ГЛАВА 12

– Устнар? Как тебе топор?

– Отлично.

Из уст Устнара это следовало считать искренней похвалой, исполненной всего энтузиазма, на который только способен дварф. Выражение его лица оставалось обычным – каменным.

Барра тоже оказался дварфом, но его густые волосы и борода побелели от седины. Он выглядел одинаковым что в высоту, что в ширину, а его торс, руки и ноги покрывали бугрящиеся мускулы. Несмотря на холодное время года, он носил лишь килт и сандалии. Голая грудь оружейника блестела от пота: видимо, он вышел наружу, чтобы глотнуть холодного воздуха.

Барра стоял в проеме открытой двери. За его спиной пылал огонь, и оттуда волнами расходился жар раскаленного металла.

Вчера Вольф с Литценрайхом договорились объединить силы для похода на Альтдорф. Сегодня Устнар, не говоря ни слова, повел Конрада по улицам Мариенбурга, по его мостам и переулкам. Конрад спас его от скейвенов под Альтдорфом, но, судя по всему, дварф считал его поступок незначительным одолжением, не заслуживающим даже мимолетной благодарности. Наверное, дварф решил, что они квиты. Он помог Конраду в похожей беде под Миденхеймом, хотя туда он попал, спасая от скейвенов своего брата. Варсунг умер, не дождавшись спасения, и тогда Устнар с двумя товарищами-дварфами спасли Конрада. Оба друга, Хьорнур и Юкельм, тоже погибли.

Оружейная мастерская располагалась на отшибе, в заброшенном районе; от соседних домов остались пепелища, а те немногие, что еще стояли, зияли пустыми окнами, кое-где заколоченными досками. Саму кузню, должно быть, в свое время забросили, но сейчас стены подлатали. Починка еще не закончилась, второй дварф заменял на крыше сломанные черепицы. Он выглядел совсем молодым, но вполне мог оказаться вдвое старше Конрада. На плече его сидел ворон, будто следил за работой.

– Он хочет заказать меч, – сказал Устнар и кивком указал на Конрада.

Барра ответил что-то скороговоркой на языке дварфов. Устнар ответил так же быстро, часто жестикулируя и указывая на своего спутника. Хотя Конрад немного знал язык дварфов, он не понял ничего, кроме очевидного факта, что Барра злится.

Оружейник внимательно его осмотрел и медленно кивнул.

– Ты сможешь заплатить? – спросил он на языке Старого Света.

Конрад похлопал по карману, где звенели полученные от Вольфа золотые кроны.

– Любимая музыка Барры.

– Особый меч, – сказал Устнар.

– Хороший меч, – поправил его Конрад.

– Барра делает только хорошие мечи. Все, что делает Барра, – самое лучшее. – Оружейник махнул рукой на изогнутые полосы железа, надетые на прут над дверью, – плод утренней работы. – Даже подковы.

Решив, что его задача выполнена, Устнар повернулся и пошел со двора. Барра и Конрад смотрели ему вслед.

– Барре больше нравится делать оружие. – Кузнец провел рукой по ряду подвешенных подков, и они зазвенели в ответ. – Но Барре надо зарабатывать на жизнь.

– Я хочу…

Барра поднял руку, и Конрад замолчал.

– Барра знает, что ты хочешь. Барра лучше тебя знает, что ты хочешь. Барра сделает то, что хочет Барра, а ты хочешь именно этого.

– Но…

Снова нетерпеливый жест, и снова Конрад подчинился.

– Что ты знаешь о мечах?

– Я знаю, как ими сражаться.

– Ты достаешь меч из ножен, сражаешься, убиваешь, засовываешь меч обратно в ножны. Что еще ты знаешь?

На сей раз Конрад не стал и рта открывать, только пожал плечами.

– Барра знает о мечах все. Барра знает то, чего не знает никто. А чего Барра не знает, то не известно и никому другому.

– Я знаю, как лежит в руке хороший меч. – Конрад вытянул правую руку, представляя, что сжимает рукоять меча.

