Ключ к Айруниуму

8

Стиснутые Чино и его молодцами, Далрей и Престин быстро прошли по коридору и вошли в маленькую цилиндрическую камеру. Раздвижная дверь закрылась. Пол дрогнул и начал быстро подниматься. Далрей схватился за Престина, его лицо не выражало особого удовольствия от переживаемых им ощущений.

— Лифт, — сказал Престин. — Мы поднимаемся вверх.

— Эти охотники смертельно боятся науки, — с насмешкой сказал Чино. Этот человек заставлял Престина чувствовать, что жизнь иногда не должна приниматься во внимание. — Мы поднимаемся внутри одного из Сорбовых деревьев. Они одни из самых больших в дождливом лесу.

— Дождливый лес, — сказал Престин. — Большая Зелень, Большая Поросль, Капустный Лист. Понимаю.

— Мы прямо в его середине… — бледность Далрея по краям отдавала зеленым. Престин хотел помочь Даргану, но чувствовал, что, что бы он не сказал, не принесет никакой пользы. Он держался подальше от Чино; the contrast between two men could be served as a model for ying and yang…

Лифт остановился после, казалось, чересчур большого подъема внутри дерева. Престин начал думать, не одурачили ли его что дождливый лес не был бассейном Амазонки, как он себе представлял. Для него, городского жителя, образ джунглей всегда содержал в себе романтический соблазн, зелено-золотую надежду на неизвестные и любовные приключения.

Они вышли, как только открылась дверь, с Чино, важно идущим впереди. Далрей держался рядом с Престином, который не испытывал никаких удобств из-за перестановки их ролей. Перед ними по кругу протянулись окна, окружая надземную платформу, как обзорное стекло. Престин понял, что платформа была круглой конструкцией, укрепленной на стволе дерева, как леденец на палочке. Он последовал за остальными, вместе с Далреем, державшимся на полшага позади него, и пересек платформу, чтобы посмотреть из окон.

Его не дурачили: он на самом деле смотрел с верхнего уровня настоящего дождливого леса. Медленно, с возрастающим пониманием и страхом, он осознал, каков был реальный рост этих деревьев. Он не мог судить об их высоте, так как не было просветов, через которые он мог видеть на достаточно большом расстоянии то, что он считал землей — или это просто был еще один уровень деревьев джунглей? Но группа гигантов ранее упала и была теперь обвита лианами, лозами и паразитами всех сортов; просвет разрывал вечную чащу джунглей, пропуская внутрь длинные лучи солнечного света. Престин мог только догадываться о высоте, на которой он оказался. Тысяча футов? Это казалось невозможным; но он помнил поездку на лифте и видел своими глазами уменьшающиеся перспективы.

Птицы и ярко окрашенные летающие животные порхали между деревьями. Сорбовыми деревьями, должно быть, были те, вершины которых были увенчаны кустистыми мячами для гольфа. Они прорастали тут и там сквозь нагромождение зелени, образовывавшей самый верхний уровень сплошного леса. Если посмотреть вниз на эту кустистую серию вершин деревьев, то можно вообразить, что это сплошная поверхность, по которой можно гулять с той же легкостью, что и по поросшему травой полю.

Он, конечно, знал, что поверхность существовала только как тесно связанная, но все же рассеянная культурная среда; никто не смог бы по ней прогуляться. Там, где этот полог обрывался и через него просачивалось солнце, растения росли алчно и безумно, с почти видимым стремлением к свету. Перед тем, что находилось в нижней чаще, останавливалось даже воображение. Он знал, что биологическое сообщество земного тропического леса должно содержать как минимум пять уровней деревьев. Глядя вниз, он мог видеть три отдельных, связанных уровня, где отдельные деревья достигали пределов своего роста — он не побеспокоился о том, чтобы узнать, сколько из тех, что были на том уровне, могли в будущем оказаться на этом. При изобилии воды и солнечного света все остальные могли быть безопасно оставлены на волю природы, Здесь, в Айруниуме, с тем же успехом, что и на Земле.

