Книга 6_Путь тени

Глава 7

…Мати спала. И ей снилось…

Ей снилось, что она оказалась в мире, что был зеленым, красным, желтым – каким угодно, только не белым. Он был полон запахов – ароматов цветов и духа трав, замешанных на горьковатом привкусе тягучей смолы. А сколько в нем жило звуков!

Цокот, трель, свист, стук сливались в причудливое птичье пение, к которому добавлялись шелест листвы и шушуканье трав.

Земля не просто казалась живой. Она была самим олицетворением жизни – веселое, игривое создание, такое юное, что его еще не посещали мысли о смерти, которые затуманивали-заволакивали глаза грусть-туманом, или ложились слезами росы на шелковистые лепестки цветов.

Дыхание было легко, так легко, что стоило Мати вдохнуть в себя полной грудью дурманивший своей невинной свежестью воздух, как она незаметно даже для самой себя поднялась в небо, полетела, играя с ветром, купаясь в нем совсем как золотая рыбка, которая плещется в лазурном озере в сердце самых богатых и сказочных из ныне живущих городов.

"Это самый лучший из снов, что приходил ко мне когда бы то ни было!" – блаженствуя, девушка закрыла глаза.

И, все же…

"Как жаль, что это лишь сон!" – больше всего на свете ей хотелось, чтобы все происходило на самом деле, наяву.

"А если… Если это сон… Вот бы он продлился вечно!" – Мати не хотела умереть, нет, она даже не думала о смерти, просто… Вот было бы здорово, если было бы можно остаться в этом сне как можно дольше. А что может быть длиннее вечности?

Свернувшись калачиком – солнечным котенком на легких шелках небес, она замерла, задумалась-задремала, наслаждаясь красотой одного мгновения и стараясь не думать при этом более ни о чем.

А потом вдруг…

– Ну здравствуй, маленькая караванщица! Вот мы и снова встретились!

Прозвучавший совсем рядом, как ей показалось – возле самого уха голос заставил Мати вздрогнуть.

Ужас хлестанул ее по душе ледяным порывом пустынного ветра. Однако, вместо того, чтобы броситься бежать, спасаясь от своего страха, она только сильнее сжалась, притиснув ноги к груди и втянув голову в плечи.

Мати даже не открыла глаз. Она и так знала, что увидит, и не хотела видеть. Ведь нет ничего хуже кошмара, пробравшегося в прекрасный сон мечты.

– Что же ты?

Мати молчала.

"Пусть пройдет время, – твердила она себе, – пусть забудется радость… Если уж кошмар – то кошмар… Пусть между ними ляжет грань, даже не грань – сама бездна!

Пусть она разделит их, так чтобы… Чтобы…" – и, все же, на глаза уже набежали слезы, которые потекли из-под сжатых век, скользя по щекам, щекоча нос…

– Ну же, маленькая караванщица, давай, поиграем, как тогда. Или ты забыла, как нам было весело?

Невидимый собеседник умолк, ожидая ответа хотя бы на один из своих вопросов. Но Мати продолжала упрямо молчать, что было силы стиснув зубы.

– Ни слова? Но почему? Ведь ты узнала меня? Ты помнишь, кто я? Да, кое-кто старался сделать все возможное, чтобы ты никогда не вспоминала о том сне. Но ведь ему это не удалось, верно? Иначе ты вела бы себя сейчас совсем иначе, да?

– Я тебя ненавижу! – не выдержав, выпалила Мати. Ее глаза распахнулись, во взгляде, вонзившемся в стоявшего с ней рядом между небом и землей повелителя сновидений, горела ненависть.

– С чего бы это! – на лице Лаля застыло выражение наигранного удивления, в то время как губы кривились в усмешке. – Ведь еще совсем недавно ты считала меня другом и даже чуть было не назвала повелителем своей души…

– Никогда! Я никогда бы не сделала этого!

– О, детская наивность!

– Нет!

– К чему этот спор? Все ведь ясно и так, когда я – бог, а ты – смертная, которая к тому же еще не имеет ничего своего, даже судьбы. Так что, поверь мне на слово, именно так бы ты и поступила, пробудь в моем мире чуть дольше, приди Эрра чуть позже… Кстати, тебе, надеюсь, объяснили, что это второе имя Нергала? Что ты носишь подарок того, кого ваше племя называет не иначе как Губителем?

– Я знаю! И что же? – с вызовом бросила Мати. Ненависть затмила все чувства, даже страх. Если бы она могла… Если бы она была богиней, то, наверное, испепелила бы повелителя сновидений одним своим взглядом! Но даже теперь в ее глазах было столько пламени, что Лаль отвернулся, на мгновение прикрыв лицо рукой.

– Выходит, для тебя я – хуже, чем он? Интересное дело! И почему, хотелось бы мне знать? Что я тебе такого сделал?

– Ты?! – она задохнулась от ярости. – И ты еще спрашиваешь?! Ты отравил счастливейшие из моих снов! Ты чуть не убил меня! Нет, не так – ты убил меня и я была бы уже давно мертва, если бы Шамаш с Эррой не повернули время вспять! А главное… Ты знал, как относится ко мне бог солнца и хотел уничтожить его!

Моими руками!

– О чем это ты?

– О драконе, конечно! Ты послал мне сон, который…

– Погоди, погоди, смертная, – остановил ее Лаль. – Не так быстро. Давай во всем разберемся. При чем здесь я? Почему ты решила, что сон, о котором ты говоришь – не знаю, какой именно ты имеешь в виду, ну да ладно – так вот, почему ты думаешь, что его прислал тебе я, а не моя сестрица Айя? Ты – не моя посвященная, чтобы я придумывал тебе сны. И еще. Даже если бы я чем-то там тебя испугал во сне, это ведь был всего лишь сон, верно? И только глупец ищет в каждом видении ночи знак грядущего.

– Ты хотел, чтобы я испугалась дракона!

– Зачем? Я-то от этого что выигрывал?