Он решил, что оружие в этом смысле подобно лошадям. Он умел управлять любой лошадью и мог указать лучшего коня в табуне, но не смог бы объяснить, как его выбрал. Между всадником и лошадью существовало такое же тесное родство, как и между мечником и его клинком.

– Но Барра знает, как сделать хороший меч, великий меч. И Барра сделает тебе такой, да?

– Да, – согласился Конрад. Тут кузнец добавил:

– Если Барра решит, что ты достоин его меча…

– Что?!

– Лоднар! – крикнул Барра дварфу на крыше. – Принеси два клинка!

– Что?! – повторил Конрад. – Мне придется доказывать, что я достоин твоего меча?

– Да. Тебя привел Устнар, и это говорит в твою пользу. Но тебе надо доказать, что Барра не зря потратит на тебя свое искусство.

– А лошади? – Конрад указал на ряды подков. – Им тоже приходится доказывать свою пригодность?

– Это ремесло Барры. А мечи – это искусство.

Хотя Конрада раздражали манеры дварфа, идея о том, что придется доказывать свое умение, развеселила его. Он смотрел, как с крыши по лестнице спускается молодой дварф. Когда он ступил на землю, ворон снялся с его плеча и снова взлетел на крышу, где уселся прямо над дверью.

При ближайшем рассмотрении Лоднар оказался тоньше Барры, с бородой темно-красного цвета. Он скрылся в оружейной и через минуту вернулся с клинками; два он отдал Барре, а еще один протянул Конраду.

Ему достался прекрасный меч, отлично сбалансированный, с отточенным лезвием, которое сужалось почти у самого кончика, такого же острого, как и края, с обмотанной мягкой кожей рукоятью. Конрад сделал несколько быстрых пробных движений – больше для эффекта, чем для ознакомления с мечом. С таким оружием он с радостью пошел бы в бой. На миг Конрад заколебался, не спросить ли о цене. Есть ли смысл ждать, пока ему выкуют меч, если тот, что он держит в руках, вполне ему подходит?

– Затейливо, – оценил Барра, когда Конрад закончил воображаемую дуэль. – Ты двигаешься как воин и, судя по шрамам, уже побывал в сражениях. Но как хорошо ты дерешься? Попробуй несколько выпадов. – Он поднял меч в правой руке.

– Ты не боишься, что я могу тебя убить?

– Убьешь Барру, и Барра не сделает тебе меч.

– Но если я тебя убью, будет ли это означать, что я достаточно хороший мечник, чтобы ты выковал мне меч, если бы остался в живых?

Барра рассмеялся и без предупреждения сделал колющий выпад в живот Конрада. Не отбей он меч своим, в его кишках уже сидело бы шесть дюймов стали. Барра мог бы отвести удар в последнюю секунду, но кто знает?

Схватка началась, и Конраду отнюдь не пришлось сдерживаться. Сражаться с тем, кто держит меч под непривычным углом, гораздо сложнее, чем с противником своего роста. Барра показал себя отличным мастером меча, что являлось редкостью среди дварфов – обычно они предпочитали топоры. Его техника не отличалась изяществом, и он замахивался клинком, будто держал в руках секиру, но быстрые рефлексы и умение предугадать действия противника искупали недостатки. Конраду казалось, что дварф изо всех сил старается ранить его и не особенно беспокоится, смертельной получится рана или нет.

Чтобы сбить Барру с толку, Конрад, не прерывая схватки, внезапно перекинул меч в левую руку. Он продолжал защищаться и не переходил в нападение, а через полминуты вернул меч в правую руку. Сделал обманный выпад влево, быстро отскочил, когда клинок Барры чуть не отрубил ему кисть, и дернулся, будто снова собирался перекинуть меч в левую руку. Барра тут же изменил стойку, чтобы отразить следующий удар, но Конрад уже прыгнул на него, по-прежнему держа меч в вытянутой правой руке. Когда он отклонился назад, на груди Барры, поверх сердца, красовался красный крест из двух пересекающихся царапин.

Барра отступил на шаг, не сводя взгляда с капающей с потной груди крови. Он опустил меч.