— Странно, не так ли, — сказал Чино со снисходительной усмешкой. — Как внезапно обрывается лес — почти там же, где начинается саванна. Ответ, конечно, в том, что разделяющая линия отмечена началом скал с месторождениями драгоценностей. Мы живем в Большой Зелени, потому что это для нас безопаснее. — Он небрежно махнул маузером, и Престин с Далреем двинулись дальше. — Но мы производим горные работы в саванне. Будьте любезны, сюда.

— Эта Ломбокская лоза, — сказал Престин, испугавшись. — Она растет там, снаружи?

Чино хихикнул.

— Это был еще ребенок. Внизу, в Большой Зелени, растут действительно большие Ломбоки и Нарвалы. Мы постоянно проверяем наши деревья, как эту Сорбу. Ягода душителя может пустить ростки из грибкового паразита довольно высоко на дереве, спуститься вниз на землю, убить дерево и завоевать его место под солнцем. Нам не нравится, когда это случается с деревьями, в которых мы живем.

— И это безопаснее, чем жить на открытой земле?

— Разумеется, для нас это безопаснее, так как у нас есть технология, чтобы совладать с этими безмозглыми растениями. — Чино извлек помятую пачку сигарет и вытряхнул одну. — Куришь?

— Нет, спасибо. — Престин не добавил: «Это игра для простаков».

Они шли вдоль обзорной стены ограждения, пока не оказались перед короткой лестницей, идущей вверх. Итак, собственно надземная платформа имела более, чем один уровень.

— Ты, — сказал Чино Престину, — вверх. Ты, — Далрею, — жди здесь. — Сигарета, пока он говорил, двигалась между его губами в модном стиле тридцатых.

Престин взобрался вверх по ступенькам, удивляясь, какая еще мерзость ожидала его. Он не забыл ни Мелноуна, ни страшную щупающую лозу, и чувствовал острую заинтересованность в этом неотвеченном вопросе.

Ступеньки завершились маленькой прихожей, почти непримечательной, и он направился прямо к двойным дверям на ее конце. Они распахнулись от его толчка, и он услышал плеск воды и мягкий девичий голос, говоривший:

— Входи, Боб.

Это, сказал он себе не без юмора, должно быть интересным.

Он вошел и забыл о своем легкомыслии; он застыл на пороге, ошеломленный открывшейся перед ним картиной.

Вне сомнения, вся эта сцена была подстроена. Античная Греко-Романская статуя, чувственная в своей чистой белизне линий, стояла на мраморном полу. Тонкий туман благоухающих паров томно извивался из ванной, где, как Диана среди своих дев, лежала наполовину погруженная в благоухающую воду девушка. Ее конечности и тело сияли здоровым розовым светом, ногти на пальцах ее ног отсвечивали бесстыдным алым. Ее темные волосы, перевитые и усыпанные драгоценными камнями, не были заключены в нелепую ванную шапочку. Три меднокожих служанки, почти столь же обнаженных, что и она, растирали ее, одна мазями, другая чрезмерно большой губкой, и последняя, деликатно используя щетку из слоновой кости для растирания тела после ванной. Они смеялись громким, гортанным смехом, пока он стоял там, как неотесанная деревенщина.

Из скрытого источника экстравагантно лилась музыка; Это была легкая, плавная музыка в четверть тона, легко забывающаяся, но создающая атмосферу полного расслабления.

— Ты немного рановато, Боб. Но ты не будешь возражать, если я заставлю тебя ждать, не так ли?

Ее голос, гладкий и явно неутонченный, очень понравился Престину. Он теперь смотрел на нее открыто, сознавая, что она беззастенчиво наслаждается его смущением. Она стоила того, чтобы на нее смотреть, с ее темными волосами, фиолетовыми глазами и ртом, который, должно быть, был красным, как вишня, мягким и надутым.