– Иначе я не стала бы убегать! И Шамашу не нужно было бы меня защищать! И дракон не набросился бы на него, и…

– Только смертная способна перевернуть так все, вверх ногами, вниз головой! Как одно связано с другим? И какой вред может причинить богу солнца какое-то там смертное создание, сколь бы могущественным и огромным оно ни казалось вам, людям?

Как вообще священный зверь может повернуться против своего повелителя?

– Но это случилось!

– Но я-то при чем? Почему ты думаешь, что мне была какая-то выгода от всего произошедшего? Я не имею ничего против бога солнца. Ведь, так или иначе, именно благодаря ему я обрел столь долгожданную свободу. Да я буду благодарен ему за это до конца вечностей!

– Ты лжешь! Шамаш не освобождал тебя!

– Ты так думаешь? Но разве не благодаря милому твоему сердцу богу солнца я вернулся в мир яви?

– Нет!

– Раз ты так считаешь, то, значит, не помнишь всего, что случилось тогда. И не я лгу тебе, а тот, кто утаивает половину правды…

– Я помню все!

– Раз так, ты знаешь, о чем я говорю. И к чему обвинения во лжи?

– Ты всегда лжешь! Во всем и всегда! Даже говоря правду!

– Ну ты даешь! – Лаль рассмеялся. – Это полная ерунда! Нет, даже более того – глупость, равной которой нет во всем мироздании! И… Да, подобное я мог бы услышать только из твоих уст, маленькая спутница бога солнца, избалованная им настолько, что возомнила себя не богиней. Нет, даже не простой богиней – Айей!

Спишь и видишь себя моей сестрой? Хочешь занять ее место?

– Нет! – Мати испуганно отшатнулась. Сама мысль, одна только мысль об этом казалась кощунством, хотя мечта…

– Не на небесах, нет, – усмехаясь, продолжал бог сновидений. – Зачем тебе это?

Луна далека и холодна. Она чужда твоей душе. Ты наивна и искренна. Среди богов такое не встречается. Поэтому ты и нравишься мне. Несмотря на то, что ненавидишь меня… Или, может быть, – глянув на девушку, задумчиво произнес Лаль, – не несмотря на это, а именно из-за этого… Но мы отвлеклись. Ты мечтаешь не о том, что далеко, а том, кто рядом, и… Хочешь, я помогу твоей мечте исполнится?

– Я… – она глядела на него с непониманием. Сперва она хотела отрицать все, но…

Лаль прочел ее мысли.

– Глупышка! Неужели ты думала утаить от меня правду? Ведь я не человек, который, даже будучи зрячим, видит лишь маленькую толику действительности. Мне же открыто все! Все! И произнесенное когда-то, и произносимое в грядущем, и то, что не будет произнесено никогда. Как любому богу, малышка, любому! Подумай об этом!

– Шамаш не читает мысли! И не подслушивает чужих разговоров!

– Он – не такой, как все. Но в этом скорее его слабость, чем сила. Порою полезно знать больше, чем тебе говорят. Для собственной безопасности, пользы окружающих, и вообще – из интереса. Однако, – подмигнув ей, он улыбнулся, – я снова отвлекся.

Так ты хочешь…

– Не говори со мной о мечте! Ты… Твои слова, твое дыхание, твое прикосновение к ней очерняет ее, как… – она хотела сказать – "взгляд Губителя" – так говорили все, когда хотели показать, что хуже и быть не может, но не смогла. Эрра не был ее врагом. Он был добр к ней, он помог ей выжить тогда, в том ужасном сне. Он подарил ей браслет, который спасал ее теперь… Спасал… Она сама не знала, от чего, но, наверное, от чего-то очень страшного, могущественного, раз это смогло повлиять даже на Шамаша.

Да, Мати знала: Губитель не просто источник всех бед, он – сама беда.

Караванщица понимала: он сотворил нечто ужасное с Ри и Сати, раз они и спустя столько лет не могли об этом забыть, продолжая избегать друг друга. Она знала – Губитель враг Шамаша. Он уже пытался его убить. И попытается еще не раз, едва ему представиться такая возможность. И, все же… Она ничего не могла с собой поделать! Порою, временами, когда она, оставаясь одна в повозке невест, вспоминала тот сон, проводила рукой по браслету, пальцами читая покрывавшие его рисунки-письмена, ей становилось даже жаль Эрру – он так одинок! Все ненавидят его, избегают, бояться.. Даже те, кто служат… Если бы она могла как-то помочь ему изменить сложившийся порядок вещей…

Мати была уверена – пусть на это потребовалось бы немало времени и уйма сил, но она смогла бы уговорить Шамаша позабыть о вражде, сделать так, чтобы Эрре был дан шанс исправиться, но… Но она очень сильно сомневалась, что сам бог погибели захочет этого. В конце концов, кем он еще может быть, кроме как Губителем? Это то же самое, что требовать от Шамаша, чтобы он отказался от своих правил, забыл прежние привычки.

Она вздохнула, чуть качнула головой, отгоняя свои мысли. Нет, это было невозможно.

– Однако, – прищурившись, несколько мгновений Лаль смотрел на нее. В этот миг, спроси его кто, что он испытывал – презрение к слабости смертных, сочувствие которых так легко покупалось и задешево продавалось, или, наоборот, восхищение людской способностью сочувствовать всем, и, как это ни странно, врагам больше, чем друзьям, – он не смог бы ответить. Потому что и сам не понимал.

Бог сновидений хотел сказать что-то вроде – "Ах, девочка, девочка, если бы ты только знала, каким боком тебе обернется все это, как ты еще пожалеешь, и не раз, о том, что родилась не безразличной, не холодной, как Айя, а живой, чувственной…" Но промолчал. Зачем? Сейчас она все равно не поверит. А потом… Придет время, и она поймет все сама. Все, что должна или сможет понять.

Вместо этого Лаль резко бросил:

– Могла бы быть попочтительнее со мной! Я все-таки бог!