– Не удивлен, что тебе приходится зарабатывать на жизнь изготовлением подков, – сказал Конрад. – Сколько покупателей ты уже убил?

– Не много, – ответил Барра и улыбнулся.

– Но если ты заставил Устнара показать себя, то как получилось, что ты еще жив?

– Иногда Барра сам удивляется, почему он еще жив. – Улыбка дварфа стала еще шире, и он протянул клинки Лоднару. – Барра сделает тебе меч, Конрад. Но ты никому не скажешь, кто его выковал. Понял?

Лицо дварфа снова посерьезнело.

Конрад кивнул; он, наконец, догадался, почему Устнар ругался с оружейником: потому что Конрад знал, кто изготовил его топор. Барра не работал по заказу, он сам выбирал, для кого будет ковать оружие.

– Дай Лоднару денег.

Дварф повернулся к Конраду спиной и ушел в кузню.

С большой неохотой Конрад вернул меч и засунул руку в карман.

– Сколько? – спросил он.

Вольф снабдил его пригоршней монет и даже признался, откуда их взял. Как выяснилось, храм дварфов все же хранил кое-какие сокровища. Огромные линзы, при помощи которых свет направлялся вглубь горы, были выточены из полудрагоценного камня. Хотя пороховой взрыв Анвилы раздробил их, наемнику удалось выручить за осколки неплохие деньги.

– Десять крон, – ответил Лоднар. – Как задаток. Завтра принесешь еще.

Конрад отсчитал в ладонь дварфа десять золотых крон. Лоднар ссыпал их в карман и пошел к лестнице. Пока он карабкался по ней, ворон снова уселся ему на плечо.

– К завтрашнему дню сделаете? – спросил Конрад.

Лоднар бросил на него сверху вниз презрительный взгляд.

– Барра прав. Ты не много знаешь о мечах.

Конрад вернулся ранним утром следующего дня и обнаружил во дворе Устнара. Тот разговаривал с Лоднаром, хотя говорил только молодой дварф. Ворон сидел на крыше над дверью, неподвижно глядя вниз, как живая вывеска. А в кузне вместе с Баррой обнаружился Литценрайх. Стоило Конраду ступить в кузню, как с него ручьем потек пот, но колдун и дварф выглядели так, будто не испытывали неудобства.

– Мы обсуждали твой меч, – сказал Литценрайх.

– А тебе какое до него дело? – спросил Конрад. Если даже ему не дозволялось указывать Барре, какое оружие он хотел бы получить, то какое отношение имел к нему колдун?

– Если мы выступаем вместе, – пояснил Литценрайх, – у тебя должен быть самый лучший меч. Мы идем в Альтдорф, и ты даже представить себе не можешь, какой мощью обладают наши противники. Нужно обладать преимуществом. Тебе понадобится особый меч.

То же самое говорил и Устнар, но только сейчас Конрад понял, что они имели в виду.

Варп-камень…

– Я не хочу иметь с ним ничего общего!

– Уже слишком поздно об этом волноваться, тебе так не кажется? – Видимо не желая, чтобы Барра слышал продолжение их разговора, Литценрайх направился к выходу из кузни и жестом пригласил Конрада следовать за ним.

– Я не хочу, чтобы эта дрянь портила меня дальше, – заявил Конрад. – И если Вольф узнает, что ты делаешь…

– Не стоит ему говорить.

Вольф считал варп воплощением зла и не желал слушать никакие объяснения. Возможно, Галеа рассказала ему о происхождении камня, как она рассказала Конраду. А может, все, кто посещал ее остров, слышали разные истории. Конрад не говорил Вольфу о том, что открыла ему Галеа. Он сам не знал почему – будто он впитал ее мудрость, но не мог ни с кем ею поделиться.

– Я не прикоснусь к мечу, если в нем будет варп.

– Думаешь, мне не терпится расстаться с тем немногим, что у меня осталось? – спросил Литценрайх. – У меня есть только та малость, что я забрал у скейвенов на мосту, и я готов пожертвовать ею, потому что лучшего применения камню не найти. Ты мне нужен, Конрад. А тебе нужен меч. Твоему мечу нужен варп-камень. Чтобы бороться с Хаосом, необходим Хаос, другого пути нет.