— Я бы хотел, чтобы ты мне сказала, что все это значит?

— Конечно, Боб. Вот почему я просила тебя подняться сюда. Я надеюсь, Чино нашел тебя в полном порядке?

— О, да. Он нашел меня. Он также нашел маленькую раболепную тварь по имени Мелноун…

— Мелноун был придурком! — жестко сказала она и затем, с мягкой улыбкой и плеском воды, она стерла эту жесткость звенящим смехом веселья. В ванной вспенилось мыло и алые ногти исчезли; колени — покрытые неизбежной рябью — появились на их месте. — Он больше не приносил пользы. Все Валчини думают только о своем ужасном спорте.

— Ты не Валчини, следовательно?

— Боб!

— Нет, я понял, что нет. — Он прошел немного дальше в комнату, по дорогим на вид, разбросанным по полу коврикам. — Тебе больше не было пользы от Мелноуна и, каким бы слизнем он не был, ты избавилась от него. — Он мягко засмеялся. — Как раз, когда я проходил мимо.

Она была воистину прекрасным созданием. Пена в ванной мешала ему видеть большую часть ее тела; но огонь ее глаз, негодующий, обиженный и молящий, ее рука, столь серьезно протянутая к нему над краем ванной, плывущая над ней аура личности, все в сочетании могла принадлежать лишь женщине из женщин. Престин безошибочно ощущал тот эффект, который она произвела на него.

Меднокожая служанка гибко поднялась и принесла газовое покрывало цвета морской волны, держа его наготове для девушки в ванной. Принесли полотенца. Несмотря на свою натуру, несмотря на собственные правила, Престин не смог сдержаться и не посмотреть, когда девушка поднималась из ванной. Он, конечно, ничего не увидел. Никто бы не увидел.

Закутанная в покрывала и полотенца, она направилась к кабинке из непрозрачного стекла, в которую шел свежий горячий воздух.

— Ты еще не назвала мне свое имя, — сказал он.

— О, Боб… — покрывала и полотенца упали на пол, когда она подняла руки над стеклом. Смутный силуэт очаровывал Престина, но он хотел знать, что она имела ввиду.

— Что ты хочешь сказать этим «О, Боб»? Ты знаешь, кто я такой. Потому, что мы вырвались с арены, у тебя появился предлог убить Мелноуна. Ты приказала привести меня сюда. Тебе должно быть что-то нужно. К чему быть такой уклончивой в ответах? — он повернул голову. — Чино там, внизу, со своими молодцами. Что тебя сдерживает?

Ее служанки помогли ей одеть огненный халат. Если она что и одела под него, Престин не заметил, как она это делала. Она подошла к нему легким подпрыгивающим шагом, завязывая изогнувшуюся дугой вокруг ее талии ленту. Ее лицо покраснело, но все еще было щепетильно накрашено, и оно слишком приблизилось к нему. Она была немного выше его плеча.

— О, Боб! Конечно, ты знаешь, кто я?

Он не имел ни малейшего понятия. Он надеялся найти Фритси, которая, исчезнув, оказалась тут где-то рядом, перенесясь из приземляющегося Трайдента. Может, она разбилась среди деревьев и до нее добрался Ломбок — он закрыл глаза. Он пытался определенное время не думать об этом.

Голос девушки мягко говорил ему в ухо, и он чувствовал ее дыхание на своей щеке, исходивший от нее свежий теплый запах ванной, чувствовал, как ее нежность начала оказывать на него давление, когда она поднялась на цыпочки.

— О, Боб! Я ждала тебя здесь так долго, чтобы встретиться с тобой после нашего разговора. Конечно, ты знаешь, кто я! Я Пердита! Ты знал об этом все это время, не так ли, мой шаловливый мальчик?