– Бог, – признала она, хотя с куда большей радостью отвергла бы эту истину. И еще добавила бы какую-нибудь колкость или дерзость, но Лаль не дал ей этой возможности, заговорив вновь:

– Ну и хорошо. Раз со мной мы разобрались, давай вернемся к тебе.

– При чем здесь я? – вот этого ей совсем не хотелось! И вообще, все, о чем она думала, это как бы поскорее проснуться. Нет, в ее душе не было страха. Мати была в своем сне. А, значит, пользуясь знаниями, которые дал ей Шамаш, могла управлять всем происходившим. И проснуться в любой миг. Однако она не делала этого, медлила, непонятно почему. Что-то удерживало ее… Бог сновидений? Может быть. Хотя, скорее всего – ее собственное любопытство.

Мати было страшно интересно узнать, почему Лаль пришел в ее сон. Это могло быть знаком, что скоро что-то должно произойти. Что-то плохое, потому что появление бога сновидений никогда не сулило ничего хорошего.

"Нет! Отступить было бы слишком просто… Слишком… И, вообще, мне ничего не угрожает, боятся нечего. И во сне некуда спешить. А раз так…" Она решила подождать и посмотреть, что будет дальше.

Между тем Лаль продолжал, отвечая на заданный девушкой вопрос, о котором Мати уже забыла:

– Как это "при чем"? Я говорил уже – "ты мне небезразлична." И я хочу сделать тебе приятное… Хочу, чтобы твоя мечта исполнилась.

– Если… Если ты действительно не желаешь мне зла, тогда оставь все как есть, – она взглянула на него с мольбой. – Пожалуйста!

– Разве ты не хочешь, чтобы твоя мечта исполнилась? – спросил он и сам ответил:- Хочешь, я же вижу! Хочешь, потому что все люди только об этом и думают. Ведь мечта так прекрасна. Она так сладка и заманчива. А каким счастливым ты чувствуешь себя, когда знаешь, что достаточно протянуть руку, чтобы взять заветный плод, – у него на ладони возникло яблоко, такое красное и сочное, а как вкусно оно пахло… Мати вдруг страшно захотелось попробовать его, откусить хотя бы кусочек… Лаль поднес яблоко к губам. Когда острые белые зубы вонзились в тонкую глянцевую кожуру, брызнул сон и яблочный дух, наполнявший все вокруг, стал еще сильнее. – Хочешь? – он протянул второе яблоко девушке.

– Нет! – Мати испуганно отпрянула в сторону.

– Как хочешь, – он с удовольствием доел одно яблоко, затем – под внимательным взглядом девушки – и второе. – Вкусно. И полезно, – не прекращая жевать, продолжал бог сновидений.-Для здоровья. Это плод молодости. Его очень любит моя сестренка. А ты?

"Я тоже!" – чуть было не ответила девушка, но в последний миг сдержала готовые сорваться с губ слова.

– Зря ты так. Я к тебе со всей душой, а ты… – Лаль осуждающе качнул головой. – За что? А, главное, зачем? Ведь я все равно читаю твои мысли. И делаю вид, что ничего не замечаю исключительно из вежливости… Ладно. Как знаешь… Как знаешь, – повторил он. – Но раз все, чего ты хочешь, это чтобы я ушел…Пойду, пожалуй…

Меня ждут и в других снах… – все вокруг замерцало, очертания бога сновидений начали расплываться. – Да. Прежде чем уйти. Хотел сказать тебе: я вовсе не собирался искушать тебя… или как вы это называете. Не мой стиль. Не мое дело.

Я просто… Просто собирался тебе помочь… Чтобы… Ну… Чтобы сгладит ту вину, которая… – он никак не мог подобрать нужные слова, терялся, и вообще, вел себя не так, как следовало богу. – А, ладно, – он махнул рукой, оставив попытки, – скажу прямо: тогда я вел себя с тобой как свинья. Но этому была причина. Я хотел освободиться. Только и всего. Но когда сидишь в темнице целую вечность без всякой надежды вновь обрести свободу, начинаешь терять терпение. И становится все равно, как достичь желаемого. В общем, ты понимаешь… Или поймешь… В любом случае, я пошел. Пока. Встретимся во сне.

Она хотела крикнуть ему в спину:

"Нет! Никогда!" Но вместо этого с ее искривившихся в презрительной усмешке губ сорвалось:

– До встречи.

Проснувшись, Мати несколько мгновений лежала, глядя на склонившееся над повозкой небо – голубое, с золотым блеском. Ее душа тянулась к нему, ей казалось: достаточно захотеть – и ветра подхватят ее, поднимут над землей…

"А-х, – мечтательно вздохнув, она сладко потянулась. И тотчас испугано вскрикнула: – Ой", – ее рука задела что-то.

Поспешно сев, Мати огляделась вокруг.

"Ну что за трусиха! – она была готова рассмеяться. – Испугалась такой ерунды! А, кстати, что это? – в уголке повозки, под самым пологом стоял маленький столик – так, ничего особенного, пара досочек, без резьбы и рисунков. Но стоило ей коснуться рукой: – Какие они гладкие! Ни заусенчика, ни трещинки. А какие мягкие и теплые… словно и не деревянные вовсе, а меховые… И… что это? – на столике лежали… – Великие боги! Яблоки! Неужели… – в первый миг она подумала, что это Лаль оставил, но потом… – Нет, – улыбнувшись, она мотнула головой, – конечно, нет! Никто, даже повелитель сновидений, не способен пронести что-то из сна в мир яви. Это Шамаш! Он ведь теперь должен заботиться о том, чтобы я не умерла с голоду, – мысль показалась ей ужасно забавной: бог солнца, повелитель небес – и эти яблоки у изголовья. Ей вдруг подумалось: – Интересно, а папа, когда ухаживал за мамой, тоже приносил ей яблоки, и… – смутившись, она покраснела. – О чем я только думаю! – взяв плод, она откусила маленький кусочек, пробуя. – Вкусно! Люблю сладкие яблоки. А отец… да и все остальные покупают зеленые – кислятина! – девушка тяжело вздохнула. – Но они лучше хранятся… И лучше идут в пироги… и в варение тоже… Ну их! – махнув рукой, она с наслаждением съела одно яблоко, потом второе, третье, остановившись лишь когда осталось одно. – Хватит. Это оставлю на потом… Мало ли… Если проголодаюсь…

Хотя, конечно, вряд ли Шамаш решит морить меня голодом… Шамаш… – она задумчиво улыбнулась. – Как, все таки, хорошо, что он остался со мной! – потянувшись, она откинулась на подушку. – И пусть вокруг творится все, что угодно, здесь все равно будет тихо и спокойно… И ничего не может случиться… Потому что…

Потому что я этого не хочу! Не хочу – и все! И поэтому ничего не произойдет!" – в этом не было никакой логики. И она понимала это, но… Она ей была и не нужна вовсе. В отличие от этого сладкого, как яблоки, заблуждения.