– Но я и так Хаос! Я часть его. Варп настолько изменил меня, что скейвены чуют мой запах!

– Все мы часть Хаоса, а Хаос – частица нас. Пыль варпа в мече поможет тебе уравновесить нежелательное влияние Хаоса. Если ты считаешь, что и так уже проклят, что тебе терять? Но этот меч может стать твоим спасением.

Конрад уставился на колдуна; он знал, что тому нельзя доверять, но понимал, что придется пойти на риск.

– А с варп-камнем, – добавил Литценрайх, – у тебя будет гораздо больше шансов добиться успеха в Альтдорфе, что бы ты там ни искал.

Колдун, очевидно, подозревал, что у Конрада есть свои причины для путешествия вверх по Рейку, помимо спасения Императора, а Конрад, в свою очередь, впервые задумался, что же в действительности влечет в столицу Литценрайха.

Правда ли то, что он идет туда за варп-камнем? Он всегда был одержим исследованием загадочного вещества, и Конрад знал, что колдун готов на что угодно, лишь бы пополнить свои запасы. Его уже арестовывали в столице за предательство, за работу с варпом. Если Лнтценрайха снова заметят в Альтдорфе, ему грозит смертная казнь. Никто не стал бы стремиться туда при таких обстоятельствах, но мысль о варпе заставляла Литценрайха закрыть глаза на опасность.

В конце концов, Конрад согласился.

– Скажи ему, чтобы продолжал работу, – приказал Литценрайх, и Лоднар ушел в кузницу.

Литценрайх и Устнар остались снаружи, но Конрад подошел к двери, чтобы наблюдать за работой дварфов.

Барра выбрал несколько металлических полос из разных куч, что громоздились на полу кузни: одну полосу яркой стали, одну темного железа, по одной из куч, которые Конрад принял за серебро и медь, и еще одну полосу металла с голубоватым отливом, который он не смог определить. Все примерно одинакового размера.

В то же время Лоднар уже нагревал небольшой железный бачок в печи. Он походил на литейную форму, куда заливали расплавленное золото для получения слитков. Дварф снял бачок с огня и подождал, пока тот немного охладится, а потом начал добавлять масла и порошки, смешивая их в однородную массу.

Барра осмотрел смесь, помешал и добавил несколько капель густой жидкости. Сказал что-то на языке дварфов Лоднару, и тот отправился за Литценрайхом.

Когда колдун вошел в кузню, он потянул амулет, который висел у него на цепочке на шее; Конрад и не замечал его раньше из-за густой бороды чародея. Амулет был черным и сделан в форме перевернутой пирамиды – в нем хранилась пыль варпа, собранная Устнаром у мертвых скейвенов на Высоком мосту.

Литценрайх снял цепочку с шеи, открыл пирамидку и высыпал серый порошок в смесь. Он даже встряхнул амулет, чтобы убедиться, что в нем не осталось очищенной тонкой пыли, и тщательно перемешал смесь. Они с Баррой переговорили о чем-то вполголоса, и дварф поднял первую из отложенных им полос металла. Литценрайх тонкой кисточкой размазал по стали смесь. Он проделал процедуру четыре раза, и каждый раз Барра добавлял новую полосу металла. Таким образом, смесь легла прослойкой между всеми пятью полосами. Когда дварф связал их проволокой, получилась стопка размером примерно с широкий меч-палаш.

Литценрайх повесил на шею пустой амулет и вышел из кузницы. Он было прошел мимо Конрада, но остановился и посмотрел вниз.

– Что это? – спросил колдун.

Конрад тоже бросил взгляд на землю под ногами, где он бездумно выводил палкой узоры.

Он нарисовал герб, изображенный на полученном от Элиссы луке, но кулак не получился, поэтому Конрад его затер.

– Две перекрещенные стрелы, – ответил Конрад. – А что?

– Две? – спросил Литценрайх. – Или четыре?