— Пердита? Графиня? Монтеварчи? — Престин расхохотался. Он взял ее за руки и оттолкнул ее назад, глядя вниз на нежное, красивое лицо, смотревшее на него — и видел, что нежность и красота были лишь тщательно возведенным прикрытием. — Ты! Графиня! — он мягко встряхнул ее, несмотря на свои чувства. — Я разговаривал с графиней по телефону. Я узнаю этот голос где угодно. Извини, крошка — попробуй на мне что-нибудь другое.

— Ты дурак, Боб! — она вырвалась и промчалась по комнате с втянувшимся и ожесточенным лицом, утратив в ярости всю свою роскошь и изящество. — Что ты знаешь об измерениях? Вы, тщедушные земляне, думаете, что вы Повелители Мироздания! Но… вы… вы ими не являетесь!

— Вы являетесь?

Поток едких замечаний прекратился. Она, как змея, подняла голову и, словно змеиный, ее язык высунулся и спрятался.

— Мы властители измерений! Я Монтеварчи — имя, под которым я известна здесь и в твоем мире. Это тело Пердиты, которое я использую, ее мозг, которым я думаю, ее глаза, которыми я тебя вижу, ее руки, которыми я тебя касаюсь… — она опять шагнула вперед. — Ее губы, которыми я тебя целую…

Престин отстранил ее. Три служанки стояли у дверей, готовые бежать.

— Мне не нужны твои поцелуи, графиня. Я не знаю, что ты имела ввиду, когда говорила о чьем-то чужом теле…

— Это тело теперь мое! Я делюсь им и использую его…

— Ну ладно. Ты повеселилась. Теперь я хотел бы вернуться назад, в свой мир.

— Ты отвергаешь меня?

— Да, я отвергаю тебя. Я отвергаю то, кем ты являешься, то, за что ты стоишь, то, кем являются твои приверженцы. Я хочу теперь вернуться домой, и мой друг…

— Тодор Далрей Даргайский? Не беспокойся о нем. Он уже закован в кандалы и находится на шахте среди рабов.

— Ах, ты кошка! — он резко рванулся вперед с вертевшейся у него в голове мыслью о том, чтобы сблефовать перед Чино и пройти мимо него. У него было полшанса на то, чтобы прорваться. Затем в дверях появился Чино. Его маузер служил той же цели, что и закрытая дверь.

— Он не будет играть в эту игру, Чино. Ты знаешь, что с ним делать!

— Да, графиня. — Чино ткнул маузером в Престина. — Ты пойдешь со мной.

— Она не Монтеварчи… — сказал Престин.

— Сейчас она Монтеварчи. — Чино опять двинул маузером, его губы необщительно сдвинулись. — Смирись с этим, дружок.

— Но что вам было нужно от меня? — Престин теперь понял всю эту показную игру, которая несколько дней назад сбила его с толку. — Вы преследовали меня с тех пор, как исчезла Фритси.

— Пусть Апджон тебя не беспокоит. Она… зарабатывает… себе на жизнь.

Престин рванулся вперед и схватил девушку.

— Фритси! Она жива! С ней все в порядке…

Чино ударил его маузером по голове и, наполовину оглушенный, Престин отпустил девушку. Она, дрожа, рывком поправила халат.

— Убери его прочь, Чино!

С адским шумом в голове, Престин был отведен вниз по лестнице и назад, на лифте внутри Сорбового дерева. Если эта девушка действительно была графиней, в таком случае он представил из себя довольно жалкое зрелище. Она предложила себя в обмен на что-то. Теперь, Престин знал это, ему предстоит делать то, что захочет Монтеварчи — без оплаты.

Но Фритси была жива! И должна быть где-то рядом, если только словам этой псевдо-графини можно было верить.

Большая часть того, что вызвало его замешательство, было рассортировано, и Престин видел группы людей, стражников Хонши и обычных охранников в щегольской униформе, в шлемах, с дубинками и автоматическими винтовками, поддерживающих порядок.

Чино хихикнул.