Девушка и сама не заметила, как ее глаза закрылись. И она снова заснула. И оказалась в другом мире. Совсем другом, неземном.

Мати была уверена в этом с того самого мгновения, как попала в него. Прежде всего, она чувствовала себя как-то по-особенному. Во всем теле была необычайная легкость, движения казались свободны и плавны, и никакой усталости, сколь долго бы ни бежала, никакой боли, какие бы острые камни ни попадались под ноги.

"Может быть, я уже и не человек вовсе, а призрак, – мелькнуло у нее в голове. – Неужели я умерла? – удивительно, но страха тоже не было – ни алого отблеска, ни холодного дыхания… Душа осталась спокойна, словно ей было все равно. – Мое тело спит вечным сном, а дух витает… Витает… Но ведь это – не сад благих душ…

– Мати огляделась. – Это вообще не сад. Скорее – пустыня".

Впрочем, она должна была признать – это была необыкновенная пустыня. Не снег, а серебряная пыль. И барханы так высоки, что походили на сказочные горы…

"Но в сказках горы зеленые. Потому что покрыты травами, кустами и даже деревьями.

А здесь… Это горы изо льда. Серебряного льда. Наверное, если я попытаюсь забраться на них, то буду скатываться вниз быстрее, чем подниматься. Интересно…" – ей показалось это забавным – попробовать. И, весело смеясь, она побежала к ближайшему бархану, удивляясь, почему ноги, на которых не было снегоступов, не проваливались в снег, не скользили по льду.

"Ах да, – вспомнила она, уже оказавшись на вершине горы, – я же призрак! Я не иду – лечу! Как здорово! И как красиво!" – будучи внизу, она не могла разглядеть всей красоты этого мира, который мерцал, переливаясь. Он полнился внутренним светом, словно его солнце было не в небесах, а в чреве земли.

Бардовое небо, серебряная пустыня и между ними – лиловая дымка, похожая на обрывки тончайшей прозрачной ткани, легкой, как шелк, что вились на ветру, трепетали, пели что-то на неведомом беззвучном языке.

Это было более чем необычно, но Мати почти не удивилась. Она привыкла, что попадает во сне в самые невероятные края. Где она только ни бывала: и в прошлом, в таком далеком, что о нем позабыли даже небожители, и в будущем. Уж не говоря о ледяных дворцах госпожи Айи и саде благих душ…

Но нынешний мир был не похож ни на что. Он поражал всем: своей необычностью, яркостью красок, которые были настолько насыщены, что от них рябило в глазах, сказочными запахами, неведомыми звуками…

"Я хочу запомнить этот сон, этот край, запомнить так хорошо, чтобы было невозможно забыть, даже внезапно проснувшись!" Девушка стояла на вершине высоченной горы, что, казалось, еще продолжала расти, поднимая ее все выше и выше в небеса. Ей бы испугаться – но нет, ни тени страха, лишь восхищение и та восторженная возбужденность, в которой кажется, что за спиной вырастают крылья и достаточно оттолкнуться от земли, чтобы…

"Взлететь! – о, как ей этого хотелось! Она мечтала… Небо всегда притягивало ее, манило, звало, а сейчас – с особой силой. – Почему бы нет? Ведь я сплю. И могу в своем сне делать все, что захочу. А я хочу летать! Более всего на свете!" – и, раскинув руки, она полетела вниз.

Очень скоро, не находя того страха, что тянул бы тяжелым камнем к земле, падение прекратилось. Несколько мгновений она просто висела на месте, словно лежа на облаке, наслаждаясь сказочным чувством, которое Мати не могла даже описать, потому что не было слов, что смогли бы его передать, ничего не упустив, а потом, медленно перебирая руками и ногами, словно отталкиваясь от невидимых камней, поплыла вперед.

"Ну вот, и совсем не трудно… Только очень медленно…" – может быть, от волнения или непривычки, но ей казалось, что идти было куда легче. А тут…

Спустя какое-то время она почувствовала себя такой усталой, словно целый день разгребала тяжелый мокрый снег у границы оазиса. – Но все равно, это так здорово: летать!" – она на миг остановилась – чтобы перевести дух.

Слабый, похожий на дыхание стоявшего рядом человека, ветер касался ее щек прохладой, трепал непослушную прядь у виска, пощипывал ресницы и все время что-то шептал, шептал…

Мати закрыла глаза. И ей показалось, что она лежит на мягкой траве где-то в дальней, беззвучной чаще леса, росшего не в нынешнем оазисе, а на древней земле, не знавшей власти снежной пустыни, не слышавшей людской речи… У этого мира был свой, особый язык, давно забытый всеми, но, однако же, сохранившийся в покинутых глубинах памяти… И стоит отыскать эти закоулки, встать на одну из невидимо-тонких тропиночек – и загадочный мир заговорит с ней, рассказывая о своих тайнах…

"Как бы мне хотелось понять… – она уже готова была, безнадежно вздохнув, сказать: "Жаль, что это невозможно", но остановила себя: – Почему невозможно?

Очень даже возможно! Нужно только постараться".

Девушка заставила себя забыть обо всем остальном, отрешиться от всех забот, даже мыслей, став маленьким снежным перышком в крыле ветра.