Он наклонился и там, где Конрад нарисовал оперение стрел, добавил вместо него наконечники. Стрелы теперь заканчивались остриями на обоих концах.

– Но их по-прежнему две, – недоуменно заметил Конрад.

Тогда Литценрайх указательным пальцем дорисовал две линии: вертикальную и горизонтальную. Они перекрещивались в той же точке, что и стрелы. К каждому концу он добавил по наконечнику, и рисунок стал походить на колесные спицы.

– Восемь стрел Хаоса, – сказал колдун. Он поднялся и показал Конраду амулет на шее.

На каждой стороне-треугольнике Конрад увидел крохотный золотой узор, точь-в-точь такой же, как чародей изобразил на земле.

– Этого символа избегают все, кроме темных колдунов, – добавил Литценрайх.

Он развернулся и зашагал со двора. Устнар последовал за хозяином.

Когда Конрад снова посмотрел себе под ноги, все добавленные Литценрайхом детали исчезли. Остался лишь рисунок, начерченный им самим. Он затер его носком сапога, стараясь не задумываться, действительно ли эльфийский герб включал в себя символ Хаоса, и перевел взгляд на открытую дверь кузни.

Барра положил перевязанную стопку полос на светящиеся угли. Пока Лоднар качал меха, раздувая жар, кузнец внимательно изучал дальний конец стопки – тот, что лежал в самой горячей части горнила. По мере нарастания жара цвета полос начали меняться, а густая мазь-прослойка зашипела и пошла пузырями.

Конрад придвинулся ближе. Дварфы по-прежнему не обращали на него внимания. Хотя он стоял в нескольких ярдах от кузни, до него докатывалась невыносимая волна жара, и через несколько минут Конрад скинул с себя верхнюю одежду.

Еще через пару минут Барра щипцами перенес будущий меч на наковальню и принялся бить по раскаленному концу тяжелым молотом. Периодически он останавливался, чтобы осмотреть свою работу и перевернуть меч другой стороной, потом снова наносил несколько размеренных ударов. Постепенно металл начал темнеть, остывать, и тогда кузнец при помощи щипцов распустил один моток проволоки и сунул меч в огонь. На сей раз он нагревал тот участок, откуда снял проволоку. Когда Барра решил, что металл достиг нужной температуры, он снова перекинул его на наковальню и начал ковать. Он повторял этот процесс до тех пор, пока не прошелся по всей длине меча. Форма меча изменилась – он удлинился и стал шире, а пять полос сковались в единое крепкое лезвие. Тогда Барра с Лоднаром, наконец, вышли наружу, чтобы охладиться, и каждый выпил по нескольку чашек воды. Конрад подошел к кузнецам; сейчас он мечтал о кислевской зиме.

– Ты не против того, чтобы работать с варп-камнем? – спросил он Барру.

Тот громко расхохотался.

– Я родом с далекого севера, с Альбиона. Там из песка с примесью варпа дети строят замки. Там столько варп-камня, что он в крови Барры.

Пальцы дварфа коснулись креста, который Конрад процарапал у него на груди.

– А ты? – спросил он у Лоднара.

– Для меня это всего лишь работа.

– А как насчет топора Устнара? В нем тоже есть варп?

– Это секрет, – ответил Барра. – Между Баррой и Устнаром. Попробуй спросить у него.

Конрад знал, что он может попробовать, но он также знал, что попытка станет пустой тратой времени.

– За работу, – скомандовал Барра. – Ты пойдешь внутрь?

Вольф ясно дал понять, что он сегодня займется весьма деликатными переговорами и что будет лучше, если он отправится к пиратским капитанам в одиночку. Ни Устнар, ни Литценрайх не отвечали представлениям Конрада об идеальном компаньоне, а кроме них он никого в Мариенбурге не знал. С другой стороны, он мог пойти выпить в какой-нибудь из многочисленных городских трактиров, что после жаркой кузни представлялось неплохой идеей. Но его настолько заинтересовала работа кузнецов, что Конрад ответил «да».

