на похоронах.

А если бы кто-то спросил меня…

Наверное, я бы сказал, что в Айнкраде было два великих человека и оба принесли свое величие из реального мира. Они были Лидерами и Воинами еще до того, как попались в виртуальную ловушку и никто не сделал для нашего освобождения больше, чем эти двое таких непохожих друг на друга людей.

Наверное, я бы сказал, что нам пора перестать рассчитывать на чужую силу и начинать что-то делать со своей, обретенной уже здесь, в этой проклятой всеми богами стальной крепости.

Но меня, к сожалению или к счастью, никто не спрашивал и, терпеливо достояв до конца церемонии, я двинулся к выходу вместе со всеми, пообещав себе, что приду сюда позже и вволю повою на луну, царапая ногтями пластины нагрудного доспеха в попытке вырвать мешающее дышать сердце.