Прошло одно мгновение, другое, третье, и еще неведомо сколько несчетных. Сперва она слышала лишь шуршание, но потом ей начало казаться, что она стала различать в немом шепоте нечто созвучное словам:

"Очнись!

Очнись!

Вокруг оглядись…!" Обрадованная – "Получилось! Я слышу! И даже понимаю!" – она была готова захлопать в ладоши, но прежде, все же, решила сделать так, как ее просили – открыла глаза, огляделась… "Ой!"- прямо перед ней откуда ни возьмись возникла стена, к которой она приближалась не просто быстро – очень быстро.

"Но это невозможно! Только что ее не было, а я вообще не двигалась, просто лежала…" – и тут она поняла, что для поисков объяснений, вопросов и вообще досады нет времени – если она не остановится, то просто налетит на преграду.

Конечно, во сне ей вряд ли удастся расшибиться насмерть, но ударится она о-го-го как. Расквасить же нос во сне – было бы совсем глупо.

Вот только остановиться оказалось куда труднее, чем она думала.

Мати закрутилась, забилась, замахала руками и ногами – но все без толку, ведь единственным, от чего она могла бы оттолкнуться, была эта самая стена.

"Ну ладно! – она посмотрела на нее зло, насупилась, втянула голову в плечи. – Посмотрим, кто кого!" Мати подтянула ноги к груди, руки выставила вперед, группируясь как в прыжке перед приземлением. Не сводя взгляда со стены, которая, возникнув из ниоткуда, пролегла от одной бездны до другой, она ждала…

В глубине души девушка понимала, что должна испугаться, ведь, даже если она не расшибется, то все равно упадет. И куда? Под ногами не было земли, даже той, неведомой, серебряной – она осталась внизу, под лиловой дымкой, что вряд ли удержит даже призрачную тень, не то что душу. Но страха не было. Вместо него пришло возбуждение предвкушения чуда, когда с нестерпимым любопытством глядят вперед, ожидая, что случится через миг.

Ее губы вдруг беззвучно зашептали:

"Изменись!

Изменись!

Быстро дверью обернись!" Подчиняясь, стена замерцала, затрепетала. И в тот миг, когда Мати приблизилась к ней на расстояние вытянутой руки, порыв ветра подхватил края полога, они разлетелись в разные стороны, образуя проход, в который девушка и взлетела, даже не задумываясь, что делает.

Через миг она оказалась в просторном зале. Сводом ему были черные ночные небеса, посреди которых огромной лампой с огненной водой висела луна – серебряная дымка, полная, точно покров пустыни снегами, великим множеством звезд – белых, желтых и красных, ярких и блеклых, маленьких и больших…

Одна из них особенно заинтересовала караванщицу. Хотя она не отличалась ни величиной, ни яркостью. Просто… В отличие от других, немых и холодных, от нее исходил не просто свет, но тепло, касавшееся души своим дыханием, словно поцелуем, шепча что-то сладкое на ухо.

Мы с тобою когда-то встречали рассветы

Ярко алого цвета.

Владычило лето

Над землей, в изумрудное платье одето…

Это было когда-то…

Иль, может быть, где-то…

Мы грустили о том, что давно потеряли,

Что так долго искали,

Не хранили, не знали,

Что закончится сказка, станут черными дали, Об ином тосковали И мечтали… Мечтали…

И вот что удивительно – чем дольше Мати смотрела на звезду, тем ближе она казалась, тем громче был ее голос. В какой-то миг ей даже показалось, что она разглядела за желтым блеском очертания высокого, статного мужчины с длинными белесыми волосами, золотистыми страстными глазами и алыми чувственными губами.

Его кожа была точно снег, одеяния – полог тумана, руки раскинуты, словно приглашая в объятья… Еще миг, и Мати готова была броситься к нему, но тут услышала в мертвой тишине залы биение сердца, своего сердца, и очнувшись, остановилась, моргнула, пригляделась к незнакомцу.

Она никогда прежде не встречала его, даже похожего. И, все же, почему-то была уверена, что знает его. Или знала когда-то…

"Может, в другой жизни, – странно, но ее душу это открытие ничуть не тронуло.

Нет, конечно, разум был удивлен, поскольку, несмотря на все рассказы Шуллат о перерождениях, веру рабынь, и не только рабынь в то, что иногда боги за верную службу дарят в награду еще одну жизнь, она никогда не примеряла эту возможность на себя. Но если она уже жила когда-то… – Что ж, – Мати смотрела на незнакомца, не отводя взгляд, но в ее глазах было лишь любопытство – и все. Сердце билось ровно. – Это ведь не Шамаш. Потеряв его, я не смогла бы жить дальше. Даже если бы боги дали мне еще одну жизнь, я умерла бы даже не родившись… – ее губы сжались. Нет. Ей было невыносимо даже думать о подобном. – Тише, тише,-поспешила она успокоить саму себя, – не вздумай реветь, дурочка. Он ведь бог солнца. А бог бессмертен…" – и, все же…

– Если без Шамаша я не стала, не смогла бы жить, – беззвучно зашептали ее губы, – ни на земле, ни во сне, ни в самой вечности… Без тебя, – она посмотрела на незнакомца. Прости… – и образ начал бледнеть, блекнуть, медленно погружаясь в пламень звезды.

Мати подняла голову. По залу кружили тени, танцуя. Их лица были скрыты вуалями, с раскинутых в стороны рук нескончаемым потоком ниспадали покрывала. Этот танец притягивал к себе взгляд, завораживал, заставлял забыть обо всем остальном, лишь следить за движениями, любуясь их плавной медлительностью.

Она, наверное, стояла бы так вечность, но в какой-то миг тени, заметив гостью, вдруг остановились, сбились в облако, которое затрепетало, став сперва раздроженно-лиловым, а затем – смущенно-розовым.

Поджав губы, караванщица втянула голову в плечи.