Они вернулись в кузню, где Лоднар приставил крепкое долото к месту в трети от конца меча и почти насквозь пробил им металл, орудуя молотком. Он проделал то же самое на середине оставшейся длины, а потом подогнул оба конца, так что у него получился брусок втрое короче, но зато втрое толще. Между полосами снова промазали маслянистой пылью варпа, и один конец поместили в горнило. И опять подогрев и ковка, подогрев и ковка, пока все пятнадцать слоев металлов не слились в единое целое.

И так продолжалось весь день, и следующий, и каждый день Конрад приносил кузнецам по десять крон.

Каждый вечер в кузницу приходил Устнар: он забирал смесь и металл, в котором теперь содержалась исконная суть Хаоса, и относил их на хранение Литценрайху. Каждую ночь колдун с Устнаром останавливались на разных постоялых дворах, и Конрад не раз задумывался: не надеется ли часом Литценрайх, что душок варпа приведет к нему скейвенов, и он сумеет пополнить запасы загадочного вещества.

К концу третьего дня брусок насчитывал триста шестьдесят слоев. Конрад тщательно их считал. Каждый слой был промазан смесью с пылью варпа. Слои были очень тонкими, но отчетливо видимыми из-за разных цветов металла. Барра называл получившееся изделие плашкой; оно было примерно того же размера, что и пять первоначальных полос металла, то есть с широкий меч.

– Завтра, – сказал Барра, – начнется настоящая работа. Если скейвены не утащат ночью плашку. Как только ты начнешь носить этот меч, их будет тянуть к нему, как мышей на сыр!

Кузнец засмеялся, но Конрад не разделял его веселья. Хотя вскоре он осознал, что наличие при нем меча ничего не изменит. Скейвены и без того чуяли варп в его крови, так что меч привлечет не больше внимания, чем отравленная плоть.

– Но тебя будут преследовать не только скейвены, – продолжал Барра. – У тебя будет чудесный меч, всем захочется его отобрать! Тебе придется убивать людей и монстров только из-за меча. Но также благодаря мечу тебе станет проще их побеждать. Тебе необходим хороший меч, потому что ты обладаешь хорошим мечом; и ты обладаешь хорошим мечом, потому что тебе необходим хороший меч. – И он снова засмеялся.

Хотя Конрад не мог сказать, насколько серьезно заявление Барры, он, тем не менее, понял, что имел в виду дварф. Грабители обычно выбирали себе добычу из богатых людей или тех, кто казался богатым. Если носить при себе дорогой на вид меч, поневоле привлечешь нежелательное внимание. А судя даже по подготовке, Конрад видел, что меч Барры будет одним из лучших образцов оружейного мастерства.

– В таком случае, – сказал он, – пусть он ничем не отличается от обычного меча – пока я не вытащу его из ножен. Я не хочу ни украшенной крестовины, ни затейливой рукояти, а ножны должны выполнять свою службу, не более того.

Барра говорил, что сделает такой меч, какой хочется ему, однако сейчас он согласился. Но крестовина и рукоять потребуются мечу не ранее чем через несколько дней.

Дни шли, и пока Барра творил свое искусство, а Лоднар помогал ему превращать необработанный металл в безупречный боевой клинок, Конрад неотлучно находился в кузнице.

Медленно начали проявляться очертания меча: скошенные края, постепенное сужение к концу, угол острия, бороздка посредине обеих сторон. Дважды весь клинок нагревали в горниле и опускали в глубокое корыто с водой: металл яростно шипел и исходил клубами пара. Такое закаливание делало клинок более прочным. Меч постоянно отбивали, затачивали и шлифовали, и Конрад потерял счет всевозможным молоткам и инструментам, которые использовались на разных этапах. В промежутках меч полировали и смазывали маслом, смазывали маслом и полировали. Барра ни разу не прибегал к каким-то измерениям – он все делал на глаз, при помощи многолетнего опыта и врожденного таланта.