— Они облили этого Ломбока старой кислотой. Он сморщился, словно его обработали черти. Жаль, что я пропустил потеху.

Престин мог себе это представить. Броски и раскачивание, рост и сморщивание, цепляющееся за все, что можно, отступление, широко раскрытый рот и кислотные испарения… Любопытные вкусы, друг Чино…

Поселение — как еще можно назвать вторжение культуры одного измерения в другое — раскинулось частично внутри и частично за краем леса. При его строительстве щедро использовался бетон, и пока они шли по мощеным улицам, окаймленным большим количеством жилых домов, Престин видел отряды рабочих, заделывающих проломы и заливающих в щели шипящую кислоту. Он знал, что Валчини жили здесь по своему выбору — хотя на некоторые решения их, казалось, подтолкнула графиня — и он знал, что для этого у них были причины.

Их рабы разрабатывали скалы, содержащие драгоценности. Очевидно, по мнению Валчини, жить здесь было безопаснее, чем там.

Он видел отряды закованных в цепи рабов, удрученно плетущихся из или в рудники. Он вспомнил попытку Далрея взорвать рудничную выработку, и он знал, что для того, чтобы избавиться от Валчини сейчас, нужна как минимум армия.

— Когда ты закуешь меня в цепи, Чино? — спросил он, удивившись своему собственному тону. Отсутствие надежды и сознание полного поражения могут действовать как наркотик, делая человека пьяным или апатичным.

— Ты не будешь работать на шахтах, падаль, — сказал Чино с насмешливым оскалом, на который не могло быть способно обычное человеческое существо. — Ты присоединяешься к Транспортной Службе.

Подавляющая близость дождливого леса создавала впечатление миниатюрности всего вокруг них; никто никогда не смог бы сбежать из этой зеленой чащи из ночного кошмара. Они вошли в бетонный домик с несколькими окнами и большой красной звездой над дверью, маскирующей его под офис, но даже внутри Престин чувствовал господство Капустного Листа.

Их встретил суетливый маленький мажордом в изящном сером костюме из какого-нибудь фешенебельного итальянского магазина готовой одежды. Его лицо выражало льстивую услужливость, которая всколыхнула в Престине волну упрямого неповиновения. Чино пошевелил своим маузером.

— Это хороший экземпляр, Сайрус. Он тот, кто переслал эту девушку, Апджон.

Блеклый маленький человек потер руки в ростовщическом ликовании.

— Так! Графиня слишком перегружает нас работой. Любая срочная помощь, особенно в это время, будет очень кстати.

— Твои заботы растрогали меня до смерти. — Презрение Чино просачивалось наружу.

— Пошли со мной — как его зовут? Я слышал об этой девушке, но…

— Престин. Роберт Инфэми.

Маленький человек захихикал. Престин кисло отметил, что у него было что-то похожее на чувство юмора.

— R.I.P.? Он, он! Он пришел туда, куда нужно!

— Провались, — сказал Чино, засовывая пистолет в кобуру. Он направился прочь, не посмотрев назад. Мысль о том, чтобы проскочить мимо маленького субъекта и избавиться от него, была рассеяна с отрезвляющей скоростью двумя стражниками Хонши, подошедшими, чтобы эскортировать его. Сайрус пошел впереди подпрыгивающими маленькими шагами.

Они прошли по плохим тростниковым циновкам, лежавшим на бетоне и, совершенно случайно, Престин обнаружил, что держится в ногу со стражниками, в то время как Сайрус подпрыгивал впереди. Атмосфера секретности и тайны усилилась, когда они вошли в маленькую комнату, все освещение в которой происходило от голубых ламп, расположенных рядом на потолке.

— Теперь тихо! — прошептал Сайрус.

Тишина собора и стерильность клиники окружили их.