"Неудобно-то как получилось!" Только теперь она поняла, что эта зала – не часть покинутого и потому открытого всем ветрам и гостям ледяного дворца. Для кого-то это место было домом. Мати огляделась вокруг, с каждым мигом все яснее и яснее различая следы пребывания хозяев. И пусть они, неведомые, были не людьми, от этого ничего не менялось.

"Я… Я не хотела! Не хотела забираться без спроса в чужой дом, рассматривать чужие вещи, ведя себя… недостойно…" – Мати уже открыла рот, чтобы извиниться перед тенями, прося у них прощение за свою оплошность, прежде чем поскорее уйти, но те, склонившись на миг перед ней в низком поклоне, исчезли, оставив гостью недоуменно глядеть им вслед.

"Пойду-ка я. А то как бы они не вернулись со стражами… – девушка не хотела нарываться на неприятности. – Кому нравится, когда чужак вторгается в твое жилище? – ей бы точно не понравилось. Особенно если бы кто-то полез в ее сундук.

– Этот образ… Наверное, в этом мире призраков и теней он – что-то вроде нашей картинки… Живой картинки. А звезда – наша книга. И я, дура, сунула свой длинный нос в чужие легенды-воспоминания, решив, что они мои… И что я теперь скажу? "Простите меня, пожалуйста! Я не знала! Мне казалось, тут никого нет, кроме меня"? – нет, этого было явно недостаточно. – Я бы очень разозлилась. И захотела бы наказать кого-нибудь… – думая об этом, она внимательно оглядывала все вокруг в поисках выхода. – Должен же он быть… Как-то ведь я сюда попала…" Но как она ни старалась, не смогла найти ни двери, ни полога – лишь своды – небо, пол – звезды и горы – стены.

Она тяжело вздохнула.

"Ну вот… Придется просыпаться…" Не то чтобы ей хотелось. Скорее наоборот – она собиралась оставаться в этом мире как можно дольше, чтобы осмотреть все вокруг, может быть – встретить кого-то из его хозяев, поговорить. Но теперь…

Она недовольно поморщилась, потом вновь вздохнула:

"Ничего не поделаешь… Раз другого пути нет…" И в тот же миг Мати проснулась.

Некоторое время она лежала, не решаясь не то что открыть глаза, но хотя бы пошевелиться, зная, что, стоит ей сделать это, и сон забудется, словно его и не было вовсе. Нет, сперва она должна была все пережить еще раз, вспоминая за гранью мира сновидений, принося память о нем мир яви.

"Главное сохранить это чувство. Счастливую легкость, от которой у меня до сих пор кружится голова…" И все же…

"Это был необычный сон. В отличие от предшествовавшего ему,- да уж, во владениях бога сновидений ей доводилось бывать и раньше… И ничего интересного, в сущности, она от Лаля не узнала. А здесь… Вообще-то, ответов она тоже не получила. Но зато сколько у нее возникло новых вопросов! Ей захотелось поскорее рассказать о своем сне богу солнца, так, словно это сновидение, хотя и явилось только ей, принадлежало и ему тоже.

"Шамаш!" – позвала она, затем шевельнулась, двинулась к пологу.

"Я здесь, малыш, – Он отозвался быстрее, чем девушка успела коснуться почему-то ставшей жесткой, словно на морозе, шкуры. – Как ты? Все в порядке?" Небожитель не заглянул в повозку, однако Мати чувствовала – Он стоял совсем рядом, так что исходившее от Него тепло согревало покоем ее душу.

"Неужели Он дозорным хранил мой покой? – мелькнуло в голове у девушке. Это было бы так удивительно! – И невероятно, – резко оборвала она грезы, которые уже были готовы распуститься цветком, – у повелителя небес что, других забот нет? Просто Он услышал меня и пришел… А для Него и вечность пути – всего лишь миг".

"Со мной все хорошо, – она сладко зевнула, потянулась. – Мне снилось… А, я же тебя еще не поблагодарила за яблоки! Спасибо! Они были очень вкусные! Как раз такие, какие я люблю!" "Яблоки – это хорошо. Но почему ты кроме них ничего не съела?" "Мне не хотелось! Я не голодная! Совсем! – затем она торопливо заговорила совсем о другом: – Шамаш, мне приснился удивительный сон! Я… Я была в другом мире…

Не знаю, в прошлом или в будущем, на земле или на небесах… Серебряная пустыня, багровое небо и лиловый воздух – где они такие? На какое-то мгновение мне показалось, что я была и не человеком вообще, а тенью, призраком… Может быть, таковы подземные владения госпожи Кигаль? В легендах ведь говориться только о саде благих душ и пещерах вечных мук. А ведь подземелья такие же бескрайние, как и снежная пустыня и…" "Не знаю, малыш…" "Но ты видел когда-нибудь подобный мир?" "Может быть… – в Его голосе Мати послышалась задумчивость, словно Он пытался вспомнить, но не мог. – Прости, малыш, я… Я не помню…" – он с трудом подавил зевок.

Девушка кивнула. Так она и думала. В этом городе все о чем-то забывали "А, может, тут дело не только в нем, в чем-то большем. За последнее время все так изменились… И отец, и дядя Евсей, и Шамаш… Может быть, Он и сам уже думает, что не бог солнца, а простой караванщик… Ну, не совсем простой – маг…" – хотя, когда сравниваешь с таким – не большая разница.

Мати вздохнула, чувствуя, что в душу пробралась грусть.

"Ты не выспался?" – она старалась говорить так, чтобы в ее мысленном голосе звучала лишь участливость, но не сочувствие. "Потому что сочувствие может ранить и даже оскорбить тем сильнее, чем сильнее тот, в отношении кого их проявляют…" "Да так…" – к радости девушки, Он ничего не заметил, продолжая отвечать на вопросы так, словно это был обычный разговор.