Наконец из темной стали выковали крестовину с чуть загибающимися кверху концами. Рукоять обернули коричневой замшей. Она надежно лежала в руке, а замша хорошо впитывала пот и кровь, и ее нетрудно будет заменить, когда она пропитается насквозь. К шпеньку на верхушке рукояти прикрутили простой медный шар. Крестовина, рукоять, поммель – все они ничем не отличались от принадлежностей самого обычного меча. Но клинок…

– Если только ты не имеешь дело с двуручным мечом, – объяснял Барра, – меч уравновешивается в трех дюймах ниже рукояти. Конечно, на баланс влияет то, как он выкован, его размер и поперечина, но также нельзя забывать про вес поммеля. Барра считает, что поммель всегда должен быть маленьким, и для этого меча и тебя такой подойдет в самый раз.

Конраду не терпелось подержать клинок, но Барра не выпускал его из рук, объясняя различные тонкости.

– Из-за бороздок лезвие становится легче, но не теряет прочности. Слои разных металлов делают меч крепче и гибче. Ты знаешь, что твой смазан пылью варпа. Но в нем также есть серебро. – Барра закусил губу, показав зубы. – Подойдет для вампиров. – И он расхохотался.

– Да, – согласился Конрад и протянул руку к отполированному мечу.

– А из-за слоев, – не унимался кузнец, отводя руку с клинком подальше от Конрада, – края более упругие, и заточка продержится дольше. Наточить его будет не так уж и сложно, вот увидишь. Но смотри, точить надо в равной мере с обеих сторон и медленно, по нескольку дюймов зараз.

– Да, да.

– Барра даст тебе точильный камень, бесплатно.

Барра держал меч в правой руке, то поднимая его, то поворачивая – выискивая недостатки. Лезвие блестело в красном свете печи. Кузнец вышел во двор, и Конрад последовал за ним. Во дворе стояла телега, и Лоднар держал под уздцы запряженную в нее лошадь. Животное сильно нервничало, несмотря на шоры. Груз скрывался за куском холстины. Молодой дварф протянул Барре ключ.

– Ты, наверное, слышал рассказы о кузнецах, которые втыкают мечи в живую плоть, чтобы закалить металл, – сказал Барра.

Конрад кивнул. Он уже почуял, что находится под холстом.

– Не помогает. Барра пробовал. Тепло размягчает металл, и хотя тело мягкое, в нем много костей, которые могут поцарапать меч. А кому это надо после стольких дней работы? Зато сосуд с кровью сослужит хорошую службу.

Кузнец стянул с телеги холст. Под ним обнаружилась клетка, а в ней сидел мутант.

От внезапного света уродливое существо подскочило, вцепилось в прутья клетки когтями одной лапы и начало их трясти. Вторая его лапа от локтя представляла собой изогнутый клинок. Чудище было выше шести футов, со змеиным хвостом и покрыто зеленоватой чешуей. На голове топорщился гребень из желтых шипов, а лицо было птичьим, с острым клювом и крохотными черными глазками. С клыков капал яд.

– Его поймали на прошлой неделе, – сообщил Барра. – Он пробрался в город по подземному водостоку и убил троих детей, которые играли у одного из каналов. По крайней мере, Барра надеется, что он их убил, прежде чем распорол им животы и выел кишки.

– Почему его не убили сразу?

– Потому что это очень ценная добыча. Их выставляют в боях против таких же мутантов или своры собак, а иногда даже против людей. Травля мутантов. Порой боевых мутантов разводят в неволе. Это противозаконно, но ставки приносят много денег.

– Зачем он здесь? – спросил Конрад, хотя уже заподозрил ответ.

– Я его купил. – Барра осматривал рычащего пленника. – Может, сказки о том, что надо погрузить раскаленный меч в живую плоть, лгут, но идея сама по себе неплоха. Как ты мог заметить, Барра идет традиционными путями, вот почему изготовление меча занимает так много времени и вот почему мечи Барры самые лучшие. И хотя так говорит сам Барра, твой меч самый лучший. Барра кует мечи, но потом их уносят. Это как-то несправедливо. Барра должен попробовать твой меч, прежде чем ты его заберешь, потому что сперва он принадлежал Барре.

Барра требует права первой крови, чтобы принести ее в жертву богам Барры, богам предков Барры – богам огня, стали и оружия.