На простом деревянном стуле сидел человек, закутанная в саван фигура с головой, опущенной на руки, нагнувшись вперед и медитируя. На столе перед ним лежала небольшая горка драгоценностей, мрачно сверкая ярким алмазным светом, образуя фокус яркости в комнате. Престин заметил смутно вырисовывавшиеся фигуры стражников Хонши в отдалении, в тени. Человек сидел так, словно он был сделан из шпаклевки.

Драгоценности были изящно нагромождены в центре нарисованного на столе желтого круга.

Драгоценности исчезли.

Престин прищурился.

Сгорбленная фигура со вздохом откинулась назад, выпрямилась и провела трясущимися руками по белым волосам. Человек повернул голову так, что в полосе голубого света оказались его небритые подбородок и щека, установил что-то, напоминающее голубую звезду, в свой зрачок, превратив свое лицо в дьявольски ужасное. Его волосы могли быть серыми, понял Престин — всеохватывающая голубизна делала быструю идентификацию цветов довольно сложной — но они должны были быть белыми. Соответствие вещей должно было сохраняться.

Хонши — не стражник, а нечто вроде надзирателя — расположил другую горку драгоценностей в желтом кругу, щепетильно пересчитывая их. Они были подсчитаны его ассистентом с помощью маленького арифмометра, подвешенного на кожаном ремешке но его шее.

— Все готово, Грейвс! — эхо твердого юного голоса с металлическими нотками, говорившего со спокойной властностью, ударило в стену из громкоговорителя под глазком телекамеры. — Переноси, Грейвс!

Но дрожащий человек отпрянул назад, его рука поднялась, словно для того, чтобы отвести удар, черты его лица исказились и стали серо-голубыми и ужасными.

— Хватит! — прокаркал он. — Мой мозг горит! Хватит — дайте мне отдохнуть!

— Две минуты, Грейвс! — сурово прозвучал металлический голос, со всей наглостью юношеской властности. — Затем — переноси! Иначе ты знаешь, что случится!

— Да. — Грейвс, лишенный сил, откинулся на спинку стула, его плечи вздымались, а голова опустилась. — Да, я знаю.

Теперь Престин понял, чему он был свидетелем; понял, что хотели Дэвид Маклин и Монтеварчи; понял, почему девушка в ванной предложила ему себя; и понял, с приступом душащего его клаустрофобического ужаса, что должно было произойти с ним.

Сайрус сказал:

— У меня есть замена — если вы…

Юный голос из громкоговорителя ответил:

— Очень хорошо, Сайрус. Вкатывай ее сюда. А ты, Грейвс. Иди и отдыхай. И запомни, Грейвс, — резко сказал голос, со злобой, от которой у Престина по коже побежали мурашки. — Завтра ты перенесешь вдвое больше! Иди, падаль.

Стражники Хонши утащили Грейвса прочь; измученный, разбитый человек висел между ними, его плечи обвисли, как колокольни дьявола.

Сайрус указал на стул. Престин, не споря, сел. Он остро ощущал все эти лягушачьи глаза, разглядывающие его с типичной хоншиевской неэмоциональностью; их страх перед человеческим пленником ослаб из-за их числа и того, что они окружили его.

— Ну? — сказал он.

— Желтый круг — это точное расположение узловой точки, Престин. — Жесткий голос из громкоговорителя заполнил комнату резким эхом. — Ты будешь переносить эти драгоценности через него. Ты будешь делать это для графини, и они будет тобой очень довольна.

— Интересное положение, — спокойно сказал Престин. Он чувствовал себя дурно. — Но вы забыли одну вещь. Я не могу переносить вещи силой воли. Я не знаю, как это делается.

— Мы научим тебя, Престин. Ты можешь делать это, это значит, что у тебя ум Переносчика. С тем оснащением, что есть у тебя, тебя можно научить. Я слышал об этой девушке, Апджон. Ты будешь хорошо работать для графини.

— Пока я не буду таким же измученным беднягой, как Грейвс?

— Тебе предлагали альтернативу.