"Обычный разговор… – Мати тяжело вздохнула. Ей хотелось чего-то большего, но…

– Но спасибо Шамашу, что Он вообще со мной говорит. И потому что Он – бог, а я… – она поджала губы, чувствуя, как боль кольнула сердце. – А вот все остальные, как только узнали, что я Творец заклинаний… Взяли клятву молчания… Оставили тут одну… – ей стало так больно и обидно, что захотелось заплакать. – Они даже не пришли проведать меня!" – Губы задрожали. Она все сильнее и сильнее жалела себя, при этом даже не подумав о том, что, может быть, отец и другие приходили, просто она в это время спала. И они не смогли ее разбудить… Или не решились…

Ведь именно во сне боги говорят с людьми.

"Этот оазис… В нем воздух словно наполнен дыханием ягод Меслам…" – услышала она и тотчас забыла обо всех своих обидах и заботах.

"Нет! – испуганно вскрикнула Мати. – Нет, – упрямо замотала девушка головой. Она слишком хорошо помнила, знала, что такое эти ягоды. – Их здесь нет! И, потом, – молодая караванщица заставила свои губы улыбнуться, – эти ягоды не могут усыпить Тебя! Ты пробовал их тогда, давно, дядя рассказывал мне… И ничего!" "Тогда все было иначе".

"Я не чувствую запаха… Здесь, в повозке, пахнет… – она принюхалась. И к немалому удивлению поняла – снегом, пустыней. Словно вокруг не было оазиса. Но девушка предпочла не говорить об этом, толи не желая тревожить Шамаша из-за такой ерунды, толи потому, что сама не хотела ни о чем беспокоиться и гнала прочь все сомнения. – Не пахнет этими ягодами", – поспешила исправиться она.

"Это хорошо…" "Ты заговорил о них потому, что я много сплю, да? Это так, но… Я просто хочу спать, и все. Не почему-то. Без всяких причины. Вот и проспала уже целый день…" "Два".

"Что?" – не поняв Его, переспросила девушка.

"Сейчас утро третьего дня".

"Третьего дня?! С тех пор, как караван пришел в город?!- она была удивлена, поражена и даже испугана. – Не может быть! Это просто не возможно! Я не могла! – девушка с силой сжала кулаки, твердя себе: "Успокойся! Успокойся. Успокойся…

Ничего страшного не произошло. И вообще, так лучше – меньше времени осталось сидеть в этой повозке, – она даже смогла усмехнуться: – Я-то, глупая, боялась одиночества, думала, чем занять себя. А вон все как легко и быстро получается: засну еще на несколько снов – и десять дней пролетят незаметно…" – Папа, наверное, волнуется… Думает, что я заболела… Шамаш…" "Да, девочка?" "Приходя последний раз, он не сказал, когда придет снова?" "Кто?" "Мой отец, конечно! – однако для себя Мати сделала вывод – "Значит, не говорил.

Иначе Шамаш бы сразу сказал…"- Я почему спрашиваю… – девушка стала оправдываться, думая про себя: "Я все делаю не так! Надоедаю Шамашу совершенно глупыми разговорами. Вместо того, чтобы узнать, как у Него дела, как Он себя чувствует…" – В общем, если вдруг я снова усну, а он придет, ты разбуди меня, пожалуйста!" – на одном дыхании выпалила молодая караванщица.

Мати не ждала ответа, будучи совершенно уверена, что услышит что-то вроде: "Да, конечно. Как только, так сразу…" Ведь она не просила ни о чем особенном или невозможном.

Но бог солнца промолчал. И это насторожило караванщицу, ее сердце беспокойно забилось в груди, по спине пробежали волной мурашки.

"Шамаш… Он ведь приходил?" – спросила Мати, чувствуя, что обида вот-вот засыплет ее с головой снегом. "А если нет? Что если отец забыл обо мне? Здесь же все забывают. Что тогда? – ей стало страшно. Не прошедшая испытания, она чувствовала себя слишком зависимой без отца. – Ведь я иду его дорогой. И не могу иначе, потому что у меня нет собственного пути… И… Что со мной будет, если он бросит меня?- если бы у нее была мать, все было проще, а так… В ее памяти вдруг зазвучали слова закона – того, основного, на все случаи жизни, который начинали учить наизусть вместе с первыми словами: – "Оставшийся сиротой, неважно, сколько ему при этом будет лет, должен быть либо принят другими, названными родителями, либо стать рабом. Потому что в любом другом случае он будет потерян для богов и, лишенный души, передан во власть духом и теней…" – зубы нервно застучали и ей вдруг стало так холодно, словно она выбежала в метель в одном платье горожанки.

"Спокойно… Спокойно… – на этот раз она не убеждала себя, а упрашивала. – Все будет хорошо… Ведь я уже почти взрослая… И, потом, раз я – Творец заклинания, значит, один из моих родителей небожитель…" – и тут она, впервые задумавшись над этим, вдруг поняла: – Шамаш, он ведь не сомневается, что я его дочь?

"Он уверен, что это так", – Его ответ вернул в сердце девушки крупицу спокойствия, мысленный голос овеял душу теплом.

"Слава богам!" – значит, отец не отказался от нее. А если забыл… – Папа не приходил, да? – спросила караванщица и прежде, чем бог солнца успел ответить, быстро заговорила: – Не осуждай его за это. Я знаю, он меня любит. И беспокоится…

Но ведь со мной Ты. А, значит, ничего плохого не может случиться. Наверное, он закрутился… Или забыл потому, что в этом городе все о чем-то забывают!" – она убеждала собеседника, хотя сама глотала горькую обиду вместо не пролившихся слез.

"Ты права, – Мати почти видела, как за пологом повозки Шамаш наклонил голову в кивке, – твой отец не виноват. Что бы он ни делал сейчас, в этом не было бы ни шага его вины. Это странное место".

"Ничего… Ничего, все будет хорошо…"

"Край мечты…" "Шамаш, -она вдруг вспомнила. Ее словно озарение посетило. – Ведь город мечты – Шадар. И он находится на солнце…" "Два мира сна. Два края смерти. И два города мечты… Два настоящих…" "Почему?! Почему все так?!" – девушка обиженно поджала губы. Ей казалось – одного было бы вполне достаточно. Во всем. И так было бы справедливо. В отличие от нынешней ситуации… Потому что второе всегда не просто ущербное, но худшее…

А тут еще эта неразбериха – какой настоящий, а какой – нет… – "Курунф…

Курунф…" – она несколько раз мысленно повторила имя города.