Кузнец протянул руку, вставил ключ в замок, повернул его и тут же отпрыгнул, когда решетчатая дверь открылась и похожий на рептилию мутант выпрыгнул на свободу. Хищные челюсти распахнулись, раздвоенный язык затрепетал, и мутант во всю глотку проревел вызов.

Не успели его ноги коснуться земли, как Барра снова ринулся вперед; блестящий клинок в его руке полоснул по чешуйчатой груди. Из раны брызнул фонтан крови, и только тогда мутант закричал. Барра наточил лезвие настолько остро, что зверь даже не почувствовал, как оно вонзилось в его тело.

Истекая кровью и плюясь ядом, завывая от злости и боли, тварь возвышалась над дварфом. Одним взмахом лапы-сабли она могла рассечь его пополам, а удар хвоста размозжил бы кузнецу череп.

Лапа-сабля взметнулась вверх, но Барра умело увернулся от удара и отразил его своим мечом. Мутант щелкал челюстями, махал когтями и хлестал хвостом, и Барра отвечал на каждую атаку выпадом или косым замахом. Конраду казалось, что мастерство дварфа возросло, чтобы соответствовать великолепию клинка в его руке.

Мутант кричал громче с каждым разом, что Барра проливал его ядовитую кровь. Его атаки становились все более поспешными. Но все они заканчивались неудачей, а тварь не умела защищаться – она умела только нападать, подчиняясь примитивному инстинкту.

Вызывающие рыки превратились в крики отчаяния, движения мутанта замедлились и стали неуклюжими. Барра медленно резал его на куски, а мутант кричал в агонии и истекал кровью.

Дварф не рубил противника, грубо расчленяя его; он тщательно надрезал еще живое тело, как мясник разделывает тушу. Он отделял верхние слои шкуры и мышц, потрошил внутренности, срезал плоть, обнажая кости.

А создание все не умирало. Оно продолжало кричать, дергаться, хотя его тело превратилось в кровавую кашу, и тут Барра отступил на шаг, чтобы осмотреть меч. Потом он снова приблизился к мутанту, поднял клинок и с силой опустил его, разрубая чешую и сухожилия, круша кости и рассекая артерии. Голова мутанта покатилась по земле; изо рта еще вырывался крик, а тело содрогалось в уродливой пародии на жизнь.

Барра прислонил меч к колесу телеги. Клинок блестел маслянистыми подтеками свежей крови. Кузнец отступил на шаг, осмотрел оружие и указал на него Конраду.

– Он твой, – сказал дварф и пошел к двери в кузницу.

– Держи. – Лоднар протянул Конраду ветошь в обмен на последнюю пригоршню крон.

Конрад прошел по скользким от крови булыжникам и взял рукоять меча в правую руку. Не поднимая оружия, он опустился на колени и медленно провел по нему ветошью сверху вниз. Только сейчас он сумел в деталях разглядеть клинок.

Барра выковал действительно великолепный меч.

Его поверхность походила на ртуть, она переливалась, стоило посмотреть на нее под другим углом. По клинку шли разводы, будто драгоценные камни с бесконечно изменчивыми гранями: одни образовывали радужные водовороты, которые становились все ярче, закручиваясь внутрь, другие напоминали сверкающие призмы и переливались по всей длине лезвия.

Бороздка посредине выглядела лощиной, выточенной вечностью; радугой цветов в ней обнажались пласты древнего камня – первоначальных пяти полос металла.

И острие, и заточенные края имели цвет за пределами привычного спектра. К цвету металлов добавились огонь и воздух, его усилили вода и угли – стихии мира людей. На убийственно острых краях можно было различить каждый слои, все триста шестьдесят из них – пять составляющих троились и раздваивались, раздваивались и снова троились.

Наконец Конрад взял меч в руки, ощутил его вес, почувствовал баланс и то, как плотно лежит в руке рукоять.

Он поднял свой новый меч высоко над головой, будто уже одержал главную в своей жизни победу.

Ему казалось, что клинок всегда был частью его.

Загрузка...