Сайрус выкатил вперед установленный на тележке распределительный щит, покрытый прозрачными высоковольтными переключателями, амперметрами, вольтметрами, измерительными приборами, значение которых ускользнуло от Престина, и электродами на расширяющихся проводах. Сайрус поднял электрод и начал разматывать его. Он сказал Престину:

— Это не причинит мне той боли, которую оно причинит тебе. — Он опять хихикнул.

Престин почувствовал, как к его рту подступила тошнота. Он сглотнул, закрыл рот попытался встать, но стражники Хонши держали его, пока Сайрус затягивал электроды вокруг его рук, ног и спины. Его одежда прошла через многие испытания с тех пор, как он приземлился в Риме; это было ее последним унижением. Теперь он был одет в лохмотья. К тому же, у него отросла борода.

Чувство юмора Сайруса теперь пробуждало в нем только кровавое желание бить, рвать и убивать.

— Перенеси эти драгоценности через узловую точку, Престин! — металлический голос пронзил его, как пневматическая дрель.

— Я не могу! — в ужасе сказал он, пытаясь вырваться.

Электрический ток ударил его. Он замер в своей позе, оглушенный, с глазами, похожими на бильярдные шары. Тут был больше, чем просто электрический ток; он чувствовал свой мозг, как отдельную сущность, как отдельную от его тела вещь, как яйцо, жарящееся на сковородке.

Стражники Хонши держали его в толстых резиновых перчатках. Он смотрел вниз, его голова клонилась, его рот истекал слюной, пока ток проходил через него. Он никогда не сознавал, что что-либо может причинять такую сильную боль.

Когда это закончилось, он свалился на стул, как пластиковый пакет, из которого вылили воду.

— Это было одновременно для того, чтобы воодушевить тебя и помочь тебе, Престин. — Безличность голоса в громкоговорителе оскорбляла Престина; он предпочел бы кого-то, на ком он мог бы сфокусировать свою ненависть. Ненависть к громкоговорителю и телекамере была верным путем в сумасшедший дом.

— Я не знаю, что делать! — сказал он, и слышал, и испытывал отвращение, и боялся ноты мольбы в его голосе.

Ток ударил его снова.

Он тяжело опустился на стул, когда он закончился, дрожа и чувствуя, как пот стекает с его лба.

— Что мне делать? — крикнул он.

Ток…

— Попробуй, престин. Мы поможем тебе. Сфокусируй свои мысли на драгоценностях. Используй свой божественный дар! Перенеси их! Сделай это, Престин!

Ток ударил его… и он сделал это.

Драгоценности исчезли.

— Ах! — сказал Сайрус.

— Я, — сказал отдаленный стальной голос с безмерным самоудовлетворением, — всегда говорил, что палка сильнее, чем морковь, в любое время.

С кружащейся головой, дурно себя чувствующий и с болью во всем теле, Престин помотал головой.

— Это убедительная демонстрация — но это не всегда так!

Его беспричинно ударил ток, и он застыл неподвижно. Когда он прошел, жесткий юный голос сказал:

— Это было за дерзость. Я не потерплю этого от падали.

Следующие драгоценности были положены точно в желтый круг.

Он не понял, как он сделал это, и не представлял себе, как он сможет перенести их вновь без этого дьявольского электрического — и более чем электрического — тока. Он посмотрел на драгоценности. Они сверкали ледяным блеском. Юный голос сказал:

— Переноси, Роберт Инфэми! — и ток бросил его в узы агонии.

Он перенес драгоценные камни.

— Хорошо. Ты скоро будешь переносить без моей помощи. Но всегда помни, Роберт Инфэми, когда ты будешь переносить в будущем — это я помог тебе. Ты должен благодарить меня за это, Престин. Я надеюсь, ты благодарен.

— У меня нет никаких сомнений, — сказал Престин. — У меня нет никаких сомнений, что я найду способ отплатить тебе.