С того самого мига, когда она впервые услышала его, название показалось ей каким-то знакомым. Но у нее не было времени на раздумья – сперва один сон, потом другой…

И вообще, все происходило так быстро. К тому же, она привыкла думать, задавая вопросы. А кто стал бы на них отвечать тогда?

Но зато сейчас… Сейчас было и время, и собеседник. Оставалось найти нужные вопросы. Так что же ей показалось странным в этом названии?

"Курунф… Куфа… Звучит похоже, да?" – рассеянно спросила она, еще не зная, зачем? Но нужно же было с чего-то начинать?

"Эта не Куфа, малыш".

"А они похожи… Ты знаешь, я видела Куфу… В том сне… Здесь, конечно, у меня не было возможности рассмотреть все как следует…" – ну да, нужно понимать: ей ведь приходилось не столько смотреть вперед, сколько по сторонам, следя за тем, чтобы никто из караванщиков не заметил, что она подглядывала в щелочку у полога.

Хотя… Она только сейчас подумала – а ведь ей никто не запрещал смотреть.

Выходить из повозки – да, говорить – несомненно. Но все остальное… Мати уже хотела выглянуть наружу, чтобы сравнить свои воспоминания о Куфе с этим городом, но что-то остановило ее.

"А еще браслет Эрры… – продолжала она.- То, что он действует… Это ведь значит, что все вокруг происходит по воле Губителя… Нет, – резко прервала себя Мати. – Ничего это не значит! – она нахмурилась. – Есть еще тысяча и одно объяснение. Что это кто-то из слуг Эрры… постарался. Может быть – не просто не по приказу своего Повелителя, а вопреки ему… И еще сон… Сон – стихия другого бога… – она была почти уверена, что за всем этим стоит Лаль. Что бы там ни говорил повелитель сновидений… Да, все дело в нем. А браслет… Ну, они же с Эррой союзники. И даже побратимы. Во всяком случае, так было в том сне… – И поэтому действие оберега распространяется и на козни Лаля. Хвала богам!" "Я принес тебе обед".

"Что?" – Мати растерялась. Какой обед? Как вообще можно думать о еде, когда происходит нечто… Нечто, возможно, очень опасное! Жутко опасное, потому что никто, кроме нее, даже не замечает эту опасность, а она никак не могла понять, в чем все дел! Не видя же врага с ним не справишься. Да о какой победе вообще можно говорить! Тут бы спастись…

"Я никудышный повар. Так что никаких разносолов не жди…" Неосмысленно, просто стараясь следить за Его мыслью, караванщица взглянула на угловой столик. Там действительно что-то стояло. И на сей раз – не только тарелка с яблоками и грушами.

"В миске молочная каша. В кувшине горячий компот. И еще хлеб".

"Шамаш, спасибо большое, но я не хочу есть!" "Ты должна. Если не хочешь умереть с голоду".

"Да. Я поняла. И поем. Обязательно, – она взяла лепешку, отломила кусочек и, поспешно запихнув в рот, потянулась за миской, над которой еще вился дымок.

Ложка тоже нашлась. – М-м, вкусно, – Мати только теперь поняла, как проголодалась. Не мудрено – съесть за два дня всего лишь несколько яблок. – Спасибо!" "Ешь осторожно – горячо. А я пойду…" "Шамаш! -как же ей не хотелось, чтобы Он уходил! Рядом с Ним было так хорошо, так спокойно, но… Мати тяжело вздохнула. Она понимала – у бога солнца множество других дел и забот. Он и так уделял ей слишком много внимания. Просить о большем было по крайней мере эгоистичным. – Шамаш, – она вдруг широко зевнула.

С чего бы это? Ведь только что спала. И не миг, а целых два дня! И вот снова…

Хотя, с другой стороны… Ей все равно было нечем заняться. А сон – не худшее времяпрепровождение. Можно постранствовать. Можно помечтать… А можно и найти того, кто ответит на вопросы. Так что… – Ничего, если я еще посплю?" "Конечно, – казалось, он даже обрадовался. – Только поешь сперва".

"Знаешь, у меня такое чувство, что я сплю за двоих".

"Может, так оно и есть…" "Ладно, Шамаш, иди. И не беспокойся за меня. Со мной все будет в порядке".

"И, все же… Девочка, будь осторожна".

"Да что может случиться! Я сижу в повозке, защищена от всего заклятием!" "Не от всего…" "Никто не может войти сюда! Даже Ты! Так кого же мне бояться!" "Не знаю… Себя".

"Себя! – в первый миг она была готова рассмеяться. Но потом, подумав, поняла: да.

И вообще, у человека нет более страшного врага, чем он сам. А безрассудство и глупость убили больше, чем мечи и копия. И она пообещала: – Я буду осторожна.

Очень!" "Хорошо", – а затем она услышала тихие, шуршащие шаги. Когда же они отзвучали, на мир спустилась тишина, от которой просто веяло сном.

И, все же, некоторое время девушка держалась, борясь с дремой. Она довольно быстро справилась с кашей, дожевала хлеб, с удовольствием запила все это компотом.

"Уф! – она чувствовала себя не просто сытой, но полной, словно лампа, в которую только что залили огненную воду. – По горлышко! И не удивительно, что хочется спать. После сытного обеда всегда такое состояние… размаренности".

И, все же, она сперва взбила подушку, поправила одеяла, почесала нос, зевнула…

"Ну хватит, – Мати свернулась клубком. – Зачем бороться со сном, если в нем нет ничего плохого? Тем более, что Лаль ко мне уже являлся. И ничем напугать меня не смог. А раз я его не боюсь, то сон не может стать кошмаром. Пока я не боюсь, я могу управлять сном. А бояться я не стану, потому что буду знать: все это лишь сон… Только сон…"